Текст книги "Невеста волка (СИ)"

Автор книги: Умикуса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глубокий и терпкий запах хвои щекочет нос, влажный запах земли оседает в глотке и – тонкая и сладкая, близкая и соблазнительная – ниточка аромата проникает внутрь, поселяясь голодом в брюхе.

И ночное небо шепчет:

– Найди.

Орихиме просыпается со вкусом крови на губах, она дрожит и пытается стереть этот привкус, но, очевидно, он пришёл из сна. Страшная догадка, словно азот замораживает внутренности, и целую вечность нет способности шелохнуться. Волчица только пялится на своё отражение в окне.

Иноуэ вскакивает с пола и бежит в спальню Куросаки, совершено не думая о правилах приличия. Она буквально нападает на него, ничего не подозревающего и спящего:

– Ичиго! Ичиго! Ичиго!

– Орихиме, какого черта, – рычит он из-под подушки.

– Я убийца? Скажи мне, я убийца? Я кого-то убила? – только и может тараторить девушка, дрожа всем телом и глотая всхлипы.

Мужчина вылезает из укрытия одеяла, и его пристальный взгляд, такой серьёзный и внимательный, пугает её.

– Что ты вспомнила? – с расстановкой выдыхает он.

– Я… я бегу в лесу и… и чувствую сладкий запах, из-за которого хочу есть.

Иноуэ смотрит на Ичиго. Её глаза так открыты, как никогда прежде, всем существом она жаждет правды, но боится услышать её.

– Значит так, ты никого не убивала и не ела.

Орихиме облегчённо выдыхает.

– Только собиралась сожрать парочку туристов.

И сразу же давится воздухом следующего вдоха.

– Но там не бывает туристов, я тщательно выбирала место. Там даже грибы не собирают!

Куросаки ухмыляется как-то снисходительно и спокойно растягивается на кровати. Иноуэ старается не смотреть на его голый торс.

– Всегда бывают форс-мажоры. И на будущее, там чужая территория, поэтому охота там под запретом.

Орихиме поджимает губы:

– Так, значит, я на тебя не нападала?

Ичиго кивает:

– Я не стал говорить правду. По опыту знаю, лучше, когда такие, как ты, вспоминают всё сами.

Волчица отводит взгляд и слишком долго изучает стену, вопрос крутится на языке, но она слишком сильно боится ответа, поэтому закусывает губы – на физическом уровне удерживая слова – и направляется к выходу.

– Спокойной ночи. Прости, что разбудила, – только это и бросает на прощание.

Утром Ичиго отвозит её домой.

Когда тем же вечером Орихиме садится в машину Куросаки, то не может даже вспомнить, что делала целый день – невысказанный вопрос бился в голове, как зёрнышко поп-корна, прыгающее в агонии прежде, чем лопнуть. И Иноуэ лопается: только оказавшись в салоне, она выдаёт:

– Я должна есть людей?

Ичиго выглядит действительно удивлённым.

– Хм, знаешь, – он медлит, и Орихиме это нервирует, – я хотел завтра с тобой об этом поговорить.

– И? – девушка сглатывает, хотя во рту сухо.

Собеседник о чём-то задумывается, сдавливая руль так, что костяшки белеют и выступают тонкие жилы.

– Я тебе всё скажу, но сначала мы приедем на место.

В этот момент Орихиме уже знает ответ и может только надеяться на его ошибочность, но холод уже ползёт по коже.

– Да.

Иноуэ вздрагивает всем телом, словно её ударили, именно сейчас весь ужас этого факта настигает её, неожиданно беспомощную. Пока это (смерть) было лишь догадкой, то казалось чем-то слишком далёким (пока не коснулась её костлявой дланью).

Нереалистичным.

– Нет. Нет-нет-нет. – только и может скулить она, когда обретает голос, чтобы сопротивляться этой истине. – Нет!

Орихиме одержимо качает головой и пятится от Куросаки.

– Нет. Я не могу.

Все её существо заполняет одно слово: «Нет!».

– Послушай.

Мягкий голос Ичиго бьёт хлыстом, и девушка отшатывается, как от удара, спотыкается, путается в ногах и падает на землю.

– Я не могу есть людей, – плачет она, содрогаясь.

Иноуэ дергается, когда Куросаки прижимает её к себе и гладит своими большими ладонями по голове. Он слишком тёплый, горячий, обжигающий, и ей становится дурно и приятно одновременно.

– Нельзя было тебе говорить это сейчас, но послушай, тебе вовсе не обязательно убивать их, – шепчет он, укачивая её в своих объятиях.

– Я… я не могу, это… это просто неправильно, – возражает Иноуэ.

Ичиго молчит, лишь его длинные пальцы путаются в волосах, и Орихиме совсем не реагирует, когда он неосторожно – в другое время было бы больно – дёргает пряди. Сейчас её бьёт озноб, и только паника удушающим газом окутывает всё тело.

Началось.

Орихиме не может дышать, пока диафрагма скручиваются узлом.

– Помоги. Помоги. Оставь… оставь меня человеком, – хрипит она, цепляясь за Куросаки.

Он прижимает её ближе, утыкая лицом в собственную грудь, его тело для неё подобно скале – такое же твердое и застывшее.

– По…пожалуйста, – вырывается из опустошенных лёгких.

Орихиме шкрябает по его плечам, груди и спине скрюченными пальцами.

– Я… я не могу, не могу, Орихиме, – сдавленный и растерянный выдох из каменной груди обрушивается на неё. Сквозь толщу своих ощущений она умудряется почувствовать беспомощность Ичиго в её боли, и это пугает Орихиме ещё больше.

Тело прорезает боль, перекручивающая внутренности, мышцы и кости, как в мясорубке, волчица дёргается и вырывается, но Ичиго не отпускает, прижимает к себе и продолжает укачивать. Она ещё способна слышать его тихий и тусклый голос:

– Всё хорошо, Орихиме, всё хорошо.

Она хныкает и скулит, выворачиваясь и изламываясь: суставы трещат и жилы лопаются.

– Я не хочу. Не хочу, – звучит через какое-то булькание.

Пальцы становятся липкими, и в голову ударяет запах крови, лёгкие горят, лишенные жизненно необходимого кислорода.

– Орихиме, позволь этому случиться, не сопротивлялся. Не мучай себя, – нашептывает тихий голос в макушку.

И Иноуэ уже кричит, не в силах выносить голодной боли.

– Пожалуйста, Орихиме, не сопротивляйся, – горячее дыхание жжёт кожу.

Кровь кипит в венах, а она кричит и кричит, тело выворачивается и позвоночник хрустит, перестраиваясь – сдавливаются и растягиваются межпозвоночные диски. Сквозь дрожащую пелену волчица видит свои неправильно вывернутые руки с огромными когтями, и они в крови; на миг различает лицо Ичиго, перекошенное отчаянием, и сладко-солёный вкус оседает на языке. Она утыкается лицом в его окровавленную рубашку. Погружаясь в сладкий-сладкий сон с привкусом металла.

Лес насыщен ароматом липы и терпкой зелени. Ветер приносит множество запахов, и среди них – тот, что сеет трепет внутри.

Проснувшись, Орихиме видит Ичиго, его глаза тёмные, пронизанные золотым, прикованы к ней, и она даже не удивляется, увидев вместо вчерашнего леса гостевую спальню Куросаки.

– Почему?

Мужчина сжимает челюсти, и желваки ходят по его лицу – он понимает, о чём она говорит.

– Если постоянно сдерживать волка внутри, то можно сойти с ума. Я видел это.

Иноуэ кусает губы и отводит взгляд – она не может смотреть на него слишком долго, и начинает разглядывать голубоватый потолок.

– Но иногда можно?

– Раз в три-четыре месяца, не чаще.

Становится холодно, а их разговор такой напряженный и голоса такие сухие, что девушке становиться зябко и неудобно только от этого. Она подчиняется больше инстинкту, чем рассудку, когда шарит по мягким простыням и, найдя горячую широкую ладонь, сжимает её.

– Разве я не могу есть мясо животных, просто сырое мясо?

Шумный выдох сквозь зубы заставляет Орихиме вздрогнуть, и грубые пальцы сильнее стискивают её руку, что плохой знак.

– Это проклятие. В этом и суть, что нужно есть именно людей.

Может, прежним ужасом эта мысль уже и не обладает, так как у Орихиме было немного времени свыкнуться, но это действительно пугает, так как смириться она с этим не может. Теперь её пугает близость и неотвратимость страшных происшествий.

– Я понимаю, как тебе сложно. Нет, на самом деле, я не представляю, что ты чувствуешь. Но никто не заставляет тебя убивать.

Грудь и горло сдавливает злость – ведь не только в убийстве дело!

– А кто будет?! – спрашивает в ярости Орихиме, ведь от перемены слагаемых сумма не поменяется, она убьёт или кто-то для неё – цель у этого будет одна и результат один.

Орихиме даже пытается выдернуть руку, но Ичиго держит крепко и словно не замечает этого.

– Никто. Можешь есть трупы, люди достаточно неосмотрительны, чтобы погибать без чужого вмешательства.

Иноуэ даже теряет пыл своей злобы, настолько простодушно звучат его слова. Ичиго действительно не видит в этом ничего предосудительного.

– Знаешь, ты правда ничего не понимаешь, но спасибо, что пытаешься меня поддержать. Я ценю это.

– Кхм, – Куросаки, как кажется Орихиме, немного краснеет. – Я привёз твои вещи из леса. Одевайся. Нам надо ехать.

Мужчина кивает на тумбочку, где Орихиме узнаёт свою одежду в аккуратных стопках, а рядом стоит пузатая сумка. Мысль, что Ичиго складывал и просто трогал её нижнее бельё, может быть неловкой, но не более, а её сердце ударяется о грудину слишком громко.

– И твой велосипед я тоже сдал обратно.

– А куда мы едем? – быстро интересуется Иноуэ. Больше, чем прошлое, её интересует будущее. А ещё надо отвлечься.

В конце концов, он видел её абсолютно голой, испытывать дискомфорт и смущение слишком поздно.

– К охотникам.

– Зачем?

Волчице не нравится эта затея, ведь в прошлый раз её подстрелили.

– Надо выяснить, кто тебя обратил.

– Разве это уже имеет значение?

Её уже прокляли, какая разница, кто это сделал.

– Разумеется. Я не могу позволить, чтобы беспризорные шавки бегали и обращали всех подряд, – неожиданно яростно рычит он, буквально вцепившись в неё взглядом не серебряных и не карих глаз, Орихиме в этот миг ощущает страх и какое-то благоговение – такие глаза не принадлежат ни человеку, ни волку, а принадлежали химере – существу, что может быть одновременно и тем, и другим.

========== Фаза 3 ==========

Иноуэ удивляется, когда чёрная «BMW» останавливается у центральной больницы. Она смотрит на Ичиго в поисках ответа, но он только усмехается ей.

– Сейчас всё увидишь.

И пока девушка задумчиво изучает огромное и разросшееся белое здание, дверь машины открывается. Орихиме испытывает смятение, встретившись с непривычно по-мальчишески озорным взглядом Куросаки.

– Пойдём, – командует он.

Они минуют длинную дорожку, пролегающую через аккуратные клумбы и словно сквозь стеклянные двери, идеально чистые и ловящие блики полуденного солнца. В приёмной, имеющей ряд аккуратный белых стульев для ожидания, почти никого нет. Ичиго сразу направляется к стойке, и Орихиме спешит следом.

– Где доктор Исида?

Медсестра окидывает мужчину абсолютно ничего не выражающим взглядом.

– Он извещён о вашем приходе и скоро подойдёт. Прошу, ожидайте, – тон будничный и такой же профессионально бесцветный, как и взгляд.

Ичиго ухмыляется, и, может, Иноуэ кажется, но его зубы выглядят заостренными.

Затем она улавливает в воздухе нечто, заставившее её напрячься. Шерсть вздыбливается на загривке, а ладонь Куросаки сжимает её ладонь, и тогда Орихиме быстро вспоминает, что у неё нет сейчас ни шерсти, ни загривка.

– Что тебе нужно, Куросаки? – голос кажется незаинтересованным, резким и вместе с тем мягким.

Орихиме буквально передёргивает, и она оборачивается слишком поспешно. Подошедший выглядит безупречным воплощением слова «доктор»: очки с тонкими стёклами, халат, сияющий белизной, внимательный и всё замечающий взгляд и белые руки с длинными пальцами, не тронутыми грубой работой.

– Оборотни.

Мужчина вопросительного и будто насмешливо поднимает тёмную бровь.

– Твой локатор не поймал волков, объявившихся в городе? – начинает сходу допрос Ичиго.

– Кроме тебя и неё в городе никого нет, – Исида, похоже, знает цену информации и не собирается выдавать её просто так, какие бы отношения его с Ичиго не связывали.

– Это сейчас, а до этого? – Ичиго не отступает.

Синие глаза врача сужаются.

– Почему я должен что-то говорить?

– голос звучит холодно и остро, будто он режет внезапно обретший плоть воздух скальпелем. Несколько высокомерный вид говорит о том, что он делает им одолжение, тратя своё ценное время на этот разговор.

– Месяц.

– Договорились, – быстро произносит доктор, протягивая руку, и Куросаки пожимает её.

А Орихиме ощущает себя глупой девочкой, которую даже не потрудились ввести в курс дела.

– Всего на пару часов забегал один, покрутился у круглосуточного магазина на улице Фидуса и ушёл.

Мозолистые пальцы сжимают ладонь слишком сильно, и Орихиме едва удерживает вскрик, но Ичиго тут же ослабляет хватку, беря себя в руки.

– И, Урью, больше не стреляй в Орихиме, – добавляет как-то настойчиво он.

Охотник смеряет девушку холодным взглядом, так же холодно отвечая:

– Разумеется.

Затем его взгляд смягчается, становясь спокойной гладью воды, а не колючим льдом:

– Просто помни, что в городе охота запрещена, – это он уже обращается к Орихиме, и ей становится неловко. Она чувствует себя птенцом, который под прицелом охотников и больших хищных птиц ещё до того, как научился летать. И всё же Иноуэ делает вывод, что Исида Урью – хороший человек, просто он исполняет свой долг, стреляя в подобных Орихиме существ. А ещё Орихиме кажется, что он не станет пользоваться чужой беспомощностью.

Когда они садятся в машину, Ичиго вцепляется в руль с такой силой, что Иноуэ уверена – тот треснет. Куросаки кидает на неё взгляд, а потом, сжав челюсти, отводит.

Он хочет ей что-то сказать, Орихиме это чётко понимает.

– Что случилось? – и решает облегчить ему задачу.

– Расскажи о своей семье. Откуда ты? – вопрос настигает её внезапной молнией. Орихиме такого поворота не предполагала.

В этот момент Иноуэ совершенно не понимает, что чувствует, но когда начинает говорить, её голос непослушный и совсем не твёрдый:

– Я не знаю родителей, меня вырастил брат, а он говорил, что они были жестокими, – голос скачет и фальшивит, как расстроенный музыкальный инструмент, – он боялся, что они убьют меня. Это всё, что я знаю.

Куросаки молчит, а Орихиме не может на него взглянуть.

– А другие родственники? Кроме брата? – может, ей опять кажется, но он говорит тускло и даже сипловато.

– Нет, я знаю только брата, – однозначно отвечает она и опускает голову.

Ичиго сказал, что раз она стала оборотнем, это не означает, что она не сможет жить нормальной человеческой жизнью, и Орихиме охотно соглашается с этой надеждой.

Вернувшись в свою скромную, но любимую квартиру, она спешит к родному диванчику и, взяв в руки телефон, набирает номер брата. Как и всегда – автоответчик.

– Привет, Сора. Я просто хотела узнать, как у тебя дела. И… и я скучаю.

Нажав отбой, Иноуэ выжимает из себе выдох, вкладывая в него подступившие слёзы. Куросаки её задел за живое, иначе звонить брату она бы не стала. Потом Орихиме вспоминает, что три дня не работала и теперь нещадно отстаёт от графика.

На следующий день приходит Мацумото и разражается самой настоящей тирадой:

– Милая, что с тобой случилось? Ты вообще спала? Ты вся в чернилах и такого же цвеа круги под глазами. Только не говори, что рисовала всю ночь, – она смотрит укоризненно и заботливо. В какой-то мере Мацумото заменяет ей старшую сестру, а иногда – значительно реже – и мать.

На самом деле, Иноуэ сейчас плохо понимает её слова, в голове стоит густой гул. Она опять слишком увлеклась. Приходит в себя Орихиме только после того, как её запирают в ванной и она хорошенько умывается. Подняв голову и взглянув в отражение, вздрагивает: на вид больше зомби, чем оборотень.

– Я знаю, что тебе нужно, – решительно заявляет Рангику, когда хозяйка появляется в гостиной.

– Что? –не очень-то заинтересованно спрашивает Орихиме.

– Пойти в кафе и наесться пирожных со сладким коктейлями! – бодро восклицает Рангику, возможно, надеясь зарядить своей бодростью и подругу. Иноуэ отрицательно качает головой на вполне ожидаемый ответ и выдыхает.

– Ничего не желаю знать, милая, тебе нужно приятно провести время. Ты стала совсем другой, а я хочу видеть свою прежнюю принцессу.

Грустные нотки в голосе блондинки вынуждают сдаться. И неужели Иноуэ правда настолько сильно изменилась?

Что ж, если Орихиме Иноуэ и изменилась, то на её любовь к фруктовым пирожным со взбитыми сливками это не повлияло. И любимое кафе осталось таким же уютным и приятным: тёплые кофейные тона и мягкие диванчики. А ещё расслабляющая музыка.

– М-м-м, согласись это была хорошая идея, – протягивает Мацумото, разделываясь со своим «тирамису». Иноуэ только кивает, с набитым клубникой и сливками ртом она не может ответить.

– Я сейчас.

Девушка продолжает кивать, упоительно пережёвывая сладкий десерт и провожая подругу взглядом до уборной. Когда блондинка возвращается, сливочная сладость исчезает с языка, хотя Орихиме кажется, что прошло всего пару секунд. Она хмурится и кусает губы, и ей от чего-то очень сильно хочется позвонить Куросаки. Орихиме даже достаёт телефон и набирает его номер, совершенно игнорируя присутствие свидетельницы, за что потом может поплатиться тем, что будет вынуждена отвечать на возникшие вопросы.

Долгие гудки и раздаётся хриплое:

– Орихиме? Что-то случилось?

Иноуэ совершенно теряется. Зачем она вообще ему звонит? Ещё и сейчас?

– А… эм… нет… я… я не знаю. Это… это странно. Ладно, не важно.

И, не дав возможности ответить,

Орихиме нажимает отбой и сразу же встречается с вопросительным взглядом Рангику.

Мацумото не стала ничего расспрашивать, и Орихиме ей за это глубоко признательна.

Но вот вернуться к работе с прежней готовностей и самоотдачей не получается, она механически чертит линии, пока её мысли крутятся вокруг Ичиго Куросаки. Как Луна вокруг Земли или Земля вокруг Солнца. Потом сознание и вовсе затуманивается: в уши просачивается глубокий голос ночи, укрытый засахаренным медом.

Айзен.

Почему вообще она о нём вспомнила?

Волчица качает головой и сжимает карандаш крепче.

Айзен.

Линия выходит слишком тёмной и толстой, и Орихиме хмурится: никогда в жизни не давила на карандаш с такой силой.

Айзен.

Грифель ломается, оставляя серо-чёрные кляксы и крошку.

Айзен.

Иноуэ срезает стружки канцелярским ножом, обнажая тёмный стержень.

Айзен.

Карандаш ломается в руке пополам.

«Вернуться к прежней жизни будет не просто», – думает Орихиме, роняя инструменты на стол.

Что она вообще здесь делает?

Орихиме стоит в узком коридорчике перед непреступной железной дверью с предостерегающей надписью «Служебный вход». Она даже условно секретный стук плохо помнит. Иноуэ стонет и прислоняется к холодной поверхности.

Позвонить Ичиго?

«Нет», – качает головой Орихиме.

Она хорошо помнит его лицо, искажённое гневом и, самое страшное, болью, которую он так сильно желал скрыть за злобой.

Нет.

Она не может спрашивать о нём у Куросаки. Причинять ему страдания.

Выдохнув, Иноуэ пытается воспроизвести секретный стук. Но, похоже, у неё не очень получается: дверь остаётся запертой. Девушка выдыхает и стучит ещё раз, меняя ритм и количество стуков. Потом ещё раз. И ещё. Ещё. Она сжимает кулаки и пробует вновь, но удар приходится на мужскую грудь.

– Ох, простите!

Охранник кажется устрашающе крупным, возникнув перед ней нерушимой скалой, но он молчаливо пропускает гостью.

Опять другой мир.

Орихиме охает – может ошиблась дверью? – перед ней зеркальные стены и белоснежные диваны из кожи, залитые мерцающим пурпурным светом, у которого почему-то привкус ежевики.

Но за барной стойкой Нелл, и Орихиме спешит к ней, сразу же усаживается на высокий прозрачный стул. Нелл приветливо улыбается, взглянув на посетительницу.

– Можно тот же коктейль?

– Конечно, – Нелл профессиональным движением подбрасывает в руке шейкер и тут же ловит его с другой стороны.

Напиток получается сладким и липнет на губах так же, как и вопросы, которые всё ещё не озвучены.

– Я хотела кое-что спросить, – оторвавшись от фигурного стакана, наконец шепчет Орихиме.

Она чувствует себя персонажем какого-то боевика или детектива, где главный герой в мрачном прокуренном баре небрежно кладёт на стойку купюру, задавая интересующие его вопросы. Но это так только в кино, Орихиме не решается на такой пафосный жест, она, скорее, рассчитывает на дружелюбие Нелл. Нелл благосклонно кивает, наверное, из любопытства.

– Айзен. Что ты можешь о нём сказать?

– Орихиме выжидающе склоняет голову.

Нелл вопросительно изгибает бровь, бросая на неё взгляд зеленовато-янтарных глаз.

– Как понимаю, Ичиго об этом ничего не знает? – она кивает, намекая на визит Орихиме.

– Ему ведь не нравится… эта тема.

– Ты слабо представляешь, насколько, – горькая усмешка ломает пухлые губы.

– Так что?

– О нём можно сказать много, и в основном это сплетни. Но одна из них стоит внимания.

Орихиме замирает, бесшумно потягивая сладость, а Нелл говорит зловеще, почти перевесившись через стойку.

– Ты же знаешь, как убить вампира. Пронзить сердце колом. Так вот, говорят, что Айзен своё вырезал и надёжно спрятал. Но в последнее время ходят настойчивые слухи, что его кто-то украл, и он очень хочет его вернуть.

– Прямо как Дейви Джонс?

Нелл прыскает смехом и почти сразу же застывает, глядя поверх посетительницы, бокал выпадает из её рук. Летят осколки. Иноуэ инстинктивно отшатывается, рискуя упасть со стула.

– Осторожно, – шепчет глубокий и тёмный голос.

Орихиме леденеет.

Рядом присаживается привлекательный мужчина, но Иноуэ смотрит только в его глаза цвета горького шоколада, и этот взгляд остается горечью на языке.

– Обсуждаете пиратов?

Внутри что-то ухает от этого голоса.

– Да, – слышится из-за стойки.

– Ты, должно быть, Орихиме Иноуэ? – степенный голос сочится самоуважением, выдержкой и манерами, которые красиво могут скрыть любую гадость.

Орихиме кивает, уверенная, что говорить не сможет.

– Рад встречи. Айзен Соуске, – представляется посетитель.

Она смотрит на протянутую руку слишком долго, и все же не без опаски – какой-то внутренней дрожи – пожимает холодную ладонь.

Затем Айзен улыбается так приторно, что во рту чувствуется вкус засахаренного мёда, а глаза, кажется, заслезятся. Он кивает Нелл, и та стремительным и точным движением опускает на стойку бокал полный чего-то алого и тягучего.

– Будешь?

Орихиме окатывает запахом крови, и в горле завязывается ком, а Соуске растягивает свои алые губы.

– Ты хочешь, я вижу.

Мужчина делает ленивый знак рукой, и второй бокал возникает на стойке.

– Пей.

Волчица смотрит на красную жидкость – внутренности переворачиваются – и поднимает глаза на Нелл, та, поймав внимание посетительницы, взглядом мечется от напитка к Орихиме, едва кивая головой.

– Нет, – одним выдохом выталкивает из груди Иноуэ.

– Почему? – тянет буквы вампир.

– Я оборотень.

– И что? Ты же не выжимаешь кровь из мяса прежде, чем съесть?

Орихиме дёргается и отводит взгляд, боясь, что вампир всё прочтет в её глазах.

– Я не настаиваю.

Девушку передёргивает, когда ледяная ладонь ложится на плечо. Обернувшись, она встречает неестественно синие уже знакомые радужки, и Гриммджоу скалится, клацнув зубами у её лица.

– Привет, рыжая.

Он забирает её бокал и осушает, а Орихиме не может отвести взгляда от шеи вампира: кадык движется вверх-вниз при каждом глотке.

Вверх-вниз.

– Гриммджоу, веди себя прилично, – протягивает Соуске, своим тёмным и тягучим голосом.

И Гриммджоу слушается: отходит от Орихиме, а потом и вовсе исчезает.

– Мне пора, Орихиме, – Айзен снова обращает внимание на себя, ему для этого много делать не надо.

Девушка с трудом кивает, усилиями подчиняя нервной системе заледеневшее тело.

Айзен улыбается, и Иноуэ с невыносимой чёткостью видит, как его холодная ладонь тянется к ней, но не может и шелохнуться. Закоченевшие, но такие подвижно живые пальцы касаются щеки, и он склоняется к ней.

– Как думаешь, кто украл сердце Дейви Джонса?

Орихиме с ужасом осознает, что у него нет дыхания, его слова выплывают из его рта, не имея воздушной оболочки. Рядом с ним она кажется горячим сгустком крови и жизни – обычной, телесной, с дыханием, пусть и со своими особенностями.

– И улыбайся, Орихиме. Готов поручиться, Ичиго нравится твоя улыбка.

Айзен Соуске растворяется в пурпуре со вкусом ежевики, а Иноуэ не может дышать. Не может вспомнить, как это делать.

– Выпей.

В пальцы всучивают что-то граненное, холодное и гладкое. Девушка опрокидывает в себя жгучую жидкость и морщится.

– Виски, – выдавливает из себя она, взглянув на побледневшую Нелл.

– Нам не помешает. Мне тоже от него жутковато.

И янтарная чистая жидкость льётся в два стакана. Иноуэ кивает и пьёт мерзкий на вкус напиток, который всё же хочется ощутить на языке вновь.

Домой Орихиме возвращается пешком. От свежего вечернего воздуха голова немного кружится, хотя скорее это всё же от пяти стаканов виски, – и пешеходная дорожка кажется не такой ровной, как всегда.

Уже издалека она видит знакомую чёрную машину, внутри вскипает чувство, похожее на радость и опьянение одновременно.

– Что-то случилось?

Куросаки глубоко затягивается и выпускает дым, тягучий и плавный.

– Думаю, да, – говорит он, сжав сигарету между зубами.

Иноуэ вопросительного склоняет голову и прислоняется к лакированному боку машины рядом с Ичиго.

– Ты была странная, когда звонила, – выдыхает он, и Орихиме ощущает дым с привкусом черешни на языке.

Орихиме наблюдает, как он курит, и хочет тоже, хотя совершенно не умеет и никогда не была склонна. Но видя сигарету в зубах Ичиго, она жаждет затянуться так же, сжав фильтр между губами. Похоже, за неё говорит алкоголь.

– Это… это действительно было странно, я сама не знаю, зачем позвонила, – отвечает Иноуэ, глотая всё ту же горечь дыма с привкусом черешни во рту.

– Была «В стране чудес»?

Орихиме кусает губы, задумываясь, и вместо ответа тянется к сигарете. Куросаки понимающе хмыкает, отдавая ей тонкую полоску бумаги с табаком, и Орихиме затягивается. Лёгкие сжимает спазм, она кашляет, а Ичиго только ухмыляется и забирает «вредную привычку».

– Как ты узнал? – хрипло выдыхает она.

Куросаки кривит губы в усмешке.

– Ты пахнешь баром, виски и Нелл, а ещё… – он склоняется к ней, и Иноуэ видит, как его ноздри чуть раздуваются, – вампирами. Гриммджоу и Айзеном.

Мозолистые пальцы касаются щеки, и Орихиме пугается: кровь застывает, а потом обрушивается с головы прямо в ноги.

– Ты злишься?

– Нет. Ты часть этого мира и имеешь право ходит в тот бар.

– А я немного.

Куросаки удивленно вскидывает брови, метнув на неё любопытствующий взгляд.

– Почему я не могу так различать запахи, – бурчит Иноуэ, сложив руки на груди.

Он улыбается, выпустив тонкую струйку дыма со вкусом черешни.

– Ты молода и все ещё больше человек. К тому же… ты не ешь, что должна.

– А ты ешь?

Собеседник устремляет на неё долгий взгляд, а в Орихиме слишком много виски, чтобы чувствовать привычное «Не могу смотреть слишком долго».

– Не надо молчать. Я думаю, что должна к этому привыкнуть. Если это возможно. Я или найду какое-то другое решение, или смирюсь, или умру.

– Думаю, что в твоей крови слишком много градусов, – хмыкает он.

А волчица чувствует обиду за его правоту.

– Но ты сказала правду: или примешь это, или умрёшь. И уже скоро. Надо выбирать.

Иноуэ мутит, когда она вспоминает бокал с тягучей тёмной жидкостью.

– Мне сегодня предлагали кровь. И… и знаешь, что меня напугало?

Она встречается с его пристальным взглядом. Тёмно-карие, пронизанные золотистыми лучами солнца, какие бывают только в жаркие летние дни.

– Кажется, я её хотела.

Просыпается Орихиме с головной болью. Густой и вязкой. Приходится глотать таблетки и запивать литрами воды, но в горле всё равно сухо. Она идёт в тесную ванную, находясь в состоянии скорее коматозном, чем бодрствующем, и даже прохладный душ едва спасает.

Иноуэ смотрит в зеркало и расчёсывает длинные волосы. Отражение её усталое. Она тщательно проводит гребнем по блестящим карамельным локонам. Глаза её – тусклая медь. Разделяет каждую волосинку с тщательностью педанта. Улыбка её неживая и фальшивая.

Расчёска возвращается в шкафчик за зеркалом, и девушка прижимает холодные ладони к горящему лицу.

– Никакого пессимизма, – говорит она себе вслух для большей убедительности.

В маленьком шкафчике она находит цветастое платье на тонких бретельках и кокетливые босоножки с лентами. У выхода, на тумбочке, её ждёт белая сумка-саквояж.

Утро наступает блеклое.

Синее равнодушно небо, солнце тускло-белое и земля будто укрыта серой зеленью, а, может, так кажется из-за серых надгробий.

Орихиме знает эту тропинку наизусть, закрыв глаза, она идёт вперёд, окруженная мёртвой тишиной, и останавливается у обычного места. Подняв веки, она видит бездушный мрамор с вырезанным именем «Сора Иноуэ».

– Привет, братик. Как и всегда, этот день я проведу с тобой. Ты же не против?

Пальцы жжет гадкий камень, сжигая их, Орихиме гладит ни отзывчивый, ни тёплый, ни родной мрамор. Он колючий и чуждый, а она глотает слёзы, улыбаясь почти искренне.

– Я тебе всё расскажу и нарисую.

Она сидится рядом с камнем, воображаемым братом, достаёт альбом и карандаш.

– Ты не поверишь, но я стала оборотнем.

Орихиме смеётся и быстрыми линиями рисует волка.

– И у меня даже появился вожак.

Поверхностные штрихи выявляют хмурого Куросаки.

– Он хороший. Ещё я была в баре для монстров.

На листе выводиться изящным шрифтом: «В стране чудес».

– Мацумото такая же жизнерадостная, и я всё так же люблю её. Не знаю, что со мной было бы, если бы не она. Как бы справилась, если бы не встретила её.

Рисовать Рангику можно даже с закрытыми глазами.

– Но я ей вру, не говорю правды. Я не могу, не хочу втягивать её. Хотя, наверно, я просто эгоистично хочу сохранить как можно больше всего связанного с жизнью человека.

Иноуэ поджимает губы, крутя карандаш в руках.

– А ещё, раз я оборотень, то должна есть человеческую плоть. И я совсем не уверена, что смогу принять это. Ичиго говорит, что иначе я умру. Но мне кажется, я просто не смогу. Вот ведь весело, правда?

Девушка ломает губы в горькой улыбке и выводит простые линии, ничего не значащие кривые, и они становятся всё темнее, пока грифель не лопается.

– И знаешь, похоже, я даже тебе соврала. Просто мне страшно, очень-очень страшно. Иногда, очень-очень редко, я допускаю мысль, что смогу. Смогу.

Голос перестаёт слушаться, и она дрожит, как дрожала в ночь, когда нечем было заплатить и выключили отопление, тогда Орихиме тоже билась в дикой дрожи, закутавшись во всё и вся. Но тогда холод шёл снаружи, а сейчас – изнутри.

– Понимаешь, братик. Я… я… Я всё меньше человек.

Она содрогается в судорожном ознобе, глотая холодный воздух, буквально поедая его, а потом просто выдыхает и растягивает губы в улыбке, говорит о работе, о коллегах и строгом издателе, о том, что едва поспевает выполнить необходимое, и что в общем всё неплохо. Просит не волноваться.

Проходят дни, такие похожие друг на друга. Она рисует, пьёт кофе, спит урывками и снова рисует, чередуя работу с посиделками с Рангику.

Пока тягучая слабость не селится в ней, поедая внутренности и волю, обрекая быть бессильной куклой. Становится хуже – её душит страх, когда родные стены начинают приближаться и давить, и Орихиме уже боится находиться дома, поэтому бродит по городу, улыбается и приветствует прохожих, читает в парках – там, где ветер путается в листве, а птицы поют звонко и переливчато.