Текст книги "Я хочу знать (СИ)"
Автор книги: Velva
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
========== Глава 1 ==========
Голова болит так, что глаза готовы вылезти из орбит – на них словно давит изнутри что-то тупое и тяжелое. Возможно, отекающий мозг. Которому тесно в черепной коробке, и чувствуется, что кости вот-вот разойдутся, а глаза выпадут наружу.
Баки хрипло дышит, стараясь абстрагироваться от боли. Этому его учили. Когда – не важно, время лучше вообще не воспринимать как часть реальности. С его памятью «когда» утрачивает свое значение, для него это не принципиально. Главное не «когда», а «кто» и «что происходит сейчас».
Сейчас Баки видит сквозь мутную пелену боли перед собой тройную решетку, на потолке, причем снаружи, несколько тусклых лампочек. Вторая и третья решетка под напряжением. Если до них дотянуться протезом – треск, взрыв, боль, тьма и забвение.
Но до них не дотянуться. А потому Баки просто стоит и смотрит на фигуру, пытающуюся донести до него свою мысль словами через вату адской головной боли и три металлических преграды.
– Тебе должны оказать помощь. Я знаю, ты умеешь отключаться, но я даже отсюда чувствую, как от тебя воняет гнилью. Твоя культя, Барнс. Она гниет под протезом. А учитывая, что ты ничего не жрешь, то скоро даже твой организм перестанет справляться с инфекцией, и ты все равно свалишься. Просто дай нам помочь тебе.
Баки молчит. Даже если забыть обо всем, что умеет и знает Зимний солдат, любой человек бы понял, что такое это его «помочь». Это зафиксированное на столе тело, с которым можно делать все, что угодно. Возможно, вместо капы между зубов, будет укол обезболивающего. Но суть не меняется: он снова окажется во власти тех, от кого ничего хорошего ждать не приходится.
Насчет этого дерьма у Зимнего богатый опыт, и ни малейшего желания его повторить. Поэтому он даже не отвечает. Слова Старк может оставить себе. У него хорошо получается с ними управляться. Особенно когда он пытается оправдываться. Но Зимний давно уже научился пропускать слова мимо ушей, оставляя себе только факты. А факт сейчас есть лишь один: Стив мертв, и причиной этому – Старк и его друзья из правительства. Стив не доверял им, не доверял Старку, и в итоге оказался прав. Баки тоже не должен доверять им.
Между тем поток слов из-за решеток не прекращается, и, судя по изменившейся интонации, Старк уверен, что не зря рассыпает тут ворохи своих округлых гладких фраз. Головная боль растет, и Баки уже просто не может слышать никаких посторонних звуков. Старка надо заткнуть, просто и быстро.
Поэтому Баки делает два шага и прижимается лицом и телом к решетке. Старк замирает с приоткрытым ртом. Карие глаза настороженно блестят. Баки не может просунуть руку через частую решетку, и разогнуть эти прутья тоже. Вдвоем со Стивом они бы смогли. Но Стива больше нет.
Баки медленно поднимает протез и показывает Старку средний палец. Вместо тысячи слов, или как там говорилось в той назойливой рекламе круглых беленьких конфет. Прости, Старк, что не могу обернуть руку красной ленточкой. Сойдет и так.
Широко раскрытые глаза Старка подергиваются пеленой. Баки равнодушно смотрит в них, рассматривая чужие эмоции. У Старка их очень много, а вот у самого Баки лишь одна – боль.
Лампочки гаснут, и по коридору слышны быстрые удаляющиеся шаги. Баки садится на пол – кровати в его камере нет. Неплохо бы прислониться к стене, но лучше не стоит. Кто знает, что может из этой стены выскочить. Он дал себя поймать, взять прямо у тела Стива. Все еще надеялся, что «нет». Что «невозможно». Что это – обрывок сна. Что вот это синеватое лицо с залитыми кровью глазами – не Стив. Он даже не похож. Его Стив – маленький, упрямый, с прозрачными голубыми глазами, которые не умеют врать. Живой. Его…
– Стив…
Баки запускает металлические пальцы в длинные пряди, сжимает кулак и выдирает с корнем клок волос. Череп обжигает болью, но на этот раз снаружи. Чистая, хорошая боль, от которой ненадолго становится легче.
А потом ноздрей касается едва уловимый запах, который нельзя перепутать ни с одним другим. Эти ублюдки пустили газ.
Баки мечется по камере, закрывая лицо футболкой. Металлические пальцы крушат решетку, и она, несмотря на весь свой коэффициент прочности, поддается. Слишком, слишком медленно.
Баки падает лицом в пол, чуть-чуть не дотянувшись до второй решетки, той, что под напряжением. Проклятые несколько сантиметров. Это его какое-то персональное проклятие: всегда не хватает нескольких сантиметров.
Всегда чуть-чуть не хватает, чтобы все получилось, как надо. Как у Стива.
***
Страх – второе чувство, которое приходит вместе с сознанием. Ноги зафиксированы, левой руки нет. Правая тоже намертво зажата в фиксаторах. И голова. Страх каплями ледяного пота стекает по вискам и шее. Опять это.
Баки судорожно копается в памяти, перебирая все драгоценные воспоминания. Все, что ему удалось восстановить – на месте. Самое главное – Стив. Тот, довоенный, и другой. Улыбается и смотрит теплыми синими глазами. И вдруг – пустыми, холодными, мертвыми. Воспоминания – иногда это очень больно.
Баки весь сжимается от этой боли, зажмуривает глаза и прикусывает губу. Сейчас он почти рад, что начнется обнуление.
– Все в порядке, – вмешивается в его боль посторонний голос.
Это не Пирс. Не Рамлоу. Это…
– Тони Старк! – Баки открывает глаза и впивается взглядом в фигуру в белом халате, которая сидит чуть поодаль на удобном стуле.
– А, ну, значит, все в порядке, – устало говорит Старк, и смотрит своими круглыми карими глазами. В которых на этот раз нет никаких чувств, кроме опустошенности. – Я боялся, что анестезия может снова привести к частичной потере памяти. Поэтому все делали под местным наркозом, пока еще действие газа не ослабело. Болит?
Баки не отвечает. Потому, что «болит» – это не то слово, которое применимо к пульсирующему раскалённому потоку металла, который у него вместо левой руки. С головой все еще хуже.
Старк постепенно понимает, что ответа не дождется и кивает:
– Ладно, тогда дальше. Ты в военном госпитале. Протез забрали мои, как говорил Роджерс, друзья из правительства, и вряд ли вернут. Поэтому у нас…
Баки молча выдирает руку вместе с креплениями и выпрямляется на кровати. На это уходит секунды две, еще столько же – чтобы высвободить ноги. Игла капельницы выскакивает из вены, кровь теплыми каплями стекает на простыни.
А в круглых темных глазах Старка тоже появляется страх.
– Надо было убить меня в камере, – шипит Баки, надвигаясь на него, и ненависть в серых глазах причиняет почти физическую боль. – И даже раньше, там, со Стивом.
– Остановись, – сухо говорит Старк. – Здесь камеры.
На этих словах дверь вылетает внутрь и в палату вваливаются трое автоматчиков. Черные дула нацелены на Баки, стволы маслянисто поблескивают.
Старк стоит, чуть откинувшись назад и подняв руки вверх. Глаза его не отрываются от Зимнего солдата.
– Парни, парни, не стоит так напрягаться, – голос у него привычно-нахальный и звучит так, словно тут ровным счетом ничего не происходит.
– Мы с мистером Барнсом достигли консенсуса, – вворачивает Старк умное словечко.
Баки не знает, что оно означает, что уверен в одном – ничего такого они со Старком не достигали.
– Они забрали один протез, – одними губами говорит ему Старк, и только тут Баки понимает, что страх в глазах Старка – это не страх смерти или боли. Это боязнь непонимания.
– Второй протез у меня в мастерской, в Башне, – темные глаза почти гипнотизируют. – И если ты уймешься, я смогу забрать тебя отсюда. Просто успокойся и пройди все их гребаные психологические тесты. Без протеза ты не опасен, и они отдадут тебя мне.
– Стив мертв, – шипит Баки, и лицо его постепенно теряет всякий человеческий вид. – Стив мертв из-за тебя и твоих друзей.
– А из-за тебя мертвы трое самых близких мне людей, – шипит Старк в ответ, и в глазах его вспыхивает не меньшая ненависть. – Зимний солдат убил моего отца, Говарда Старка.
В памяти мелькает смутное воспоминание – тоже кто-то с усами и темным хитрым взглядом.
– Не помнишь? – еще тише и ненавистней шипит Старк. – И ты убил Роуди. Ты!
– Я этого не хотел, – отвечает Баки, и снова горячая злость опаляет череп изнутри. А потом они произносят в унисон, испепеляя друг друга полными ненависти взглядами:
– Из-за тебя умер Стив!
– Из-за тебя умер Стив!
В полной тишине слышно дыхание обоих. Баки судорожно дергается, Тони опускает руки.
– Он был моим единственным другом! – первым срывается Баки.
– Он был и моим другом! – орет Тони, не обращая внимания на автоматчиков. – Я ценил Роджерса! Он мне жизнь спас! Я не хотел этого! Все, что произошло – из-за тебя! Потому что Стив не мог тебя бросить, а у тебя кишок не хватило сдаться самому, и дать ему шанс на новую жизнь!
Баки медленно опускает руку и отступает назад. Свет перед глазами меркнет, и все, что Баки сейчас видит – улыбающееся лицо Стива, и яркое весеннее солнце, запутавшееся в светлых волосах.
Баки ложится на кровать лицом в подушку, и не слышит, как щелкают предохранители на автоматах.
Надо было сдаться самому.
Но он так хотел, чтобы все было, как раньше.
И убедил его в этом Стив.
========== Глава 2 ==========
Баки лежит на кровати, глядя пустыми глазами в потолок, и думает о героине. Рамлоу давал ему иногда уколоться после миссии. Это было, словно несколько пронзительных оргазмов подряд, и блаженство стирало из головы весь мусор, превращая Зимнего солдата из механической куклы в живое, упивающееся миром вокруг, существо. Это было просто охуительно, и когда Рамлоу сладострастно смотрел на исказившееся лицо Зимнего, в его глазах отражалось понимание. Сыворотка требовала лошадиных доз, и не давала возникнуть зависимости, но Пирс все равно пришел в бешенство, когда один раз они спалились на анализе крови.
Баки думает о них обоих, о Рамлоу и Пирсе. Зимний считал их своими. Почти друзьями. Почти родными. Свои – это как братья, по крови и по оружию, объединённые общей целью. А оказалось, что они были врагами, против которых боролся его единственный настоящий друг – отчаянный Стив Роджерс, который отдал за дружбу жизнь супергероя.
Баки переворачивается на бок и беззвучно плачет. Что еще остается делать девяностолетнему безрукому инвалиду, у которого за всю жизнь только и было настоящего, что друг детства, погибший по его вине, пусть и невольной.
Как всегда некстати, хлопает дверь, и нахальный голос Старка ввинчивается между Баки и самым дорогим, что у него есть – воспоминаниями.
– Хорошие новости на развес, инвалидам со скидкой в двадцать процентов.
Баки садится на кровати и смотрит на Старка, старательно не замечая двух мрачных бойцов в хаки за его спиной. В палате нет решеток, но от этого суть не меняется.
– Это результат твоего последнего теста, – машет Старк бумажками. – И знаешь что? Там написано: «Пациент стабилен». Стабильность, Джимми. Стабильность – это хорошо, это главное в нашем деле. Остальные анализы тоже в норме, насколько это может быть для человека с сывороткой суперсолдата. Они там, кстати, до сих пор спорят, что в твоем случае норма. Но бог бы с ними, сейчас важнее другое: я могу забрать тебя отсюда. Ты неопасен. По общему мнению комиссии, и моему честному слову.
– Иди на хуй, – по-русски отвечает Баки и медленно поднимает выпрямленный средний палец.
– Никто не переведет? – спрашивает Старк у бойцов, и ответом ему служит молчание.
– Послушай, – Старк устало потирает переносицу, но по голосу ясно, что ни сдаваться, ни отвязаться он даже не собирается. – Какой тогда был смысл в том, что ты два месяца каждый день сдавал анализы и проходил психологические тесты? Что тебя обследовала целая комиссия мозгоправов, что ты выдержал три допроса, записанных на камеру, что тебе в задницу фонариком светили, и все прочее, чтобы тебя, наконец, признали неопасным и выдали вот это вот «пациент стабилен»? Я думал затем, чтобы я забрал тебя отсюда.
Баки лениво смотрит на него, и светлые глаза в окружении темных ресниц кажутся пустыми и холодными, как у манекена. Некоторое время они молча смотрят друг на друга, а потом Баки чуть наклоняется вперед и почти шепотом произносит одно-единственное слово:
– Тюрьма.
Старк приоткрывает рот, пытаясь сообразить. Но на то он и гений с нестандартным мышлением, чтобы за несколько секунд прикинуть весь расклад и понимающие закивать головой.
– А, ну да, разумеется. Но, видишь ли Джимми, не в твоем случае.
Лицо Баки по-прежнему бесстрастно, но в глазах мелькает едва заметная тень.
– Да, да, – вежливо улыбается Старк. – Никакой тюрьмы, во всяком случае, обычной. Как бы тебе это объяснить? Ты – преступник, который числился в международном розыске семьдесят лет. Понимаешь, к чему я клоню?
Баки медленно смаргивает. Этого не может быть…
– Тебя выдадут русским, – складывает руки на груди Старк, и на этот раз он очень серьезен. – В качестве сувенира на память. В ответ нам, возможно, пришлют кое-что вроде секретных документов, ну или, может быть, только матрешку. Это мне точно неизвестно, но то, что тебя вернут туда, где тебя научили так хорошо ругаться, несомненно.
Баки облизывает губы и оценивает риски: даже с одной рукой он успеет положить обоих быков, пока за ту минуту, что предположительно есть в его распоряжении, после того, как он начнет, не прибегут остальные. Но Старк вполне может сбежать. И тогда все теряет смысл. Вообще все теряет смысл, если его отдадут русским.
Баки рассчитывал, что его переведут в тюрьму, пусть даже военную, но откуда возможно сбежать. Теперь на этом можно поставить крест. Все рухнуло в пропасть, пошло прахом. Умные мудаки. Стоило два месяца водить за нос их психотерапевтов, психологов и следователей. Стоило два месяца жрать таблетки и разыгрывать из себя овощ.
А Старк между тем смотрит на него и читает мысли. Просто видит насквозь. Чертов богатый подонок, не зря в газетах его называют гением. Голова варит, тут не поспоришь. Образование, воспитание, талант, или что там еще у него есть, и чего никогда не было ни у Стива, ни у самого Баки, у двух простых парней из Бруклина.
– Зачем я тебе? – не выдерживает Баки, и от злости перестает видеть мир в привычном цвете: краски выцветают, контрасты становятся резче, и черные, как дула автоматов, глаза Тони почти гипнотизируют.
– Потому что из-за тебя умер Кэп, и я не могу пустить эту смерть псу под хвост.
За это Старку следует разбить лицо. Вообще за то, что у него хватает наглости постоянно произносить имя человека, которого из-за него же и убили, стоит того, чтобы размолоть его самодовольную морду в кровь и мясо.
– Окей, – Баки поднимает руку вверх. – У тебя дар убеждать почти такой же, как у твоего папаши. Тот тоже умел блеснуть речугой.
Темные глаза Старка гаснут. Один-один, мистер Я-Тебя-Убью.
***
Баки начинает ценить чувство юмора Старка. Конечно, в Башне он не сидит в карцере, и его не избивают дубинками, но Старк постарался, чтобы Баки попал ровно туда, куда хотел – в тюрьму.
Ему выделен отдельный этаж на тридцать каком-то этаже. Бронированные стекла исключают возможность отправиться на прогулку по крышам, даже если бы он вдруг захотел проверить, получится ли взлететь. Без протеза нечего и думать, чтобы выбить стекла или вынести двери. Да, он может намного больше, чем обычный боец, но Старк рассчитывал не так, как эти идиоты из ФСБ и армии. Все его расчеты прочности основаны на физических показателях Баки.
На правой руке мирно красуется округлый браслет, который невозможно снять, особенно если у тебя нет второй руки. Одно слово Старка, и браслет активируется: все тело Баки прошибет разрядом тока, похлеще, чем в Гидре при обнулении.
Третий день после переезда, когда Баки сначала знатно потыкали шокерами, а потом разложили лицом в пол, нацепили на руку эту поебень, сунули в вертолет и притащили в Башню, он не спит и не ест.
Просто ходит вдоль окон и смотрит на город. Туда-обратно. Как тигр в клетке. С перерывом на обед: худшим, что есть в его новой тюрьме.
– Так, так, так, прошу к столу, – Старк влетает в комнаты в своей очередной помятой футболке.
Волосы у него стоят вихрами, штаны сползают на бедра, но морда по-прежнему такая же самодовольная. Хотя и такая же помятая, как футболка. При этом, перегаром от него не пахнет, Баки руку дал бы на отсечение. Ту, которой и так уже нет.
Третий день Старк устраивает этот дешевый цирк: притаскивается к нему, садится за стол, который ловко накрывают его роботы и с сияющей улыбкой приглашает Баки присоединиться.
Два дня Баки просто игнорил его, продолжая молча ходить туда-сюда вдоль окон, но на этот раз рожа Старка кажется совсем какой-то уж омерзительной. У Баки от ненависти срывает клапан, и он четко произносит по-русски:
– Иди на хуй.
– Джарвис, – зовет Старк. – Переведи, пожалуйста, то, что сказал Джимми.
– Да, сэр, – мягко отзывается Джарвис и послушно переводит.
– А, так ты меня просто на хуй послал, – пожимает плечами Старк, и начинает накладывать себе в тарелку салат. – А я-то уж думал, это любовный приворот.
– Старк! – не выдерживает Баки, и глаза его блестят, как лезвие. – Ты не думал, что все, чего я хочу с момента смерти Стива – свернуть тебе шею?
– Ты знаешь, нет, – Старк поднимает голову и спокойно смотрит на него. – Меня гораздо больше заботит то, что я хочу свернуть твою. Каждую ночь я лежу в постели и думаю о том, что могу надеть костюм, спуститься вниз и сломать тебе шею. Хрусть – и все. Никакого Джимми.
– Мне мешает это, – поднимает культю Баки. – А тебе что?
– Я хочу понять, – Старк отправляет кусочек мяса в рот и указывает вилкой на Баки. – Что в тебе такого, что Кэп пошел против своих же. Против меня.
– Не можешь пережить, что кто-то выбрал не тебя? – ухмыляется Баки.
– Не кто-то, – Старк уже не улыбается. – А Кэп.
Старк не успевает понять, каким образом Баки оказывается за столом. Только что стоял у окна – и вот уже сидит напротив и смотрит в глаза.
Тони сглатывает. Губы вздрагивают, чтобы произнести кодовое слово. Но Тони прикусывает нижнюю губу и через силу улыбается. Это так же страшно, как первый раз прыгать с парашютом. Или нюхать кокс в школьном туалете.
– Он был моим другом, и мы пообещали быть вместе до конца, что бы ни было, – Баки берет вилку и ловко перекладывает себе в тарелку несколько кусочков нарезанного мяса. – Еще до войны. В его понимании, это и было дружбой.
– Но Кэп был помешан на справедливости, а здесь любой бы понял, что ты – угроза, – откидывается на спинку стула Тони. – Я все не могу понять: как он мог выбрать тебя и пойти против правительства. Против закона.
– Потому что он считал, что идет против несправедливости, – Баки ловко отправляет кусочки мяса в рот и проглатывает, почти не жуя. – Для него люди всегда были важнее законов и приказов. Ему вообще не стоило идти в армию. Я ему сказал это еще тогда, когда уходил на фронт, и сейчас думаю точно также.
– Но прошло семьдесят лет, – Тони комкает рукой салфетку. – Вы оба стали другими.
– Я – да, – соглашается Баки, снова подцепляя кусочек мяса с тарелки. – Стив – нет. Только не он. Он считал себя обязанным мне. За то, что я его поддерживал, когда он был… Послабее.
– И только из-за этого? – Тони не отстает.
Он увлекается настолько, что подается вперед, забывая, что напротив – один из самых опасных убийц современности. Которому нужна только одна секунда, чтобы схватить его за горло и свернуть шею. Или просто вилку в глаз воткнуть.
– Ну, это такая мужская дружба, не знаю, как тебе объяснить, если у тебя такого не было, – морщится Баки. – Первая любовь самая сильная, тут ничего не поделаешь.
– Первая любовь? – широко распахивает глаза Старк.
Баки про себя отмечает, что вилка бы сейчас вошла в один из них легко и по рукоятку.
– Ну такая, знаешь, юношеская влюбленность, которая бывает у мальчишек в старших друзей, особенно у тех, у кого не было отца, – объясняет Баки. – Стив смотрел на меня с восторгом – ему казалось, что круче меня никого нет. Он хотел быть таким, как я. Он даже в армию поперся только потому, что забрали меня. Типа доказать себе и миру, что он не хуже. Он и был не хуже.
– Никогда об этом не думал, – Тони снова откидывается на спинку стула. – Что между друзьями может быть такая связь.
– У нас просто не было времени, чтобы она разорвалась, – Баки тоже выпрямляется на стуле. – Такая дружба проходит с годами, знаешь, появляются семьи, работа, все такое. Жизнь разводит. Мы просто не успели прожить достаточно, чтобы разойтись: война, а потом лед.
Тони не отвечает, глядя на своего собеседника. Он вдруг видит его словно впервые: складки у рта, мешки под глазами, усталый взгляд и длинные волосы, слипшиеся сосульками. Даже с протезом этот человек не стоит того, чтобы за него умер Капитан Америка. Старк озвучивает эту мысль вслух.
– Ну, хоть в чем-то мы с тобой сходимся, – ухмыляется Баки. – Я тоже так всегда считал. Проблема в том, что Стив так не считал. Даже в первый раз, когда ринулся в самоволку за линию фронта – спасать идиота Баки Барнса из фашистского плена. А отвез его, кстати, твой отец.
– Которого ты потом убил, – излишне громко произносит Тони.
– Да, – отвечает Баки. – Я. Убил. Его и еще кучу народа. Я опасен, не так ли? Псих, натасканный на киллерство. Боишься меня, правда?
Баки ухмыляется самым зверским оскалом, на какой способен, и в глазах его плещется настоящее безумие.
Тони снова сглатывает и выглядит так, что одним этим видом отвечает на заданный вопрос.
– Можно я съем вишенку? – вдруг спрашивает Баки.
– Что? – переспрашивает Старк.
– Вишенку с твоего пирожного, – поясняет тот. – На моем долька мандарина, а я хочу вишенку. Всегда их любил, они приторные до ужаса, но мне такие и нравятся.
– Да, конечно, ради Бога, – спохватывается Тони и смотрит, приоткрыв рот, как Баки отравляет в рот розовую сладкую вишню, а потом сплевывает косточку на тарелку.
– Как тебе удалось обойти специалистов? – Тони откидывается еще дальше на спинку стула и неосознанно растирает горло рукой.
– Меня этому учили, – равнодушно смотрит на него Баки. – Семьдесят лет практики. Как обходить детекторы лжи и вешать лапшу на уши психотерапевтам. Ты даже не представляешь, на что я способен. Но, конечно, ваши специалисты ни хера бы меня не выпустили, если бы не ты. Хорошо быть в фаворе у дяди Сэма, правда, Старк?
– Ты убил Роуди, – невпопад отвечает Тони. – А он был моим другом. Может быть, у нас все было проще, чем это ваше «я с тобой до конца», но он был моим другом.
– Старк, – Баки утирает рот салфеткой, и бросает ее на тарелку. – Ты сам ввязался в войну. А на войне погибают не только те, кто тебе не нравится. Мы со Стивом это знали. Особенно в этот раз.
Старк сидит в тишине, а Баки уже снова возле окон и ходит туда-сюда. Бесшумная нервная походка, совсем как у крупного хищника, запертого в клетку.
– Послушай, – говорит Тони. – Есть сложности с твоим протезом.
– Ну? – отвечает Баки, не останавливаясь.
– Он – часть твоего организма. Если его в ближайшее время не поставить на место, изменения в твоих костях и внутренних органах станут необратимыми. Протез был частью тебя намного больше, чем мы все думали.
– Зола никогда не делал ничего наполовину, – пожимает плечом Баки.
– Ты не понял? – нервничает Старк.
– Понял, – отмахивается Баки. – В чем проблема?
– В том, что если я его тебе надену, то ты меня убьешь, – огрызается Тони.
– Тогда не надевай, и убьешь меня сам, – бросает Баки, продолжая свое хождение туда-сюда. – Все просто.
– Я не хочу тебя убивать, – хрипло отвечает Тони. – Но и умирать тоже не хочу.
– Ну и что ты тогда от меня-то хочешь? – в раздражении оборачивается к нему Баки.
– Я хочу понять, что ты за человек, Джимми, – серьезно отвечает Тони. – Не Баки Барнс, не Зимний Солдат, а именно ты – тот, который был ими обоими и сейчас не является ни одним из них.
– Удачи, – холодно отвечает Баки и быстро уходит прочь вдоль череды огромных окон, сквозь которые виднеется багровый летний закат.
========== Глава 3 ==========
На следующий день Баки оказывается у стола раньше, чем Тони успевает как следует усесться.
– О, в ком-то проснулись хорошие манеры? – ерничает Тони, закладывая салфетку за ворот прожженной в двух местах футболки.
Баки не отвечает: он смотрит на розетку, полную сладких вишен для украшения.
– А, да, – отслеживает его взгляд Старк. – Я подумал, что с твоим повышенным метаболизмом глюкоза не навредит.
– Наоборот, – неразборчиво отвечает Баки, рот которого полнится густой вязкой слюной. Он уже чувствует сладость вишен на языке.
– М-м-м…
Старк смотрит на то, как первая вишня отправляется в красивый чувственный рот. Баки зажмуривается от удовольствия. Округлая, сочная, истекающая сладостью, вишня проскальзывает между губ, и там, внутри, влажно лопается на языке, обволакивая его приторным вкусом.
– М-м-м, – Баки почти стонет, по одной отправляя вишни в рот, и губы его уже сплошь перемазаны вязким вареньем.
– Джимми, – окликает его Старк, и, когда тот оборачивается, жестом показывает, что надо утереть рот.
– Извини, – Баки садится за стол и вытирает губы салфеткой.
Тони про себя отмечает, что они тут же становятся сухими, яркими и, наверняка, горячими.
– Так Стив был в тебя влюблен этой юношеской мальчишеской влюбленностью, – возвращается к прошлой теме Старк.
– Да, но все закончилось тогда, когда он по-настоящему влюбился, – Баки смотрит на свою тарелку: мясо и гарнир образуют веселый смайлик. – Это твой креатив?
– А что, разве плохо? – подмигивает Тони.
Баки вместо ответа пожимает плечом, и только тут Старк замечает, скольких сил ему стоит соблюдать равновесие и баланс. Гибкому сильному телу Барнса не хватает тяжести и надежности бионического протеза. Тем временем Баки вилкой смешивает еду в кучу, стирая улыбочку.
– Он познакомился с Картер, и она стала любовью всей его жизни, – продолжает Баки, отправляя в рот кусочки картофеля и сладкого перца. – После встречи с ней Стив стал мужчиной.
– Но теплые чувства к тебе остались? – дополняет Тони.
– Да, – кивает Баки. – Все мы иной раз немного чисто платонически влюбляемся в кого-то, кто нас восхищает, что не мешает нам спать с другими. В дружбе всегда есть привкус влюбленности, как и настоящая любовь всегда бывает еще и настоящей дружбой между двумя людьми.
– Да ты просто философ, – хмыкает Тони.
– Просто последние два месяца у меня была куча времени, чтобы лежать и думать, – Баки аккуратно доедает последний кусочек мяса. – Вот я и думал.
– Может, ты заодно придумаешь, что делать с нашей общей проблемой? – усмехается Тони.
– Не-а, – лениво отвечает Баки. – Это не наша проблема, это твоя проблема. У меня проблема другая: вернуть протез и придушить тебя.
– Вот и приноси людям вишенки, – криво усмехается Тони.
– За вишенки спасибо, – косится на опустевшую розетку Баки. – Лучше них нет ничего. Почти ничего.
– О-о, у тебя есть заветные желания? – веселится Тони. – Давай я побуду твоей феей-крестной. Чего изволите? Хрустальные туфельки? Карету из тыквы? Блэк-джек и шлюх в придачу?
– Ничего из вышеперечисленного, – Баки не улыбается. – Спасибо за обед.
Тони не понимает, что именно пошло не так, наблюдая за удаляющейся спиной Барнса.
***
– А где вишенки? – ухмыляется Баки, усаживаясь за стол.
– А надо было? – вопросом на вопрос отвечает Старк. – Ты серьезно их хочешь каждый день есть?
– Стабильность, Старк, главное в нашем деле, – еще шире ухмыляется Баки.
– Надо же, и это помнишь, – усмехается в свою очередь Тони. – А я-то думал, у тебя проблемы с памятью.
– Были, – кивает Баки. – Кстати, я не люблю фасоль. Категорически. Слишком много ел ее в детстве.
– А, ну, ок, прости, не знал, – в растерянности смотрит Старк на их гарнир. – То есть, ты все помнишь?
– Не все, но многое, – отвечает Баки. – Не могу сказать, что кое-что не хотел бы забыть обратно, но что есть, то есть.
– Я могу позвать тебе психолога, – серьезно смотрит на него Тони. – Чтобы он помог справиться с этим.
– Нет, не стоит, – отрицательно качает головой Баки. – Я сам справлюсь. Комплексы и чувство вины не настолько меня мучат, как тебе кажется. Хотя мне жаль, что так вышло с твоим отцом. Я бы даже извинился, если бы в этом был смысл.
– Думаешь, не стоит? – Тони заметно напрягается, и даже глаза его меняют цвет, становясь темнее.
– А думаешь, стоит? – Баки тоже больше не улыбается. – Давай попробуем. Мистер Старк, я убил вашего отца, неловко вышло. Мне, конечно, жаль, но я этого даже толком не помню. Просто, щелк – и очередное тело на полу. Я не хотел никого убивать, но в то время это было моей работой, и меня никто особо не спрашивал, чего я хочу. И, конечно, мне бы надо валяться у вас в ногах, вымаливая прощение, но вы, мистер Старк, убили моего лучшего друга Стивена Роджерса, который связался с вами себе на беду.
– Стив был…
– И твоим другом тоже, – резко перебивает его Баки, и глаза его снова полны черной ненависти. – Но тебя это не остановило, не так ли? Никто первым не отступил назад, не поднял руки и не сказал: «Парни, хватит, давайте все обсудим».
– Я хотел объяснить ему, что он неправ, – вздрагивает Тони, и лицо его разом стареет на несколько лет.
– А ты не думал, что неправ – ты? – наклоняется к нему через стол Баки. Смотрит и ровно дышит, так близко, что Тони чувствует его дыхание на своем лице.
– Ты просто не понимаешь, насколько ты отстал от жизни, и насколько все изменилось, – взрывается Старк и тоже подается вперед, так, что они едва не сталкиваются лбами.
– А ты просто не представляешь, что такое – все время быть под чьим-то контролем, – шипит ему в лицо Баки, и только тут Тони понимает, что его единственная рука держит его за грудки.
– Контроль, Тони, – шепчет Баки. – С этого все начинается. Когда тебя хотят контролировать, твоего мнения уже не хотят знать. Все просто.
Тони все еще переводит дыхание, а Баки уже снова шагает вдоль окон. Неряшливые волосы стекают по спине.
– Помыл бы ты голову, – кричит ему Тони вслед.
– С одной рукой это не так просто, – прилетает в ответ.
Тони качает головой и облизывает пересохшие губы.
========== Глава 4 ==========
На следующий день Баки сидит, сложив ноги крест-накрест, перед окном, и даже не оборачивается на приветствие Тони. Полный игнор, совсем, как в самый первый день.
– Вишни.
Тони опускается рядом и ставит розетку между ними.
– Не хочу, спасибо, – равнодушно отвечает Баки, и его тоскливый взгляд не отрывается от накрывающей небо и город тьмы.
– Почему ты не принимаешь обезболивающие? – спрашивает Тони.
– Они не помогают, – дергает плечом Баки. – И потом, я умею обходиться без них. Боль можно отключить. Здесь.
Баки указывает пальцем себе на висок.
– Все тут, все рычаги управления.
– Это точно, – соглашается Тони.
