Текст книги "Не твоя смерть (СИ)"

Автор книги: Вареня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Предисловие автора. ==========

Эта история писалась настолько странно, что я решила выложить своеобразный ахтунг. За что прошу понять и простить.

Впервые персонажи меня категорически не слушались и ненавидеть друг друга отказывались. Я вас честно предупредила, так что тапки по этому поводу оставьте при себе. Может ли быть что-то подобное в реальной жизни? Вря-я-яд ли. Но омегаверс, соулмейт, честно мной заявленные, надеюсь, дают какое-никакое право на некоторые вольности.

Для тех, кто ждал Тимофеевых страданий-убиваний: их не будет. Вернее не в таких объемах, как хотелось некоторым читателям.

Я все еще люблю своих героев. Имейте это в виду.

Ваша Вареня.

========== Глава 1. ==========

Подавители горькие. По крайней мере, те, что требуются. Плюс аэрозоль. Запах Тимура слишком яркий, слишком запоминающийся, чтобы он мог позволить ему проявляться хоть на сотую долю. Ему важно быть незаметным, поэтому он морщится – каждый гребаный вечер! – но глотает таблетку. От нее клонит в сон, и краешком сознания Тимур думает, что это ни к чему хорошему не приведет. Но у него нет выбора. Так что он почти валится на продавленную кушетку в крохотной комнатке общежития и засыпает.

Эта комната – все, что осталось ему от Коли. Лучший друг, брат, еще со времен ежегодных летних вояжей в деревню. Дед тогда еще был полон сил, весел и здоров. А Коля не сидел на героине.

Конечно Тимур винил себя. Как он ухитрился не заметить, что друга затягивает в эту гниль, он не мог понять до сих пор. Да, выпускные экзамены, а потом поступление. Бешеное начало первого курса и… смерть деда. Тимуру было некогда, его еле хватало на то, чтобы просто обменяться с Колей дежурным приветствием и услышать, что у того все хорошо. Уже позже, когда его папа, рыдая в трубку, сообщил, что Коля умер от передоза, Тимур стал анализировать. Вспоминать странные интонации, подозрительные фразы. Все это было. Было проигнорировано. А потом Коля умер, и анализировать стало нечего.

В момент звонка на Тимура остро накатило осознание собственного одиночества. До тошноты глубокое, засасывающее. Он выронил из дрожащих пальцев трубку, давно коротко гудевшую, и разрыдался. Выл, закрывая ладонями лицо, размазывал текущие слезы. Было плохо так, как не было даже на похоронах деда. И вот тогда Тимур поклялся отомстить. Пусть даже это окажется последним, что удастся сделать. Хоть одну тварь он утянет за собой. Не из этих мелких шавок, которые зарывают дурь под кустами, а кого-нибудь из верхушки, из тех, кто действительно виноват.

Тимур бросил все: учебу, родной город, квартиру и переехал в Архангельск. Колин папа, посеревший и опухший от слез, отдал ключи от комнаты, в которой последний год обитал сын, и лишь отмахнулся от предложения об оплате. Тимур прожил в этой каморке уже полгода, но так и не распаковал чемоданы. Тонкие рубашки, вычурные жилеты и пиджаки, модные джинсы, шорты и брюки в эту новую жизнь не вписывались. За скрипучей дверцей облупленного шкафа советских годов ютилось несколько поношенных толстовок, серо-черные футболки, да спортивки с вытянутыми коленями. То, что надо, чтобы затеряться среди наркоманов города и выискивать, вытаскивать нужные крохи информации.

И только сегодня Тимур открыл один из чемоданов. Человек, встречи с которым он так ждал, был из другого круга. Из мира тонких рубашек и вычурных пиджаков. Тимур знал, что соответствует, но все же выдохнул с облегчением, уловив одобрительный взгляд хозяина маленького, но стильного коттеджа в пригороде. Вот только на этом его везение кончилось. Моложавый омега средних лет, внешне фифа и пустышка, оказался редким умницей. Он почти не отвечал на вопросы Тимура, ловко отделываясь общими фразами и пустыми рассказами. А потом, устав играть, открыл бутылку какого-то легкого вина с приятным послевкусием и щедро плеснул Тимуру.

– Такой хороший мальчик, – задумчиво проговорил он, покачивая свой бокал между пальцев. – Зачем же ты полез в это дерьмо?

Тимур упрямо поджал губы и не ответил.

– А-а-а, – насмешливо протянул омега, – ты из этих, – он описал бокалом круг, – из идейных. Объяснять бессмысленно, убеждать бесполезно.

Тимур отвел глаза в сторону и вновь промолчал.

– А ты ведь наверняка нарыл уже что-то, так ведь? Можешь не отвечать. Если бы нет, тебя бы здесь не было. И ведь должен понимать, что бороться бессмысленно. Ты – прости, конечно – не Геракл, чтобы победить Гидру.

– Я попробую прижечь главную голову, – твердо ответил Тимур, – а там, глядишь, еще кто подтянется. Уловит, так сказать, принцип.

– Главную голову? – мужчина разве что не смеялся. – Уж не с самим ли Тимофеем Антиповым ты, крошка, решил пободаться?

– А если и с самим? Что с того?

Тимур ждал, что он скажет что-то еще, снова начнет убеждать, уговаривать, но его собеседник сидел молча, уставившись в пол. А когда поднял взгляд, стал совершенно серьезным, таким, каким Тимур его еще не видел ни разу за время разговора.

– Мне жаль тебя. Жаль, что ты слишком дерзкий и нахальный. Жаль, что ты загоняешь себя в ловушку. Но! Я не смогу тебе помочь, – мигом разрушил он все Тимуровы надежды, – да и не хочу. Мне дорога моя жизнь и, – мужчина обвел рукой комнату, – все это. А ведь такой настойчивый, целеустремленный мальчик. – Он задумался, постукивая ногтем по тонкому стеклу бокала. – Вот, – невесть откуда взявшийся флакон был изящным движением протянут Тимуру. – Пригодится. Но это все, чем я смогу помочь.

– Перцовый баллончик? – неверяще спросил Тимур. Серьезно? Чем он может помочь парню, который в каком только дерьме не успел уже побывать. Тут впору дробовик покупать, а не газовую пшикалку.

– Просто держи под рукой. Может и пригодится.

Тимуру казалось, что он находится в каком-то театре абсурда. Идиотская до комичности ситуация. И абсолютно безвыходное его положение. Выйдя за территорию элитного поселка под странно настороженным взглядом охраны, Тимур решил напиться. Впервые за свою жизнь. Оказалось достаточно пары стопок, чтобы впасть в отчаяние. Не героически-бесшабашное, когда море по колено, а глухое, пессимистичное, когда кажется, что лучше уже не будет и стоит только вскрыть вены, разве что «покрасивше».

Полгода работы, копания в грязи и говне, унижений, ломки себя, надежд, чтобы похерить все вот так вот: Тимур в пьяном угаре просто вывалил имеющийся компромат на несколько сайтов, разослал кое-кому и вырубился.

========== Глава 2. ==========

Очнулся он от холода и боли во всем теле.

– Баста, карапузики, кончилися танцы, – промурлыкал над ухом фантастически приятный баритон.

Тимур, с трудом приходя в себя, разлепил глаза. Дома он не был. Он вообще не понимал, где находится. Солнце уже почти село, оставляя света ровно столько, чтобы глаза выхватывали силуэты, общие очертания. Тимур сел и огляделся.

Деревенский дом, из тех, что давно исчезли из черты города. Прохлада и сырость – вечные спутники нежилых помещений. Недвижимые силуэты парней вокруг. Четверо. Здоровенные даже для альф, словно источающие угрозу. Тимур замер. Когда его «охота за головами» только начиналась, были мысли о том, что так оно и должно закончиться. Тимур готовился к чему-то подобному. Но это не помогало. Липкий морозный страх сковал все тело, заполнил голову тихим звоном – иллюзией нереальности.

– Ну что, Бэмби, страшно? Узнаешь меня?

Тимур медленно поднял голову на тот самый голос, что заставил его очнуться. Медленно пробежался взглядом по дорогущим высоким кроссовкам с невероятными металлическими пряжками, по длинным ногам в черных джинсах, легкой футболке с глянцево поблескивающим принтом и небрежно накинутой куртке, стильной, из тонкой, хорошо выделанной кожи. Тимур дотянулся взглядом до лица и недоверчиво выдохнул. Никакие фотографии и наблюдение издалека не могли передать и сотой доли той красоты, которой буквально дышал Антипов. Словно природа, стремясь хоть как-то уравновесить внутреннюю гниль, выдала ему возможный максимум. Все, от чуть вьющихся золотистых волос до точеного подбородка, было прекрасным. И Антипов знал это, знал и смотрел надменно, чуть насмешливо, явно понимая, какое впечатление производит.

Все портил взгляд. Не тот поверхностный, ироничный, а глубокий, грязно пенящийся на дне зеленых глаз презрением ко всему окружающему. Дед с самого раннего возраста приучил Тимура не заострять внимание на внешности, а вглядываться в глаза, выискивая правду о человеке именно там. И Тимур ни разу не обманулся. И сейчас эта привычка выручила, дала возможность вспомнить, кто Антипов на самом деле.

– Ну что же ты нахмурился? Не нравлюсь? – Альфы вокруг загыгыкали, а театрально наклонивший голову Антипов заулыбался.

– Не нравишься, – тихо, но уверенно ответил Тимур, вздергивая подбородок.

Он не заметил движения, только сильные пальцы вдруг больно стиснули подбородок, заставив задрать голову выше.

– Каждый, кто такое мне говорил, потом просил только поглубже да пожестче. Проверим на тебе?

Тимур устал, ему нечего было терять, не за что держаться. Дурацкое чувство свободы, заставившее потерять себя – не Тимур! – сунуло руку в карман, выхватило баллончик, тот самый, заботливо отданный бесполезным нужным человеком, и прыснуло прямо Антипову в лицо. Тот отшатнулся, закрыл лицо ладонями и заревел, жутко, нечеловечески. Из изящных пальцев, стиснутых от боли, полезли, как по волшебству, длинные когти. И сам Антипов будто вмиг разросся, раздался в плечах. Тимур бухнулся на попу и отполз, краем глаза цепляя остальных альф. От засветившихся диким желтым глаз ему захотелось тонко заскулить, потому что стали вдруг понятны все эти обрывки фраз холеного омеги, полные уверенности, что Тимуру ничего не светит. Ясно теперь почему.

Пользуясь всеобщим замешательством – Антипов выл и крутился, вцепившись в глаза, а альфы бестолково суетились вокруг него – Тимур выскользнул из дома и бросился бежать. Всегда, сколько он себя помнил, из всей потусторонней мистической хрени он больше всего боялся оборотней. Зверей в человечьей шкуре, диких и беспощадных. И теперь, не понимая больше ничего, кроме того, что позади него аж четыре такие твари, он перепуганным зайцем тупо мчался вперед, надеясь просто найти какую-нибудь нору.

Тимур выскочил из хлипкой калитки, ужаснувшись тому, как оглушительно она хлопнула за его спиной, и рванул по раздолбанной мостовой, перепрыгивая особо гнилые доски. Должен – ведь должен же! – хоть кто-то ему помочь. Сердобольный дед, мужественный альфа, хоть кто-нибудь! Тимур готов был спрятаться даже в навозной куче, только бы его не нашли. Не вытащили. Не унюхали.

Деревня была пуста. Только добежав до конца улицы, Тимур понял это со всей отчетливостью. Некому было спасать, некуда прятаться. Только не от тварей со звериным обонянием, которые отыщут его в два счета. Выход был один. Тимур рванул к реке, надеясь, что сможет затаиться где-нибудь под плотом или в зарослях водорослей – нырял он отлично и дыхание задерживал надолго.

С ужасом он услышал сзади шум догоняющего его зверя. Не человека – это было очевидно. Но Тимур уже видел цель. Пробегая мимо кучи слежавшегося песка, по счастью сухого, он ухватил горсть, растер в ладони корочку, превращая ее в сыпучую пыль, и сжал в кулаке. Едва только огромный силуэт вырисовался в поле зрения, он, не задумываясь, швырнул ее, целя в глаза. Волк заскулил, и Тимур с разворота двинул ему между ног. И сразу после выбежал за пределы деревни. Затем вниз по склону, уже у самого берега слыша за спиной глухое рычание. Тимур чуть не споткнулся о валявшуюся на дороге жердь, толстую и длинную, схватил ее, силясь поднять, выставить перед собой. Огромный мохнатый ужас напоролся на нее горлом, выбивая у Тимура из рук. Скорчился, жалобно взвыв, но омега уже сбегал вниз, нащупывая в кармане баллончик. Один. Остался только один, а дальше Тимур спрячется, схоронится так глубоко и надежно, что не найти.

Он уже разворачивался, почти нажимал на кнопку своего кажущегося таким бесполезным оружия, когда кто-то чудовищно сильный перехватил поперек талии, вырвал баллончик из рук и закинул на плечо, больно ударяя животом о крепкие кости, обтянутые стальными мышцами. Тимуру хотелось орать, выть, хоть как-то выплескивая свой ужас, но каждый гигантский прыжок выбивал из него воздух.

Наконец его втащили все в тот же дом, правда уже на сарай, не утруждая себя показным гостеприимством, и безжалостно сбросили на пол. Жуткий взбешенный Антипов в последний момент удержался и не пнул в незащищенный живот. Наклонился и изо всех сил зарычал, заревел просто! Так страшно, так невыносимо пугающе, что Тимур начал орать. Изо всех сил, не думая больше ни о чем. Вопил, не прикрывая неряшливо раззявленного рта, глядя на желтоглазого Антипова. Прилетевшая пощечина обожгла щеку, и он на секунду заткнулся, набрал воздуха и приготовился заорать снова, потому что по-другому не мог уже, как услышал раздраженное Антиповское:

– Заткни его, Серег.

Тимур не сразу понял, что тот имеет в виду, и приготовился к тому, что его сейчас начнут жрать заживо, разрывая на куски тонкую плоть, потому в первые секунды не заметил въехавшего в рот крупного члена. Не осознал просто. Мысль, что его трахают, пришла медленно и как-то лениво после нескольких несдержанных фрикций. И Тимур воспринял это с облегчением. Готовящееся к мучительной смерти сознание приняло столь мерзкую отсрочку с какой-то извращенной радостью. Мол, что угодно, только не убивайте. Прежде Тимур, такой наивно-гордый, уверенный в собственном превосходстве, не принимал подобного. Лучше умереть, чем терпеть унижения. А сейчас готов был на все, даже зад подставить, только бы жить. Только бы еще раз ощутить свободу. Одиночество? Бесцельность жизни? К черту! Больше всего на свете Тимур хотел спастись.

Конечно он не двигался и не пытался сделать ничего, чтобы порадовать альфу, только давился соплями-слюнями и силился не сблевать. К счастью, оборотень не стал кончать ему в рот, просто слил изрядное количество спермы на лицо и сыто отошел в сторону. Но его тут же сменил второй, потом третий. И вот третий-то не стал сдерживаться. Отвратительно горькая, теплая вязкая субстанция неожиданно заполнила рот, и Тимур отшатнулся, заблевывая пол накатившей рвотой.

– Фу, блять! – голос Антипова донесся словно сквозь вату. – Облей его из ведра, что ли! Мерзость.

Вода, с силой обрушавшаяся на голову Тимура, была холодной. Она мгновенно вымочила его до нитки, заставив застучать зубами от холода и переваливающего через край страха.

– Ну, а теперь, – Антипов сел на корточки, снова задирая Тимурово лицо и заставляя встретиться с ним взглядом, – хочешь проверить?

Тимур чувствовал, как дрожат губы, силился сказать хоть что-то, чтобы не разозлить, чтобы уговорить оставить его в покое, но не мог выдавить ни звука. И вдруг Антипов, злой, как черт, буквально источающий бешенство, переменился в лице. Он изумленно округлил глаза, приоткрыл рот и затрепетал ноздрями. Потом подался вперед, приближаясь к Тимуру вплотную, и глубоко задышал. Пара вдохов, и он резко отшатнулся, нелепо падая на задницу. Взгляд, мгновенно ставший испуганным и растерянным, заметался по жалкому Тимуру, словно выискивая что-то. Затем Антипов вскочил, лязгнул жестью ведра и вылил на Тимура новую порцию стылой воды. И снова склонился, вынюхивая что-то.

– Нет, – зашептал он, отстраняясь. – Ну нет же! – прозвучало со стоном, с какой-то неизбывной болью в голосе. – Быть этого не может.

Тимур ничего не понимал, только ежился в насквозь мокрой одежде на сквозняках и глядел испуганно. Внезапно Антипов вскочил на ноги, схватил его за предплечье, вздернул на ноги и волоком потащил в жилую часть дома. Затолкнул в переднюю и зло процедил:

– Рыпнешься отсюда куда-нибудь, поймаю и разорву, – приправил все желтым взглядом и вылезшими клыками и захлопнул за собой дверь.

Тимур краем сознания понял, что все хотя бы на время закончилось. Он попытался прислушаться к звукам за стеной, понять, ушли ли оборотни, но уши его затопил нарастающий гул, и Тимур потерял сознание.

Очнулся он уже ночью. Было жутко холодно, и тупо ныл ушибленный затылок. Тимур, мерно стуча зубами, нащупал в кармане толстовки мобильник и включил фонарик. Старенькая трубка, не пострадавшая от воды, послушно осветила стены и крашеный пол. Тимур, кряхтя, поднялся и нашел выключатель. От вспыхнувшего света стало даже теплее. Тимур вжикнул молнией и стянул мокрый пиджак, затем рубашку. Узкие брюки не поддавались, облепляли ногу, будто бы приклеиваясь к ней. Тимур дергал их, тряс ногами, а потом обреченно разрыдался. Горько и тяжело, захлебываясь и задыхаясь под все новыми волнами удушающих слез. Наплакавшись, он стащил-таки джинсы, с облегчением понимая, что трусы не настолько мокрые, чтобы их нужно было снимать.

Русская печь, очевидно наскоро протопленная, была еще теплой, так что Тимур закинул на нее свою одежду и огляделся. Вокруг не было ничего, кроме жесткого, как засохший блин, гобеленного покрывала. Рыться по ящикам и шкафам воспитание и чувство самосохранения не позволяли, так что пришлось заворачиваться в плед, благо тот оказался достаточно большим, чтобы превратить не слишком крупного омегу в не слишком крупный кокон. Тимур очень устал. Он сжался в комок на диване рядом с печью и отключился, едва прикрыв глаза.

========== Глава 3. ==========

Проснулся он утром, с ужасом понимая, что все дерьмо не приснилось. Одежда была противно мокрой, потому что вчера Тимуру не хватило сил и ума, чтобы хотя бы хорошенько ее отжать. Печка за ночь остыла окончательно, и в доме стало прохладно. Тимур зябко кутался все в тот же плед, не понимая, что ему делать дальше. И бесцельно слонялся по дому, опасаясь трогать что-либо или выходить на улицу. Странно, но того всепоглощающего ужаса он больше не испытывал. То ли перегорел вчера, то ли организм не хотел расходовать силы в отсутствие источника угрозы. Мысли о побеге задавливались в зародыше. Хватит, набегался. Зато все чаще думалось о том, стоило ли оно все того. Кому и что он доказал, оказавшись изнасилованным, запертым неизвестно где и зачем?

К середине дня, успев еще раз немного вздремнуть, Тимур ощутил голод. Он навалился сразу и со всей силы, периодически нарушая тишину бурчанием желудка. Тимур открыл стоящий в кухне холодильник, но только растравил себя видом немудреной еды. Поспешно захлопнув его, он решил обойтись водой. Кто знает, а вдруг за съеденную колбасу его самого порубят в фарш? К вечеру он уже совершенно измучился. От постоянного питья и беганий в туалет дом остыл еще больше, а вещи казались сырее, чем были с утра. Морщась от желудочных спазмов, Тимур ухитрился все-таки заснуть. Размышления о том, зачем его оставили здесь, он старательно гнал от себя, но все же, перед тем как окончательно провалиться в сон, успел вспомнить сюжет фильма, где оборотни загоняли людей на своеобразной охоте. Бегал Тимур плохо, и это не вселяло оптимизма. Как и недавно пережитая попытка побега.

На следующее утро, помимо кражи стаей чокнутых оборотней-наркобаронов, пережитого изнасилования, все еще сыроватой одежды и оглушающего чувства голода, вырисовалась еще одна проблема: тонкая, чувствительная Тимурова кожа не выдержала испытаний «огнем и мечом», покрылась гадкими шелушащимися пятнами и принялась неприятно зудеть. Безусловно, увлажняющие крема в этом оплоте холостяцкой разнузданности не водились. Так что Тимур, от великого ума, не иначе, намазал лицо найденным оливковым маслом. Очередной идиотизм из серии «сделал-подумал». К уже имеющимся проблемам прибавилось жирно блестящее лицо и наверняка закупоренные поры.

Услышав, как хлопнула калитка, Тимур весь сжался и вцепился в покрывало до побелевших пальцев. В голове, совершенно пустой, начал нарастать звон. Хотелось удрать куда-нибудь и спрятаться, пусть даже под кровать, но ноги просто приросли к полу. Гулко бухнула нижняя входная дверь, кто-то легко взбежал по лестнице. Отворилась вторая дверь, и дизайнерски взлохмаченный Антипов замер на пороге. Он изумленно оглядел застывшего напротив Тимура с ног до головы, медленно поставил на пол два его чемодана и спросил:

– Не рановато ли для Масленицы?

А потом заржал. Непередаваемо заразительно, сочно. Он ненадолго успокаивался, а потом снова смотрел на Тимура и запрокидывал голову от хохота. Тимур, уже задыхавшийся от его минутного присутствия, давящийся непроходимым воздухом, немного пришел в себя. Обидное сравнение с блином поспособствовало. Очень уж удачно оно легло на старые комплексы, связанные с пухлыми щеками и круглой формой лица. В другое время Тимур стопроцентно врезал бы за что-то подобное, а теперь зачаток гнева позволил хотя бы вздохнуть и отвести взгляд. Висевшее на стене зеркало притянуло взгляд. Да уж, в гобелене, епископским воротником торчавшем над плечами, со сбитыми в колтун волосами и глянцево поблескивающим лицом, он представлял собой то еще зрелище. Гогочущий Антипов подливал масла в огонь, и Тимур, чувствуя, как от всего происходящего снова подступают слезы, закусил нижнюю губу, намеренно болезненно, и, резко развернулся.

– Смывай это дерьмо, – весело проговорил Антипов, протягивая Тимуру небольшую сумку. Лейбл известного бренда ярко поблескивал на фурнитуре, выдавая ее астрономическую стоимость. Тимур в лучшие времена только облизывался на такую сумку, и мог позволить себе, в лучшем случае, кошелек.

Устав ждать, Антипов сунул ее ему в руки и удалился на кухню. Тимур на автопилоте вжикнул молнией и обнаружил рассованные по карманам и кармашкам свои лосьоны, тоники и крема. Все, что нужно для спокойной жизни кожи. Он принялся расставлять дрожащими руками баночки и бутылочки на углу стола, но они норовили упасть, нервируя еще больше. И Тимур собирался уже пойти умываться, потому что нужно было отвлечься хоть на что-то, когда услышал грозное: «Бля!» с кухни. Взбешенный Антипов буквально вылетел к нему, замер напротив и очевидно хотел ухватить за плечи, но резко остановился и только рявкнул:

– Ты какого хрена не поел?!

– Я не знал, можно ли было, – давясь словами, ответил Тимур. От вида недовольного альфы снова вернулась паника и липко сдавила горло.

Антипов как-то резко успокоился, шагнул назад и уже совершенно ровно, буднично произнес:

– Здесь всем можно пользоваться. Любую вещь ты можешь брать и делать, что хочешь.

– И уйти могу? – выпалил Тимур самый главный вопрос, черпая силы в нежданной надежде.

– Уйти не можешь.

– Почему?

– Потому что я так решил, – фраза, бесившая Тимура до истерики, в этот раз не произвела нужного эффекта, заставив лишь поморщиться. – А куда тебе идти? – с откровенным интересом в голосе спросил Антипов. – Что будешь делать, если я тебя, предположим, отпущу?

Тимур открыл уже рот, но тут же снова его закрыл. Ответить было нечего. Последние полгода у него была одна глобальная цель. И сейчас она стояла напротив, перекатывалась с пятки на мысок и, приподняв одну бровь, глядела исподлобья.

– Ну давай рассуждать здраво. В универе у тебя академ еще на год. По помойкам тебе шариться больше смысла нет. Никакие… привязанности ни в Архангельске, ни в родном городе не имеются. Так почему бы не пожить здесь? Воспринимай все как своеобразный вынужденный дауншифтинг. Люди, кстати, за это бешеные деньги отваливают. А я так, на добровольных началах. От чистого, можно сказать, сердца, – довольно возвестил Антипов и снова заулыбался.

Тимур застонал и закрыл лицо руками.

– Что за идиотизм? – от абсурдности всей ситуации, рассуждений Антипова, которые не поддавались никакой логике, страх прошел, оставив ощущение опустошенности. – Настолько тупо, что даже возразить нечего.

– А потому что, – вкрадчиво и очень настойчиво ответил Антипов, – не надо мне возражать, – в голосе его появились явно угрожающие нотки, и Тимур поежился. – Веришь ли, меня, чаще всего, мало волнуют чужие проблемы, так что если я о чем-то прошу, то для этого имеются веские основания. Понятно объяснил?

Тимур знал, что Антипов обладает не самым мягким и покладистым нравом, вспыхивая почти мгновенно. Своеобразно: бесшумно, но с разрушением всего живого. И теперь он не понимал, почему альфа сдерживается, хотя с легкостью мог бы взорваться.

Но еще больше Тимура удивляла собственная реакция. Ему казалось, что разум вот-вот выйдет из странного анабиоза, в котором находится и выдаст истерику или приступ паники. Однако ничего подобного не происходило. То, что сделали с ним на сарае – Тимур даже в туалет ходил, старательно отводя глаза от ТОГО места – не проходило просто так, он понимал это совершенно отчетливо. А та… тревожность, которая пришла на смену первому страху, была явно недостаточной реакцией. И это при том, что, собственно, Антипов и был зачинщиком.

– Не слышу. Тебе понятно, Бэмби? – вывел Тимура из задумчивости голос недовольного альфы.

– Понятно, – тоже не слишком тепло, хоть и с осторожностью отозвался Тимур и взглянул исподлобья. – У меня, как бы, имя имеется. С чего бы Бэмби?

– Ну, как бы, – насмешливо передразнил его Антипов, – Тимур – слишком брутальное имя для глазастой куколки. А вот Бэмби – в самый раз.

– Можно, – выдавливая из себя слова, предложил Тимур, – звать меня Тимом.

– Нет.

– Почему же?

– Потому что я – Тим.

– И я тоже.

– Нет. Могу, разве что, звать тебя «Мурчиком».

– Только если я буду звать тебя «Фейчиком»!

Антипов вопросительно склонил голову, подошел к Тимуру и, приподняв большим пальцем его верхнюю губу, внимательно осмотрел зубы.

– Странно, – задумчиво проговорил он, – такие маленькие зубки. И как ты только не боишься на меня их скалить?

Реакция на непрошеное прикосновение была логичной: Тимур резко шлепнул зарвавшегося Антипова по руке, вначале сделав и лишь потом подумав. Тот распрямился и нехорошо сузил глаза. Неизвестно, чем бы все закончилось, но тут у Тимура громко забурчал живот. Антипов враз повеселел, хмыкнул и развернулся в сторону кухни.

– Иди переодевайся, смелый олененок. Буду кормить.

Тимур с горечью был вынужден признать, что поворотить нос у него не получится: переодеться действительно стоило, потому что ходить в покрывале он уже не мог, а отказаться от еды и вовсе был не в состоянии. Пришлось перелопачивать притащенные чемоданы. Сначала Тимур хотел привычно нацепить спортивные вещи, но искушение походить в качественной и стильной одежде оказалось слишком велико – давно он не мог позволить себе чего-то подобного просто так, к тому же эта одежда успокаивала, возвращая в ту, прежнюю защищенную жизнь. В итоге он остановился на тонком кашемировом джемпере поверх мягкой футболки под горло и песочного цвета брюках. Светлые тона вообще очень шли ему, выгодно контрастируя с темными волосами и темными же глазами. В доме все еще было холодно, хотя Тимур почувствовал, что Антипов растопил печку. Так что он решил надеть сверху еще и теплый кардиган крупной вязки. Получилось не слишком просто, и в то же время тепло и уютно. Да и уверенности прибавилось, как всегда от приличного внешнего вида. Тимур наскоро умылся, сдерживаясь, чтобы не выглянуть и не подсмотреть за Антиповым, привел лицо в порядок, расчесался и вошел в кухню.

Альфа большой шумовкой раскладывал по тарелкам пельмешки. Тимур не слишком жаловал магазинные полуфабрикаты, тошнотно отдающие вареным луком, но эти пахли божественно. Антипов бесшумно поставил тарелки, слегка присыпал молотым перцем и поставил на стол сметану, масло и кетчуп с майонезом. Только удовлетворившись результатом, он развернулся к Тимуру, хотя наверняка знал о его появлении.

Даже нечеловеческая выдержка не позволила ему удержать лицо. Глаза изумленно расширились, а ноздри дернулись, выдавая заинтересованность альфы. Но справился с собой Антипов тут же, легким взмахом предлагая Тимуру сесть. Тот не стал выпендриваться и плюхнулся на свое место, борясь с желанием начать запихивать в себя пельмешки голыми руками, потому что даже волнение не смогло задавить зверский голод.

– Извини, что полуфабрикаты. Не хочу готовить, – начал альфа, наблюдая за старательно жующим Тимуром. – В свое оправдание могу сказать, что пельмешки домашние. Ручная лепка, хорошее мясо, все дела.

Тимур не привык сдерживаться в общении с альфами. Говорил, что думал, не стесненный ни страхом, ни желанием нравиться. А сейчас его вселенная сузилась до белой, исходящей паром тарелки с золотой каймой. Потому-то он и ляпнул насмешливо, будто находился не здесь и не теперь:

– Сам лепил?

Ляпнул и сжался, приготовившись огребать, потому что, да, терпение – не Антиповская добродетель. Но тот только хмыкнул, закинул в себя пельмень и чинно ответил:

– Конечно. Всю ночь не спал – старался. Видишь, пальцы в мозолях от усердия? Оценил?

– Оценил, – кивнул Тимур, мечтая о добавке, потому что одной тарелки оказалось катастрофически мало. – Очень вкусно, – тихо проговорил он, не поднимая глаз.

– Я в морозилку закинул килограммовый пакет. Сваришь себе потом. – Тимур встал и двинулся к холодильнику, но Антипов перехватил его за руку. – Я же сказал: потом. И кстати, разве тебе не нужно оставить место для сладкого? Чай?

Сладкое. Кусочек старого мира, где дедушка каждый день приносил что-то для любимого внучка, где Тимур мог потратить час на дорогу в один конец, чтобы поесть любимое пирожное в уютной маленькой кафешке с теплым светом ламп в сливочного цвета абажурах. Обломок, мгновенно остановивший и Тимура, и подступающее раздражение от отказа, от прикосновения. Тимур молча сел на место и задумался, сколько он уже не баловал себя сладким. Выходило, что много. Сначала оно лишь добавляло горечи к воспоминаниям о дедушке, а потом было просто некогда чаевничать. Тимур жил охотой на Антипова, добирался до комнаты, впихивал в себя бич-пакет или еще какую-то мерзкую дрянь и засыпал, чтобы на следующий день снова шататься по притонам и клубам и разнюхивать, что только можно. Не иначе как чудом не заработал гастрит.

Антипов неспешно дожевал свои пельмени и откинулся на стуле.

– С меня еда, с тебя – чай.

Звучало справедливо, так что Тимур послушно разлил по бокалам заварку и подоспевший кипяток. Антипов улыбнулся довольно, залез в холодильник и тихо стукнул по столу любимой Тимуровой шоколадкой. Дорогой, немецкой, с цельными орешками. Просто удивительное совпадение. Тимур несмело протянул к ней руку и, получив одобрительный кивок, разломал на кусочки. Сожрал в итоге почти половину, при том, что Антипов съел от силы пару долек.

Они еще немного посидели в молчании, причем Тимур был как на иголках, а Антипов выглядел расслабленным и довольным. Что могло его так радовать в подобной ситуации, было для Тимура загадкой. Поэтому он поднялся и потопал мыть посуду, радуясь висящему на стене водонагревателю, избавившему его от бултыхания в ледяной колодезной воде.