Текст книги "Dust on the Road (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
– Спасибо.
Norwegian Wood играет по радио, и они могут слышать музыку стоя рядом с ним. Луи роняет тряпку в ведро, пока песня плавно течет по воздуху, распространяя свои флюиды. Луи может чувствовать взгляд Гарри на себе и ему это льстит, потому что улыбка плавно переходит внутрь груди, где сердце подпрыгивает пару раз в странном темпе. А может это потому, что он заядлый курильщик.
– Эй, Лу? – застенчиво спрашивает Гарри.
Луи откашливается:
– Да?
– Во сколько закончится твоя смена?
Он чувствует, как в груди и на щеках растекается тепло, поэтому стучит пальцами о кассу, чтобы хоть как-то отвлечься.
– Где-то через час? Около того.
Цвет кожи на щеках Гарри приобретает розоватый оттенок, а сам он смотрит на пятно на прилавке.
– Хорошо. Ну, если ты будешь свободен и тебе будет скучно, и ты, эм-м, не слишком устанешь, то… Может ты захотел бы поужинать со мной? Я еще не ел и… Я просто имею ввиду. Если ты хочешь, – в конце он пожимает плечами.
Луи понимает, что он обещал своей младшей сестре, и поэтому просто должен сейчас сказать “нет”. Но его монстрики в легких, животе и груди сейчас радуются от предложения Гарри, и он просто… Ему же нужно двигаться дальше, ладно? Он чувствует себя хорошо рядом с Гарри, и он чувствует, что впервые за долгое время может быть самим собой.
Поэтому:
– Да, конечно, – Луи пытается поймать его взгляд.
Гарри выглядит напуганным, словно ласточка.
– Правда?
– Да, – кивает Луи и еще больше улыбается. – Я всегда голодный.
– Хорошо, – смеется Гарри, хриплым голосом. – Хорошо.
– Хорошо.
***
Луи убеждает Найла отпустить его пораньше.
– Я собираюсь поужинать с тем парнем, – говорит он и указывает в ту сторону, где сидит Гарри за маленьким столиком, играя на айпаде. Он терпеливо ждет, как истинный джентльмен. Их игры в гляделки с Хораном продолжаются через всю комнату, и Луи чувствует себя Джейн Остин, хотя она и является его полной противоположностью. Круто и миленько.
Найл продолжает щурится, выглядывая из-за прилавка.
– Святое дерьмо, – смеется он. – Это же Маленький Кофейный Мальчик!
Луи моргает, выглядя совершенно растерянным.
– Прости?…
– Тот самый парень, который приходит сюда по утрам. Ну тот, по которому еще все девчонки сохнут, – говорит Найл, продолжая посмеиваться.
Ох.
Найл, смеясь, закидывает руку Луи на плечо, отставляя поцелуй на макушке.
– Это же здорово, Лу, – улыбается он, а в его голосе чувствуется капля гордости. – Я рад за тебя. Повеселись, тебе стоит развеяться и убрать все напряжение из головы.
Испугавшись Луи отстраняется, пристально глядя на него, чувствуя себя немного потерянным.
– Напряжение в голове? О чем т–
– Ты никогда не говоришь о том, что произошло, но что-то же случилось, не зависимо от того, как сильно ты не хочешь этого показать, – продолжает Найл. – И это нормально, приятель. Но теперь ты улыбаешься, и я рад за тебя.
Он еще раз притягивает парня к себе и чмокает Луи в макушку, прежде чем идет обратно на свое место.
– Скажи ему, что он тебе нравится, – добавляет Найл, а Луи смеется себе под нос, забирая пальто.
***
В конечном итоге они едят тако, стоя за столиком, над которым возвышается летний зонтик для пикника; его краски выцвели, поэтому теперь он не притягательно розовый, а скорее песчано-лососевого цвета. Еда такая же вкусная, как и слишком жирная. Оранжевые струйки от соуса стекают по рукам и пальцам, а крошки застревают в уголках губ. Большая гора использованных и скомканных салфеток горкой лежит перед ними.
Маленький кусочек кинзы застрял у Гарри между зубов, а весь его подбородок испачкался и блестел, но это никак не останавливало парня продолжать есть и наслаждаться каждым кусочком.
– Ты так горячо сейчас выглядишь, – говорит Луи с полным набитым ртом; его щеки слишком надуты.
Его слова заставляют Гарри остановится перед следующим укусом, пока он смотрит как мерцают глаза шатена. Один, два, три секунды, прежде чем он начинает громко смеяться, заставляя Луи подхватить его смех; с таким количеством еды во рту они практически задыхаются.
Это нормально. Рюкзак Луи стоит и прижимается к его ноге, но парень даже не думает о своих рисунках. Он не думает о них, даже когда Гарри говорит:
– Ты жарче, чем эта свиная колбаска.
Стайлс подмигивает, как самая настоящая звезда из порно семидесятых, а затем его снова душит смех, за его рукой, которой он неуклюже пытается закрыть рот, игриво толкая Луи в голень.
Он такой молодой, глупый и совершенно неловкий.
Но Луи вполне может к этому привыкнуть.
Он это все, чего хочет Луи.
***
Луна ярко светила в небе, а уличные фонари давно уже были включены, отбрасывая длинные оранжевые тени.
Гарри и Луи сидели на скамейке и рассматривали все рисунке в альбоме Томлинсона.
– Они невероятны, – бормочет Гарри, проводя пальцами по четким линиям. – Что они значат? Если ты не собирался отправлять их куда-нибудь, то… Это ведь исключительно для удовольствия, правильно? Мне интересно, Луи. Зачем именно ты это делаешь? Какая цель?
Луи кивает с отсутствующим взглядом, пытаясь подобрать несуществующие слова. Он привстает, садясь на собственные ладони, и раскачивается, задевая носками ботинок тротуар. Потому что он просто не знает, как это объяснить. Он не знает, какой смысл находится в его татуировках, в этих линиях, которые нарисованы слишком неаккуратно, он не знает, как объяснить это Гарри. Такому любознательному и мечтательному Гарри.
– Что ж. Я думаю… Все началось, когда мой бывший поощрял мою увлеченность рисовать что-то, потому что я, вроде как, плохо подбираю слова своим языком, – Луи говорит и сам пытается до конца найти смысл в сказанном, пока Гарри медленно пожирает глазами буквально каждую страничку в его альбоме. В темноте все картинки выглядят блеклыми и искаженными. Слишком простыми.
Его сердце глухо стучит в грудной клетке. Он никогда и никому не показывал свои рисунки, даже Найлу с Лиамом. Он вообще не понимает, почему он так легко смог показать их Гарри. Может быть, потому что сейчас ночь; может быть, потому что Гарри сможет увидеть их по-другому, не так как могут увидеть их все; может быть, потому что Луи уже устал прятаться. А может быть, это из-за того, что сказал недавно Найл, когда он уходил из кафе. Кто знает.
– Плохо подбираешь слова? – голос Гарри звучит очень мягко, он не давит на Луи. Ему это нравится. Ему комфортно находится в оранжевом свечении фонаря, так же как и были комфортны три часа проведенные с этим парнем.
– Я никогда не умел поддерживать разговоры, со всеми этими… словами, – говорит Луи, пытаясь выглядеть не так эмоционально-запуганным и суетливым; пытаясь казаться более зрелым. – Поэтому Зейн просто… Я не знаю. Он говорил, что я могу попытаться выражать себя через рисунки. Что так я могу полностью раскрыть себя. И это сработало, вроде бы. Они на самом деле ужасны и не несут в себе никакого смысла, но… Это помогает мне.
Гарри тихо сидит рядом с ним, продолжая перелистывать страницы.
Луи дергает коленом, пока его руки замерзают сильнее с каждой минутой; он прячет их под куртку.
– Мы расстались семь месяцев назад. Может быть восемь. Ну или около того. Почти год прошел, – он заерзал, а Гарри стал вести себя еще тише. – Я жил с ним в Лондоне, и мы… просто жили? Бессмысленно проводили время, – он смеется. – Мы встречались около пяти лет, но знаешь, ничего как будто не изменилось. Я познакомился с ним, когда он еще учился, он был студентом в колледже Искусств, а расстался, когда его картины стоили тысячи долларов и продавались на выставках, когда он открыл свой тату-салон и… и все же, мне было как-то наплевать?
Он хмурится, смотря вниз на тротуар. Старые окурки, бычки и сорняки пробиваются на нем сквозь трещины.
Мягкие перелистывая страниц, разбавляют тишину; Луи слышит рядом с собой дыхание Гарри. Он такой нежный, во всех движениях.
– На что именно наплевать? – бормочет он.
Луи закрывает глаза:
– Я не знаю. На все? Мы просто никогда не стремились к большему. Мы влюбились и поначалу это было здорово, в то время я был благодарен ему за все, что он делал для меня, но это все никогда не выглядело по-взрослому. Мы употребляли наркотики и получали кайф от этого и… Он нашел мою слабость, я был почти настоящим наркоманом, я был зависим от него в плане денег, потому что на тот момент я даже не мог найти работу; порой я не мог вспомнить, где я нахожусь и что делаю, у меня никогда не было времени для семьи, у меня даже не было достаточно времени для себя… Я с трудом мог связывать предложения. Мол, наша жизнь “искусство” значит мы должны бродить по переулкам, сочиняя стихи о прекрасном. Все, что мы делали лишь трахались, укуривались, пялились и избегали друг дружку, претворялись лучшими друзьями, а потом по новой. Это был просто пиздец. Я себя ненавижу. Я никогда… Я никогда не чувствовал себя живым. И я никогда и никому не рассказывал об этом, Гарри, – грустно смеется он. Он не уверен хочет ли плакать сейчас, или просто вообще больше никогда не говорить об этом.
– Ты никогда никому не рассказывал этого? – Гарри смотрит на него, его ноги плотно соединены и он выглядит по-настоящему грустно, отчего Луи на самом деле хочется заплакать.
Он вытирает нос тыльной стороной ладони и отворачивается в сторону, пожимая плечами:
– Это просто не было частью тех отношений, которые у нас были. Мы не говорили про эти моменты. Он верил, что себя можно выражать через то, что ты делаешь, и я последовал его примеру. Он не плохой человек, но я был не так хорош для него, а он в свою очередь не так хорош для меня. И мне– Мне на самом деле грустно, когда я думаю о нем, ведь мы были лучшими друзьями, хоть и спали друг с другом. Я чувствую себя виноватым и слабым, потому что я даже не могу понять, кто же я. Не понимаю, что означают они, – он указывает пальцем на свои татуировки. – Я не знаю, почему я сделал их, так же как и, что они несут в себе. Я не понимаю, чего я хочу, и о чем думаю все время. Я не знаю, какая музыка мне нравится и какая подходит, потому что всю жизнь я слепо следовал за ним. Или все еще следую? Это настолько жалко. Мы все такие, такие потерянные. Мы делаем вид, что мы особенные и уникальные. Но мы не принадлежим себе, – Луи кусает губы, смотря вниз на свои ботинки. – Или принадлежим, а я просто не хочу этого. Он сказал мне, что я был его вдохновением, когда мы расстались, и я просто должен был посмеяться над этим, потому что, черт, что это вообще значит? Он даже не любил меня, как человека, он любил… саму идею меня?
Он делает паузу, смотря вверх на небо. Гарри рядом с ним, такой теплый.
– Но тогда, чтобы все было по справедливости, должен ли я задать себе тот же вопрос? – на Луи накатывает адреналин из-за всей это чертовщины – из-за всего с чем он не мог разобраться все это время. – А любил ли я его, или же любил идею его самого? Мы должны были оставаться просто друзьями.
Вот и все. Он сказал это.
Луи медленно дышит, но его грудь только немного ослабляется под вздохами.
Это было слишком. Скорее всего, он переборщил. Ему нужно извинится перед Гарри, но тот начинает говорить первым:
– Как же я хочу, чтобы ты не чувствовал, что во всем, что случилось, виноват только ты; все проходят через это, Лу, – говорит Гарри спокойным и низким голосом. Это успокаивает. Он звучит, как шелест листвы. – Может быть вам с Зейном нужно было пройти через все это, чтобы понять? Может быть, ты просто пока не понимаешь, кто ты. Но я думаю, что это понимание важное, не в такой большой степени, как ты думаешь, но оно важное, если ты хочешь понять самого себя.
Секунды летят, а сердце Луи бьется с бешеной скоростью.
– Да, – в конце концов он кивает головой, вытирая ладони о джинсы. Его сердце застряло в районе горла, или это его мозги. Или это просто растеклись его глаза, когда он посмотрел на Гарри; потому что в этот момент было слишком много эмоций. – Да, конечно, ты прав. Я просто… Ты прав.
Гарри кивает, как будто с облегчением, что Луи поддержал его, а не оскорбил. Его слова начинают литься между ними, такие сладкие и легкие для восприятия Томлинсона:
– И, вроде бы, это и не выход из ситуации, но твои рисунки невероятные. Твоя фантазия невероятная, Лу. Эти образы, творчество, юмор… – его лицо сияет трепетной улыбкой, а Луи остается только смотреть на это. – Это просто невероятно. В самом деле. И, в то же время, я сожалею, что ты прошел через всю эту боль, я чувствую, что ты сам подтолкнул себя, чтобы расти дальше. Это сделал ты сам, ты стал сильнее. А теперь ты… – он поднял ладонь, беря Луи за руку. – Теперь ты просто идеален. Ты превратился в кого-то по-настоящему умного, мудрого, вдумчивого, творческого и… я не знаю. Я имею ввиду, я не знаю тебя так хорошо, поэтому ты, просто посмотри на меня, – Гарри кашляет в ладонь, но его краснота заметна даже в темноте.
Луи закусывает губу, стараясь не улыбаться, когда на него накатывает волна облегчения. Странного, такого странного облегчения. Таких странных эмоций.
– То что я увидел, и что ты показал мне… – Гарри смотрит на его альбом в своей руке. – Здесь нет ничего, чего стоило бы стыдится. Это наоборот следует ценить. Потому что, когда-нибудь это, – он показывает на рисунки. – Сделает тебя знаменитым.
Когда Луи хочет ответить, его голос садится. Машины проезжают мимо них, светя фарами, которые скачут по витринам; прохожие создают шум, стуча обувью по тротуару.
– Ты очень проницателен для учителя по французскому, – в конце концов говорит Луи, а Гарри лишь мягко смеется на его слова.
– Ты очень проницателен для баристы.
Луи искоса смотрит на него:
– И что бы это может означать?
– Понятия не имею, – ухмыляется Гарри.
Они смотрят друг на друга, улыбаясь.
– Могу ли я зайти к тебе завтра? – спрашивает Гарри, смотря на Луи, выглядя через чур невинно и по-детски. – В кафе?
– Приходи хоть каждый день, – шутит Луи (это совсем не шутка, вообще-то), пока забирает свои рисунки обратно. Их руки соприкасаются, и это, своего рода, случайность. – Ты заставляешь почувствовать меня, что я нормальный. Я не чувствовал этого, как только вернулся сюда, – тихо признается он, отворачиваясь.
– То же самое, – мягко улыбается Гарри, хлопая Луи по колену. – Я полностью ухожу в работу со студентами, я как будто… отшельник? Одинокий. Я пытаюсь сделать все возможное, но это тяжело. Ты в какой-то степени облегчил мне жизнь. Ты заставил меня снова улыбаться, так что… Спасибо тебе.
Это ужасно глупо, и они выглядят как подростки, которые признаются друг другу в любви под светом уличных фонарей.
– Спасибо тебе, – говорит Луи, наблюдая как маленькие жучки порхают в оранжевом свете.
И когда они прощаются, Гарри низко бормочет “Спокойной ночи”* (фр.), оставляя поцелуй на щеке шатена, пока след от его кисти пылает на руке Томлинсона.
Уже в постели Луи засыпает спустя пять минут с широкой улыбкой на лице.
***
Это случается тогда, когда Луи не притрагивается к своим рисункам около пары месяцев. Месяцев! Целые месяцы он чувствует себя снова так хорошо, что даже его мама интересуется: “Эй, ты в порядке? Ты всегда можешь со мной поговорить, если что.”. Он смотрит уже не просто на свою жизнь, он начинает смотреть в будущее, и прежде, чем заглянуть в него окончательно, надо уладить кое-какое дельце, поэтому прямо сейчас Луи спускается к Лотти.
– Эй, детка, – приветствует он, хотя его сердце совсем не такое спокойное, как тон его голоса. Он чувствует себя, словно злодей в одном из этих диснеевских мультфильмов. Шрамом. Или Малифисентой.
Хотя, нет. Он самая настоящая Урсула!
Лотти смотрит на свои ногти, старательно покрывая их золотым лаком, в то время как по телевизору показывают Кардашьянов. Луи пропускает фильм Мулена Ружа.
– Что такое, дорогой братик? – спрашивает она, сосредотачивая все свое внимание на покраске.
Черт. Он должен сделать это.
– Ничего такого, милая, – Луи пожимая плечами, выпуская искусственный зевок. Может быть ему стоит перестать так много думать. – Я просто, эм-м. Хотел поговорить с тобой?
Ее голова кивает, а ее глаза пристально смотрят прямо ему в душу; они такие голубые.
– Да? – Лотти приподнимает руку, смотря красиво ли смотрится лак. Вполне красиво.
Луи выдыхает через рот и заходит в комнату, садясь на краешек ее кровати, его поза слишком напряженная. Обычно он похож на Горбуна из Нотер Дама, но сейчас он, словно выгнутая старая трость. Ладно, он просто в ужасе, он даже не знает, как ему лучше начать. Он никогда не был особо красноречивым, или хотя бы капельку тактичным в серьезных разговорах.
Но сейчас он старается. Правда старается.
– Так, ты все еще мечтаешь о мистере Стайлсе? – спрашивает он после минутного молчания, постукивая пальцами по своей коленке. Он внимательно осматривает пространство около ее кровати, замечая, что ему бы лучше вооружится подушкой, чтобы защитить себя, после неминуемой драки. Луи уже предполагает, что эти наманикюренные ноготки будут рвать ему кожу, а сама Лотти потом еще и заставит сожрать собственное сердце; что ж, Луи заслуживает такого наказания.
– Конечно, – говорит Шарлотта, хмурясь и странно смотря на брата, приподнимая в удивлении бровь. – Он все такой же горячий, как раньше.
Хах. Ха-ха. Он определенно горячий. Хахах.
Луи закрывает глаза, мечтая быть хорошим братом, что к сожалению исключено.
– Да, так что. Забавно, что… – он посмеивается и почесывает свободной рукой подбородок, пытаясь найти слова, которые могут звучать более менее прилично. Но все, что он может сделать, это не продумывая выливать информацию из своего рта. – Забавно, что я думаю о том же. Хах! Хорошие времена пошли. Да и мы с ним встречаемся. Какие хорошие времена! – Луи буквально чувствует, как брови Лотти в удивлении ползут вверх от его слов, потому что это самое худшее, что она может слышать. – Мы вместе уже некоторое время, и он великолепен, и я, наверное, влюбился в него, и он, конечно, очень горячий, ты права и… эм-м. Да, мне очень жаль, но я думаю, ты имеешь право знать это.
Луи сразу закрывает лицо своими руками, издавая разочарованные стоны, потому что это было вообще не тактично с его стороны. Он просто ужасный человек.
После довольно продолжительной тишины Луи решается посмотреть на нее (почему она еще не набросилась на него?), но Лотти просто сидит и… улыбается?!
Потрясенный, он выпрямляет спину и пялится на сестру.
– Ты не собираешься убивать меня? – спрашивает он совсем сбитый с толку.
– Нет, – она пожимает плечами, все еще ухмыляясь.
– Ты сейчас не шутишь?
– Нет, я серьезно, – она кивает головой и снова возвращается к своим ногтям.
Это просто. Какого черта, вообще?
Луи продумал разные пути развития ситуации, но теперь он, честно говоря, вообще не знал, что делать. Все пошло не по плану.
– Лотти, – он пытается снова вернуть ее взгляд на себя, в то время как она просто поднимает глаза и улыбается. – Лотти, ты меня вообще услышала? Ты слышала, что я сказал? Мы с Гарри встречаемся.
– Я поняла, Лу, – совершенно спокойно говорит она, а мир вокруг Луи начинает рушится, запутывая все мысли в голове парня. – Я так и думала, на самом деле.
Он моргает.
– Ты так и ду… Подожди. Что?
Лотти пожимает плечами и улыбается еще шире, возвращаясь к маникюру.
– Он подходит тебе. Я, конечно, воображала его в своих мечтах, да. Но давай посмотрим правде глаза, – она дует на свои ногти, а Луи продолжает удивленно пялится на нее. – Тебе нужен был тот, кто помог бы тебе справится. И я рада, что мистер Стайлс смог сделать это. Хорошая работа, братик. Я, можно сказать, горжусь тобой.
А Луи остается только посмеяться над этим, потому что. Какого черта, вообще?
Это невероятно, потому что он думал, что единственной причине по дороге к своему счастью может встать его сестра, и он даже лично рассказал все это Гарри, но кто же знал, что все выйдет именно так.
Чувствуя себя слишком эмоциональным, Луи прижимает ее к своей груди, даря объятия, но вот только та сразу орет на него:
– Лу! Мои ногти!
Определено. Луи любит свою семью.
***
– Я больше не гребаный кусок дерьма, – заявляет он, когда встречается с Гарри этой же ночью. Тот открывает ему дверь; на Гарри самые обычные домашние штаны и растянутая футболка, которая почти просвечивает, отчего видно все его тело. Луи целует его в губы, прежде чем зайти внутрь.
– Но ты никогда не был куском дерьма, – озадаченно произносит Гарри, пока плетется за ним следом. Его очки для чтения сейчас застряли в волосах, а губы покраснели от выпитого вина, и он выглядит таким мягким, потому что совсем недавно принял душ, а еще он немного сонный. Это просто совершенство. Он завораживает.
Луи так сильно влюблен.
Странные голоса раздаются по телевизору из гостиной, а ноутбук, стоящий на полу, рычит рыком Короля Льва. Недоеденный салат стоит на журнальном столике, так же как и несколько скомканных бумажек рядом с ним. Выглядит идеально.
Луи так сильно влюблен.
Он улыбается и снимает куртку, кидая ее куда-то на пол, сам плюхаясь на диван и притягивая Гарри к себе за руки:
– Иди ко мне.
Он усмехается, а Гарри подходит так легко и спокойно, и его улыбка такая расслабляющая. Не рассчитав силы, он спотыкается и заваливает на Луи сверху выдыхая тихое “oops” в его шею. Идеально.
– Что все это значит? – бормочет Гарри, пока Луи оставляет сладкие поцелуи на его челюсти, вдоль шеи и на волосах. Он утыкается носом за его ухо. – Ты так… счастлив. Ты счастливее, чем обычно.
– Я, – Луи кивает, желая знать этот чертов французский язык, чтобы сказать Гарри, как же тот прекрасен. (Гарри пытался его научить, но все закончилось слишком плачевно, особенно, когда они дошли до сослагательного наклонения. Но Луи старался. Он попробует еще раз, позже.) – Я счастлив, что все знают про нас, и они тебя просто обожают. Я рассказал все Лотти сегодня, – бормочет Луи между поцелуями. – Не волнуйся, она никому не разболтает в школе. Она рада за нас.
– Да? – спрашивает Гарри затаив дыхание, когда Луи притягивает его к себе еще ближе; его улыбка остается у Гарри на шее. – Это же здорово. Я бы хотел познакомится с твоей семьей.
– Познакомишься, – кивает Луи. – А я познакомлюсь с твоей.
– Это было бы замечательно, – улыбается Гарри, покрасневшими от вина, губами. – Это фантастика. Мы сыграем свадьбу уже в июне! – игриво смеется он.
– И у нас будет ребенок уже к осени! – поддерживает его Томлинсон.
– Это точно наш шанс, – гордо говорит Гарри.
Луи так сильно влюблен.
– Кстати, я собираюсь тебе кое-что сказать, – Луи бормочет, не зная как лучше сказать об этом. Он никогда не помнил их с Зейном первый раз, он думает, что, возможно, они были слишком пьяными, или под кайфом. В любом случае, он не помнит этого события, и это даже хорошо, потому что это не было чем-то особенным.
Но с Гарри? С Гарри это должно быть по-другому. Он хочет запомнить этот момент раз и навсегда.
– Что такое? – спрашивает Стайлс, переворачиваясь и заглядывая Луи в глаза. Его очки все еще в волосах, и это выглядит мило.
– Дай мне продумать, как лучше сказать это, – раздумывает Луи, смотря на Гарри с игривой улыбкой на губах. – Ах, да! Я вспомнил! – он сжимает Гарри еще крепче. – Я думаю, Je t’aime.
Гарри внимательно смотрит за губами шатена.
– Je t’aime? Да? – его глаза светятся.
– Да, – улыбается Луи. Его дыхание учащается.
– Ты знаешь, что значат эти слова, правда ведь? – спрашивает Гарри, внимательно изучая его профиль. – Я просто уточняю, ты настолько плохо знаешь французский, что назвал меня однажды вагиной и…
Луи перебивает его поцелуем, углубляя его и чувствуя маленьких урчащих монстриков во всем теле от соприкосновения их губ.
– Гарри, – выдыхает он с усмешкой, когда они наконец отстраняются друг от друга. – Не могу поверить, что ты так плохо думаешь обо мне, – он делает паузу, слушая дыхание кудрявого. – Это было не мое плохое знание, я знал как переводится это и специально назвал тебя так.
Гарри в шоке смеется и пытается выкрутится из хватки Луи, в итоге они оба скатываются на пол, запутываясь всеми конечностями. Ничего нового.
– Я тоже люблю тебя, – отвечает Гарри.
Он наблюдает за ним, пока тот произносит это и ему кажется, что теперь их сердца принадлежат только друг другу.
Да. Луи так сильно влюблен.
***
Две недели спустя на его телефон приходит новое сообщение.
«Надеюсь у тебя все хорошо. Я скучаю» – Зейн.
Луи читает это, жуя бутерброд, сидя на скамейке в парке, пока ждет Гарри. Он должен прийти с минуты на минуту, и они отправятся в поход. Они будут собирать цветы, гулять по темному лесу и заниматься сексом. (Луи очень рассчитывает на последний пункт.)
Луи перечитывает сообщение снова и снова, пытаясь вызвать у себя чувство дискомфорта или хотя бы грусть; птицы чирикают над его головой, а собака, в паре шагов, лает и бегает за хвостом. Рядом с его ногами больше нет коричневого рюкзака, нет больше его альбома и рисунков, есть только большая любовь к кудрявому парню, застрявшая глубоко-глубоко в его груди. Он дышит этим чувством каждый день, и он может наконец полностью наслаждаться жизнью, потому что теперь он может чувствовать ее вкус.
Но чувство вины или печали так и не приходит к нему, когда он в очередной раз пробегается взглядом по строчкам. Тщательно все взвесив, Луи принимает решение.
Он доедает свой бутерброд и смотрит на текст еще в течении трех секунд, прежде чем начинает писать ответ.
«Все очень хорошо. Я счастлив. Надеюсь, что и у тебя все будет в порядке. Удачи, Зейн и прощай» – Луи.
Когда он отправляет это, то чувствует себя свободнее, словно что-то тяжелое улетело из его груди. Ему даже дышать стало легче. Он чувствует себя спокойно, и маленькие трещины в его голове, наконец, начинают затягиваться. Навсегда.
И когда он слышит приближающиеся шаги рядом с собой, то поднимает голову, видя Гарри в учительском костюме и с виноватой улыбкой на лице.
– Мне очень жаль* (фр.) – бормочет он, оставляя теплый поцелуй на губах Луи, ведя руками вдоль тела. Луи сразу прижимается к нему ближе, ему так нравятся эти прикосновения. – Я забыл одежду для похода дома, поэтому не кричи, когда мы будем постоянно останавливаться. Ты, кстати, очень сексуально выглядишь, мы должны чаще выбираться в такие походы. – присвистывает Гарри, оттягивая шорты Луи за резинку; прежде Луи никогда их не надевал.
– Сексуальный? Я похож на придурка, – фыркает Томлинсон, в то время как Гарри шевелит бровями и притягивает его ближе к себе.
– Сексуальный придурок, – исправляет Стайлс, а Луи смотрит на него, стараясь не улыбнуться.
– Знаешь, на самом деле, это хороший способ описать тебя, – отвечает шатен, а челюсть Гарри падает вниз, вызывая у Луи хихиканье.
– Прекрати делать вид, что ты не любишь меня.
– Вот черт. А я люблю тебя, да?
– Угадай, что ты теперь должен сделать, – говорит Гарри, утягивая его за руки назад, на самом деле это не очень хорошо выглядит, они могут упасть в любой момент. – Дава-а-ай, пошли-и. Мы должны прийти туда до темноты.
– Иду, любовь моя. Главное, чтобы ты мог идти, – посмеивается Луи, позволяя Гарри тащить его за руку вперед. Но Луи не жалуется, ему нравится тепло кожи парня, когда их руки соприкасаются.
И они продолжают идти; в некоторые моменты солнце падает на глаза Гарри, таким образом, что делает их изумрудными. Кудрявый смотрит на него со всей любовью, и Луи просто чувствует, как тает. Ох.
И все это то, что есть, и что должно быть.
La vie est belle – Жизнь прекрасна.
