Текст книги "Трудное детство (СИ)"

Автор книги: Vladarg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Альбус… Как же так? Как такое может быть?

– Вот так…

– Я дура, Альбус. Давай ты меня уволишь?

– Не давай. Мне самому не дали уйти. Так что будем исправлять, что наворотили.

– Знаешь, а девочка называет мамой мисс Тонкс с шестого курса Хафлпаффа.

– Вот и хорошо, значит, есть та, что отогреет девочку. Знаешь, я много видел таких детей в лагерях Геллерта. Если удавалось отогреть, то они нормально росли…

– А если нет?

Альбус промолчал. Молчание было красноречивее слов. Любых слов.

Тут внезапно камин озарился зеленой вспышкой, и на ковер ступила Андромеда Тонкс, которая явно была не в духе. На это указывали и плотно сжатые губы, и письмо, зажатое в руке, и мечущие молнии глаза.

– Дамблдор! Это что такое, я вас спрашиваю? Почему я вдруг узнаю, что стала бабушкой? Что в вашей школе происходит?!

– Ты правильно воспитала свою дочь, Меда, – тихо проговорила Минерва, а Дамблдор просто показал рукой на Омут.

Раздраженная женщина нырнула головой в артефакт, а Минерва просто всхлипывала, вспоминая… Только что просмотренные картины стояли перед глазами. Она и предположить не могла, что такое может быть. Дочь протестантского священника, видевшая очень разное отношение, не могла представить, что в современном мире могут повториться давно, казалось, забытые ужасы.

Из Омута вывалилась Андромеда. Упав в кресло, наколдованное Альбусом, она пыталась отдышаться.

– Кто это? О ком это?

– Это моя самая большая в жизни ошибка, Меда, – проговорил Дамблдор. – Это девочка, которой твоя дочь стала мамой. Гарриэт Поттер.

– Значит, вот оно как… Как же так, Альбус?

– Ну откуда я мог знать, что Петунья такая… такая…

– Тварь? – спросила Минерва.

– Ты, Меда, не пугай ребенка, хорошо? И не ругай дочь, она правильно поступила. Может быть, она спасла жизнь Гарриэт, согласившись быть ее мамой.

***

Маленькая девочка разучивала свое настоящее имя, сидя на коленях самой лучшей мамы на свете.

– Как тебя зовут?

– Уро… ой.

– Тебя зовут Гарриэт. Давай вместе повторим: Гар-ри-эт.

– Гар-ри-эт. Ой, получилось!

– Ты моя умница. Вот тебе печенька за это.

А другие смотрели на эту пару и поражались огромному доброму сердцу своей соученицы, о которой они, оказывается, ничего не знали. Отложив в сторону все дела, девушка возилась с ребенком, помогая ему освоиться, успокоиться и начать жить. Даже дети, отчаянно скучавшие по родителям в школе, не завидовали. Они учились сопереживать.

Дверь в гостиную открылась, и вошла Андромеда. Быстро найдя взглядом дочь, она замерла, наблюдая, как ее девочка возится с Гарриэт. Узнавая себя, свои интонации, движения, даже слова. Видела, как маленькая девочка прижимается к ее дочери, и понимала, что все заготовленные слова вылетели из головы. «Нет, значит, буду бабушкой», – подумала Андромеда и медленно подошла к только сейчас ее заметившей дочери, которая ойкнула и как-то очень быстро закрыла девочку собой. Это почти рефлекторное движение вызвало слезы на глазах Андромеды. Она присела на диванчик и, глядя маленькой девочке в глаза, сказала:

– Ну здравствуй, малышка.

Маленькая девочка несмело улыбнулась и спросила:

– Мамочка, а кто это?

Но Нимфадора не успела ответить, потому что на этот вопрос ответила ее мама:

– Я твоя бабушка, милая.

И Тонкс поняла, что ее мама приняла малышку. Приняла так, как только умела – всей душой и всем сердцем.

– А что такое «бабушка»? – спросила девочка, и Андромеда воочию увидела картины из Омута.

– Это мамина мама, – улыбнулась Нимфадора.

– Нимфа, – начала Андромеда, привычно ожидая «не называй меня», но этого не последовало, поэтому женщина запнулась. – Собери малышку, тебя с ней отпустили на недельку домой. Нужно ее в Мунго свозить и одеть еще, у нее же нет почти ничего, старая кошка в очередной раз «не подумала».

– Да, мамочка, – сказала заулыбавшаяся младшая Тонкс и принялась объяснять испугавшейся было Гарриэт. – Мы сейчас перенесемся туда, где мы будем жить, когда в школу не надо.

– С мамой? – спросила успокаивающаяся девочка.

– С мамой, – улыбнулась Андромеда.

– С мамой ничего не страшно, – сказала малышка.

Комментарий к С мамой ничего не страшно

* Тем, кто задается вопросом, что за Джон такой, что ему САМ Дамблдор что-то показывает, поясняем: Мэйджор. Премьер-министр Великобритании в указанный период времени.

========== Главное слово в нашей судьбе ==========

Гиппократ Сметвик смотрел на маленькую девочку, прячущуюся за девушку с символикой барсуков на мантии. Девочка была очень маленькой, какой-то робкой и пугливой. Гиппократ видел таких детей в своей жизни, однако даже не представлял себе, что ему предстоит узнать. Но для начала надо было наладить контакт с боящимся его ребенком.

– Мисс Тонкс, пожалуйста, разденьте вашу сестру…

– Это моя мама, – подала голос маленькая девочка.

Гиппократ замер. По возрасту девушка никак не могла быть мамой, значит… Значит, надо быть вдвойне осторожным.

– Возьмите ребенка на руки, и я посмотрю ее из ваших рук, пока не раздевайте.

Нимфа, уже приготовившаяся гасить истерику ребенка, с уважением посмотрела на целителя и усадила девочку, сразу же судорожно в нее вцепившуюся, будто утопающий в спасательный круг, себе на колени. Целитель медленно подошел и сел так, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами ребенка.

– Не бойся меня, малышка. Тут твоя мама, она рядом, да? Давай я тебя посмотрю, можно?

Девочка кивнула. Целитель наложил полную диагностику на ребенка и схватился за сердце, когда пришел отклик. Этого просто не могло быть. Не иначе, как чудом выживший ребенок, будто сошедший с гравюр времен Инквизиции, сидел перед ним, глядя, казалось, прямо в душу.

– Дядя хороший, – заключила маленькая девочка. – Я не буду бояться.

– Давайте попробуем раздеться. Если будет страшно или больно, сразу скажи, хорошо?

– Да, дядя, – кивнула девочка и принялась расстегивать платье.

Нимфадора помогла девочке снять платье и мягкое шелковое белье, представляя глазам целителя весь тот ужас, который уже пережила его коллега в школе, да и сама мисс Тонкс вместе со всем факультетом. Целитель лишь улыбнулся, легко-легко касаясь пальцами кожи маленькой девочки.

– Как тебя зовут?

– Ур… ой… Гарриэт, – смущенно ответила девочка, не стесняющаяся своей наготы, что уже очень многое сказало старому целителю.

– Ты молодец, очень смелая девочка, – ответил целитель, улыбаясь девочке, – можешь одеваться.

Девочка сначала натянула платье и только потом начала очень осторожно натягивать белье, будто боясь боли. Целитель нахмурился.

– Повреждения кожного покрова мы вылечим, повреждения почек тоже. Ее нужно очень осторожно кормить, диету я напишу. Вы знаете, что у девочки разбита часть костей пястья* и сильно повреждены мениски коленных суставов обеих ног? Я бы предложил провести пару дней в больнице, но боюсь утяжелить психологическое состояние вашей дочери. Потому получите зелья, расписанный режим, освобождение для школы для вас…

– А для нее?

– А ей еще рано, ей же пять?

– Одиннадцать.

– Как одиннадцать?

Целитель еще раз проверил, потом еще и еще. Отклик соответствовал нормальному развитию пятилетнего ребенка. Или… Он почувствовал, как волосы встают дыбом.

– Кто?

– Магглы. Ее фамилия Поттер.

– Тонкс, мамочка.

– Да, теперь Тонкс, малышуня, – успокоила маленькую девочку Нимфадора, для которой усыновление маленькой девочки пронеслось вихрем, и она еще не осознала.

Мисс Тонкс не знала, почему так легко прошло удочерение и даже без ее участия. Просто из Министерства доставили бумаги и все.

– Так, ей тоже освобождение. Потом разберемся.

Теперь к Альбусу появились вопросы и у главного целителя. Серьезные вопросы, но нужно было успокоиться. Девочка явно все чувствовала и начала уже беспокоиться. Он видел такие случаи, видел, но очень-очень давно, и желал бы больше никогда в своей жизни не видеть. Выдав необходимые зелья, составив расписание осмотров, рассказав про специальную гимнастику, Гиппократ отпустил пациентку и ее маму. Пусть не мисс Тонкс родила маленькую Гарриэт, но именно она являлась мамой девочки, это очень хорошо прослеживалось в их ауре. Мамой, которая была в жизни девочке всем. Мысленно пожелав им удачи, целитель Сметвик шагнул в камин.

***

Ночь была сложной. Видимо, в предыдущие дни маленькая Гарриэт сильно уставала и потому спала крепко, сегодня было не так. Всю ночь Нимфа не сомкнула глаз, укачивая свою… доченьку. Гарриет плакала во сне, иногда взвизгивала, как будто от боли, а под утро не удержала жидкость в себе. Обнаружив, что под ней мокро, маленькая девочка тихо, обреченно запищала. За такое в интернате она бы была наказана так, что желала бы смерти. Ее бы долго били гибкой палкой, а затем карцер и горох, и потом еще и еще… Однажды с ней такое случилось, и девочка после этого боялась спать ночью, чтобы не повторить.

– Тише, тише, малышка, все хорошо. Сейчас мы пойдем, помоемся и потом покушаем, да?

– Д-д-да, м-м-мам-м-мочка, – Гарриэт медленно успокаивалась на маминых руках, все еще дрожа и заикаясь от пережитого ужаса.

– Ты дома, все закончилось. Этого больше никогда не будет. Никогда! – воскликнула Нимфадора, прижимая к себе ребенка.

Однако, обмывая ребенка, она заметила кровь. Слишком яркую для менархе**. Девушка мгновенно всполошилась и прямо так, с завернутой в полотенце девочкой, рванула аварийный порт-ключ. Защита Мунго взвыла – экстренная ситуация. К приемной палате сломя голову бежали целители и медиведьмы. Дорога каждая секунда! Детский экстренный ключ! И они бежали, желая аппарировать, но аппарация в Мунго запрещена.

Первым в палату буквально влетел Гиппократ и увидел завернутую в полотенце девочку и ее паникующую маму. На полотенце разливалось пятно яркой крови. Быстро развернув полотенце, он понял, что произошло.

– Описалась ночью?

– Да, и очень этого испугалась. Ночью очень плохо спала, очень. Что с ней, целитель?

Оставив медиведьму успокаивать и отпаивать мать, Сметвик с помощью эльфа мгновенно оказался в реанимационном боксе. Девочка находилась на грани, у девочки не выдержали почки***.

Началась тяжелая работа. Магия не всесильна, но если знать, что и как делать, то можно, можно успеть спасти. В первую очередь остановили кровотечение, затем подлатали мочеточники, сами почки, напоили зельями и оставили в целительном сне восстанавливаться. Реанимационный бокс – это место, пресыщенное магией для того, чтобы магия смогла восстановить организм самостоятельно.

Нимфадора паниковала. Со вкусом и оттяжкой. Ее едва могли успокоить и наконец просто погрузили в сон, потому что очень уж шумела девушка, понимая, что юная Гарриэт находится между жизнью и смертью. Нужно было ждать…

***

Грустный Альбус сбривал остатки бороды. После визита Сметвика оставлять ее в таком виде не стоило. Гиппократ, без сомнения, был прав, и свою вину Дамблдор признавал и осознавал. Руки внезапно опустились, и в груди разлилась инквизиторским костром сильная боль. Поняв, что все заканчивается, Альбус улыбнулся. Однако его феникс был совершенно другого мнения, схватив сильными лапами великого волшебника и оттранспортировав в Мунго, где им поспешно занялись только-только уложившие Нимфадору в сон целители. День обещал быть сложным, начавшись с двух экстренных ситуаций подряд.

Боксы маленькой девочки и Альбуса находились рядом, поэтому, когда девочка проснулась, она увидела слегка знакомое лицо в большой коробке напротив. Оглянувшись и не увидев маму, девочка испугалась и заплакала. На заполошный зов чар в реанимационный бокс влетел Гиппократ и, отдуваясь от бега, принялся успокаивать девочку. Он сразу понял, в чем дело, а потому, завернув малышку в большую пеленку, осторожно отнес к спящей Нимфадоре, положив рядом. Нимфадора прошептала «доченька…», прижимая к себе сразу же успокоившуюся девочку. Малышка лежала тихо-тихо, стараясь не потревожить спящую.

Проснувшись, Нимфа увидела свою девочку, которую сразу же ощупала. Девочка только хихикала и солнечно улыбалась маме. Потом были процедуры, зелья, иногда противные, иногда горькие, но мама была рядом. А это – самое главное. Целители поняли, что разлучать этих двоих попросту нельзя. Зато их уговорили остаться в больнице еще на несколько дней, чтобы проследить за заживлением шрамов. Удалось даже убрать старые и страшно выглядящие следы маггловской операции.

Тело девочки медленно набирало массу, но разумом это был очень медленно взрослеющий пятилетний ребенок. И Нимфе предстояло много работы. Так как Гарриэт уже официально, спасибо Альбусу, хоть этого никто не узнает, стала дочерью, то Нимфадоре Тонкс предоставили годичный отпуск по уходу за ребенком. Ну и Гарриэт, конечно. Которая не могла еще учиться.

Целители сделали все, что смогли и даже больше того. Шрамы ушли, оставшись только в памяти, кости срослись, ножки стали красивыми и начали ходить нормально, без боли. Здоровье маленькой Гарриэт восстановилось. Она стала меньше пугаться окружающих, иногда даже сама гуляла по коридорам больницы. Девочку знали все. Абсолютно все – и пациенты, и врачи. И все были добры с ней. Иногда маленькая девочка думала, что она просто попала в рай.

А потом был очухавшийся после инфаркта Альбус Дамблдор. Он пришел к маленькой девочке, тяжело опираясь на трость, и встал перед ней на колени.

– Это я виноват в том, что с тобой произошло. Я тебя отдал твоей тете, когда погибли твои родители. Прости меня, если сможешь.

Девочка смотрела на странного доброго дедушку. Он говорил, что виноват в том, как она жила, но разве он заставлял тетю и дядю ее бить? Разве он был тем страшным человеком, который?.. Или он приказывал монашкам раздавать подарки?

Девочка смотрела на странного дедушку. Она видела, что он добрый. Она видела, что он во всем винит себя. Это было неправильно.

Девочка смотрела на Альбуса Дамблдора, и не было гнева в ее глазах. И страха не было. Было лишь сострадание. Дедушке очень надо было, чтобы его простили, хотя сам себя он простить не мог.

– Я прощаю тебя, ты не виноват. Это делали другие. Не ты. Прости и ты себя, дедушка, – проговорила девочка, улыбнувшись.

И столько тепла было в ее словах, что Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор уселся на пол и расплакался, как маленький, никого не стесняясь.

А потом они долго разговаривали. Так, как умеют маленькие дети – рассказывая свои беды и надежды старенькому доброму дедушке. Правда, бед больше не было, потому что у маленькой Гарриэт была мама. Самая лучшая на свете мамочка. Самая-пресамая. Потому что она – мама. Самое главное слово в жизни. И прижимаясь к своей мамочке, Гарриэт оставляла позади то, что было. И разрывающую боль, и жгучие «подарки», и изнуряющие молитвы, и карцер, и мечты о корочке хлеба. Девочке еще предстояло научиться самой кушать, самой одеваться, читать и писать. Ей предстояло научиться говорить сложные фразы и изучать сложные книги. Ей предстояло стать целителем. Но кем она точно никогда не станет – это злым и подлым человеком. Потому что мама.

Потом будет многое. Будет школа, будут и каникулы. Будут детские беды и детские радости. Будут даже слезы. Приезжающая к мамочке Гарриэт. Счастье в глазах ребенка. Первая любовь. Первый поцелуй. «Мама, мы любим друг друга». Приятные хлопоты. Внучка, названная в честь бабушки. Все будет потом, обязательно, только не будет страха. Не будет боли. Не будет безнадежного отчаяния в глазах маленького ребенка. Больше никогда-никогда. Ни-ког-да.

Комментарий к Главное слово в нашей судьбе

* Ossa metacarpi или пястные кости – пять коротких трубчатых костей кисти, отходящих в виде лучей от запястья.

** Первая менструация.

*** Острая почечная недостаточность, зачастую, может развиться за секунды.

========== Рядом всегда ==========

После больницы все будто бы наладилось. Девочка по имени Гарриэт слушалась маму и прилежно училась. Училась кушать, училась правильно обращаться к людям, училась этикету и чтению. Но иногда ночью приходили старые кошмары.

– Уродина, иди получать подарки!

И тонко свистит розга, оставляя кровавые полосы на теле. И тихо визжит девочка, содрогаясь от жалящей боли. Урчит голодный животик. И только безнадежное ожидание следующего удара. Холодный темный карцер, и нет спасения.

И в тот миг, когда девочка проваливается во тьму, звучит самый дорогой в жизни голос:

– Тише, доченька, тише. Этого больше никогда не будет. Я рядом.

Теплая мамина рука нежно гладит девочку сквозь пропотевшую пижаму. Мама сама очень юная и даже Хогвартс еще не закончила, но она – самое дорогое, что есть в жизни Гарриэт. Островок, который и означает жизнь для девочки. И маленькая девочка проваливается в сон, в котором есть только мама и она. А еще есть зеленые луга и волшебные единороги. И теплое море, набегающее на камни. Мама рядом. Всегда.

Пора вставать, чистить зубки и умываться. Гарриэт уже умеет сама чистить зубки, а в душе ей нужна помощь мамы, потому что повреждения все вылечили, но она никак не может привыкнуть, что можно дотянуться куда-нибудь левой рукой или присесть на стульчик. Трудно девочке привыкать. И еще, когда мама помогает, от этого очень тепло. Гарриэт любит, когда мама ее обнимает. И на руках у мамы она очень любит сидеть. Девочка растет, конечно, но все равно… Это же мама.

А еще у Гарриэт есть дедушка и бабушка. Они очень удивились поначалу, когда Гарриэт только появилась, но теперь очень сильно ее любят. Девочка это чувствует и видит.

Сегодня мама обещала начать учить буквы, но сначала надо одеться к завтраку. Красивое зеленое платье и гольфики, да, вот эти. Девочка быстро одевается, уже привычно смотрится в зеркало и видит там свою задорную улыбку. Пора завтракать.

За столом бабушка и мама, а дедушка уже на работе. Девочка здоровается, присаживается на свой стульчик, который чуть выше, чем у других, и начинает завтракать, стараясь не спешить. Это тоже проблема. Мама очень долго мучилась и-за стремления Гарриэт проглотить поскорее, пока не отобрали, но все-таки научила доченьку кушать медленнее. Бабушка говорит, что мама изменилась с тех пор, как появилась Гарриэт, стала спокойнее и больше не «занимается глупостями». Мама возмущается, когда бабушка это говорит, а Гарриэт не понимает, о чем идет речь, потому что мамочка – самая лучшая.

Вот и завтрак закончился… нужно встать, поблагодарить и идти за мамочкой заниматься.

– А вот это какая буква?

– О-о-о!

– Умница моя! А вот эта? Сегодня мы повторяем алфавит, а потом можно будет учиться читать. Сначала, узнавая буковки, потом по слогам, а потом будет…

И девочка взвизгивает от переполняющих ее чувств.

– Кошмары, говоришь?

– Очень часто, целитель Сметвик, очень…

– Только кричит или еще что-то происходит?

– Я бы сказала, не кричит, больше пищит. Очень тихо и так… Знаете, безнадежно, просто сердце болит.

– Я тебя понял. Есть два метода: во-первых, можно заместить воспоминания, во-вторых… Попробуй подавать ей это зелье. По пять капель перед сном.

– Спасибо, целитель!

Первые буквы, первые слова, и вот уже девочка читает все подряд. Ей очень нравится читать, а еще нравится гулять. Кормить птичек, кататься на лодке, только летать она боится. Ну никто и не настаивает. День проходит за днем, вот уже и зима. А зима – это белый, воздушный снег, похожий на безе, который мама строго-настрого запретила пробовать на вкус. Гарриэт послушная девочка, она не будет огорчать маму.

А еще совсем недавно… В первые недели девочка чувствовала себя ужасно неуклюжей и разбила мамину вазу. Тогда она сильно испугалась и даже заплакала от страха, а мама… Мама схватила ее и прижала к себе, думая, что она поранилась.

– Доченька, ваза – это вещь. Ее можно восстановить, а если и нельзя, то другую купим. Ты намного важнее вазы. Не надо так пугаться, все хорошо.

– Но я же тебя расстроила!

– Глупышка, я за тебя испугалась.

И нежная мамочкина улыбка, теплые руки, добрые слова отгоняют поднявшуюся из самих глубин души страх. Потому что это же мама. И она, девочка Гарриэт. Которую любят. Детям очень важно знать, что их любят. Ради этого они могут пройти через боль и ужас, лишь бы мама была рядом. Гарриэт повезло, мама нашлась, и она всегда рядом. Что бы ни случилось.

Первые шаги на лыжах. Странные палки, которыми надо отталкиваться. Первая горка. Счастливый смех вывалявшегося в снегу ребенка. Она уже ничем не напоминает того малыша, который боялся даже кушать. Ее зеленые глазки блестят, звонкий голосок рассказывает что-то… Она счастлива. А потом еще новые платьица… И мама с ней советуется, рассказывая, почему это платьице красивое и ей «идет», а вот это – фу-фу-фу. И девочка учится подбирать одежду так, чтобы выглядеть красиво. И чтобы было удобно, конечно.

И еще уроки с мамой, с бабушкой и даже с дедушкой. Дедушка учить девочку защищать себя, чтобы никто и никогда больше. А бабушка учит сложному э-ти-ке-ту. Это как правильно себя вести и как правильно кушать. Очень сложная наука, но бабушка очень терпеливая и никогда не сердится.

– Как мне ее иногда жалко, Тед… Она старается, но нельзя требовать всего и сразу от такой малышки.

– Все будет хорошо, любимая. Все будет хорошо. Дочка у нас молодец.

– Есть чем гордиться.

А вчера мама принесла новую книжку, называется «История Хогвартса», в ней много картинок, и ее интересно читать. Девочка старательно читает, чтобы потом рассказать маме очередную историю. Мама очень радуется, когда девочка описывает прочитанное, переживает историю вместе с ней. И девочка старается прочитать побольше, чтобы поинтереснее рассказать маме.

Сегодня девочка впервые закапризничала, не желая кушать надоевшую овсянку, но потом сразу испугалась. А мама… Мама так обрадовалась! Успокоила девочку, не дав заплакать, и зацеловала. Вместо овсянки Гарриэт получила другую кашу, которая была сладкой.

– Нимфа, радоваться капризам плохо! И перестань скакать с такой улыбкой, я тебе нотацию читаю или где?

– Мама, ты не понимаешь! Это значит, что от нее уходит прошлое! Она не боится больше остаться голодной, понимаешь?

Гарриэт медленно оттаивала и превращалась в обычную девочку-волшебницу. Появились первые выбросы, значит, уже можно было постепенно учить магии, чем бабушка немедленно и занялась. Нимфадора радовалась каждому успеху дочери и не давала расстраиваться от неудач. Помогала найти себя и очень боялась, что ребенок сломается. Но Гарриэт была сильной девочкой и не расстраивалась. Девочка знала, что всего нужно добиваться упорным трудом, поэтому тренировала простые заклинания до потери чувствительности в руке.

Девочка росла, достигая, как сказал дедушка, «паспортных величин», и тут опять образовались проблемы. Почему-то косточки девочки были очень тонкими и легко ломались, хотя она получала и витамины, и минералы. Нимфадора всполошилась и опять понеслась с ребенком в больницу.

– Что с ней, целитель?

– Мамочка, успокойтесь. Нимфадора, не мельтеши уже! Такое бывает. Называется: нарушение фосфорно-кальциевого обмена. Ничего в этом страшного нет.

– А переломы?

– Костерост в помощь. И вот это зелье. И не нервничать – ни тебе, ни ребенку. Дети все чувствуют, потому родители должны быть спокойными, как скала. Ясно?

– Спасибо, целитель!

Гарриэт перестала носиться и стала ходить, как леди. Так бабушка сказала. Нужно было дождаться, чтобы зелье подействовало и косточки не ломались, потому что это очень больно. Не так, как розги, но все равно больно. А Гарриэт теперь боялась боли. Слишком много ее было в жизни девочки. Но это прошлое. Зато она теперь как принцесса из сказок, вот.

Пришла весна, а за ней и лето, девочка совершенно освоилась в новом для себя мире, где никто не желал ей зла и не было больно. Где можно было вкусно кушать каждый день и не было «подарков». В этом мире ей улыбались, и у нее было имя. А еще была мама.

На мамин день рождения девочка вместе с бабушкой и дедушкой сделала большой праздник. С тортиком, красивыми украшениями, своими руками сделанными подарками. Она очень хотела, чтобы маме понравилось, и испугалась, когда увидела слезы.

– Это слезы радости, доченька.

– Разве от радости плачут?

– Девочки плачут. Когда радости очень много, так много, что она не помещается внутри.

– Значит, у тебя она не помещается? А почему?

– Потому что это самый лучший день рождения!

А потом был тортик и красивые узоры на небе, дедушка это назвал фе-ер-ве-р*. Было очень красиво и правильно, потому что это же мама.

Нимфадора никогда не представляла себе, что такое – ребенок. Она была слишком юной еще для детей, на самом деле, но это маленькое беззащитное чудо само по себе активировало все инстинкты. А потом, когда она спросила, Нимфадора просто не могла предать такое доверие. Так у нее появилась доча. Самая любимая, самая светлая, самая хорошая. И пусть бессонные ночи, пусть! Зато такое счастье видеть эту радостную мордашку, у которой все хорошо. Слышать смех, а не стон боли. Притворно хмуриться в ответ на капризы, а не уговаривать скушать кусочек девочку, которая боится наказания за это. А сейчас ее чудо радостно прыгало и кричало что-то очень счастливое в небо, полное огней фейерверка. Чудо мое.

– Расцвела девочка.

– Да, мама, но мне почему-то страшно ее отпускать в Хогвартс.

– Это инстинкт, доченька. Теперь ты меня понимаешь. Не волнуйся, вы на одном факультете, присмотришь.

– Да, мама.

Лето, чудесная пора. Гарриэт этим летом побывала на море. Море поразило ее – шипящие волны, набегающие на песок, терпкий запах и теплые объятья воды. Почти как мама. А мама рядом, такая же счастливая, как и Гарриэт. Прекрасные дни и теплые ночи, полные какого-то неземного волшебства. Девочка засыпала и просыпалась счастливой, пока не наступил самый большой праздник – день рождения девочки. Надо сказать, что это был самый первый день рождения, который она помнила. И он был волшебным. Парк аттракционов, обед в красивом ресторане, а потом тортик в кругу семьи, красивый вечер и много-много подарков.

Когда девочка услышала про подарки, она рефлекторно закрылась руками, но мама улыбнулась и сказала, что это не те подарки, и повела Гарриэт к огромной горе пакетов и пакетиков. Гарриэт огромными глазами смотрела на эту кучу и не знала, что ей делать. Тогда мама, бабушка и дедушка показали, что надо их распаковывать. И на свет появились игрушки, платья, принадлежности для письма, сумка с облегчением веса и много-много другого, которое радовало девочку. Да так, что она заплакала от счастья. Важно было даже не то, что подарков было много. Самым важным было то, что ее любят.

И вот платформа со старинным поездом. Бабушка с дедушкой провожают, раздают последние указания, целуют щечки. И они на платформе – два барсука. Девочка и ее мама. Отныне и навсегда.

Комментарий к Рядом всегда

* Фейерверк.

========== Мир подарила мне и тебе ==========

Снова, как год назад, Большой зал. Гарриэт остается на первом курсе, поэтому ждет новых одноклассников. Улыбается другим барсукам, и они очень тепло улыбаются ей. Мама сидит рядом. Она очень волнуется за Гарриэт, а девочка наслаждается теплом мамы. Мадам Спраут подошла перед распределением и тихо сказала Нимфадоре, что для нее и Гарриэт выделена отдельная спальня, на всякий случай. Так сказал целитель Сметвик, спасибо ему. Стало чуть легче на душе.

Распределение прошло как обычно, и новые барсуки поместились за столом. Потом была гостиная факультета, и день как-то очень быстро закончился. А когда девочка с мамой ушли, староста рассказал первокурсникам, что это очень особенная девочка и ее обижать нельзя. Совсем нельзя, никак, потому что барсуки – одна семья.

Ночь на новом месте прошла тревожно. Гарриэт тяжело засыпала, ей не снились кошмары, а только неясные картины, от которых она вскрикивала во сне. Нимфадора прижимала девочку к себе и гладила, гладила, гладила, пока Гарриэт не успокоилась. Утром, собираясь на уроки, Нимфадора инструктировала ребенка:

– Будь внимательной.

– Да, мама.

– Одна не ходи.

– Да, мама.

– Если что – громко кричи.

– Да, мама.

– Пошли на завтрак.

– Ура, завтрак!

И были уроки. Искренне обрадовавшаяся девочке мадам Спраут, улыбнувшийся, чем шокировал почти всех, Снейп, радостный Флитвик. И мамочка, присматривающая за девочкой первые дни. И директор, весело смотрящий на детей. Вражда факультетов закончилась еще в прошлом году и больше не возобновлялась, поэтому в Хогвартсе было тепло и приятно, только вечно всем недовольный завхоз Филч ворчал на всех.

Постепенно, Нимфадора успокаивалась, а Гарриэт училась самостоятельности. Сны почти не беспокоили ее, и девочка радовалась волшебству.

– Совсем иначе выглядит девочка.

– Сметвик сотворил чудо.

– Самое большое чудо сотворила младшая Тонкс своей любовью.

– Да, Альбус, ты прав.

Гарриэт была счастлива. Потому что все получалось на уроках, спасибо бабушке. Потому что вокруг были добрые и хорошие люди. Потому что рядом была мама. Потому что здесь никто не желал ей зла. День проходил за днем, наступили каникулы, которые они провели дома. Потом опять школа, где Гарриэт совершенно освоилась, и ее мама смогла, наконец, сосредоточиться на учебе. Были успехи, но были и неудачи. Девочка училась не плакать по поводу каждой неудачи. Училась не бояться. У нее появилось множество друзей, которые поддерживали ее. Казалось, все позади, и впереди ждет только счастье.

***

Беда пришла неожиданно. Иногда, кажется, сущая мелочь, безделица, но она, эта мелочь, оборачивается катастрофой. Той, от которой пол проваливается под ногами. От которой нет спасения, нет выхода, и только пустота впереди.

Спеша на урок Трансфигурации, Гарриет случайно оступилась и упала, подвернув ногу. Но она поднялась и заковыляла на урок, конечно, опоздав. Минерва МакГонагал, не задумываясь, влепила ей отработку с Филчем, пробудив старые кошмары. Убив зарождавшееся доверие девочки. Но и это было бы исправимо, если бы девочка рассказала маме, но Нимфадора была на дополнительных занятиях, а жаловаться кому-то еще девочка не захотела. Так она и пошла на отработку.

Старый сквиб не любил детей. Можно сказать, он их ненавидел, потому обожал пугать. На отработках он издевался над детьми, зная, что они никогда и никому не расскажут. К нему на отработку пришла худенькая, почти прозрачная девочка из барсуков, и он с удовольствием начал рассказывать девочке о том, что с ней сделает.

– А вот тут у меня розги для тебя, я тебя до крови высеку.

– М-м-м-ама…

– И маму звать бесполезно, тебя никто не услышит!

***

Во время факультатива по чарам у Нимфадоры неожиданно захолодило сердце. Ощущение было, будто рядом дементор. «Гарриэт!» – поняла девушка и сорвалась с места, надеясь успеть. За ней побежали и другие, потому что ставшая спокойной и рассудительной Нимфадора страшно побледнела и куда-то сорвалась.