Текст книги "Ретривер (СИ)"

Автор книги: Tiger_Bush

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Лето тогда разгорелось сильно, жара не сходила до самой темноты, растворяясь в белесом тумане над рекой, а днем возвращалась печным воздухом да головной болью. Черный такую жару ненавидел: ни расслабиться, ни напрячься. Голова словно котелок на огне. Только кто его спрашивал-то? Все договоренности необходимо было выполнять точно в срок и в полном объеме. Хотя Черный уже давно поднялся в клане с низов, дослужившись до «правой руки» или «лапы», как он любил шутить, но вся ответственность все равно лежала только на нем, как и раньше. Поэтому умри, но работу сделай.

В этот раз заказов было немного, лето все-таки, разъехались заказчики по своим морским дачам. Даже в их закрытом поселке меньше народу стало, отчего золотистый ретривер на ухоженной дорожке между домами стал неожиданностью. Пес дружелюбно вилял хвостом и рассматривал Черного, смешно склонив морду. Черный попыток подойти не делал: собаки его не любили, вернее, боялись. Но ретривер признаков страха не выказывал, лишь принюхивался и изучал.

– Джой! Джой! Подойти ко мне! – звонкий голос прервал их обоюдный интерес, и Черный заметил молодого парня, который шел медленно, странно растопырив пальцы. руки у него были все измазаны в земле, но удивился мужчина солнцезащитным очкам в одиннадцать ночи. Собака в два прыжка очутилась у хозяина, уткнувшись мордой в бедро и завиляла хвостом.

– Глупый, ну куда ты убежал?! Ты же знаешь, что я не могу играть в догонялки.

Ретривер заскулил и потерся головой о брюки, а парень даже не очистив руки принялся гладить по золотистой шерсти.

Черный скривился, когда увидел оставляемую грязь и спокойно попросил:

– Молодой человек, ну вы хоть руки стряхните. Собаку же мыть придется.

Но вместо кивка или равнодушного «спасибо», парень громко ойкнул и переспросил:

– Джой вас не трогал?

Черный снова посмотрел на собаку, которая сидела рядом и не показывала никаких признаков агрессии. Да и не помнил Черный, чтобы эту породу так тренировали.

– А почему он должен был меня «трогать»? – выделил последнее слово Черный и уставился на парня, который вместо того, чтобы повернуть голову к собеседнику, продолжал смотреть прямо.

– Он чужих не любит. Его… – юноша проглотил слово и как-то мотнул головой, будто отгоняя комарье, но в кустах трещали лишь кузнечики. – В общем, не любит.

И тут до Черного дошло! Обвалилось каленым железом на сознание. Парень был слепой, а ретривер – поводырь, которого, видимо, обучали не люди, а тупой скот. Людей Черный мало-мальски переносил, все-таки они и были основными заказчиками, а вот скот – нет. Убивал не чихнув, даже совесть не мучила.

– Не трогал. Он знает, что не обижу, – покровительственно ответил Черный и улыбнулся, когда пес гавкнул. Парень же напрягся, сжал в кулак поводок и совсем тихо уточнил:

– Я не на Липовой улице?

В поселке жили люди, их вожак разрешил, хотя Черный и противился. Ну, не дело это, когда молодых волчат привозят, обучают оборачиваться правильно, а тут людишки под боком. Сколько уже они скороспелых свадеб отметили с апреля по июнь?! Конечно, против инстинкта не попрешь, Пара есть Пара, но что-то Черный стал подозревать, что как-то легко они свои родственные души находят.

– Нет, на Волчьей.

Улицы так немудрено и поделили: людям – деревца в названия, а волкам – просто волчью с нумерацией.

– Простите, пожалуйста, меня предупреждали, – затараторил парнишка, побелев как мел. – Я, наверное, неверно посчитал повороты. Простите, я сейчас уйду.

Уговор с проживающими был один – не соваться на волчью территорию. За нарушение наказывали. И сейчас Черный просто так парня, хоть и слепого, отпустить не мог.

– Увы, не уйдешь. Придется тебе правонарушение отработать. Как звать-то?

Парень громко задышал и на секунду показалось, что тот заплачет, но он кивнул и сделал неуверенный шаг вперед.

– Ярослав.

– Черный. Или можешь по имени – Ониксим.

Парень ничего не ответил и, лишь подойдя ближе, Черный понял, что того колотит мелкой дрожью.

– Да не съем я тебя, не трясись зверьком.

Но слова дали обратный эффект – Ярослав упал на колени и взмолился, чтобы его отпустили живым. Он для этого все сделает, но чтобы только живым и здоровым. Черный даже засмотрелся на это идолопоклоничество, давненько он такого пиетета от людей не получал. Внутри Зверь заурчал, призывая хозяина отблагодарить юношу за проявленный должный страх. Черный наклонился и легонько дотронулся до плеча, но сказать ничего не успел, как сильный удар головой пришелся ему аккурат в нос. Не до крови, но он взвыл и схватился за пострадавшую часть лица. Ярослав, сообразив, что натворил, когда решил подняться, захлюпал уже своим носом, тихо умоляя не убивать.

– Яр, хватит валяться на земле. Встань, отряхнись и возьмись за мою руку. Никто никого убивать не будет! – грозно сказал Черный, и юноша моментально послушался. – Отработаешь провинность и свободен.

– Спасибо вам! – Он крепко сжал протянутую руку, а Черного прошибло разрядом, болезненными иглами вонзившись в сердце. И так оно зачастило, что голова закружилась, а перед глазами накренился горизонт. Такого предательства от тела Черный не помнил с детства.

Юношу он привел к себе в дом, хоть и жил не один, а с мелким волчонком Степой. Детеныша Черный жалел, ведь сирота полный, старался спуску не давать, чтобы тот не научился своей слезливой историей преференции себе в стае выбивать, но и не ругал сильно, когда нашкодит. В общем, изображал наставника, а на лето выделил средства из своего небедного кармана на хороший детский волчий лагерь, чтобы он с остальной мелкотней поехал.

Ярослав стоял в коридоре. Аккуратно снятые кеды он поставил рядом с собой, дожидаясь хозяина. Черный не спешил забирать парня на кухню, тихо наблюдая за ним из своего укрытия между арками. Юноша вытянулся в струну и почти незаметно поворачивал голову, чтобы уловить звуки дома. Ретривер сидел послушно рядом и спокойно ждал, пока Черный выйдет из своего темного угла.

Он и вышел. Почти бесшумно приблизился и замер около Ярослава, изучая его лицо.

– Откуда у тебя шрам на губе?

Ярослав вздрогнул, осознав насколько близко стоит мужчина, а потом замер, когда теплые пальцы коснулись поврежденной губы. Черный дотронулся неосознанно, потянулся из-за желания разглядеть лучше, почувствовать насколько шрам сухой, но кожа оказалась мягкой.

Зверь внутри заворочился, требуя ласки. И Черный отпрянул, как кипятком обжегся.

– Так что с губой?

– Ударился, – соврал Ярослав.

– И кто ударил?

– Говорю же, ударился.

Черный взял его за предплечье и повел на кухню, посадил на мягкий стул за столом и принялся делать чай. Наказания за нарушение границ волчьей территории как-то отошли на второй план, теперь захотелось выяснить почему парень врал.

– Зачем меня обманываешь? Я же не слепой, – последние слова вырвались необдуманно, и Черный раздраженно клацнул зубами. – Прости, я не хотел тебя задеть, но шрамов я насмотрелся. Этот тебе поставили.

Ярослав вздернул подбородок, стараясь показать свою уверенность, которой Черный ни на грамм не чувствовал, и ответил:

– Я бы хотел закрыть эту тему. Ударили или ударился – не имеет значения. Это мои проблемы. Скажите, как будете наказывать за нарушение границ, я постараюсь вернуть долг полностью.

Черный зарычал, напугав Ярослава. Тот вжался в спинку стула и сглотнул. Страх парня и отрезвил, вернул разум, но злость никуда не подевалась. Не его дело! А чье?

«А чье?» – повторил он сам себе и замер. На самом деле, и правда не его. Он мальчишку первый раз сегодня увидел.

«Значит, судьба. И теперь я за него отвечаю – примет он это или нет», – подтвердил Зверь внутри, больно процарапав грудину.

Пара.

Сомнений не было.

– Хорошо, – спокойно и тихо протянул Черный, – будет тебе наказание. Будешь волчонку помогать.

– Волчонку? – напряженно переспросил Ярослав.

– Да, шкет тут один есть. Степа зовут. Лоботряс и лентяй. Завтра возвращается. Будешь с ним до сентября заниматься.

– Вы в своем уме! – взвился юноша. – Какое до сентября! Какой ребенок! Я слепой с собакой-поводырем. Что вы за безответственный отец? – И так трогательно поджал губы, что Черный не удержался и оскалился. Смысл гневной отповеди дошел до него с опозданием.

– Я не отец ему. Ну, я… Наставник. Он сирота. Ему компания нужна, чтобы поговорить, обсудить что-то, а у меня времени нет. Поэтому поможешь ты. Вот твое наказание, – припечатал Черный, удивляясь зачем вывалил всю эту сентиментальность, будто оправдывался за свой приказ. Просил о помощи.

– Хорошо, – более дружелюбно ответил Ярослав. – Я постараюсь. Скажите, когда приходить.

– Приходить? – удивился Черный. – Ты здесь жить будешь. Твоим сообщим, про нарушение они знают, так что тут и обсуждать нечего.

Черный посмотрел, как мило поднялись от удивления бровки из-под темных очков, и ему вдруг захотелось узнать какого цвета у Яра глаза.

– Сними очки.

Он поджал губы, и Черный понял, что тот ответит отказом.

– Нет.

– Почему?

– Потому что это личное.

Вот так одной фразой Черного поставили на место. Он сжал кулаки и постарался успокоиться. Раньше ему дела не было до людей, а теперь он на задние лапы готов встать, чтобы добиться расположения какого-то мальчишки.

– Пойдем я провожу тебя до твоей комнаты. Собаку свою не забудь.

Ретривер замахал хвостом, глядя на мужчину, и побежал следом за хозяином. Черный разместил его в гостевой на первом этаже, рядом с кухней и ванной. Аккуратно провел его, помог освоиться в комнате. Яр сообщил все данные его семьи, и Черный неприятно удивился, что юноша жил у Выстроцких. Он уже не первый год уговаривал Быстрого исключить их из списка проживающих – семья явно была замешена в грязных делах, но схватить за руку Черному не удавалось. Может, на Яра надавить? Он хоть и слепой, но не глухой же!

– Слушай, а почему ты у Выстроцких живешь?

Яр опустил голову, явно не желая откровенничать с посторонним, но понимал, что мужчина не из праздного любопытства спрашивал:

– У меня родители погибли весной. Они единственная родня, а я недееспособный, хоть и давно совершеннолетний.

Кривая улыбка Яра сказала о многом.

– Кто поставил тебе шрам на губе? – повторил мучивший его вопрос Черный.

– Игорь, – еле слышно ответил Яр.

«Значит, их сын».

– Причина? – как на допросе сыпал мужчина, но Зверь рычал и скреб, желая докопаться до правды.

Ярослав чувствовал злое нетерпение, вжимаясь в глубокое кресло, но бежать ему было некуда. Уже некуда.

Зверь внутри радостно оскалился.

Мой!

– Мы не сошлись в понимании отношений между братьями.

Черный навис над ним, опершись сильными руками в подлокотники.

– И как Игорь видит ваши отношения? – Он и так знал, что ответит ему Яр. Видел он Игоря, и не раз, чтобы понять насколько тот был гнилой мразью.

– Он пытался изнасиловать меня, – сдавленно выдавил Ярослав и сгорбился под тяжестью неприглядных грязных слов. Черный весь затрясся от гнева, он сегодня же потребует от Быстрого выкинуть эту семейку вон.

«Давай, зверюга! А они заодно и Ярослава прихватят на правах опекунов», – напомнил разум. Единственная возможность освободить от Выстроцких – это ритуал Пары. Он-то хоть сейчас готов. А Яр?

«От одного озабоченного к другому», – добавил масла в огонь говорливый рассудок.

Нет. Нужно было защитить парня иначе.

– Значит так, ты здесь останешься, пока я не придумаю, как тебя освободить от их опеки. К Выстроцким ты не вернешься.

– Зачем вам это?

Закономерный вопрос.

– Я ненавижу насилие, – честно признался Черный. – И не допущу его. Здесь ты в безопасности.

Ярослав порывисто выдохнул и прохрипел севшим в раз голосом:

– Спасибо.

Черный улыбнулся, разглядывая подрагивающие губы Яра. Он чувствовал всем нутром, что того отпустило, он весь будто расслабился, выпуская страх наружу – пусть разлетится перепуганными воронами.

– Не за что. Это долг любого разумного существа. А теперь ложись спать. Степка рано приедет. Высыпайся.

На этих словах Черный вышел, оставляя дверь приоткрытой.

Степан и правда прибыл рано, к завтраку. Оглосил весь дом громким воплем и ворвался в гостевую комнату, резко замерев около одевающегося Ярослава.

– Вау! Какой красавчик! – в лоб выпалил Степа и заржал, а Ярослав понял, что он глубоко заблуждался по поводу развития восьмилетних. – Значит, вот почему Черный меня в «тюрьму» отправил. Чтобы вы тут шпили-вили…

Договорить ему не дал звонкий подзатыльник.

– Степан, а ну марш в ванную мыться. Потом придешь завтракать и познакомишься культурно со своим репетитором.

Мальчишка по-волчьи завыл, но послушно ушел – Ярослав слышал громкий стук двери в ванную.

Черный отвел Яра на кухню и тот помог приготовить завтрак, смешивая омлет, аккуратно собирая бутерброды. Делал он это на удивление мужчины проворно и умело, привычными будничными жестами. Вскоре вернулся и маленький ураган. Сел присмиревшим щенком, лишь чавканье доносилось с другого края стола.

– Степ, ты опозорить меня хочешь? – рыкнул недовольно Черный.

– Извините, – пристыжено ответил мальчишка и продолжил кушать без чавканья и посторонних звуков.

Когда хозяин дома налил всем чай, Степа решился задать вертевшийся на языке вопрос:

– А почему мой репетитор в очках? Он что, слепой?

– Слепой, – ответил сам Яр и улыбнулся. – Меня Ярослав зовут, а тебя?

– Степан. А как же ты меня проверять будешь?

Тут уже вмешался в разговор Черный.

– Яр пока с нами поживет. Будете друг за другом присматривать, пока меня нет. Справишься?

Степа только прыснул со смеху.

– Мне же не три годика, я уже взрослый.

– Взрослый он… – проворчал Черный, и причесал своей пятерней мальчишеские вихры. – Чтобы взрослым стать, надо Поступок совершить. А ты пока умеешь только одежду рвать да котов пугать второй формой.

– Ничего я не рву, оно само, – обиженно промямлил Степка и вылез из-за стола.

– Угу, – немного устало подтвердил Черный и обратился к Ярославу: – Я в пять уже вернусь. Степан, ты ни шагу из дома. Занимаешься литературой.

– А что будет делать Ярослав? – проныл ребенок.

– Следить за тобой.

Когда черный джип выехал за ворота, Степа перевел взгляд на Ярослава и тяжело вздохнул.

– Пошли в мою комнату что ли. Будешь за мной «следить».

Ярослав улыбнулся и протянул руку, за которую и ухватился мальчишка, чтобы отвести в свою комнату. А потом как-то так и повелось: общий завтрак с шутками Степки и суровым баритоном Ониксима, крепкая хватка волчонка, чтобы отвести в комнату, разговоры про людей и волков, чтение вслух, прогулки с Джоем, обеды, за которыми мальчишка разбалтывал все «секреты» Ониксима и ужин в спокойной обстановке втроем.

Черный стал замечать, как хочет быстрее закончить дела и рвануть домой, как думает, что сегодня приготовить и какой помощью нагрузить Яра, который участвовал в их скучной семейной жизни со Степкой с большим удовольствием. Вскоре он перестал носить очки дома, и Черный наконец-то узнал цвет его глаз – голубой в утренней дымке. Степка называл его эльфом, и ведь не погрешил против истины. Ярослав действительно был до рези в глазах солнечным и воздушным. По ночам Черный слышал, как он тяжело дышит во сне и мечется по кровати. В такие моменты он пулей устремлялся к его комнате, но замирал на пороге, будто там пуд соли рассыпали, не давая ему пройти.

«А если я напугаю его больше? А если страхи его из-за нас, волков? А если…»

Черный мог до бесконечности перечислять все возможные причины, из-за которых он не мог войти в комнату, как однажды, спустя где-то месяц проживания у них Яра, к нему не спустился Степка. Волчонок выглядел сердитым, аж глазки желтизной блестели в темноте, выдавая в нем древнюю проклятую кровь настоящего вервольфа.

– Чего не заходишь? Нравится слушать, как он мучается?

Ониксим оскалился, показывая, что еще чуть-чуть и Степа перейдет черту, но тот ощетинился, светлые волосенки на загривке встали дыбом, а потом он его укусил за руку до крови.

– Ах ты, щенок непослушный! – прорычал Ониксим и выдернул руку, зло уставившись на приемного сына, и хотел договорить, но дверь в комнату распахнулась, а на пороге замер полуголый Яр, а в ногах у него встал Джой.

– Что случилось? – хрипловатым ото сна голосом спросил он у Черного, и тот бы и рад ответить, но взгляд так и приклеился к синим брифам, которые кокетливо-высоко открывали линию стройных бедер. Черный сглотнул и открыл рот, чтобы ответить, но мелкий его опередил:

– Яр, Ярушка! – слезливо проныл восьмилетний актер. – Помоги! Я Ониксиму руку прокусил… нечаянно. Испугался.

Ярослав молча схватил за руку Черного, угадав с первого раза какая, и нежно огладил пальцами, ища рану, а когда нашел, также молча повел в ванную. Степа уже не «плакал», довольно улыбаясь, а напоследок показал язык и ускакал к себе в комнату, забирая с собой Джоя.

Черный же шел за Ярославом, как на эшафот, не в силах отвести взгляд от милых ямочек на пояснице и от слишком (слишком!) аппетитной задницы, по которой он так и хотел провести языком.

Однополые Пары у вервольфов были и не осуждались, хоть и не приносили потомство, но Зверь должен быть спокоен, остальное значения не имело. А кто еще может подарить такой покой и счастье, как не любимый?! Но идя послушно следом, Черный сомневался, что Яр когда-либо подарит ему эту пресловутую гармонию, он будил в его Звере такие мысли и такие желания, что отчетливо понимал – человек Ярослав никогда не согласиться быть его Парой. Но какая ведь злобная Судьба у вервольфов?! Заставит полюбить того, кто ничего не чувствует.

«Зато ты за двоих стараешься. Вон, уже колом стоит», – огрызнулся про себя Черный и попытался успокоится, не хватало еще, чтобы Яр заметил.

В ванной он постарался прижаться к большой раковине, усадив на край ванны Ярослава, но тот сразу потребовал дать ему руку, как только услышал, как Ониксим выключил воду. Тонкие длинные пальцы нежно прошлись по запястью, обвили его легонько, подушечки пальцев ощупали рану. Сердце у Ониксима бухало уже в горле, пытаясь выпрыгнуть наружу, прямо в эти нежные пальцы. Клыки стали удлиняться, вытягивая за собой остатки здравомыслия.

– Подайте, пожалуйста, хранитель и бинт. Я сейчас обработаю…

Ярослав не договорил, будто почувствовав повисшее удушливым ароматом напряжение. Он замер, но чутье Ониксима уже кричало ему, что Яр возбуждается: частое дыхание, приоткрытые губы, пульс, что так лихорадочно бьется в жилке на шее под тонкой кожей. И настолько молочной, что ее нестерпимо хотелось попробовать на вкус.

Ониксим очнулся от чужого судорожного вдоха. Яр был сдавлен в его объятиях, а губы мягко касались нежной кожи за ухом. Он не вырывался, но теперь к запаху возбуждения отчетливо примешался страх. Зверь внутри заворочился, напружинился и прыгнул, не в силах устоять перед такой желанной капитуляцией Пары. Как же это невероятно сладко ощущать! Теплый, пряный аромат желания и острый, мятный аромат страха. Ониксим тихо зарычал и прижал Яра сильнее, уже грубее целуя его в шею, облизывая ключицу, покусывая сладкие губы, а потом напористо проникая внутрь языком. Яр постанывал, вцепившись мертвой хваткой в предплечья. Ониксиму на краю сознания показалось, что он его отталкивал, но ведь такого быть не могло! Пара сама признала в нем сильнейшего и лучшего, ведь желать могут только такого волка. Ониксим стащил Яра на пол, оседлав его сверху, и принялся вылизывать все, что попадалось в поле зрения: соски, родинки, пупок. Преграду в виде брифов он преодолел быстро и сразу же стал тереться щекой о член Яра, пытаясь как можно больше впитать в себя этот дурманящий аромат. Ярослав тяжело дышал и мелко дрожал, но не шевелился, а Ониксим только и радовался, вылизывая все, что хотел, вскоре ему захотелось большего и он заглотил член, посасывая и смакуя такой нежный вкус Пары. Волк внутри ликовал от счастья, желая вывернуться на изнанку, но доставить удовольствие, и Ониксим старался, вытягивал душу из Ярослава. Тот тихо стонал, выгибаясь, а вскоре и кончил, как-то обмякнув.

– Ярушка, мой хороший, – начал шептать Ониксим, но осекся, увидев, что Ярослав потерял сознание, а нижняя губа кровит. И в одну секунду Черного выкинуло в лютую зимнюю стужу, Зверь его завыл от боли, пелена бесконтрольного желания спала. Сразу вспомнились и руки Яра, которые отталкивали, и тихие всхлипы, когда он оседлал его, придавив своим немалым весом, и напряженная поза, когда Ониксим его вылизывал.

Он же, кусок собачьего дерьма, просто накинулся на него! Ничего даже не сказал, не прошептал на ухо о том, как бесценен для него Ярослав, а просто диким волком принялся метить любимое тело.

В горле пересохло, и Ониксим попытался сглотнуть вязкую слюну, в которой еще ощущался терпкий привкус Яра.

Стало только хуже.

Он бережно поднял его, отнес в спальню, одел новое белье и укрыл, как укрывал Степку.

«Бежать» – крутилась единственная мысль в голове. Бежать в лес. Кинуться в овраг и сломать себе шею, раз держит такую дурную голову. Глаза мерцали желтым в темноте комнаты, Зверь выл и просился в лес, чтобы зализать раны на сердце, успокоиться немного, но Ониксим все не мог отойти от уже спящего Ярослава, так и сидел на полу у его кровати.

========== 2. ==========

Утром его подбросило. Он в испуге открыл глаза и понял, что сидит на полу, укрытый пледом. Ярослав уже не спал, а сидел тихо в кровати и слушал что-то в наушниках. Он почувствовал движение рядом и вынул капли из ушей, прислушиваясь к звукам в комнате.

– Ониксим, – позвал он Черного. Голос у него был спокойный и мягкий, отчего ночная выходка придавила внутри каменной глыбой. Весь кислород, сука, выдавила, и Ониксим судорожно вдохнул.

– Не уходи, пожалуйста. Догнать я тебя не смогу, – Ярослав улыбнулся и протянул руку.

Ониксим сглотнул и замер – его не выгоняли, не игнорировали зло, не обвиняли. С ним хотели поговорить.

– Не уйду, – пробасил Ониксим и сел на кровать, хватаясь за протянутую руку, словно утопающий. Хотелось вдруг зарычать и сказать «никогда», но он себя одернул – эти волчьи замашки и так пугают, а уж такие заверения точно окажут противоположный эффект на обычного человека. Ярослав сидел тихо и держался за руку, не шевелясь, не ерзая нервно, был удивительно спокоен. Ониксим смотрел на него во все глаза и боялся вздохнуть, чтобы рукой нечаянно не шевельнуть, мало ли, Яр решит, что тому неудобно и отпустит руку, а он уже не сможет попросить взять его снова за пальцы, чтобы не докучать, не навязываться. Не объяснишь же в двух словах, что ради Пары он кожу заживо сдерет, если нужно будет. Это ведь не любовь, это связь духовная. Навсегда.

– Я мало знаю о волках, – Яр нервно куснул себя за нижнюю губу, но продолжил: – Да почти ничего. Страх у меня есть, но лишь от незнания. Сколько живу в поселке только хорошее слышал о вас, а еще, что вы очень строго соблюдаете законы и в касту свою чужаков не впускаете. – Голос его становился тише. – А у меня с тобой договор на определенный срок и… – Ярослав замолчал, подбирая слова. Ониксим видел, чувствовал, как тяжело ему сейчас говорить. – И ты мне очень нравишься, хотя я даже не трогал твоего лица, но «курортный роман» заводить не хочу.

– «Курортный роман»? – растерявшись спросил Черный. Где-то на подкорке он примерно понимал, о чем говорит Яр, но хотел не домысливать, а знать точно.

– Краткосрочные отношения, – тихо ответил Ярослав и сжал губы в линию. Ониксим слышал заполошный стук его сердца, и так больно тянуло свое при этом, что сил сдерживаться уже не было. Он рыкнул и быстро оказался около Ярослава, целуя эту сжатую линию губ.

– Не надо, не делай так, мне очень больно видеть твою тревогу, – шептал он в перерывах между поцелуями. – Ярушка, никаких краткосрочных отношений. Ты моя драгоценная Пара. Прости, но я никому тебя не отдам, даже, если сам попросишь. Я не смогу.

Ониксим поднял дрожащие руки Яра и положил на свое лицо. Тонкие пальцы нежно и аккуратно прошлись по всем выступающим участкам, а потом вернулись на скулы.

– Ты очень красивый, – прошептал Яр, но Ониксим лишь улыбнулся и ответил так же тихо:

– Это ты очень красивый, мой Ярушка!

Почему-то говорить громче не хотелось, только шептать, чтобы сидеть вот так рядышком и не отодвигаться, вслушиваться в каждое слово и наслаждаться близостью. Кто-то из стаи говорил, что от Пары сносит крышу и на уме лишь секс, чтобы пометить, присвоить – Зверь вырывается на свободу. Но у Ониксима было иначе. Его Зверь хотел быть рядом, свернуться калачиком и оберегать, слышать эти размеренные вдохи и выдохи. И шептаться, рассматривая любимое лицо. Яр несомненно чувствовал взгляд Черного, поэтому слегка опускал лицо, чтобы уйти от жадного взгляда влюбленного вервольфа.

– Прости меня за вчерашнее. Я напугал тебя?

Яр кивнул, сглотнул, но сказал прямо:

– Меня напугал не ты сам, а воспоминания. Ко мне часто приставали, когда я еще видеть мог, а уж потом, нападки участились. Раз слепой, значит, плевать с кем. А мне не плевать, я хочу своего человека найти. Или волка, – добавил, застеснявшись собственной прямолинейности, Ярослав, а потом как-то погрустнел: – Жаль, что слова не все понимают.

Сразу вспомнился тот разговор про Игоря, и Ониксим зарычал тихо от ненависти к этой мрази. Беспомощных нужно оберегать, раз сила тебе такая дана и возможности, каждый волк с рождения это правило знает, но у людей все не так. Человек – ошибка природы, все в нем есть, а душа только у каждого десятого почему-то. И вечно на какие-то животные инстинкты кивают, совершив злодеяние. Да будто есть у них эти инстинкты! Были бы, то о родителях заботились и детей своих любили.

Яр ласково провел по волосам Ониксима, успокаивая взбаломученное дно его памяти, но тот уверенно сказал:

– Больше ты Выстроцких не встретишь. Уж я все связи подниму, но их из поселка выставлю. Давно пора их убрать, а теперь, когда ты сможешь стать моей официальной Парой, то и опека их закончится. Ты же станешь? – почти скуля, спросил Ониксим.

Ярослав замер, подбирая слова:

– А если… если я откажусь, что тогда будет?

Ониксим закаменел и глухо ответил правду, что уж ее скрывать:

– Я умру без тебя.

Он уже приготовился к неверию, к снисходительной улыбке, от которой будет тошно – люди не верят словам, а у волков только они и есть, чтобы попробовать рассказать, как все внутри горит и плавится от близости со своей Парой. И как это смертельно мучительно потерять ее.

Но Ярослав схватился за Ониксима, навалился на него, залезая на колени, и прижался со всей силой к мощному телу.

– И я умру, – всхлипнул он. – Потому что не представляю, как без тебя теперь жить буду. Без Степы. Ты мне настоящий дом подарил. Взял и впустил в свое логово. Отогрел. Как к равному относился. Я каждый прожитый день ненавидел, что он проходит так быстро, приближая меня к сентябрю. Ты невероятный…

Ониксим впился в губы Яра. Не нежно, а по-волчьи грубо, присваивая. Даже, если Ярослав только влюбился в образ, в его мечты об идеальном мужчине, то ничто не помешает Ониксиму им стать. С человеческой Парой это был единственный плюс. У волков любишь-не любишь, но раз Луна свела, то уживайтесь, ищите общую тропу. А человек чист, как первый снег, с ним можно свою собственную тропу протаптывать, лаской и заботой взрастить и укрепить любую симпатию, чутье подскажет, Зверь почует направление.

Поэтому Ониксим залюбит своего Ярушку в прямом и душевном смысле. Вот прямо сейчас и начнет…

Дверь с грохотом отварилась, и в комнату влетел Степка с Джоем. Швырнул в них сорванные в саду лепестки распустившихся цветов и радостно прокричал:

– Пусть ваша Луна всегда будет полной, дети мои, – повторил слова волчьих шаманов, что те произносили на брачных ритуалах, а потом запрыгнул в кровать и захохотал, радуясь то ли своей проделке, то ли за своего Наставника и его Пару.

Ониксим даже не рыкнул, улыбнувшись доброй выходке, и помог Яру снять с волос лепестки.

– Я надеюсь, ты не все кусты общипал, мелкий троглодит? И стучать я тебя не учил? Ты у меня дикий лесной бродяжка, а не стайный волк?

Степка насупился и молча принялся помогать собирать им же и брошенные лепестки.

– А какого они цвета? – вдруг спросил Яр, держа в пальцах один такой снятый с волос.

– Белые, конечно, – деловито ответил Степа. – За розовые кусты меня бы выдрали, а эти можно. Ай, не бей по голове. Дурачком стану!

– Уже, видимо, долупил до твоей дурости, – пробасил Ониксим. – Чтобы стучал, прежде чем войти. А теперь марш отсюда. И Джоя оставь.

Степка насупился, но в дверях посмотрел на Ониксима и хулигански поиграл бровями. Черный ему показал звериный оскал, и мальчонку сдуло в момент. Он будто чувствовал, когда нужно остановиться, не пересекая опасную черту, за которой его Наставник превратится в настоящего вервольфа.

Яр улыбался, сжимая в одной руке лепесток, а другой поглаживая Джоя, который ластился к хозяину.

– Кстати о Джое, – спросил Ониксим. – А почему он у тебя так плохо обучен? Спокойно своего хозяина бросает, играется с тобой, как со зрячим?

– А он и не поводырь, – ответил Яр, почесывая за ухом ретривера. – Я его забрал к себе из приюта, когда еще видел. Он никого не подпускал, а меня подпустил. Родители против были, но он меня слушался, поэтому долго не противились. Не представляю, что с ним прежние владельцы делали, ведь такую породу семейные пары заводят, но люди очень безответственные. А когда зрение потерял, так Джой стал единственной опорой.

Ониксим снова сел совсем рядом, положил голову на плечо, слушая спокойный голос любимого. Безответственность – это очень мягкое определение для некоторых…

– Ярушка, а как случилось, что ты зрение потерял? И что у тебя с образованием? Чем я тебе помочь могу? – посыпал вопросами Черный. Вроде и не та атмосфера, про ритуал бы лучше рассказал, но он хотел знать о Яре все. Хотел помочь всем, чем сможет, а ритуал от них не убежит в лес.

Ярослав переплел их пальцы и прислонился к Ониксиму еще ближе.

– В той аварии и потерял. Выжил только я, родители на месте скончались. Мы тогда ехали на мое выступление. Я же по классу фортепиано в консерватории обучался, концерты давал, как подающий надежды пианист. В Лондон должен был лететь в составе нашей музыкальной группы из студентов. И вот…

Он сильно сжал руку, закрывая лицо второй. Ониксим не шевелился, позволяя побыть с собой в тишине. По себе знал, что никто, кроме себя самого тебя не соберет. Да, склеит только любящий, а вот собирать себя нужно самому.

– Повреждение левой кисти было слишком сильным, теперь играть могу только для домашних вечеров. А про высшее образование даже и не думал больше. Никто со мной про это не говорил.

Ониксим ласково провел носом по виску и поцеловал за ухом, улыбаясь реакции на него Ярослава.