355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » TokaOka » Последнее Рождество (СИ) » Текст книги (страница 1)
Последнее Рождество (СИ)
  • Текст добавлен: 7 июня 2019, 17:00

Текст книги "Последнее Рождество (СИ)"


Автор книги: TokaOka



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Глава 1 ==========

Данный рассказ является логическим продолжением фанфика “Отсутствующая запись”, автор искренне рекомендует сначала ознакомиться с приквелом, опубликованным немного раньше и желает вам приятного прочтения)

С того дня, как Ремус находит в себе силы признаться Сириусу в своих чувствах, минует больше месяца. Ни тот, ни другой не возвращаются к этой волнительной, но опасной теме. Разве что Блэк иногда украдкой и будто между делом пожимает пальцы Ремуса, но тут же выпускает их. За это Ремус ему невероятно признателен. Главным образом потому, что он и сам не в силах решить, как же ему теперь себя вести. По всему выходит, что Сириус на него не в обиде и даже принимает такое положение вещей, иначе с чего бы ему хватать Рема за руки? Но все же немного тревожит бездействие и безынициативность обыкновенно энергичного и активного в своих порывах Блэка. Ремус объясняет себе это нестандартностью ситуации, но когда это останавливало такого, как Сириус? Теперь к его внутренним противоречиям примешивается еще и страх того, что он напрасно открылся, что тем самым в их отношениях возникла еще большая недосказанность. Парадоксальность этих обстоятельств напрягает, и последние несколько дней Ремус совершенно на взводе. Он издерган и раздражителен, и виной тому вовсе не его внутренний зверь, до полнолуния еще почти две недели.

На Трансфигурации он рассеян, на Рунах невнимателен, а на Зельеварении умудряется перепутать ингредиенты и схлопотать «Тролля». Гораций, по обыкновению мурлыкающий себе под нос какой-то мотивчик, удивленно заглядывает в котел с испорченным зельем, хмыкает в пушистые усы и вдруг осведомляется:

– Мистер Люпин, вы что – влюбились? О чем вы думали, когда готовили этот ужас?

Ремус мгновенно вспыхивает.

– Ага, в Блэка! – Джеймс, стоящий рядом с Лили и помешивающий оба их зелья, душевно смеется. – Не устоял-таки перед природным обаянием нашего красавчика.

Ремус успевает заметить, что Сириус посылает Джеймсу какой-то невероятно сложный взгляд, но уже в следующий момент тоже беззаботно смеется. И все вокруг смеются, кроме самого Ремуса.

– Ну, если так, то желаю удачи, джентльмены! – Слагхорн потирает руки.

– Это уже чересчур, сэр, – довольно резко говорит Ремус.

– О, извините, я всего лишь хотел поддержать шутку мистера Поттера, но если я каким-то образом вас задел… – Гораций тушуется и поспешно углубляется в изучение содержимого котла Салли, сидящей в другом ряду.

После занятий Блэк подходит к Ремусу:

– Хочешь прогуляться?

Сердце Ремуса пропускает удар, но он, сохраняя лицо, лишь сдержанно спрашивает:

– Куда?

– В Визжащую хижину, например.

Пожав плечами – что за дурацкий жест?! – Ремус кивает.

Моросит противный холодный дождичек. Ремус моментально замерзает. Но это ощущение сейчас даже на руку, оно маскирует мелкую дрожь от волнения. Он поднимает воротник куртки.

Сириус идет рядом, глаза прищурены, на лице выражение холодной, уверенной решимости. «Это произойдет сегодня», – понимает Ремус. По спине пробегает холодок, а в животе, напротив, становится горячо.

До Ивы идут молча. Отбросив в сторону окурок, Сириус подбирает с земли ветку и, ткнув ею в едва приметный выступ на стволе, отключает дерево. Встав у входа в туннель, элегантным приглашающим жестом он предоставляет Ремусу право спускаться первым. «Как девчонке!», – вдруг с обидой думает Ремус.

– Лезь ты, – говорит он, кашлянув.

Сириус хмыкает и в тот же момент скрывается между корнями Дракучей ивы. Ремус оглядывается по сторонам и лезет следом.

Войдя в комнату, Сириус первым делом идет к камину и, направив на него палочку, поджигает остатки лежащих в топке дров. Пламя мгновенно начинает весело плясать, отбрасывая на лицо Сириуса яркие теплые блики.

– Иди сюда, – зовет он.

Ремус неловко переминается с ноги на ногу. Он бывает здесь каждое полнолуние в течение уже почти семи лет, но сейчас ему кажется, что он пришел сюда впервые – в гости.

– Ты замерз? – ладонь Сириуса горячая, и это приятно согревает озябшие пальцы. Ремус не может определить, отчего они холодны: не то от волнения, не то от стылого воздуха комнаты.

– Сейчас. – Сириус тянет его за руку и крепко прижимает к себе. – Так лучше?

Ремус кивает. «Сейчас. Вот сейчас», – стучит у него в висках. Он чувствует, как теплые влажные губы касаются его губ. Некоторое время они так и стоят – обнявшись, прижавшись друг к другу губами, и Ремус чувствует, что это Сириус удерживает его, иначе он бы просто растекся по пыльному полу.

Сириус отстраняется, туманным взглядом ищет встречи с глазами Ремуса и улыбается.

– Хочешь, подрочим вместе?

Ремус смущен. Это сказано так легко и незамысловато, что он теряется, молча стоит и смотрит, как Сириус снимает мантию и расстегивает ремень на брюках.

– Ну, давай? Чего ты?

Ремус нерешительно тянет с себя куртку.

– Смелее, гриффиндорец! – смеется Блэк.

– Я не могу, – голос хриплый и сдавленный, Ремус снова кашляет. – Я стесняюсь.

Блэк смеется и быстрым движением не только расстегивает на Ремусе брюки, но еще и резко тянет их вниз. Вместе с трусами.

– Ого, – удивленно присвистывает Сириус, – хорош!

Приятное тепло благодарности, гордости и удовольствия разливается в груди. Ремус смущенно улыбается:

– Теперь ты.

Сириус хмыкает и стягивает штаны. Ремус коротко выдыхает.

– Ну, как тебе?

– Красивый. Ты весь красивый! – Ремус чувствует, как щеки заливает противный румянец.

– Можно? – Сириус кивает на торчащий член Ремуса и, не дождавшись ответа, нежно, но крепко сжимает его ладонью:

– Тяжелый, – с нескрываемым удовольствием отмечает он.

Ремус задыхается. Сириус делает буквально пару движений и Ремус, потеряв на мгновение всякую связь с реальностью, кончает. Он чувствует, как пульсирует его член в чужой руке и удивляется, насколько это удовольствие ярче, острее и приятнее того, что он испытывает, когда дрочит сам себе.

– Упс, – шепчет Сириус, как кажется Ремусу слегка разочарованно, – быстро ты…

Его голос заметно дрожит. Ремус открывает глаза.

– Извини, извини, я тебя испачкал… Я не думал, что так быстро… Просто не успел сориентироваться… Я сейчас…

Он наклоняется, чтобы вытащить из кармана спущенных брюк волшебную палочку.

– Забей, – почему-то снова шепотом отмахивается Блэк и вытирает ладонь о свитер, складками собравшийся на животе. – Тебе было хорошо?

– Да, спасибо. Огромное спасибо. Никогда бы не подумал, что это настолько…

Чувствуя себя невероятно глупо, Ремус пытается подобрать какие-то важные слова, чтобы объяснить Сириусу силу своих эмоций, но путается, тушуется, теряет нить признания, благо, что в этот момент Сириус снова притягивает его к себе. Ремус неловко утыкается губами в раскрытый рот Блэка. Постанывая от удовольствия, они самозабвенно целуются.

– Все, не могу больше, – наконец выдыхает Сириус и задирает свитер повыше, – держи…

Ощущать в руке чужой член невероятно волнующе. Ремус старается быть предельно нежным и ласковым. Перед глазами то и дело всплывает увиденная однажды порнографическая фотография, на которой обнаженная девица, стоя на коленях, почти целиком держит во рту член здоровенного бородача. Рот наполняется густой слюной, и лихая мысль вызывает невероятную дрожь в ногах. Ремус представляет, как он прикасается губами к набухшей головке и неожиданно снова кончает, без всякой стимуляции. В то же время он чувствует, как спускает Сириус – пальцы становятся мокрыми и едва заметно, но приятно липкими.

Ремусу хочется поднести ладонь к губам и, осторожно лизнув, попробовать сперму на вкус. Но, опасаясь реакции Сириуса, он поскорее вытирает об себя измазанные пальцы и натягивает штаны.

– Это было круто! – подводит итоги Сириус, поправляя одежду. – Удалась прогулка?

– Удалась, – кивает Ремус. Больше всего на свете ему сейчас хочется завалить Сириуса на кровать под балдахином, повторить все еще разок и вырубиться до утра. – Надо бы поспешить, а то мне еще сочинение писать для Горация.

– Мерлин! Даже в такой момент ты не можешь забыть про занятия… Интересно, а свидания Джеймса и Лили такие же приятные? – Сириус поправляет капюшон и кажется, что он брякает про это мимоходом, но Ремус в этом не уверен.

– Не думаю, что мы должны это обсуждать.

– Да мы и не обсуждаем, просто мне кажется, что с девчонками все куда сложнее, – Сириус откидывает с лица мешающие волосы.

– Тут я не специалист, – примирительно улыбается Ремус и ловит себя на том, что успевает вовремя остановиться и не пожимает плечами. На душе мутно.

Сириус достает сигарету, закуривает и выпускает из уголка губ сизый дымок.

– Пойдем? – Ремус кивает на дверь. Ему гадко и неуютно. Он чувствует, как зверь в нем протяжно и тоскливо скулит. Блэк коротко целует Ремуса в губы и идет из комнаты прочь. Особую странную горечь поцелуя Ремус оправдывает табачным привкусом.

========== Глава 2 ==========

По дороге в замок Блэк весел и разговорчив. Ремусу, напротив, хочется как можно скорее остаться одному. Стемнело, и светящиеся окна замка превращают пейзаж в реалистичную иллюстрацию к сказке. Ремус останавливается, чтобы полюбоваться внезапной красотой, но Сириус истолковывает это по своему: он подходит, притягивает его к себе и сладко целует.

– Ты с ума сошел? А если нас кто-нибудь увидит?

Ремус всерьез раздражен и обеспокоен этой выходкой. Какое ребячество! Но Сириус смеется и хлопает его по плечу:

– Расслабься, такая темень, что никто ничего не разберет! Разве что Минерва вышла на ночную прогулку? Но, думаю, что я бы и для нее нашел оправдание нашему поведению.

Ремус качает головой и они снова пускаются в путь. «Карта!» – неожиданно вспоминает Ремус. Она осталась на его кровати открытой, а что, если Джеймс решил как раз в этот момент узнать, куда подевались его друзья? А что, если Питер?.. Визжащей хижины на Карте нет, поэтому местонахождение друг друга они узнают безошибочно – если Карта в спальне и на ней не отображается тот, кто тебе нужен – значит он вне Хога, но идти в Хогсмид без Карты – да еще и не в день для посещений – нельзя, следовательно, остается Визжащая хижина. Спрашивается, почему мы поперлись туда вдвоем? Почему не позвали Питера? Сириус не любит Питера. На любые попытки дознаться, чем это вызвано, он отвечает неизменно: «Потому что он не человек, он Хвост!». «Я тоже не человек для него, – вдруг думает Ремус. – Я – Лунатик, ручной оборотень». Он поднимает взгляд на Сириуса, но тот, как ни в чем не бывало, идет к замку и довольно лыбится.

– Где были? – спрашивает Джеймс. Он сидит на своей кровати и увлеченно рассматривает какой-то маггловский журнал.

– Гуляли, – Сириус небрежно бросает мантию на кресло, стоящее возле чугунной печки:

– Ух, как я замерз! Согрей же меня, Сохатый.

Джеймс молча двигается, освобождая место рядом с собой.

– Классный журнал! Лили этим летом была в Испании, вот, зацени-ка…

Сириус закидывает руку за спину Джеймса и они, полуобнявшись, отправляются в глянцевое путешествие по Мадриду.

Ремус протягивает ледяные ладони к печке. Похоже, на сегодня с него достаточно внимания.

– Вы на ужин пойдете?

Джеймс поднимает на него взгляд и, направив палочку на сумку, стоящую у кровати, говорит: «Акцио, пиво!» Бутылочки с тихим глухим звоном летят на кровать.

– Прошу, – гостеприимно приглашает Джеймс.

– Ты в Хогсмид, что ли, ходил? – спрашивает Сириус, откупоривая бутылку и протягивая ее Джеймсу.

– Заказал совиной почтой, – усмехается тот, но Ремус замечает небрежно засунутую в сумку мантию-невидимку. Сложенная Карта лежит на прикроватной тумбочке Джеймса.

– Как хотите, – говорит Ремус как можно более равнодушно и отправляется в Большой зал, где, он уверен, уже ждет Питер, который, в отличие от этих двоих, не променяет кусок пирога с куриными потрохами на маггловский журнал под пиво.

Когда они с Питером возвращаются в спальню, Джеймс и Сириус сладко посапывают в одной постели, укрытые журналом, в окружении полудюжины пустых пивных бутылок.

– Рем, посмотри, там еще осталось? – Питер зевает и стягивает свитер.

– Лови, – Ремус кидает ему на постель бутылку, в сумке их еще по меньшей мере штук пять.

Он достает пергамент, учебники, перья и чернила – любовь любовью, а занятия по расписанию. Любовь? Он украдкой бросает взгляд на кровать Поттера: очки на лице Джеймса забавно съехали на бок, а рука Сириуса, лежащая на его груди, равномерно движется вверх-вниз, в такт глубокого и ровного дыхания. Любовь, конечно. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Ремус спускается в гостиную.

Утром Джеймс растрепан и заспан. Он входит в душевую в одной лишь футболке и джинсах. Ремус смотрит на него через зеркало.

– Привет, Лунатик! Ты как? – бормочет Джеймс сонно.

– Все хорошо! Привет, – не вынимая изо рта зубную щетку, отвечает Ремус.

В душевой влажно и зябко, Ремус поджимает пальцы на ногах. Джеймс, отвернувшись, стягивает футболку, снимает джинсы и трусы и, зайдя в кабинку, пускает воду. У Ремуса сводит челюсть. Сколько раз он видел эту процедуру, но до сих пор не может к этому привыкнуть – вот так с ходу раздеться и встать под холодную струю? Бр-р, нет! Слышно, как Джеймс охает и кряхтит. Из-за двери кабинки начинают ползти клубы пара, душевая наполняется туманом, по стеклам стрельчатых окон ползут тяжелые капли, сразу и не поймешь, с какой стороны.

– Рем, кинь мыло, – кричит Джеймс из-за двери, сквозь шум воды.

Ремус левитирует Джеймсу свою мыльницу, и в этот момент в душевую входит Сириус, пряча ладони подмышками.

– Во, дубак, – сердито говорит он. – Привет, Лунатик.

– Привет.

Ремус улыбается. Частенько он представляет себя отцом двух этих засранцев. Приятно было бы заиметь таких сыновей – умных, отважных, благородных, красивых – но Ремусу это не грозит. Во всяком случае, он слабо представляет себе ту девушку, которая захотела бы стать его женой и подарить ему счастье отцовства. И дело тут, конечно, не в уродливых шрамах.

Сириус раздевается и, прикрывшись полотенцем, идет к кабинкам. Стукнув костяшками пальцев в дверь кабинки Джеймса, он кричит:

– Сохатый, ты скоро?

– Заходи, открыто, – орет ему Джеймс, и Сириус, потянув дверь, пропадает в облаке густого пара.

Ремус представляет себе этих двоих, как они толкутся под одной лейкой, случайно касаясь друг к друга телами, не испытывая при этом ни капли смущения и стыда, пихаются и смеются. Конечно, смеются! А вокруг них туман и тепло – в раю место только двоим. Холодная сырость проникает под халат. Ремус выпускает воду из раковины и через зеркало приветливо улыбается входящему в душевую Питеру.

========== Глава 3 ==========

В первых числах декабря все факультеты курса сдают часовой тест на профориентацию. Четыреста вопросов – двенадцать ответов. Ремус получает пергамент с итогами: на лидирующих позициях «роль Учителя» и «роль Аналитика». Ремус подозревал нечто подобное, но был бы куда довольнее, если бы самой подходящей ролью оказалась «роль Спортсмена или Физический Труд». Нет, ни о каком спорте Ремус не мечтает, а вот большая тяга к труду физическому ему бы не помешала, Рем вполне отдает себе отчет, что вряд ли где-то в учебном заведении потерпят такого, как он. Да и любая другая структура, которая подчинена жесткому графику и необходимостью ежедневного наличия у сотрудника здравого ума и трезвой памяти, ему не подойдет. В ноябре видимость лунного диска два дня держалась на максимуме, и Ремус отходил после этого почти неделю.

– Это какой-то неправильный тест, – возмущается Джеймс. – А где «роль Раздолбая» и «Авантюриста»? Или «Разбивателя Женских Сердец»?

Джеймс локтем толкает Сириуса в бок. Но тот сидит мрачнее тучи: на днях его вызывал Дамблдор, потому что Бетти Осмент, хорошенькая девушка с шестого курса Рэйвенкло, наглоталась какой-то дряни, сообщив в предсмертной записке, что виной тому обидное невнимание Сириуса Блэка. Бетти спасли, но она впала в какую-то необъяснимую прострацию, а Сириус имел личную беседу с родителями Бетти, деканами и директором.

В тот день на ужин в Большой зал они входили под такой невообразимый шум, что и представить себе было трудно. Кто-то аплодировал, кто-то свистел и улюлюкал, слизеринцы и рэйвенкловцы сидели с такими лицами, что Ремус невольно взял Сириуса за локоть. Но тот зло дернулся и молча двинул к своему месту за столом Гриффиндора.

Ни о каком взыскании, конечно, и речи не было, в конце концов, Сириус объяснил, что никаких обещаний Бетти не давал и вообще практически не знаком с ней, но Ремус представлял себе, что там творилось. В тот момент, когда за Сириусом пришел Филч и злорадно заявил, что его вызывает директор, Ремус понял: если потребуется – он расскажет Дамблдору и всем остальным об их отношениях. И в тот же момент осознал, что собственно отношений-то между ними никаких и нет. Единственное, что было – это совместная мастурбация. Не то нарочно, не то вопреки.

Они никогда не обсуждали своих чувств, не строили совместных планов. Они вообще мало общались. Исключение – лишь выходные и редкие свободные вечера, те, которые Джеймс проводил с Лили; но и тогда чаще всего с ними Питер, какие уж тут разговоры по-душам.

Ремус думает, что было бы куда справедливее, если бы о том, что Сириуса не интересуют девушки, директору рассказал Сохатый. Бетти становится невероятно жалко. Ремус даже немного восхищен ее отчаянной глупостью, но если у кого и есть повод свести счеты с жизнью, так это у него. Но Ремус вспоминает мамину улыбку, глаза отца и решает, что, пожалуй, повременит со смертью. Вместе с тем он принимает еще одно решение – никогда больше не встречаться с Сириусом ради секса. Этот приговор отзывается колким щекотанием в носу, Ремус чувствует, что еще немного – и он попросту разревется от смятения, но успокаивает себя, что лучше сделать это сейчас, что потом будет только хуже и гораздо, гораздо больнее. Учебный год закончится, их раскидает по жизни и их «отношениям», так или иначе, придет конец. Зачем тогда эти мазохистские попытки реализовать то, чему быть не суждено? Слезы все-таки предательски срываются с ресниц, Ремус торопливо трет лицо ладонями и выравнивает дыхание. В конце концов, ему удается справляться со своим зверем, неужели он не сможет хладнокровно задушить в своей душе любовь? Да еще и такую!

Когда Сириус возвращается в спальню, все смотрят на него с ожиданием подробностей. Но тот только бурчит: «Херня какая-то!» и, завалившись на кровать, плотно задергивает полог. Джеймс многозначительно смотрит на Ремуса, и тот снова не находит ничего умнее, чем пожать плечами и продолжить чтение. Если бы Джеймс и Питер сейчас вышли, Ремус немедленно забрался бы за закрытый полог и… Ремуса вдруг озаряет! Он снова поднимает взгляд на Джеймса, а тот смотрит в сторону кровати Сириуса. «Мы мешаем ему, ну, конечно!». Ремус нарочно неторопливо поднимается, собирает письменные принадлежности и учебники, говорит Джеймсу: «Пойду допишу сочинение», – и обращаясь к Питеру: «Ты не хочешь мне помочь? Опять одному за всех что ли отдуваться?», – выходит из спальни.

Пару минут спустя к нему присоединяется надутый и ворчащий Хвост.

Многолюдная в начале вечера гостиная к ночи пустеет. Ремус измотан и сожалеет, что не догадался взять с собой Карту. Придумать предлог зачем – проще простого, зато сейчас он мог бы проверить… «Чем занимаются эти двое в одной постели», – беззвучно, сквозь сжатые клыки, гнусно шипит темная тварь внутри. Ремус на секунду закрывает глаза и настойчиво продолжает свою мысль: он мог бы проверить, можно ли ему с Питером вернуться в спальню, потому что уже начало второго, и Питер не раз клевал носом…

– Поди, принеси Нумерологию, пожалуйста, там какой-то пустяк осталось доделать, – просит Ремус.

– Нумерология послезавтра! Ты что, решил на месяц вперед все сделать? Не-е, я иду спать!

Уловка сработала. Питер тащится в спальню, по пути роняя собранные кое-как в охапку учебники и чертыхаясь; пока он будет подниматься – наделает столько шуму, что у всех будет время избежать неожиданностей. Немного погодя, аккуратно сложив свои книги и пергаменты, Ремус левитирует их перед собой по лестнице. Когда он входит в спальню – все уже спят. По своим кроватям.

========== Глава 4 ==========

Последняя неделя перед рождественскими каникулами хлопотная: все стараются подтянуть «хвосты» по предметам, старосты принимают участие в украшении замка и носятся со списками должников между деканами и студентами, но все это приятные заботы, потому что между ними есть время подумать о планах на каникулы и запастись подарками для друзей и близких.

Но на это Рождество выпадает полнолуние. Друзья утешают Ремуса: Джеймс, хотя и проводит эти каникулы дома – решил познакомить Лили с родителями – намекает на какой-то сюрприз, Питер обещает прислать подарок с самого утра, в надежде, что он приободрит Ремуса, а Сириус заявляет, что остается с ним в Хоге «за компанию». Ремус сомневается, что сумеет принять этот «дар» достойно.

И вообще, он устал. Ко всем душевным метаниям добавляется всегдашнее недомогание. С тех пор, как он понял, что влюблен, трансформации и идущие перед ними атаки превратились в настоящий кошмар. Ремус похудел и осунулся. Он решает, что проведет эти каникулы дома, с родителями, о чем и ставит в известность своих друзей вечером, во время праздничного ужина.

Джеймс, не переставая жевать, по очереди внимательно смотрит то на Ремуса, то на Сириуса, то на Питера, Питер недоуменно разводит руками: «Раз так, значит так, отправлю сову тебе домой», а Сириус, отложив вилку, оборачивается к Ремусу, некоторое время пристально рассматривает его, а потом говорит всем: «Прекрасно. Значит, без лишних угрызений совести я могу принять приглашение Андромеды. Извините, джентльмены, пойду собирать вещи». Ремус кивает и опускает голову. Больше он не смотрит на друзей, ведь это такое увлекательное занятие – ковырять в тарелке мясную подливу.

Некоторое время спустя Джеймс тоже говорит: «Спасибо, всем приятного аппетита, но я тоже, пожалуй, пойду». Ремус бормочет с набитым ртом: «Да, конечно», по ходу раздумывая, куда бы податься после ужина, чтобы прийти в спальню, когда все уже улягутся.

Помыкавшись по замку, полюбовавшись ее великолепным праздничным убранством и выслушав все рождественские гимны в исполнении рыцарских доспехов, Ремус тащится в гостиную Гриффиндора. Ему навстречу из проема за портретом выходит Лили. Ее взгляд лучится, все-таки она удивительно привлекательная девушка.

– О, Ремус, а где Джеймс?

– Не знаю, последний раз я видел его за ужином. В спальню заглядывала?

– Сто раз, – отмахивается Лили, – никого там нет.

– Никого?

– Ага. Питер в гостиной, а этих двоих и след простыл.

Ремус усмехается.

– Погоди, может, они оставили записку, я сейчас поднимусь и посмотрю.

С невероятным облегчением Ремус заходит в их общую спальню и осматривается в поисках Карты, одновременно соображая, как открыть ее при Лили, чтобы та ничего не заметила. Но Карты нет. Значит, скорее всего, они смотались в Хогсмид.

– Нет, ничего не понимаю, – врет Ремус, – они ушли собирать вещи… Может, опять что-то затеяли? Сама понимаешь, Рождество, такой соблазн…

– Если так, то Джеймс знает, он поедет завтра к своим родителям…

– Лили, – мягко перебивает ее Ремус, – я пошутил. Просто пошли куда-то по делам, ну, могут же быть у людей дела?

Лили недоверчиво качает головой и выходит. Ремус достает из-под кровати чемодан и начинает неторопливо складывать вещи.

«А может, и правда – решили напоследок чего-нибудь отмочить?» – улыбается он сам себе, и сердце его наполняется предвкушением радостного веселья и благодарностью, в конце концов, с их подачи его совесть старосты будет чиста.

Питеру он решает ничего не рассказывать, тот и без того постоянно твердит Ремусу, что он слишком хорошо думает о людях. Ремус согласен с ним, те люди, о которых он действительно думает – хорошие люди, а что до остальных, возможно, у них есть свои причины и мотивы поступать другим образом. Отец всегда учил его даже в самых отъявленных негодяях искать положительные черты. Ремус понимает, что отец таким образом замаливает свою ошибку, стоившую его сыну нормальной жизни. Ремус не осуждает его, он не в обиде, общество диктует свои правила игры, жаль только, что он в этой игре навсегда осален и обязан быть в опале. Страх – величайший импульс. Он способен даже самого здравомыслящего человека превратить в неадекватного параноика. Конечно, есть и другие – безрассудные, бесстрашные, рисковые – способные противостоять первому порыву, суметь разобраться в природе своих опасений и сделать выбор. Ремус понимает, что ему повезло – он встретил таких людей. И он не намерен их терять. Пусть даже порой они ведут себя эгоистично, недальновидно, легкомысленно – он благодарен им.

Ремус задумчиво садится на кровать. Что, если он поторопился, что, если обида и ревность, взявшие верх над чувством признательности и любовью, разрушат их дружбу?

Ремус утыкается носом в ладони. Как же просто все сломать. Он считает поведение Сириуса эгоистичным, недальновидным, легкомысленным? А сам-то он как поступает? Легче всего сбежать, откреститься, признать свое поражение. Жаль, что он не может рассказать обо всем отцу, спросить совета. Конечно, тот выслушает его очень внимательно, но между бровями у него появится эта ужасная складка, которая появляется перед каждым полнолунием, словно его тоже кто-то навеки проклял этой печатью скорбного смирения. Он станет ходить по комнате из угла в угол, заложив руки за спину, а потом повернется и спросит: «А ты уверен, что вправе ломать чью-то жизнь, обрекая его на свою любовь?».

Словно очнувшись, Ремус убирает руки от лица и решительно кидает в чемодан оставшиеся вещи.

Он не вправе. С этой мыслью он и засыпает.

Ночью он слышит, как в спальню прокрадываются Джеймс и Сириус, они тихо перешептываются, но даже из едва слышного из-за полога разговора Ремус понимает, что они навеселе. «Вряд ли Лили это понравится», – думает он, стараясь подавить этой мыслью свою собственную досаду.

– Ты куда, с дуба рухнул?! – хихикает Джеймс, когда Сириус приоткрывает полог кровати Ремуса. Сам он лежит с закрытыми глазами, притворяясь крепко спящим. А эти двое шуршат – похоже, завалились на пол – и едва слышно хохочут.

Щеки Ремуса пылают: неужели рассказал? С Блэка станется, может еще ввернуть пару таких словечек, что уши завянут.

– Ложись уже, Казанова… – Ремусу кажется, что голос Джеймса ласков. И эта ласка, как удар хлыста, и все внутри замирает от страшного понимания: «Он знает!». Сириус, Сириус, дурак ты! Да разве тебе было плохо? Да разве бы я позволил себе навредить тебе? Зачем же ты?..

Ремус представляет себе, как Джеймс будет делать вид, что ничего не знает о них, но отношения уже никогда не будут прежними, за каждым жестом, словом и взглядом Ремус станет видеть брезгливое пренебрежение, такое, с которым обычно секретарь Департамента по контролю протягивает ему раз в год для подписи ведомость учета. Это тебе не лихая идея принять в компанию оборотня, это будет куда похлеще! Тем более сейчас, когда у Джеймса с Лили завязался настоящий роман, и судя по всему, между ними все серьезно. Зубы скрипят в тишине. А Питер? С такого, как он, станется всем растрепать. Ремус покрывается мелкими каплями отвратительного липкого пота. Вся надежда на то, что эти двое оставят такой козырь при себе. Станут отпускать двусмысленные шуточки: «Рем, смотри, какой симпатичный парень!», «Там были такие классные девчонки, хотя, тебе, Лунатик, это, наверное, не интересно, извини!». Ремус натягивает подушку на лицо: «Великий Мерлин! Это же конец!». До выпускного еще полгода. Бросить все сейчас? Соврать Дамблдору, что со здоровьем полный бардак и заниматься дома, а потом вернуться в Хогвартс только, чтобы сдать ЖАБА? А что сказать родителям?! Что кто-то прознал про болезнь и грозится выдать тайну, если я не уйду сам? Мама будет плакать. Отец расстроится. И снова будут эти взгляды полные сочувствия, вины и скорби? И так до конца дней? В голове снова всплывает хорошенькое личико Бэтти Осмент. Ремус искренне желает поменяться с ней местами. Возможно, если бы она пришла в себя и вернулась бы на факультет, они бы с Сириусом поговорили, может нашли бы что-то общее, стали бы чаще встречаться, все-таки теперь у Джеймса есть Лили, они бы могли подружиться… А Ремус пребывал бы в Мунго, не живой и не мертвый, просто нечто. Что же еще жизни нужно сделать с ним? В чем же таком он провинился? Ремус чувствует, как отчаяние разбудило зверя, как отвращение начинает подступать к горлу, как душит ярость: «Убить. Убить обоих в ближайшее полнолуние и скрыться». Ремус вскакивает с постели. Он в панике. Какая страшная мысль! Забыть, забыть, убежать, отпустить, пропасть, исчезнуть.

Он судорожно натягивает одежду, в темноте спальни мерещатся жуткие образы. Куда сейчас? В гостиную? Или в Большой зал, поближе к выходу? Филч увидит. Который час? Начало пятого. Подождать здесь? А ведь утром надо собрать первокурсников перед отправкой домой! Ремус тихонько скулит. Привычный мир рухнул, внутренний хаос вырвался наружу. И это все результат его несдержанности, распутства, похоти и болезненной тяги к исключительности! «Идиот, какой же я идиот!», – шепчет Ремус. Подхватив чемодан, он бесшумно крадется к выходу. Тварь внутри ликует, настал ее час проявить свои способности. Спустившись в гостиную, Ремус садится на диван у камина. Он дождется утра, вызовет Салли и попросит ее взять первый курс на себя, сославшись на то, что… Словом, что-нибудь он точно придумает в свое оправдание. Эта идея немного успокаивает. Минуты тянутся целую вечность. Дрова в камине потрескивают, а за окном валит снег. Тварь еще скребет когтем по сердцу, но в целом Ремусу удалось унять первый приступ отчаяния. Теперь он думает над тем, как объяснить Дамблдору и родителям свое решение остаться дома.

В половине седьмого утра Ремус достает из чемодана значок старосты и легонько ударяет по нему волшебной палочкой. «Салли Соломон! Срочно спустись в гостиную Гриффиндора!»

Через несколько минут в гостиную входит Салли. Она недоуменно оглядывается по сторонам, ожидая увидеть что-то из ряда вон, и наконец замечает Ремуса.

– Что случилось?

– Извини, пожалуйста, что поднял в такую рань, но мне нужно срочно уехать, отец приехал за мной, он в Хогсмиде, поэтому я хотел бы попросить тебя, – Ремус с надеждой смотрит на Салли, – не согласишься ли ты одна собрать первокурсников?

– Мерлин! Я уж думала, что-то случилось. Соберу, раз такое дело, – Салли не выглядит довольной. – А вчера не мог предупредить?

Ремус прячет глаза.

– Вчера я еще и сам не знал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю