Текст книги "Разгадай сама (СИ)"

Автор книги: Violet Stormblue

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Хоть книжку-то взять можно? – перехожу я на темы более приземлённые, и библиотекарша выдыхает с явным облегчением.

Указав трясущейся ладонью вглубь тёмных полок, она разворачивается и уходит, даже не заперев библиотечные двери на ночь...

Получив молчаливое разрешение, я бросаю мантию на стол и начинаю тихонько красться (Филча ещё никто не отменял!) через путаницу ветхих стеллажей, продвигаясь к Запретной секции.

Я дрожу с головы до ног, прислушиваясь к каждому шороху, и начинает казаться, что меня вот-вот поймают, схватив за руку. Становится настолько не по себе, что ощутимо подташнивает.

– Люмос! – на конце палочки загорается слабый встревоженный огонек.

Постоянно оглядываясь, я начинаю возиться с замком, и ловлю себя на мысли о том, что, действительно, занята взламыванием двери.

Почти в полной темноте и в одиночку...

А всё ради кого?

Ради Драко Малфоя!!!

Такие похождения только в кошмарном сне привидеться могут...

Нарушать правила оказывается довольно легко – видимо Дамблдор ослабил после войны хватку – и, щёлкнув открытым замком, я попадаю внутрь, а затем иду по ряду, выхватив первую попавшуюся наугад книгу.

Так, посмотрим... Что это у нас?

«Лучшие рецепты приготовления детского питания для новорождённых гномов. Требуха, лошадиное копыто, питательная смесь из дождевых червяков. Это и многое другое вы найдете в нашем замечательном пособии для любящих родителей!»

С обложки хмуро смотрит скрюченный младенец, похожий на трухлявый пенёк, который начинает истошно орать, стоит корявой руке приблизиться ко рту с наполненной доверху ложкой. Запретная секция мгновенно оглашается истерическими воплями, а я испуганно роняю книгу.

Возвратив сей шедевр на полку, я понимаю, что это совсем не то, что нужно, и начинаю рассматривать таблички между проходами, пока не натыкаюсь на стеклянный шкафчик, содержимое которого посвящено колдомедицине.

Проглядев несколько томиков, я нахожу подходящий и весьма многообещающий экземпляр, а потом...

Слышу, как кто-то двигается по книжному лабиринту.

– Нокс! – погасив свет, я жду пока глаза привыкнут к полумраку.

Лунный свет, падающий из окна, выхватывает низкую размытую тень, что потихоньку отделяется от стены, и, осторожно выглянув из-за полок, я вижу облезлый кошачий хвост. Издалека доносится вкрадчивый голос, подзывающий миссис Норрис, отчего становится ясно, как день...

Библиотеку патрулирует Филч.

Я застываю, как изваяние, пытаясь слиться с окружающей обстановкой, но вместо того чтобы сжать, разжимаю пальцы. Палочка падает, закатившись под столик для чтения, и я почти вслепую пытаюсь нашарить её в темноте. Под руку попадается тонкая деревяшка, и проворно схватив подвернувшийся предмет, я улепётываю прочь из Запретной секции, оставляя Филча, дряхло ковыляющего в ночи, в противоположной стороне.

Пытаясь стряхнуть пыль, я мчусь по лестницам, пока не оказываюсь на нужном этаже, и, ступив на пол, немедленно проезжаю вперёд, оскальзываясь на каменных плитках. Чтобы не растянуться на полу, решаю вновь зажечь свет, но заклинание почему-то не срабатывает. Безрезультатно помахав палочкой, я смотрю на подрагивающую ладонь, а затем останавливаюсь на полном ходу, чтобы приглушённо чертыхнуться.

Из-за двери туалета раздаются истошные вопли, а также шум льющейся воды, и я с удивлением оглядываю проход, в котором скоро можно будет свободно плавать на лодке.

С трудом разглядев согнувшегося в три погибели Малфоя, я бросаю:

– Почему она рыдает?

– Я сказал, что не собираюсь в ближайшее время умирать.

– Мог бы и помягче...

– Ты опоздала почти на час! – выпрямившись, он быстро шагает навстречу. – Где была?!

– Таранила лбом дверь Запретной секции! – делюсь я ценной информацией, прижимая к груди обитый бархатом фолиант. – И теперь за мной гонится Филч!!!

Проскочив мимо старосты Слизерина, я забираюсь в нишу и пытаюсь спрятаться за спиной у рыцаря в блестящих доспехах. Малфой, несмотря на молчаливый протест, который заключается в том, что я пытаюсь испепелить его взором, тоже втискивается рядом, чтобы нагло ухмыльнуться:

– Как нехорошо... Похитила книжечку, Грейнджер?

– Мечтай! – я вслушиваюсь в тишину, ожидая, что прямо сейчас из-за угла выскочит разгневанный смотритель. – Я её одолжила и вскоре верну. Может быть... Когда-нибудь...

– Лет через сто! – ехидно восклицает Малфой и получает «дружеский» тычок под рёбра.

Мы прислушиваемся, и через пару минут коридор оглашается истеричными воплями миссис Норрис, за которой проворно тащится Филч.

– Малфой, кто-то должен сдаться и поэтому... – я недвусмысленно завершаю. – Выходи отсюда немедленно.

– Забудь! – мгновенно реагирует он, возмутившись до глубины души.

– Имей в виду, если будешь спорить, – рассерженно говорю я, пытаясь произвести нужное впечатление. – Заколдую!

– Но тогда Филч узнает и о твоём существовании, – чётко парирует он, вздёрнув бровь.

– Не узнает, – изо всех сил продолжаю напирать я, – а ты не расскажешь.

– Да почему?!

– Потому что никто – кроме меня – не согласится тебе помогать! – мгновенно урезониваю я. – К тому же... я хочу вернуться в библиотеку.

– Сейчас? Ночью?! ЗАЧЕМ?! – Малфой явно считает меня сумасшедшей.

– Надо... – туманно поясняю я, и чтобы он не думал, что я люблю бросать слова на ветер, ощутимо упираюсь деревянной палочкой в его бок.

– Не передумаешь?

– Нет.

– У тебя отвратительный характер!

– Просто невыносимый!!! – отрезаю я и выталкиваю его вон...

Прямо вместе с доспехами.

Рыцарь немедленно валится на пол, разваливаясь на куски, Малфой, неудачно схватившись за железный торс, пытается удержаться на ногах, но теряет равновесие, падает сверху и безуспешно пытается подняться с четверенек, оказавшись во всей красе посреди прохода. Коридор оглашается звоном, треском, оглушительным грохотом, посреди которого я различаю надрывное мяуканье и громкий торжествующий вопль. Миссис Норрис шипит, выгнув спину дугой, к Малфою резво подскакивает счастливый до умопомрачения Филч, а рыцарский шлем продолжает прыгать по полу, весело клацая забралом.

– У-у-у, нарушители! Наказаний на вас не напасёсся! Говорил я об вас Дамблдору, предупреждал... Так хто-ж меня слушать-то будет?! Ходют тут всякие, рыцарей портют, по ночам шляются... А потом имущество школьное пропадает!!!

– ХДЕ?!

Благополучно скрываясь в тени, я не без интереса наблюдаю за тем, как Филч рывком поднимает и трясёт за грудки остолбеневшего от такого натиска Малфоя.

– Хде кандалы мои наградные я спрашиваю?!

– Н-н-не... з-з-знаю... я-я-я...

– Врёшь, небось! Лежали спокойненько на полочке, а вчера глянул... Нету!!! Ну, чего вылупился-то? Кандалы к рукам прибрал, а теперь и на рыцаря позарился?!

– Варвары, последнюю совесть потеряли!!! – отпустив Малфоя, Филч откровенно грозит ему кулаком и победоносно завершает. – Но ничего... Рыцарь-то, поди, не кандалы... В кармане не унесёшь!!!

– Смотри мне, с места не двигайся, – выпустив пар, смотритель берёт довольно заурчавшую кошку на руки. – Пойдём, драгоценная, за верёвкой сходим...

Он разворачивается, и я слышу сентиментальный вздох.

– Эх, а кандалы-то ещё директор Диппет подарил... Хорошие такие, раритетные... Не то, что сейчас делают... Тьфу! Металл и одним зубом прокусить можно, – фыркнув от негодования, Филч мечтательно причмокивает, и ностальгический голос разливается по коридору. – Зато раньше, моя кисонька, без них не обойтись было. Зайдешь, бывало в пытошную, а там студентики под потолком болтаются. Хто за списывание, хто за дисциплину...

Как только дедуля исчезает за поворотом, я покидаю нишу, размышляя о том, почему Малфою так не везёт? Вначале Миртл ненароком обрушилась, теперь вот Филч набросился.

Карма такая, что ли у Слизерина... Загадочно-несчастливая?

– Ну как дела? – опечаленный «принц» сидит в луже на полу, положив локоть на поблёскивающие доспехи и подпирая ладонью подбородок, а я неловко жмусь в сторонке, не зная, как правильней стоит начать разговор.

– Я тебя ненавижу.

– Это нормально... Рон всегда так говорит, когда я его трансфигурацию учить заставляю, – я всеми силами пытаюсь успокоить Малфоя. – Да и Гарри, когда не в настроении...

– Не понимаю. Как они тебя вообще выносят.

– Кто бы говорил! – я уже не стараюсь выглядеть незаметной, изображая Филча. – Хулиганьё!!!

– А нечего было меня выпихивать, – без эмоций произносит он, вперившись в одну точку.

– Я берегла книгу! – раздражаюсь я из-за того, что Малфой ни на что не реагирует. – И можешь не волноваться, об этом никто никогда не узнает!

– Но если подумать, – Малфой перестаёт созерцать пустоту и так пристально на меня смотрит, что заставляет поёжиться. – Наказание продлится всего месяц или два...

Если бы он обладал умением прожигать взглядом, я стала бы горсткой пепла.

– Зато отвратительный и просто невыносимый характер останется у тебя на всю жизнь, Грейнджер!

– Проще говоря... – он смотрит с притворным сочувствием, а потом сияет, как начищенная ложка. – Навсегда.

Первый раз за время нашего близкого общения с Малфоем я ощущаю себя до боли уязвлённой. Он улыбается во все тридцать два зуба, прекрасно осознавая, что мне нечем – НЕЧЕМ!!! – крыть.

Но, постояв минутку в смятении, я успокаиваюсь, вспомнив о том, что Малфой наивно заблуждается.

– Знаешь, ты мог спокойно выпихнуть и меня...

– Но ты сказала... заколдуешь... – вскидывает голову он и, по напряжённому выражению лица, я отчётливо понимаю, что нутром Малфой уже чует подвох.

– Как?! – истерично смеюсь я. – По-твоему, зачем понадобилось ещё раз тащиться в библиотеку посреди ночи?

Вытащив из кармана «волшебную палочку», я бросаю её на пол, и деревяшка катится к Малфою, округлившему глаза.

– Я потеряла там кое-что важное! – предательски произношу я. – И поэтому...

– Пришлось ткнуть в тебя карандашом.

– Добилась своего? – сухо роняет Малфой, старательно размазывая шваброй грязное пятно.

И сердце мгновенно уходит в пятки.

Поражённая коротким замечанием, я сосредотачиваюсь на книге, которую читаю, но выходит плохо...

На протяжении следующих трёх недель я почти каждый день встречалась с Малфоем, вынужденно проводя с ним по несколько часов кряду, пока он отбывал наказание после стычки с завхозом. Малфой – благоразумно обходя владения Миртл – покорно переставлял парты в кабинетах, протирал картины от пыли, полировал дверные ручки, а также выпалывал сорняки на школьных грядках. Это и многое другое, к слову, он делал благодаря тому, что я добросовестно таскалась за ним по всей школе, продолжая с завидным упорством лечить руку.

С многострадальной конечностью дело быстро пошло на лад, а вот мы, кажется, безнадёжно сломались.

Хрупкие, как стекло, отношения дали гигантскую трещину и за всё проведённое вместе время...

Перестав доверять, мы не сказали друг другу ни слова.

– Ещё нет, но вскоре должна... – бормочу я так, чтобы не было слышно, и – намного громче! – продолжаю: – Труд облагораживает человека! Даже такого, как ты...

Мы пререкаемся в Большом зале, где больше никого нет.

И нет ничего удивительного в том, что услышав данное заявление, Малфой разворачивается и, быстро подхватив ведёрко, отползает с ним как можно дальше. Обогнув преподавательский стол, он начинает усердно надраивать пол под местом Снейпа, затаптывая при этом законную территорию Макгонагалл. А я, сжав учебник до побелевших пальцев, думаю о том, что будет совсем не поздно за ближайшим обедом «случайно» столкнуть супницу на кресло декана Слизерина...

– А ещё меня страшно волнует вопрос, – не выдержав творящейся несправедливости, я намеренно повышаю голос. – Я успею сбегать за колдокамерой?!

По залу разносится красноречивый грохот, и я не могу сдержать мстительной усмешки – надеюсь, Малфой всё-таки попал ногой в ведро.

Он замолкает, оставляя меня в покое, но вскоре за спиной раздаётся плеск и противное лязганье.

– Грейнджер, я думаю... – ведро опускается и рядом возникает староста Слизерина.

– Что ты – незаслуженно! – возомнила себя очень умной, – изрекает он.

– Не исключено, – допускаю я, сердито перелистывая страницы.

– Кто-то... – Малфой манерно опирается на швабру. – Очень любит оставлять за собой последнее слово!

– Что-то... – отвечаю я, с нажимом копируя едкий тон. – Я не вижу толпы, кинувшейся тебе на помощь!

– Так что прежде чем высказаться, изволь подумать дважды, – сурово отрезаю я.

И чтобы избежать дальнейших споров, кардинально меняю тему:

– Раз ты закончил... Будь добр, заткнись и открой окно. Здесь жарко!

Разговор исчерпан и Малфой, подумав минутку, с силой дёргает громко задребезжавшую нижнюю створку, отчего по залу почти сразу проносится свежий ветерок, доносящий ароматы летних трав и цветочного мёда.

– Спасибо, – негромко делюсь я, и он кивает в ответ.

Сегодня последний сеанс лечения и я – в качестве исключения – иду на попятную:

– Знаешь, временами я бываю немного...

– Невыносимой, – спокойно подсказывает он.

– Возможно... – уклончиво соглашаюсь я, откладывая книгу.

Малфой больше не спорит, и я воспринимаю данный шаг в качестве относительного перемирия.

– Осталось исправить одну важную вещь.

– Вот. – Говорю я, встряхивая бутылочку и рассматривая содержимое на свет.

Дрожащее, словно желе, варево колышется внутри.

– Последнее лекарство, – откупорив пробку, я ставлю флакончик обратно на стол.

– Но... – я снова хватаю учебник по колдомедицине, поясняя совершенно будничным тоном. – Тебе придётся раздеться.

Ничего не происходит, и, вздохнув, я решаю объясниться:

– Я не могу знать всего...

Раскрытая книга ложится на стол, и Малфой, затаив дыхание, наблюдает за тем, как я неторопливо рассматриваю заголовок: «Тайные знаки».

Текст на странице кажется совершенно обычным, но стоит коснуться пальцем, начинает меняться...

Буквы, слова и целые строчки пропадают в одной части листа и возникают в другой, пробегая по пергаменту, словно рябь по воде.

– Также и с краской, – я закрываю книгу. – Помнишь, как в самый первый раз она перекатывалась туда-сюда? Нужно посмотреть, не выступила ли она в других местах. Например, на ногах или спине.

– Тогда отвернись, – изогнув брови, бросает он, и я послушно следую совету.

Обозревая – такие интересные... – парадные двери, я думаю о том, что с Малфоем нужно слишком много терпения, понимания и возни, которых у меня, естественно, не существует и в помине!

Вот зачем, скажите на милость, отворачиваться, если весь смысл как раз и состоит в том...

– Мне – всю... – одежду снимать? – красноречиво перебивает он мысли.

– Конечно, нет! – нетерпеливо разъясняю я, начиная нервно постукивать каблуком. – Долго там ещё... Или ты по утрам мантию в три слоя наматываешь?

Не вытерпев, я оборачиваюсь... и не могу поверить глазам.

Малфой стоит, оставшись в одном нижнем белье и носках, скрестив руки на груди.

И выглядит при этом...

Не совсем так, как я представляла.

«Надо же...»

Задумавшись, я медленно накручиваю локон на палец.

«Он смотрится просто...»

Великолепно!

Стройный, подтянутый, с широкими плечами, чистой и светлой, будто фарфоровой кожей, он находится в центре первых закатных лучей, которые драгоценными камнями разлетаются по залу, осыпая точёную фигуру мягкими золотистыми сполохами.

Взгляд замирает на гибких линиях рук, и я внезапно понимаю, ради чего старалась...

Ахнув, я случайно опрокидываю пузырёк на столешницу и, образуя сверкающую лужицу, из горлышка тяжело вытекает прозрачная жидкость.

– Не страшно, – ангельски улыбается Малфой, вовсю наслаждаясь произведённым эффектом, – сваришь другое...

– Милые носочки! – одеревенев, откликаюсь я, пытаясь загладить собственную оплошность. – Из магазина для семилетних?

А что? Синенькие такие, с жёлтыми магловскими ракетами, парящими в космосе среди звёзд.

Малфой мгновенно вспыхивает, а я отвожу взгляд – остальная одежда покоится на столешнице, сложенная в аккуратную стопочку, и становится ясно, чем он был так долго занят.

– Не выйдет, Грейнджер, – он подходит ближе и, невесомо прикоснувшись, ласково тянет вверх мой подбородок. – Хотя попытка неплохая.

– Неожиданный поворот. Не так ли? – Малфой просто смотрит, а я не могу даже пошевелиться.

Усмехнувшись, он изучающе скользит тонкими пальцами по щеке:

– Тебе понравилось то, что ты увидела.

Время останавливается, и я чувствую биение наших сердец. Не глухой разрозненный стук, а крошечные колокольчики, которые стройно и звонко поют. Прислушавшись, я вздрагиваю от восторга, и ладонь срывается вниз. Я медлительно веду кончиками пальцев, изучая бархатистую кожу, касаясь каждого дюйма, изгиб за изгибом, от плеча до локтя. И задумавшись, невольно замираю на предплечье...

От Чёрной метки не осталось и следа.

Мурашки вереницей пробегают по спине, но отступать уже поздно...

Обхватив запястье, я мучительно жду, а затем накрываю тыльную сторону его ладони. Я прижимаю так сильно, как только могу, а после пальцы взлетают, аккуратно коснувшись другого лица.

Малфой, кажется, забывает обо всём на свете и пристально наблюдает за мной, пока я думаю о том, что он – и вправду! – очень красивый.

Странно, что я не замечала этого раньше...

Может всё от того, что мы никогда не были настолько близко?

– Малфой... – прильнув к груди, я опутываю руками шею, почувствовав почти неуловимый, но сладкий и пряный аромат имбирного печенья, от которого завораживающе путаются мысли.

– Что такое? – склонившись, мурлычет он и одной рукой обхватывает меня за талию.

Он прикрывает глаза, и я вижу чёрные, как уголь, ресницы. Заволновавшись, я почти теряю голову и, привстав на цыпочки, утыкаюсь в шею, оставив на коже лёгкий беглый поцелуй.

Я чувствую, как Малфой улыбается, и придвигаюсь ещё ближе...

Чтобы самым нежным и влюблённым голосом сообщить прямо в мозг:

– Я намертво прилепила тебя к обеденному столу.

Серые глаза широко распахиваются, а я издаю короткий смешок.

Не один ты...

Знаешь всю правду о неожиданных поворотах!

Секунда непонимания и выражение лица – по мере поступления полученной информации, а главное, её важности! – стремительно меняется далеко не в лучшую сторону.

После моих печальных слов – даже не знаю, почему?! – Малфой немножечко приходит в бешенство.

Отскочив от парня на добрый десяток шагов, я наблюдаю за тем, как он умильно прыгает на одной ноге, безуспешно пытаясь отодрать ладонь от столешницы.

Скачущий Малфой напоминает рыбу, ловко пойманную на крючок, и я понимаю, что могла бы вечно любоваться...

На орущего благим матом серебристого лосося!

Я хлопаю по карманам в поисках носового платка, чтобы смело прослезиться в этот, воистину, исторический момент. К величайшей радости Альбуса Дамблдора, который грезил об этом событии годами, Слизерин и Гриффиндор наконец-таки воссоединились...

В виде Драко Малфоя и факультетского стола!

– Твою мать, Грейнджер, ты чего!!! Окончательно свихнулась?! Сейчас же! Я сказал... Немедленно!!! Отцепи меня отсюда!!!

Пока Малфой истошно орёт, я быстренько сгребаю мантию и остальные вещи в охапку.

– Что задумала?! Положи всё на место, а иначе я... Проклятье!!! Имей в виду, как только я выберусь, тебе не поздоровится... Я возьму и... Постой-ка... Это же моя волшебная палочка. Не могу поверить, Грейнджер... ты... ТЫ ВЫКИНУЛА ЕЁ В ОКНО!!!

Чему он так удивляется, не понимаю... Сам же помог распахнуть форточку!

Вслед за магическими штучками, в дело идут брюки, которые молниеносно покидают невезучего хозяина с весёлым шелестом, а также мантия, отправленная в небывалый доселе полёт.

Я оборачиваюсь, и при виде того, как бьётся в истерике Малфой, даже возникает нелепое желание его утешить... Например, сердечным рассказом о том, что я всю жизнь мечтала освободить от рабства школьных домовиков и ему выпал неожиданный шанс внести посильный вклад в благое дело!

Дорогие эльфы, хватайте скорей! Сегодня праздник и можно всё!

Выталкивая наружу ботинки, я опасаюсь, как бы они не попали кому-нибудь по голове. Однако ничего не могу поделать со скромной надеждой на то, что Снейп решил выйти на небольшую прогулочку...

Если подумать, Малфой оказался очень предсказуемым... Будучи неисправимым эгоистом, он, витая в облаках от осознания собственной неотразимости, даже не заметил, что я изо всех сил пытаюсь сохранить серьёзное лицо и почти давлюсь от рвущегося наружу хохота.

– Грейнджер... ну это... несерьёзно... – перестав орать, Малфой сдувается, как воздушный шарик.

Тоскливо переминаясь с ноги на ногу, он умоляюще смотрит влажными глазами, отчего становится потрясающе похожим на потерявшегося щеночка:

– Ты ведь не бросишь меня одного?

– Почему одного?!

Я обвожу помещение рукой и захлопываю окно – на столах появляются бокалы и наполненные едой тарелки – а затем радостно добиваю фразой:

– Через десять минут – ужин!

Малфой вопит, как автомобильная сирена, пока я, подхватив книгу, удираю из Большого зала.

Клейкое зелье, конечно, штука надёжная, но мало ли...

Вдруг перестанет действовать.

Я завтракаю...

С самым невозмутимым видом, на который только способна.

И аккуратно намазываю тост ягодным джемом...

Таким же пунцовым, как щёки Драко Малфоя.

Подумаешь, невелика трагедия! Ну, пробежался вчера по школе почти без одежды... Мерлин, с кем не бывает?! Не первый год здесь учимся, Малфой ты должен бы знать...

Хогвартс – это школа чудес!

Если бы он оказался немного умнее, то полежал бы тихо и спокойно в больничном крыле под предлогом непереносимой головной боли. А через недельку выполз бы тихонько из-за ширмы, увидав, что ажиотаж вокруг его персоны заметно притих.

Но нет, как же!!!

Малфой не представляет, какую огромную услугу я ему оказала, и в отместку я пытаюсь сделать так, чтобы он упал, как громом поражённый. Однако телепатия не помогает, и я расстраиваюсь намного больше.

Нет, вы только подумайте...

Где благодарность за толпы новых поклонниц, которые – узрев Малфоя почти во всей красе! – теперь будут лепить его колдографии над кроватью, рыдая перед сном? Где признательность за заботу о здоровье, которое улучшилось после оздоровительной пробежки по лестницам и коридорам? Где, в конце-то концов, спасибо за жизнь, полную приключений, а не безликого сидения за уроками?!

Высокомерный гадёныш!

Да он даже Дамблдора не поблагодарил за то, что профессор его вообще-то отклеил!!!

Оказавшись весьма предусмотрительной особой, я – во время этой щекотливой процедуры – коварно пряталась за спиной у окаменевшей Макгонагалл и невинно спрашивала у набежавшей толпы: «Кто же посмел такое сотворить?!» А потом – когда фееричный ужин закончился – увлечённо наблюдала из окна, как аристократичный до мозга костей Малфой, напоминая бродячего кота, лазит по кустам в поисках потерянной волшебной палочки.

В любом случае... Думаешь, я такая дурочка?

Пока мне не стукнет, как минимум, восемьдесят, я ни на шаг не отойду от Гарри и Рона!

Я буду бодрой бабулей, скачущей по улице, за которой гонится старичок, сшибающий клюшкой всё на пути, и голосит о том, что шестьдесят два года тому назад его нагло обманули, раздели и приклеили к столу на обозрение целой школы!!!

Собрав решимость в кулак, я миленько улыбаюсь Малфою, отчего тот крепко сцепляет ладони и становится замечательно похожим на закипающий чайник.

А минутой позже отмечаю, что Паркинсон смотрит на него без капли сочувствия, скорее с недоумением. Окончательно решившись, она высоко вскидывает руку и дарит мне лёгкий взмах. Уголки её губ стремительно взлетают вверх, не оставляя ни капли сомнений в том, что она услышала голос разума, и я мирно киваю в ответ. Она, как и многие другие, прекрасно всё понимает.

Гриффиндор и Слизерин пересекаются, обратив на неё и меня задумчивые взгляды, но быть непоколебимыми в своих решениях оказывается довольно легко.

Панси доказывает это делом.

Хоть и скромно, хоть и на самом дальнем конце, но сегодня...

Она впервые сидит за нашим столом.

После вчерашнего происшествия, которое свежайшим ветерком пронеслось по уставшему от прошлого замку, Хогвартс...

Стал потихоньку преображаться.

Атмосфера, изменившись спонтанно и неуловимо, принесла с собой заметные перемены. Сегодня утром четыре дома стёрли невидимые границы и перемешались, как разноцветные драже в автомате. Ученики, почувствовав снятые запреты, сидят там, где давно хотелось, и за столами длинной разноцветной гирляндой вспыхивают значки разных факультетов, объединившихся в одно дружелюбное целое.

Гриффиндор, Когтевран и Пуффендуй даже со Слизерином перестали играть в войну.

Посмотрев на то, что делается вокруг, Гарри переглядывается с Роном, который легко пожимает плечами и посылает ему немой вопрос, будто говоря: «А мы вроде как... не всегда... со всеми дружили?» И принимает этот посыл как данность, осознав, что не надо больше никуда бежать, решать глобальные вопросы и быть ответственным за судьбы мира.

Он воздушно улыбается, а я понимаю...

«На осознание того, что всё действительно закончилось, нам понадобилось больше года».

Оценив происходящее, как правильное, я возвращаюсь к завтраку. Но посыпая сахаром овсянку, жалею о том, что Малфой, оставшись прежним...

Свёл все мои старания на нет.

За окнами стремительно тает солнце.

Разрозненно зашипев, ярко вспыхивают факелы, роняя багрово-красные – кровавые – отблески. Сумерки, точно жуки, разбегаются по углам, а под ноги бросаются узкие фиолетовые тени. Коридор утопает в странном неземном полумраке, и я возвращаюсь из библиотеки – медленно и зыбко – словно в бесконечно размытом сне.

Разматывая тишину, за спиной гулко звучат торопливые шаги. Эхо, звонко отскочив от каменной кладки, усиливает впечатление бегущей толпы, и я уступаю дорогу, однако человек, круто затормозив, с силой толкает меня в плечо. Споткнувшись, я лечу вперёд и роняю книги, которые шумно валятся на пол, взмахнув перепуганными страницами-крыльями.

А затем поворачиваюсь, столкнувшись с острым, как спица, взглядом.

– Пусти!

Не обратив на выкрик внимания, Малфой придавливает меня к стене, больно сжимая запястья.

Я замечаю, как раздуваются ноздри и нервно пульсирует крохотная голубоватая жилка на белом, словно бумага, виске.

Нет, он не просто раздражён...

Он в ярости.

– Думаешь, было смешно? Или забавно? – В потемневших глазах, раздробившись на осколки, преломляется жаркий свет. – Ты перешла последнюю черту, Грейнджер...

– А что дальше?

Малфой замирает и темнейший облик говорит о том, что контролирует он себя из последних сил. Это приводит в тревожное замешательство, поскольку невозможно представить, что он выкинет в следующее мгновение.

Я ловлю каждое слово, точно воздух. Дыхание – горячее, растревоженное, перекрученное – смешивается с другим в жутком водовороте и отчаянно не хватает ни свежести, ни прохлады. Туманная пелена застилает глаза, будто я нахожусь под толщей непроглядной воды, Малфой превращается в размытый силуэт, а я выпадаю из реальности, чувствуя необъяснимое давление на барабанные перепонки...

Чтобы произнести со всей неотвратимостью, слушая, как собственный голос становится чужим, рождая воспалённые мятежные нотки:

– Разуй. Свои. Глаза.

Я не понимаю, как можно постоянно находиться в мире несбыточных фантазий.

– Война закончилась, Волдеморт пал, и новая жизнь оказалась восхитительно-прекрасной?!

И начинаю раздражаться из-за того, что Малфой так и остался беспросветным идиотом.

– Тебе стали улыбаться, пожимать руку, приятельски хлопать по плечу... Я не устаю поражаться тому, как ты слепо и наивно всему веришь! К тебе стали относиться лучше, но даже если так... Всё это время люди не переставали обсуждать тебя за спиной... А почему?!

– Потому что невозможно быть в чём-то уверенным до конца, когда многие вопросы до сих пор остались невыясненными...

Колени уже не подгибаются, зато сердце, зашкаливая, начинает выскакивать из груди.

– Например, сколько последователей Тёмного Лорда осталось непойманными? Двое, трое... или несколько сотен? Если так, может они снова собирают армию и среди них уже есть лучший, который собирается начать историю с начала.

Оглушительно стучит в ушах, и я, подавшись вперёд, давлю на самое больное место:

– Ты совсем ничего не соображаешь?

Почему Слизерин – до вчерашнего дня – так упорно обходили стороной... Откровенно издевались, не давали проходу и безбожно плевали вслед...

Да потому что там есть один человек, который идеально подходит на эту роль!

Хватка слабеет и я – наконец-то! – вижу проблески в затуманенном гневом рассудке.

Я забираюсь Малфою в голову и, как по цепочке, передаю отчаянную дрожь, а после хватаю и вытягиваю на свет последнюю мысль, которая отражается в расширившихся от потрясения зрачках:

– Все! Дамблдор, Макгонагалл, Снейп и обычные ученики – кто разберётся... почему?! – узнали в тебе лидера, посчитав, что Малфой так и остался преданным Пожирателем смерти.

Если бы я не злилась, то непременно расхохоталась бы от абсурдности этой мысли, поскольку точно не наблюдаю в Малфое волевых качеств, присущих, скорее, Гарри. Я вижу в нём не героя, а обычного испуганного мальчика, которому помогла, не ожидая ничего взамен.

Просто потому, что волей судьбы больше некому было о нём позаботиться.

– Весь Слизерин, опасаясь, следил за каждым твоим движением... В отличие от других факультетов, которые просто устали бояться! Все ожидали промаха, чтобы раз и навсегда избавиться от тебя! Я думала, ты об этом знаешь и просто делаешь вид, что всё хорошо и тебя не пугают ни другие люди, ни будущее.

– А оказалось, что ты... просто-напросто... – пренебрежительно выношу я. – Даже не заметил, что творится вокруг.

Страх гаснет.

Я чувствую себя обманутой...

И от этого...

Хочется разорвать Малфоя на кусочки.

Стереть в пепел, в дым, в порошок.

– Вся школа увидела тебя почти без одежды, а ты рассмотрел в этом только позор. Все эти люди, подумай хорошенько... А что увидели они?

Я высвобождаю руку одним, непривычно сильным, рывком.

– Только безобидного полуголого Малфоя, у которого нет никакой метки!

И наотмашь бью по лицу.

– Потому что он... Больше не разделяет идеи Тёмного лорда!!!

Ладонь опускается, словно плеть и, метнув нахлынувшие чувства, я остаюсь безразличной к возможным последствиям, страданиям и причинённой боли.

Малфой отступает на шаг, стыдливо опустив голову, избегая раскалённого – правдивого – взгляда и я исступлённо продолжаю, даже не собираясь останавливаться на полпути:

– Ты оказался совсем не таким, каким – уж извини! – представлялся большинству. Все подумали, что ты сам избавился от метки, потому что... изменился. И вздохнули с облегчением, поскольку одна из нависающих, как меч, угроз испарилась, словно по волшебству.

– Но это неправда... – болезненная честность льётся через край. – Ты не стал бы сам избавляться от метки. Если бы она не повредила руку, ты даже не задумался бы о том, чтобы её убрать.