Текст книги "Неискушённо мудрые"
Автор книги: Вэй У Вэй
Жанры:
Самопознание
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
24. Здесь и там
– Грустно! Бедный старый фазан! – вздохнул кролик. – У него был такой замечательный хвост!
– Что с ним такого случилось, что тебе стало грустно? – спросила сова.
– Его застрелил один из тех двуногих.
– Грустно для тебя или для него?
– Грустно для него, но мне тоже жаль! – объяснил кролик.
– Грустно для тебя и глупо. Не для него.
– Почему не для нас обоих? – спросил кролик удивлённо.
– Какая может быть разница между «жизнью» и «смертью»?
– Ну, – сказал кролик, – «жизнь» – это когда ты живёшь, так сказать, а «смерть» – это, ну, когда ты мёртв!
– Не вижу разницы, – заявила сова. – Феномен – это образ в уме, а психические образы – лишь видимость, очевидно, как в обиходном, так и в истинном смысле, и не важно, воспринимаются они во сне, галлюцинациях или так называемой «повседневной жизни».
– Да, конечно, но у него был такой замечательный хвост! – вздохнул кролик. – Разве он тебе не нравился?
– И что, если нравился? – настаивала сова. – Любой «ты» – это психический образ, как и мой, а всё объективированное – не Я.
– Как скажешь, но я думаю, что для тебя это всё равно имеет значение! – настаивал кролик.
– Это всего лишь сентиментальность в относительности, – проухала сова. – Разве может иметь значение, какими кажутся эти образы – «живыми» или «мёртвыми»?
– Сентиментально, конечно, может! – упорствовал кролик.
– Это часть жизни-сновидения, – заключила сова. – К тому же, и это главное, Я не могу умереть, а может только то-что-не-есть-Я.
– А тогда ты можешь жить, или жить может только то-что-не-есть-ты? – спросил кролик.
– «Жизнь» – это просто психические представления, растянутые в «пространстве» и «времени», – терпеливо объяснила сова. – Я не могу ни «жить», ни «умереть».
– Тогда что ты можешь делать? – спросил кролик смело.
– Ничего, – ответила сова, – как и нет ничего, что может быть «сделано». Я ЕСТЬ.
– Звучит безрадостно! – заметил кролик удручённо.
– И это тоже относительно, по контрасту с его противоположностью, – настаивала сова. – Абсолютно, противоположности и противоречия не имеют смысла, и потому не существуют с истинной точки зрения.
– Это звучит ещё безрадостнее! – отважился кролик.
– Относительное не может судить Абсолютное, – объяснила сова коротко, – потому что Абсолютное – это всё, что есть относительное, когда оно перестаёт быть относительным.
– Значит, это не безрадостно? – спросил кролик.
– Это вообще не что-то. Если бы это было чем-то, оно было бы не абсолютным, а относительным! – заметила сова.
– Даже если это и не безрадостно, это звучит немного одиноко, – задумчиво пробормотал кролик.
– Одиноко! – проухала сова, хлопая огромными крыльями. – Кооо-мууу-чеее-мууу-гдеее? Мы все ЗДЕСЬ: это то, что все мы ЕСТЬ!
– Тогда где это? – спросил кролик.
– Это там, где ты ЕСТЬ, всё, что ты ЕСТЬ, и ничто, кроме того, что ты ЕСТЬ, – сказала сова, устремляя на кролика взгляд своих пронзительных глаз. – Как ты можешь «жить» или «умереть», если ты ЕСТЬ как Я?
25. «Чистые сердцем»
– Смотри, кто идёт! – воскликнул кролик, широко раскрыв глаза. – Открой глаза!
– Это излишне, – ответила сова. – Я прекрасно вижу и с закрытыми глазами.
– Ну и кто это? – спросил кролик.
– Это единорог, – ответила сова бесстрастно.
– Чертовски любопытно, кто же это такой?
– «Чёрт» здесь не к месту, – пробормотала сова, – это боголюбивое животное.
– Надёжное? – спросил кролик.
– Относительно, – ответила сова, – в основном надёжное. Соответствует форме, где бы ни встретился.
– И он понимает, как устроены вещи? – спросил кролик с сомнением.
– Понимает, – ответила сова, – по крайней мере основы, но сейчас его не понимают.
– Он говорит разумно? – спросил кролик.
– А кто-нибудь говорит разумно? – ответила сова. – Для тебя – вероятно, нет: учитывая, что он думает о твоём понимании.
– Тогда лучше ты веди разговор, – скромно заключил кролик.
– Возможно, он предпочтёт говорить с тобой о Боге, – заметила сова.
– А ты не можешь говорить о Боге? – спросил кролик.
– Говорить? Конечно, могу, – ответила сова, – но на самом деле мне нечего сказать о том, что Я есть.
– Почему это? – спросил кролик.
– Потому что об этом невозможно что-либо сказать, – заключила сова.
– Да пребудет с тобой Бог! – сказал единорог, кланяясь кролику. – И с тобой! – подняв рог к сове.
– И с тобой, – ответил кролик вежливо.
– Я с вами, – ответила сова.
– Ах, да, – сказал единорог, слегка растерявшись, – да, совершенно верно. Бог есть любовь, – заявил он, – а мы Его дети.
– Я рад, – сказал кролик, – любовь приносит покой и утешение!
– Любовь – это концепция, – заявила сова, – поэтому «Бог» также должен быть концепцией, если Он «любовь» – хотя чем бы «Бог» ни был, это непостижимо.
– Это действительно так, – согласился единорог, вежливо взмахнув рогом.
– Кроме того, «любовь» – это всего лишь противоположность «ненависти», – сказала сова, – и к тому же полный вздор. Пожалуйста, используй слова правильно.
– Конечно, конечно, – сказал единорог добродушно. – Это просто обычай называть это «любовью». Какое слово предпочла бы ты?
– Единственность, – сказала сова, – не точно – ни одно слово не может быть достаточно точным в относительности – зато не сбивает с толку.
– Несомненно, – сказал единорог, – если таково твоё предпочтение: Бог есть Единственность.
– У меня нет предпочтений, – ответила сова, – но «единственность» по крайней мере имеет смысл.
– Воистину какое-то древнее Писание гласило: «Единственное доказательство Его существования – это Единение с Ним», – согласился единорог.
– Это «Упанишады», если я не ошибаюсь? – предположила сова.
– Несомненно, несомненно, – сказал единорог, – или, как сказал один христианский мудрец: «Бог ближе ко мне, чем я сам».
– Я действительно ближе, – согласилась сова.
– Так давайте помолимся, – предложил единорог. – Вы согласны?
– Да, конечно, – сказал кролик, – что может быть лучше? Можно, я попрошу свежего молодого клевера, хотя ещё не сезон?
– Ну, – сказал единорог с сомнением, – мы можем попробовать!
– Молитва – это не прошение, – оборвала их сова, – молитва – это единение!
– Совершенно, совершенно верно, – согласился единорог. – Ты абсолютно права!
– Жаль! – разочарованно вздохнул кролик. – Тогда давайте помолимся о единении.
– Единение – это не «вещь», о которой можно молиться, – объяснила сова. – Молитва, подлинная молитва и ЕСТЬ единение.
– Да, воистину, – согласился единорог, – так и есть. В конце концов, Небесное Царство находится внутри, не так ли? Сам Господь сказал это!
– Как истинно, как утешительно! – сказал кролик.
– То, что Он имел в виду, истинно, – заметила сова, – но не то, как это истолковывают.
– Почему? – спросил кролик.
– Нет никакого «вовне», которое содержало бы в себе «внутри», – объяснила сова. – «Внутри» – это то, что есть «Небесное царство», а не то, где оно есть. Это всё, что Он сказал и что Он имел в виду. Если Он говорил, то чтобы мы могли понять правильно, а не неправильно.
– Я не понимаю, – пробормотал кролик нерешительно.
– Господь говорил не о твоём драгоценном «внутри», мой дорогой зайка, – объяснила сова. – Он указывал на то, что Небесное Царство – это само «внутреннее»!
– Верно, верно, – согласился единорог вежливо. – Какой ты прекрасный толкователь!
– Небесное Царство звучит замечательно, – вмешался кролик, – но как быть с Земным Царством? Разве мы не имеем к нему более непосредственное отношение?
– Кажется, я припоминаю, – сказала сова, – что людей предостерегали от мыслей о том, что я пришла, чтобы сеять мир на Земле, а не меч!
– Ещё как! – заметил кролик, уныло опуская уши.
– Но Он также сказал: «Сам я Ничего не могу сделать»! – заметил единорог.
– Невероятно очевидное утверждение, – сказала сова. – Что может сделать какой-то феномен сам по себе? Полная банальность!
– Но ведь это мы сами всё так запутали! – возразил единорог.
– Нет никаких «нас», – сказала сова сухо, – которые могли бы что-то сделать или не сделать!
– Это так, конечно же, – признал единорог, – но Господь также сказал: «Прежде чем был Авраам – Я ЕСТЬ».
– Очевидно, – заявила сова, – как утверждал один христианский святой: «Слово „Я“ выражает чистую сущность Бога».
– Он также сказал: «Я есть ТО-ЧТО-Я-ЕСТЬ»! – прибавила сова после небольшой паузы. – Были ли когда-либо сказаны слова более великие, чем эти?
– Безусловно, нет, – тепло согласился единорог. – Я думаю, что мы все согласны, что религия – величайшая из вещей, не так ли?
– Она делает нас такими счастливыми! – проговорил кролик, вздыхая печально. – Разве мы не должны поблагодарить Бога?
– «Благословенны чистые сердцем – они увидят Бога»! – процитировал единорог. – Разве это относится не к нам?
– Спасибо, – заключила сова, официально кланяясь, – так и будет, так и было бы сейчас, если бы ваши «сердца» были «чистыми».
– А как «сердце» может быть нечистым? – поинтересовался кролик, почёсывая одно ухо.
– «Сердце» в основных языках, – ответила сова, – обычно означает то, что сейчас мы называем «умом».
– А наш ум нечист? – продолжил кролик, опуская глаза.
– Слово «чистота» означает «без примесей», или целостность, и ничего более, – объяснила сова терпеливо, – но вы расщеплённые, и потому «нечистые».
– И поэтому я не могу увидеть Бога? – пробормотал кролик в задумчивости.
– «Видеть Бога» означает «быть Богом, с целостным умом», – настаивала сова, – так что «целостные умом будут Богом и так будут благословенны», как было замечательно сказано. Также слово «целостный» является синонимом слова «священный» – наш друг, вероятно, предпочтёт это слово.
– Именно так, – подтвердил единорог, – это священно.
– То есть, ты имеешь в виду?.. – задумался кролик.
– Такой, как Бог, – проухала сова, расправляя свои огромные крылья, – и только Бог ЦЕЛОСТЕН.
26. Метрически
– Дружественные создания, эти боголюбивые животные. С ними совсем не трудно! – заметил кролик.
– Эмоциональный, аффективный подход, долгий и трудный, – объяснила сова. – Только особенно одарённые могут отойти от своего воображаемого «я», несмотря на эмоции.
– Почему? – спросил кролик.
– Искать Бога там, где Бог не является Богом, – это объективность, – резко ответила сова. – Позитивный путь беспределен!
– Так какой путь наилучший? – поинтересовался кролик.
– Нет «наилучшего» пути, – ответила сова, – только кружной или прямой!
– А какой самый прямой? – не отступал кролик.
– Зависит от обусловленности, – ответила сова, – только обусловленность может помешать.
– Значит, если обусловленность подходящая?.. – настаивал кролик.
– Метрика, полагаю, – ответила сова.
– А это что такое? – спросил кролик удивлённо.
– Я есть включающее измерение, – заухала сова, – под прямым углом ко всем остальным и к каждому. Что может быть очевиднее?
– А я? – робко поинтересовался кролик.
– Все «ты» созданы из трёх моих вспомогательных направлений измерения: длины, ширины и высоты, которые составляют объём, растянутый в пространстве-времени, – ответила сова, – то есть феноменальную Вселенную, состоящую из моего восприятия.
– Неужели? – воскликнул кролик, подпрыгнув от удивления. – Как любопытно!
– Скорее очевидно, – ухнула сова. – Чем же ещё «ты» можешь быть?
– Но откуда они измеряются? – пробормотал кролик.
– Отсюда, конечно же, – объяснила сова, – всегда отсюда, из Здесь и Сейчас – из вездесущего Центра.
– А где этот вездесущий Центр, и чего он центр? – спросил кролик.
– Везде, – терпеливо объяснила сова, – нет никакого «где», где бы его не было,
– Как это? – спросил кролик, почёсывая ухо.
– А так, разумеется, – продолжала сова, – нет такого «где», где бы он мог быть, и нет никакой «вещи», центром которой он мог бы быть.
– И почему так?
– Потому что центром Бесконечности должно быть вездесущее Здесь, а центром Безвременности – вечное Сейчас. У Вселенной столько центров, сколько чувствующих существ, воспринимающих Это.
– Но ведь всё это только измерения, – возразил кролик, – которые создают формы и кажущиеся «вещи». Что в них есть, что приводит их в действие?
– Я, конечно же, – фыркнула сова, – Я. Что же ещё может быть или делать что-либо?
– А где во всём этом я? – спросил кролик.
– Почему ты спрашиваешь меня? – возразила сова. – В любом случае, кто спрашивает?
– Я, конечно! – воскликнул кролик с лёгким негодованием.
– Совершенно верно! – ответила сова. – Именно так.
– Но я сказал «я», а не «ты», – уточнил кролик, пожёвывая одуванчик.
– Как Я и сказала, – оборвала его сова, щёлкнув клювом. – Я, кто бы ни говорил это.
– Но почему? – заинтригованно спросил кролик.
– Потому что, – ответила сова торжественно, – как всегда, во всех возможных обстоятельствах и везде, Вопрошающий и есть Ответ!
– В таком случае я… я тоже Ответ? – пробормотал кролик, широко раскрыв глаза и роняя одуванчик.
– Как я и сказала, – повторила сова устало, закрывая глаза и отворачивая голову. – Уже поздно. Доброе утро!
27. Субъективная реинтеграция
– Добрый вечер! – вежливо поздоровался кролик.
– Му-у, – ответила корова, пережёвывая большой пучок травы.
– Здесь такая мягкая трава вокруг, – добавил кролик, – надеюсь, вам нравится.
– Му-у, – согласилась корова, даже не взглянув на него.
– Можно задать вам вопрос? – робко спросил кролик. – Я давно ждал этой возможности.
– Му-у, – равнодушно согласилась корова.
– Боюсь, что это несколько личный вопрос, но… в общем… вы просветлённая?
– Му-у, – ответила корова утвердительно.
– А как это случилось, если вы не возражаете против моих вопросов?
– Му-у, – ответила корова с сомнением, тряся головой и звеня колокольчиком.
– Моя знакомая сова, там наверху, говорит, что вы, коровы, часто бываете просветлёнными, – объяснил кролик.
– Му-у, – ответила корова с прежним равнодушием.
– Если бы она бодрствовала, мы могли бы спросить у неё, но в это время дня она спит.
– Я всегда бодрствую, – фыркнула сова. – Я закрываю глаза, потому что сияю слишком сильно в дневное время.
– У нас гость, – произнёс кролик, – моя жвачная знакомая, и требуется твоё присутствие.
– Коровы – священные девочки, – ответила сова, – а я всегда присутствую, как никакая вещь. Моя внешность – лишь то, что воспринимается органами чувств любого чувствующего существа. Я, в действительности, всегда присутствую как моё отсутствие.
– Вы слышите? – спросил кролик корову. – Она всегда, на самом деле, бодрствует в каком-то смысле и тепло вас приветствует.
– Му-у, – сказала корова, захватывая ртом другую порцию свежей травы и глядя вверх.
– Она признала, что она просветлённая, – объяснил кролик, – но, кажется, она не уверена, как это произошло и когда.
– Это не произошло, – фыркнула сова, – и нет никакого «где», в котором это могло произойти.
– Но почему? – спросил кролик изумлённо.
– Только реальная сущность может быть просветлённой, – указала сова, – а таких не бывает. Разве не таков твой опыт? – спросила она корову.
– Му-у, – согласилась та, радостно жуя.
– Но как такое может быть? – спросил кролик.
– Один знаменитый индийский мудрец нашего времени говорил каждому, что то, что они сомнительно называют «реализацией», уже существует и что никакие попытки не приведут к обретению этого, поскольку это не есть что-то, что может быть обретено.
– И ему верили? – спросил кролик.
– Очевидно, нет, – отметила сова. – Мне говорили, что ежегодно каждое заинтересованное феноменальное двуногое пишет, читает или говорит об этом, «медитирует» и практикует чёрт знает что, чтобы достичь этого.
– Звучит довольно глупо! – смело сказал кролик. – Вы думаете так же? – спросил он корову.
– Му-у, – ответила корова, кивая головой и позванивая колокольчиком.
– Только двуногие делают это, – указала сова. – Тот же индийский мудрец говорил, что «реализация», или «освобождение», как они это иногда называют, – это «избавление себя от иллюзии того, что ты не свободен».
– И даже это их не убедило? – спросил кролик.
– Быть убеждёнными – не то, чего они хотят, – объяснила сова, – поскольку это лишит их их драгоценных «я».
– Может быть, они с большей готовностью послушали бы древних мудрецов? – предположил кролик.
– Древний китайский мудрец говорил, что «не будучи связанным, нет нужды искать освобождения». Разве можно выразить это более просто и сильно?
– Едва ли, – согласился кролик задумчиво. – Вы согласны? – спросил он корову.
– Му-у, – промычала корова утвердительно, слизывая большую порцию травы.
– Другой китайский мудрец, один из величайших, утверждал, что «внезапно пробудиться к тому факту, что твой ум есть Будда, что нет ничего, что могло бы быть достигнуто, и нет никакого действия, которое можно было бы совершить, – вот что такое Высший Путь, вот что значит быть как Будда», – добавила сова.
– Определённо так! – сказал кролик. – Но как быть с так называемым «освобождением»?
– Это то же самое, – проухала сова. – В любом случае, как говорил другой древний мудрец: «„Освобождение“ – это просто освобождение от представления о том, что есть кто-то, кто может быть свободен!»
– Так что, в конце концов, они ищут? – спросил кролик в раздумье.
– Для разнообразия, ты скажи нам, а мы уточним у твоей знакомой, – предложила сова любезно.
– Ладно, – сказал кролик, обхватывая голову лапами. – Может быть, так: когда феномен осознаёт, что он есть, он «пробуждается», «освобождается», или «просветляется»?
– Му-у, – возразила корова, громко звеня колокольчиком.
– Простите, если я не прав, – пробормотал кролик подавленно.
– Неплохо для зайки, – сказала сова добродушно, – но ни один феномен не способен на это!
– Простите! – повторил кролик смиренно. – И что?
– То, чем феномен является нефеноменально, осознаёт то-что-он-есть как феномен, – объяснила сова. – Спроси свою знакомую.
– Му-у! – ответила корова, кивая головой и позвякивая колокольчиком, а затем отвернулась и слизнула ещё одну большую порцию сочной травы.
28. Диатермия[6]6
Глубокое прогревание. – Прим. перев.
[Закрыть]
– Какой-то странный запах сегодня вечером, – сказал кролик, – горячий и сернистый. Что бы это могло быть?
– Сера, очевидно, – ответила сова, – должно быть, это дракон.
– Там наверху это, может, нормально, – сказал кролик, – но здесь внизу опасно!
– Вовсе нет, – ответила сова, – это западные предрассудки. Драконы самые дружелюбные животные, об этом известно всем восточным людям. Собери несколько фиалок! Драконы – славные малые.
– Тебе лучше знать, – согласился кролик с некоторым сомнением, – но по мне слишком горячо.
– Доброе утро! – сказала сова. – Рада тебя видеть. Как поживаешь?
– Неплохо! – ответил дракон. – С гостеприимством здесь не очень. Кажется, люди на Западе боятся меня, хотя я всегда стараюсь оказать им услугу, когда это в моих силах.
– Я знаю, – посочувствовала ему сова, – холодные типы избегают… сердечности.
– Ничего не поделаешь, – вздохнул дракон, – моё сердце тёплое, что я могу сделать?
– Воздержись от экспансивности, – посоветовала сова. – Держи свои чувства при себе: такова Северная Конвенция. Но здесь тебе всегда рады.
– Да… рады, – добавил кролик, сдерживая кашель.
– Я буду стараться, – сказал дракон печально, – но рыцари в доспехах нападают на меня с копьями, будто я враг!
– Ужасно! И к тому же глупо, – посочувствовала сова. – Они даже не осознают, что убивая «Дьявола», они также убивают «Бога».
– Как это? – спросил кролик удивлённо.
– Взаимозависимые концепции, – ответила сова. – Как может одно быть чем-то без другого? Совершенно бессмысленно.
– И что? – спросил кролик.
– Или оба или ни одно из двух, – заявила сова. – Относительная чушь! Трудно заставить таких парней осознать истину.
– Бедные парни думают, что я дух того, что они называют «злом», – дьявол, фактически, – потому что я сердечный, или, как они говорят, «горячий». Но я должен попытаться, – объяснил дракон, – это смысл моего существования.
– Я уверен, что вы часто добиваетесь успеха, – успокоил его кролик, срывая горсть тимьяна.
– На Востоке – да, – согласился дракон, – множество людей могут видеть сквозь чепуху относительности.
– Но разве «добро» и «зло» – это одно и то же? – спросил кролик удивлённо.
– В их отсутствии, конечно, – заметила сова.
– Так приятно найти здесь тех, кто понимает, – вздохнул дракон, сжигая дотла своим дыханием дикий розовый куст.
– А что есть их отсутствие? – спросил кролик.
– Отсутствие любой относительной псевдосущности, которая могла бы вообразить себе разницу, – объяснил дракон.
– Их псевдосущность, – вмешалась сова, – это вечное препятствие, которое держит их в псевдосвязанности.
– И как мы избавляем себя от неё? – спросил кролик, укрываясь за бревном.
– «Мы» – никак, – объяснила сова. – Нет никаких «мы», которые «избавляют», и никаких «себя», которые могут «избавиться» от чего бы то ни было.
– Тогда кто это делает? – спросил кролик в растерянности.
– Я, – заявила сова. – Спроси нашего друга.
– Совершенно верно, как ты сказала, это делаю Я, – согласился дракон, извлекая свою «жемчужину» и поджигая кучку сухих листьев.
– Но… но, – пробормотал кролик, отпрыгивая за спину дракона, – всё, что мы говорим, говорим «мы»!
– В этом-то и проблема, – объяснила сова сквозь дым, – всегда остаётся какое-то «мы», которое думает.
– Ты абсолютно права! – согласился дракон, гоняясь за своей «жемчужиной» вокруг дерева. – Пока есть «мы», которое думает, всё сказанное будет чепухой.
– Но почему так? – спросил кролик, отпрыгивая подальше.
– Потому что мысль относительна, а истина абсолютна, – объяснила сова коротко.
– Но что же делать? – прошептал кролик, задыхаясь от дыма, и впился в лист зелёного шалфея.
– Нет ничего, что можно было бы «делать», – ответила сова, пощёлкивая клювом, – есть только действие, которое делаю Я.
– Но как я могу делать это? – спросил кролик между приступами кашля.
– Скажи ему, друг мой, – сказала сова дракону. – Он хороший зайка и иногда понимает. Твоё прогревание может проникнуть глубоко.
– Ты сам только что сказал это, дорогой зайка, – сказал ему дракон, – «Я делаю это» – это и есть действие.
– Но ведь «я» спрашивало: «Как я могу это сделать?», – возразил кролик.
– Совершенно верно! Если ты чувствуешь, что за твоими словами всё ещё стоит «какое-то я», знай, что «змея по-прежнему в поленнице», – указал дракон.
– Так что же мне делать? – спросил кролик в растерянности.
– Пусть оно выгорит дотла! – просто сказал дракон.
– Но кто сделает это? – удивился кролик.
– Я, – сказал дракон, – это моя функция, моя Великая Функция.
– И когда ты сделаешь это для меня?.. – поинтересовался кролик.
– Ты сделаешь это как Я, – объяснил дракон.
– Но как это может быть сделано? – спросил удивлённо кролик.
– Я есть всё деяние, – заявил дракон. – Я просто делаю это – и объективная фантазия исчезает.
– Спасибо тебе, большое спасибо, – закашлялся кролик, – я сделаю это! – и нырнул в норку.
– Он поймёт, – сказал дракон, вращая свою «жемчужину». – С твоей помощью он поймёт, кто он есть.
– Твоё присутствие было очень… зажигательным, – сказала сова вежливо. – Оно согрело ему сердце – настоящий зной: даже я чувствую тепло в твоём присутствии.
– Ну что ты, – ответил дракон. – Для меня удовольствие приносить тепло в жизни людей Запада! – добавил он, уносясь вслед за своей «жемчужиной» в темнеющую даль, как шаровая молния в небесах.








