Текст книги "Невеста волка (СИ)"

Автор книги: Умикуса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Густой сладковатый яд тянется по жилам, и с каждым днём она ощущает себя неживой всё больше. Тогда Иноуэ вспоминает, что в прошлое новолуние чувствовала недомогание. Наверно, дело в этом.

Потом звонит телефон и эндорфин взрывается в крови, когда она читает на дисплее «Ичиго».

– Надо встретиться.

Его голос не меняет тональностей и совершенно застывший.

Тогда Орихиме начинает думать, что время пришло. И время принятия решения истекло.

Она думает об этом, не имея сил бороться с красочным воображением и металлическим вкусом на губах. «Скорей бы». Иноуэ дрожит, прислоняется к холодной стене и дышит часто-часто, заполняя лёгкие вечерним воздухом. Забивая им изъеденное усталостью тело.

Звук мотора всколыхивает воздух и рыком бьёт по ушам, Орихиме слепо оглядывается, не сразу замечая сияющих огоньков фар. Красный, оранжевый, жёлтый, белый.

Горячая ладонь касается щеки, и она дергается, а потом смотрит в теплые карие глаза и чувствует, как внутри растёт и ширится что-то большое, горячее и бурлящее. Оно растёт и растет.

– Ты выглядишь хуже, чем я ожидал, – его голос тихий и неровный. Будто слегка нервный.

Это что-то становится слишком большим, и её тело ни за что не вместит это нечто.

– Всё из-за новолуния? – слова вырываются слишком тихо и с лёгким свистом.

Однажды её кости сломаются, а мышцы разорвутся, не выдержав этого ощущения кипения.

– Не только, – ответ звучит резко и сквозь зубы, и ей приходится глубоко вздохнуть, пока липкий страх ползёт по коже.

– Всё будет хорошо, – как мантру повторяет она уже в который раз за это время.

Его горячая рука сжимает её – холодную и почти неживую.

А может это не тело, а её душа лопнет, как воздушный шарик, преисполнившись горячим чувством.

Он отводит Иноуэ в машину, и ей жутковато от его осторожных и несколько пугливых прикосновений, он словно боится убить её, неловко задев. Посадив её в машину, Ичиго затягивается сигаретой, не отходя от открытых дверей.

– Сейчас поедем, – беспокойного бормочет он, выпуская дым, оседающий на языке всё той же сладко-горькой черешней.

Орихиме прикрывает глаза, смакуя во рту фруктовый вкус, и легко находит его руку, сжатую в кулак.

– Всё будет хорошо, – выдыхает она снова, и его пальцы, будто сведенные судорогой, расслабляются, переплетаясь с её.

========== Фаза 4 ==========

– Это морг.

Орихиме пробивает дрожь, а Куросаки хмуро смотрит на неё своими тёмно-карими глазами, прошитыми янтарными нитями, стоя посреди белой комнаты, заполненной холодным металлическим блеском.

– Нас разве не поймают?

Оттянуть этот момент как можно дальше пустой болтовнёй – Иноуэ и так знает, что он работает в этой частной клинике – оттянуть, пусть её и тянет непонятным магнитом к холодильникам.

– Прости.

Девушка против воли поднимает взгляд, а ведь знает, что он сейчас как у животного, загнанного в угол.

– Из-за моего желания отсрочить этот момент, я довел тебя до истощения. Я слишком жалел тебя, и в результате чуть не убил.

Это кипящее переполняющее чувство вновь обжигает внутренности вместе с холодным ужасом, протянувшимся под кожей.

Ичиго открывает один из холодильников, и Орихиме дрожит в ожидании неизбежного и противоестественного события. Противоестественного для предыдущей жизни. Скрип металла о металл – и из недр камеры выползает стол с чем-то – Орихиме догадывается, с чем – накрытым белой тканью.

– Поможешь?

Ичиго взглядом указывает на стол; Иноуэ сглатывает слюну, заполнившую рот, и кивает. Руки сковывает невидимыми оковами страха, и она едва умудряется стащить полотно с тела. Там лежит мужчина, и ей хочется упасть в обморок. Вместо этого Иноуэ вглядывается в молодое бледное лицо, подсвеченное белыми лампами, делая его похожим на рентгеновский снимок. Она не понимает, почему даже не вскрикивает, когда Куросаки ножом делает огромный разрез от шеи до паха. Ичиго методично и уверенно начинает углублять его на шее и вдоль груди, а в районе живота засовывает пару пальцев внутрь и, оттягивая мышцы распаривает брюхо до паха. Орихиме про себя отмечает, что нож огибает пупок. Белесо-красные блестящие кишки вылазят сквозь порез, как у рыбы. В глазах мутится.

– З-з…зачем?

– Ты должна к этому привыкнуть, – сухо отвечает доктор, оттягивая кожу и ножом отделяя её от мышечной ткани, обнажаю грудную клетку, покрытую красным мясом и разводами желтого жира.

Орихиме не может отвести взгляда от этого зрелища, а её рот вновь и вновь наполнялся слюной, и это ужасает ещё больше вида вывернутого тела.

Другим ножом, более плоским и с коротким лезвием, Ичиго разрезает что-то под ключицами, а потом этим же инструментом он разламывает рёбра.

– Это же кости.

Боги, почему она такая равнодушная?

Почему это становится… нормальным?..

– Хрящи.

Куросаки буквально отрывает грудину от тела, ножом рассекая тонкие мышцы. Взгляду открывается красное и блестящее, и Иноуэ чуть пошатывается. Голыми руками Ичиго выдергивает кровавый комок, и его тяжёлый тёмный взгляд обращается к ней.

– Н…н-нет, – блеет она, отшатнувшись, но притягивает, Орихиме притягивает этот кусок мяса, покрытый застывшей кровью.

– Ты должна, – рык бежит по дрожащим жилам.

Иноуэ задыхается, когда видит, как глаза мужчины наливаются серебром, как две луны, и они ломают её волю.

– Т…т…ты не сделаешь этого.

Кажется, она начинает плакать, мечась от взгляда Ичиго к тому, что в его ладони.

– Тебя я не потеряю, – рычит он, обходя стол и приближаясь к ней, дрожащей и беспомощной.

Девушка пятится, путается в собственных ногах, но оборотень хватает её руку, и Орихиме кусает губы в кровь, когда к лицу приближается сгусток чьей-то ранней жизни. Близко, слишком близко. Нос ловит сладкий аромат, с тонким вплетением нот металла и сырости, веки невольно прикрываются от блаженства, и она тянется ближе. В этот миг она на секунду отдаётся своей другой сущности, и инстинкты перестают пугать. Инстинкты волка говорят, что так правильно, и на миг становится спокойно и легко.

– Я не могу! – испуганно восклицает она, отшатнувшись. И все волнения и сопротивления возвращаются.

– Ты этого хочешь, не ври, – шипит он ей в лицо. – Не делай из меня монстра, а из себя жертву, – его голос звучит несколько раздражённо.

Орихиме задыхается, ей просто нечего сказать, в конце концов, в его словах есть доля правды, но:

– Никто не заставляет меня спасать! – вскрикивает она, глотая соль, застрявшую в горле.

Серебряные глаза сужаются, и девушка дрожит, когда серебро белеет.

– Ты хочешь умереть? Оставить всё, что тебе дорого? Работу? Друзей? Брата?

Иноуэ дёргается – последнее слово бьёт наотмашь прямо в сердце, болезненно сжавшееся.

– Мой брат мёртв, он уже оставил меня! – кричит она на нервах.

Брови Куросаки чуть приподымаются, но он быстро берёт себя в руки.

– Времени и так мало, – выплёвывает он ей в лицо и вгрызается в кусок мяса сам, а Орихиме заворожённо смотрит, как кровь бежит по мужским рукам и впитывается в белые рукава. И это странным образом её расслабляет.

Потом она видит глаза Ичиго, вновь карие, и в них плещется незнакомое ей выражение. Его липкие горячие губы касаются её. Солоновато-сладкий вкус заполняет всё существо, и в горле вибрирует рык, когда чужой язык вталкивает в рот волокнистый кусочек. Орихиме отрывается и жуёт его с мыслью, что должна сейчас выплюнуть это, но вопреки зову разума облизывается и вгрызается вновь в крепкую мышцу на ладони Куросаки.

…Это место плохо пахнет: грязью и едким жиром, но она, ведомая сладким запахом в этом лабиринте из каменных коробок, находит источник. Боль прожигает бок…

Волчица, вздрогнув, чуть кусает руку волка, нарочно, сейчас она ненавидит Ичиго, но продолжает есть с его ладони, слизывая липкую застывшую кровь, дрожа от отвращения и блаженства.

…Она бежит в месте, полном терпкого запаха деревьев, а впереди виднеется свет, от которого веет гарью, а вокруг сгустка света множество сладко пахнущих фигур. Орихиме прижимается к земле и подползает ближе, прячась в кустах, спутывающих шерсть. Прыгает вперёд и впечатывается в землю. Рядом нависает кто-то такой же, как она, но больше и сильнее…

Последние разводы вязкой крови исчезают с загорелой кожи Ичиго, и Иноуэ отшатывается.

– Мне жаль, – слышит девушка, но не поднимает глаз и стискивает кулаки, борясь с желанием ударить.

– Мне тоже.

Ещё больше она ненавидит себя.

Выходит Орихиме из больницы одна и замирает в проходе на границе белого искусственного света и мягкого бархата ночи.

Внутри кипит непонятная энергия, переполняющая так, что хочется бежать по улице с распахнутыми руками и кричать. Иноуэ качает головой, но уловив шаги позади, расправляет руки и кидается вперёд по выложенной тропинке, оббегает машину и спускается вниз по улице. В этот момент она ощущает себя живой и живущей ярко, как никогда.

– Братик, мне страшно, – шепчет, задыхаясь.

Остановившись у края островка света, создаваемого фонарем, Иноуэ застывшими пальцами набирает знакомый номер:

– Рангику, забери меня.

– Боже, милая, ты где?

Девушка оглядывается в поисках знакомых мест, но из знакомого только одна вывеска.

– В стране чудес.

Орихиме сидит в «нормальной» части заведения, потягивая сладкий безалкогольный коктейль.

Это типичный бар с деревянными панелями и нарочито небрежной каменной кладкой, сотрясаемый рок-н-роллом.

– Что ты здесь делаешь? – звенит голос подруги.

– Сижу, – бормочет рыжеволосая, тыкая трубочкой остатки фруктового напитка.

– Так, ты мне всё расскажешь! – недовольно и взволновано говорит Рангику. – Но не здесь, – успокаивается, глядя на умиротворённость Иноуэ. Если бы она знала, какой ценой она досталась…

Орихиме замечает брезгливый взгляд блондинки, направленный на потертые и не совсем чистые диванчики, и улыбается ожидаемой реакции.

– Пойдём.

Цепкие пальцы подруги хватают и тащат в узкий коридорчик. «Это совпадение», – думает Иноуэ. Затем Мацумото условно стучит в железную дверь – «нет, не совпадение» – и ту открывает, как и всегда, охранник-скала, и Иноуэ затаскивают в бар для монстров.

В этот раз там стены из атласа, позолоченные люстры, резная мебель с подушками, вышитыми золотыми нитями и сумрак, пряный на вкус.

– Почему здесь каждый раз всё по-разному? – выдыхает Орихиме.

– Это же страна чудес! – восклицает Мацумото, толкая её на ближайший диванчик и убегая к бару.

Орихиме слишком… слишком много пережила за несколько последних суток, чтобы удивляться и набрасываться на старую подругу с расспросами. Возвращается Мацумото с клубничным ликёром, и двумя бокалами. Мягко садится на диван рядом с Орихиме.

– Рассказывай, – требует она, разливая тягучую розовую жидкость.

– Я монстр, – сходу выдаёт Иноуэ, опрокидывая в себя сладость, от которой свербит на зубах и терпко на языке.

– Ох, здесь нужно что-нибудь покрепче. Нелл, давай бутылку абсента!

На столике возникает заветная бутыль, Орихиме перекидывается ничего не значащими фразами с недавней знакомой Нелл. И когда жгучая жидкость обжигает пищевод, Рангику повторяет:

– Так что случилось? И давай по порядку.

Иноуэ рассказывает обо всём, в процессе самолично осушив четверть бутылки, а Мацумото даже не удивляется.

– Знаешь, милая, ты ведь его не ненавидишь, просто злишься. Он вывернул и заставил взглянуть на новую себя, которую ты никак не можешь принять. А ещё тебе стыдно, ведь он видел всё, что ты предпочла бы не видеть сама.

Иноуэ кидает укоризненный взгляд на подругу, сейчас она должна была не говорить ей правду, а сказать: «Да, милая, ты права, он козел». Так было в тысяча и одном фильме, которые она видела. Но Мацумото, видимо, не хотела подпитывать чувство жалости Орихиме к себе и обиду на Ичиго.

– А ты ведь не человек? – переключается Орихиме на тему, которая интересовала её с прихода сюда.

Ведь Куросаки Ичиго точно не козёл, он просто… очень и очень, слишком хороший… Это она слабачка.

Мацумото обворожительно смеётся, поправляя пышные волосы:

– Я ведьма.

На пару долгих секунд повисает пауза. Орихиме не в шоке, но она не знает, что сказать – мысли будто заволокло пеленой. Потом наконец приходит вполне ожидаемый вопрос:

– Почему ты не говорила?

Иноуэ спрашивает, но ей будто без разницы, что ответят.

– Ты и так была напугана и сбита с толку всем этим, – Мацумото обводит взглядом бар поверх макушки Иноуэ, – и я не хотела ещё больше выбивать почву из-под твоих ног.

Орихиме кивает, как и всегда, Рангику права.

– Я должна извиниться.

Чувство вины свербит под кожей, а под воздействием алкоголя становится и вовсе нестерпимым.

– Я была очень-очень не права, – шепчет Иноуэ и тянется к телефону, но его легко вынимают из рук.

– Нет, милая, это надо делать лично, – строго одёргивает Мацумото, по-ведьмински сверкнув глазами.

– Хорошо, – Иноуэ уже встаёт и намеревается сделать первый шаг.

– Сядь сейчас же! Не ночью и лучше трезвой, – одёргивает её грозный, но в то же время спокойный голос.

Иноуэ покорно возвращается на место, принимая и соглашаясь с доводами. Но ей становится так грустно и больно, а ещё от чего-то одиноко. Подавив тяжёлый вздох, она прижимает шелковистую подушку к груди. Когда-то раньше она так же сидела на потёртом диванчике в тёмной квартире, ожидая брата, а он все не приходил.

– Ох, милая, – тяжело вздыхает Мацумото, будто читая её мысли. Орихиме хочется плакать горько и отчаянно, эти слова – будто последняя капля в её личном океане, горло сжимает спазм, а рот наполняется солоноватым вкусом, и Иноуэ даже не вздрагмвает, когда ледяные ладони обрушиваются на плечи.

– Рыжая, ты так сопьёшься, и тогда наш одинокий страдалец вернётся к своей роли, – хрипло смеётся Гриммджоу за спиной.

– Он не будет страдать, – глотая подступившие слезы, сопит девушка, сжимая кусок синтепона в объятиях.

– Будет. Эй, Нелл! – Нелл недовольно оборачивается на его крик. – Всё, что она выпьет, за мой счёт! Ни в чём себе не отказывай, – он поглаживает Орихиме по плечу, а потом добавляет: – Здесь отличная персиковая водка.

Вампир хлопает её по спине и уходит, а Орихиме совсем по-детски заливается слезами. Рыдания рвутся наружу вперемешку с хрипом, разрывая горло и что-то в груди, в какой-то момент ей хочется закричать до умопомрачения и срыва голосовых связок, и тогда Мацумото прижимает её к груди и нежно гладит по голове.

– Милая, ты справишься, – ласково шепчет она.

На Иноуэ её слова действуют ещё более разрушающе, и начинается настоящая истерика, когда горят легкие и начинается икота. Тогда утешает уже и Нелл, покинувшая рабочее место. Девушки гладят её по голове, ничего не говоря, а она, стискивая подушку, не может перестать рыдать. Только когда в организме оказывается ещё и хвалёная персиковая водка, истерика отступает. Сквозь туман своего рассудка Орихиме слышит чей-то голос:

– Я на твоей стороне. И в любой момент, ты же знаешь, поддержу.

Проснувшись, Орихиме осознает, что вчера не покидала бар монстров, а так и уснула, стискивая подушку. В баре все ещё сумрак, оседающий пряностью на языке, и девушка давит громкий вздох. Горло саднит, голова раскалывается, а напротив спит Рангику, обняв пустую бутылку.

– Утра.

Иноуэ вздрагивает, а на столе перед ней возникает бокал с мятно-зеленоватым напитком.

– Выпей, легче станет.

Рядом садится Нелл и отбирает подушку, которую Иноуэ так и не выпускала из рук. Орихиме кивает, уверенная, что сможет только хрипеть.

Это оказывается мятный джулеп, с листиками, порезанными блендером.

– Вкусно, – прикрыв глаза от удовольствия, выдыхает незадачливая пьяница.

– Я знаю. Там туалетная комната, можешь пойти привести себя в порядок, а потом поехать к Ичиго.

Иноуэ обеспокоено хмурится и кусает губы, наверное, не стоило слушать Мацумото и пойти к нему немного выпившей, потому что сейчас слишком страшно.

Даже туалетная комната в этом заведении красивая: обложена чёрным мрамором, с напольным освещением, огромным зеркалом и прозрачной раковиной.

Орихиме рассматривает себя и хмурится: волосы сбиты, блузка и юбка перекручены, а глаза красные. Но расчёска и холодная вода немного спасают ситуацию.

На часах полседьмого утра, а Иноуэ мнётся у железных дверей, ведущих в дом Куросаки. Резко выдохнув, она стучит, зажмурившись. Замок щёлкает спустя пару коротких секунд, будто её ждали, и Орихиме вздрагивает, подавляя желание убежать. На пороге возникает Ичиго, и он совершенно не выглядит удивлённым.

– Совсем не обязательно было так долго топтаться у дверей, – по-мальчишески озорно ухмыляется он, и Орихиме не может не улыбнуться в ответ. Хотя её улыбка выходит чуть натянутой.

Он отходит в сторону, пропуская гостью, и Орихиме, оказавшись в светлой и тёплой квартире, разворачивается к хозяину, закрывающему замки и сразу же выпаливает:

– Я хотела попросить прощения.

– Тебе не за что просить прощения.

Когда он оборачивается, Орихиме задевает его взгляд: мягкий и тёплый, и тогда она утверждается в своём намерении сделать всё правильно.

– Нет. Есть. Я струсила, и тебе пришлось делать последний шаг за меня, а в…в…ведь я уже приняла решение, когда согласилась встретиться, когда села в твою машину, зашла в морг и… и стащила эту чёртову простыню с трупа! Но в последний миг испугалась, – голос предаёт и дрожит, а к горлу снова подкатывает солёный ком, – т…т…так что, прости меня!

Иноуэ зажмуривается, боясь заплакать, и выдыхает, когда горячие ладони касаются лица и приподнимают его, а она трусливо опускает взгляд.

– Посмотри на меня, – требует Куросаки.

Орихиме поднимает глаза и вздрагивает – внутри взрывается то самое чувство, грозившее разорвать её уже пару дней, и она спешит отвести взор.

– Тебе не за что просить прощения, поняла? – Ичиго решительно смотрит на неё.

Иноуэ кивает, виновато кусая губы и всё ещё боясь взглянуть.

– И признайся, ты пришла за теми волшебными таблетками? Я чувствую от тебя запах абсента и персиковой водки.

Орихиме прыскает чуть нервным смехом, а он улыбается ей – и становится так хорошо и спокойно.

Потом они сидят за столом в просторной светлой кухне, Иноуэ скользит взглядом по идеально белым стенам, всё же не в силах смотреть на гостеприимного хозяина.

– Знаешь, готовить я не очень умею, – хмыкает Куросаки, ставя на лакированную поверхность стола две тарелки с шоколадными шариками и молоком. – Поэтому то, что есть.

– Я люблю сухие завтраки, – преувеличенной бодро восклицает Орихиме, рассматривая шкафчик светло-бежевого цвета над его плечом. Краем глаза она замечает, как Куросаки приподымает брови, очевидно, замечая её нервозность. Тогда Иноуэ опрометчиво смотрит в глаза, сейчас имеющие мягкий оттенок молочного шоколада, и чувствует, как её кровь застывает, а внутри что-то вот-вот взорвётся, и в тот миг она умрёт.

– Ты в порядке?

– А? Д…да. В порядке, – рассеяно отвечает Орихиме и улыбается, жмурясь, как от солнца. – Просто задумалась.

Девушка смеётся и спешит опустить взгляд в тарелку, в которой плавают шоколадные шарики. «Боги, почему шоколадные?» Подняв укоризненный взор на хозяина квартиры, Орихиме ловит его усмешку – такую, будто он понимает её мысли.

– О чём? – спрашивает Ичиго, и в его тоне чудится насмешка.

– Почему твоя стая поссорилась с вампирами? – отвечает вопросом на вопрос Иноуэ.

Только когда эта фраза вылетает изо рта, Орихиме охватывает ужас произнесённого – что она вообще говорит?! – взгляд быстро мечется и останавливается на окаменевшем Ичиго.

– Боже. Прости. Я не хотела… забудь… просто забудь…

– Нет. Это правильный вопрос, ты должна знать, – выдыхает он с заметным усилием: слишком медленно и до опустошения.

– Нет, нет. Я же понимаю, что эта тема причиняет тебе… неприятные воспоминания, не надо об этом. Я не знаю, что несу.

Иноуэ тараторит бессвязную чушь, её руки дрожат, а тело бьёт озноб, и сердце сдавливается, как в чьей-то жёсткой руке.

– Орихиме!

Она замолкает.

– Я могу сказать коротко, в двух словах: у Айзена кое-что пропало, и он решил, что оборотни украли это.

– Сердце?

Теперь Куросаки усмехается, горько и открыто.

– Слышала эту сплетню.

– Но это правда.

Ичиго смотрит внимательно, его глаза темнеют и сужаются, а Орихиме коченеет и лишается власти над телом под тяжёлым взором.

– Ты его украл, – выдавливает она.

– Спроси почему, – тянется его хриплый голос, заполняя помещения до краев, касаясь кожи мимолётной дрожью.

– П…почему?

– Из-за него умерла моя мать. И мне необходимо кое-что, способное убить его, – шипит Ичиго. – Чтобы вампиры, – он сжимает кулак, – не переходили границы.

Орихиме опускает дрожащие ресницы, не в силах видеть лицо, искаженное ненавистью и болью, а внутри грудной клетки колет и жжёт. Больно.

– Мне жаль, – шепчет она.

– Знаешь, почему я его ещё не убил?

Она отрицательно качает головой, не открывая глаз, его голос слишком холодный и слишком ровный, сжимает и перекручивает всё: чувства, внутренности, мысли, всю Орихиме Иноуэ.

– Этот ублюдок имеет хорошие связи. Если убить его, то его приспешники найдут и добьют остатки моей стаи, и даже просто знакомых, – зло рассуждает Ичиго, и Иноуэ чувствует бессилие в его ярости.

Орихиме вздрагивает.

– Т…тогда как ты его используешь?

Орихиме старается, чтобы голос не дрожал, но не получается, её слова не могут быть ровными, её тело не может не знобить, её сердце не может не лопаться, когда она понимает, как много боли терпит Куросаки Ичиго, от того, что он переполнен ею, Орихиме начинает трясти от такой же бессильной ярости.

– Как залог. Пока Айзен знает, что я могу забить ему кол в сердце, даже не подходя, он никого не тронет.

Иноуэ не может даже плакать, чтобы выплеснуть всё, её тело переполнено его болью и собственным желанием помочь и защитить.

Почему она не может разделить страдания с ним в полном смысле этого слова? Почему всё, что в её силах – это охватить дрожащими руками его окаменевшие плечи и прижаться ближе, шептать своими прикосновениями: «Я рядом»? И чувствовать себя слишком живой, когда он принимает её: обнимает в ответ и жжёт шею влажным дыханием.

Кажется, проходит целая вечность, пока они не отступают друг от друга и Орихиме улыбается, открыто встречая тёплые карие глаза, в которых тонут золотистые излучины и сама Орихиме Иноуэ.

– Мне, наверное, уже пора домой, – неуверенно говорит она.

– А мне на работу.

Она отходит чуть в сторону, но всё ещё находится близко, и, бросая быстрые взгляды на задумавшегося Куросаки, берёт в руки сумку и, достав жгучее железо, втыкает в грудь волка.

– Где оно? – рычит Орихиме Иноуэ не своим голосом.

Ичиго её не понимает, не видящими глазами уставившись на рукоятку в своём теле.

– Сердце! Где оно?! – кричит Иноуэ, словно в бешенстве.

Ей страшно. Почему он никак не реагирует? Серебро – это больно, она точно знает, и её собственная полыхающая ладонь тому подтверждение. Хотя бы вздрогнул – так было бы спокойней.

– Знаешь, это неприятно, – холодно говорит Ичиго.

Застывший и такой равнодушный голос пугает, и Иноуэ с сомнением смотрит на лёгкий дым, идущий от его груди. Он слишком спокойный. Девушка поджимает губы и, схватившись за клинок, прокручивает лезвие. «Не надо!» – глухо кричит далёкий голос в глубине сознания, но Иноуэ не может его послушать. От Ичиго не следует никакой реакции. Если что и стоило сделать, так это взять нож побольше, но дамская сумка и запах серебра, все факторы не на её стороне.

– Ты ведь не скажешь?

Всё не могло быть так просто.

– Нет.

– А если так?

Орихиме полна энтузиазма и веры в успех, когда выдёргивает нож из чужой плоти и втыкает его в себя. Удар отдаёт в тело дрожью и жгучей болью, и она давиться жутким вскриком. Куросаки дёргается, но остаётся непоколебимым.

– Ну, может пальцы отрезать? – с надеждой спрашивает Иноуэ.

Ичиго вопросительно изгибает брови.

– Чьи?

Потускневшие глаза Иноуэ загораются надеждой.

– А чьи тебе дороже?

– Знаешь, такая ты меня несколько пугаешь. Но Айзену стоило выбрать кого-нибудь другого, если надеялся выбить информацию силой.

Волчица хмурится, прожигая грубияна красноречивым взглядом и, достав нож из себя, возвращается на место. Хотя бы позавтракает.

– Вкусно, – уплетая шоколадные шарики, бормочет девушка и продолжает: – Айзен знал, что ты так скажешь, и просил передать: «Не будь она очаровательной девочкой, ты бы к ней не привязался».

Ичиго рассматривает её с головы до ног, и ей некомфортно от его взгляда, он… какой-то жалостливый.

– Пойдем, – устало выдыхает он, поднимаясь с места.

Орихиме испугано смотрит на его фигуру, куда более мощную, чем её, и уверенную, внушающую трепет.

– Я никуда не пойду без сердца, – говорит Орихиме словами Айзена.

Оборотень что-то шипит сквозь зубы и закатывает глаза.

– Здесь оно, здесь, – рычит он, тыкая себя в грудь.

Иноуэ не очень понимает, о чем твердит собеседник, но когда он оттягивает рубашку, демонстрируя шрам, ей только остаётся удивлённо раскрыть рот.

– Ты поместил в себя сердце вампира?

– Да.

– Ты меня пугаешь. Опять. Ты вообще жуткий… но забавный. Ты мне нравишься, – и тут Иноуэ резко замолкает. Что это она говорит?

А Ичиго усмехается, берет её за руку и несильно тянет за собой.

– Идём.

Белые стены и мебель, Орихиме морщится – этому месту определённо не хватает красок.

– Посещать вампира днём – дурной тон, – протягивает Айзен, расслабленно восседая на диване.

Такой белый диван должен быть неудобным, когда любишь кровь. Орихиме, правда, не замечает ни одного красного пятнышка своим острым зрением.

– Ты знаешь, почему я здесь. Сними с неё свой чёртов гипноз.

Ичиго буквально рычит и скалится, и Иноуэ это почему-то беспокоит, она даже тянется к его руке, но потом одёргивает себя.

– Ох, Орихиме, я же заказывал тебе сердце, а не Ичиго.

Иноуэ дёргается – нет, нет, она всё выполнила в точности – и указывает на Ичиго, произнося:

– Я всё сделала правильно, оно в нём.

Брови вампира приподнимаются.

– Весьма неожиданно.

Иноуэ замечает, как кривится Куросаки, но длится это меньше секунды, а потом его лицо вновь становится непроницаемым.

– Или ты снимаешь гипноз, или в твоём сердце оказывается кол.

– Ты готов рискнуть своей стаей и близкими?

– Ты нарушил уговор. Она – часть моей стаи.

– Я так не думаю. На тот момент она ещё была человеком. Ичиго, не будь дурачком, все знают, что оборотни гипнозу не поддаются. К тому же, ты можешь помочь милой Орихиме сам. Правда, есть риск, что она сойдет с ума. Но это мелочи, ты же любишь рисковать.

– Не больше, чем ты.

Желваки вздуваются на загорелом лице волка, и он, поднявшись, подходит к стулу, переворачивает его и отламывает ножку. Соуске приподнимает бровь, чуть улыбаясь, но Иноуэ замечает, как его пальцы постукивают по обшивки дивана.

– Приступим? – скалится Куросаки, уперев более тонкую сторону деревяшки в грудь.

Волчица думает, что ей показалась, когда Айзен чуть дёрнулся.

– Разумеется. Орихиме, – его голос певуче тянет слоги и не выражающий эмоций взгляд обращён на неё.

– Хорошо.

Она поднимается и, взяв из рук вампира клинок, приставляет его к своей шее. Правда, рука подрагивает, всё же серебро – это адски больно.

– Ну как? Моё сердце стоит принцессы? – губы Айзена растянуты в хитрой улыбке, но всё же он, должно быть, напряжён.

Девушка кидает взгляд на волка и натыкается на его глаза, такие… такие, что в груди начинает жечь сильнее, чем серебро в руке, и она отворачивается, испугавшись.

Они стоят в тишине и бездействии так долго, что, похоже, ладонь уже прожгло до кости: мышцы почти не слушаются.

– Орихиме, ему нужен стимул, – бросает наконец Айзен.

Иноуэ кивает и нажимает на горло. По коже стекает горячий поток, а тело пронизывает болезненная дрожь.

– Половина.

– Я уверен, что могу получить больше, – протягивает Соуске и кивает Орихиме. Рука против воли режет глубже.

– Или половина, или кол в твоём сердце!

Но вампир не реагирует и кивает опять – липкий поток усиливается и уже трудно дышать – и выглядит удовлетворённым.

Но после его кожа начинает сереть, и Соуске дёргается.

– Половина, так половина.

Он делает небрежный жест рукой, и сведенные пальцы раскрываются, роняя на пол металл, а Иноуэ падает на колени, прижимая руки к кровоточащей шеи и задыхаясь.

Рядом оказывается Куросаки, и его взгляд задевает Орихиме, у неё такой был после похорон брата, но ей самой сейчас почему-то совсем неважно, что она могла умереть. Она смотрит на него и совсем не понимает того, что чувствует, просто не может отвести взгляд от его лица, когда он сам мягко отводит её пальцы в сторону и приподнимает голову.

– Всё будет в порядке, – шепчет он.

До слуха доносится треск разрываемой ткани, и к шее что-то осторожно прижимают.

– Держи так.

Иноуэ слушается, зажимая кусок рубашки, быстро насыщаемой её кровью, такой горячей-прегорячей. Потом смотрит на белый ковёр и думает, что он безнадежно испорчен. Алое пятно ширится и темнеет, становясь чёрным.

========== Фаза 5. Эпилог ==========

В любимом кафе играет тихая музыка, нежно ласкающая слух, а стеклянные столики начищены до блеска.

Орихиме три месяца назад сидела там на мягком диванчике. Тогда в воздухе ещё были освежающие следы мороза, остатки холодной зимы, а в кружке горячий-прегорячий капучино со сладкими пухлыми зефирками.

– Вы не против, если я присяду?

Иноуэ поднимает взгляд, столкнувшись с глазами цвета горького шоколада, и качает головой. Мужчина улыбается очаровательно, но как-то приторно, от его улыбки идут мурашки по коже, и Иноуэ опускает взгляд в чашку.

– Чудный день, правда?

Совсем не хочется говорить с этим человеком, и Орихиме неопределённо качает головой.

– Сегодня я наконец-то встретил идеальную девушку. Ты действительно похожа на неё. Его это обязательно привлечёт.

Орихиме слышит, как из её рта вылетает удивленное: «А?», когда она подымает взгляд на невольного соседа. И встречает его глаза. Теперь они полупрозрачные, в них словно бежит река, затягивающая и завораживающая, задавливающая своим потоком.

Губы незнакомца размыкаются, и он говорит, но Иноуэ слышит только шум воды, а рот наполняет склизкий вкус, невольно вспоминается слизь на водорослях в грязных реках.

Он всё говорит, а в ушах шум беспокойного водоёма и холодный мерзкий вкус тины на языке.

Айзен Соуске всё говорит, а во рту насыщенный металл и плеск выпрыгивающих рыбёшек в ушах.

Тонкие губы всё изгибаются, выплескивая поток слов, а холодная слизь оседает в горле, и Орихиме заходится кашлем. Таким сильным, что из глаз брызгают слезы, а собеседник тает в густом тумане, какой бывает утром над реками. Орихиме задыхается.

Она жадно ловит воздух и вскакивает, схватившись за голову. В глазах мгновенно темнеет.

– У тебя хороший удар.

Иноуэ раскрывает глаза и видит Ичиго, потирающего лоб.

– Ичиго?

Она словно впервые смотрит на него. Впервые в спальне с золотистым потолком, мягкими белоснежными простынями и тисненными обоями цвета хаки он так близко, а она смотрит на него так откровенно и молчит. Она всё ещё отброшена на месяцы назад.