Текст книги "Давай начнем все с начала (ЛП)"

Автор книги: usuallysunny

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

В конце концов алкогольные пары выветрились, оставив после себя лишь болезненную пустоту – у него даже похмелья не было из-за его нечеловеческого метаболизма. Он чувствовал себя опустошенным и каким-то неполноценным, словно чем дальше находился от нее, тем больше крохотных частиц самого себя лишался. «От нее или от ребенка?» – задается вопросом он.

Нравится ему это или нет, но Детектив, очевидно, его будущее, и ему остается лишь это принять.

Натянув на лицо очаровательную улыбку, которая, однако, не достигает его глаз, он спускается по ступеням с привычным апломбом.

– Привет, участок!

Восклицание приковывает к нему внимание многочисленных сотрудников: кто-то улыбается в ответ и краснеет, другие закатывают глаза. Детектив Кретин из последних; он поднимается с места и минует Люцифера на пути к кофеварке.

– О, здорово, – саркастично протягивает он, – ты вернулся.

Люцифер широко улыбается и следует за ним, решив, что неизбежный нагоняй от Детектива может и подождать. У него всегда поднималось настроение, когда удавалось вызвать у Дэниела раздражение.

– Да, я решил, что мне просто необходима спонтанная поездка в Вегас, – весело заявляет он, хотя его об этом и не спрашивали, – повидать старых друзей, завести новых – ну, знаешь, как это бывает. Хотя полагаю, что нет.

Дэн закатывает глаза, явно изо всех сил стараясь его игнорировать, и тянется за кофейником.

– Понятия не имею, о чем ты, чувак, – бормочет он, наливая отвратительную жижу в свою дурацкую чашку с надписью «Папа №1». Люцифер не встречал всех отцов в мире, но подозревает, что Дэниел не войдет и в первые несколько миллионов. – Я видел тебя пару дней назад.

Это заявление заставляет несколько сбитого с толку Люцифера помедлить с ответом, но потом до него доходит.

– О нет, это был другой я, – честно признает он, – немного более мускулистый, с ухудшившимся чувством стиля – столько коричневых костюмов.

Он деланно содрогается, кривя губы.

Дэн снова закатывает глаза, слишком привыкший к странностям Люцифера, чтобы начинать расспросы. Он молча отпивает ужасного кофе и отпихивает Люцифера в дороги. Тот издает возмущенное фырканье, однако отодвигается и сразу же принимается вытирать пиджак в том месте, где Дэн его коснулся.

– О, Дэниел! – кричит он ему, посеменив следом. – Я не сделал или сказал чего-нибудь… странного… когда мы с тобой виделись?

Дэн издает смешок, плюхаясь обратно в свое кресло. Немного повозившись с бумагами на столе, он наконец поднимает глаза на Люцифера, невыразительно выгнув бровь.

– Было бы удивительно, если бы не сделал ничего странного.

Люцифер терпеливо ждет ответа: бессмысленные шпильки Дэниела ему как с гуся вода.

– Нет, – вздохнув, отвечает Дэн. – На самом деле ты был меньше похож на себя. Я попросил тебя найти Хлою, и ты нашел, так что… спасибо, наверное.

Люцифер закатывает глаза в ответ на эту вялую благодарность, а потом вдруг осознает сказанное.

– Погоди, что ты имеешь в виду под «нашел ее»? Где она была?

Дэн уже открывает рот, чтобы ответить, но быстро закрывает его, увидев что-то – или кого-то – за спиной Люцифера.

Он вновь упирается взглядом в стол, снова распихивает бумаги и ворчит:

– Сам спроси.

Люцифер разворачивается и ослепительно улыбается при виде Детектива. Она идет – или, скорее, решительно шагает – в его сторону с недовольным выражением на лице.

– О, привет, Детектив, – весело и с совершенно невинным видом приветствует он, убирая руку в карман. Его улыбка не меркнет даже перед лицом ее очевидного раздражения.

– Куда ты, ко всем чертям, запропастился?

– Давно их уже не навещал, вообще-то.

На ее скулах начинают играть желваки, глаза вспыхивают от едва сдерживаемого гнева, щеки покрываются румянцем – все это странным образом отзывается у него в сердце тупой болью. Даже в гневе она прелестна. Так прелестна.

И тут на него снисходит мрачное осознание того, что побег в Вегас ничего не решил, заставляя мгновенно преисполниться сожалением.

Он лишь разозлил ее и, судя по проблеску чего-то более серьезного в ее глазах, еще и причинил боль.

Люцифер с трудом сглатывает. Он никогда не хотел причинить ей боль.

Она впивается в него взглядом, все еще напряженно сжимая челюсти, а потом фыркает и уходит прочь. Он следует за ней, как удручающе предсказуемый потерявшийся щенок, крутящийся у нее под ногами в отчаянном желании добиться ее внимания.

– Ладно, ладно, Детектив, без шуток, – говорит он, поднимая руки в знак смирения, – я был в Вегасе.

Она останавливается, и он видит, как мышцы ее спины слегка подергиваются под пиджаком, словно она раздраженно поводит плечами. В конце концов она разворачивается к нему лицом, так и не разжав зубы, но ее бледные глаза больше не метают молнии.

– И что такого важного ты делал в Вегасе?

Оставшиеся невысказанными слова для него более чем очевидны. «Ради чего столь важного ты оставил меня разбираться с этим… другим собой и нашей дочерью… одной?»

– Ничего, вообще-то. – Он морщится от собственного невнятного бормотания. – Я просто должен был… оказаться подальше.

Мышца на ее щеке подергивается.

– От меня?

– Нет, Детектив, я…

– Предполагается, что мы напарники, Люцифер, – горячо прерывает его она. – Ты… ты был мне нужен.

Ее слова заставляют его замереть, и к охватившей его тревоге добавляется чувство вины.

– Мне жаль, – бормочет он, и это правда. – Наверное, моим первым порывом было сбежать, а надо было остаться – теперь я это понимаю.

«Держу пари, он бы не сбежал», – мрачно раздумывает Люцифер, пока эмоция, которую он отказывается называть ревностью, жжет его изнутри, словно кислота. Будущий он кажется полностью собранным и уверенным в себе – точно знающим, что делает.

Тот факт, что это он сам и что, очевидно, однажды станет таким, почему-то Люцифера не успокаивает.

Он Дьявол, предпочитающий сиюминутное удовольствие… и хочет всего и сразу.

Хочет чувствовать себя достойным и хорошим, довольным и счастливым, и подозревает, что все это неизбежно завязано на Хлое.

Все дороги ведут обратно к ней.

– Мне правда жаль, – повторяет он тихим и лишенным его обычной игривости голосом.

Она сглатывает и всматривается в него, словно выискивая любые признаки неискренности. В конце концов она одергивает лацканы своего нелепого удобного пиджака, откидывает от лица распущенные волосы и прочищает горло.

– Пойдем уже, у нас новое дело.

Она резко разворачивается, в этот раз явно рассчитывая, что он последует за ней.

Он так и делает, но успевает уловить странное выражение, что на миг возникает на ее лице, прежде чем она поворачивается к нему спиной.

Он может понять гнев, раздражение и боль – они вполне обоснованы.

Но это… он не знает почему… но это походило на чувство вины.

***

Обстановка на месте преступления неуютная и напряженная. Люди снуют вокруг, тогда как Люцифер стоит за спиной у Хлои, определенно не дуясь, и просто сопит и поправляет манжеты.

– Причина смерти, Джон? – спрашивает Детектив у криминалиста.

Джон отводит камеру от лица и опускает, позволяя ей свободно свисать на ремне с шеи.

– Удар тупым предметом по голове, – отвечает он и опускается на корточки, для наглядной демонстрации водя вдоль тела пальцем. – У нас тут расколотый череп, потеря зубов и подбитый правый глаз… судя по посинению и опухоли, предполагаю наличие сломанных ребер, может, проткнутой печени.

– Что насчет орудия убийства?

– Пока не нашли. Тут, – он обводит взглядом закрытый пляж, – зацепок не то чтобы много.

– Не беспокойтесь! – весело прерывает его Люцифер, наклоняясь над Детективом, которая также присела на корточки рядом с телом. – Вы все равно лучший, Джон. Мы по вам будем скучать.

Джон уходит на пенсию, и, в отличие от многих ужасных людей, которых Люциферу довелось повстречать, его он не ненавидит и сильно сомневается, что полиция найдет криминалиста, способного его заменить.

– Спасибо, Люцифер, – улыбается Джон, позабавленный его словами, и вновь переключает внимание на тело. – Что думаете о его наряде, детектив?

На теле, распухшем и насквозь промокшем, виднеются остатки костюма Санты. Детектив уже собирается ответить, но Люцифер ее прерывает.

– Возможно, он просто пытался донести немного рождественского настроения – ума не приложу, почему из дня рождения этого невыносимого зануды сделали праздник – до обитателей подводного мира. Получились Санта Челюсти!

Глаз Хлои подергивается.

– Хотел устроить старое доброе крабнование? – снова пробует зубоскалить он. – Произвести убийственное впечатление на кита-убийцу? Нет?

Джон смеется, но не Детектив, которая снова поправляет пиджак. Может, дело в нем или в жаре, но что-то ее раздражает, так что она его снимает. Затем она собирает волосы и откидывает их с затылка, чтобы немного остыть.

Она продолжает смотреть на тело с каким-то тревожным выражением на лице, а взгляд Люцифера упирается в обнажившийся участок кожи у нее на шее. Ей явно жарко и неуютно – это очевидно по тому, как она отдувается, и по стекающим по ее загорелой коже ручейкам пота, – но не это привлекает его внимание.

А привлекает его внимание… розовый засос, расцветающий под ее кожей.

Он нахмуривается, недоумевающе склонив голову набок, а потом наклоняется вперед, сцепляя руки за спиной, чтобы получше рассмотреть. Ему даже не приходится спрашивать: он понимает все по тому, как Детектив напрягается и шире распахивает глаза. Кашлянув, она быстро встает и закрывает шею волосами.

Он прищуривается и вновь откидывает их ей за плечо, присматриваясь к обнаженной коже. Детектив вздрагивает и вздыхает со смиренным выражением на лице.

Какое-то время они просто смотрят друг на друга. Она чуть раздвигает губы, тогда как он мрачно поджимает свои.

Когда подоплека сделанного им открытия становится более чем очевидной, обстановка резко накаляется, и весь воздух вокруг них словно бы оказывается выкачанным. Ему нужно убраться оттуда, пока он не задохнулся в этой душной атмосфере.

– Ладно, – бормочет он и, поправив манжеты, прочищает горло, – я понял.

С этими словами он резко разворачивается и направляется прочь.

Уходя, он слышит, как она бормочет извинения Джону и остальным, но сосредотачивает все свое внимание на прохладном океанском бризе, отчаянно желая, чтобы звук разбивавшихся о берег волн заглушил ее голос.

Это не срабатывает.

– Люцифер, пожалуйста, – она практически бежит следом, делая два шага на один его, – пожалуйста, просто выслушай меня. Позволь объяснить.

– Нечего объяснять, Детектив, – отрывисто обрывает ее он, подняв руку.

Он не хочет слышать этого – просто не может. Он предпочтет вернуться в ад или снова пасть, чем услышать, что ей его недостаточно. Что даже другая версия его лучше – более достойная. Он не желает знать, что она все же выбрала Люцифера Морнингстара – но она не выбрала его.

Ей буквально приходится бежать, зарываясь ботинками в песок, чтобы обогнать его. Она упирается руками ему в грудь с раздраженным фырканьем, и он позволяет ей себя остановить.

Сглотнув и стиснув челюсти, он переводит на нее выжидательный взгляд и выгибает бровь. Она неловко переминается с ноги на ногу.

В конце концов он решает спросить напрямик:

– Ты с ним спала?

– Нет, – быстро отвечает она, но его облегчение быстро испаряется, стоит ей добавить: – Мы целовались и… кое-что еще делали… но нет.

Он не уточняет, что означает «кое-что еще», потому что уже чувствует подступающую к горлу тошноту и пытается обойти ее, чтобы по привычке сбежать от неудобной ситуации.

– Прекрати избегать проблему, – говорит она, словно прочитав его мысли, и вновь упирается руками ему в грудь. – Поговори со мной, пожалуйста.

Он фыркает и одергивает полы пиджака.

– О чем тут говорить? – прямо спрашивает он. – Эта мерзость у тебя на шее говорит красноречивее любых слов. Ну в самом деле, нам что, по шестнадцать?

Ему самому тошно от того, какой горечью пропитан его голос, как он сочится ревностью.

– Я… – судя по быстро сменяющимся эмоциям на ее лице, она и сама не знает, что сказать, и в конце концов произносит лишь: – я сожалею.

– Вот как?

– Сожалею, если причинила тебе боль.

Ее пояснение вызывает у него вспышку ослепительного гнева, грозящего в любой момент вырваться наружу.

– Разве я не был тебе нужен? – напоминает он о ее собственной вспышке гнева в участке, выплевывая ее же слова с издевательскими нотками в голосе.

– Так и есть, – с нажимом настаивает она. – Ты мой напарник – именно ты. Я просто… тебя не было, и я… я была такой потерянной, да и сейчас еще не обрела почву под ногами. Я понятия не имею, что делаю, Люцифер.

– Что ж, я уверен, что он счастлив помочь тебе разобраться.

– Да, так и есть. – Она тоже начинает злиться, и напряжение между ними выходит на новый уровень. – Он действительно со мной разговаривает. Он не скрывает, что чувствует ко мне. Он рассказывает правду.

Его кадык ходит ходуном, и он отводит глаза, не в силах на нее смотреть, потому что она такая красивая, такая идеальная, и она не хочет его.

Он не в силах вынести горькую правду того, что она предпочитает другого его. Может, она теперь захочет работать с ним и оставит его, так что ему не останется ничего иного, кроме как вернуться к тому небытию – ему больно при мысли об аде с его серой и пеплом, удушающими его, словно пальцы вокруг шеи.

С первого взгляда можно подумать, что они с Детективом совсем не подходят друг другу: она поборник контроля и порядка, тогда как он являет собой разрушительную силу. Она серьезная и немного зажатая, а ему даже значение этих слов неизвестно. Она всегда тщательно разрабатывает план действий, а он сначала делает, а потом думает. Они диаметрально противоположные во всем и мало в чем соглашаются.

Но этот будущий Люцифер… любит ее, и она полюбит его – в этом они, похоже, достигнут согласия.

Зачем ей ждать его – ждать, пока он созреет и поймет, что за незнакомое чувство таится глубоко в его сердце… когда у нее уже есть готовая версия его?

Они в самом начале. Это чувство, чем бы оно ни было, что зародилось между ними… оно сбивающее с толку, хрупкое и новое. Им так много нужно сказать, так много обсудить. Все это остается невысказанной, острой, болезненной правдой.

Он снова порывается сбежать, но она опять без труда предугадывает его намерения.

– Нам надо это обсудить. Прекрати убегать.

– Что ты хочешь от меня услышать, Хлоя? – устало спрашивает он.

– Что-нибудь, – она сглатывает, и с ее губ срывается невеселый смешок, – что угодно. Люцифер, у нас совместный ребенок. Наверняка ты что-то чувствуешь по этому поводу.

– Я чувствую… – он медлит, потому что слова словно застревают в горле, – что хочу уйти.

Выражение ее лица становится жестким.

– Он хочет меня, – заявляет она, больно раня его. Он всегда считал ее решительной, но не жестокой.

Но он тоже может быть жесток.

– Он хочет свою жену, – поправляет он ее.

Ее подбородок дрожит, и ему хочется протянуть руку и погладить его. Он этого не делает, не поднимая вытянутые вдоль тела руки, которые словно бы налились свинцом.

Он решает дать ей то, чего она хочет – она хочет от него честности, а так как это его стезя, он покорно вздыхает и бормочет:

– Я хочу тебя – не будущую тебя, не идеальный образ женщины, которую потерял, не мать Рори. Тебя. Мою напарницу. Но ты это знала, когда позволила ему прикасаться к себе.

В ее глазах поблескивают слезы.

– Люцифер…

На этот раз, когда он обходит ее, она ему не препятствует.

Он шагает прочь, думая, что, возможно, несправедлив к ней, как и она – к нему. Может, они оба несправедливы друг к другу. Они должны быть просто друзьями.

Но если они будут просто друзьями, он не влюбится в нее.

Он бы уже не влюбился в нее.

***

Когда двери разъезжаются в стороны, и до слуха Люцифера доносятся звуки гитары, он выгибает бровь. Ему действительно нужно установить в проклятом лифте замок.

Двери со скрипом смыкаются, и он просто молча смотрит, как девчонка – его дочь – перебирает струны, сидя на скамейке у пианино. Снимая пиджак и бросая его на крышку пианино, Люцифер думает над вариантами дальнейших действий.

Он мог бы вышвырнуть ее вон – он точно в подходящем для этого настроении, все еще чувствуя себя на взводе после ссоры с Детективом. Он мог бы велеть ей перестать играть или разбить этот низкопробный инструмент о колено.

Однако же он ничего из этого не делает.

Вместо этого он опускается на скамейку рядом с ней, лицом к клавишам. Его пальцы подергиваются от желания начать играть.

Рори заканчивает наигрывать мелодию, но вместо того чтобы остановиться, переходит к следующей и запевает:

– Когда ты измучилась, когда тебе плохо…

Он сглатывает и поворачивается к ней лицом. Ее глаза опущены, взгляд прикован к порхающим по струнам пальцам. Он впитывает ее целиком, с розовых прядок на голове до громоздких ботинок.

«Она красива», – рассеянно думает он. Хотя, конечно же, красива.

Она же его дочь.

Его.

Он никогда не любил детей, даже не находился рядом с ними прежде и уж точно не хотел собственного, ни разу не устанавливая ни с одной женщиной достаточно глубокой связи, чтобы она могла родить ему ребенка.

Но теперь, когда эта девчонка поет, он не в силах оторвать от нее взгляд, невольно подмечая, насколько она на него похожа. У нее его черные волосы и темные глаза и, учитывая, что Детектив поет, как кошка, которую душат, судя по ее пению в караоке, в котором она согласилась участвовать, поддавшись на уговоры коллег, голос у нее тоже от него.

Неосознанно, не успев отговорить себя от этой затеи, он разминает пальцы и начинает играть. Он аккомпанирует ей, играя на слух, и подпевает, когда она доходит до «Сребровласая».

У них получается неплохой дуэт – даже отличный.

Ее голос дополняет его собственный, словно они были созданы, чтобы играть вместе.

Когда они заканчивают, и последняя нота повисает в воздухе, она награждает его головокружительно мягкой улыбкой.

Он заговаривает первым, потому что никогда не чувствовал себя уютно в тишине. Учитывая весь его травмирующий опыт, тишина предоставляет ему слишком много пространства для раздумий, а потому ему нравится заполнять ее легкомысленными шутками, ничего не значащим сексом и болтовней обо всем и ни о чем.

– Ты очень хорошо играешь, – тихо хвалит он, и она вновь улыбается.

– Училась у лучшего.

Он прочищает горло.

– Гитара никогда не была моим любимым инструментом.

– Немецкий тоже не твой любимый язык, – пожимает плечами она, и так и есть, он всегда предпочитал французский, – но ты и ему меня учил.

Он вновь переводит взгляд на клавиши, ощущая странную всепоглощающую грусть. Он это ненавидит – ненавидит чувствовать так много.

– Что ты тут делаешь?

– Подумала, тебе не помешает друг.

Слова подобны удару под дых, от которого весь воздух покидает его легкие.

«Я здесь не ради расследования, а ради тебя. Подумала, тебе не помешает друг».

– Я в порядке, – бормочет он и, возможно, все-таки лжет, потому что это не так.

– Ты можешь поговорить со мной, – заверяет она. – Правда, можешь. В будущем или когда угодно. Ты обо всем со мной говоришь.

Он окидывает ее настороженным взглядом.

Прежде у него не было никого, с кем можно было поговорить – уж точно не по душам.

– Слушай, – она перемещается на скамье, придвигаясь ближе, – я понимаю, ты меня не знаешь. Я понимаю, мы застряли во времени, когда сама мысль обо мне кажется тебе безумной. Но там, откуда я… мы с тобой были более-менее одни на протяжении двенадцати лет… и я знаю тебя. Прямо сейчас я знаю, что ты считаешь себя плохим. Ты думаешь, что недостоин и не заслуживаешь любви, но и то, и другое неверно.

Он молча смотрит на нее, обуреваемый чувствами, которым даже не пытается дать определение.

– Папа… тот, которого я знаю… не станет меня слушать, – продолжает Рори с грустью на лице. – Он целеустремленный, упрямый и отказывается признавать правду. Так что, полагаю, не все изменилось.

Люцифер фыркает и ворчит себе под нос, сосредоточившись на манжетах.

– Но мне нужно, чтобы ты выслушал меня. Пожалуйста.

Он недоумевающе хмурится, услышав нотки отчаяния в ее голосе.

– Да, – хрипло бормочет он и прочищает горло, – да, я слушаю.

Она поджимает губы.

– Меня не должно тут быть, – тяжело вздыхает она. – Это не мой мир. Даже если мы вернемся… вряд ли я буду существовать. Наше появление здесь все изменило.

Люцифер задумывается над ее словами и понимает, что она права.

Их перемещение во времени должно было запустить цепь совершенно иных событий. Перед ними теперь раскинулось так много дорог – извилистых, разветвленных. Может, они с Детективом вообще не найдут свой путь друг к другу. Может, найдут… но раньше или, наоборот, позже. Может, у них не будет ребенка. А может, у них родится сын.

Но они уж точно не займутся сексом в тот же момент и при тех же обстоятельствах, чтобы создать Рори именно такой, какая она есть.

– Рори… – Звук ее имени должен быть ему непривычным и чужим, но это не так. Его тело как будто бы знает ее, даже если разум – нет.

– Я не могу говорить об этом с папой, – отвечает она на его незаданный вопрос. – Он не приемлет самой мысли об этом. Он отказывается это признавать и, вероятно, чувствует себя виноватым. По правде говоря, он сам не свой.

– А я – нет? – фыркает Люцифер, и Рори улыбается.

– Может быть, но я все равно здесь… потому что мне нужно кое о чем попросить.

«О чем угодно», – проносится у него в голове прежде, чем он успевает это обдумать. Он чувствует беспокойство от того странного факта, что уже готов на все ради нее.

– Ладно…

Он видит, как она сглатывает, и ее глаза наполняются слезами.

– Пообещай, что позаботишься о маме, – шепчет она срывающимся от переполняющих ее эмоций голосом. – Не отговаривай себя, не убеждай, что ты ее недостоин. Ты достоин, и вы созданы друг для друга. Не испорти это. Просто будьте счастливы, ладно?

Она быстро смахивает скатившуюся по щеке слезинку.

– Ты просто не можешь быть моей дочерью, – недоверчиво выдыхает он. – Ты слишком бескорыстна.

Она издает хлюпающий смешок.

– Ты самый бескорыстный человек из всех, кого я знаю. Ты заботился обо мне всю мою жизнь, – горячо настаивает она, – ты всегда ставил меня на первое место, и теперь я попробую помочь тебе. Я попробую показать, как сильно тебя люблю.

Люцифер судорожно выдыхает.

Никто и никогда ему ничего подобного не говорил.

– Ты делал все от тебя зависящее, – шепчет Рори, – действительно делал. Ты дал мне лучшую жизнь… но ты изменился после смерти мамы, словно часть тебя умерла вместе с ней. Так что позаботься о ней, ладно? Не дай ей умереть, чтобы не умереть самому. Потому что ты заслуживаешь этого, папа.

Папа.

Он впервые в своей жизни услышал это слово, обращенное к нему. Он раскрывает рот, но просто не в силах произнести ни слова.

– Обещай.

– Обещаю, – кивает он.

Она облегченно вздыхает и, переведя на него взгляд, чуть медлит, а потом закатывает глаза и обвивает его руками за шею. Он замирает, сраженный удивлением, словно молнией. Его опущенные вдоль тела руки беспомощно подергиваются, а потом он медленно поднимает их и обвивает вокруг нее, возвращая объятие.

Они на какое-то время замирают в таком положении, связанные тайным обещанием, но сигнал лифта, оповещающий о прибытии гостя, заставляет их отодвинуться друг от друга.

Выгнув бровь, Люцифер поворачивается лицом к дверям и с удивлением видит Малькольма Грэма, окутанного желтым светом. Он медленно встает, но тут же оказывается отброшенным назад внезапным выстрелом.

Однако же не удивление пронизывает его тело жаркой ослепительной вспышкой, а боль – резкая и сильная боль, что пронзает его внутренности.

Рори вскакивает со скамейки, широко распахнув глаза, и он с точно таким же выражением прижимает ладонь к ране. Детектива рядом нет, но…

– У меня кровь, – выдыхает он, и все погружается в темноту.

========== Глава 8 ==========

Люцифер грациозно приземляется на балконе пентхауса и со щелчком убирает крылья.

Окинув помещение исполненным отчаяния взглядом, он с неистово бьющимся сердцем быстро ступает внутрь. Заметив очевидные признаки имевшей тут место борьбы, он гневно сжимает зубы при виде самого себя на полу явно без сознания, а также разломанного пианино и перевернутой мебели. Его гнев усиливается, пока не выплескивается наружу.

Потому что… он замечает красное лезвие.

Он нагибается, чтобы его подобрать, чувствуя, как живот скручивается в тугой узел. Ярость поднимается по его горлу, словно желчь, обжигая язык, когда он переворачивает в ладони перо из крыла дочери.

Люцифер издает рык, ощущая неистовую потребность защитить ее. Быстро подойдя к другому ему – бесполезному и жалкому – он довольно сильно пинает его по ребрам.

Его двойник мгновенно приходит в себя и вздрагивает всем телом, выругавшись. Удар предназначался для сверхъестественного существа и убил бы человека, а потому другой Люцифер корчится от боли. Похоже, он из него чуть дух не вышиб.

– Вставай, – велит Люцифер, яростно сверкая глазами.

Другой он встает на колени, все еще морщась, и Люцифер начинает терять терпение. Схватив своего альтер-эго за воротник, он помогает ему подняться, с рыком прижимая к тому, что осталось от пианино.

– Ад и преисподняя, – отдувается другой Люцифер, потирая рукой без сомнения ноющие ребра.

– Где она? – рычит Люцифер.

Другой он моргает, а потом его лицо вытягивается и заметно бледнеет. Люцифер встряхивает его, гневно выгибая верхнюю губу.

– Отвечай, – требует он.

– Я… – Другой он снова растерянно моргает и прочищает пересохшее горло. Он как будто пытается вспомнить, что произошло, и в какой-то момент широко распахивает глаза и обхватывает живот. Люцифер опускает взгляд и видит растекшееся по его рубашке кровавое пятно.

– Что случилось?

Другой Люцифер сглатывает.

– Меня подстрелили.

– Кто? – рявкает Люцифер.

– Малькольм Грэм, – бормочет он, и у Люцифера кровь стынет в жилах. – Он просто… он просто появился… и выстрелил в меня. Ублюдок в меня выстрелил.

Его голос исполнен потрясения, но не от того, что говнюк вообще в него стрелял, а от того, что пуля его поразила, по-настоящему ранив его. Он опускает глаза и проводит пальцами по все еще не засохшей крови. Несмотря на ее наличие, они оба знают, что под рубашкой будет лишь гладкая кожа без каких-либо признаков раны или шрама.

Но тот факт, что пуля вообще его ранила… Люцифер молча отпихивает своего двойника в сторону.

– Она сделала тебя уязвимым, – утвердительно заявляет он, и другой Люцифер оторопело кивает.

– Так она тут была, – бормочет Люцифер, поворачивая перо в руке. Живот вновь словно наливается свинцом, когда он представляет ее напуганной и одинокой, во власти коррумпированного копа, умершего десятилетия назад, и на смену страху вновь приходит обжигающий гнев. – И ты просто позволил ему ее забрать?

Другой Люцифер прищуривается, и выражение его лица становится ожесточенным. Наконец-то признак чего-то настоящего – чего-то, что заставит его действовать.

– Нет, я не позволял ему ее забрать, – саркастично отвечает он. – Я не видел, что произошло, и не имел возможности ее защитить. Я вообще-то пулю словил.

От внимания Люцифера не ускользает виноватое выражение, что на миг отражается на лице его из прошлого – их лице. Он хотел ее защитить, это очевидно, и чувствует себя виноватым из-за того, что не сумел. Ему не безразлична его дочь.

Иррациональный, как в глубине души понимает Люцифер, собственнический инстинкт дает о себе знать. Хлоя из этого времени пребывает как будто в серой зоне, будучи связанной с прошлым Люцифером. Она, может, и не принадлежит ему… в отличие от Авроры.

Он создал ее вместе с женой – с женщиной, которую любил и всегда будет любить. Она не имеет никакого отношения к тени мужчины, которого он даже не узнает.

– Ты и не должен был ее защищать, – настаивает он голосом, похожим на рокочущий рык, – это моя обязанность.

Другой он закатывает глаза и выпрямляется, оттолкнувшись от разрушенного пианино. Он окидывает инструмент скорбным взглядом, после чего поправляет манжеты и полы пиджака.

– Хорошо же ты справляешься с этой обязанностью, – саркастично бросает он. – Отправился во времени туда, где она не существует… и потом потерял ее. И это меня называют беспечным.

У Люцифера глаза начинают подергиваться от ярости.

– Не думай, что знаешь меня – знаешь нас. Ты тень, бледная копия, дурное воспоминание. Ты то, что я оставил позади десятилетия назад.

На прошлого Люцифера его резкие слова как будто бы не оказывают никакого воздействия – он выглядит просто уставшим и осунувшимся.

− И вот где ты сейчас. – Он отпихивает Люцифера в сторону и направляется к бару, где наливает себе виски, выпивает его залпом и указывает на будущего себя пустым стаканом. – Знаешь, твоя дочь пришла сюда, чтобы попросить позаботиться о ее матери… потому что она больше не будет существовать. Потому что ты слишком упрям, чтобы признать последствия того, что сделал – тот факт, что твое пребывание здесь все изменило. Ты даже не знал, что она тут была. Может, ты бы знал, если бы не был занят тем, что трахал бледную копию, тень своей покойной жены.

Он бросает его же собственные слова обратно в Люцифера, выплевывая их, будто нечто отвратительное на вкус.

Перо в руке Люцифера внезапно словно бы обжигает ему ладонь.

Он думает о том, что сделал – думает о временных линиях, бабочках и тошнотворной перспективе того, что, возможно, уничтожил ту, кого любит больше всего на свете.

Он этого не хотел – он просто хотел вернуть жену. Хотел вернуть свою жизнь. Хотел просто снова дышать.

Вместо этого он, возможно, утратил все. К горлу подступает тошнота.

− Ты прав, − бормочет он.

− … Что, прости?

− Ты прав, − повторяет он, ощущая невыносимую тяжесть в груди. – Что я наделал?

Земля словно уходит у него из-под ног, а разум услужливо подкидывает воспоминание.

− У тебя сегодня отлично получилось, дорогая, − бормочет он, целуя Рори в макушку. – Я тобой горжусь.

Рори довольно улыбается. Он бросает ключи на стол и взъерошивает ей волосы.

− А теперь спать.

Она кивает, но медлит внизу лестницы.

– Тебе не кажется, что я напутала в середине?

Он усмехается и складывает руки на груди.

– Все было идеально, уж мне ли не знать, – заверяет он ее.

Он никогда не давал сольных концертов – если не считать того раза, когда играл вместе с Моцартом для главы Зальцбурга – но никто не разбирается в игре на пианино лучше него. Ни у кого нет такого идеального музыкального слуха, хотя у его дочери есть потенциал сравняться с ним в мастерстве.

Рори снова кивает, но по-прежнему озабоченно покусывает губу. Она перфекционист, а потому Люцифер не сомневается, что она прокручивает в голове сыгранное произведение снова и снова. Он знает, что застанет ее утром за исполнением того отрывка, который, по ее мнению, получился неудачным.