Текст книги "Слова, слова, слова (СИ)"

Автор книги: trista farnon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Тогда что...

– Неужели не ясно? – шепчуще вскрикнула Долорес. – Если в нашей семье родится девочка, проклятие убьет ее! Отнимет у Гэба дочь, или внучку, или правнучку, новую «прекрасную Долли» за то, что он отнял у Этьена невесту. У меня только один сын, мы не осмелились... Гектор ни о чем не знал, мой муж рассказал ему правду совсем недавно, тогда они и поссорились. И теперь он ищет способ освободиться от этой... этой мерзости. – Она сжала одну руку другой так, будто кровь в ее собственных венах причиняла ей боль. – Я не знаю, на что он мог решиться...

Извращенная жестокость подобных проклятий славилась с самых древних времен. Снять их было невозможно, сила их с годами только росла, непредсказуемость и неизбежность их проявлений ужасала. Несчастье семьи Гринграссов было чудовищно, но неотвратимо, а судя по страху Долорес, Гектор способен принести еще больше зла своими безрассудными попытками спастись, но все это не имело отношения к кофе, куклам и Лите.

– Я благодарю вас за информацию, Долорес. Мы сделаем все возможное, чтобы найти вашего сына, – сказал Тесей и шагнул было к двери, но остановился. – Этьен, ваш жених. Вы ведь помните его фамилию?

По лицу Долорес он видел, что именно этого вопроса она боялась, но ждала.

– Розье, – прошептала она.

«Винда Розье, чистокровная волшебница из древнего французского рода, обнаружена мертвой этой ночью».

Долорес вдруг взяла Тесея за руку. Пальцы ее дрожали.

– Я знаю, о чем вы думаете, – выдохнула она, умоляюще глядя ему в глаза, – но Гектор не делал этого! Он никого не убивал! Поверьте мне!..

Долиш докладывал, что целители до сих пор не выяснили причину смерти жертвы. Винда Розье была убита чарами куда более редкими и страшными, чем даже Авада Кедавра.

– Я надеюсь, что вы правы, – Тесей мягко, но решительно освободился из ее рук и вышел из оранжереи.

За время его бесед с хозяевами дома снегопад усилился, густо-белое мельтешение не давало видеть и на несколько шагов впереди, и Тесей едва не врезался в стоявшего прямо за воротами человека.

– Ньют! Где ты был, черт возьми?

– Собирался. Эй, тише, все в порядке, – зашептал брат, осторожно похлопывая по своим карманам.

Приглядевшись, Тесей заметил, что пальто Ньюта буквально ходит ходуном. Он что, рассовал по карманам половину обитателей своего зверинца?

– Его там не было, да? – угомонив зверей, спросил брат. – Гектора.

– Откуда ты знаешь?

Ньют вытащил из кармана открытку. «Больше никаких кошмаров. С Рождеством! Г.».

– Это ведь Гектор написал. А Джонни не нашел поблизости его запаха. Похоже, он давно здесь не появлялся.

Тесей решил не выяснять про Джонни и прочую живность. Ньют определенно полагал, что их родственные узы связывают Тесея еще и непреложным обетом игнорировать в его адрес все мыслимые статьи магического законодательства, и проще было его не разубеждать.

– Нужно проверить квартиру в Лондоне. – Тесей вынул из кармана золоченую карточку, и та, вспыхнув, превратилась в фотографию темного проулка без единого окна, выводившего на маленькую площадь с фонтаном – ближайшего к нужному адресу места для незаметной маглам трансгрессии. – Ты со мной?

Ньют кивнул и еще раз проверил свои бесчисленные шевелящиеся карманы.

В этот раз они действительно прибыли на место оба. По дороге к нужному дому Тесей коротко пересказал Ньюту услышанное от Гринграссов.

– Он ищет способ снять проклятие, с которым его родители предпочли смириться. Очевидно, из-за этого он в ссоре с отцом и к тому же скрывается: с ним невозможно связаться даже совиной почтой. А наложил это проклятие некто Розье. Родственник убитой неизвестно как Винды Розье. Я почти уверен, Гринграсс связан с ее смертью. Может, мстил, может, пытался с ее помощью избавиться от проклятия, она ведь из семьи того, кто проклял его род. – Тесей замолчал, задумавшись. Ему вспомнилось родословное древо жертвы из записей Долиша. В роду Литы тоже была Розье. Не поэтому ли Гринграсс с ней связался? Или… «Да, если школьную влюбленность можно так назвать». Что, если школьная влюбленность не закончилась в школе? И была взаимной? И Лита просто устала ждать от Ньюта того, чего он, похоже, делать вовсе не собирается ?

Очнувшись, Тесей запоздало заметил, что Ньют что-то говорил ему, но ухватил только конец фразы:

– … видел таких птиц в большом городе. Наверное, в лесах им скучно и стало любопытно, что творится у людей.

С недоумением взглянув наверх, куда указывал брат, Тесей увидел, что они подошли к нужному дому, а под самой крышей его виднеются несколько гнезд, похожих на ласточкины.

– Мне тоже любопытно, что творится у некоторых людей, – сказал он, решительно толкнув дверь и мысленно добавив: «В голове».

Ньют

Они поднялись по сумрачной лестнице на верхний этаж и остановились перед полированной дверью с номером 19. Тесей постучал, но ответа не последовало. Алохомора и несколько других заклятий-ключей эффекта не возымели. Тесей оглянулся на пока пустующую лестницу и поднял палочку, явно собираясь вскрыть дверь чарами куда менее деликатными, но Ньют его остановил. Ощупав замок и убедившись, что на него не наложено какое-нибудь проклятие от взломщиков, он вытянул Пикетта из кармана.

– Попробуй, – подбодрил он своего помощника, покосившись на брата. – Не бойся, он с нами заодно, не арестует.

Тесей с непроницаемым выражением наблюдал, как лукотрус разбирается с замком. Минута – и дверь, щелкнув, отворилась.

– Пожалуй, их разведение стоило бы контролировать более пристально, – пробормотал Тесей, непонятно, в шутку ли, и первым вошел в квартиру, держа волшебную палочку наготове. – Гоменум Ревелио.

Прокатившаяся по квартире колдовская волна не обнаружила человеческого присутствия. Следов борьбы, поспешных сборов или еще чего-то подозрительного так же было не видно. Ньют и Тесей прошли по трем аккуратным комнатам – гостиной, спальне и кухне. Последняя явно почти не использовалась хозяином, судя по совершенно пустым шкафам. Только на столе возле окна стояла открытая бутылка вина и два чистых бокала. «Ты знаешь ее любимые рестораны?», вспомнил вдруг Ньют. Гектор, в отличие от него, по ресторанам ходил частенько, похоже. Лита в омуте памяти Тесея в Министерстве улыбалась, принимая у официанта хрустальную чашу с бело-голубым снежно сверкающим мороженым. Может, ей не хватало такого? Красивых вещей, изысканной еды?

В спальне не отыскалось ничего особенного, а вот в гостиной помимо дорогой мебели и живых пейзажей на стене имелся самопомешивающийся котел и множество склянок со всевозможными ингредиентами для зелий. Ньют узнал моток волос единорога, златоглазок, мандрагору и высушенные жала веретенниц – похоже, Гектор пытался избавиться от своего проклятия с помощью зелья-противоядия. Увы, это было бесполезно: проклятия крови почти всегда стоили сотворившему их жизни, и пересилить столь мощный заряд ненавидящей силы рукотворным, пусть даже и невероятно сложным эликсиром было невозможно.

Пока Тесей изучал полки с ингредиентами, Ньют отыскал во внутреннем кармане Джонни. Уменьшающие чары привели щенка в ужас – еще бы, вдруг оказаться в мире, где даже таракан больше тебя!.. Но у Ньюта было всего несколько минут дома, пересобирать чемодан было некогда, и пришлось применить Редуцио и к Джонни, и к остальным. Вернув щенку прежний размер, Ньют опустил его на пол. Взбудоражено фыркая и бешено размахивая раздвоенным хвостом, Джонни исчез за дверью гостиной. Ньют проводил его глазами. Если Лита была здесь, что это будет значить?

«Ты знаешь ее друзей?».

– Последний раз кто-то был здесь не больше пары дней назад, – сказал Тесей, появившись в дверях спальни. За его спиной медленно гасло пурпурное свечение примененных им чар. Джонни выскочил из гостиной, с громким лаем ринулся ему под ноги и исчез за дверью. Тесей проводил шишугу удивленным взглядом. – Что за…

Ньют бросился в комнату мимо него.

– Она была здесь, Лита была здесь, он узнал запах!

Он замер, глядя на щенка: тот вспрыгнул на кровать, обнюхал одеяло и с торжествующим лаем уставился на хозяина.

Мерлин знает, сколько времени Ньют простоял как парализованный на пороге, сам не понимая, что чувствует и о чем думает. Джонни, тем временем, спрыгнул с кровати, принюхался и вытащил из-под кресла длинный черно-желтый шарф.

Такой шарф был у Литы на шее, когда она уходила. Его шарф. Он сам отдал его ей прошлой зимой, когда они пытались срастить переломанное крыло птице-грому в зимнем углу подвала и вусмерть замерзли, и потом Лита часто его надевала, хотя он вовсе не подходил к ее всегда элегантной, красивой одежде. Она была здесь, действительно была.

Ньют пересек комнату и распахнул окно. Нет, не та сторона, нужно проверить в гостиной.

– Ты что делаешь? – донесся до него почти испуганный возглас Тесея, когда он ринулся мимо него в гостиную.

Не ответив, Ньют высунулся в окно и запрокинул голову. Так и есть: птичье гнездо под самой крышей. В нем что-то шуршало и возилось, но не издавало ни единого писка. Так вела себя только одна птица. Встав на подоконник и ухватившись за раму, Ньют осторожно потянулся к гнезду палочкой. Окутав его успокаивающим заклинанием, он отлепил гнездо от стены дома и спрыгнул обратно в комнату.

Тесей с безмолвным вопросом развел руками.

– Это болтрушайки, я же говорил тебе по дороге, – Ньют показал ему гнездо, где возился едва-едва вылупившийся птенчик под присмотром взрослой птицы с ярко-синим оперением. – Они запоминают все, что слышат, и перед смертью повторяют это, от конца к началу. Птенцу не больше нескольких дней, он не покидал гнезда, а значит, все время был совсем рядом с окном. Если повезет, он мог слышать, о чем здесь говорили.

– Это уже не наше дело, – запротестовал Тесей. Он смотрел на него с жалостью, и это было даже хуже невидимого следа Литы на чужих простынях.

– Тогда выйди, – с непонятной злостью сказал ему Ньют.

Брат не сдвинулся с места.

– Ты убьешь его?.. – спросил он со странным выражением, глядя на птенца в теплом коконе пуха и веток.

– Конечно нет. Но придется хорошенько напугать его…

Наложив дремотные чары на взрослую птицу, Ньют перенес ее из гнезда на пол, нащупал потайной карман на подкладке пальто и осторожно извлек оттуда живой саван. Уменьшенный и заключенный в защитную сферу, он жадно заколыхался при виде беззащитного птенца, молча разевавшего клюв. Помедлив секунду, Ньют снял защитное заклинание, и смеркут, вырастая на глазах, ринулся вперед и жадно распластался по гнезду. Птенец заплескал едва оперившимися крыльями, и тут из его клюва хлынул поток звуков: автомобильные клаксоны, собачий лай, свист ветра, музыка, звон и стук, а среди этого – десятки голосов, мужских, женских, детских, слепленных в неразборчивый комок слов. Ньют взмахнул палочкой, чары замедления остановили живой саван и позволили расслышать отдельные реплики:

– Завтрак готов! Не задерживайся на работе, мы идем в театр, помнишь? Мам, смотри, что Питер мне принес. Это не правда, дорогая! Мерзавец! Украсьте залы остролистом, ла-ла-ла-ла-ла…Нет, нет! Пожалуйста, Лита! Нет!

Это был едва слышный мужской голос, и в нем звучал страх. А птица уже говорила дальше, теперь незнакомым женским голосом:

– Экспелиармус! Ты готов?

– А не ты, – голос того же мужчины. – Лучше бы все они были другими.

– Быть другой. Я этого хотела, наверное, всю жизнь. Странное чувство…

– Тебе идет все.

– Как я выгляжу? Прости. De quoi j'ai l'air, monsieur?

Хлопок, не то пробки, не то двери, затем еще голоса, теперь уже другие. Поймав яростно извивающийся живой саван в магический пузырь за миг до того, как он облепил болтрушайку, Ньют отправил его в карман и вернул маму-птицу в гнездо. В наступившей тишине он и Тесей смотрели друг на друга с одинаковым непониманием, и эхо услышанного все звучало и звучало у него в ушах.

«Нет, нет! Пожалуйста, Лита!»

Сгусток серебристого сияния упал на пол кухни сквозь открытое окно и, обретя очертания енота, сказал голосом того мракоборца, с которым Тесей встретился в министерстве:

– Сэр, пришел ответ от французского департамента, Блэк вернулась с места преступления с отчетом. Трэверс требует вашего присутствия.

Передав сообщение, патронус исчез. Тесей раздраженно сжал губы.

– Я должен вернуться в отдел, – сказал он. – Иди домой, не пытайся сам искать Гринграсса. Мерлин знает, что здесь случилось и на что он способен. Если удастся узнать что-то про... про Литу, я дам тебе знать.

Кивнув на прощание, он вышел из кухни. Хлопнула входная дверь, заглушив звук трансгрессии, и Ньют остался один.

Он вернул на место гнездо перепуганной болтрушайки заклинанием вечного приклеивания и закрыл окно. Здесь было нечего больше делать, но почему-то он никак не мог отправиться домой. Нужно было искать дальше, что-то делать, иначе... Иначе останется только признать, что в этом расследовании с самого начала не было смысла, что ни в чем не было смысла.

Довольный хорошо проделанной работой, Джонни лежал в дверях кухни. Ньют сел подле него и погладил его умную мордочку.

– Ты молодец, – пробормотал он, бестолково пытаясь понять, что же означает рассказанное болтрушайкой.

Незнакомый женский голос с французскими словами – вдруг это была та самая Розье? Судя по их разговору, они с Гринграссом неплохо ладили, несмотря на проклятие. А Лита? Когда она появилась здесь, кто кого атаковал и почему? «Лита, пожалуйста, нет!». Во рту вдруг стало совсем сухо. Не... не могла же Лита убить Розье? Нет, эта мысль была предательством. Он ведь знает ее! Он каждый день видел ее доброту, самозабвенную нежность к любой жизни и жажду защищать, как он может думать, что она кого-то убила?

И почему даже об этом думать легче, чем о том, что она кого-то любила?

Ньют поднялся на ноги и взмахнул палочкой:

– Аппаре Вестигиум!

Конечно, в этом не было смысла: Тесей ведь сказал, что здесь никого не было уже два дня, любые следы уже слишком старые, но думать Ньют больше не мог, нужно было делать.

Золотая пыль осыпала комнату, пол засветился бледными отпечатками обнаруженных следов, по большей части Тесея и его собственных. Ни Гектор Гринграсс, ни мадемуазель Розье не были Ньюту знакомы, и сколько он ни пытался пробудить оставшиеся в гостиной следы, ничей призрак от них не поднялся. Самый яркий из нашедшихся отпечатков выдал ему почти неуловимые взглядом очертания высокого мужчины с какой-то ношей на руках: все, на что хватило школьных воспоминаний Ньюта о слизеринском старосте. Обойдя кухню и гостиную, он оказался перед дверью спальни.

Зачем-то зажмурившись, Ньют наудачу тронул палочкой один из отпечатков. Золотое сияние побежало по цепочке маленьких следов вглубь комнаты, потянулось вверх от темного паркета возле кровати, вычертило в воздухе босые ноги, колени под краем совсем короткой юбки и сложенные на них руки. У нее такие хрупкие и тонкие пальцы, совсем как волшебные палочки... Заклинание ничего не забыло: ни ее задумчивый взгляд будто внутрь самой себя, ни какие у нее ресницы, ни длинный шрам у нее на плече. Заклинание знало больше, чем он: знало тени и контуры ее груди под паутинкой кружева и что синяк у нее на бедре до сих пор не сошел, знало ее всю такой неприкрыто собой, что она казалась незнакомой. Следы давно остыли, поднятый от них образ был бледен и прозрачен, но все равно ослеплял и... и мучил, отбирал у него навсегда ту Литу, которую он знал.

Вдруг стало темно, и Ньют не сразу сообразил, что это он снова закрыл глаза. Почему заклятие показало Литу здесь и больше нигде? Разве не должны были остаться более свежие следы во время услышанного болтрушайкой поединка? Или Лита сидела здесь уже после того, как Гектор о чём-то молил ее?

«Нет, нет! Пожалуйста, Лита!».

Пожалуйста, пусть все будет не так!

Ньют открыл глаза. Призрак на постели улыбнулся чему-то, потянулся в сторону и исчез. Ты ведь обещала, что вернешься и расскажешь мне обо всем, мысленно застонал он. Или это тоже была неправда? Нет, хватит! Если кто-то знает теперь, что на самом деле случилось, то это Гринграсс. Не может быть, чтобы он не оставил следов в своем собственном доме, он не мог сбежать в никуда, а значит, должен быть способ его найти. Отследить трансгрессию невозможно, но можно ведь выяснить, куда направлялся трансгрессировавший. Тесей сказал, Гектор в ссоре с семьей, дома он давно не появлялся, если верить нюху Джонни. Если француженка в его кухне – действительно Винда Розье, то он, наверное, последним видел ее в живых и... «Лита, пожалуйста, нет!». И... И может, в его доме она умерла. Конечно, он испугался и захотел скрыться. Но куда?

Стараясь не думать, насколько это бесполезное занятие – у богатого наследника Гектора может быть хоть сотня домов, где он мог бы скрываться – Ньют заметался по квартире в поисках какой угодно зацепки. В голове у него Гринграсс успел обратиться в человеческое подобие смеркута: совершив свое злодеяние и бесследно исчезнув вместе с жертвой, они тоже прячутся в тихом темном логове вдали от людей, и выследить их невозможно. Своего смеркута Ньют поймал в Индии почти случайно: испуганные жители деревушки возле Джайпура рассказали ему про исчезновения людей и про какое-то зловещее место в лесах неподалеку, куда испокон веков не смеют ходить даже самые отважные воины. Ньют отправился туда, решив, что имеет дело с каким-то старинным проклятием, и обнаружил в расщелине ствола гигантского баобаба древнего смеркута. За десятилетия своего безбедного существования он так привык, что никто не смеет вторгаться на его территорию, что защитные инстинкты у него притупились, и Ньюту удалось подобраться к нему незамеченным и с помощью заклятия патронуса загнать его в свой чемодан. Что с ним делать и можно ли его приручить, Ньют до сих пор не выяснил, но слабость живого савана точно была в его привязанности к своей земле. Гектор, конечно, человек, а не смеркут, но разве людям не свойственно тоже пускать где-то корни?

Никаких памятных фотографий, открыток или сувениров в квартире не было. Ну разумеется, понуро думал Ньют, Гектор прекрасно знает свое любимое место, зачем хранить фотографии? Его бесполезно мечущийся по гостиной взгляд уперся в пейзаж напротив дивана. Каменистое предгорье на закате, покачиваются на ветру деревья, в нижнем углу беззвучно струится белый вспененный ручей, а вдалеке помаргивают огоньки едва выписанного дома. Ньют почти ткнулся в картину носом, вглядываясь в этот дом. Может быть, он принимал желаемое за действительное, но блики заходящего солнца вспыхивали на крыше так ярко, словно она была из стекла. В доме Гринграссов была оранжерея с причудливой граненой крышей, Ньют рассматривал ее, дожидаясь Тесея за воротами. Тогда шел снег, он мог ошибиться, это может быть просто красивая картина, которую Гектор повесил у себя на стене безо всякого тайного смысла – все это были здравые мысли, но Ньют не хотел их слушать. Если это место и правда важно для Гринграсса, он может быть сейчас там, в нескольких секундах отсюда, а вместе с ним – правда.

Ньют снова наложил на Джонни уменьшающие чары и спрятал щенка в карман, застегнул пальто и всмотрелся в картину, стараясь представить во плоти эти скалистые склоны, шум воды и резкий ветер на лице, где бы они ни были. Когда глаза начали болеть от напряжения и от красного закатного света в нарисованном мире за стеклом, он трансгрессировал.

В уши ударил чей-то крик, и сдавливающий мрак трансгрессии лопнул белым. Лицо Ньюту обожгло холодом, колени и руки утонули в снегу. Он попытался встать и только тогда ощутил боль. Как будто в груди пробило дыру. На синий ночной снег падали темные капли. Ньют моргнул и оказался вдруг лежащим на спине, в черном небе над ним не было ни единой звезды. Расщепило… Нацеленность, настойчивость, неспешность, так их учили на министерских курсах. Не надо было трансгрессировать по картине, какая же тут будет нацеленность. Он шевельнул странно ватными пальцами: палочка не выпала из руки, хорошо. Нужно остановить кровь. Темнота вокруг двигалась, или это ему чудится от боли? Что-то коснулось его лица: скользкое, жадное, живое. Смеркут! Расщеп повредил защитную сферу в его нагрудном кармане, и живой саван вырвался. Ньют дернулся, пытаясь освободить руку с палочкой, но вместо заклинания только вскрикнул от боли. Смеркут облепил ему лицо своими удушающими складками, жадно присосался к ране у него на груди. Задыхаясь, Ньют ткнул палочкой в шевелящийся мрак над собой и прохрипел:

– Экспекто Патронум!

Завитки белого света взбурлили под крылом смеркута, он дернулся и зашипел, но не оставил свою жертву. В ушах шумело, было все труднее дышать. Нужно думать о чём-то хорошем, нужно вспомнить... Но Ньют не мог. Как будто с куском плоти у него из груди вырвали и все его счастливые воспоминания, оставив вместо них только холодные золотые призраки.

– Экспекто патронум! Экспекто...

Слабые вспышки света только злили смеркута. Со свистящим шипением он обрушился на Ньюта, как черная штормовая волна, выдавливая из него последний воздух. Ньют чувствовал, как кровь пульсирует в голове, в стискивавших палочку пальцах, как будто это запертая в нем жизнь в ужасе бьется о стенки в попытках убежать. Он попытался вдохнуть, но воздуха больше не было. Сам виноват, успел он подумать, нечего было дразнить саван болтрушайкой. Он сам во всем виноват. Умирать с этой мыслью было до странности легко, даже почти приятно. Палочка выпала из его сдавшейся руки, а вместе с ней исчезло и все остальное.

Тесей

– Мы обыскали место преступления и особняк Розье. Это их летняя резиденция, он пуст, однако защитные чары зафиксировали проникновение вечером двадцать первого числа. Там, где нашли тело, все чисто: ни отпечатков, ни следов от случайных заклинаний. Мы думаем, убийство произошло где-то в другом месте, а затем тело перенесли к дому Розье. Жертва даже не одета по погоде, на ней ни шляпы, ни пальто. Ирвин Розье, глава британской ветви их семейства, он нашей Розье вроде бы троюродный дядюшка, сказал, что она посещала их в сентябре и что он лично организовал ей обратный портал в Париж.

Вега Блэк говорила деловито и сухо, но ее ребячливое лицо дрожало от едва сдерживаемой обиды.

– Он сказал еще что-то? – спросил Тесей.

Блэк отвела глаза.

– Что если бы его дочь была как я, то он тоже отправил бы ее вынюхивать для министерства, потому что на лучшее она бы не годилась.

Ей едва исполнилось двадцать, и еще три месяца назад Вега Блэк была стажёром. Вместе со старшими мракоборцами ее отправили задержать спятившего предсказателя, якобы увидевшего страшный конец мироздания в хрустальном шаре и поджегшего целую деревню, чтобы «спасти» жителей от мучений. Безумца скрутили, но он успел отправить Маккинона к святому Мунго на месяц, а Веге сжег заклятием волосы вместе с кожей на правой щеке. Целители справились с раной, но шрамы от колдовского пламени все еще с успехом сопротивлялись заживлению.

– Ты отлично поработала, – Тесей на секунду взял девушку за плечи и ободряюще кивнул ей. – А Розье мерзавец.

Лицо Веги вспыхнуло так внезапно и ярко, как будто на нее вновь навели огненные чары. Отпустив ее, Тесей повернулся к своему столу. В омуте памяти все еще плавало видение Литы и Гринграсса с кофейными чашками в руках. За спиной раздалось покашливание – Блэк не ушла.

– Извините, сэр... Это Лита Лестрейндж?

– Вы знакомы?

– Мы были в Хогвартсе в одно время.

Школьные знакомства, школьные влюбленности, и только он один никчемно старший среди всего этого... Конечно, он не должен был ничего объяснять, но невесть зачем сказал:

– Она может быть связана с делом Розье.

– И Гектор тоже?

– Они оба несколько дней не выходят на связь, и их местоположение неизвестно.

Блэк нервно прикусила губу.

– Убита одна чистокровная волшебница, другая пропала без вести, – заговорила она, на ходу выстраивая версию, – а с ней чистокровный волшебник Гринграсс. И все это происходит на фоне растущей популярности идей Гриндевальда о превосходстве магов, особенно чистокровных, над всеми другими. В газетах писали, что Розье была его сторонницей. Вы не думаете, что это все – не совпадения?

– Считаете, у нас появился свой фанатичный анти-Гриндевальд? Защищающий всеобщее равенство путем убийства чистокровных? – Тесей старался, чтобы голос его звучал без насмешки.

– Вы сами говорили, сэр, что нельзя отбрасывать ни один след, пока своими глазами не увидишь зверя, – решительно объявила Вега.

Тесей невольно улыбнулся.

– Так говорит мой брат.

Дверь кабинета с грохотом распахнулась.

– Что ты творишь, Саламандер?

Трэверс, выдернутый из-за рождественского стола, с конфетти на плечах и еще больше не в духе, чем обычно, просверлил Тесея взглядом.

– Ты понимаешь, что это называется превышением полномочий, нарушением права частной собственности и неприкосновенности личной жизни?

Откуда ему стало известно об их с Ньютом вторжении в квартиру Гринграсса, Тесей не знал, но оправдываться не стал.

– У меня есть основания подозревать, что Гринграсс может быть опасен.

– В таких случаях отправляют вызов на предварительную интеррогацию, а не оскорбляют почтенную семью охотой за их отпрыском, как будто тот – своровавший фамильное серебро домовик!

– Вы ведь знаете о Розье? Он к этому причастен.

– Где доказательства?

Тесей прекрасно представлял себе, какая реакция последует за этими словами, но все же сказал:

– За окном Гринграсса гнездятся бол... птицы, запоминающие все, что слышат. А слышали они, как некая франкоговорящая леди применяла разоружающее заклинание против Гринграсса или Литы Лестрейндж. После этого следы всех троих теряются. Причины желать зла мадам Розье у Гринграсса есть и его семья подтвердит это. Если удастся получить образец голоса погибшей и удостовериться, что в доме Гектора была она, то...

– Птицы! – Трэверс фыркнул и взглянул на часы. – Вот-вот прибудут французы, и я надеюсь, у тебя есть для них что-нибудь получше певчих пташек и прочей шушеры! Мерлин, как будто нам без того мало проблем! Теперь еще и эта мамзель изволила скончаться непременно на нашей земле! – В дверь постучали. – Ну что там еще?

Заглянувший в кабинет Долиш покосился на свирепствующее начальство и обратился к Тесею:

– Сэр, сообщение из святого Мунго. У них ваш брат. С ним некто Гринграсс. Вы интересовались его передвижениями, и я передал больничной охране, чтобы его задержали.

Тесей вскочил на ноги.

– Мне нужно туда, немедленно. – Он посмотрел на Трэверса. – Если Гринграсс что-то знает, я приведу его на встречу с французами. Дайте мне полчаса!

Трэверс скривился и махнул рукой, не то отпуская, не то попросту прогоняя его, но он бы, пожалуй, все равно ушел сейчас, даже если бы это означало увольнение.

– Восхищаюсь твоей братской преданностью, но если окажется, что всему твоему следствию грош цена, будете лежать на соседних койках! – донеслось ему вслед.

Не слушая, Тесей почти бегом направился к лифтам. В совершенно пустом атриуме кружили бумажные самолетики служебных записок, дожидаясь возвращения адресатов с каникул. Часы над статуей волшебного братства пробили полночь, и в то же мгновение холл осветился долгой вспышкой сработавшего портала. Двое мужчин в деловых костюмах отпустили доставивший их серебряный канделябр, один из них поддержал за локоть их спутницу – эффектную молодую брюнетку в зеленом.

– Bon Noel, – заметив Тесея, сказала она голосом птицы из квартиры Гринграсса и кокетливо улыбнулась.

***

В коридоре за дверью темной палаты мерцают рождественские огни, бинты закрыты одеялом, и кажется, Ньют спит мирно и дома, в своей забитой звериным добром комнате с горой подарков возле постели.

– Кровевосполняющий эликсир вместе с сонными чарами, – тихо сообщил Тесею дежурный целитель. – Расщеп – дело нехорошее, но лечится легко, если успеть вовремя.

Слова давались так тяжело, как будто это его, а не Ньюта, душил смеркут. Тесей смог выдавить только одно:

– Надолго?

– Надолго сон? До утра, полагаю. После такого надо хорошенько отдохнуть!..

Он выдержал шокированный взгляд Трэверса и гоблинов с их зельем, выдержал зрелище этой руки на ледяном столе в мертвецкой, но сейчас испугался, что не выдержит больше ничего. Как он скажет Ньюту? Пусть тот весь в шрамах и черт знает что уже пережил, они всегда будут невзрослеюще младшим и старшим, и он же старший, почему он не защитил, не спас их обоих?

– Уйдите, – велел он, глядя не на целителя, а на темную фигуру по другую сторону постели. – Сп... Спасибо.

Целитель вышел, не став спорить. Дверь палаты с мягким стуком закрылась за ним, и в наступившей тишине Гектор Гринграсс прошептал:

– Клянусь, я этого не делал.

Тесею хотелось закричать или расхохотаться, ударить его Авадой Кедаврой или кулаками, потому что все это какая-то ошибка, жизнь сломалась и пошла вкось и он не должен с этим разбираться, выяснять и понимать, все просто на самом деле не так! Но брат спал в паре шагов, пока еще там, в несломанном мире, и когда он проснется, Тесей должен хотя бы сказать ему, что виновные заплатили.

– Рассказывай, – прошипел он.

Глаза у Гринграсса запали, он явно давно уже не спал и не ел, и лицо его казалось Тесею черепом, какой-то маской на День всех святых. Нет, нет, это все неправда, сегодня же Рождество!

– Я пытался спасти свою дочь, – еле слышно сказал Гринграсс.

Может быть, часом раньше Тесей бы удивился, может быть, ощутил бы сочувствие, но сейчас в голове только щелкнула очередная вставшая на место деталь. Гринграсс-старший и даже леди Долорес ни слова не сказали о внучке: знали, что это даст Гектору в глазах закона уж слишком явный мотив. «Мой сын полагает, что может все».

– Жених мой матери проклял наш род, – говорил Гектор, – он...

– Я знаю.

Гринграсс запнулся, заговорил быстрее, бессвязно и глухо, как в бреду:

– Катрина… Моя жена, она умерла при родах, а Дафна… Она болела с рождения, я перепробовал все, зелья, заклинания... Ничего не помогало. И я подумал, что проклятие можно обмануть, заставить его выстрелить вхолостую. Ни одно проклятие не сработает без тайного согласия проклятого, так ведь говорят? «Гринграсс отнял прекрасную Долли у Розье, и однажды Розье отберет прекрасную Долли у Гринграсса», так оно звучало. Прекрасная Долли – это моя мать, Долорес Селвин, и Розье имел в виду, что за нее отберет своими чарами ее дочь или внучку, но ведь Долли – это кукла, куколка...

«Они за игрушками собирались... Купили куклу».

– Это ведь логично, все так, как сам Розье сказал, я в это верил, все должно было получиться!..

Он смотрел на Тесея, похоже, с надеждой, с мольбой, но тот только спросил:

– Зачем Лита?

Гринграсс отвел глаза.

– Ее прабабка была Розье. Я подумал, проклятие признает в ней родню из-за этого. Но... Чтобы было совсем наверняка, она должна была действительно стать Розье. Винда Розье – племянница того самого Этьена, последняя в его роду. Мы проникли в ее дом, обыскали ее вещи и нашли волос.