Текст книги "Невеста волка (СИ)"

Автор книги: Умикуса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Фаза 1 ==========

Орихиме никогда раньше не напивалась до такой степени, но Рангику была непреклонна: «Сегодня тебе исполняется двадцать! Двадцать лет! Ты обязана отметить это знаменательное событие в самых лучших традициях!» – наставляла близкая подруга, переворачивая содержимое шкафа растерянной именинницы.

– Ох, так и знала, что у тебя нет ничего подходящего, – надула губки обворожительная блондинка.

А Орихиме только и оставалось виновато улыбнуться, не без сожаления взглянув на цветастую кучу тряпок, решительно вышвырнутых из гардероба на скромную узкую кровать.

– Но… – многозначительно протянула Мацумото Рангику. – Я это предвидела, – на этих словах её голубые глаза загорелись.

Женщина-ураган подорвалась с места и кинулась к пакетам, принесённым с собой.

– Ты только посмотри на это, – промурлыкала она, являя на свет маленькое чёрное платье.

В тот момент Орихиме смогла только выдавить негромкое «а», удивлённо вскинув брови. Платье было короткое и кружевное.

– Эм, немного похоже на пеньюар.

– Я знаю, – игриво подмигнула ей подруга.

Орихиме задумчиво рассмотрела вещь в руках женщины, потёрла между пальцами хрупкие кружева.

– Красиво.

Глаза Мацумото загорелись – в этот раз от радости: она всегда приходила в восторг, когда её хвалили.

– А я о чём говорю, милая?! Ты только посмотри! Оно просто создано для тебя. Идеально сочетается с твоими медно-рыжими волосами и карими глазами. О! Даже в сочетании с твоей светлой кожей смотрится превосходно. Надевай! Надевай скорее!

Кивнув, именинница скрылась в ванной. Платье из гладкого шёлка доходило до середины бедра; вместо лямок были широкие ленты, которые завязывались на шее. Орихиме покрутилась у маленького зеркала, приглаживая слой кружев, шедший поверх шёлка.

– Ты прекрасна, – хлопнула в ладоши женщина, когда Орихие показалась ей на глаза. – Ещё парочка штрихов – и ты будешь вообще идеальна, – решительно заявила она, и в её руках материализовались чёрные лаковые туфли на высокой шпильке, косметичка и расчёска. —Приступим…

***

Орихиме уже плохо соображала, когда вывалилась из душного бара, вибрирующего от музыки и пьяных криков. Прекрасные туфли тут же полетели на асфальт, и незадачливая пьяница потёрла глаза, не заботясь о прекрасном макияже: «Это смоки-айс», – поучительным тоном бормотала Рангику, рисуя стрелки на веках подруги.

Иноуэ огляделась, не узнавая места – да и вокруг всё плыло; она обернулась посмотреть на бар, но не в силах прочитать его названия слепо мотнула головой, сделала шаг и тут же налетела на что-то твёрдое, холодное и, кажется, металлическое.

Ох, лучше было не задирать голову: яркие взрывы в голове от света фонаря, ударившего в глаза, заставили пошатнуться.

– Ч-ч-ч-ч…что ты делаешь?

Орихиме не смогла даже удивиться, когда её схватили за руку и потащили обратно, подальше от ночного воздуха, и только спустя время в пьяной блондинке она узнала подругу.

Музыка густой волной обрушилась на уши и голову, полностью отключая механизмы мыслительного процесса, а потому теперь Иноуэ, окружённая тесной толпой, танцевала так раскрепощённо, как никогда в жизни, пока движение потока людей не вытолкнуло её – как удачно – к барной стойке. Орихиме вцепилась в деревянную поверхность, серьёзно опасаясь упасть под напором силы звуков.

– В-в-в-в… чёрт! Виски, – кажется, это говорила она.

– Тебе хватит. Бармен, не надо.

Жаждущая замотала головой, не уверенная в реальности этого хрипловатого голоса. Когда что-то тёплое легло на плечо, она мазнула взглядом в сторону, откуда до этого доносился голос. Рядом стояло что-то оранжевое с двумя белыми точками. Орихиме отрицательно покачала головой; пальцы же стали ощупывать это что-то.

– О! Гл-л-л…лаза серебряные, – каким-то чудом выдохнула она, – красиво.

– У тебя могут быть такие же.

Пьяная танцовщица зажмурилась, совершенно не понимая смысла предложения, а в голове, кажется, начали танцевать извилины её мозга.

– Тебе надо домой.

Орихиме очнулась, услышав знакомое слово.

– Домой?

– Да. Пойдём, я отвезу тебя. Где ты живёшь?

– Дома.

– Адрес назвать можешь?

Девушка задумалась. Адрес? А! Ну ясно же:

– Дом.

– Понятно…

Ей послышалось, или этот некто смеялся? Без разницы. Дом. И мягкая кроватка. Одной мысли об отдыхе ей хватило, чтобы начать клевать носом на ходу.

***

«Так себя чувствуют бедные зомби, когда их воскрешает плохие колдуны Вуду», – думает Орихиме, когда чувствуют горький вкус алкоголя во рту и слышит звон в голове.

«Это не мой потолок».

В её квартире он просто белый, с парой трещин, этот же с лёгкой позолотой. И без трещин.

«Просто кажется».

Иноуэ закрывает глаза и открывает их вновь, но ни единой трещинки не появляется. Теперь становится немного страшно.

Повернув голову в сторону, она застывает, не уверенная, что реальность перед глазами так уж реальна. Внутри дёргается тревожный звоночек, Орихиме откидывает одеяло, убеждаясь, что одета, и медленно, боясь произвести лишний звук, выдыхает.

– Не волнуйся, ничего не было.

Иноуэ вздрагивает, резко повернув голову к источнику звуку. В этот момент в её разум врезается хмурое лицо: тонкие рыжие брови, сошедшие к переносице, и тёмно-карие глаза с пульсирующими янтарными жилами.

– Эм, а что вчера было? – кое-как выдавливает она из пересохшего горла.

– Ты напилась, танцевала, и хотела напиться больше, хотя больше было невозможно, и я предложил отвести тебя домой, но адрес ты не помнила.

– Угу, – кивает незадачливая пьяница. – А почему мы в одной постели?

– Это была твоя инициатива. И, знаешь, я ожидал другой реакции.

– В смысле?

– Ты проснулась в одной постели с незнакомцем. Ну, не знаю. Крик? Возмущение? Стеснение?

Орихиме задумывается, поглаживая белые мягкие простыни.

– Но ведь ничего плохого не произошло.

– Действительно, – усмехается незнакомец. – Я, кстати, Куросаки Ичиго.

– Иноуэ Орихиме.

Новоиспечённый знакомый глубоко вздыхает, так что грудь подымается на значительные несколько сантиметров, встаёт с кровати и, разминая шею, произносит:

– Завтракать будешь?

Мысль о еде заставляет желудок сжаться, и девушка активно кивает, но попытка встать пресекается острой головной болью – словно какой-то великан сдавливает мозг своей огромной ручищей, – и вспышкой в боку. Орихиме морщится, прижимая руку к саднящему месту.

– Что случилось?

Молодой мужчина хмурится, и Иноуэ не может не подумать: «Он делает это часто, раз уже появилась морщинка».

– Ум, ничего. Просто старая рана.

Орихиме замечает, как на оголённых загорелых предплечьях Ичиго надуваются жилы, как грудь застывает под белой футболкой, как ходят желваки по лицу и глаза тёмно-карие, пронизанные янтарными царапинами, замирают на ней каким-то каменным грузом.

– Я врач, могу посмотреть.

Гостья отрицательно качает головой.

– Как хочешь… Пойдём завтракать.

***

Куросаки Ичиго был очень хорошим человеком. Он не только накормил Орихиме, вылечил от похмелья определённо волшебными таблетками, дал туфли вместо выброшенных ею возле бара, но и везёт её теперь домой. В ответ на горячие благодарности мужчина улыбается и говорит: «Я обязан о тебе позаботиться, раз уж подобрал в баре, и доставить домой в целости и сохранности».

– Спасибо, – в очередной раз бормочет девушка, боковым зрением замечая, как он ухмыляется, закатив глаза.

– Не за что, Орихиме.

Она кивает, преисполненная непонятно откуда взявшейся бурлящей энергией, выскакивает из чёрного «BMW» и бежит к входным дверям. Да уж, её дом значительно скромней.

– И больше так не пей!

– Хорошо. Обещаю, – немного подумав, отвечает Орихиме.

Ещё у дверей квартиры Орихиме слышит, как надрывается телефон, забытый ею дома. Опять. Найдя ключ под ковриком, она врывается в скромное помещение и бежит к охрипшему аппарату.

– Орихиме! Слава Богу! Где ты была?! Ты знаешь, сколько я тебе звоню? Я вся испереживалась! Уже жалела, что потащила тебя в тот бар! – звенит взволнованный голос Мацумото из трубки.

– Эм, прости меня, я только вернулась. Всё в порядке.

– Ты знаешь, который час?

Взгляд находит не единожды побывавшие на полу электронные часы. Двенадцать часов!

– И ты забыла в баре свою сумку.

– Она у тебя! Слава Богу!

Орихиме подскакивает на месте: там был кошелёк, с пусть скромной, но нужной суммой денег, и вдобавок Иноуэ нравился тот клатч.

– Я приеду забрать. Когда можно?

– Да хоть и сейчас.

– Еду, – торопливо кивает девушка и бежит к выходу, не тратя время даже на то, чтобы переодеться после вчерашней вечеринки.

В метро она чуть ли не танцует на месте от нетерпения. Необоснованная паника щиплет нервы. Головой Орихиме понимает, что времени ещё много, но ничего не может поделать с волнами страха, то накатывающими, то отступающими.

А ещё бок болит с каждым днём всё сильнее.

Она совершено не замечает и не слышит людей вокруг. Это настолько не характерно для неё, что Иноуэ тревожно обращает на это внимание и нарочно начинает разглядывать вагон метро, вглядываться в отражения на окнах и непроглядную тьму за ними.

Её станция. Наконец.

Рангику встречает удушающими объятиями, и Орихиме смиренно позволяет уткнуть своё лицо в пышную грудь.

– Ох, милая, где ты была?

Подруга толкает Иноуэ на мягкий кукольный пуфик, расположенный в её гостиной, что под стать Барби – много розового, блестящего и пушистого.

– Эм, в гостях, – осторожно начинает девушка, косясь на хозяйку. Наверное, не стоило говорить – теперь Рангику не отпустит, пока не вытрясет всё до мельчайших подробностей, её глаза уже ожидаемо загораются.

– У кого? – мурлычет она, многозначительно поглядывая на бывшую именинницу.

Орихиме вздыхает. Врать не хочется, но она думает, что стоит перенести этот разговор.

– Ничего такого, – обречённо начинает она, замечая, как воодушевлённое лицо подруги становится разочарованным.

Уже четыре часа! Четыре! Мацумото превзошла себя, она буквально вытягивала и выгрызала у Иноуэ мельчайшие подробности. Особенно её заинтересовал Ичиго Куросаки. Ожидаемо.

Орихиме врывается в свою квартиру, боясь взглянуть на часы, и бежит в комнату, на пути стягивая платье, что даже не удосужилась переодеть ранее, и напяливает брюки с рубашкой. Хватает пузатую сумку, благо, приготовленную заранее, и вылетает из дома.

Напоследок она мажет взглядом по цифровым часам. Четыре двадцать.

Электричка прибывает в пять, можно успеть, если бежать.

На платформе Иноуэ оказывается в шестнадцать пятьдесят восемь и запрыгивает в вагон. Про себя радостно восклицает: «Успела!»

Поезд трогается с места и ритмично покачивается на ходу. Орихиме прикрывает глаза, погружая мягкие кресла, белые стены и множество пассажиров во тьму.

Чух-чух.

Она едет за город.

Воздух здесь другой, более насыщенный. Кислорода так много, что удушает, а запахи густые и вязкие, оседающие на языке сладостью, горечью или солью.

Это пригородное поселение вблизи леса – городок пронизанный тёплыми лучами солнца и ароматом хвои.

Орихиме крутит педали велосипеда, взятого на прокат (деньги из клатча пригодились), рассекая пыль на просёлочной дороге, ведущей к густому лесу. Порывы лёгкого ветра бьют в лицо. Они насыщены древесным запахом и пихтой.

Уже половина седьмого, скоро стемнеет. Надо торопиться.

Велик Иноуэ роняет на короткую поросль травы, присыпает землёй и иглами, сумку, царапая руки, прячет на дереве, затем идёт вглубь леса, погружаясь в воздух, густой и насыщенный, будто желе из хвои и земли.

Дальше, дальше.

Уже темно, но Орихиме всё прекрасно видит. И Боги, как это непривычно и неправильно.

Внутри что-то начинает кипеть. Лопаться.

Иноуэ вспоминает Рангику. «Это опасно», – журила она, прознав о ночных походах в магазин.

Лёгкие скручиваются и сжимаются, как фрукты в соковыжималке.

Орихиме отмахивалась от опасений подруги, лишь улыбаясь и кивая.

О чём жалеет последние пару месяцев.

Ноги подворачиваются, Иноуэ хватается за ствол дерева, отчаянно пытаясь вдохнуть.

Руки дрожат и пальцы изламываются, Орихиме с трудом стягивает рубашку, брюки и нижнее бельё.

Тело вспыхивает – агония раскалённым свинцом наливается внутри: в лёгких и крови, – и его ломает. Выворачивает. Иноуэ падает на мягкую землю и ударяется о тёрпкий запах пихтовых иголок и зелёной травы, о влажный запах земли.

Мир утопает в красном и чёрном, а потом ярко вспыхивает белым.

Судороги скручивают мышцы в лопающемся напряжении, а в голове раздаётся хруст собственных костей, выскакивающих из суставов. Орихиме катается по земле с криком, застрявшем в горле, и захлёбывается.

Она плохо соображает, а потом почти ничего не помнит.

Просыпается Орихиме от дикой боли.

В последний раз такое было, когда её подстрелили (не стоило бегать по городу в виде волчицы), и пришлось доставать блядскую пулю самой. Пуля жгла пальцы и всё внутри так, что впору было терять сознание, но обратиться в больницу было невозможно, и Орихиме удерживала себя в сознании только благодаря силе воли и страху быть пойманной.

Иноуэ тогда наглоталась обезболивающих, запив всё водкой и залив рану ей же, ругаясь как сапожник (страшно представить, как отреагировал бы брат, услышав такие слова от сестры), расширила пулевое отверстие ножом, облитым остатками алкоголя, и дрожащими пальцами достала огненный сгусток.

Так Орихиме поняла, что научиться по гуглу зашивать раны возможно, а всё серебро из дома лучше выкинуть. Хотя разумнее продать.

Она стискивает зубы и тянется к горящему плечу, чтобы схватить – и, может, хоть как-то унять боль, но лишь коснувшись, скулит. Потом рассматривает пальцы, покрытые алой кровью.

«А по фильмам на оборотнях всё заживает быстро», – разочарованно огорчается она.

Надоело.

Сквозь паутины веток Иноуэ наблюдает за небом, таким светлым, что оно кажется белым. Солнце только-только взошло.

– Проснулась.

Орихиме вздрагивает всем телом и шипит от боли, но приподымается (инстинкты не позволяют лежать на месте, когда кто-то рядом). Что-то гладкое скользит по коже, и она с удивлением замечает, что укрыта белоснежной простыней, уже отмеченной кровью. Трясущейся рукой Иноуэ прижимает ткань к телу.

«Больно. Больно. Почему так больно?!»

Она уже плохо различает человека перед собой, но узнает по хрипловатому голосу. Куросаки Ичиго.

Облако терпкого мускусного запаха задевает её ноздри, и Орихиме леденеет изнутри.

– Не шевелись.

Что-то горячее, мокрое и мягкое касается раны – и волчица выдыхает, благосклонно и облегченно – боль тает сахаром на языке.

– Ч-ч-что ты делаешь?

– Зализываю рану, иначе долго не заживёт.

Орихиме едва способна удивиться, но она слишком хорошо помнит жгучую боль, ей наплевать на методы: если станет легче – то хорошо, и не важно, почему.

Иноуэ пытается разглядеть в рыжем пятне перед собой Куросаки Ичиго. Рисует перед глазами его топорщащуюся во все стороны апельсиновую шевелюру, загорелую кожу и плотно сжатые губы, но всё тонет в тумане, вязком и липком, оседающим в лёгких тяжестью, и последнее, что она чувствует – это гладкая ткань, скользящая под пальцами, и горячее крепкое тело под ней.

Она бежит, низко прижимаясь к сырой земле. Ищет, ищет.

Распахнув глаза, Орихиме видит золото – опять – и чувство дежавю расцветает внутри. Сверху возникает нахмуренное лицо Куросаки.

– Ты как?

Во рту пустыня и бороздят перекати-поле, но Иноуэ удаётся выдавить:

– Нормально.

– А теперь ты мне всё расскажешь.

Его голос звучит напряжённо и требовательно, его глаза – тёмные и внимательные – замерли на ней, и Орихиме некомфортно, достаточно, чтобы инстинктивно отодвинуться в сторону. Он это замечает – взгляд смягчается, а сам Ичиго обреченно выдыхает.

– Держи.

Волчица вцепляется в бутылку жадно и отчаянно, пьёт нетерпеливо – давясь и задыхаясь от боли, когда вода попадает не в то горло и оказывается в лёгких.

– Тише.

Грубые пальцы касаются щеки, заправляя взлохмаченные пряди за ухо, и Орихиме замирает от этого прикосновения, все ещё не в силах дышать грудью, сдавленной спазмом.

– Спасибо, – выдавливает она, не глядя на Ичиго и комкая в руке простыню, придерживаемую на груди.

– А теперь скажи, как так получилось и давно ли ты волк.

– Пару месяцев. Это только второе полнолуние в моей новой жизни.

– И как это произошло?

– Я часто работаю ночью. Я рисую, иллюстратор.

– Ближе к делу.

Орихиме кидает на него взгляд и оказывается поймана его внимательными тёмными глазами. Судорожно глотнув, она отрывает взгляд и вырывается из пронизывающий бронзовой тьмы.

– Я проголодалась и пошла в магазин. Там была собачка. Милая, – Иноуэ не может сдержать улыбки, вспомнив серый пушистый комок. – Я решила его покормить, а он укусил меня. Не сильно.

– Собачка? Серьёзно?

Брови Ичиго изогнулись, придавая его лицу смесь недоверия и усмешки.

– Но оборотнем можно стать из-за укуса, а больше меня никто не кусал, – пробурчала Орихиме, защищаясь.

Воздух пронизывает трель, похожая на звонок, и Куросаки дёргается.

– Подожди тут и не волнуйся, мы всё выясним.

Она провожает его взглядом и вздыхает, ещё по свежей памяти тянется к плечу и гладит кожу. «Это немного странный способ лечения», – думает и улыбается сама себе, и уже по старой памяти ладонь тянется к простреленному боку. Он больше не болит. Орихиме хмурится, кусая губы, наверно… наверно, он это сделал.

– Я знаю, о чём ты думаешь.

Волчица вздрагивает. Ичиго уже вернулся и стоит в проходе между серой спальней, где находится Орихиме и белой комнатой снаружи.

– И?

– Не скажу. Но пули надо доставать осторожней, ты оставила стружки внутри.

Он ухмыляется ей, и Орихиме впервые ощущает неловкость в обществе Куросаки Ичиго.

– В любом случае, спасибо.

– Начинаю сомневаться в твоей адекватности.

– Почему?

– Один знакомый получил по морде за подобное лечение.

– Это немного странно, но зато действует.

– Действительно, – криво усмехается он.

– Ты тоже волк?

– Да, но не совсем как ты.

Иноуэ хмурится, она слишком много не понимает в этой новой жизни.

– То есть?

– Потом. Лучше скажи, где встретила охотников?

– Не помню.

– Ладно, – Ичиго кивает сам себе, а потом пристально смотрит на Орихиме. – Потом вспомнишь.

Только сейчас Орихиме замечает в руках Куросаки конверт, он мнёт его пальцами, выглядит задумчиво и еще более хмуро, чем обычно. Спустя вечность он выдыхает:

– Я отвезу тебя домой. У меня нет женской одежды, но можешь взять мою.

Орихиме вздрагивает всем телом.

– Ты выглядишь напуганной. Что-то случилось?

– Велосипед, моя сумка и одежда остались в лесу! – она даже подскакивает с места, готовая прямо сейчас бежать в пригород.

– Мы потом всё заберем, а сегодня вечером нам необходимо кое-куда съездить. Надо всё выяснить, – рыком выталкивается из его груди.

– Но ведь полнолуние длится три дня, а сегодня только первый.

– Об этом не волнуйся, я помогу тебе остаться человеком, в крайнем случае, сохранить контроль.

Оказавшись дома, Орихиме обессилено падает на покоцанный диван и расслабляется – как же приятно оказаться в окружение родных стен персикового цвета. Иноуэ чувствует, как её тело пропитывается мускусным ароматом Куросаки, исходящем от рубашки и брюк, но делать с этим ей ничего не хочется. Его запах внушает ей уверенность и защищённость.

Дверь содрогается от стука, Иноуэ тревожно подскакивает.

– Орихиме! Я знаю, ты дома!

Мацумото.

Волчица сглатывает, оглядывая себя: подруга сойдёт с ума, если увидит её в мужской одежде.

– Сейчас! – кричит хозяйка квартиры и бежит в ванную, на ходу стаскивая брюки и рубашку, оставляет их там, а сама напяливает халат и спешит к дверям.

– Привет, – улыбается она, пропуская гостью.

– Милая, куда ты пропала? Я тебе всё утро звонила.

– Я… я спала. Очень крепко.

Она соврала.

Соврала Рангику.

В горле завязывается ком, Орихиме не оставляет попыток проглотить его.

Надо успокоиться. Это было решено ещё в тот момент, когда она забежала в ванну.

– Мм, с тобой всё хорошо, милая?

Дышать становится трудней, ведь эта женщина ей не поверила – слишком хорошо знает подругу.

– Д…да, – выталкивает из горла Иноуэ, – всё хорошо. Спасибо.

Мацумото озаряется той самой понимающей улыбкой, притягивая к себе и обнимая.

– Милая, ты можешь всегда обратиться ко мне. Помни. Я помогу.

– Спасибо, – шепчет Орихиме, пряча солёную влагу в золотистых волосах.

========== Фаза 2 ==========

Когда Ичиго подъезжает к дому, небо уже начинает темнеть, а волчица – паниковать. Забравшись в чёрную машину, она всучивает в руки водителя пакет с вещами, одолженными ей ранее.

– Спасибо.

Куросаки кивает и небрежным движением кидает его на заднее сидение. Повернув ключ зажигания, он обращается к пассажирке:

– Посмотри на меня.

Орихиме послушно смотрит, позволяя его взгляду просочиться в неё.

– Мы сейчас поедем в одно место. Считай, это бар для монстров.

Орихиме кивает и опускает глаза, но мозолистые пальцы приподнимают её подбородок, вынуждая увязать в бронзе, задетой янтарными жилами.

Неужели ему не ясно, что она не может смотреть на него?

– Делай то, что я тебе скажу.

Орихиме опять кивает, и машина мягко трогается с места, но проезжают они не так много, как любопытство заставляет её раскрыть рот:

– Зачем мы туда едем?

За тонированным окном скользят улицы, такие похожие друг на друга – тротуаром, зданиями с квадратиками света и немногочисленными прохожими.

– Они должны знать, что ты находишься под защитой.

По дороге бежит пьяная компания, от их смеха легонько, но ощутимо вибрируют стёкла.

– Защитой? Твоей?

– Да.

Зажигаются фонарные столбы, и Орихиме через лобовое стекло наблюдает, как мерцают первые звёзды.

– Это ты ранил меня в лесу?

– Да.

Они въезжают в центр города, где слишком много высоких зданий, скрывающих небо.

– Поэтому эти раны так болели.

– Клыки и когти чистокровного могут стать смертельными для укушенного.

Они останавливаются у обычного бара. «В стране чудес» – гласят мерцающие буквы.

– Это я напала на тебя?

– Да.

Сердце замирает и неудержимо бьётся, до боли ударяясь о рёбра, и что-то сжимается внутри.

Луна!

Орихиме дрожит и непослушным пальцами ловит руку Куросаки.

– Уже? – это звучит как вопрос, хотя не должно быть им.

Ичиго смотрит на неё, и волчица обжигается о серебро в его глазах.

– Нет, но скоро.

– Смотри на меня. Слышишь. Ты. Должна. Остаться. Человеком.

Иноуэ впитывает его хриплый глубокий голос, как нечто способное исцелить её.

В баре немного лю… посетителей, и он кажется вполне обычным для баров этого города – тёмным, шумным и прокуренным.

Куросаки сжимает её ладонь и Орихиме сжимает его – крепкую и надежную в ответ.

Они проходят через зал, наполненный кем-то похожими на байкеров и рокеров, и оказываются в узком коридоре. Ичиго останавливается у дверей, «Служебный вход» – гласят они, и стучит как-то условно. Им открывает равнодушная скала, скорее всего – охранник, и без каких-либо вопросов пропускает внутрь.

Там, за дверями, начинается другой мир.

Стены, обитые бархатными панелями, тёмное и вишневое дерево, мягкие кресла и диваны – всё тонет в густом сумраке, от чего-то сливочным на вкус.

Куросаки тащит Иноуэ к барной стойке. Барменша – девушка с ярко зелёными волосами и малиновой полоской на лице, проходящей под глазами и через переносицу.

– Новенькая?

Она бросает взгляд на Орихиме, забравшуюся на высокий стул.

– Да.

Лёгкая музыка ласкает слух, а девушка за барной стойкой всучивает ей сладкий коктейль, не спрашивая о вкусах. Может быть, она профессионально умеет распознавать их, только глянув на человека.

– Где Айзен?

– Зачем тебе?

Волчица замечает, как собеседница Куросаки поджимает губы, но не отрывается от протирания бокалов.

– Ты же не попытаешься его опять убить?

Ичиго напрягается, и Орихиме, к своему удивлению, чувствует это прежде, чем видит, как сжимается его челюсть, а глаза тлеют как кусочки металла, доведенного до белого каления.

– Нет, – выплёвывает он. – Мне не нужна война с вампирами.

– В VIP зале. Он, кстати, говорил, что ты придёшь.

Ичиго разворачивается, намереваясь уйти, Орихиме леденеет от ужаса и хватается за его чёрную рубаху. Куросаки оборачивается с уже мягким взглядом, таким мягким бывает шоколад, растаявшем на солнце.

– Луна взойдёт через час, – он улыбается. – Не волнуйся, я вернусь, а пока посиди с Нелл.

Иноуэ глотает мольбы не покидать её и кивает, взглянув на барменшу. Та ей приветливо подмигивает.

Он оставляет её.

– Не переживай, если Ичиго что-то обещал, то выполнит. А как тебя зовут?

Иноуэ настороженно смотрит на собеседницу и устраивается удобнее на барном стуле.

– Орихиме Иноуэ.

– Неллиэль Ту Одельшванк. Приятно познакомиться.

Рыжеволосая кивает и возвращается к сладкому напитку, такому сладкому, что слипаются губы и сахар застревает в горле.

– Ты ведь оборотень.

Это было и так скорее утверждение, чем вопрос, но Иноуэ механически кивает.

– Хм, я была уверена, что Ичиго не позволит оставаться в этом городе ни одному волку, но, похоже, ты ему понравилась, – Нелл выплёскивает эту информации, придирчиво рассматривая бокал – так буднично и непринуждённо.

– Почему?

Рыжеволосая чуть краснеет и уточняет, переводя тему:

– Волкам быть здесь запрещено?

– Некоторые из прошлой стаи погибли во время столкновения с вампирами, Куросаки решил, что игра свеч не стоит, и сослал остальных.

– Сослал? Он что был вожаком?

– В некоторым смысле. Он аристократ среди волков.

– Чистокровный, – уточняет для себя Иноуэ, вспоминая ранние слова Ичиго.

– Именно, – кивает Нелл, принимаясь за новый бокал.

Мягкий поток предыдущей песни сменяется чем-то болен ритмичным и бьющем по жилам.

– Потанцуем, рыжая, – звучит откуда-то из-за плеча, как разрезающая воздух сталь, в непосредственной близости, и всё внутри Орихиме трубит об опаности.

Орихиме вздрагивает от холодной руки на своём плече и быстро смотрит на её хозяина, обладателя неестественно синих глаз, который к тому же пахнет железом и кровью.

– Свали, Гриммджоу, Ичиго тебя прибьёт, если увидит рядом с ней, – морщится Нелл, взглянув на нового посетителя. Её тон спокоен, значит, они знакомы. Этот Гриммджоу здесь завсегдатай? Иноуэ очень многого не знает об окружении Ичиго, если подумать, то она о нём знает куда меньше, чем он о ней.

– Заткнись. И где ваш защитник? Где этот жлоб?

Ледяная ладонь все ещё сжимает плечо, Иноуэ это неприятно и совсем не нравится.

– Не твоего ума дело. Свали, – шипит раздражённо Нелл, даже оставив бокал.

– Если бы ты не была такой сукой, я бы и тебя трахнул. Рыжая, пойдём, – командует Гриммджоу, Иноуэ вздрагивает от его резкости и наглости и замечает яростные искорки в глазах Нелл.

Тот, кого называют Гриммджоу, нагло обнимает Орихиме за талию, прижимая к своему холодному телу, по-собственнически утыкает нос в её волосы, и в ней что-то лопается, затопив тело чужеродными чувствами.

Орихиме понимает, что произошло, лишь когда раздаётся хлопок и удивленные глаза Гриммджоу наливаются безумной яростью, а на его щеке выступают кровавые царапины от когтей.

– Джагерджак, нет! – кричит Нелл из-за барной стойки.

Иноуэ медленно выдыхает дрожащий воздух. Музыка уже гремит.

Разозленный мужчина откидывает стул, и он с громким стуком валится на тёмный деревянный пол.

Волчица отступает. Страшно. Адреналин насыщает кровь, и самое время бежать, но…

В горле вибрирует рык, и Орихиме кидается на наглого незнакомца.

Почему?

Они вцепляются в друг друга как самые настоящие животные.

Иноуэ не любила насилия, и даже никогда не отвечала задирам.

Она клацает зубами, пытаясь впиться в шею того, кого называют Гриммджоу.

Что она вообще делает? Надо было убежать и спрятаться.

В руках противника хрустят предплечья, но боли нет, только алый свет, заливающий бар.

– Чёрт! Прекратите!

Воздух вырывается из груди, и лёгочные пузырьки лопаются, а во рту вкус крови.

– Грёбанное полнолуние, – шипение у уха. – Орихиме, успокойся.

Мельтешение в глазах прорезает чистое серебро, и Иноуэ видит глаза Куросаки. Он стоит между ней и Гриммджоу.

– Отпусти её, Нелл, – командует Куросаки.

И руки, держащие Орихиме, исчезают. Она отводит взгляд, находясь во власти замешательства и страха: «Во что я превращаюсь?»

– Всё в порядке?

Девушка коротко кивает, и сразу догадывается, что Ичиго ей не поверит.

– Гриммджоу, ты же знаешь, что драки в баре запрещены.

Орихиме вздрагивает.

«Этот голос».

Глубокий, тихий и раскатистый, тёмный и бескрайний, как ночь, словно укрытый сладким засахаренным медом.

Она выглядывает из-за плеча Куросаки, но видит только широкую спину и тёмные волосы, не ясно какого оттенка из-за цветастого приглушенного освещения.

– Пойдём.

Ичиго стискивает плечо, и Орихиме шипит от боли: кажется, у неё как минимум трещины в костях после драки. Он это замечает и убирает руку.

– Это ерунда, заживет быстро, особенно сейчас, – бросает он с беззаботностью в голосе. Видимой.

Ичиго закрывает дверь машины за Орихиме, когда та садится в салон – её предплечья все ещё болят.

Раздаётся хлопок, и Куросаки оказывается на водительском сидении, а Иноуэ внезапно начинает дрожать и обхватывает себя руками, стискивает зубы, боясь, что закричит. Тело словно выворачивает наизнанку, но что-то мешает обращению, и её просто дёргает туда-сюда – не волк и не человек.

– Орихиме, всё в порядке. Расслабься.

Против воли из горла рвётся рычание, но она пытается кивать и кусает губы в кровь, заполняя рот металлической сладостью. Сквозь толщу судорожного мельтешения всех пяти чувств, Орихиме ощущает твёрдые ладони Куросаки на своём лице.

– Ты. Человек, – вперемешку с рыком прорывается к ушам.

Девушка уже может различать две белые сияющие точки, прожигающие насквозь, пока утробное рычание волка заполняет всё её существо, что хочется упасть на землю, открыв горло для чужих клыков.

Иноуэ выныривает и глубоко дышит, она все ещё в машине, и Ичиго смотрит на неё своими серебряными глазами, держа её лицо в своих горячих ладонях.

– Я… я признала тебя вожаком? – глухо выдавливает она из себя.

Куросаки скалится неожиданно самодовольно:

– Именно.

Орихиме глотает накопившуюся слюну:

– И что это означает?

– Это прозвучит слишком быстро и, может, даже напугает, но мы теперь как маленькая стая. Семья.

Волк отводит взгляд и, убрав руки от лица Иноуэ, заводит машину и вцепляется в руль с плохо скрываемым напряжением. А Орихиме, как и предсказывал мужчина, немного напугана и ещё больше ошеломлена. Они знакомы всего два дня и сблизились как-то слишком быстро, но:

– Я рада. Семья – это хорошо.

Ичиго оставляет Орихиме в спальне для гостей, она была совсем не против поехать к нему домой, разделяя его адекватное мнение: в полнолуние ей нельзя оставаться одной.

Спальня для гостей – комната с огромными панорамными окнами, всё остальное в помещение Иноуэ уже не способна заметить, прильнув к завораживающему виду на ночной город и небо.

Она ложится на пол, не способная оторваться от звёзд.