Текст книги "Хороший день (СИ)"

Автор книги: TsissiBlack

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Хотелось трахаться. Боже, он чувствовал себя на свои двадцать пять и никак не мог нарадоваться тому, что не спился, не сторчался и не свернул себе многострадальную шею в какой-нибудь дыре, а дожил до пятидесяти, став бодрым, полным сил стариканом, объезжающим двух молодых жеребчиков.

При мысли о том, что они могли творить в койке втроем, член, как распоследний предатель, натянул штаны, что – конечно же – не укрылось от Смазливого.

– Тебя так вдохновляет мой кулинарный талант? – ухмыльнулся тот, опять подкидывая блин в воздух, а после принимаясь поглаживать его по голому боку. Вернее, Брок только в этот момент по-настоящему осознал, что он почти голый. Со сдержанным Стивом это его не беспокоило, а вот с Баки, из которого чувственность так и перла, он сразу почувствовал себя голым. И не то чтобы это помогло ему сосредоточиться на том, что он собирался сделать.

– Расскажи мне о нас.

– О нас двоих? – Баки задрал брови едва не до середины лба, собрав кожу складками, отчего стал похож на щенка шарпея.

– Троих.

Баки выставил тарелку с блинами на стол и достал из холодильника сметану.

– Даже не знаю, с чего начать, – признался он, облизав пальцы. – Пожалуй, самым главным у нас является то, что мы друг друга любим. Не просто делим кого-то одного на двоих и терпим третьего. А я люблю тебя и Стива. Обоих разом. Мне с вами хорошо. Понимаешь?

– А Стив? Он кажется таким… правильным.

– О, правильность и Стив – слова-синонимы. Если найдется на свете менее гибкий человек, абсолютно не умеющий пасовать и прогибаться, я отсосу у своей винтовки. Вот честно.

– И как же он… Как мы его убедили?

Баки выложил сметану в неглубокую миску-салатник и исподлобья на него посмотрел. С прищуром.

– С чего ты взял, что это не он нас завалил?

– Не знаю, – пожал плечами Брок. – Сложно сказать. Я… – он задумался, подбирая слова, – не знаю, как сейчас, но в двадцать пять я сразу мог оценить человека и почти никогда не ошибался. Стив отошел бы в сторону.

Баки усмехнулся и, сложив блин в несколько раз, макнул его в сметану.

– Чертовски верно, детка. Глаз-алмаз. Да только кто в своем уме откажется от одного охуенного мужика, если можно заграбастать обоих? А вообще у нас настолько сложная и неправдоподобная история отношений, что я совершенно не хочу убивать на нее полдня. Просто поверь, что у нас все хорошо.

– Только у вас один на двоих любовник, периодически впадающий то в детство, то в маразм, который лет через пять ни на что путное уже не сгодится, даже если вылечит текущую крышу.

– Ты опять, – вздохнул Баки и в два укуса прикончил блин. – Ешь. Тебе до разваливания еще лет пятьдесят, не переживай. Давай, в темпе, а то на матч опоздаем. Начало через час.

Брок, ничуть не удовлетворенный ответами, тем не менее, уловил, что большего ему пока не добиться.

Да и зачем, если он один фиг обо всем завтра забудет?

До поля, на котором должен был проходить матч, они не дошли. Вернее, они собрались, Броку даже удалось отстоять одиночество в ванной и уборной, подивиться низкой талии на мужских джинсах и тесным, как вторая кожа, футболкам, но у двери их застал телефонный звонок Стива.

– Никуда не уходите, – приказал он. – Я буду через пару часов.

– Стиви, – начал Баки, явно собираясь заверить его, что с драгоценным Броком ничего не случится под его приглядом, но тот перебил:

– Я не сучусь, это важно. Дождитесь меня.

Он отключился, и Смазливый Баки, вздохнув, спрятал телефон в карман, снял маскировку с руки и взглянул на Брока.

– Чем займемся?

То, что они окажутся в койке, было ясно с самого начала. Как только Брока перестала мучить вина за мнимую измену Стиву (ну, не вина, а страх проебать такого красавчика, положим), его стали мучить совсем другие чувства. Желание зудело под кожей, как будто он только выгрузился из транспорта, выбравшись из пустынного ада, и страстно, до темноты перед глазами хочет всего: горячей еды, в нормальный душ и трахаться. До одури, пока не перестанет стоять, а из головы и сердца не вытрахается вся та муть, что месяцами оседала там, как копоть.

Он сгреб Баки за блестящие патлы и впился в его сладкий капризный рот – какой идиот придумал делать киллерами таких красавчиков? Тот ответил сразу же, заводясь с полуоборота, вжал его в так и не открытую дверь, притираясь пахом, и застонал.

Сам Брок предпочитал хранить в койке мужественное молчание – на кой хуй давать мальчикам-однодневкам лишний повод для самодовольства? – но сейчас он был дома, хоть и не помнил об этом самом доме ни черта. С человеком, который пережил его беспамятство, не убавив ни в страстности, ни в хорошем к нему отношении.

То, что вчера они уже трахались, и наверняка Баки сейчас вспоминает, как раскладывал его, нетерпеливо-юного внутри и еще вполне ебабельного снаружи, только подстегивало. Брок тоже хотел помнить, хотел, как ничего и никогда. Каждый миг с ним, с ними. Хотелось не спать, не смыкать глаз, чтобы не потерять ни единого мгновения, не заставлять Стива грустно улыбаться каждое утро в ожидании очередной порции все тех же вопросов, настороженности, неверия, претензий и подозрений. Говеный характер не зависит от возраста, и их, его терпеливых любовников, он не доставал настолько, чтобы тихо сдать “дедулю” в хорошую частную клинику с зелеными лужайками и вежливым персоналом. Они долбались с ним изо дня в день, поджидая “хорошие дни”, когда он становился достаточно взрослым, чтобы можно было сделать вид, что все почти как раньше.

Они заслужили. И многочасовую еблю и все остальное.

И даже право называть его хоть жопой с ушами, не то что деткой. Может, он-старый тащится от этого “милого гейского прозвища”? Может, оно его возбуждает?

– Детка, – простонал Баки, прикусывая его шею, – пожалуйста, детка, скажи, что мы сейчас пойдем в спальню, разденемся, и ты позволишь мне тебя потрогать. Мою обожаемую жопу? Можно мне?

– Вчера я, судя по состоянию этой самой жопы, против не был.

– В восемнадцать ты все еще был пугливым зайкой, пытающимся казаться волком. А сейчас я в тебе чую мужика, который знает, чего хочет. У меня от тебя яйца поджимаются уже сейчас. Детка, пожалуйста…

– Чего детка-то? – Броку действительно было интересно.

– Началось как шутка, ты меня принцессой называл, я типа отомстил тебе. Так и прижилось.

– Ты же понимаешь, что зря дал мне карты в руки, принцесса?

– Да я тащусь от этого прозвища. Ты меня можешь звать как угодно.

Брок потянул его на себя, облапив твердую задницу, с наслаждением застонал, в голос, не отказывая себе в удовольствии, и Баки сорвало. Закинув Брока на плечо, как будто тот ничего не весил (киборг в действии, у кого еще яйца поджимались) он моментально взлетел на второй этаж, толкнул дверь спальни (совсем не той, в которой Брок проснулся) и уронил его на кровать.

– Черт, – запоздало сказал он, расстегивая на Броке джинсы, – детскую тебе показывать, пожалуй, не стоило.

– Что?

Брок осмотрелся по сторонам и будто попал в детство, о котором мечтал, но которого у него никогда не было. Машинки на радиоуправлении. Постеры с Кэпом. Постельное белье со Звездными Войнами и настоящий щит Капитана Америки, наверняка один к одному. Это не считая огромного телевизора и того, что он определил как игровую приставку, благо на ней было знакомо написано “Sony”. У Брока была такая и уже в довольно зрелом возрасте, когда он смог ее сам себе купить.

– Что это?

Баки со вздохом отлепился от его живота, который с восторгом вылизывал, и огляделся по сторонам.

– Твоя комната. Одна из. Мы ее называем “от восьми до пятнадцати”.

– Есть другие?

– Конечно. Моя любимая тридцать-пятьдесят. Там везде оружие, – он ухмыльнулся, но как-то невесело. – Эту тоже люблю, хоть ты в любом возрасте и делаешь меня в КС.

– КС?

– Контр Страйк. Игра такая.

– О, – Брок оглядел комнату, разрываясь между возбуждением и любопытством, но любопытство все же победило. – Кэп, – усмехнулся он, рассматривая постеры. – Тащился в детстве от комиксов с ним. Жаль, таких в природе не существует.

Лицо у Баки стало насмешливым, почти глумливым.

– Ты не представляешь себе, чего нам стоило найти пижаму, точно повторяющую его костюм, да еще твоего размера. Но в восемь ты закатил такую истерику, обнаружив себя старым, что мы отвлекали, как могли, благо, был тот редкий случай, когда мы со Стивом оба оказались дома.

– А щит?

– Сейчас полно магазинов с этим добром. Тут и фигурки есть, коллекционные. Как куклы, только очень похожие именно на него. Даже одежки там всякие меняются.

– Поспорю, что в пятнадцать мне нравилось его именно раздевать.

Баки стал задумчивым, будто решал, сказать или нет.

– Что? – тут же спросил Брок, поднимаясь. – Хочу посмотреть на этих куколок, наверняка по хроникам делали, а то в комиксах черти что было нарисовано.

У десятидюймовой куклы, одетой в пестрый костюм, было знакомое лицо.

– На Стива похож, – ухмыльнулся Брок. – Вот уж не знал, что меня так переклинило на легенде, что я нашел на старости лет похожего мужика.

– Э… как бы тебе сказать, так, чтобы помягче, – произнес Баки, растянувшись на кровати и заложив руки за голову.

У Брока появились нехорошие предчувствия.

– Как есть говори.

– Вообще-то это не Стив похож. Это куклы на него похожи. Он даже позировал, с него снимали 3D-модель.

– Ну все проще, чем с хроники, – хмыкнул Брок.

– Да уж. Там у Стива совсем другая прическа.

Брок замер. Информация не укладывалась у него в голове, потому что сказанное звучало дико и по-идиотски. Кукла в руках была похожа на Стива. Очень. Даже телом – широкие плечи, узкая талия, почти карикатурно выпуклая жопа. И прическа как у него. И цвет волос.

– Развей мои сомнения, ты пытаешься меня убедить, что…

– Что маленький мальчик Брок Рамлоу вырос и завалил настоящего Капитана Америку, – ухмыльнулся Баки. Баки. Баки, ебущийся с Капитаном Америкой.

– Ебануться, – только и сказал Брок, потому что ну какого хрена, его старое сердце на такое не подписывалось. Он сегодня отсосал охуенному мужику, по совместительству оказавшемуся кумиром его детства. Блядь. Вот просто блядь. – А ты, значит, Баки Барнс.

– Ага.

Брок сел рядом с ним на постель, попав жопой прямо на лицо Люку Скайвокеру, и расстегнул на кукольном Кэпе куртку. Под ней оказалась пластмасса, даже приблизительно не отражающая красоту оригинала.

– Детка, у тебя же не упало ото всей этой истории? – с надеждой спросил Баки чертов Барнс, у которого по-прежнему накрепко стояло. Он видел член Баки Барнса. Он сосал член Кэпа, который по рассказам историков, был чуть ли не ангелом бесполым, а оказался вполне себе горячим мужиком.

Столетним. Господи, он еще считал себя старым!

– Дай мне минуту, – попросил Брок, и Баки вздохнул, уставившись в потолок.

– Я все-таки идиот. Стоило выбрать другую спальню, и сейчас я бы лизал свою обожаемую жопу безо всяких регалий и званий. Просто один охуенный мужик лизал бы жопу другому. А не Баки ебаный Барнс.

– Принцесса, – хмыкнул Брок и снова посмотрел на его руку. – А знаешь, план неплохой. Только одежды многовато и… давай все-таки переберемся нахуй из этого храма куда-нибудь в место попроще.

Ебануться, Капитан Америка! Если бы у Брока не было закаленной горячими точками психики, у него бы, наверное, случилась истерика. А так нет. Возбуждение уверенно взяло верх над восхищением легендарностью обоих его любовников.

Баки поднялся красивым плавным движением, и Брок невольно залюбовался.

– Ты вообще человек?

Баки задумался на мгновение, а потом расплылся в улыбке.

– Отчасти. Но та часть, что осталась от хомо сапиенс, тебе понравится, обещаю.

Они ввалились в ту спальню, в которой проснулся Брок, уже без футболок и в падающих с задниц штанах. Баки действительно был чувственно-страстным, несдержанным и горячим, как лава. Брок понимал себя-восемнадцатилетнего. Хотелось скинуть мешавшую одежду и притереться кожей к коже.

Когда зазвенел разрываемый периметр, Брок давно и надежно лежал на животе, впиваясь обеими руками в простыню и орал. На пару с Баки, потому что вместе оно приятнее. Хотя куда уж больше – Брок в некоторые моменты думал, что так и сдохнет с чужим языком в жопе от передоза острых ощущений. Не мальчик все-таки.

– Это Стив, – “успокоил” его Баки, на мгновение прекращая его пытать, и снова сделал ЭТО.

– Блядь, Баки… Сука, ну подрочить-то дай.

– Нет, детка, ты справишься. Моя красавица, – сказал он, обращаясь напрямую к жопе Брока. – Чувствительная крошка. Как же я скучал по тебе.

– Аж пару часов. Она даже обратно сыграть не успела.

– Всю жизнь, – торжественно возразил Баки и лизнул его от яиц до самой дырки, пощекотал ее языком, сунул его внутрь и добавил палец. Брок взвыл. Если с ним проделывают такое регулярно, то неудивительно, чего он так хорошо сохранился – трах продлевает жизнь. Он уже должен стать бессмертным. – Де-е-етка, мой красивый, мой сладкий.

У Брока не было сил посылать его нахуй. В конце концов, нахуй страстно хотел пойти он сам. Просто до опизденения. В пятнадцать такого не было даже с желанным до поджимающихся яиц Патриком, который был старше на пять лет и казался дохуя взрослым и опытным.

Что ж, Патрик сосал у Барнса. Вот просто вообще не всплывал рядом с этим смазливым извергом, знавшим толк в пытках.

– Вставь, Барнс, мать твою за ногу.

– Маму мою не трогай, я и так ее почти не помню, – отозвался тот и вдруг прижался к пульсирующей от желания дырке твердой головкой. Брок даже замер, даже дышал через раз, опасаясь, что Барнс подразнит и передумает. Но тот распялил его ладонями, вжимая в матрас, и до одури медленно толкнулся. Неглубоко, одной головкой. Дразнил, сука, не давая двинуться, и при этом нес такой бред, что Броку хотелось кончить и упасть в обморок от передоза. И не обязательно в таком порядке.

– Да, черт, да, мой охуенный, – стонал Баки. – Хочу тебя, я постоянно, в мертвом после особого пиздеца состоянии тебя хочу, господи. Ты иногда совсем ребенок, я смотрю на тебя и не могу забыть, какой ты горячий внутри. Мой детка, сокровище мое.

Он втиснулся до конца и замер, тяжело дыша, а потом лег сверху, придавив всем весом, мазнул волосами по плечам и прикусил загривок. А потом выдрал так, что Брок выл, вжатый мордой в матрас, впервые в жизни (в том куске, что он помнил) позволяя зажать себя так, что не шелохнуться, не вздохнуть особо и уж тем более не подрочить. Он, конечно, кончил. У него не было ни единого шанса этого избежать: Баки не давал пощады, в таком совершенстве знал его тело, что Брока просто размазало под ним.

– Бак, – раздалось от двери, и Брок, не видя ничего перед собой, ничего не чувствуя, кроме сводящей с ума истомы, узнал голос Стива. – Ты опять?

Барнс аккуратно освободился и лег рядом, прижав неспособного самостоятельно пошевелиться Брока к себе. Неудобно вышло. Даже знание о том, что Стив тоже его, не помогало. С утра он хотел только Стива. Только тот вышел за порог, Брок оказался жопой кверху под другим мужиком.

– Какие новости? – мурлыкнул Барнс, поглаживая Брока по заднице, из которой текло. Стив наверняка видел вытекающую из него чужую сперму, и от этого Брок снова нелогично возбуждался, как какой-то извращенец.

Пятидесятилетний извращенец, имевший, похоже, весьма отдаленное понятие о рефрактерном периоде у пожилых людей. О простатите. Об импотенции.

Стив, к удивлению Брока, принялся раздеваться. Не то чтобы он не верил, что может ебаться сразу с двумя охуенными мужиками, но Стив, особенно с учетом того, что Брок теперь точно знал, кем он является (символ нации, человек выдающихся моральных качеств, стойкости и силы духа, господи, и он трогал его член), совершенно не походил на того, кто вот так запросто, после того, как спросил “Бак, ты опять?” примется раздеваться.

У Брока внутри все налилось жаром. Он снова хотел. Может, он тоже суперсолдат? Из какого-нибудь подразделения заебывающих насмерть? Улучшенной породы?

– Детка, – нежно произнес Стив, и Брок, с трудом подняв голову с мощной груди Барнса, потянулся за поцелуем. Все новости, хорошие или плохие, могли подождать до того момента, пока в Брока снова попадет член. Большой, красивый. Господи, как он любил члены. Хорошо, что в пятьдесят эта его страсть, похоже, только прогрессировала.

– Давай же, – прохрипел Брок, и Стив, не став задавать лишние идиотские вопросы и сбивать настрой, просто подхватил его под колено и насадил на себя. – Ч-ш-орт.

– Прости, – задыхаясь, выговорил Стив. – Бо…

– Нет. Давай, хватит с меня вылизываний.

Стив двигался в нем медленно, размеренно, заставляя жарко выдыхать и гнуться, принимая его. Брок и не знал, что стал таким. Податливым, принимающим, жадным. Стив целовал его в плечо, в шею и крепко держал под коленом, заставляя оставаться в уязвимой, раскрытой позе. Баки прижался спереди, нашел губы и просто растворил в себе, в них обоих. Медленно, чувственно поглаживая член, доводя до невменяемости только осознанием происходящего.

Он кончал Баки в рот, до боли выламываясь, выгибаясь на члене Стива, и, казалось, был готов захлебнуться этим всем, особенно когда Стив, прошептав что-то невообразимое, застонал. Чувственно, низко, будто говоря этим стоном обо всем и сразу. Да так, что все трое понимали.

Когда ослабевшему в край Броку еще и Баки сдрочил на живот, жадно глядя в глаза и позволяя Стиву совать пальцы в его задницу, Брок чуть не пошел на третий заход. Его бы это убило, конечно, но он бы умер счастливым.

– Какие новости? – светским тоном поинтересовался Баки, поднимая с пола большое полотенце и принимаясь обтирать им Брока.

– Тони нашел решение, – просто сказал Стив, и Брок почувствовал, как замерло все внутри. У всех троих. Решение. Лечение. Возможность все помнить. Почти невозможное чудо, на которое никто уже, похоже, не надеялся.

– Но? – спросил Баки. – Ну, Стив, не томи.

Стив погладил Брока по лицу, будто раздумывая, говорить при нем или нет, и решился:

– Наноботы. Очень опасно. Гарантий мало.

– При плохом раскладе? – глухо спросил Баки.

– Смерть. Я думаю, нам стоит отказаться.

– Да, – Баки выдохнул и вытянулся рядом, а Брок сказал:

– Какого хуя, – потому что ему что, десять лет? – А меня спросить?

– Брок, ты не знаешь всего, и… – начал Стив, но Брок, несмотря на вытраханность, почти разозлился.

– Ну так расскажи мне! Давайте, не ебите до обморока, а введите меня в курс дела, раз уж сегодня у нас переломный день.

– Не сердись, – Баки обнял его и попытался уложить обратно.

– Нет уж. В пижаму рядить и кукол мне подсовывать будете, когда я опять…

– Хорошо, – сказал Стив. – Идемте на кухню.

Баки и Стив, похоже, привыкли заботиться о нем, как о малыше, хотя Брок не мог припомнить, чтобы ему так заносили хвост, даже когда ему было восемь. У него были обязанности по дому. Он посуду мыл, потому что посудомойки тогда были роскошью. Вполне мог разогреть что-то в микроволновке и сделать чай с бутербродом. А тут будто он хрустальный – два огромных мужика нарезают круги по кухне, слаженно стаскивая на стол огромное количество жратвы. Хотя, если учесть, как эти два мужика выглядят каждый в свою сотню, то они не совсем люди, и жрать должны соответственно.

– Так, – начал Баки, едва все расселись. – Что за наноботы?

– Микроманипуляторы, сравнимые по размеру с молекулой, – ответил Стив. – Тони предлагает ввести их в организм Брока вместе с вирусом, усиливающим регенерацию. По его концепции, совместно эта, как он выразился, “команда” должна будет “починить” организм изнутри и потом вывестись естественным путем.

– Мы уже раз ввели ему сыворотку, – мрачно заметил Баки. – И вот к чему…

– У нас не было выбора, счет шел на минуты, Брок жив, и это главное.

– А эти боты и вирус не станут конфликтовать с сывороткой, которая тоже отвечает за регенерацию, хоть и так криво, что Брок то помнит, то не помнит?

– Как объяснил Тони, у Брока все еще поврежден мозг. Он сейчас как поврежденная карта флэш-памяти. Не обладает номинальной емкостью, а потому память “затирается” большими массивами, накладывается друг на друга, перезаписывается, как при дефрагментации. Информация не теряется, просто уходит в более глубокие слои, откуда мозгу сложно ею оперировать. То есть…

– То есть если Тони починит мозг и расширит его емкость, то…

– То мозг перезапишет память, как ему удобно и… и Брок все вспомнит. Даже эти полгода.

– А если нет….

– А если нет, мы можем разрушить личность. Мы можем его убить.

Они оба уставились на Брока, будто он мог вот-вот исчезнуть.

– Ничего, что я прямо здесь сижу? – спросил Брок. – Эксперименты на крысах были?

– Даже уже на людях, – поколебавшись, сказал Стив. – Тони отыскал совсем безнадежного больного, черепно-мозговая, сильные повреждения, молодой парень. Мотоциклист. Его собирались отключать от системы жизнеобеспечения, и так как он завещал свои органы в качестве донорских, Тони удалось оформить это официально.

– И? – поторопил Брок, которого законность манипуляций беспокоила в последнюю очередь. – он жив?

– Да.

– Но? Стив, не томи, не театр – паузы выдерживать.

– Он не помнит вообще ничего, – осторожно ответил Стив. – Не младенец, конечно, но как будто… Маугли, только без навыков выживания в лесу. Чистый лист.

– Значит, его можно научить, – упрямо возразил Брок, отгоняя от себя мысль о том, как он будет выглядеть, пытаясь в пятьдесят научиться жить с нуля. – Можно же?

– Брок, – Стив взял его за руку и, помолчав, продолжил: – Тони сказал, так произошло потому, что у того парня мозг был сильно поврежден. Информации просто некуда было переписаться, и его э… отформатировало… Стерло полностью. У тебя дела обстоят лучше, но никто не может дать гарантии, что эти… наноботы не сотрут, что есть.

– Стив, так лучше, что ли? Вот признайся честно?

– Да, – Стив и Баки сказали это одновременно. – Лучше, – продолжил Стив. – Ты – это ты. В любом возрасте.

– А что есть “я”, Стив, уж прости за философию? Каждый день открывать глаза и нихуя не помнить, что было с твоей задницей – это быть “я”? А если бы я сегодня проснулся четырнадцатилетним и с растраханной жопой, что бы я подумал о незнакомом мужике в незнакомом доме? О тебе? Не узнавать любовников – это “я”? Не помнить минимум половину жизни? Чувствовать себя обузой? Постоянно подмечать твою заебанность? Если это такое “я”, то не надо мне такого счастья. Это мой мозг. Мне двадцать пять и пятьдесят одновременно. Я говорю – хочу попробовать.

– Детка, – позвал Баки. – может, имеет смысл еще немного подождать, пока Тони усовершенствует?

– И что, когда-нибудь он скажет “Да, сто процентов, заносите”. А мне будет уже… сколько? У меня совсем нет времени. Я у смерти поссать отпросился и встретил вас. Я не хочу ничего забывать. Не хочу довести вас до состояния, когда вы будете смотреть на меня с тоской, как на чемодан без ручки – нести тяжело и бросить жалко. Я не хочу жалости. Не от вас. Если мое мнение хоть как-то учитывается…

– Хорошо, – сказал вдруг Стив, который у них, похоже, был главным. Еще бы – аж целый Капитан Америка. – Одно условие.

– Что, у меня нет завещания? Уверен, что есть. Оно у меня с двадцати лет есть.

– При чем тут, – нахмурился Стив, а потом вздохнул. – Господи, Брок. Нет. Я хочу, чтобы ты позволил Тони записать твои воспоминания. Все, сколько есть, на диск. Я понимаю, что есть вещи, которыми бы ты не хотел делиться или помнить…

– Я хочу помнить как можно больше. И плохое тоже. Что до тайн и государственных секретов, то чего вы обо мне не знаете после истерики, которую пришлось унимать пижамами и куколками Кэпа?

– Ты показал ему детскую, – с осуждением произнес Стив. – Баки.

– Вышло случайно. Ты же знаешь, как я реагирую на Брока, который согласен оказаться со мной в одной кровати не просто чтобы послушать сказку.

Брок закатил глаза.

– Надеюсь, вы понимаете, почему я хочу это прекратить. Потому что я, сука, не хочу сказку. Я хочу еблю. Каждый день. Такую, чтобы на жопу садишься – и вспоминаешь, а не начинаешь подозревать, что с тобой что-то не так и дядя какой-то подозрительный рядом. Маньяк, наверное.

Баки имел наглость фыркнуть, но тут же стал серьезным.

– Брок, подумай еще раз.

– Не о чем, парни. Вы классные. Все будет как надо.

Он говорил с уверенностью, которой не ощущал, но не мог же он сказать: “Проканает – всем счастье, а нет – так вам свобода”. Тогда бы они еще заперли его, чего доброго.

– Хорошо, – после долгой паузы сказал Стив. – Хорошо. Пусть будет так, как ты решил. В конце концов, это твоя жизнь, а мы… должны уважать твой выбор.

– Звучит так, будто вы уже планируете мои похороны, – усмехнулся Брок. – Не дождетесь.

– Надо сделать запись, – предложил Баки. – Себе ты быстрее поверишь, чем нам. И завтра, и послезавтра, и еще один бог весть сколько дней ты будешь просыпаться в незнакомом месте, где незнакомые люди будут производить непонятные манипуляции. Постарайся быть убедительным.

Брок никак не мог записать речь, потому что постоянно тянуло то поржать, то еще чего. Пока Стив не догадался увести Баки, ничего не выходило. В конце концов послание самому себе было готово и начался ад.

Стив звонил куда-то, с кем-то что-то долго обсуждал. Приезжали юристы. Консультирующие доктора. Еще какие-то непонятные личности вроде огромного черного одноглазого мужика, который в разговоры особо не вмешивался, но смотрел так, что Броку хотелось сплюнуть.

– Время, – наконец, в половине двенадцатого объявил Стив и все, кто еще оставался, как по команде собрали манатки и вымелись за дверь.

– Пойдем, хватит на сегодня, – Баки потянул только освоившего планшет Брока из кресла. – Пора спать.

– Эй, мне что, десять? – возмутился Брок, потому что нашел в сети отличную игрушку – гоняешься за дамочками и трахаешь их так, чтобы понравилось не только тебе. И следишь, чтобы не трахнули тебя. Тут были начальник, полицейский и даже библиотекарь. Все как в жизни. – Я не устал.

– Брок, – Стив оказался рядом, присел на корточки и положил руку на колено, отчего Брок, почти ненавидя себя за вбитые в подкорку рефлексы, сразу успокоился. – Каждый день тебе нужно ложиться не позже двенадцати, чтобы память успела перестроиться за ночь.

– Я не хочу забывать, – Брок потянулся к нему, прижал его голову к своей груди и зарылся в волосы чуть подрагивающими пальцами, думая о том, что завтра снова отметит его охуенность и нихуя больше. – Знаю, что говорю это каждый день. Знаю, как вас заебали мои капризы. Еще пять минут, ладно?

– Детка, – Баки оказался рядом, обнимая их обоих, и вздохнул. – Это и вправду был очень хороший день, но тебе пора под сканнер и в кроватку. Если перестройка начнется, пока ты в сознании, день завтра будет ужасным. Мы проверяли. Давай, пять минут на сопли, три на диагностику, десять на душ и немного останется на то, чтобы кончить мне в рот, идет?

Этот сученыш умело его переключал. Даже обидно становилось, что он сам не имеет возможности вот так давить на нужные точки своих любовников. Что просто не успевает вспомнить, где они, эти чертовы точки. Не успевает найти их все за чертовы шестнадцать часов, что отведены ему на жизнь. Каждый день новую.

– Что за сканер?

– Изобретение Тони, – отозвался Стив. – Позволяет спрогнозировать с определенной долей вероятности, сколько тебе будет завтра. Плюс-минус три года. Реже четыре.

– Ох, парни, надеюсь, это не будет что-то вроде “Одиннадцать плюс-минус три”, потому что я даже не знаю, что за запись можно поставить, ориентируясь на меня восьмилетнего и одновременно – четырнадцатилетнего.

– Зато мы знаем, в какой комнате тебя уложить, – улыбнулся Стив.

Броку стало интересно. Вставая в почти незаметный круг в углу гостиной и позволяя голубоватым кольцам света скользить вдоль его тела, что-то измеряя, вверх и вниз, он подумал, что ждет прогноза, как результатов какого-то шаманского гадания на птичьих костях. Одновременно желая, чтобы прогноз был сносным, и не особо веря в то, что он сбудется.

– Двадцать семь – тридцать три, – вынес вердикт приятный женский голос. – Рекомендую…

– Цыц, Пятница, – оборвал голос Баки. – Потом свои рекомендации.

Он подошел ближе и поцеловал Брока. Так, что тот захотел начать процесс “кончить мне в рот” прямо тут. Потом в душе повторить. И в постели. Но на часах было уже без пятнадцати двенадцать, и он, как ебаная золушка, нихуя в этой жизни не успевал: ни потрахаться на балу, ни уйти с достоинством.

– Пусть завтра будет хороший день, – было последним, что он услышал от Баки, прежде чем тот, заботливо поправив одеяло, поцеловал его, оттраханного, отмытого и сонного в лоб, как покойника.

Да что там. Утверждение “сон – это маленькая смерть” в его случае воспринималось буквально. Закрывая глаза, он чувствовал, как в нем умирает сегодняшний день. И вместе с ним – крошечная часть его самого.

***

Голова болела, но вполне терпимо. Брок потерся лицом о подушку и потянулся всем телом, не открывая глаз. Прислушался к окружающей действительности, чутко улавливая звуки тихого разговора, пение птиц, едва различимое звяканье посуды, и улыбнулся. От подушки знакомо пахло, а все тело чуть ныло, провоцируя потянуться снова, так, будто у него вчера была тяжеленная тренировка, оставившая его без сил, и теперь все мышцы приятно ноют, требуя движения.

Дверь в комнату открылась, но Брок не стал открывать глаза.

– Мне снился дурацкий сон, – подавив зевок, произнес он. – Будто меня заломала Гидра, увезла в какую-то жопу и там обнулила. И я как дурак забыл все на свете, превратившись в овощ, который вы с принцессой исправно поливали, удобряли и всячески…

***Ему восемь. Он просыпается в самой потрясающей детской, какую только можно вообразить – яркой, напичканной потрясающими игрушками. Вроде у него не день рождения? Боже, как хочется все потрогать и попробовать, он так увлечен новыми игрушками, что не сразу замечает, каким огромным стал. Пол вдруг оказывается очень далеко, он падает, ударяясь коленкой и видит свои огромные руки. Ему страшно, хочется заплакать и позвать мать, но плакать не выходит. Горло сжимается от сухой истерики, сердце колотится. Паника. Такая сильная, что хочется залезть под кровать, в настоящий ад перерасти не успевает: дверь открывается и на пороге его комнаты появляется какой-то дядька.

– Привет, парень, – улыбаясь, говорит он. – Помнишь фильм про обмен телами? Тут такое дело…

Он говорит легко, даже весело, а Брок изо всех сил надеется, что не попал в тело собственного папаши. Не удержавшись, он наверняка порезал бы себе лицо и обрился налысо.

Дядька ловко плетет какие-то небылицы о своем друге, вдруг ставшем ребенком, расспрашивает, кто он и где живет, обещает во всем разобраться, и Брок успокаивается. Они до самого вечера объедаются сладким, устраивают сражение суперновыми солдатиками и радиоуправляемыми танками, строят крепость из конструктора и смотрят мультики. Брок вырубается прямо в гнезде из диванных подушек на полу в гостиной и страстно хочет, чтобы Баки еще и завтра не нашел способ вернуть обратно своего дурацкого друга. Домой к отцу ему совсем не хочется.