Текст книги "Ловушка (СИ)"
Автор книги: TsissiBlack
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Как минимум, надо что-то сделать с внешним видом, чтобы ни у кого не возникало даже мысли неправильной. И нет, я не говорю, что надо ссутулиться и прикинуться серой молью. Из тебя незаметная тихая скромница – как из меня Аполлон.
Брок неприлично заржал над собственной шуткой, но глаза остались холодными и спокойными.
– Вон, что Наташа, что Хилл – огонь-бабы, но подкатить никто не рискнет. Или мисс Поттс, тоже непростая штучка и вроде как руки-то тянутся, а понимаешь, что безопаснее их туда не совать.
– Может, перестанешь ходить кругами?
– Да без проблем.
Рамлоу на мгновение спрятал лицо в ладонях, словно бы пытаясь сосредоточиться и собраться с мыслями. А когда поднял взгляд, в нем было все то же доброжелательное холодное спокойствие.
– Я так понимаю, по магазинам тебя твои друзья уже сводили и стилистов наверняка насоветовали. Только ведь это не работает, да? Херово себя чувствуешь? Не в своей тарелке?
Огрызаться Стиву не хотелось абсолютно. Обстановка тихого ресторанчика, вкусные запахи и странное прохладное участие человека, которого он толком не знал, сделали для него за пару десятков минут больше, чем Сэм с Наташей за полдня.
– Что, так заметно? – вполне мирно спросил он, откидываясь на мягкую, удобную спинку и расслабленно вытягивая гудящие ноги.
– Заметно, – ухмыльнулся Рамлоу. – Вот я и хочу тебе предложить закупиться, ну и бошку в порядок привести в местах для людей, которые «не в своей тарелке» живут постоянно. И не смотри так, Кэп, современный мир даже без хэликэрриеров очень забавная штука.
Стив отогнал воспоминания о том, как чуть не потерял Баки тогда, год назад, во время пресловутой войны с приспешниками ГИДРы, и оглядел зал с легкой улыбкой, к которой примешивалось некоторое недоумение от того, насколько комфортно и спокойно здесь себя чувствуют все эти люди.
– В мое время так не было.
Рамлоу неопределенно хмыкнул и спросил в лоб:
– Так ты согласен?
– Да, – не раздумывая, ответил Стив, понимая, что хуже уже не будет.
К его большому удивлению, вечерний марафон по магазинам в компании Рамлоу оказался даже в половину не так ужасен, как это было утром с людьми, которых он вполне оправданно считал своими друзьями. Да и сами магазины сильно отличались, как ассортиментом, так и степенью тактичности продавцов.
Только в третьем или в четвертом бутике Стив понял, что высокие, ярко накрашенные девушки, которые подходят только тогда, когда видят, что они уже определились с выбором, или помогают строго тогда, когда возник какой-то вопрос, и не девушки в большинстве своем вовсе.
И из их уст даже вопрос: «Будете подбирать что-то из косметики?» не казался неприемлемым, хотя все равно ставил в тупик.
В маленькой парикмахерской невысокая девушка азиатка заплела Стиву волосы в аккуратную косу и абсолютно бесплатно дала небольшой журнальчик, где было показано еще несколько простых вариантов причесок для длинных волос и даны рекомендации по уходу за ними.
Когда они с Рамлоу, нагруженные пакетами и коробками, подошли к дому Стива, тот понял, что чувствует себя… удовлетворенно. На душе стало в разы легче, а с плеч будто упали несколько сотен фунтов. Он понимал, что это только начало. Что все еще будет непросто, но он хотя бы начал адаптироваться, и до возвращения Баки теперь точно доживет. Без потерь среди сотрудников ЩИТа и гражданских.
– Спасибо, – сказал он Рамлоу, ощущая, что действительно благодарен.
– Не за что, – с усмешкой отозвался тот, впервые за день глядя куда-то в сторону, а не прямо в глаза.
– Позволишь вопрос? – Стиву действительно было интересно.
– Да, без проблем.
– Откуда ты все… это знаешь?
Рамлоу хмыкнул, скривил губы, а потом поднял взгляд и сказал абсолютно спокойно:
– Ну, ты же в курсе: я за обе команды играю.
Стив пристально посмотрел на него, гадая, сколько из того, что сделал сегодня для него Рамлоу, было сделано из простого человеческого сочувствия, сколько – из расчета расположить к себе командира, а сколько – в качестве извинений за грубость своих подчиненных. И почему под конец вечера тот перестал смотреть в глаза. Да и хэлликэриэры некстати помянул, будто нарочно по больным мозолям топтался.
Рамлоу оскалился, как зверь, на шее которого плотно сидел ошейник с электрошоком. Стив еще раз прокрутил в голове их сегодняшние разговоры и решил не делать поспешных выводов: за помощь он все-таки был благодарен. Он дал себе зарок дождаться Баки. Просто перетоптаться несколько дней, никого не убив и не покалечив. И, по возможности, не испортив ни с кем отношений. Он осознавал, что до душевного равновесия ему еще ох как далеко, а гнев, как известно – плохой советник. Стив решил дать Рамлоу возможность развить мысль, чтобы избежать двойного толкования. Да, если его сегодняшний компаньон по-прежнему вел двойную игру не только в борьбе за внимание противоположного (или своего) пола, но и в более широком смысле, он не признается. Но, может, хоть как-то выдаст себя.
– Поясни, – почти приказал Стив. – Без двусмысленностей.
Оскал Рамлоу стал каким-то болезненным, будто Стив дал ему по самым чувствительным у мужчины местам.
– А это, Кэп, разговор долгий, не на улице его начинать. Может, поднимемся к тебе?
Это было неожиданно. Если бы не события трехдневной давности, Стив бы не попал в такую ситуацию, а если бы не произошедшее сегодня, у него не возникло бы проблем с причинами для отказа.
– Давай проясним сразу, – начал он, – если это все для того, чтобы…
Рамлоу хрипло рассмеялся, и ответил, будто прокаркал:
– Брось, Кэп. Ты не в моем вкусе. Я люблю девочек миниатюрных, ласковых, послушных. С темными волосами до жопы, не шибко умных, хозяйственных. У тебя лапа сорокового размера, ты на полголовы выше, а когда так смотришь, у меня яйца поджимаются, и вовсе не от удовольствия. Я реально побоялся бы тебя клеить. Чуть не угоди – ты об колено сломаешь.
Стив усмехнулся и молча направился к подъезду. Рамлоу, видимо, расценил это как приглашение, пусть и не слишком вежливое, и пошел за ним, тем более что часть пакетов с покупками у него никто так и не забрал.
Открыв дверь, Стив включил свет в прихожей, сгрузил покупки на низкий столик и направился в гостиную. Рамлоу последовал за ним.
– Чай? Кофе? Пиво?
– У тебя водится пиво? – усмехнулся гость. – А. Барнс.
Стив молча открыл холодильник, достал оттуда моментально запотевшую бутылку Хайнекен, а со стойки над баром – стакан.
– Открывашки нет, Баки она не нужна, ты тоже, думаю, справишься, – он уселся напротив и выжидающе уставился на Рамлоу, краем глаза наблюдая за тем, как тот ключом поддевает крышку. – Вернемся к нашему разговору.
Брок сделал длинный глоток пива прямо из горлышка и снова оскалился. Но на этот раз всю доброжелательность из пристального взгляда глаза в глаза смело напрочь.
– Вот ты правда думаешь, Кэп, – поморщился он, делая второй глоток. Стиву было так странно видеть здесь кого-то кроме Баки, да и ответ ему не понравился, поэтому он нетерпеливо сложил руки под грудью. Рамлоу понял его правильно, – что даже имей я что тебе сказать, кроме обсуждения моих предпочтений в ебле, я бы тебе это вот так взял бы и сказал? Или мне бы это дали сказать? Прости, но не верю я, что ты такой наивный. Да и с чего бы тебе ждать откровенности от чувака, на которого ты дом уронил? Ну так, к слову? Вот только если в виде особой услуги… Так что если без двусмысленностей… я как Джей Би. Мне все равно, какого пола человек. Если у меня на него стоит, я его трахну. Ну, или попытаюсь.
– Джей Би?
– Думаешь, что Барнс всем позволяет звать себя «Баки»? Эта честь выпала только тебе и женской части нашего дружного коллектива. Простые смертные зовут его по фамилии и изредка – по первым буквам имен, потому что…
– Оба имени он терпеть не может.
Рамлоу лишь развел руками, будто говоря: «ну вот видишь, ты и сам все знаешь».
Стив чувствовал, что Рамлоу не просто так напросился в гости. Если тот думал, что Стива огорошит новость о предпочтениях Баки, то он неправильно выбрал время, чтобы ее сообщить: еще утром это бы сработало. Но после такого насыщенного дня на удивление уже не оставалось сил.
– Причем тут Баки? Мы говорили о тебе.
– А что я? Мужиком ты мне больше нравился. Во всех смыслах. Без обид.
Стив пожал плечами – чужие желания мало его волновали.
– Без обид. Пока это не создает проблем на работе, мне все равно.
– Я не трахаюсь, где работаю и не работаю там, где трахаюсь. И парням своим вбиваю этот принцип. Всегда вбивал. Действовало на всех, кроме Барнса. Было время, когда на него ничего не действовало. Если он видел сиськи, миссию можно было считать проваленной. Его вело, как кобеля при виде течной суки. Приставили к нему как-то молоденькую дамочку, только после колледжа, так он ее за жопу ухватил, в сиськи уткнулся, а та и пошевелиться боялась.
Стиву в голову бросилась кровь, и ярость вскипела в нем, как лава в слишком тесном для нее жерле вулкана.
– Просвети меня, – сдерживаясь лишь огромным усилием воли, он наклонился к Рамлоу и всмотрелся ему в глаза, – зачем ты мне все это рассказываешь? Чтобы я в лишний раз убедился в…
– В том, что я выполняю всю работу, оговоренную контрактом. Любую. Без оглядки на жопы и сиськи, и вбиваю это в подчиненных. И тебе советую меньше обращать внимания на ерунду, Кэп. И заводиться от одного упоминания Барнса. Хотя он поступает так же.
Стив снова откинулся в кресле, чувствуя, что у него от этого разговора голова идет кругом. Который раз за день.
– Ничего личного, – едко напомнил Стив его же фразу.
– Именно. И вот ты сейчас на меня смотришь, Кэп, и думаешь, то ли мне мой язык поганый в жопу затолкать, то ли сразу голову, и тебе даже мысли в голову не приходит о том, что тебя не я выбешиваю, а то, что ты правды видеть не желаешь. А правда в том, что я-то свои грехи знаю и по счетам за них исправно плачу, а вот как ты будешь за свою слепоту расплачиваться, это еще тот вопрос!
Брок поднялся из кресла не спеша, как ни в чем не бывало, и ухмыльнулся:
– Да, что-то я у тебя засиделся. А что до дружка твоего – Баки – можешь сколько твоей душе угодно винить меня в том, что я никак не пытался ему помочь, хоть и видел, что с ним делали. А ты вот задай себе вопрос, много ли я мог сделать? И чем бы кончилось, если бы попытался.
Рамлоу снова ощерится в усмешке, кривой и яростной, смотрел не отрываясь.
– Очень легко влезть на постамент и смотреть, как внизу все в говне полощутся, а ты там наверху стоишь такой чистенький и всегда правый. А нет бы – спуститься и поглядеть, как там люди живут… но ведь нет, нихера тебя, Кэп, жизнь не учит. Даже то, что с другом твоим случилось, и то не учит, что уж об остальных-то говорить. Эталон ты наш… патриотизма, нахуй блядь.
Стив вдруг успокоился совершенно. Будто спустился в надежный бункер и тяжелая многослойная дверь отрезала от него шум и ярость урагана.
– Сядь, – приказал он, даже не скрывая, что это приказ.
– Пошел ты, – выплюнул Рамлоу, оттолкнув от себя стол. – И ты, и дружок твой.
– Ничего личного, да? – Стив поднялся и, привстав на носки, пошарил по верху кухонных шкафчиков. Его поиски увенчались успехом: едва початая пачка Кэптан Блэк и тяжелая серебряная зажигалка легли на стол. – Прекращай истерику, командир.
Он выбил сигарету из пачки и с давно позабытым удовольствием затянулся. По выражению лица Рамлоу было ясно, что если бы он вдруг увидел собеседника голым, то удивился бы меньше. Стив кинул ему пачку и снова затянулся, выпуская дым через нос. Вспомнилось вдруг, что Баки всегда страшно сердился, когда он делал так. Еще тогда, после Аззано. Говорил, что это отбивает нюх.
Рамлоу, хмыкнув, сел и тоже закурил.
– Странный ты человек, командир, – произнес Стив, впервые за последние трое суток ощущая что-то отдаленно похожее на умиротворение. – Сам влез в ГИДРу, зная, чем они занимаются. Сам извалялся в дерьме. Не перебивай, я тебя выслушал. Сам навыдумывал бог весть чего обо мне, да и о Баки тоже, сам разозлился. Да ты в личном по самые яйца, Рамлоу.
– Капитан Америка сказал «яйца», – прохрипел тот, выпуская дым и щурясь.
– Капитан Америка курит. Капитан Америка убил несколько сотен человек. Капитан Америка виноват в том, что его друга препарировали семьдесят лет. В том, что не искал, не уберег. В каждом кошмаре Баки виноват я. В том, что он снова вынужден убивать, работая на ЩИТ, тоже виноват я. И в том, что он никогда не станет прежним. Что ты знаешь о дерьме, Рамлоу? Не тебе меня учить, ясно?
– Я не учил.
Стив рывком притянул его к себе через стол и процедил:
– Прекращай грубить старшему по званию, даже в приватной обстановке. Вынь голову оттуда, куда предлагал мне ее засунуть, и задай себе вопрос: если я так презираю тебя и твоих ребят, то почему доверяю вам спину? И – что важнее – спину Баки? Если я не знаю, что такое быть солдатом и придерживаться контракта, почему вообще разговариваю с тобой сейчас? Я ненавижу тех, кто сделал из веселого жизнерадостного Баки Барнса Зимнего Солдата, но тебя в этом списке нет. Мне не понять, как можно было работать на Пирса, зная, что тот гнилой насквозь. Но и тебя я судить не спешу.
Он оттолкнул Рамлоу от себя и продолжил уже совсем другим тоном:
– Действительно, поздно. Я тебя провожу. Еще раз спасибо за помощь… в этом во всем, – Стив сделал неопределенный жест рукой и поднялся.
Рамлоу молча проследовал за ним в коридор и, обернувшись уже на самом пороге, сказал:
– А глаза все-таки разуй. Не крути Барнсу яйца, если так над ним трясешься.
С этими словами он вышел и с силой захлопнул дверь, давая выход остаткам раздражения.
Стив защелкнул замок и на короткое мгновение позволил себе слабость: уперся лбом в прохладную поверхность стены и вздохнул. Мыслей было много, как и впечатлений, но одна из них засела в голове, как гвоздь: для Баки он больше, чем друг. И, похоже, это замечали все, кроме него самого. Впору приложиться головой, чтобы, как выразился Рамлоу, «разуть глаза».
Стив был не из тех, кто долго рефлексирует, иначе он никогда не смог бы спать по ночам, в этом он сегодня не покривил душой: крови на его руках было достаточно, а чувство вины перед Баки иногда становилось совершенно невыносимым. Но он жил с этим, делая все для того, чтобы не повторять ошибок. В долгих терзаниях, убивающих желание жить, он не видел смысла.
Поэтому, аккуратно стянув новые вещи (джинсы все-таки были тесноваты, хоть, как уверял продавец, эта модель считалась «унисекс»), Стив скинул их на кресло и решил, что разбор покупок и примерки отложит до завтра. Стоило принять душ, и он поймал себя на том, что оттягивает этот момент – когда останется со своим новым отражением один на один.
Он всегда был равнодушен к тому, как выглядит, да и реакция окружающих, как выражавшие жалостливое презрение до сыворотки, так и неуемное жадное восхищение после, его откровенно раздражали. Став большим и сильным, он прежде всего ощутил опьянение от открывшихся ему возможностей. От того, что может спокойно дышать, бегать быстрее автомобиля, поднимать огромный вес. Он чувствовал себя бабочкой, разорвавшей тесный кокон.
Теперь же он не знал, что и думать. Ему нравилось быть мужчиной: олицетворением силы, гарантом справедливости, защитником слабых. К женщинам он относился с опасливым почтением, признавая за некоторыми из них наличие незаурядного ума, силы воли и многих других качеств, больше присущих противоположному полу. Но все-таки в глубине души консервативно полагал, что их предназначение в другом: украшать собой мир, сглаживать острые углы, радовать глаз, создавать благоприятную среду для жизни. Так считало большинство мужчин его времени, а большая часть женщин такими и была: красивыми, соблазнительными, хорошо воспитанными. Были, конечно и такие, как Пегги, как Наташа и Шерон, но в том, что они такими стали, Стив подсознательно винил несовершенный мир. И всячески старался сделать его лучше.
Он протер полотенцем запотевшее зеркало и с неудовольствием понял, что косу придется переплетать. А еще, что он объективно хорош собой. И что Баки когда-то нравились именно такие: статные, высокие, с формами.
Мысли вот-вот готовы были свернуть не туда, Стив, устав прятать голову в песок, решил им это позволить.
Баки был с ним всегда. И даже когда Стив считал, что больше никогда не увидит его, все равно продолжал о нем думать, уговаривая себя, что Баки жив, пока он о нем помнит. Стив готов был помнить о нем, пока дышит.
Вспомнилось ощущение черной дыры внутри, пожирающей все: солнечный свет, радость, жизнь. Тяжелое, беспросветное отчаяние, когда не хотелось ничего, но он упрямо заставлял себя просыпаться по утрам, идти на пробежку, продираться сквозь прочную паутину ежедневных забот, и помнить, помнить, помнить. Как только жизнь вокруг давала передохнуть, перед глазами вставал Баки. Улыбался, наклонял голову, позволяя ветру трепать волосы. Подставлял солнцу лицо. Клал руку на плечо, говоря: “Я с тобой до конца”.
Стив, сжав зубы, отогнал фантомное чувство острой ненужности. Он помнил, что не плакал даже на похоронах матери, но там, в чертовом поезде, слезы разъедали его, как кислота. Разъедали страх и желание жить, ведь все самое страшное уже случилось.
И вот теперь, когда Судьба (Бог? Рок? Какая, к черту, разница?) совершила невозможное: выдернула Баки из небытия, вернула его Стиву почти целым, живым и настоящим… Стив оглядел себя с ног до головы, гадая, имеет ли все это «богатство» значение для Баки? Как давно он смотрит на Стива иначе? Почему никогда не признавался? Почему Стив сам был так слеп, что его пришлось ткнуть носом – и кому? – Рамлоу! Которого Стив, положа руку на сердце, никогда не считал ни чувствительным, ни наблюдательным, ни сострадательным. Не было в прожженном наемнике всего этого ни на грош.
И насколько он на самом деле слеп в отношении других? Как вообще можно верить себе теперь? Или это избирательная слепота, только для Баки? Ведь для Стива всегда был Баки, и где-то отдельно – весь остальной мир. Они давно перешагнули все возможные рубежи, стерли все границы, в которые люди обычно загоняют чувства. Вышли за рамки не просто дружбы, но и того, что люди зовут любовью, преступно считая ею все подряд.
Все, что Стив когда-либо чувствовал к другим людям, терялось на фоне того, что он испытывал, когда Баки был просто в пределах видимости. Но раньше это чувство опьянения, наслаждения его обществом никогда не носило сексуальной окраски. Это была крепчайшая, страстная привязанность. Необходимость.
Или, все же, он пропустил что-то очень важное? Закрыл на это глаза, привыкнув видеть все целиком, не уделяя должного внимания мелочам.
Обернув полотенце вокруг бедер, Стив направился к себе. На мгновение замер перед дверью Баки, которую тот дурашливо украсил рисунком белых крыльев – символом Капитана Америки, а потом и Ревущих Коммандос. Очень хотелось войти и улечься, обернувшись вокруг подушки-валика, которую Баки предпочитал всем остальным, даже современным ортопедическим. Но, пересилив себя, Стив толкнул дверь своей спальни, натянул пижаму (которая оказалась с рисунком щита Капитана Америки – спасибо Наташе) и вытянулся на кровати.
Со стены на него смотрел Баки. Стив выполнил этот портрет сразу после его возвращения, а поэтому взгляд Баки был тяжелым, темным, пронизывающим до нутра, но все же живым. Не пустым и не мертвым.
Баки вернулся к нему. Баки хочет быть с ним. Хочет его. От этой мысли, высказанной почти вслух, наедине с самим собой, впервые вот так – без прикрас и закрытых на правду глаз, тело прошило возбуждением. Баки хочет его. Желает. Стив подавил желание потянуться, перевернуться на живот и выгнуться в пояснице от этих мыслей.
Никогда еще возбуждение не ощущалось так: всем телом, как жар, перекатывавшийся под кожей от одной-единственной попытки представить, как влажные губы Баки обретают чувственный изгиб, приоткрываются и касаются его шеи. Плеча.
Возбуждение нахлынуло так неожиданно и с такой силой, что Стива против воли выгнуло, выломило, дыхание сбилось, как после долгой пробежки, а перед глазами все еще был Баки. Заспанный, с растрепанными волосами. Такой, каким Стив видел его на кухне почти каждое утро. Близкий и настоящий. Живой.
Стив вдруг почти физически ощутил это: принадлежность. Обретенную год назад целостность. Желание быть для Баки всем, свою жадность и даже ревность.
– Господи, – ужаснулся он, глядя в потолок. – А ведь это всегда было так. Я считал его своим. Всегда, сколько себя помню. Слепой идиот.
Стив все-таки перевернулся на живот и уткнулся запылавшим лицом в подушку. Он принял решение и ощутил небывалую легкость. У него есть Баки. Пока это так, он справится.
***
Первое, что увидел Стив, утром войдя в свой кабинет – это букет на столе. Букет из каких-то красных и оранжевых цветов, похожих на крупные ромашки на мясистых темно-зеленых стеблях. Между ними затерялась маленькая белая открыточка с типографским шрифтом: «Прости меня».
Все благодушное утреннее настроение смело одним махом. Он сдернул цветы со стола и уже занес их над мусорным ведром, когда раздался стук и, не дожидаясь разрешения, в кабинет вошел Тони.
– Слушай, Стив по поводу того инцидента…
– Так это ты, – Стив почувствовал, что стремительно теряет самообладание. – Синяка под глазом тебе мало, да? Ты решил цветы мне прислать.
– Что? – Тони поднял глаза от каких-то бумаг и уставился на Стива. – Я не…
– Это я – не, – опасным голосом поведал ему Стив, – НЕ женщина. НЕ нуждаюсь в чертовых цветах, ясно?
– Но цветы в двадцать первом веке дарят не только…
Стива накрыло. Он всегда гордился тем, что умел держать себя в руках, но то ли был виноват изменившийся гормональный фон, то ли напряженные до предела нервы и постоянные перешептывания за спиной, но очнулся он только тогда, когда швырнул злосчастный букет в Тони.
Но тот оказался не промах. Наверняка подобный поворот событий не был для него ни новым, ни неожиданным. Потому что цветы с влажным «хрясь» врезались в закрытую дверь, из-за которой раздался голос Тони:
– Если бы я знал, что тебя так просто вывести из себя, Стив, то давно послал бы тебе букет. Правда, до такой пошлости бы не опускался. Это были бы белые розы. Символ невинности. И уж точно не выбрал бы ничего отдаленно похожего на эту безвкусицу. Я зайду в другой раз. Выпей лекарства от ПМС – мой тебе совет. Дамам обычно помогает.
Когда Стив, взяв себя в руки, зашел в зал для тренировок, там уже маялся Страйк практически в полном составе, а на скамейке у стены о чем-то разговаривали Роллинз и Рамлоу.
Точнее, говорил Роллинз, а Рамлоу, прикрыв глаза, елозил затылком по прохладной стене. При виде вошедшего, а точнее – вошедшей, все оживились, подобрались поближе. Брок тяжело встал со скамейки и направился к Стиву. Глаза у него были красные, лицо мятое и говорить он старался куда-то в сторону, но перегаром от этого разило ничуть не меньше. Впрочем, это не помешало ему довольно-таки бодро прохрипеть:
– Ну что, готов к спаррингам, Кэп?
Стив кивнул, разглядывая присутствующих. Бойцы пытались на него не пялиться, но выходило у них откровенно плохо. Получив утвердительный ответ, Рамлоу скомандовал страйковцам:
– Таузиг, на ринг. Роллинз, ты следующий!
И снова повернулся к Стиву:
– Ну что, погнали?
Таузиг был очень большим и очень тяжелым, сильным, но все равно не таким сильным, как Стив, даже в таком состоянии, как сейчас. И уж тем более он не был таким быстрым. Он не пытался никому ничего доказать и после первого же нокаута тихонько отполз с ринга за спины сочувствующих коллег.
С Роллинзом оказалось сложнее.
Несмотря на то, что Рамлоу явно прочитал ему лекцию на тему «как себя ведут на ринге нормальные люди» он все равно ломился к победе как носорог, не чураясь грязных приемчиков и всячески стараясь отвлечь и спровоцировать Стива ехидными замечаниями. Но это не злило, абсолютно не злило, потому что все цели Роллинза были написаны у него на лице.
Победить. Угодить командиру. Победить и угодить командиру любой ценой. У аквариумной рыбки, наверное, внутренний мир обширнее и загадочнее, чем у Роллинза. Рамлоу следил за рингом и материл Джека за каждое замеченное нарушение:
– Пасть захлопни и помни, что я сказал, а то я тебе сам яйца оборву и на шее завяжу вместо галстука! Соблюдай правила!
Бойцы ржали и поддерживали спаррингующих выкриками. В какой-то момент краем сознания Стив понял, что одобрительно кричат не только Роллинзу, но и ему. Хотя порой выходило некорректно, но уж как есть.
– Давай, въеби ему, Кэп! Надери ему задницу!
Их Рамлоу не затыкал, только косился в сторону особо шумно митингующих, но тут уж было не понять, что его больше раздражало, то ли то, что они кричали, то ли резкие и громкие звуки с похмелья.
Стив, как и всегда, ощутил появление Баки даже стоя ко входу спиной. От его взгляда привычно потеплели плечи, будто на них набросили тонкий плед, а пояснице стало щекотно. Усилием воли Стив постарался не отвлекаться: Роллинз всегда был серьезным противником, но сегодня у этого здоровяка был еще один стимул. Он не хотел проиграть женщине. Пусть Капитану Америка, пусть усиленной сывороткой, но женщине.
Стив, отпружинив от канатов ринга, ударил Роллинза коленом в грудь и услышал, как Баки остановился около Рамлоу.
– Как он? – суперслуха Стива оказалось достаточно, чтобы расслышать заданный вполголоса вопрос и, усмехаясь, он постарался не пропустить ответный выпад своего противника.
– Как видишь, – хрипло отозвался Рамлоу, – вот-вот Роллинза раскатает в лепешку. Тот уже после третьего нокаута встает. А Кэпу хоть бы хны, даже не запыхался.
Баки молча наблюдал за ним, и Стива охватил дурацкий азарт. Он знал, что им любуются, как любовались всегда, и он просто не мог сдержать улыбки.
– Джек, ты сдаешься? – на всякий случай спросил он у поднимающегося на ноги Роллинза.
– Черта с два! – упрямо проревел тот и снова бросился в отчаянную, но бесполезную атаку.
– По груди не бить! – рявкнул Рамлоу. – Роллинз, ты что, тупой? Я, блядь, сколько раз повторять буду? Или тебе по яйцам врезать, чтобы ты запомнил?
– Все в порядке, – отозвался Стив. – Удар по солнечному сплетению.
– Что, Кэп? Сильно нежным стал? – Роллинз сплюнул кровь и оттолкнулся от канатов. – По сиськам…
Договорить он не успел, потому что Стив уложил его аккуратным точным ударом в челюсть.
– Прости, – тут же извинился он. – Встать сможешь?
Роллинз сел, помотал головой и медленно поднялся.
– Брейк! – решил Рамлоу. – Победа Роджерса. Роллинз в санчасть. Кэп, ты…
Стив уже его не слушал. Зубами развязав перчатки, он сбросил их прямо на ринг, выправил косу из специальных петель на спине и, разматывая бинты, направился к Баки. Он знал, что сделает, он думал об этом последние несколько дней, изводя самого себя сомнениями, но решился. Так, как решался всегда: окончательно и бесповоротно. Бинты упали у ног Баки, а Стив, подойдя вплотную, мгновение всматривался ему в глаза.
– Привет, – усмехнулся Баки, и в его глазах не удавалось рассмотреть ни удивления, ни брезгливой жалости, ни сожаления. Лишь теплоту и заботу. Как и всегда. – Прибыл в ваше распоряжение, капитан. Без замечаний.
Стив обхватил его лицо ладонями и поцеловал. Поцеловал, сгребая волосы на затылке в кулак, жадно прихватывая нижнюю губу, почти трахая языком.
Где-то на периферии тихо матерился Рамлоу, раздавались смешки страйковцев, вовремя оборвалась попытка кого-то из них засвистеть. А Баки вздрогнул всем телом, подался навстречу и подхватил его под задницу. Властно, собственнически, однозначно давая понять, как долго он этого ждал.
Стив заставил себя отстраниться, еще раз посмотрел на Баки и отошел на шаг.
– На сегодня все, – объявил он притихшим подчиненным. – Я в душ, – сообщил Баки. – Ты на машине?
Тот молча достал из кармана легкой куртки ключи и показал Стиву.
– Хорошо. Через пятнадцать… – подумав, он потеребил косу и исправился: – через тридцать минут в паркинге. Рамлоу, – проходя мимо, он хлопнул командира Страйка по плечу, отчего тот поморщился: силы Стив не пожалел.
Выходя из зала, он слышал, как Рамлоу со вздохом ответил на удивленный взгляд Баки:
– Не благодари.
***
В машине они молчали. Баки спокойно держал одну руку на руле, а второй нежно касался колена Стива. Этого было достаточно. Пока – достаточно. Стив смотрел на знакомые улицы, на четкий профиль выглядевшего уставшим Баки, едва заметные лучики морщин у его глаз и думал о том, что они едут домой. Впервые – так. В их общий дом, а не просто в квартирку Стива, в которой он приютил лучшего друга. Дом, который они принесли с собой из прошлого, такого далекого, что даже памяти суперсолдата иногда оказывалось недостаточно, чтобы вспомнить, кем они на самом деле были друг для друга. Тогда, почти три четверти века назад.
Баки аккуратно припарковался на свое обычное место, увидел рядом мотоцикл Стива и впервые с того поцелуя в зале посмотрел прямо на него.
– Не могу же я ездить по старым правам, – не дожидаясь вопроса, произнес Стив.
– Ты так аккуратно водишь, что тебя никогда не останавливают, – усмехнулся Баки и, вынув ключи из замка зажигания, потер металлической ладонью вызолоченную африканским солнцем шею. Стив узнал этот жест из далекого прошлого. Баки был смущен. Как странно, что пройдя все круги ада, его Баки сохранил способность смущаться. Совсем как тогда, в прошлом, когда Стив заставал его целующимся с очередной Мэгги, – Идем домой, Стив. Расскажешь мне… обо всем.
У Стива потеплело в груди от этого «домой», потому что разве может быть на свете еще один человек, настолько созвучный, настолько идеально чувствующий его?
– Идем.
Переступив порог, Баки вдруг притянул Стива к себе, уперся лбом в лоб, долго смотрел в глаза.
– Я бы узнал тебя даже так, – сказал он после непродолжительного молчания. – По манере двигаться, по выражению лица. По своей реакции на тебя. Я узнал бы тебя даже с закрытыми глазами.
– Я знаю, – Стив провел рукой по его предплечью и потянулся к губам. – Знаю.
Поцелуй вышел долгим и нежным, будто без малого сотню лет они только этим и занимались.
Наконец, Баки оторвался от него, погладил по щеке, и Стив подумал, что впервые за последнюю неделю не чувствует себя в чужом теле. Не ощущает себя запертым в ненавистной клетке. Потому что Баки видит его, смотрит куда-то глубже. Всегда видел только его. И когда Стив весил от силы сотню фунтов, и когда стал человеком-символом. Видит и теперь.
– С чего вдруг ты… – Баки отстранился окончательно и пристально посмотрел в глаза. Он не закончил фразу, но Стив его понял. Всегда понимал. Как можно было столько лет быть таким слепым?
