Текст книги "Равновесие (СИ)"

Автор книги: Урфин Джюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Где?

– Вот этого я вам подсказать не могу. Артефакты могут быть как древними, так и совершенно новыми. Древние – это раскопки, музеи, вещи, передаваемые из поколения в поколение. Их можно купить, получить в дар, украсть, найти… масса вариантов. Новые – это артефакты, заряженные на месте катастроф, в энергетически аномальных зонах, инопланетные, в местах катаклизмов, в общем, все те вещи, которые имеют кристаллическую решетку. Они либо будут поглощать энергию гипнотизера, либо отражать ее. Так что если вам нужен артефакт, попросите наставника устроить вам экспедицию, это и будет вторым заданием зачета на профпригодность.

– Зачета?

– Конечно. Нот не предупредил? Ну что ж, это вполне в его духе.

Дим сжал кулаки и закрыл глаза, пытаясь утихомирить взыгравшие эмоции. Чертов ублюдок!

Гребаный пидор!

– То есть рейд это было первое задание, и я его провалил?

– Не провалили, сдали слабенько, но никто и не ожидал, что вы справитесь с Дору, Димитрий. Тем более учитывая их связь. Это вообще, знаете ли, редкость, когда кто-то из устойчивой пары берет себе студента.

– Так мне его еще и поблагодарить нужно? – выдавил из себя Дим сочащуюся ядом фразу.

– Было бы неплохо. Но это как сами знаете.

Дим, развернувшись, промаршировал на выход. К черту! Он, полыхая злобой чистейшей концентрации, рванул на полигоны и с редким удовлетворением метал заряды в обугленную мишень до тех пор, пока не закончилась энергия. После, лежа дома, под невнятное бухтение жены обдумывал, как же ему подойти к Ноту, как переступить через все, что успело скопиться между ними, и попросить.

Нот нашел его сам, когда Дим, взъерошенный, сидел за компьютером и бессмысленно пялился в экран, перебирая все катастрофы, катаклизмы за последнее время. Где искать? Что искать?

– Ты ничего уже там не найдешь. Место зачистили под ноль, уволокли скорее всего даже крупицы соли, – раздался насмешливый голос у него за спиной.

Дим раздраженно выдохнул, но промолчал.

– Предлагаю устроить пикник в одном глухом белорусском лесу.

– Это еще зачем?

– Я там как-то случайно наткнулся на место расстрела времен оккупации. Шансы, конечно, не велики, но может быть, найдем что-то подходящее.

Дим поморщился, чувствуя себя вандалом и могилокопателем. Но вспомнив, что его заставил вытворять Дору, плюнул на внутренние противоречия и согласился.

Всю подготовку к экспедиции Нот взял на себя, буквально на пальцах объяснив упирающемуся Диму, что это не первая его экспедиция. Поэтому Дим стоял на перроне с фактически пустыми руками, курил и жутко нервничал. Еще и Мила перед самым отъездом устроила некрасивый скандал, опять вышвыривала его вещи из шкафа, металась по дому, вспоминала всю их жизнь, выгребая мусор из самых темных уголков памяти. Дотошно перебирая прожитое, шипела гюрзой и сочилась злыми словами.

«Разведусь, – устало думал Дим. – Надоело».

Троицу Нот-Дору-Костик Дим заметил издалека. Костик в радостной лихорадке обскакал Дима, тормошил его ежесекундно и вообще горел каким-то нездоровым румянцем, пока Дору и Нот, тихо переговариваясь, перебирали вещи. Дим пытался не смотреть на две макушки, склоненные друг к другу, и не додумывать о том, что их связывало. Поэтому он смотрел на Костика, тот же старательно отворачивался, убегал смотреть табло, покупать воду, то доставал телефон, то прятал его, но его взгляд словно магнитом возвращался к той же паре. Он резко заливался румянцем и начинал суетиться с удвоенным рвением. Все происходящее жутко не нравилось Диму. Что происходит? Когда Дору выпрямился и, прощаясь с Нотом, обнял его, задерживая чуть дольше приличного, Костик отвернулся и поник.

Лес наступал на саму деревню, активно забивая зеленью и отвоевывая у когда-то человеческого жилья пядь за пядью, прорастая в обезглавленных ветхих домишках, распирая их ветвями деревьев. Покрывал упругим серебристо-зеленоватым мхом оставленные колодцы, прятал стрелки дорог под ковром богатого разнотравья. Разъедал и расщеплял кое-где оставшиеся частоколы заборов, уничтожая границы, наставленные людьми. Дим оглянулся и выдохнул: суетливая дорога в переполненном вагоне, злые, царапающие шуточки Нота, постоянное раздражение, теснившее что-то в подреберье, вдруг отступило. Он, городской житель, знавший природу только в формате парков, был оглушен той величавой жизненной силой, которую почувствовал, ступив под кроны деревьев. Тут все было пронизано богатой мощной энергетикой. Ветер, словно давний знакомый, мягко обнимал, перебирал волосы, выдувал чуждый ему запах и пропитывал своим насыщенным ароматом. Дим, глубоко задышав, присел, обалдело пытаясь охватить взглядом необъятную бесконечную зелень леса.

– Переночуем тут, – Нот широким хозяйским жестом обвел умершую деревню, – дождемся волонтеров и двинем.

– Кого?

– Ты знаешь, что меня поражает в тебе больше всего? – спросил Нот, устраиваясь рядом. – Твое нелюбопытство, – поведал он, так и не дождавшись вопроса. – Удивительная средневековая дремучесть. Если в тебя не впихивать информацию, ты так и будешь либо воспринимать все как само собой разумеющееся, либо проигнорируешь. Волонтеров. Раз мы пришли поднимать мертвых, то надо их как-нибудь отблагодарить. Похоронить по-человечески, может быть, найти родственников. Этим и занимаются волонтеры. А мы им поможем в рамках своей программы.

Дим покосился на Нота, удивленный проявлением такой человечности. Он с самого начала решил в любом случае поступить подобным образом, только мысли задействовать в этом кого-то еще у него так и не возникло.

– Спать-то как будем? – поинтересовался он, дождавшись конца внушительной сентенции.

– Тьфу ты, – сплюнул Нот и потянул к себе огромный баул, который еще на перроне вручил Диму, – тут спальный мешок и палатка. Увы, в одном экземпляре. Будет тесно и тепло. Минет больше предлагать не буду, так что не дергайся.

Диму казалось, что он уже давно отвык краснеть, а тут заполыхал и, чтобы скрыть алеющие предательским знаменем уши, принялся разбирать баул. Обнаружил там котелок, спички, соль. И все. Мысленно прикинул, на сколько им хватит его запасов еды и медикаментов, значительно погрустнел, но, вспомнив про обещанных волонтеров, понадеялся на более продуманный набор для проживания в лесу.

Закончив с нехитрым туристическим снаряжением и перекусив домашними заготовками Дима, парни разбрелись в разные концы бывшей деревни. Слишком тесно показалось им в этом фактически безграничном пространстве. Дим оккупировал трухлявое бревно у покосившейся стенки старенького домика, смотрел, как солнце медленно клонится к закату и верхушки деревьев заливаются богатым златокупольным цветом церковных маковок. Он волновался. Пытался загнать в подкорку все то, что всколыхнуло известие о ночевке, и не мог. Перед его глазами издевательски медленно прорисовывались полустертые картины, на которых под тонкой кожей проглядывали пентаграммы вен и артерий. Приоткрытые во сне губы казались удивительно мягкими и податливыми. А вид возбуждающегося парня и вовсе вызвал резкий сердечный гон. Как же он будет спать с ним? Дим уже проводил в глубочайшем смятении солнечный диск, лес уже подобрался к нему влажной прохладой и ночными звуками, а он все еще не мог снять себя с насиженного места и вернуться в палатку. И только когда звезды стали перемигиваться, а скорбная необыкновенно большая луна безмятежно посеребрила светом остовы домов, он тяжело встал и направился к темнеющему многограннику палатки. Нота не было. Выдохнув, Дим оккупировал нутро спального мешка, поворочался, прогоняя неудобные мысли, и затих.

Бок пекло правильно и знакомо. Дим сонно завозился, пытаясь перегруппироваться и, развернувшись, подтащил источник тепла к себе ближе. Источник завозился и, злобно матерясь, принялся сопротивляться, что, по мнению Дима, было совсем не логично. Поэтому он попытался спеленать его руками и ногами, что вызвало новый яркий и образный взрыв мата, который все-таки пробился сквозь сон в сознание. Дим тут же резво отпустил из плена обозленного Нота и попытался даже как-то найти парочку слов в оправдание. Слова не подбирались, утонувший и разомлевший в интимном тепле спальника мозг был занят управлением совсем другими функциями. Да и где взять такие слова, которые бы оправдали мощную эрекцию и попытки Дима притереться своим достоинством к Ноту? Нот, резко дернув молнию и располосовав мешок, выбрался наружу. Холодный утренний воздух показался Диму наглым вторженцем, что ворует общее на двоих тепло. Он закутался в кокон фактически с головой. Вдыхая запах Нота, разбавленный собственным, он почувствовал, как желание будто мощным кулаком сдавило все его тело, заставляя принять очевидное. Дим хотел этого парня. Хотел. Это признание нисколько не ослабило накала, но разрешило пальцам, сомкнувшимся на естестве, помочь пережить такое насыщенное на открытия пробуждение.

Над лагерем волонтеров висело тяжелое молчание, только шум монотонной работы, сдержанные обрывки фразы и посеревшие от увиденного лица. Дим стянул с себя грязную майку, насквозь пропитанную потом, обтер лицо и, воткнув лопату в жирную лесную почву, присел рядом. Тяжело. Физически и морально тяжело было хоронить заново уже однажды погребенные тела. Горькая, злая, молчаливая неудовлетворенность топила его разум и рвала сердце. Он, несостоявшийся историк, вдруг обрел личное, глубокое понимание той истории, которая раньше была лишь датами, географией и фактами. Тоскливая беспомощность перед случившимся когда-то очень давно заставляла скручиваться его душу в конвульсиях боли, и она оплакивала, утешала и обещала помнить о тех, кого смолола в своих жерновах война.

Так нельзя. Нельзя. Сейчас в душе Дима четкой, острой разделительной чертой проходила граница доброго и злого. Его выбор становился глубоким личным постулатом, который отметал сомнения и вопросы, отметал полутона, навсегда хоронил сомнения о том, какой же он – Дим. «По-разному» теперь не получится.

Раскурив сигарету, он бездумно крошил землю в загрубевших ладонях. И вдруг, разминая очередное переплетение корешков, нащупал металлический завиток. Откинув сигарету, он распотрошил комок – на его ладони оказалось зернышко прозрачного камня, взятое в оправу из потемневшего металла.

– Нот! – оглянулся Дим в поисках напарника. – Нот?

Дим крепко сжал в кулаке находку. Она будто пульсировала, и от этого становилось страшно. Он поднялся и неторопливо обошел лагерь в поисках парня, но его нигде не было.

– Он у реки, – махнула ему одна из девушек, занимавшихся стряпней, когда Дим крутился около палатки и соображал, куда же мог деться его наставник.

Дим, кивнув, отправился в указанном направлении. Спустившись ниже, туда, где река мелела и выходила на песчаную отмель, Дим увидел парня. Стянув джинсы, он подошел к Ноту, который плескал на обгоревшие на солнце плечи прохладную воду.

– Я нашел, – он протянул раскрытую ладонь, на которой поблескивал камушек.

Нот молча взял вещицу в руки и сжал в кулаке, замер, прислушиваясь. Потом, кивнув, отдал ее Диму.

– Нашел. Очень мощная вещь.

– Что дальше?

– Покажешь профессору, она посмотрит, а пока не потеряй и не показывай никому.

Развернувшись, Нот вышел из воды. С того самого утра он старался держаться от Дима подальше и даже ночевать не приходил, засиживаясь до глубокой ночи у костра, а потом исчезая в чьей-то чужой палатке. Дим молчал. Злился. Не понимал, что делать. Нужно ли что-то делать? Можно ли? И только хмуро выцеливал Нота взглядом на протяжении всего дня.

За спиной раздался тихий плеск, и тут же почти над самым ухом зазвенел смех. Дим дернулся. Уже несколько дней в придавленном тяжелой атмосферой лагере не звучал ничей смех. Он резко оглянулся и увидел незнакомого парня. Дим интуитивно попятился, Нот же, сорвавшись, вклинился между Димом и наступающим чужаком.

– Что тебе нужно? – злобно почти пролаял Нот, оттесняя Дима к берегу и тут же бросил через плечо: – Иди в лагерь.

Парень застыл, рассеянно разгоняя небольшие волны руками.

– Не мути воду, – рявкнул Нот, медленно отступая к берегу.

– Приказываешь мне? – задрав голову, захохотал парень.

Дима передернуло. Этот звонкий заливистый смех был нечеловеческим. Он сильнее сжал свою находку и вдруг увидел: словно туман осаживался вокруг парня и уходил в воду, стягивая за собой личину, делая кожу того молочно-белой с легким серебристым рисунком будто сетка… или чешуя. Увидел, как лицо немного вытягивается, глаза становятся больше, губы тоньше и жестче, а нос теряет свои очертания. Волосы, стянутые в косу, вырастают уже гребнем. Дим ошарашенно задохнулся воздухом.

– Ай да разглядел, – веселился парень, обнажая острые мелкие зубы. – Не бойся, – протянул он руку к Диму. – Не бойся, я не обижу.

Вокруг Дима разливался ласковый голос, и того потянуло, хотелось шагнуть навстречу, рассмотреть, потрогать. Провести пальцами по этой чешуе.

Он уже почти шагнул, когда Нот хлестнул по воде залпом огня, оттолкнул Дима к берегу и сам выбрался из реки, утягивая Дима дальше к лесу. Парень же, плеснув в ответ водой, исчез, будто и не было.

– Кто это? – Дим непроизвольно дернулся в сторону реки.

– Водник. Он твой амулет почувствовал. Забрать решил. Держись теперь от воды подальше.

– Первый раз вижу русалку, – Дим все еще топтался, оглядываясь на безмятежно ровную гладь воды и жалея, что не смог рассмотреть поближе.

– И лучше бы последний, – хмурый Нот собирал их одежду. – В воде ты с ними не справишься, на суше их не бывает. Хорошо, что заканчиваем. Сегодня переночуем, а завтра уедем.

– Но мы не успеем до конца дня…

– Так надо. Мы достаточно сделали, – отрезал Нот и подтолкнул Дима в сторону лагеря. – К реке даже не подходи.

Дим зло прищурился, резкие слова заклокотали в горле, но, бросив взгляд на ладони Нота, покрасневшие от выпущенного по воднику залпа, осекся.

Вечером Дим всухомятку сжевал нарубленные бутерброды и даже не стал дожидаться кипящей на огне каши, уполз в палатку. Зарывшись в спальный мешок по самый нос, он провалился в глубокий сон. Сон был холодный, наполненный непроницаемой черной гладью воды и серебристым смехом, отражающимся от ее поверхности и скачущим словно мячик. Проснулся он от жажды. По пологу палатки настойчиво барабанил дождь, разрываясь залпами грома. Дим выпутался из жаркого нутра спальника и перетряхнул сумку в поисках воды. Чертыхнувшись, он откинул полог палатки, подставляя под дождь ладони. Обтерев лицо дождевой водой, накинул на себя тонкий целлофан дождевика, выбрался наружу. Окинул подтопленный небесными хлябями лагерь и отправился на поиск питьевой воды. Перевернув чайник, вылил в кружку только заварочную муть. Совсем недалеко от лагеря бил родник, Дим, подхватив чайник, отправился к нему. Вода в роднике пенилась и поднималась мутью. Дим в очередной раз чертыхнулся. Да что ж это такое? Абсурд какой-то – вода есть и воды как бы нет.

– Пришел? – раздалось совсем рядом.

Дим поднял глаза и заметил водника, тот, распластавшись по траве, подставлял дождю лицо.

– А я тебя заждался. Зову, зову. Извелся уже песни петь.

– Песни? – Дим с интересом изучал парня. Угловатая колкость фигуры не казалась отталкивающей, наоборот, делала ее более законченной и совершенной. А плавники, веерами раскрывающиеся то тут, то там, придавали совсем фантастический вид. – А зачем ты песни пел?

– Отдай то, что нашел, – парень, томно выгнувшись, уставился на Дима завораживающе огромными глазами. – Отдай, – прозвенело в голове Дима серебром. – Отдай, – набивал дождь морзянкой. – Отдай, – журчал ему родник.

Дим невольно заулыбался и шагнул к воднику. Так хотелось прикоснуться к этому чуду...

– Или со мной пойдешь? – расхохотался тот, уклоняясь от протянутой руки и поднимаясь.

Он поймал взгляд Дима, округлил рот и замер. Дима мягко качнуло, пространство вокруг дрогнуло и пошло к Диму волнами. Грудь водника ритмично вздымалась, зрачки круглых глаз пульсировали, отсвечивая красными огоньками, а Дима будто всасывало в воронку, мягко погружая мозг в толщу черной глухой бессознательности.

Дим встряхнул головой, пытаясь скинуть затягивающую темноту, и сунул руку в задний карман за камушком. Сжав его в ладони, он вдруг вновь почувствовал его пульсацию, которая сбивала мерную мощь, что топила разум. Грудь водника стала вздыматься сильнее, зрачок запульсировал с почти лихорадочной частотой, но Дим как волноломом разрезал, разбивал направленную на него магию. Водник зашипел и выгнулся, его плавники прижались к телу и вдруг встопорщились, раскрываясь смертоносными шипами. Он резко дернул Дима, опрокидывая в родник, и взвился над ним, впиваясь пальцами в плечи, оскалил острые зубы. Дим, вцепившись в горло водника, попытался оттолкнуть ощерившуюся пасть от своего лица. Иглы плавников вонзились в руки, в ноги, разрывая плоть, вгрызаясь в мышцы. Дим задохнулся от моментальной боли и еще сильнее сжал пальцами горло, чувствуя, как под ними крошится хрупкий кадык. Грудная клетка водника раскрылась от болевого спазма, и Дим успел заметить спрятанные под ней жабры. Он усилил нажим, и, когда ребра вновь обнажили жабры, подцепил их пальцами другой руки и принялся выдирать. Водник заклокотал, на его губах запузырилась кровавая пена. Хватка ослабла, и Дим, сбросив противника с себя, выбрался из родника, отползая поближе к деревьям. Его колотило, из разрезанных, развороченных мышц хлестала кровь. Он смотрел, как водник в последнем рывке выбросился на траву, из-под ребер рваными ошметками висели разодранные жабры. Дим застонал, на ощупь по угасающей пульсации нашел оброненный еще в начале драки амулет и сжал его в кулаке. В груди запекло.

– Нот, – прохрипел Дим, теряя сознание, – Нот…

Пришел он в себя от боли, завыл и забился под руками Нота, который, приложив их к ранам, пытался его удержать.

– Терпи! Слышишь? Надо прижечь. В шипах скорее всего яд. Вон как кожа посинела по краям.

Нот беспощадно раз за разом обжигал огнем скулящего Дима. Тот, закидывая лицо, подставлял его дождю, смывающему слезы, и раз за разом умирал. Пахло паленым мясом, пахло дождем, пахло кровью и рыбой.

– Ничего, – бормотал Нот, – это фигня. Кости целые, остальное фигня.

Дим продолжал сжимать свой амулет, падая в беспамятство от оглушающей боли и приходя в сознание от нее же. Нот закончил, достал плоскую фляжку и заставил Дима выпить почти все ее содержимое.

– Сейчас мы пойдем в палатку, ты проспишь несколько часов, а потом, Дим, потом нам нужно будет уйти. Перетерпишь?

Дим смотрел обезумевшими от боли глазами на Нота и не понимал, как он может уйти.

– Подожди. Нужно его к реке отнести, – Нот перевернул водника, нежно огладил заострившееся, почти окостеневшее лицо. – Красивый, среди них очень мало красивых. Жаль.

Без видимого труда подняв тело, он отправился к реке.

Дим лежал под непрекращающимся дождем и хотел только одного – упасть в ту черную воду, чтобы она сомкнулась над ним, и больше не было ничего. Ни этой экспедиции, ни этого амулета, ни водника, ни смерти, ни Нота, который жалеет о том, что Дим выжил, а тот, который хотел его убить – нет. Ничего.

Нот вернулся быстро. Взвалил Дима на себя и матерясь потащил в палатку. Там, стянув лохмотья одежды, вновь принялся за экзекуцию, очищая не замеченные раньше раны и прижигая вновь открывшиеся.

– Несколько часов, всего несколько часов, потом дотянуть до той брошенной деревни, в которой мы ночевали в первый день. Слышишь, Дим? Иначе нельзя.

Дим закрыл глаза. Еще одна четкая пограничная черта пролегла в его сознании, отделяющая рай и ад. Рай это просто жизнь без боли. Рай это просто жизнь…

Утром побледневший Дим продемонстрировал волонтерам перевязанное плечо. Нот объяснил, что ночью Дим напоролся на сук, когда ходил к роднику, и теперь нужно срочно добраться до больницы. Те, сочувственно покивав, предложили помощь, но Дим, морщась от боли, покачал головой и кивнул на могильные холмики:

– У вас поважнее дела.

Стараясь не грохнуться в обморок от боли, он попрощался со всеми и, тяжело оперевшись на плечо Нота, поковылял в сторону деревни. Хватило ненадолго, как только они скрылись из вида, Дим глухо застонал и мешком сполз на землю.

– Не могу, – признался он.

– Сейчас, – Нот вытащил из рюкзака ампулу и, отломив верхушку, закапал в рот Диму. – Сейчас ты почувствуешь прилив сил. Пойдем быстро. Когда почувствуешь, что больше не можешь, предупреди.

Боль притупилась, давая Диму возможность двигаться. Поднявшись, они тронулись в сторону деревеньки. Когда среди деревьев уже замелькали полуразрушенные дома, анестезия стала сходить на нет. Серые мушки надвигающейся боли заплясали перед глазами, а вниз Дим старался не смотреть – и так понимал, почему ноги в кроссовках противно хлюпают. Боль накатила мгновенно, впившись во все тело сразу сотнями ножей. Даже на крик сил не осталось. Он что-то хрипнул и осел, цепляясь ослабевшими пальцами за одежду Нота. Тот, перехватив его удобнее, опустил на землю и жестко приказал:

– Почувствуй меня. Давай. Бери силы.

Дим метался в полузабытьи, не понимая, что от него требует Нот.

– Смотри на меня. Помнишь тот день в душе? Когда ты хотел меня? Помнишь? Вспоминай, что ты чувствовал? – пытал его Нот, а потом впился в губы больнющим поцелуем.

Дим метался, пытаясь вырваться из жесткого захвата, ему хотелось только одного – скрутиться в комок и сдохнуть. Но слова будто врезАлись в мозг, а поцелуй вытягивал череду картинок. И Дим увидел. Увидел, как от Нота идет свет, а сам Дим похож на гидру, щупальца которой в сумасшествии мечутся из стороны в сторону. Дим потянулся ими к Ноту, и те, вгрызаясь в свет, начали откачивать его жадно, дрожа от нетерпения. Боль отступила. Нот приподнял Дима и спросил:

– Дойдем?

Дим кивнул и поковылял, все так же опираясь на Нота. Добравшись до деревеньки, Нот втащил его в полуразрушенный дом.

– Теперь спать, – он накрыл Дима спальником, и тот провалился в беспамятство.

Дим проснулся. Прислушался к окружающей тишине и попытался разобраться в какофонии разнокалиберной боли, звучавшей в его теле. Где Нот? Он открыл глаза и обвел помещение мутным взглядом. Помещение совсем не напоминало старый разрушенный домик, в котором он отключился. Палата. Больничная палата, значит, мы выбрались? Волна облегчения затопила Дима. Он на пробу пошевелил руками, ногами – тело тут же откликнулось резкими болезненными всплесками. Но это уже не важно. Они выбрались. Теперь все будет хорошо. Дверь открылась и в палату, толкая перед собой капельницу, вошел Костик. Увидев, что Дим открыл глаза, он тут же шмыгнул к нему на кровать.

– Как ты?

– Пить хочу, – выдавил Дим. – А где Нот?

– Тут такое дело… – Костик замялся, – Нот сейчас на допросе, его все про вашу экспедицию выпрашивают. В общем… ничего хорошего. Дим… – Костик потеребил край больничного одеяла, – Дим, ты же не будешь против него?

– Давай по порядку, – Дим попытался приподняться, но Костик мягко толкнул его на подушки и отрицательно покачал головой.

– В халатности обвиняют его. Если бы ты не выкарабкался, то его бы, наверное… – Костик еще раз нервно оглянулся, – иссушили.

– Как это?

– Силы бы откачали. А без этого сколько протянуть можно? Два-три года максимум, потом либо умирают, либо… Лучше умереть.

– Надо что-то делать? – Дим предпринял вторую попытку приподняться.

– Тебе нельзя, швы разойдутся, – опять уложил его Костик.

В палату тенью скользнул Дору. Склонив на бок голову, он долго смотрел на Дима, будто решая в уме как минимум теорему Ферма. Дим ждал, подсознательно понимая, что в многослойной душе вампира происходит что-то крайне важное.

Костик натянутой струной сидел сбоку, невидящим взглядом буравя стену палаты. Застывшее маской лицо парня, казалось, сейчас треснет от усилий, которые он прикладывал, что бы казаться равнодушным.

– У меня никогда не было напарника, более ответственно и педантично соблюдающего правила, чем Нот, – наконец тихо произнес Дору. – Он не мог так ошибиться. Он не мог так тебя подвести.

Дим отвел глаза, начал сосредоточено поправлять повязки, проверять иглы катетера, пытаясь нащупать те самые слова, которые бы объяснили, почему им невозможно тесно рядом и почему невозможно уже отпустить друг друга. Равнодушно-вежливыми эти слова не получались, поэтому Дим молчал. Ведь пока не сказано, оно не существует. Так?

Процесс проходил мучительно. Как только Дим смог вставать, его тут же привезли в Академию. В директорском кабинете было душно от столпотворения, Дим сидел на неудобном стуле перед комиссией, на гладкой отполированной поверхности матово-черного стола лежал его амулет. Под гнетущее молчание Дим уже не в первый раз пересказывал, что произошло.

– Повторите еще раз, что случилось у родника.

Дим, зло скрипнув зубами, повторял сказанное.

– Технически, – профессор поправила очки на переносице, – Нот выполнил все условия. Но фактически мы имеем покалеченного студента.

– Нот спас мне жизнь, – Дим привстал на стуле. – Если бы я сам не пошел, ничего бы не случилось, он меня предупреждал.

– Все это так, – прервали его. – Почему вы не отдали амулет?

Почему? Дим и сам задавал себе этот вопрос, десятки раз удивляясь своей упертости. Почему вдруг эта стекляшка стала для него в тот момент дороже собственной жизни?

– Я не знаю.

– Не знаете… – профессор сняла очки и невидящими глазами обвела аудиторию, заставляя каждого поежиться под этой синей пустотой взгляда. – Я проверила амулет, заряд у артефакта, конечно, мощный, но не настолько, чтобы водник, рискуя жизнью, выбирался к роднику и в этих невыгодных для себя условиях нападал на мага. Это обычный горный хрусталь, возраст которого не так велик, чтобы мелькнуть где-то в древней истории. Но тем не менее мы имеем вот такую ситуацию. Какое вынесем решение?

– Предлагаю перевести Нота в филиал в центральной Азии, там как раз открыли очередной древний город. Роют чуть ли не экскаваторами без всякой защиты, вот и творится черт-те что.

– Это невозможно. Дору отказался от партнерства, один он там в поле не воин, – возразила профессор.

Дим вцепился в край стола до побелевших пальцев. Тот неоконченный разговор в палате так и остался висеть неотвеченными вопросами. Тяжело опираясь на стол, он встал. Решение вызрело.

– Могу я быть его партнером? – прервал обсуждение Дим.

– Вы? – профессор задумчиво покрутила очки в тонких пальцев, и ко всеобщему облегчению, одела их. – Что ж, связь у вас есть. Опыт…хм. Будем считать, что тоже есть. Да и продолжать лучше рядом со своим наставником. Я не против.

– Ох нифига себе! – Дим, вывалившись почти по пояс в окно, любовался на раскинувшееся до горизонта море огней. – А я то думал…

– Что тебя встретят девицы в полупрозрачных шароварах на верблюдах? – Нот потрошил коробку с заказанной пиццей.

– Девицы это неплохо, – пробормотал Дим, который был вымотан душевным раздраем и придавлен охренительной кучей вопросов.

– Закажи. Пользуйся благами цивилизации, нам ее на пару дней всего предоставили.

– А потом что?

– А потом получишь полный комплект. Солнце, полупустыня, ветер и больше ничего.

– Как все печально, – посетовал Дим и, закрыв окно, вернулся к столу и пицце.

– А тебя за мной никто не тянул.

Дим зыркнул на обозленного напарника и покачал головой. Он думал, что после всего, что произошло в экспедиции, между ними установится хоть какой-то мир. Дим пытался подступиться к парню, поговорить, но Нот по-прежнему огрызался, топорщился метровыми иглами агрессии, доводя Дима порой до чистейшего бешенства.

– Я тебе должок верну и разбежимся, – брякнул он, со зла парируя нападки.

– А не боишься, что я с недотраха к тебе полезу?

– А не боюсь, – перегнулся через стол Дим, нависая над Нотом.

Тот, отшатнувшись, растерянно заморгал, на короткое мгновение скидывая желчную личину и выпуская на поверхность того парня, с которым когда-то познакомился Дим.

– Хватит уже! – рявкнул Дим тому, нормальному Ноту. – Сколько можно грызть меня как голодная сука кость?

Нот залился первостатейным румянцем, но тут же злобно прищурил глаза. Дим, тяжело вздохнув, сел на место, понимая, что Нот вернулся в свое паскудное состояние и разговор дальше перельется в очередную склоку.

Дим прятался в тени наспех сколоченного барака от вездесущего ветра, который забивался в рот, в нос, пропесочивал одежду и волосы. Под вечер ему казалось, что он покрывается толстой коркой пыли, которая вот-вот пойдет такими же трещинами, какими была покрыта земля под ногами. Земля… Мать ее эту Азию! Разве это земля? Красновато-бурая, с белесыми пятнами солончака, она вызывала в Диме почти безграничную тоску. Еще и заунывные песни ветра, который тот денно и нощно на все лады распевал, не умолкая ни на минуту. Дим затянулся, прикрывая ладонями тлеющий кончик сигареты и привычно отыскивая Нота среди снующих под палящем солнцем археологов. Тот, опираясь на заступ, с кем-то говорил по телефону, потом, вскинув голову и наткнувшись на взгляд Дима, кивнул в сторону машины. Дим тяжело поднялся, вдавливая в землю недокуренную сигарету, и поплелся к нагретому до невозможности джипу.

– Мы опять кого-то упустили, – Нот распахнул двери машины, пытаясь хоть как-то охладить ее нутро. – Опять кто-то что-то уволок с раскопок, и в ауле в пятидесяти километрах отсюда люди засыпают, на сутки-трое. Потом ходят, как сомнамбулы… Поедем проверим, что за хрень там разгулялась.

Дим нехотя залез в раскаленное нутро машины, поерзав на обжигающе горячей коже в салоне, выкрутил климу на холод.

– Чертова работа, – проворчал он. – Я раньше думал, что маг – это круто: пошвырял фаерболы, пощелкал пальцами, сотворил заклинание и все дела. А тут пашешь как проклятый на этих раскопках, потом часами преешь над какой-то сраной монетой, снимая пустяшное заклятие опустошения. А какой-то узкоглазый кретин утаскивает в кармане найденное грошовое колечко, и ты три дня носишься по степи, ловишь ошалевшую от свободы пери, которая то скот потравит, то арыки завалит. В итоге и пери-то не пери, смотреть не на что. Тьфу ты.

– Думал, на курорт со мной напросился? – Нот резко выкрутил руль, чертыхаясь на метнувшегося из-под колес зверя. – Смотри-ка, то ли волк, то ли собака?

– Волк вроде, – прищурился Дим, стараясь разглядеть удиравшую шавку, – только странный, сам бурый, а хвост белый. Ладно, поехали.

Подогнав машину к крепкому забору из красного кирпича, Нот вышел и, окинув дом придирчивым взглядом, простонал:

– В душ бы.

Из ворот вышла женщина, на ходу обтирая руки.

– Ас-салам алейкум, тате, хозяин дома?

– Айдар, к тебе люди пришли, – крикнула она в глубину двора.

Пока Нот вел затейливые переговоры с хозяйкой, Дим оглядывал словно вымершую улицу. Какое-то смутное несоответствие крутилось и никак не могло найти форму и определение. «Дети!» – мелькнуло вдруг в сознании. Нет детей. Обычно нечастые визиты в такие небольшие аулы всегда сопровождались неугомонным детским щебетом, они, как маленькие магнитики, моментально окружали машину и начинали верещать и беззастенчиво расспрашивать незнакомцев, зазывая их на чашку чая, а то и угощая сразу же тут незатейливыми сладостями.