Текст книги "Разгадай сама (СИ)"

Автор книги: Violet Stormblue

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Малфой несмело потирает скулу, на которой остался красноватый отпечаток, словно до сих пор не верит, что я посмела выплеснуть на него горькую истину.

– Лишь я знаю, как всё произошло на самом деле, – я вижу его насквозь, и Малфой, тоже это уловив, поднимает встревоженные глаза. – И теперь... только благодаря мне...

– Никто не посмеет в тебе сомневаться.

Вот в чём оказалась главная проблема.

Целостного образа – изначально! – не было в его голове.

Начитавшись газет, Малфой увидел то немногое, что любезно преподнесли на блюдечке, а всё остальное проигнорировал за ненадобностью, после чего своими же необдуманными действиями вынудил меня стать жёсткой.

«И, видимо, до меня никто не посмел высказать ему это прямо в лицо...»

Но даже если так...

Неведение Малфоя не может служить оправданием его поступка.

– С этого мгновения, – я провожу невидимую черту. – Я буду смотреть на тебя свысока.

И ставлю точку:

– Поскольку мне и даром не нужна... Твоя хвалёная благодарность.

Разрыв оставляет тяжесть в голове от неприятного осознания того, что мы, как шахматные фигурки, неожиданно поменялись местами и ещё неизвестно...

Кто стал светлее, а кто – темнее.

Малфой перекинул меня на другую сторону, где я и осталась, уже не в силах погасить то нехорошее, что успело проснуться внутри.

– Если бы я закатал рукав, – отмерев, до странности мягко произносит он, – стало бы проще...

– Конечно, – спокойно соглашаюсь я, подбирая книги.

Совсем не собираясь его ни понять, ни простить...

– Но это... – я долго смотрю на оробевшего, растерявшего весь запал Малфоя и – в отместку! – произношу. – Была бы невыразимая скукотища!!!

Утро мы проводим в цветнике.

Снова оказавшись со Слизерином...

В океане свежих роз, которые огромными шапками распустились среди буйно разросшейся зелени!

В калейдоскопе пятен всех цветов радуги, которые оживлённо снуют, вертятся и мелькают перед глазами!

Сахарный дурманящий воздух до предела насыщен влагой – сегодня мы поливаем.

Я вдыхаю яркий, ни с чем несравнимый аромат, чувствуя, как он окутывает меня невесомым облаком, и под самым куполом, там, где прутья сходятся в центральной точке, замечаю розу, окружённую короной из толстых шипов и впитавшую все оттенки красного, словно губка.

Хочется прикоснуться к цвету заката, пламенеющего над морем, тлеющих углей в камине и румяному боку яблока, покрытых тонким переплетением искрящихся золотом полосок.

Стебль рассказывает о других растениях, но делает паузу.

– Волшебные розы, – с теплотой произносит она. – Приглядитесь внимательней... Обладая, совсем как люди, уникальными характерами, они успешно общаются между собой и даже могут поговорить с нами. Вот отличный экземпляр! – она указывает на тот – самый красивый! – цветок. – Особенная, красивая, своенравная...

Профессор абсолютно права, ведь роза превосходна.

И тянется вниз, будто заметила меня...

– Если срезать такой цветок, то он не погибнет, а вновь пустит корни, – завершает она и возвращается к прерванной лекции по травологии.

Изо рта вырывается тихий вздох: «Никто не сорвёт её для меня... »

Сбоку раздаётся шорох, и меня немилосердно возвращают в реальность, настойчиво дёргая за краешек мантии. Гарри поправляет очки, съехавшие на переносицу, и перестаёт меня тормошить.

– Паук, – негромко произносит он, указывая пальцем на надвигающуюся «опасность».

Безмятежный Рон спокойно поливает траву, стараясь не пропустить ни кусочка. При этом он не замечает, что примета, сулящая несметные богатства, карабкается вверх по его штанине. Крохотное, размером с булавочную головку, насекомое не вызывает никакого чувства страха. И к тому же передвигается так быстро, что, похоже, боится нас намного сильнее, чем мы его.

– Стряхни, – произношу я одними губами, – пока Рон не увидел...

– Чего? – слух у представителей семейства Уизли оказывается намного лучше, чем я думала, и Рон окидывает нас недоумённым взглядом. – О чём вы там шепчетесь?

– Да так, – пожав плечами, говорю я с совершенно непринуждённым видом. – Гарри рассказывал о саде Дурслей. Там растёт вкусная клубника...

– Ага... С такими тоненькими усиками, которые вьются и бегут... всмысле, ползут... – Гарри усиленно морщит лоб, подбирая слова, после чего не выдерживает и завершает. – По твоей ноге.

Рон хмурится, а потом – на свою беду – решает посмотреть на то, что вызвало неподдельный интерес лучшего друга.

– П... п-п... – накренившись, лейка удручённо опускает носик, пока позеленевший Рон заливает водой собственные ботинки, – п-па...

Я покорно жду, когда наступит развязка и через мгновение друга, наконец, прорывает:

– ПАУК!!!

Рон стремительно бросается прочь, почти сбивая меня с ног, и мчится вперёд, перестав разбирать дорогу.

– А-а-а!!! Уберите эту гадость!!! – впав в панику, он бесцельно носится по кругу, и маленькое происшествие немедленно становится центром всеобщего внимания.

Видимо, пресловутый топор войны закопан ещё не до конца, поскольку секундой позже розарий оглашается пронзительным воплем:

– Смотрите!

И радостный голос из толпы Слизерина производит фурор:

– По Уизли скачет гигантский тарантул!!!

Фраза разрывается, как хлопушка, и ученики синхронно разбегаются в стороны, побросав инструменты.

– Где? – оборачивается Симус, заехав орудием труда прямо по Дину Томасу. Последний, схватившись за лицо, валится в мокрую траву с громогласным стоном, а рядом, словно из ниоткуда, возникает Невилл, чтобы решительно и бесповоротно озарить мир своим неповторимым колдовством!

«Мерлин...» – только и успеваю подумать я.

Даже я – лучшая ученица школы! – не могу объяснить почему... Согласно какому магическому закону обычное «Ступефай!», направленное на несчастного паука, заставляет палочку выплюнуть на землю весело бурлящий котёл?!

«Как жестоко я ошибалась...»

К чёрту Гарри и Малфоя с их днём и ночью, вениками и совками!

Невилл и котлы...

Вот самая настоящая неразрывная связь!!!

Неудивительно, что через пару минут варево взрывается, и чугунный котелок лихо отбрасывает в заросли. Листья и цветы покрываются липкой грязью, а клетку мгновенно заволакивает дымом. Сотрясая землю, как стадо слонов, мимо проносится Гойл и, пытаясь выбраться с поля боя, застревает в калитке, тем самым блокируя пути отступления.

– Это нападение! – полыхая безумными глазами, выкладывает Рон последние новости. – Армия пауков выбралась из Запретного леса!!!

А затем отбегает, оставляя меня среди неуправляемой толпы, и рядом возникает Парвати, которая с беспечальным криком:

– Спаси меня, мой герой! – виснет на шее у поражённого таким откровенным напором Гарри.

Пристав к нему, словно ожившая фруктовая жвачка, она и не думает его отпускать, пользуясь так удачно подвернувшимся моментом на полную катушку.

Ребята носятся по кругу, размахивая волшебными палочками, выкрикивая заклинания, иногда попадая друг в друга и не обращая никакого внимания на профессора Стебль, которая пытается всех утихомирить, отчаянно призывая к порядку.

Я наслаждаюсь происходящим и расставляю руки в стороны, словно ожидая, что вот сейчас, через дым, ко мне в ладони, как мячик, прыгнет солнце, а я обязательно его поймаю. Ситуация дошла до абсурда, превратив нас в стайку озорных детей и я снова чувствую себя маленькой девочкой, что играет в песочнице без присмотра, радостно обсыпаясь песком с ног до головы.

Почти счастливой.

Потому что осталась одна вещь, до которой я не могу дотянуться...

Задрав голову, я смотрю на то, как роза мерно вздрагивает, хотя ветра нет и в помине, а кончики лепестков трепещут, выгибаясь волнами.

«Мы заставили её смеяться!» – думаю я с восхищением и тоже улыбаюсь.

Качнувшись в последний раз, цветок склоняется набок и замирает.

И оторвав от распустившегося бутона взгляд, я рассеянно отмечаю, что за нашей безмолвной беседой сосредоточенно наблюдает Драко Малфой.

Вечереет.

Последние малиновые сполохи скрываются за линией горизонта, и небо затягивается бледно-синей вуалью. Я лежу на кровати, закинув ноги на спинку, и читаю книгу, изредка отвлекаясь на то, чтобы полюбоваться на неспешно пролетающие обрывки розоватых растрёпанных облаков. Ещё рано, но хочется спать, и я с удовольствием прикрываю глаза, откинувшись на подушку.

Не проходит и получаса, как из дрёмы меня выводит громкий повторяющийся стук, и, приподнявшись на локтях, я недовольно вопрошаю:

– Что случилось?

Школьная сова, зависшая за окном, продолжает упорно барабанить клювом по стеклу. Приходится встать и – хочется или нет – но распахнуть форточку. Птица залетает в комнату, бросив на письменный стол небольшой свёрток, а я разворачиваю хрустящую бумагу...

И сны как рукой снимает.

Сова усердно затаптывает конспект по трансфигурации, наступив лапой в открытую чернильницу, но я не прогоняю. Забыв обо всём, я смотрю на – ту самую! – пламенно-красную розу, затейливо перевязанную золотой ленточкой, к которой прикреплена скрученная в трубочку бумажка.

Нужно скорее поставить цветок в воду, но я не нахожу подходящего сосуда и убегаю, даже не развернув записку...

По соседству обитают Парвати с Лавандой и поскольку дверь, словно приглашая в гости, гостеприимно распахнута, мне остаётся только заглянуть внутрь.

– Оранжевый... – комментирует Лаванда, склоняясь к Парвати, которая просматривает глянцевый журнал. – Это такая древность!

Рассеянно кивнув, Парвати замечает:

– А я постоянно его ношу...

– Вот именно! – цокнув, с умным видом произносит Лаванда.

– Погоди... выходит, что я... – прикусив губу, Парвати начинает судорожно шелестеть листами. – Вышла из моды три недели назад!

– Точно, – снисходительно поясняет Лаванда, подняв вверх указательный палец, – а всё потому...

– Привет, девочки!

Я прерываю беседу, и на меня взирают две пары одинаково изумлённых глаз.

– Красивенько тут у вас, – я с любопытством оглядываю спальню, – хоть я никогда и не была.

Две кровати, огромный шкаф, дверцы которого не закрываются из-за груды одежды, выпирающей изнутри, коричневый столик, на котором лежит странно знакомая метла, и стена, полностью залепленная пёстрыми плакатами и разноцветными вырезками из газет. На прикроватной тумбочке разбросаны кисточки, расчёски, блестящие железки, предназначения которых я не знаю, и – о, чудо! – нужная мне вещь.

– В общем, здесь такое дело... Я решила изменить причёску! – таинственно сообщаю я, и Парвати роняет журнал на пол.

Схватив с тумбочки стеклянный стаканчик, я вытряхиваю конфетные обёртки, а затем обращаю внимание на однокурсниц.

Святой Годрик!

Стоило отвлечься ровно на секунду, а Лаванда уже смотрит на меня с праздничным полубезумным выражением на лице, сжимая в руках пару ножниц.

– Это такой сюрприз! – оптимистично говорю я и чтобы сильно не волновать умалишённых красоток, аккуратненько, по шажочку, протискиваюсь к двери. – Эксперимент!

Нет-нет-нет.

Медленно идти не нужно...

Надо в панике бежать отсюда, ломая стены, пока мои – нормальные! – волосы не стали последним писком волшебной моды, после которого меня вряд ли узнает даже родная мама!

– А зачем... – Парвати вскидывает руку, указывая на стаканчик и я, вымученно улыбаясь, пытаюсь развеять последние сомнения. – Нужен, чтобы размешивать краску.

Гордо выпятив грудь, я неожиданно – даже для себя! – произношу:

– Меня позвали на свидание!

Язык там ещё не отнялся? Нет?! Очень жаль!!!

– А кто пригласил? – живо интересуется Лаванда, мгновенно выйдя из ступора.

Мерлин, будь милостив и срочно подай правдоподобную идею!

Возле кресла лежит пухлая стопка «Квиддичного обозрения», и язык поворачивается сам собой.

– Гарри!

– Ой... – я замираю на полуслове, решив уточнить. – А что происходит с Парвати?

Лаванда молчит, глядя на меня с полным отчаяньем во взоре, пока Парвати стремительно бегает по комнате, постоянно спотыкаясь и заламывая руки. Забыв о том, что находится в комнате не одна, она резко кидается к стене, чтобы лихорадочно сдёрнуть разноцветные картинки и открыть вселенной правду.

Словно листья, изображения устилают ковёр, и за ними появляется целая куча колдографий, на которых виднеется – одно и то же – улыбающееся лицо. В это мгновение в голове перещёлкивает и я понимаю, что вещи – метла, «Квиддич сквозь века», выглядывающий из-под одеяла, и подборка спортивных журналов, – становятся на свои места, потому что с нижнего слоя плакатов на мир настойчиво взирает лучший ловец Гриффиндора за последние, кажется, сто лет.

Вот он, знаменитый Гарри Поттер...

В окружении поцелуйчиков и сердечек.

– Изменения – это потрясающе! – энергично вещает Лаванда, соскочив с насиженного места и оттесняя меня к дверному проёму. – А нам... э-э-э... пора делать уроки!

– Не видишь, что ли... Вокруг сплошные стрессы!!! – вдруг срывается она, и перед тем как дверь захлопывается, я успеваю заметить, что Парвати судорожно выдирает прутья из несчастной метлы.

Ошеломлённая, я остаюсь в пустом коридоре, слушая пронзительные завывания Парвати, и думая о том, что Гарри уже никогда не светит отвоевать «случайно потерянное» добро.

– Почему судьба так несправедлива?!

– А я говорила, что она любит спортсменов... Виктор Крам, например!

– Ви-и-и-ктор!!! Может быть, я и в него была тогда влюблена!!! – раздаётся истеричный голос Парвати. – А теперь всё повторяется! Гарри... Гарри!!! Зачем он позвал её? Почему не меня?!

– Потому что ты... не понимая намёков...

Звенящий голос Лаванды срывается и переходит в оглушительный крик:

– Уже три недели ходишь в оранжевом, как перезрелая тыква!!!

Набрав воды в душевой, я возвращаюсь в спальню и мысленно благодарю Макгонагалл за то, что старостам полагаются отдельные комнаты, ведь провести ещё полчаса вместе с Парвати и Лавандой – это выше моих скромных сил.

Роза принимает воду с благодарностью и, затрепетав листьями, начинает плавно кружиться, словно миниатюрная балерина. Лепестки в самой середине окрашиваются в лимонно-жёлтый, создавая впечатление, что цветок подсвечивается изнутри маленьким фонариком.

Немного полюбовавшись, я вспоминаю о записке и разворачиваю бледно-зелёный клочок бумаги, на котором отпечатана извивающаяся змейка – герб Слизерина, чтобы увидеть простое...

«Спасибо».

Распушив перья, сова нетерпеливо бродит по столу, и я вырываю страницу из блокнота.

Так и не передумав, я торопливо пишу: «Мне не нужны извинения».

Под словом «извинения» я рисую крохотный цветок, – однако совсем не собираюсь возвращать настоящий, даже если Малфой посчитает этот поступок нелогичным, – после чего быстро привязываю послание к лапке, и птица улетает, оставив меня в одиночестве.

Несмотря на то, что наша история закончилась (ведь каждый в итоге получил то, что хотел), я не могу остановиться...

Покоя не даёт странный интерес.

Снисходительность? Вежливость? Совесть?

И нужно узнать, ведь я – до чего удивительно! – всё надеюсь на...

Необыкновенное.

Птица возвращается и прерывает оцепенение.

«Я здорово исцарапал ладони, но достал цветок...»

Всё ясно.

Теперь он не может отправиться в больничное крыло, потому что Стебль наверняка рассказала другим учителям о том, что кто-то похитил её любимую розу. Стоит Малфою появиться на пороге и мадам Помфри сразу поймёт, кем был этот незнакомец.

«Думая о тебе!»

Моя башня высоко и за стеклом, как заворачивающий поезд, изгибается, мчится в ночь Хогвартс. Перед глазами встают острые шпили, разрезающие облака, массивные колонны, покатые склоны крыш и окна, в которых светятся мягкие огни.

Школа могла бы принадлежать нам, стоило только захотеть...

– А мы упустили последний шанс... – я чувствую, как внутри разливается сожаление.

Седьмой курс почти подошёл к концу, и скоро мы навсегда покинем это место, разбежавшись в разные стороны.

И, кто знает, встретимся ли снова?

Я впервые задаюсь вопросом, а хотел бы Малфой и потом... видеть меня? Целовать меня?

Перенимая изменчивое настроение, бутончик ластится к руке, словно боязливый котёнок, и я рассеянно перебираю лепестки.

Я была не права, посчитав, что никто не сможет забраться на самый верх...

Ведь один человек нашёлся.

«И разжёг внутри огонь».

С Малфоем...

Всё просто.

Сняв маску с замёрзшего сердца, я выхожу из глубины – бессмысленной и тайной – и будущее...

Уже не кажется ослепительно холодным.

Но настоящее не отпускает...

Ведь царапины, пусть даже глубокие, – дело пустяковое, и с этим справится любой. А, кроме Малфоя, есть ещё Гарри, Рон, Джинни и многие другие... которые могут не понять.

Задумчиво повертев перо, я принимаю окончательное решение и вывожу правильные слова.

«Ничем не могу помочь».

Сдёрнув с цветка ленточку, я привязываю записку, отсылая птицу обратно и наблюдая, как она быстро превращается в едва заметную точку среди темноты.

А через несколько минут она возвращается и...

«Знаешь, что?» – я ласково разглаживаю новую записку и чуть улыбаюсь, догадываясь, что последует дальше.

«У тебя отвратительный и просто невыносимый характер!!!»

Ох, сказал бы то, чего не знаю...

Я бережно убираю строчки в ящик, а затем получаю другие.

«И ты пахнешь, словно букет роз...»

Он возвращает ленточку, протянув через отверстие в бумаге, и к тонкой золотой полоске накрепко привязывает другую. Серебристую, как снег.

«Что это значит?» – трепещущей рукой я вывожу ряд скошенных букв, а затем...

Волнуюсь и жду.

Цветок останавливается, замирает и молчит.

А я смотрю на него снова, снова и снова...

Время идёт, ничего не происходит, меня бросает то в нестерпимый жар, то в невозможный холод. Я перемещаюсь по комнате без толку и цели, в стылом вихре призраков и сомнений.

Штора вздувается, и волосы отбрасывает ветром.

«Разгадай сама...» – приходит в ответ.

У Малфоя всегда сияющее лицо.

И это невозможно ни забыть, ни стереть, ни исправить.

От этого хочется только...

Ярких цветных снов, непередаваемого блеска звёзд, бесконечно подтаявшего мороженого!

Хочется, чтобы сказка не кончалась!

Становится легко, как никогда, и, взглянув на ворох записок, я вспоминаю о собственном – отвратительном и просто невыносимом! – характере.

– Без письма обойдётся! – заявляю я, ловко вытолкнув птицу обратно в ночь, а затем опускаюсь на стул, задумчиво обрисовывая пальцем контуры алых лепестков.

Малфой... заметил сходство.

Похожа на этот цветок, правда? Красивая, колючая и своенравная, но при этом яркая, отзывчивая и живая.

Всё это время я смеялась, если было смешно, и грустила, если было грустно.

Ни капли притворства не было с моей стороны.

«Разгадай сама...»

Я не знаю, что будет завтра, через неделю или год...

Но сейчас твёрдо уверена в том, что:

– Я – роза.

Делюсь я секретом и сдвигаю стопку пергаментов, чтобы поставить стакан на подоконник:

– Которая нравится Драко Малфою!