Текст книги "Ближе к солнцу (СИ)"
Автор книги: thebrotherswinchester
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Да, Баки, – отзывается он, и в этот раз его не поправляют. – Это я. Ты голодный?
Баки кивает.
*
Баки наотрез отказывается встречаться с психиатрами бывшего ЩИТа (пусть даже те были повторно проверены Фьюри после распада конторы), отчасти решительно не доверяя глобальным организациям, отчасти радуясь своему праву сказать «нет» как можно чаще.
Кроме того, Баки отказывается: обрезать волосы (он побрился, но только на своих условиях); носить футболку «1й фанат Железного Человека», любезно присланную Тони Старком; есть пищу с томатами (Стив подозревает в этом чистый каприз, ведь у Баки никогда не было проблем с помидорами); выходить на пробежку со Стивом и Сэмом (хотя часами тренируется в своей комнате, сам) и поливать блинчики кленовым сиропом.
Он неохотно общается с найденным Сэмом терапевтом и спит около трёх часов за ночь. Порой он просыпается от крика или рвоты, и Стив учится хвататься за щит – Фьюри достал его из Потомака – когда дверь его спальни открывается после полуночи: он уже не раз просыпался от металлической хватки на горле.
Но Бак никогда не заходит слишком далеко – его глаза расширяются, морок спадает, и он в ужасе шарахается с кровати. На следующий день он избегает Стива, не разжимая губ от стыда и ненависти к себе. Но никогда не уходит.
Стив невыразимо благодарен за каждый миг, что Баки остаётся. За каждый медленный, острый, болезненный миг, за каждый день, что Баки запирается в комнате, за каждую ночь, когда ни один из них не спит, за каждый раз, когда показывается Зимний Солдат, огрызаясь на русском.
Стив знает, как это больно. Когда бы он ни думал о годах между ними, о десятилетиях пыток и обнулений, запертых в мозгу Баки, о вещах, которых того заставляли делать, ему хочется уничтожить Гидру до последнего агента, голыми руками.
Он никогда не забудет, что прочёл в его папке, и никогда не простит тех, кто сыграл в этом хоть малейшую роль.
Но Господи боже, у него снова есть Баки, и он всё больше Баки с каждым днём. Стив даже не представляет, как мучительно всё это для него. Знает, как тому было бы проще уйти и не пытаться вспомнить, утонуть в онемении Зимнего Солдата навечно.
Это больно, и эгоистично, и он попадёт за это в ад, но Стив так рад, что Баки выбирает бороться.
*
Они переезжают в Башню Старка, для большей безопасности и близости к оставшимся Мстителям – оказывается, если ты хоть раз бился против пришельцев с Тони Старком, тот оборудует для тебя целый этаж в своём огромном небоскрёбе.
Когда Стив спрашивает об этом у Пеппер, та только вздыхает:
– Мы над этим работаем. А пока, кэп, просто прими это как комплимент.
Так он и поступает.
*
Стиву двадцать шесть, идёт 2014 и всё до странности, невозможно в порядке.
Никто не пытается захватить мир, терапия Баки проходит в основном довольно гладко. Он больше не чувствует ярости или боли, вспоминая о чём-то, – только прикрывает глаза, позволяя памяти пройти сквозь него.
Иногда он делится со Стивом, когда это память о Бруклине или войне, случай из детства или как они сражались бок о бок. Но чаще молчит – вспоминая лицо мишени, запах дыма и крови, тёмные углы и крыши городов, разбросанных по всему миру.
Стив принимает всё, как есть. Они оба так делают.
Тони предлагает Сэму обустроить в Башне собственный этаж, с тех пор, как они воспылали взаимной любовью, препираясь со Стивом в первые тридцать секунд знакомства. Сэм отклоняет предложение, сообщив, что, хоть и не собирается в ближайшее время возвращаться в столицу, предпочитает жить как обычный человек в обыкновенной квартире.
Тони отвечает:
– Отлично, как знаешь. Всё равно я уже израсходовал весь свой птичий декор на Хоукая.
Сэм закатывает глаза. Тони вносит его в защитную систему Джарвиса, чтобы тот мог появляться, когда хочет.
Стиву приходит на ум, что Тони был одинок очень, очень долгое время.
Они с Баки сваливают коробки и сумки в гостиной – у них так мало личных вещей, что перебраться удаётся в одну ходку – и пытаются обжиться в новом доме. Стив падает на кушетку с альбомом и кофе. Баки прямиком идёт в новую спальню и без единого слова мягко прикрывает за собой дверь.
Стив рисует шаткую пожарную лестницу ночью, сияющий огромный диск луны и еле удерживается, чтобы не дорисовать под ней Баки.
*
Как-то ночью, пару недель спустя, Стиву не спится; в два часа раздаётся стук в дверь. Он знает, это Баки, и по звуку металла о дерево понимает: тот стучал левой рукой; отчего-то это кажется важным. Стив босыми ногами шлёпает открыть.
– Привет, – бормочет Баки, потупившись. На нём пижамные штаны и одна из стивовых футболок, волосы собраны в хвост, во тьме он кажется странно маленьким и молодым. – Можно войти? Обещаю тебя не душить.
– Конечно, – Стив отступает, давая дорогу.
Баки садится на край его постели:
– Не мог уснуть.
– И я, – Стив неловко топчется в изножье кровати. Он так и не понял, сколько пространства оставлять Баки в эти дни.
– Ты светишься, – мягко говорит тот.
Стив мысленно перебирает все варианты контекста и ничего не находит:
– Что?
– Во всех его воспоминаниях, ты, в прошлом, – отвечает Баки. Порой он говорит о Баки Барнсе и Зимнем Солдате в третьем лице, Сэм считает, это ожидаемо. – В каждом воспоминании ты светишься.
– Я… не совсем понимаю, о чём ты.
Баки досадливо вздыхает, опираясь о колени локтями, чёрная тень в темноте.
– Знаешь, ты ведь в каждом его воспоминании, – шепчет он. – С тех пор, как он подрос настолько, чтобы помнить, он помнит тебя. Даже когда тебя не было рядом, даже когда он ушёл воевать, он думал о тебе. Иногда с ума сходил от беспокойства.
– Ты всегда слишком волновался за меня, Бак, – откликается Стив.
Баки как не слышит:
– И всегда… от тебя шёл этот свет, отражался от кожи, точно на тебя направили гигантский прожектор. Так он тебя помнит, ты весь золотой и улыбаешься ему. Каждый раз, – он поднимает взгляд на Стива. – У меня в башке слишком много тебя, и ты сияешь, как чёртово солнце.
Стив понятия не имеет, что сказать.
– Он всегда считал, что тебя не заслуживает, – продолжает Баки. – Даже когда вы были детьми, он знал, ты особенный.
– Я не особенный, – через боль в горле давит Стив.
– Ну, он был уверен. Только поэтому ты ещё жив.
Стив не знает, Баки сейчас о том, как вытащил его из Потомака, или о том, как спасал ему жизнь бессчётное число раз до войны и на войне, но в конце концов, это не так уж и важно. Результат не меняется.
Стив опускается на пол перед ним, обнимает за бёдра. Кладёт голову ему на колени и глубоко вдыхает, наполняя лёгкие его запахом, кондиционером для белья, шампунем и солоноватым оттенком кожи. Он помнит, как точно так же сидел в церкви сотни раз, костлявые коленки болели от жёсткого пола.
Стив заглядывает Баки в лицо, темнота окутывает их покрывалом. Что-то рождается внутри, рвётся наружу сквозь рёбра, живое, сильное тепло, которое не описать.
Баки осторожно протягивает правую руку и зарывается пальцами ему в волосы. Стив закрывает глаза, подаваясь к руке, и Баки судорожно вдыхает.
– Ладно, – нарушает Стив долгие секунды тишины, – пойдём спать.
Они забираются под простыни на его кровати, и Стив, поколебавшись мгновение, обнимает Баки, ложась лицом к лицу, как они часто лежали в их комнате слишком холодными зимами. Разве что Баки теперь меньший.
Стив прижимается лбом к его лбу, обнимает за талию и засыпает.
*
Стив просыпается в пустой постели. Но придя в кухню, видит Наташу и Сэма – те пекут блинчики, а Баки жарит бекон, и наконец по-настоящему ему улыбается:
– Хей, большой парень, мы уже заждались.
– Не зови меня так, – машинально откликается Стив, слегка краснея. – Привет, Наташа.
– Привезла тебе открытку из Одессы. Она на столе.
Стив поднимает открытку. На фото огромные пролёты каменных ступенек с надписью «Потёмкинская лестница». На другой стороне округлым Наташиным почерком выведено: «Хей, ребята, надеюсь, вам без меня весело. Скоро увидимся. Н».
– Спасибо, – говорит Стив, странно тронутый. Она кивает, довольная, и мастерски переворачивает блинчик.
Они завтракают вчетвером, сгрудившись вокруг стола на кухне, передавая друг другу сироп, и кофе, и апельсиновый сок, и Сэм заворачивает бекон в свой блинчик, как буррито, разжигая локальную блинчико-бурритную революцию. Наташа бормочет что-то по-русски, и Баки фыркает в кофе, и это утро – одно из лучших в жизни Стива.
*
За пару месяцев Баки знакомится с прочими Мстителями, по одному; каждую встречу организует и курирует агент Коулсон.
Сколько Стив понимает, после Наташи Баки больше всех симпатизирует Клинту, похоже, у них много общего. Доктор Бэннер его успокаивает, Тор приводит в замешательство, а узнав Тони получше, Баки считает его в равной степени раздражающим и смешным. Как и все остальные.
Баки перекидывается с Нат общими шутками на семи языках, обсуждает работу с Клинтом и зависает на этаже доктора Бэннера, когда взволнован, расстроен или зол. Он бесстыдно провоцирует Тони и учит Тора готовить макароны с сыром, потому что, оказывается, ему нравится их готовить.
Бывает, он ещё просыпается от крика, но это случается всё реже, и никогда в те ночи, что Баки спит в кровати Стива. Вместе они ночуют три-четыре раза в неделю.
Когда Стив просыпается, кровать всегда пуста. И неясно, почему его это тревожит.
*
Стив просыпается ночью от звона стаканов на кухне. Скатывается с кровати и, нахмурившись, идёт через холл.
Баки развалился на диване в гостиной, бутылка водки (настоящей русской водки, с надписью кириллицей, чёрт знает, где достал) возвышается на кофейном столике. Баки держит полупустой стакан металлической рукой, и Стива внезапно накрывает ощущением дежавю – тот вечер многолетней давности, когда Баки призвали в армию первым.
– Хей, Бак, – Стив осторожно опускается на диван, стараясь не задеть и не разлить водку. Откинувшись на подлокотник, засовывает ступни Баки под ноги. – Ты чего тут?
– Кошмар приснился, – скрипит Баки.
– Не расскажешь?
– Приснилось, что я не попал тебе в живот, – отрывисто говорит он, глотая водку, и морщится от жжения. Тянется к нему и живыми пальцами стучит Стиву по лбу, прямо между глаз: – Я попал сюда.
– Только сон.
– Он чуть не сбылся.
– Ты спас мне жизнь, – напоминает Стив, пристально глядя на Баки. – Не зная, что происходит, не зная, кто я. Я был твоим заданием, твоим приказом на убийство, но ты меня спас.
– Да уж, – кивает Баки, – прострелив три раза и забив до полусмерти.
– Дерьмо случается, – замечает Стив и в награду слышит удивлённый резкий смех.
На мгновение они умолкают; потом Баки говорит:
– Уж мы-то получили свою долю, а?
Стив соглашается:
– Что есть, то есть. Но теперь всё в порядке, как ни странно. Ну, почти всегда.
– Иногда, – поправляет Баки. Стив лишь поводит плечом. Уже то, что Баки жив в этом столетии, для него просто чёртово чудо.
– Расскажи мне о чём-нибудь, – просит Баки. Это значит: расскажи воспоминание о нас.
И Стив рассказывает. Он начинает с самого начала, первое, что помнит со школьного двора, изредка перескакивая на то, что находит занятным. Рассказывает о Джеке МакГиннисе и Пэтти Эйкерс, о его отце-солдате и своей матери, которая работала на двух работах, о диванных подушках и Кони-Айленде, о том, как они трижды ходили в кино на «Белоснежку и семь гномов» – всё потому, что Стив был в восторге от рисовки, о том, как он дрался с хулиганами и бегал по девочкам.
– Не только по девочкам, – ближе к трём ночи прерывает Баки; Стив как раз на середине истории об их первом провальном двойном свидании, голос уже слегка хрипит.
– Что?
Баки выдёргивает из дивана нитку, не встречаясь с ним взглядом:
– Я помню. Были не только девчонки. Парни тоже.
– Ты… – Стив замолкает, пытаясь придумать, что ещё Баки мог иметь ввиду. – Ты… с мужчинами?
– Ага, – Баки смеётся невесело, Стив ненавидит пустоту этого смеха. – Куча таких парней ошивалась в доках, в темноте. Проще простого было найти одного из них, завести в переулок или старое здание и по-быстрому… ну, ты понимаешь.
Стив разевает рот и тут же захлопывает его.
– Что? – спрашивает Баки, тон его горький, почти самоуничижительный, хотя он явно старается звучать буднично. – Только не говори мне, что Капитан Америка имеет что-то против геев.
– Нет, Господи, конечно, нет! – поспешно отрицает Стив. – Нет, я к тому… у меня никогда не было с этим проблем, ни раньше, ни тем более сейчас. Люди не должны… никто не должен скрывать, кого любит, – он неловко ищет верные слова, уставившись себе в колени. – Я просто никогда не знал, что ты… Думал, ты только по женщинам.
Он поднимает глаза – Баки сидит как побитый, а смотрит так, будто Стив только что пнул его в живот.
С упавшим сердцем Стив чувствует: он сделал самое худшее, что можно.
– Что, Баки, что я сказал не так?
– Да ничего, – стонет Баки, пряча лицо в ладонях. – Господи, Роджерс. Я спать.
– Ладно… – осторожно соглашается Стив, глядя, как Баки встаёт и убирает в бар водку. На ум приходит: – Ты ведь знаешь, что теперь это легально, да, Бак? Некоторые ещё злятся, но чёрт, мы же в Нью-Йорке – я часто вижу на улицах ребят, они держатся за руки, целуются и всё такое. И девчонки тоже. И всем плевать, – он слабо улыбается ему. – Больше нечего бояться.
Тот глядит на него долгую минуту, замерев. А потом говорит:
– Доброй ночи, Стив, – и ускользает в спальню, оставив Стива в одиночестве и темноте.
*
Следующим утром Стив приходит на кухню и видит Баки: прислонившись к барной стойке, тот крутит ножницы в руках.
– Не смотри так, Роджерс, – замечает Баки, когда Стив застывает в дверях, – надумай я кого-нибудь убить, уж точно бы не выбрал ножницы.
– Не смешно, – ворчит Стив. Насыпает себе миску хлопьев и устраивается напротив. – Что б там ни было, зачем они?
Баки искоса взглядывает на него, чуть ухмыляясь, – так знакомо, что у Стива сжимается сердце.
– Я тут подумал, может, пострижёшь меня сегодня.
– Мне длинные нравятся, – не задумываясь, отвечает Стив. – Тебе идёт.
– Спасибо, приятель, – откликается Баки. – Но они лезут в лицо, и Нат покупает мне все эти заколочки, а я их вечно теряю в тот же день, – он вдруг усмехается, открыто и ярко: – К тому же, я знаю, ты предпочитаешь короткие.
– Хорошо, – чавкает Стив сквозь хлопья. – Но ты уверен, что не хочешь в парикмахерскую? Не обещаю, что справлюсь как положено.
У Баки искажается лицо.
– Не хочу сидеть в парикмахерском кресле.
Стив тут же сознаёт свою ошибку и хочет врезать сам себе. Конечно, Баки не пойдёт к цирюльнику. В своей погоне по Европе Стив и Сэм видели приспособления, которыми стирали память Зимнему Солдату, видели кожаные кресла с тёмными пятнами мочи, видели блестящие металлические инструменты, удерживающие череп неподвижно.
Он видит парикмахерскую глазами Баки – откинуться спиной в очередном кресле, подставить шею незнакомцу с острыми приборами…
– Без проблем, – говорит он мягко и, поднявшись, ставит миску в раковину. – Я попробую.
– Спасибо, Стиви, – бормочет Баки уже на пути в ванную.
А Стив так и стоит столбом посреди кухни, широко раскрыв глаза.
Как только Бак не называл его – Стив, Роджерс, большой парень, приятель, дружище – и ни разу Стиви в этом веке. Стив не слышал это имя с 1943.
Он сглатывает, жмурится и идёт вслед за Баки.
Баки устроился на крышке унитаза, лицом к зеркалу, Стив навис над ним с ножницами. Сперва он в один щелчок срезает хвостик – тот безжизненно падает на пол. Дальше он действует аккуратнее, представляя прежнюю стрижку Баки. За годы Стив рисовал его достаточно, со всех сторон, тысячи раз – и помнит досконально: коротко с боков, макушка чуть длинней – так, что пряди падают на лоб, когда он не зачёсывает их назад.
Пробор всегда налево, говорит себе Стив, пробегая по волосам расчёской. Кафель на полу усыпан тёмными нитями, они липнут к его голым ступням. Он даже не уверен, есть ли тут метла, но с этим наверняка поможет Джарвис.
Как бы там ни было, Баки кажется спокойней обычного. Всё это время молчит, торжественно глядя на отражение Стива.
– Ну вот, – говорит Стив, голос звучит куда мягче, чем думалось. Ворошит уже короткие волосы Баки: – Как тебе?
– Хорошо, – отзывается тот. Поднимается – и они внезапно очень близко, в каких-то паре дюймов друг от друга. Пальцы Стива по-прежнему в его волосах, ладонь замерла на затылке, и, подчиняясь ей, Баки поднимает лицо.
– Хорошо, – эхом вторит Стив. Видит, как Баки сглатывает, как движется горло, и до странности не в силах отвернуться. Чувствует румянец, заливающий щёки, и прикусывает губу, не зная, что сказать. Взгляд Баки скользит к его рту и тут же возвращается обратно.
– Ты в этом лучше, чем считаешь, – тихо произносит Баки, и Стив моргает, роняя руку с тёмного затылка.
– Думаешь, пора податься в профи? – неловко шутит он.
– Не знаю. Может, попрактикуешься с Наташей, а там видно будет.
– Господи, нет, – в притворном ужасе открещивается Стив. – Одно неверное движение ножниц – и я покойник.
– Ой, да ладно, у неё к тебе слабость.
Стив фыркает со смехом, тепло ему улыбаясь, и они стоят так близко, что Стиву слышно, как у Баки перехватывает дыхание. Стив хмурится.
– Ох, чёрт, – выдаёт Баки, прежде чем Стив успевает что-то сказать, и встряхивает головой, – мне, похоже, пора – Коулсон сказал позвонить, Фьюри явно что-то хочет.
– А, ага, – кивает Стив. Баки ныряет ему за спину, и лишь спустя пару секунд Стив понимает: Баки только что слинял от уборки.
Стив вздыхает:
– Хей, Джарвис?
– Да, сэр?
– Тут найдётся веник?
*
Коулсон делает всё возможное, скрывая от Стива, что Фьюри дал Баки одиночную миссию. Безуспешно.
– О чём вы думали, мать вашу! – рычит Стив в телефон. – Послать его за отрядом Гидры, это же ничем не грозит, кроме возможной провокации и срыва, и месяцы его стараний пойдут псу под хвост…
– Я прошу тебя успокоиться, – утомлённо отзывается Фьюри.
– Тогда я спрашиваю ещё раз, – огрызается Стив. Он меряет шагами гостиную, не замечая на диване Наташу и Сэма. – Фьюри, какого дьявола?
– Барнс принял задание, – говорит тот, – он понимает риск. Он согласился. С учётом этого не вполне ясно, какое твоё дело, Капитан.
– Это моё дело с тех пор, как это Баки, – Стив делает глубокий вдох. – Почему отряд Гидры? Это может быть ловушкой, чтобы вновь захватить его…
Фьюри вздыхает, из динамика доносится треск.
– Это не ловушка. Это последний оставшийся у Гидры отряд. Я позаботился об остальных, и, если ты не заметил, как раз поэтому никто не явился за Барнсом. Всегда пожалуйста.
– Спасибо, – саркастически бросает Стив, хотя он в самом деле благодарен. – Что ж вы и об этом-то не позаботились?
– Потому что я не доверяю Барнсу, – прямо отвечает Фьюри. – И я в курсе, что вы со Старком обсуждали, как бы принять его в команду.
Молчание Стива его выдаёт.
– Вот о чём я думал, – продолжает Фьюри. – И вот мои соображения: если Барнс снимет отряд без психического срыва, возможно, в мозгах у него нет спускового крючка, которым можно всех нас уничтожить, – он понижает тон, говоря обманчиво спокойно. – Это тебя устраивает, Капитан?
– А каков план, если будет психологический срыв? – требует Стив.
– У команды добытчиков есть транквилизаторы. Мы не собираемся его истязать.
Стив не отвечает.
– Коулсон свяжется с тобой, когда тот закончит, – помолчав, говорит Фьюри. – И потом можешь кудахтать над ним, сколько влезет.
Связь обрывается. Стив таращится на телефон.
– Похоже, всё прошло неплохо, – замечает Сэм. – А теперь мы можем посмотреть кино?
– Они мне ничего не дали, – глухо цедит Стив. – Я не могу… ни пойти за ним, ни забрать.
Сэм глядит на него этим внимательным взглядом «я не осуждаю тебя, хотя сейчас ты определённо заслуживаешь осуждения»:
– Может, это и хорошо. Барнс в состоянии решать за себя.
– Он там один, – отвечает Стив. – А он не должен быть один, я должен быть рядом…
– Стив, – повторяет Сэм. – Барнс. В состоянии. Решать. За себя. Как ты, и я, и все остальные. Если ты не можешь ему это позволить, может, стоит слегка притормозить?
Стив застывает на долгое время, сжимая и разжимая кулаки, а потом падает на диван рядом с ним:
– Прости, я только… немного волнуюсь.
Сэм фыркает:
– «Немного волнуешься». Господи, надеюсь, тебя не будет рядом, когда Барнс сломает ноготь.
– Он будет в норме, Стив, – Наташа загребает горсть поп-корна из миски на коленях Сэма. – Хреново ждать, но он будет в порядке. С шансами это даже пойдёт ему на пользу.
– К тому же, парню отчаянно нужно куда-нибудь деться от твоего взгляда грустной мамочки-медведицы, – прибавляет Сэм. – Надрать задницу Гидре звучит подходяще.
– Я ему не мамочка! – шипит Стив, выслушать это враз от Фьюри и от Сэма совершенно нелепо.
Сэм моргает:
– Серьёзно? И это всё, что ты понял?
– Нет, не всё.
– Ладно, старик, ты не медведица, – сдаётся Сэм, вскидывая вверх руки. – А теперь мы можем включить «Анастасию», пока я не стал твоим ровесником?
– Анастасию? – уточняет Стив.
Наташа кивает:
– Она исторически неверная, но очень милая.
Стив ненавидит ждать, ненавидит не знать, где Баки и в порядке ли он, но если всё, что ему остаётся, – беспомощно сидеть дома, пожалуй, он может сидеть тут вместе с Наташей и Сэмом.
*
На середине «Мулан» Стив слышит звонок лифта, в доли секунды подрывается на ноги и бросается к двери. Та съезжает в сторону, и на пороге спотыкается Баки, вымотанный, кажется, чуть прихрамывающий, но удивительно живой и здоровый.
– Привет, Стиви, – устало улыбается он, – только не говори, что дожидался.
Точно так же он говорил, поздно возвращаясь из доков, и они оба это знают. Стив осматривает его – на униформе поблёскивают капли крови, но кровь, похоже, чужая – и тщетно пытается скрыть бесконечное облегчение.
– В следующий раз предупреди, когда надумаешь в одиночку снести Гидру, ладно? – слабо просит он, кивком увлекая Баки в гостиную. Сэм и Наташа спешно рассаживаются, освобождая место на диване.
– Прости, – откликается Баки. – Сам знаешь, совершенно секретно.
– Как прошло? – спрашивает Наташа.
– Ну, под Ричмондом была база Гидры, – неприятно, хищно улыбается Баки, – теперь уже нет.
Сэм протягивает кулак и Баки мягко бьёт его костяшками металлических пальцев. Взглядывает на экран:
– Что смотрите?
– «Мулан», – отвечает Стив. – Бак, а ты знал, что у Диснея уже полсотни мультфильмов?
– Звучит как вызов, – усмехается тот.
Наташа отпускает паузу, и Баки сворачивается у Стива под боком, устроив голову у него на плече. Он явно устал куда больше, чем делает вид, и возможно, ещё сильнее расстроен, но Стив не лезет с расспросами. Вместо этого обхватывает Баки за плечи и тянет к себе, устраивая обоих удобней и занимая почти весь диван. (Не то чтобы Сэм с Наташей возражали).
Стив начинает дремать, когда Шанг со товарищи бросают Мулан на снежных склонах, оставив ей в помощь её же коня и гиперактивного крошку дракона. Волосы Баки щекочут ему челюсть, и по правде, от Баки немного несёт – потом, кровью и ещё чем-то странным, болотным – но Стив об этом не слишком задумывается: ему всегда нравилось держать Баки в объятиях, такого тёплого, крепкого, ведь это значит, что Бак в безопасности и сейчас рядом с ним – так, как всегда и должно быть.
Это обрушивается чёртовой тонной булыжников.
Распахнув глаза, Стив втягивает воздух, и Баки недовольно мычит ему в шею. Стив рассеянно обнимает его покрепче, стараясь скрыть, что сам он, как сказала бы Дарси Льюис, только что вконец охренел.
В один миг Стив сознаёт, что любит Баки. Любит Баки, любит каждую глупость в нём, всем своим существом. Любит сильно до боли, жарко, остро и непрерывно, словно горящая звезда поселилась и жжёт между лёгких.
Он сглатывает тяжело, пытается смотреть фильм, но всё, о чём в ужасе думает – как внезапно целая жизнь его обрела совершенно иной смысл. Обрывки памяти летят перед глазами: Баки смеётся, запрокинув голову, Баки шепчет тихонько в темноте, притягивает Стива к груди, обнимает его, когда он, ещё костлявый и мелкий, трясётся от холода, и всё его бесконечное тепло, и аромат бриолина в его волосах перед свиданием, линия челюсти и скул, яркий взгляд серо-голубых глаз.
Господи боже, Роджерс, думает Стив и отказывается признать, что внутренний голос звучит до чёрта похоже на Баки.
Он едва следит за оставшимися минутами ленты и чуть не вздрагивает, когда Баки громко зевает на титрах:
– Боже, мне нужен душ.
– Да уж, чувак, ты воняешь, – отзывается Сэм. – Мы все тактично молчали.
Баки показывает ему средний палец и, поднявшись, потягивается. Стив, стиснув челюсти, таращится на кофейный столик.
– Ну, ночи, – прощается Баки и уходит в спальню. Наташа тянется включить лампу, и Стив щурится от резкого света, подозревая, что лицо у него горит.
– Оу, – Сэм всматривается в него, – ты в порядке?
Стив кивает слишком быстро, ещё гуще краснея. Встаёт и уносит на кухню миску из-под поп-корна, сомневаясь, что способен говорить.
– Ух ты, да неужели, – доносится до него шёпот Сэма. – Не прошло и ста лет.
Судя по болезненному воплю секунду спустя, Наташа двинула ему локтем под рёбра.
Стив прячется в собственной спальне и не спит до утра.
*
Грядёт 2014, Стиву одновременно двадцать шесть и девяносто пять, и весь он, до последней упрямой частички, влюблён в Баки Барнса.
И это ничего не меняет.
*
Уж конечно, пару недель спустя Фьюри перехватывает данные о предстоящей массовой атаке, и человечество снова в опасности. Никакого покоя.
Последняя битва за Нью-Йорк идёт против армии склизких инопланетных существ – никто понятия не имеет, как они называются, они будто сошли со страниц древнего журнала фантастики: зелёные, покрытые едким илом, с гнилыми, вязкими туловищами.
Сказать по правде, никто из Мстителей не принимает их всерьёз – скользкие монстры прекрасно горят. Достаточно одной ракеты Железного Человека или огненной стрелы Клинта, чтобы снести целую шеренгу, и, взрываясь, та издаёт смешные звуки. Наташа так и вовсе развлекается.
В свежем ноябрьском воздухе Стив бежит по Пятой авеню, всячески препятствуя гадостным тварям громить бутик Армани, а Тони и Роди препираются по радиосвязи, кто из них устроил больший взрыв. Сэм парит где-то над головой, снимая пришельцев с высоты вместе с Клинтом и Баки.
Да, Баки. Стив несказанно рад, что Баки снова за спиной, на шесть часов, и в то же время как всегда волнуется. Но так он волновался на войне, где Баки был лучшим американским снайпером и вечной вражеской мишенью; совсем иначе он волновался, когда Бак впервые вырвался из Гидры.
Стив огибает перевёрнутое такси, прикидывая, как долго придётся отскребать от щита эту зелёную мерзость, и в тот же миг Баки, спрыгивая со стеклянной крыши Apple, разряжает обойму в плотный ряд врага.
Жёстко приземлившись, чумазый и сияющий от адреналина, Баки ловит его взгляд:
– Пришельцы, Стив, пришельцы!
– Добро пожаловать в мой мир, – Стив швыряет щит, прорезая насквозь вроде-бы-шею противника (на самом деле, довольно трудно сказать – они какие-то шарообразные).
Они сражаются плечом к плечу, кружась и ныряя бок о бок, будто в странном, безжалостном танце. Баки дерётся как Зимний Солдат, чистая, грубая сила, протез сияет в бледном зимнем солнце. Стив упирается в землю, подпуская противников ближе, и бьёт кулаком и щитом в их осклизлую плоть. Он не знает, как долго они с Баки воюют, время ускользает в бою, но наконец поток пришельцев слабеет.
– Как у вас? – рычит Стив в динамик, переводя дух. Слышит в ответ пять вариантов «грязно, но отлично», и Тор прибавляет:
– Бэннер не может говорить за себя, но он неудержимая сила, Капитан!
– Спасибо! – отзывается Стив, и вклинивается Тони:
– Нам надо установить традицию победной шаурмы.
И Роди:
– А ещё говоришь, что не подвержен ностальгии, с ума сойти…
А дальше всё происходит слишком быстро.
Стив оборачивается к Баки спросить насчёт шаурмы, и пришелец возникает из ниоткуда. Он выглядит иначе – не шар, а скорее гигантский скорпион, весь из сегментов, блестящий и жёсткий, с острым свирепым хвостом.
В двенадцать лет у Стива был период, когда он увлекался насекомыми. Изрисовал целый альбом набросками жуков и бабочек, сверяясь с огромной библиотечной книгой «Энциклопедия насекомых и паукообразных». Баки беспрестанно поддразнивал его, но Стив был зачарован – всё это разнообразие видов имело собственные крошечные, процветающие культуры.
За секунду до того, как скорпион вскидывает хвост, Стив вспоминает главу о пчелиных колониях. Там говорилось: каждая из пчёл, все эти тысячи рабочих и трутней, проводят жизнь на службе у пчелиной матки, задача которой откладка яиц. Весь улей могли пустить в расход, но матку защищали яростно.
Стив во все глаза глядит на пришельца-скорпиона, на зелёный яд, сочащийся с кончика хвоста, и думает: вдруг они вышли на матку?
Хвост рывком опускается, целясь прямиком Баки в спину, пока тот бьётся с последними монстрами-трутнями, и нет времени на окрик, и щит застрял в одном из скользких туловищ в десяти шагах…
И Стив бросается вперёд.
*
Скорпионий хвост прошивает ему живот, выходя со спины.
Больно только секунду. А потом по телу растекается яд, холодный и сковывающий, и Стив падает на колени.
*
Слабо, сквозь серый туман в голове, доносятся крики команды. Тони взрывает инопланетную матку, раздаётся палёный смрад, но Стив уже знает: слишком поздно.
Всё расплывается. Он клонится вперёд.
Его вдруг ловят крепкие руки, кто-то подставляет плечо, помогая держаться ровно. Стив моргает пару раз и едва различает Баки, его бледное, испуганное лицо прямо перед собой. Они стоят на коленях среди обломков, и трупов пришельцев, и тлеющих останков чудовища.
– Стив, – задыхается Баки, – Стив, Господи, чёртов идиот, о чём ты думал…
Стив пытается ответить, но ничего не выходит.
– О Господи, боже мой, ладно, ты только держись, – частит Баки, тут же орёт, – СТАРК, УИЛСОН, НА ПОМОЩЬ, СТИВ РАНЕН, – и снова шепчет, притягивая Стива к груди, – Стиви, всё хорошо, ты только дыши, всё будет хорошо…
– Я не болен, – неразборчиво сипит Стив, – не простужен.
Баки вздыхает будто всхлипывает, вот только Баки никогда не плачет, даже ночью, с криком очнувшись от кошмара. Стив чувствует его ладонь на животе, едва коснувшуюся раны, и Баки ещё крепче обнимает его за плечи.
Стив заставляет себя открыть глаза, не помня, когда и закрыл их, и вглядывается ему в лицо. Глаза Баки распахнуты, в них страх, он весь в грязи и чуточку в зелёной слизи, и всё равно он – как всегда – самое поразительное, самое чудесное, что Стив когда-либо видел.
– …нормально, Бак, – шепчет он, слабо улыбаясь в подтверждение, – всё нормально.
– Нет! – яростно рычит Баки, – нет, Стив, нет, не отключайся, смотри на меня, не смей засыпать…
И тут Стив понимает, каково это – умирать по-настоящему. Он думал, что знает, все те дни, что болел, и в тот раз, когда проваливался под лёд, запертый в кабине истребителя Шмидта, и после, когда навзничь летел с хэликериера, но сейчас всё иначе. И он на пороге смерти. Его жизнь кровью проливается на асфальт, в то время как инопланетный яд бежит по венам.
