Текст книги "Искра бунтарства (СИ)"

Автор книги: Ungoliant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== 1. ==========

В море было спокойно. Несмотря на то, что за двести с лишним лет весь континент наводнили разные по габаритам и агрессивности мутанты, вода оставалась тихим местом – мёртвым и безмолвным. Впрочем, рыбу изменения тоже не обошли – настолько, что не помогал в её опознании довоенный атлас фауны. Оставалось уповать только на опыт местных.

Не то чтобы Данс собирался становиться рыбаком, но на горючее и некоторые редкие припасы его скромного улова хватало. Запах гниющей тины и рыбный душок впитались в кожу и, казалось, погубили обонятельные рецепторы – или же что-то повредилось в микросхеме, таящейся в его синтетических мозгах. В принципе, Дансу было плевать: он не собирался покидать затуманенные берега, точно запертый клятвой призрак.

Он обошёл остров по кругу, но с такого расстояния не увидел ничего примечательного: из тумана проступали лишь скалы да деревья, словно стены крепости, охраняющие мрачные тайны. Так как Данс уже не мог жить в одиночестве, глядя каждый день на треклятый лодочный сарай, который они делили с Норой, пришлось покинуть старика Лонгфеллоу и найти своё место. Одна из прибрежных ферм, по чистой случайности оказавшаяся между Фар-Харбор и Акадией, стала ему новым домом.

Прогнившему причалу, крыше дома и стенам требовался ремонт, и Данс был только рад занять руки, чтобы избавиться от гнетущих мыслей. Сперва пришлось поставить по периметру конденсаторы и подождать, пока туман рассеется, а до тех пор Данс спал в лодке, прислушиваясь к разбивающимся о борта волнам. Затем уже появились колонка с пресной водой, электричество, турели и датчики движения. Каждый вечер, проваливаясь в сон после тяжёлого, но плодотворного дня, Данс наслаждался болью в подрагивающих мышцах и результатами куда более осязаемыми, нежели мир и порядок на Пустошах, за которые боролся раньше в Братстве Стали. Старая силовая броня стояла в почти полностью разрушенной соседней комнате под брезентовым навесом, но в целости и сохранности, готовая к бою.

Первого посетителя едва не убили турели, но Данс вовремя оказался рядом. Взглянув на растерянного парнишку в мокрой одежде, совсем не подходящей местному обманчивому климату, он тут же всё понял.

– Акадия там, – продолжая пристально следить за случайным гостем, Данс махнул рукой в сторону горы, где над туманом гордо возвышался шар обсерватории. Парнишка машинально проследил за движением и в ужасе раскрыл рот.

Задаваясь вопросом, почему синтов никогда не встречают, Данс залез в силовую броню и самолично проводил потеряшку до дверей, у которых тоже никого не было. Несмотря на посильную помощь в прошлом, он знал, что синты по большей части сидели в подвалах и жались друг к другу, как крысы. Проследив издалека, что двери всё-таки открылись, Данс вернулся домой.

Затем были другие синты, но такие же испуганные и потерянные. Даже табличка с ориентировкой не помогала – они приходили на порог и просто хотели увидеть дружественное лицо, которым Данс, как он считал, никогда не обладал. Впору стать чёрствым и грубым, как жители города, но он просто не мог отказать в помощи.

Однажды у ворот Акадии их встретила Чейз в неизменной форме институтского охотника, подлатанной до смешного нелепо. Они виделись всего раз, когда Дансу требовалась помощь, но старые привычки давали о себе знать: руки крепче вцепились в оружие, готовые тут же пустить его в дело. Чейз, конечно, заметила его нервозность, но оставалась приветливой.

– Зайдёшь? – он упрямо помотал головой, и Чейз ехидно улыбнулась, когда очередной беглый синт скрылся во тьме лестницы. – Хватит так реагировать на одежду. Может, тебе станет легче, если я сниму её?

Данс оторопел и не нашёлся с ответом, поэтому просто ушёл. Конечно, он понимал, что и по силовой броне нельзя всех называть паладинами (хотя в его случае – нет), но в Чейз было что-то странное, волнующее замороженные чувства – и как реагировать на это, Данс не знал. Следовало подумать.

Он не хотел больше видеть ДиМА – уродливого синта второго поколения с лампочками в мозгах, сохранившегося хуже своего брата Валентайна – и слушать лекции о признании собственной сути. В этом Акадия сильно напоминала Детей Атома. У старой машины были ответы на извечные философские вопросы, но не на простые, из которых и состояла жизнь. Данс не воспринимал байки о единении и злился, понимая, кто же захламил Норе мозги надеждой на взаимовыручку. Не в его силах стать частью того мира в подвале.

Данс взглянул на тихо накатывающие волны, гальку и песок – после починки дома он очистил пляж от мусора, – вздохнул полной грудью и остался доволен своим выбором. Скинув одежду на причале, он прыгнул в холодную воду. Кожа покрылась мурашками, Данс содрогнулся и нырнул, загребая руками и ногами почти до судороги, чтобы затем отдохнуть, вяло распластавшись на глади. Ветра не было; вода почти не колыхалась волнами, верхушки деревьев застыли, и тучи впервые за несколько недель пропустили лучи света.

Однако движение на причале тут же привлекло его внимание; Данс выпрямился и с удивлением обнаружил фигуру в перештопанной форме охотника. Только на Чейз она так висела, словно украденная с чужого плеча. Он молча наблюдал, как одежда падала под её ноги, рядом с кучей его тряпья. Под формой Чейз почти ничего не носила, и это открытие во второй раз за день оглушило Данса каким-то проклятием паралича.

Наконец она небрежно скинула сапоги и прыгнула следом, а вынырнув, откашлялась и внезапно рассмеялась.

– Всегда хотела так попробовать!

Продолжая улыбаться как-то по-детски открыто, Чейз подплыла ближе – достаточно, чтобы Данс почувствовал ком в горле и желание поскорее сбежать. Только одежда осталась на причале. Оставалось пялиться на её бледную кожу, но тёмные, вставшие торчком соски неизбежно возвращали к себе внимание. Некогда вьющиеся волосы теперь лежали на плечах тяжестью, и Дансу почему-то захотелось освободить тонкую шею для лучей такого редкого солнца.

– Что ты делаешь? – спросил Данс, чтобы хоть немного вернуть контроль.

– Ты не зашёл, поэтому решила зайти я. К тебе. Мы же вроде как партнёры теперь.

Данс тут же нахмурился и отплыл чуть назад, чтобы не натолкнуться случайно на голое женское тело.

– Нет. Я помогал случайным прохожим. Это всё.

Чейз перестала улыбаться, и Дансу тут же захотелось взять слова обратно. Он много о чём молчал, хранил секреты и строил из себя железного лидера, поэтому одна-единственная неловкая пауза не имела для него значения – она пополнит ряды упущенных возможностей, о которых Данс внезапно вспоминал, пытаясь уснуть.

Однако Чейз не собиралась капитулировать.

– Идентичность – это глупость. Не программа тебя заставляет помогать, а что-то внутри, – для наглядности она шлёпнула себя ладонью по груди, и Данс, конечно же, задержал взгляд дольше приличного. – Ведь ты всегда был доброй душой, без чьего-либо вмешательства. Делая то, что хотим, мы убегаем из Института навсегда.

Он хотел спросить, откуда она могла знать, словно насквозь видела до спрятанного в мозгу чипа. Просто знала и всё. Человека характеризуют его поступки – так и в Братстве Стали принято, и на Пустошах, где, как Данс думал, он родился. Кому-то нужно громко философствовать, чтобы внушить безопасность другим, а кому-то – действовать.

Чейз при первой встрече напомнила ему Нору, а сейчас кроме цвета волос он не находил сходства. Разве что искра бунтарства разгорелась в ней ярче, а в Дансе даже ни разу не вспыхнула. На этот раз Данса не скрывала толстая броня, и ничто не мешало Чейз увидеть его. В отличие от него, она всегда была открытой.

Охотников проектировали сильными и выносливыми, но Чейз обняла его совсем невесомо, потёрлась грудью, из-за которой Данс и так едва с ума не сходил, и прижалась лбом, коснувшись кончиком носа его щеки. Он не смог бы представить мирную картину без неё, без их тихого единения, но застыть вот так насмерть не желал. Бледная кожа заражала теплом, а касания – обещанием близости, пусть и единственной.

Данс поймал Чейз за талию и пошёл ко дну, потеряв равновесие, однако та подхватила его и ответила на поцелуй, покусывая нижнюю губу, а затем, будто извиняясь, дразня языком; рукой она обхватила его за основание члена и надавила пальцами, понимая, что в солёной воде ласки далеки от приятного. Тёмная вода сомкнулась над их головами, но уже не казалась холодной. Лишь чудом они оба не утонули и как-то догребли до берега.

Ощутив илистую почву, Данс посадил Чейз на себя и запустил руку между её ног, заставив открыться. Она ответила стоном, когда её мышцы чуть сжали его пальцы, жарко выдохнула в ухо и крепче сжала ногами его бёдра. Больше он не мог ждать и хотел узнать прямо сейчас, какая она внутри. До причала Данс бы точно не дошёл, как и Чейз, поэтому они упали прямо на берегу, где ещё несколько дней назад валялся мусор, принесённый штормами за двести с лишним лет.

Он знал, что камни, хоть и обточенные солёной водой, впивались Чейз в спину, но она не показывала ни намёка на неудобства. Он и сам не чувствовал ни сколотых ракушек, ни песка, когда падал перед ней на колени и жадно, словно умирающий от жажды путник, покрывал поцелуями торчащие соски, лаская языком и слегка прикусывая. Чейз извивалась под ним и требовательно сжимала ноги, привлекая внимание.

– Быстрее, Данс, ты нужен мне, – шептала она, судорожно хватая воздух между стонами. Ему и самому требовалась небольшая передышка после забега к берегу, руки дрожали.

Её кожа пахла тиной и машинным маслом, а Данс очень надеялся, что заплыва хватило, чтобы смыть с него вонь рыбьих потрохов. Затуманенное похотью сознание даже сейчас твердило о подвохе, о том, что Чейз притворяется и чего-то хочет от него. Однако останавливаться сейчас было подобно смерти; даже если бы мир вновь начал разрушаться вокруг них, Данс вряд ли смог бы остановиться, когда она лежала под ним разгорячённая и готовая. Не спеша, через короткий вскрик и пару красных полос от ногтей на плечах – она вцепилась в него, точно кошка, прикрыв глаза и вновь улыбаясь, – Данс смог выдохнуть и чуть притормозить: кожа после солёной воды казалась сухой, и трение могло вызвать неприятные ощущения.

Он уже исследовал её пальцами, но Чейз оказалась слишком узкой, практически неприступной, и в мысли закрались уже не беспочвенные подозрения. Она заметила его замешательство и замерла, уже не пытаясь помогать, насаживаясь бёдрами.

– Ничего не говори, просто… просто сделай это для меня. Пожалуйста.

Словно подросток, Чейз прятала взгляд, боясь, что её немедленно отвергнут, но Данс не позволил ей закрыться – провёл пальцами по линии подбородка и, мягко его приподняв, нежно поцеловал в губы. Он был рад, что вовремя взял себя в руки и не причинил ей боль.

– Пойдём в дом – ты замёрзла, да и я тоже.

Больше не стесняясь наготы перед ней, он поднялся и подал руку, помогая встать. Песок и мелкие камни впечатались в кожу, и Данс сбросил их, не думая, что касался женского тела. Чейз дрожала, но на губах застыла виноватая улыбка.

– Прости, что не предупредила.

– Ничего. Не переживай.

Их диалог действительно походил на разговор двух роботов, и Дансу от себя же стало тошно: он просто не знал, что следовало сказать. Он отдал ей свою рубашку, подхватил их вещи в охапку и, обняв Чейз за плечи, повёл в дом, где выдал полотенца и чистую одежду, затем поставил на плитку чайник. Одинокая лампочка над столом освещала комнату как на допросе, и Данс снова уставился на свою гостью, отдавшую предпочтение теннисным шортам, которые, видимо, валялись в одном из найденных чемоданов, и мужской рубашке не по размеру, которая тут же прилипла к влажной коже. Прокашлявшись, он понял, что влечение никуда не делось, и едва натянул джинсы, запыхавшись.

Чейз гуляла по дому, осторожно касаясь каждой новой доски – бережно, словно боялась что-то сломать, – и вернулась только когда Данс позвал её на кухню. Неловкость между ними застыла тенью на пороге.

– Ты всё это сам сделал? Потрясающе! – Данс хмыкнул, оглядев заколоченные и утеплённые окна – вместо них остались крупные прорехи с заглушками для вентиляции. Как житель силовой брони, он стремился полностью скрыться от мира.

Наконец Чейз нашла свою отдушину в обсуждении генераторов и похвасталась лабораторией, которую поддерживают для ДиМА, но, вспомнив об отношении Данса к Акадии, тактично замолчала, словно перезагружалась для нового обсуждения. Он не мог судить её за желание выпятить своё превосходство, ведь Данс и сам грузил Нору техническими деталями. Наверное, кровное родство с технологиями сказывалось на их увлечениях.

– Ты из-за синтов пришла? – он поднял на свою гостью испытывающий взгляд и улыбнулся, пытаясь сгладить нервное близкое знакомство.

Чейз долго молчала, глядя на кружку, в которой размешивала варево из концентрата, затем отставила её.

– Как повод, да. Но знаешь, не только ты здесь одинок. Какому-то инженеру-извращенцу пришло в голову прикрутить женщинам-охотникам девственную плеву, и с этой точки моя жизнь обещала стать адом, – наконец она отпила, не поднимая кружку, но Данс всё равно заметил, что у неё тоже дрожали руки. – Охотников все боятся, но когда ты на воле… ничего не меняется.

Она с мольбой взглянула на Данса, а тот спрятал улыбку за своей кружкой.

– Одежду менять пробовала?

– Но тогда это буду уже не я! – по вернувшейся улыбке он понял, что дело, конечно, не в этом.

Вместе они провели прекрасный вечер. Данс травил байки о Братстве Стали, вычеркнув из них Нору. Чейз же вычеркнула Институт и скользкую тему беглых синтов – в остатке получилось немного. Однако когда она засобиралась в Акадию, Данс начал нервничать.

– Меня не нужно провожать, – усмехалась она, пока натягивала форму охотника поверх его рубашки.

Странное волнение велело не пускать её за порог, ведь второго визита не будет: Чейз закроется в своём подземелье и потеряет всякую надежду – не на физическую близость, а эмоциональную. Он сам здесь одичает, как гуль. Все слова, так и не сорвавшиеся с языка, подтверждали прогноз.

– Погоди, – строго сказал он, и Чейз в растерянности замерла в дверях кухни. Данс потёр подбородок, оглядывая её с ног до головы. – Теперь сними одежду.

Она моргнула, затем на лице появилась та самая ехидная улыбка, которая выбивала Данса из колеи. Так же непринуждённо Чейз скинула сапоги, форму повесила на спинку стула, оставшись в шортах, которых было не видно за длиной рубашки, и выжидательно сложила на груди руки.

Данс цокнул языком и подошёл ближе, лишь сейчас отметив, что почти одного с ней роста.

– Не вижу разницы.

Брать её, отдохнувшую и расслабленную, было верхом блаженства. Мысли поплыли в небытие, оставив лишь ощущения – горячей кожи, влаги её желания и стука собственного сердца, едва не разбивающегося о рёбра. Берег и холодная вода сменились его постелью и теплом. Контроль всё ещё был в руках Данса, и когда Чейз, распаленная и раскрасневшаяся от ласк, была к нему готова, он не торопился; держась на одной руке, шептал какую-то ерунду и продолжал растирать её смазкой место, где они соединились. Чейз не сводила глаз с его лица и лишь глубоко вздохнула, когда он толкнулся глубже, постепенно.

Дав ей время отдышаться, да и не кончить мгновенно самому, Данс вошёл до упора и медленно двинулся обратно, уточняя раз по десять, всё ли в порядке. Боль лишь тенью мелькнула на её лице, и, нарастив темп, Данс перестал волноваться и отдался собственным потребностям. Чейз изогнулась, приподнявшись под ним, словно стремилась стать ещё ближе, слиться кожей и навсегда растаять.

Он целовал её губы, шею и волосы, дрожал под нежными касаниями, наслаждался каждым мгновением внутри неё, но, как бы ни хотел, не мог гнаться за вершиной вечно. Разливаясь в ней с громким стоном, Данс уронил голову на плечо Чейз, вдохнув её запах, чтобы оставить воспоминания на те ночи, когда сон приходит сразу, затем вновь вернулся к истекающему соками лону, чтобы довести её до оргазма руками. Даже если это будет последняя проведённая вместе ночь, она запомнит её навсегда, вспоминая в постели с другим.

Чейз билась, сжимаясь на его пальцах, сводила ноги, пытаясь уйти от натиска – и требовала не останавливаться, а когда кончила, упала на единственную подушку. Данс улёгся рядом, но уже отдышавшись, боясь того, что она может сказать – что он ей скажет, всё порушив. Поэтому они долго молчали, оставив друг для друга успокаивающие прикосновения.

– Наверное, стоит поблагодарить Институт, – наконец произнесла Чейз, чем снова поставила Данса в тупик. Она перевернулась на бок к нему лицом, чтобы продемонстрировать счастливую улыбку. – Они ведь могли сделать нас – или хотя бы охотников – бесчувственными роботами, но как-то позволили почувствовать всё это. Странно, правда?

Данс, к счастью, так и не ответил – в такой момент не к месту вспоминать свою бывшую, подарившую всем синтам искру бунтарства.

========== 2. ==========

Когда Арин включили в экспедицию к Пойнт-Лукаут, она не сразу вспомнила, где же слышала это название раньше. Только когда речь зашла о пароме, который специально отремонтировали для морских путешествий, её осенило – а затем заранее накрыло морской болезнью. Руководитель группы из сочувствия выделил пачку таблеток в путь и решение по составу не изменил: с пип-боем Арин сбор информации занимал считанные часы, да и руку она уже, так сказать, давно набила.

Вода в заливе воняла гнилью, рыбой и водорослями, так что в пути они неплохо сэкономили на еде: аппетит пропал у всех. Привыкшие к полётам, но не к плаванию, члены экспедиции быстро растеряли флёр приключений, когда столкнулись с первым штормом. Ещё и баржа намеревалась развалиться на ходу, так что работы всем хватало. Сбрасывая шваброй принесённые волнами мусор, тину и рыбёшек с двумя головами обратно в море, Арин утешала себя, что мореплаватели прошлого, открывая Арктику, к примеру, сталкивались с большими трудностями.

Когда на карте пип-боя начал подкрадываться нужный остров, Арин готовилась целовать землю – которой в густом тумане не было видно. Пришлось долго искать уцелевший причал, потом привыкать к твёрдой земле и таскать оборудование на берег. Штурмовик и разведчик, выделенные в группу, охраняли учёных, нервно поглядывая по сторонам.

Место и правда выглядело скверно: одинокий остров, куда активно съезжались поселенцы, казался пустым, а прибрежный довоенный городок – заброшенным. Уединённость благоволила уникальному развитию, что сразу бросилось в глаза: в первую очередь здесь сохранилась зелень, на ветвях деревьев росли листья, пусть и не пышными кронами, а значит, всё это адаптировавшееся к загрязнениям великолепие могло прижиться на материке.

Арин предупредила, что сталкивалась с психотропным цветком из этих мест, и велела не нюхать всё подряд. Впрочем, опыт подсказывал, что запрет будто брал людей на слабо, так что защита от токсина стояла в приоритете. Она лично решила сходить вглубь острова за странными синими цветами вместе с лаборанткой и разведчиком, которому предстояло составить карту острова. Лазерная винтовка, не раз спасшая Арин жизнь на войне, не добавляла спокойствия: когда стояла такая тишина, и вокруг ничего не происходило, ощущение слежки лишь усиливалось.

Серая форма Анклава помогала слиться с туманом, но как только Арин включила пип-бой, озарив зелёным кислотным светом округу, тишину разорвал истошный вопль. Гули повылезали из нор в земле, выходили из-за деревьев, а среди них грудой распухшего мяса плелись монстры с оружием в руках – дубинами, тесаками и топорами, – ещё «свежие», в сохранившейся одежде. Такие от пары выстрелов не падали и вообще не чувствовали, как лазерные лучи скальпелями прожигали тело, а на открытой местности ещё и ускорялись, напрыгивали, размахивая оружием. Обычные гули спекались настолько, что забывали, как пользоваться инструментами и даже дверями; переходный этап же никто не описывал.

Арин переглянулась с разведчиком и поняла, что дело дрянь. Они отступали вслепую, пятясь – пока не наткнулись бы на новую стаю.

– Бежим! – крикнула она застывшей в ужасе лаборантке, потянула её за рукав, но распухший гуль подскочил невероятно быстро для своих габаритов.

В нос ударил мерзостный смрад гноя – кожа почему-то с них не слезала, как при обычной гулификации, а чернела; из ран подтекало белёсой жижей. Арин не растерялась, выстрелила в упор, надеясь уж точно умертвить тварь, но снова ошиблась. Заваливаясь, гуль рубанул тесаком сверху вниз, едва не разделив лаборантку на две части. Она схватилась за распоротую шею, а по серой форме стремительно расползалась кровь.

Арин встретилась с ней взглядом и тут же сиганула в лес, когда мелкий, высушенный до костей гуль прыгнул с дерева и вцепился лаборантке в лицо зубами. Паника застилала глаза, и лишь чудом под ноги не попали поваленные деревья или какой-нибудь колодец. Когда иссякли силы, Арин наконец остановилась, чтобы отдышаться; оглянулась по сторонам, вскинув винтовку, но никто её не преследовал. Радар ничего не ловил, разведчика и след простыл.

Конечно, она знала, в какой стороне причал, но тогда пришлось бы пройти мимо стаи. После долгой поездки и резкой пробежки болели мышцы; Арин понимала, что на второй подобный марафон её не хватит, а значит, придётся искать убежище. На сей раз она внимательно следила за экраном пип-боя и кралась, огибая по широкой дуге живые цели. Увидев свет в особняке на холме, Арин немного приободрилась: значит, люди остались и как-то выживали.

Однако первые же встреченные местные выглядели как рейдеры и не особо по дружелюбию отличались от гулей. Вывернув карманы у трупов, Арин нашла те самые синие цветы и тут же выбросила, чтобы не вдохнуть пыльцу; хорошенько вытерла перчатки о жухлую траву. Всё чаще она вспоминала злосчастный паром и галлюцинации, которые едва не свели всех в могилу; Данс тогда едва её не пристрелил. В остальном, впрочем, с ним было приятно путешествовать. Даже лекции о боеприпасах, модификациях и взрывчатке оказались крайне полезными.

Как же Арин хотела, чтобы Данс снова оказался рядом и прикрыл спину! Передышка длилась недолго: аборигены собрались толпой и, выкрикивая что-то бессвязное, гнали её точно зверя. Ожоги не останавливали их, словно боль не существовала; в расширенных зрачках плескалась пустота.

Вымотанная, задыхающаяся от бега Арин понимала, что не сможет быстро взобраться на холм и укрыться в доме – да и где гарантия, что там не жили эти дикари? Крики преследовали её по пятам, решать приходилось быстро. Арин метнулась в лес, надеясь сбросить хвост, и вдруг увидела маркер на радаре – кто-то бежал к ней навстречу и подозрительно знакомо топал.

Она прицелилась, но не торопилась стрелять, когда из леса, ломая ветки, вышел человек в силовой броне – грязной, побитой, без нескольких пластин на левой ноге, но всё же более аккуратной, чем у рейдеров. Шлем мешал разглядеть лицо, но и паладин не торопился в неё стрелять.

– Ну вот, надышался, – с досадой проворчал он, и Арин тут же узнала голос Данса. Шанс был разве что на миллион; желание, исполненное самим небом в трудную минуту.

Она покачала головой.

– Нет, это явно я. Ты же галлюцинация.

Погоня не позволила дальше выяснять, кто же из них был реальным человеком. Данс махнул рукой и побежал первым обратно в чащу; Арин ни секунды не колебалась. На старых картах числились лагеря военнопленных и довоенные базы, напичканные ржавой техникой, но о бункере они умалчивали. Вряд ли бессознательное могло найти для неё подходящее укрытие в незнакомом месте. Ветхие скелеты в ошмётках зелёной военной формы вповалку лежали за воротами.

Старый генератор до сих пор работал, хоть и на последнем издыхании; лампочка мигала, но достаточно освещала временное убежище. Среди разложенных инструментов и жестяного хлама для починки лежали аптечки, сухпайки, но больше Арин поразила аккуратная батарея бутылок, расставленных по периметру.

– Ты давно тут, Робинзон?

Данс нахмурился, явно не поняв шутку, и указал на стену с засечками.

– Девятнадцать дней – и двенадцать дней до прибытия спасательной группы: найти и починить рацию оказалось непросто.

К сожалению, радость Арин не продлилась долго: группа, оставшаяся на причале, оказалась зажата врагами, и силой пробиваться было сродни самоубийству. Данс этому не удивился. Он вылез из силовой брони и уселся за походную горелку, которой часто пользовались путешественники – и военные прошлого. Подобного инвентаря здесь должно быть раскидано в избытке.

Сникнув, Арин уселась напротив – на старый матрас, запачканный машинным маслом. Разговор завязался сам собой, естественно, словно они и не расставались почти на полгода. В отличие от неё, Данс вызвался в Пойнт-Лукаут, чтобы проверить переселенцев и зачистить остров от недобросовестных мошенников, если таковые были. Наверное, он ожидал найти преступную шайку, которой помогал паромщик, но вместо этого наткнулся на сектантов и целые поля с синими цветами.

– Я предупреждал, что писцы надышались этой чёртовой пыльцой. Один из них напал на нас, и его пришлось вырубить, оставить там. Ещё двоих рыцарей убили эти чокнутые.

– Мне жаль, Данс, – искренне посочувствовала Арин, зная, как сильно он заботился о товарищах и тех, за кого поручился.

– Кажется, я начинаю к этому привыкать – неизбежности чей-то смерти, – он пожал плечами нарочито равнодушно, но взгляд скользнул по батарее бутылок. – А с твоими что?

– У нас мирная экспедиция… Да, не поверишь – не завоёвываем этот несчастный остров! Думала, привезём растения, попробуем их на материке ассимилировать. Разведчик меня то ли бросил, то ли потерял – не знаю. Ассистентка погибла от рук каких-то… тварей, похожих на людей.

Данс кивнул.

– Мы тоже едва не попались. Вроде неповоротливые, тупые, а на деле быстрые, – он передёрнул плечами, словно от сквозняка. – Отвратительно. Я бы всё здесь зачистил к чёртовой матери.

– Взрывчатки на всех не хватит, – снова пошутила Арин, вспомнив их последние приключения и как таскала целый рюкзак с динамитом.

– Да сюда бы парочку бомб, каких вы на «Прайма» скинули.

Как ни крути, вроде бы дружеский разговор уходил во взаимные подколы и обвинения. Впрочем, Арин давно к этому привыкла. Наконец она поужинала и отдохнула – спальный мешок оказался невероятно тёплым и удобным, – а утром они с Дансом вышли на прогулку, затянувшуюся до заката. Он показал местные достопримечательности и городишко с разрозненными хибарами, куда в одиночку лезть побаивался. Через военный бинокль защитной раскраски Арин увидела целую группу изуродованных людей, но куда лучше сохранившихся, чем здоровяки, встреченные ранее. Худоба выдавала деформацию костей, кожа отличалась гепатитной желтизной, а волдыри и язвы богато разрастались по телу, словно обрастатели на ракушках. Последняя мысль прочно засела у Арин в голове.

– Так это… люди?

– Выродившиеся – да, – ответил Данс, – но они не приветливее тех, что приехали с материка: от токсина они держатся подальше. Видимо, не могут себя контролировать.

Тогда и родился план – столкнуть две шайки на болотах. Устроить диверсию просто, но уйти живыми и без «хвоста» – затруднительно. Данс, конечно, предложил самый взрывоопасный вариант – соорудить заградительное минное поле, через которое они и уйдут от погони. Арин тут же уточнила, что бегать по заминированному болоту будет только он, а она поможет всё организовать и прикроет отступление.

Они снова вернулись к проверенной тактике. Около хижины, набитой уродцами, нашлось много взрывчатки, а значит, болотный народец умел ею пользоваться. Пришлось стрелять аккуратно, чтобы кто-нибудь случайно не подорвался. Вглядываясь в искажённые черты лица мутантов, Арин вспомнила, о чём не так давно мечтала.

– Я хочу исследовать одного из них.

Данс ответил, не отвлекаясь от разминирования:

– Только не в моём присутствии. Вон иди в лес.

– Делать вскрытие на пне?

– На пне неудобно. Найди поваленное дерево.

Из инструментов нашлись разве что проржавевшие тесаки, окроплённые чужой кровью. Арин тут же вылетела из хижины, едва сдерживая остатки завтрака в желудке, увидев, чем именно питались местные жители. Запах гниющей плоти забился в нос и преследовал до самого бункера. Данс сочувствующе хлопал её по плечу – знал же, видел всё сам раньше, но не сказал ей. Видимо, хотел донести, что к этим существам нельзя относиться как к людям.

К традиционному ужину из сухпайка он предложил налить что-нибудь по вкусу, но Арин смущённо отказалась.

– Да ладно, вам и пить запрещено? Анклав воистину кошмарная организация.

– Нет, это я… не специалист по алкоголю, – призналась она, на что Данс пожал плечами.

– Времени много – начни с виски.

Увлёкшись планом мести, Арин позабыла о рации, а Данс не нанёс новые насечки на стену. Сначала они помянули павших, затем попросили удачи для будущей битвы, а потом виски встало поперёк глотки. Мерзкий привкус на языке, впрочем, успешно перебил запах тухлятины. Арин привела форму в порядок, стряхнув щёткой присохшую болотную грязь, а Данс занялся обслуживанием силовой брони. Чтобы не скучать в тишине, она поймала единственный сигнал пип-боем – к счастью, с музыкой, а не с каким-нибудь местным безумным проповедником.

Lay your head upon my pillow.

Hold your warm and tender body close to mine.

Hear the whisper of the raindrops,

Blowin’ soft against the window,

And make believe you love me one more time,

For the good times.

I’ll get along; you’ll find another,

And I’ll be here if you should find you ever need me.

Don’t say a word about tomorrow or forever,

There’ll be time enough for sadness when you leave me. [1]

Красивая песня навевала тоску, а три стопки виски бросили в жар, отчего пришлось оставить ворот расстёгнутым – обычно Арин всегда мёрзла. Щёки горели; Данс подозрительно посматривал на неё и молча крутил отвёрткой. Когда они переругивались или спорили, напряжение странным образом рассеивалось.

Ещё он наконец сбрил бороду, пока она спала, и стал напоминать человека.

Когда оказалось, что батарей на всех не хватит, Арин, вздохнув, отдала запасную Дансу, а сама осталась ни с чем. Впрочем, в запасниках у военной базы оказалось полно изъятых китайских автоматов – до сих пор в отличном состоянии. Сами пленные солдаты – иссохшие, одичавшие – бродили за воротами лагеря, шипели и тянули тонкие руки через сетку. Данс даже не обращал на них внимание.

В Столичной Пустоши такое оружие попадалось редко, поэтому Арин понадобилась небольшая практика на движущихся мишенях.

– Неправильно держишь. От плеча надо, – причитал Данс, чем только злил. – Не надо тут о перезарядке думать: одним движением обойму меняем; раз, два – и всё. Их даже китайские школьники с закрытыми глазами собирали.