Текст книги "Ничто не порвет узы родственных душ (СИ)"

Автор книги: Venvi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Что?! Я думала, он гей!

– Альберона, простоишь здесь еще хоть одну минуту, и я вычту тебе это из зарплаты.

Кана быстро сообразила и побежала к шестому столику, перед этим потребовав у начальницы рассказ об их отношениях с Джастином. Штраусс неодобрительно покачала головой.

Осмотрев зал, она заметила на барной стойке кучу бумажек – видимо, невыполненные заказы. Она зашла за стойку, надела фартук и помыла руки. До того, как открыть собственное заведение, Мира уже долгое время работала в ресторанном бизнесе и побывала практически во всех ролях: начинала с официанта и бармена, в какой-то забегаловке была поваром, а выучившись, работала администратором и менеджером. Теперь, будучи директором, она особо не вмешивалась в работу зала, хотя и скучала по ней: общение и суета нравились куда больше, чем бумажная волокита.

Администратор, Лаки, всегда подгоняла официантов, но как только она ушла на больничный, потерявшая контроль Альберона перестала что-либо успевать. Потому Мира, оправдывая себя тем, что в ином случае репутации заведения придет конец, с едва видимым счастьем принялась за приготовление напитков и раскладывание пирожных по тарелкам. Лаксус, не прекращающий то ли насмешливо, то ли заинтересованно наблюдать за ней, заказал американо.

Когда Фрид в первый раз привел Миру в их компанию, Лаксус подумал, что она гот или эмо – темная, необычного стиля одежда с не менее странными аксессуарами и темных оттенков макияж. Лаксус не удивился. Фрид готом не являлся, но симпатизировал им, а иногда обсуждал с ними творчество и разные философские темы, ведь ни с самим Лаксусом, ни с Бикслоу или Эвергрин этого он сделать явно не мог. Однако Мираджейн не была молчаливой или загадочной, напротив, дерзкая и темпераментная, она была не против поругаться или откровенно издевалась над кем-то: сколько раз Бикслоу и Фриду пришлось разнимать их с Эвер, когда та в очередной раз отпускала шуточки в сторону ее прически или одежды. Нет, Мира вовсе не была той таинственной девушкой, которой казалась изначально.

– Выглядишь намного лучше. Я бы сказал – как нормальный человек. Даже свой ресторан открыла. Время и вправду меняет людей. Но если хочешь знать мое мнение, тогда ты выглядела сексуальней.

– Я все Кане расскажу, – бросила Мира первое, что пришло в голову. Желания общаться с этим высокомерным ублюдком у нее не было никакого, а уж смотреть на его усмешку тем более. Он остался таким же. Штраусс не была ангелом, но видя его вечно надменный взгляд и скотское поведение, словно бы он выше всех, она не могла не чувствовать к нему отвращения. Мира старалась избегать общения ради Фрида, ведь для него Лаксус был предметом восхищения, чего она совершенно не понимала. С первого взгляда у них возникла взаимная неприязнь, и сейчас, спустя много лет, Мира предпочитала сохранить ее.

– Она только согласится со мной! – рассмеялся мужчина, и Мира подметила, что именно так и будет.

Как бы неприятно ей не было общество Дреяра, прогнать его она, к своему сожалению, не имела права. Полностью взявшись за работу бармена, она мило улыбалась посетителям и терпела сидящего под боком Дреяра, подсчитывая минуты до окончания смены Каны, которую так заботливо ждали. Это поразило Миру: известный ей Лаксус никогда бы так не сделал. Он менял девушек как перчатки и многих воспринимал как подстилку или мужской аксессуар. Удивительно, что он открыто не высмеял ее, ведь с чего вдруг женщина может заниматься бизнесом? Однако, возможно, изменилась не только она?

***

Это повторялось на протяжении нескольких месяцев: в вечер понедельника, среды и четверга Лаксус приезжал за Каной и терпеливо ждал, заказывая напитки и еду. Мира приходила помочь в зале (администратор серьезно заболела) все с новыми и новыми отговорками. Но на самом деле что-то тянуло ее туда, а своему шестому чувству она привыкла доверять. Дреяр всегда сидел за барной стойкой, изредка переговаривался со Штраусс, если та была сравнительно свободна, а потом уходил вместе с Каной, которая любила тянуть его за галстук, несмотря на его возмущения.

Сегодня ничего не изменилось. И Мира, решив для себя, что вместо возвращения в квартиру с незаконченным ремонтом, она лучше проведет это время в ресторане за работой, девушка спустилась вниз, сняла пиджак и встала за стойку. Взглянув на часы, она приготовила американо, который всегда заказывал Дреяр, несмотря на вечернее время – это стало своеобразной традицией. Своим присутствием здесь он скрашивал время не только своей девушки и еще нескольких посетительниц, но и самой Штраусс. Может быть, вырос, может, его изменило какое-то трагичное событие, но она была вынуждена признать, что Лаксус уже не тот, что раньше – мягче, добрее, пусть и все такой же грубый.

– Мираджейн. – Только Лаксус продолжал звать ее полным именем, хоть она и говорила неоднократно, что «Мира» для нее привычней. Стоило Кане уйти разносить заказы, как он повернулся к ней и начал внимательно наблюдать, словно пытаясь что-то высмотреть. Этот взгляд сковывал, не давал сосредоточиться на работе. Предположив, что после он отстанет, Штраусс остановилась напротив него. Вопреки всем возможным ожиданиям, Лаксус аккуратно подцепил прядь ее волос и, пропуская их сквозь пальцы, спросил: – Твои волосы и вправду белые?

Щеки покрыл легкий румянец. Нет, ни в действии, ни в вопросе не было ничего пошлого или смущающего, но то, каким тоном он говорил, с каким взглядом смотрел на ее белоснежно-белые волосы, вызвали у Миры интимные чувства, что существовали только между ними и были скрыты от остальных.

Она сама не раз задавалась вопросом, белые ли ее волосы на самом деле?

Их прервали – слишком быстро, по мнению Штраусс. Кана смотрела со стороны и хихикала. «Я отошла на секунду, а ты уже с другими флиртуешь», – посмеялась она и дала подзатыльник Дреяру. Мира в очередной раз отдернула себя – это мужчина Каны.

Мираджейн не дура, не станет играть в игры сама с собой. Глупо отрицать, что под льдом неприязни скрываются страсть и влечение. Лаксус тоже неравнодушен – сколько раз она замечала, что он наблюдает за ней так пристально, словно пожирает взглядом. Они ощущали это притяжение. Порой оно казалось настолько сильным, словно было на физическом уровне. Не хотелось больше ограничивать себя одними только взглядами и разговорами, хотелось сорваться и отдаться желанию.

Но Мираджейн не стала бы этого делать. Она всегда презирала изменщиков, и ей была противна даже мысль становиться одной из них только из-за своих физиологических потребностей. Она не скатится до предательства. Она скует свои чувства в железных цепях и будет наблюдателем в отношениях Лаксуса и Каны.

«У меня просто давно никого не было», – убеждала себя Мира, но осознавала, что это всего лишь отмазки.

***

Мира не могла дозвониться до Эльфмана. Он был честным и всегда исполнял свои обещания, правда, если не забывал о них. Мира была рада, что у ее брата наконец-то начала налаживаться личная жизнь, но возвращаться домой на автобусе или поезде ей не хотелось. Она не была брезгливой, ведь до покупки байка и машины, которую одолжил брат, обещав взамен забрать ее после работы, ездить приходилось именно на них. Но сейчас, после тяжелого дня, Миру не радовала подобная возможность. Вот только с первого звонка Эльфману прошло больше получаса, и он ни разу не взял трубку. Штраусс не оставалось другого выбора, поэтому, собравшись и найдя в кошельке мелочь, она уже мысленно подготавливала себя к нелегкой поездке.

Выйдя из кабинета, она столкнулась с Лаксусом Дреяром. Мира не сводила удивленного взгляда, пока вдруг не вспомнила, что сегодня среда.

– Я приехал за Каной, но ее здесь нет. Мне сказали подойти к тебе. – В его голосе звучала хрипотца с нотками властности и недовольства. Он смотрел на нее испытывающе, будто пытался заставить говорить. Впрочем, это было ни к чему, все же Мире нечего скрывать.

– Я ее уволила вчера. Странно, что она не сообщила тебе. – Она была готова ответить на все вопросы или претензии, что посыпятся на нее. Кану она взяла на работу по старой дружбе и держала здесь, несмотря на множество ошибок и опозданий. Однако когда подруга попросила выйти во вторник, вместо четверга, и Мира опять пошла навстречу, она почти не удивилась, когда застала Кану в нетрезвом виде посреди рабочего дня. Терпеть такое Штруасс больше не могла – дружба дружбой, но в бизнесе это ничего не значит.

Дреяр не стал ничего спрашивать, кивнул и развернулся, уходя.

– Лаксус! – окликнула Мира, и он обернулся. Она застыла, теряясь в сомнениях – в просьбе подвезти ее до дома не было ничего такого, но с каждой секундой она осознавала, чем это может закончится. Если Лаксус даст ей хоть малейший намек, она не содержится. Голос совести – уволила подругу и теперь хочет переспать с ее парнем! – умолкнет для нее. «Я не изменщица и не предательница», – уверяла себя Штраусс. Но могло ли это побороть влечение? Конечно нет, поэтому Мира решила, что не станет себя искушать. – Какого цвета твои глаза?

Он больше не смотрел на нее со сталью в глазах. Взгляд стал мягче, в них читался очевидный вопрос. Мира серьезно задумалась над своими словами – да какая разница, если она все равно не знает, как выглядит этот цвет?

– Не стесняйся, спрашивай, что хочешь. – Заметив, как стушевалась девушка, Лаксус издал смешок.

Мира подалась искушению и последовала за Дреяром, мысленно моля, чтобы он оказался разумней. Если бы она заметила, как ухмылка расплылась на лице, то поняла бы, что она единственная, кто старается.

***

Лучи восходящего солнца проникали в комнату сквозь тонкую ткань штор, освещая все вокруг. Мира лежала в своей постели и спиной чувствовала тепло чужого тела. Она была погружена в себя, так и не сомкнув глаз за ночь. В ее голове вертелось множество мыслей о своей слабохарактерности, безвольности и нарушенных принципах, а также о свалившейся Судьбе в виде человека, которого она презирала даже сейчас, пусть и в меньшей степени. Она не могла не думать о том, как бы встать и позвонить маляру, чтобы попросить перекрасить стены спальни. Может, этот цвет, который Лисанна называет «мятным», приятен глазу, как она теперь могла сказать, однако он совершенно не сочетался с той атмосферой интимности, которую она бы хотела.

Странно, но почему-то Мира совсем не была удивлена, когда тьма ночи медленно таяла, а мир начинал приобретать цвета, а вместе с ними и ее собственный. Она просто приняла это, потому что так должно было случиться рано или поздно – что бы она ни говорила, но подсознательно Мира была готова в один момент узнать, как же выглядят цвета на самом деле. Хотя, призналась она себе, ей очень бы хотелось посмотреть на Лисанну и Эльфмана, на Эрзу – ее цветом волос всегда восхищались, а она вечно не могла понять истинную причину этого, – и взглянуть на свой ресторан и другие комнаты. А еще на небо, море, парк, цветы, других людей… Ей хотелось посмотреть на все.

Мелодия чужого будильника раздражающе громко звенела в тишине, отчего Штраусс поморщилась. Дреяр, словно на автомате, потянулся к тумбочке и, не найдя там ничего, начал рыскать руками по полу. Когда будильник был отключен, Лаксус откинулся обратно на подушку и сощурил глаза в попытке проснуться. Мира повернулась к нему, выжидательно наблюдала – и вот! – Лаксус резко принял сидячее положение, шокировано озираясь по сторонам. Мира рассмеялась, звонко и громко, схватившись за живот – увидеть Лаксуса Дреяра удивленным многого стоит!

– Ну и как тебе? – ребячески спросила она, до сих пор посмеиваясь. Нет, такое она не забудет!

– Слишком ярко, аж в глазах рябит. – натянув обычное для себя выражение лица, Лаксус хмуро продолжил осматривать комнату.

– Зато мы теперь понимаем, что это значит.

Встав с кровати, Мира взяла одежду, не стесняясь наготы. Перед тем как пойти в ванную, она остановилась на пороге спальни и обернулась к Лаксусу, не переставая чувствовать на себе его взгляд. Отличие заключалось в том, что взгляд этот не был пожирающим, как тот, к которому она уже привыкла; оранжевые глаза излучали нечто совсем другое, чего Мираджейн никогда ранее не видела в нем.

– Что-то не так?

– Не знаю радоваться мне или нет, что не все изменилось в новой, радужной, жизни, – с явным пренебрежением выделив слово «радужный», хмыкнул Дреяр. Мира могла поклясться, что на секунду на его скулах появился румянец. – Твои волосы и вправду белоснежно-белые.

========== Ты прекрасна! (Бикслоу/Лисанна) ==========

Ее сегодняшнее утро ничем не отличалось от предыдущих. Бодро и в хорошем настроении Лисанна поднялась с постели, пошла в душ и, сделав все необходимые процедуры, надела заранее подготовленную одежду. Сегодня они с Мирой поедут в новый торговый центр, где открылось множество бутиков, кафе и развлекательных мест, которые стоило осмотреть. Лисанна была очень рада этому событию. В последнее время они с сестрой практически не виделись: сама она с головой утонула в учебе, а Мира мало того, что была поглощена своим недавно открывшимся рестораном, так еще и занялась переездом. Сестры скучали друг без друга, а потому решили на день отложить все свои дела, чтобы провести время вместе, как раньше.

Однако выйти из ванной комнаты у Штраусс все не получалось – левый глаз неприятно щипало, словно песок попал. Обычно ощущения со временем проходили, но в этот раз что-то было не так – глаз уже слезился, грозя испортить легкий макияж. Догадавшись, что линза испорчена, девушка поспешно избавилась от нее и решила взять новый блистер из коробки. Та оказалась пуста. Лисанна стала суетливо рыться на полках, но линз нигде не было. Улыбка сползла с лица. И что ей делать? «Может, так пойти?», проскользнула мысль, и девушка вновь посмотрела в зеркало, оценивая себя. Лисанну все в себе устраивало, кроме одного – ее глаза. Правый был такой же, как и у всех Штрауссов – синий сапфир, чей оттенок менялся в зависимости от освещения и настроения, являлся поистине отражением души. Но другой глаз… Он пугал своим кислотно-зеленым цветом, таким неестественным, будто бы не принадлежал человеку вовсе.

Чем дольше она всматривалась, тем четче и громче в голове разносились обзывания из детства: «Какой он страшный!», «Ты что, не человек?!», «Страшилище». Они долгие годы хранились в ее памяти и до сих пор ранили хрупкое девичье сердце.

Лисанна отвернулась от зеркала, стараясь переключиться, придумать, как скрыть свой изъян. Челку на бок она, к сожалению, подстригла еще года два назад, после окончания школы. Выбора не оставалось. Штраусс-младшая надела глазную повязку и вышла из ванной.

Мираджейн сегодня ночевала в родном доме и уже готовила завтрак для их небольшой семьи, как-никак, а Эльфман – мужчина крупный, так что сил в начале дня ему требовалось много. Взглянув на брата с сестрой, Лисанна почувствовала легкую зависть: им достались другие отличительные черты соулмейтов, а потому у них были одинаковые глаза. Это сильно задевало Штраусс. Ее сестра и без того была очень красивой, на нее засматривалось множество мужчин, а большие голубые глаза придавали свой шарм и притягивали, делая ее еще прекрасней. Лисанна верила, что, когда найдет своего соулмейта, она станет такой же: красивой, не такой стеснительной и, главное, уверенной в себе.

Она часто корила себя, но не могла ничего с собой поделать – она ждала встречу со своим соулмейтом не для того, чтобы познать такое высокое чувство, как любовь, она ждала этого лишь потому, что мечтала избавиться от этого ужасного глаза. Она не должна так думать, но…

Почему она не может быть нормальной?

***

Новый торговый центр был огромен и полон разных магазинов одежды. Девушки заходили чуть ли не в каждый, поэтому через несколько часов их руки были полны пакетов, а хорошее настроение находилось на самом пике. Сестры весело общались между собой, обсуждая разные темы и рассказывая последние события и забавные случаи на работе или учебе. Так потихоньку время подходило к обеду, и девушки устали и проголодались. В этот раз они не стали экспериментировать с новыми кафе и решили поехать в небольшой, зато уютный ресторанчик «Восьмой остров», где работал добрый старичок Яджима. Он готовил лучшую еду во всем городе, так что даже Мира не всегда могла с ним потягаться.

Пока она шли к парковке, у Миры зазвонил телефон. Нахмурившись, она извинилась перед Лисанной и отошла в сторону. Девушка с огорчением посмотрела ей вслед: Мира ведь обещала, что этот день они посвятят друг другу, а сама отвлекается на работу. Как бы Лис себя не одергивала, но от легкой обиды было уже не избавиться.

Ожидая сестру, Лис заметила, что неподалеку от стоянки столпились дети и увлеченно смотрели на что-то. Так как Мира была сильно увлечена спором по телефону, а это могло затянуться, заинтересованная девушка пошла к толпе детей. Это был миниатюрный театр марионеток из двух кукол и самого марионеточника в необычном костюме и закрывающей глаза маске. Родители стояли в стороне, смотря в телефоны или общаясь между собой, в то время как дети и присоединившаяся к ним студентка увлеченно смотрели представление, посмеиваясь над шутками главных героев и кукловода, принимающего непосредственное участие в спектакле. К сожалению, Лисанна подошла лишь под конец, и вскоре представление закончилось. Дети кидали в чемоданчик данные родителями деньги, а Штраусс начала рыться в сумке в поисках кошелька, который никак не хотел находиться.

– Эй, Бикслоу, смотри, давненько у нас не было таких взрослых зрителей, – сказал кто-то рядом низким голосом. Вскинув голову, Лисанна увидела около себя одну из марионеток и ее кукловода, уже убравшего декорации. Примечательно, что кукла говорила, а мужчина в маске стоял рядом, не раскрывая рта.

– И таких милашек! Ты забыл добавить, Пеппе! – резво ответил мужчина, стянув маску и высунув язык. Кажется, это была его привычка. Лис приметила это еще во время выступления. Впрочем, нетипичным в кукловоде были не только одежда и привычки, но и внешность – на голове в некоторых местах волосы были выбриты, остальная же их часть была выкрашена в синий, даже брови, а необычный разрез глаз подчеркивала подводка с нарисованными закругленными концами. А еще у него была гетерохромия – один глаз темно-синего цвета, другой же неестественно зеленый, будто кислотный. Почему-то они казались ей до безумия знакомыми и, кажется, родными. Лисанна быстро отмела эти мысли, она была просто поражена. Бикслоу, как его прозвала кукла Пеппе, выглядел до ужаса необычным, но это даже привлекало, Лисанне хотелось смотреть на него дольше, чтобы рассмотреть каждую его странность. И хотелось слушать его голос, который он с легкостью менял и делал совершенно не похожим на настоящий.

– Спасибо. Ваша сценка и вправду была замечательной!.. Мне очень понравилось, – смущенно пролепетала Лисанна, заправив короткую прядь пепельных волос за ухо. Отчего-то по ее телу пробежали мурашки, а сердце вдруг стало биться чаще. Она не понимала, что с ней произошло. А чем дольше и пристальнее он на нее смотрел, тем сильнее приливала к лицу кровь; и она сказать ничего не могла, ком застрял в горле. Мужчина, точнее его марионетка, разорвала молчание:

– Какая еще милашка?! Она очаровательна, Бисклоу! Но эта повязка ее уродует.

– Нет, как раз наоборот, – притупив взгляд, с грустью в голосе ответила Штраусс, сжав кулаки. Слова о повязке начисто испортили комплимент.

– Пеппе, это грубо. Однако, вынужден согласиться, – со смешком и в своей привычной манере ответил кукловод. Но улыбка пропала с его лица, когда он заметил появившиеся на глазах девушки слезы.

Лисанна не собиралась плакать, тем более жаловаться незнакомцу, но снедающая обида так и душила ее, а слезы сами подступали к глазам. Бикслоу хоть и был странноват, однако недолгий диалог с ним дал ей некое успокоение, он сделал и без того чудесный день еще лучше. Почему все так заостряют внимание на этом? Почему нельзя просто проигнорировать?

– Слушай, куколка, я не из тех людей, кто станет врать в угоду другим. Давай хотя бы посмотрим? – Бикслоу даже не успел толком договорить, как Лисанна начала качать головой, а первая слеза скатилась по щеке. Мужчина растерялся еще больше, оставлять вот так вот девушку ему не хотелось, но что делать он не знал. Она не ребенок, которых он обычно утешал, взрослые не показывают странному кукловоду свои проблемы. Сам испортил ей настроение, сам и заглаживай вину. – Эй, ну же, прекрати, – успокаивающе проговорил Бикслоу, аккуратно коснувшись длинными пальцами ее подбородка и приподняв его, чтобы она посмотрела на него. Девушка все еще не убежала, чему он был удивлен. Ее щеки окрасились румянцем, она отвела взгляд. Бикслоу понимал, что пожалеет о своем поступке, но интерес завладел им, а интуиция кричала, что он должен сделать это. – Крошка, я уверен, ты…

Ловкими пальцами он подцепил повязку.

Лисанна не смогла среагировать, она тут же оказалась в плену его ядовито-зеленых глаз. Как под гипнозом, она не могла сделать ни единого движения, казалось, она стала одной из марионеток в его умелых руках и не проявляла ни малейшего сопротивления, словно так и должно быть. Ей было спокойно, ничто ее не тревожило.

– Ты прекрасна! – на одном дыхании сказал Бикслоу.

Наваждение прошло, Лисанна отступила на несколько шагов назад, опустив голову и прикрыв ладонью левый глаз. Она была готова сквозь землю провалиться. Он наверняка считает ее уродкой, и эта запинка явно говорила об этом. Как она могла позволить случиться этому и так легко поддаться в руках кукловода?

– Отдайте, пожалуйста, повязку, – вполголоса попросила Штраусс, желая скрыться где-нибудь, чтобы никто, даже родные, не трогали и не видели ее.

В протянутую руку ей что-то вложили. Это была не повязка, какая-то бумага. Взглянув на нее, Лисанна поняла, что это была его визитка с интригующим названием «Мастерская душ Бикслоу». Убрав ладонь от лица, она удивленно смотрела на удаляющегося мужчину, который уже о чем-то беседовал с марионеткой. Будто почувствовав ее взгляд, Бикслоу повернул голову:

– Позвони мне, малышка, – не забыв высунуть язык, улыбнулся он и продолжил идти. Девушка внимательно разглядывала визитку, всматриваясь в буквы и цифры, понемногу запоминая номер чудаковатого марионеточника.

– Лисанна! – взволнованно воскликнула Мира, стремительно подходя к сестре и с презрением смотря вслед мужчине. – Что за фрик с тобой разговаривал?

Девушка не могла ей ответить. Незнакомец? Уж точно нет. Штраусс он казался чем-то большим, чем просто незнакомцем, хоть и знакомым он не являлся. Легкая улыбка появилась на ее лице после того, как она вспомнила его слова о том, что она прекрасна. Раньше она бы просто не поверила и восприняла все в штыки, но, может, он не соврал и она ему и вправду понравилась? От этих мыслей странное тепло разливалось в груди.

– Что с твоим глазом?

Лисанна услышала удивленный голос сестры, и не меньшее недоумение застыло на ее лице. Ничего не понимая, она нашла в сумке маленькое карманное зеркало. Смотря в отражение, Лисанна не могла поверить в то, что видит – из зеркальца на нее смотрели два сапфирового цвета глаза.

========== За маской (Роуг/Минерва) ==========

Автобус все еще стоял около школы: некоторые ученики не знали, что такое пунктуальность и уважение к другим, и заставляли всех ожидать прибытия их самопровозглашенного «Величества». Учителя сжимали губы в тонкую нить и недовольно поглядывали то на часы, то вдаль, хмурясь все сильнее, ученики же не сильно расстраивались, что скучная школьная поездка в самую старую и большую библиотеку города оттягивается. Они переговаривались между собой, за пару минут находили наиинтереснейшую тему и ржали на весь автобус. Учительница говорила им не брать с собой никакой «гадости», но кто-то, причем не один, плохо слушал и уже открыл пачку чипсов, запах которых разлетелся в и так душной коробочке, отчего начинало мутить.

«Раздражает», – подумал Роуг, поправил наушники и увеличил громкость до максимальной. Во втором ряду, прямо за учителями, никто сидеть не хотел, поэтому место там было только для девочки с укачиванием и аутсайдера.

От одного взгляда на Роуга Чени, отличного примера эмо с закрывающей пол-лица челкой, становилось понятно, что он человек закрытый и не самый общительный – сядь, он окинет тебя взглядом, выражающим исключительно отвращение, и всю дорогу будет тебя игнорировать. Однако один парень, очевидно, был слепым. На соседнее сидение с недоэмо плюхнулся его старый друг, единственный, чье шумное и неугомонное общество он мог стерпеть рядом с собой. Роуг выгнул правую бровь и внимательно разглядывал Стинга, раздумывая, с чего вдруг тот решил наконец-то вспомнить о нем, а не сел в конец автобуса к своей компашке футболистов. За двенадцать лет дружбы оба невольно выучили привычки друг друга, так что по скрещенным на груди рукам, барабанящим по согнутому локтю пальцам и раздувшимся ноздрям Роуг мог абсолютно точно сказать, что Эвклиф зол.

Спрашивать Чени не стал. Ему и без этого изольют душу, словно он священник на исповеди. Или, скорее, бармен, потому что навряд ли тот, кто раскаивается, будет говорить «стерва», увидев вошедшую в автобус королеву школу Минерву Орланд. Хотя не сказать, что ей не подходило данное прозвище от кающегося, как раз наоборот – оно ее описывало точнее любых других слов.

Походкой от бедра, будто на подиуме, а вовсе не в старом с протертыми сидениями затхлом автобусе, и с приподнятым подбородком, чтобы смотреть на всех свысока, шла «королева». Однако перед этим она на несколько секунд остановилась в начале. В изумрудных глазах заиграла насмешка, а губы изогнулись в издевательской улыбке при взгляде на блондина. Она не скрывала наслаждения от вспыхнувшего гнева в уже бывшем парне.

Издевка быстро сменилась презрением, а аккуратный носик сморщился, стоило Минерве заметить рядом сидящего Чени. Резко отвернувшись, она пошла по своему импровизированному подиуму, оставляя за собой только режущий нос запах духов.

Брезгливость – вот что увидели на лице дочери директора. И только Роуг знал, что на самом деле скрывалось за этим наигранным презрением – страх перед ним.

– Посиди здесь, пока не усвоишь урок! – Дверь приоткрылась и грозный мужчина грубо толкнул маленькую девочку в царящую тьму.

– Нет! Папа, пожалуйста, я сделаю все, все что захочешь! Папа, пожалуйста! – Девочка с изумрудными глазами вскочила на ноги, игнорируя разбитые в кровь коленки и множество царапин на ладонях. Водопады слез стекали по щекам и не исчезали, сколько бы она их ни вытирала.

Она наощупь подбежала к месту, где недавно была дверь, она хотела бить в нее кулачками и дергать за ручку в надежде на спасение, даже несмотря на ярость отца. Она стерпит удары, лишь бы не оставаться здесь. Однако вокруг была только тьма, глубокая и беспросветная, и, найдя вместо двери и стены пустоту, девочка вновь упала.

Глухие едва сдерживаемые всхлипы разносились эхом, таком же бесконечном и поглощающем, как и это пространство. Дрожащие пальцы вцепились в плечи. Девочка обнимала саму себя в жалких попытках скрыться, стать настолько маленькой, будто невидимой, и успокоиться, представить, что она не здесь, что с ней все хорошо.

– Мне страшно. Кто-нибудь, помогите… – бесконтрольно срывалось с губ.

Поездка прошла на удивление быстро, хотя, вероятнее всего, Роугу так показалось только благодаря Стингу. Он сначала немного поворчал на бывшую и на то, какая же она все-таки сука, но быстро остыл и перешел на другие темы. Обычно нелюдимый Роуг не был против и активно участвовал в диалоге, ему не хватало общения с некогда лучшим другом, практически променявшим его на футбольную команду.

Как и принято, подростки разделились на две группы: маленькую, состоящую из пары человек и учителя, такую, в которой внимательно слушают экскурсовода, и вторую, более крупную, где этого не делают. Роуг был из числа вторых, но, в отличие от самых «умных», не шумел и со скукой оглядывал здание, слушая музыку через спрятанный под волосами наушник. Эвклиф вернулся к сокомандникам, не прекращающим угорать с любой мелочи, и пытался затащить к ним друга, чтобы сдружить их. Попытка не увенчалась успехом, и друзья опять разделились.

Экскурсия, может, и не была самой интересной, но так уж явно лучше, чем тухнуть в школе. Хотя Роуг лучше бы остался дома и послушал рок-оперу вместе с «лягушонком», как он называл своего наимилейшего и наилюбимейшего кота Фроша, или же спел ему какую-нибудь из своих недавно сочиненных песен. Но что он мог сделать? Правильно – смириться и попытаться насладиться запахом пыли и старых книг, архитектурой середины девятнадцатого века и атмосферой, которая, возможно, подарит ему вдохновение.

Когда подростков попросили подняться на пятнадцатый этаж, все сразу же побежали к лифту, ведь стоять в очереди или подниматься по лестнице хотел далеко не каждый, поэтому Роуг, стоявший ближе всех ко входу, оказался насильно запихнут в не такое уж большое помещение. Его прижали к стенке, наступали на ноги, били сумками и локтями – под этим напором было трудно что-то сделать. Казалось, «дорогие» одноклассники задавят его и не заметят. К радости, из-за перегруза некоторых людей попросили выйти; сразу стало свободнее, и парень смог облегченно вздохнуть.

И все-таки один громила умудрился пихнуть его, и Роуг, не устояв, задел рядом стоящего. Тот что-то возмущенно воскликнул – было не особо слышно сквозь наушники и гул голосов. В отличие от полудурков, с которыми Чени был вынужден учиться (слава богу, осталось меньше полугода, и он их больше не увидит!), он был воспитанным и поспешил извиниться. Ему повезло – он врезался в саму Минерву Орланд.

Она нашла удобное место в углу металлического короба. На самом деле неважно, где бы она стояла, ей бы везде было удобно – никто не вставал к ней ближе расстояния вытянутой руки, в то время как самим им приходилось жаться как сельдям в бочке. Еще бы, в столь маленьких помещениях Минерва никому не позволяла быть к ней близко, даже вечно снующей рядом свите. А запротестовать все боялись – Орландо имела в школе власть и влияние, которыми умело пользовалась. Скажи ей одно слово не так – и до конца останешься школьным изгоем. Поэтому сейчас она стояла в углу, гордо выпрямившись и надменно смотря на остальных изумрудами глаз.

Такая стерва, возомнившая о себе слишком многое, есть в каждой школе – это излюбленное клише любого фильма и сериала про школу (правда, тут она была еще и дочкой директора). Но кто станет слушать недоэмо? Все послушно преклонялись перед ней – боялись, тихо ненавидели и уважали. Если бы на месте Роуга был кто-то другой, то всенепременно его бы поставили на законное место – место жалкого насекомого-человечишки – и заставили чуть ли не на коленях извиняться перед Ее Величеством, а потом благодарить за возможность прикоснуться к ней. И какая бы у тебя на данный момент ни была репутация, после этого путь будет один – вниз, на самое дно социальной лестницы.