Текст книги "Прощай, красавица! (СИ)"

Автор книги: The_Scientist

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Они громко хохочут, поднимая свои бокалы. Чокаются с таким энтузиазмом, словно только сейчас наконец сделают первый долгожданный глоток, и измучившей жажде придёт конец.

Баки знает, что в расход пошла уже не первая и даже не вторая пинта, но ничего им не говорит. Лишь довольно улыбается. Они не боятся лететь завтра в Бельгию, не боятся снова отправиться в бой. Возможно, ни один из них об этом сейчас даже не думает – они живут, живут по-настоящему. Этим самым моментом. Моментом, в котором они счастливы. Они вместе в тепле шумного бара, где на сцене поёт самая красивая рыжеволосая девушка на свете, зачем думать о войне?

– Да, кстати, – говорит Барнс, поворачиваясь к ним, – а как вы тогда нашли стол?

Морита усмехается, и Дернир заговорщически подмигивает, хлопнув его по плечу.

– Она оставила для нас. – Жак с довольной улыбкой кивнул на Натали. – Попросила Эрла, чтобы этот не занимали. Сказала «для Капитана Америка и его друзей», вот как.

Баки поднял голову, вновь цепляясь взглядом за ткань красного платья. Он постарался приподнять уголки губ, чтобы не выдать, как сильно его это задело. Где-то внутри закопошилось отвратительное чувство, похожее на… ревность? Нет, бред какой-то. Баки не может ревновать, у него нет на это полномочий.

Песня заканчивается, и все снова хлопают. Моряки за столами подальше даже встают со своих мест, крича с британским акцентом «браво!».

– Следующая песня не относится к моему репертуару, – говорит Натали, окидывая публику взглядом изумрудных глаз. Ее музыканты встают со своих мест, оставляя инструменты. – Я хочу посвятить ее моему новому другу. Он воюет вдали от дома, как и тысячи других солдат, сегодня он поделился со мной своей историей.

Натали остаётся на сцене одна. Сначала слышатся тихие перешептывания где-то сзади, но они смолкают, как только она сжимает в руке микрофон.

Фэлсфорт закуривает и протягивает Баки сигарету.

– Вперед, сыны отчизны! Величественный день настал, – начинает петь Натали в тишине, и Дернир, округлив глаза, замирает. – Против нас тирания…

Губы француза начинают беззвучно шевелиться в такт словам его любимой Марсельезы. Слезы замирают в карих глазах, и он смотрит на неё как на ангела, поющего у ворот рая. Дернир настолько поглощён, настолько в восторге от того, что она перед всеми, без музыки поёт на его родном языке, что забывает стряхивать с раскуренной сигареты пепел, и тот падает прямо в его бокал.

– К оружию, граждане! Формируйте ваши батальоны!

Баки никогда прежде не видел Дернира плачущим. Когда они воевали бок о бок, ничего не пугало его, ничего не могло заставить расклеиться, обронить стальную маску солдата. Стреляя по немцам, спасая оккупированные итальянские деревни, даже наблюдая, как вражеские пули прошибают тела товарищей – он держал лицо. После закуривал, отмахивался, говорил, что все они потеряли уже слишком много, чтобы каждый раз печалиться.

Он врал, конечно. Такому невозможно не печалиться. Но прежде из Дернира было невозможно выжать слезу.

Второй куплет вместе с Натали допевал весь бар. Даже те, кто откровенно плохо говорили по-французски. Наверное, вся улица слышала нестройный хор хмельных голосов, но никто и слова на этот счёт не скажет. В «Гарнизоне» сегодня праздник – мисс Натали Райт подарила той маленькой части Лондона, что собралась в этом баре, один-единственный вечер без войны. А это дорогого стоит.

– Браво! Превосходно! Превосходно!

Головные уборы летят к потолку. Гул рукоплесканий такой громкий, что кроме него ничего не слышно.

Натали улыбается им и ловит ответные улыбки, деликатно кланяясь. Одними губами произносит «спасибо», вытирая тонкими пальчиками в перчатках слезы в уголках глаз. Сейчас, в это мгновение, ее любит каждый солдат, каждый моряк, каждый офицер и гражданский. Минутно, может, даже, мимолётно, но зато искренне.

Дернир, дай ему волю, и вовсе позвал бы замуж и возложил на ее голову корону или лавровый венок.

– Мадемуазель, спасибо! Спасибо! – Жак кружится у сцены, смеясь и радуясь как ребёнок. Тянет к ней руки, пытается перекричать гул и аплодисменты, и снова смеется. – Спасибо, мадемуазель, я так тронут!

Он переходит на французский и начинает осыпать ее комплиментами. Протягивает раскрытую ладонь, и она, острожно взявшись за неё, спускается со сцены. Аккуратные дорогие туфли легко ступают по деревянному полу, рука придерживает подол платья.

Пианист возвращается за инструмент. Его пальцы касаются клавиш, и прокуренный воздух бара снова наполняемся легкими, приятными уху звуками. Спокойными, но не грустными, – так, чтобы в самый раз потанцевать.

Коммандос все ещё посмеиваются над Дерниром, почти безумным от своего счастья, а он ведёт Натали за их стол. У Баки замирает сердце.

– Сержант, – тихо говорит девушка, поравнявшись с ним.

Чертова мышца пропускает несколько ударов.

– Так это правда, мисс Райт. Вы действительно чудесно поёте.

Баки очаровательно улыбается уголками губ, смотря на неё из-под фуражки с высоты своего роста. Натали поднимает глаза, изогнув брови.

– Благодарю, сержант. – Отточенным движением она вставляет в мундштук сигарету, зажимает его между пальцами. Барнс подносит свою зажигалку. Одарив его ответной улыбкой в знак благодарности, девушка закуривает. – Ваш друг так растрогался, – говорит она, выдыхая дым. – Я и не ожидала.

– Вы напомнили ему о доме, – отвечает Баки, бросив на довольного француза взгляд. – Для него это много значит. И для меня тоже.

Изумрудный взгляд скользит от пиджака к воротнику рубашки. Поднимается по шее и задерживается на лице, становясь заинтересованным.

– Почему же?

– Он много раз спасал мою жизнь. Мне приятно видеть его таким счастливым, это бывает нечасто.

Натали улыбается, вновь затягиваясь.

– А что делает Вас счастливым, сержант?

Баки разглядывает ее ровно накрашенные алой помадой губы, ее серьезные глаза, слегка поблёскивающие кокетством. Сглатывает, стараясь не меняться в лице, чтобы не выдать своё замешательство, и не может разобрать ее эмоции. Обычно девчонок он читал с легкостью, как раскрытую книгу. Но эта была не из обычных.

– Вы танцуете?

Он ставит на кон все, как бывало в картах. Может проиграть, а может сорвать куш – тут уж как повезёт. Подаёт руку ладонью вверх, подходит на полшага ближе.

Натали смотрит на него из-под ресниц. Медлит, выдыхая сквозь алые губы дым. Не торопится отвечать, наверняка подозревая, что у Баки внутри все органы уже делают мёртвую петлю в сотый раз за секунду, и в последний момент, когда он уже морально готов принять поражение, едва заметно кивает. Опускает мундштук с недокуренной сигаретой на пепельницу, вкладывает в его ладонь свою.

– Танцую, если партнёр хороший.

Барнс усмехается не без доли облегчения. По привычке облизнув губы от волнения, ведёт ее на середину, пристраиваясь между другими парами. Ладонь ложится на тонкую талию осторожно и более деликатно, чем это было обычно, когда Баки приглашал девушек на танцы. В Бруклине все было проще, и девушки были проще. Они смотрели на него горящими глазами и от души смеялись над каждой шуткой, а вот внимание Натали надо было ещё заслужить.

– На нас все так смотрят, – говорит он, наклоняясь чуть ближе к ее уху, но все ещё сохраняя расстояние, как подобает джентльмену. Баки не может позволить себе прижать ее, даже руку на талию до конца не опускает. – Особенно вон те моряки, – кивнув на столик в нескольких метрах, он перевёл взгляд на Натали.

– Они Вам завидуют, сержант, – без тени иронии произносит она, плавно покачиваясь под музыку. – Ни с одним из них я танцевать не стала. Так что будьте осторожны, – улыбнувшись, она чуть склоняет голову набок, – нет никого злее моряка на суше.

Пианист играет что-то красивое и отдаленно знакомое. Возможно, Баки даже слышал эту мелодию прежде – может, по радио на фронте в часы затишья.

– А Вы, значит, злых моряков не боитесь? – спрашивает он.

Натали улыбается. Перехватив его ладонь, шагает в сторону и изящно оборачивается вокруг себя. Рыжие кудри качаются синхронно с платьем, поднимая в воздух приятный аромат ее духов.

Ещё минуту они танцуют молча. Барнс понемногу смелеет и до конца раскрывает ладонь на ее талии, притягивая девушку на пару сантиметров ближе. Так, что вновь чувствуется тёплый запах огненных волос. Натали не отстраняется. Даже наоборот – едва ощутимо, но все же чуть крепче обхватывает его плечо тонкой ручкой в шелковой перчатке.

Когда мелодия подходит к концу, и все начинают хлопать пианисту, Баки не хочет ее отпускать. Хочет остаться в этом баре ещё надолго, может, даже навсегда, и тихо переступать по деревянному полу, держа ладонь мисс Натали Райт в своей.

– Я могу попросить об ещё одном танце, мэм?

Натали приподнимает подбородок. Шёлк длинных ресниц подрагивает, обрамляя изумрудные глаза, и Баки снова не может понять, что у неё на уме.

– Как Ваше имя, сержант? – спрашивает она, игнорируя его вопрос. – Вы ведь мне так и не представились.

– Джеймс Бьюкенен Барнс, мэм.

Отпустив его ладонь, она отстраняется. Поводит плечом, отбрасывая назад рыжий локон, и смотрит в его глаза так, словно давно это знает. Словно она все о нем знает.

– Ваши друзья сказали, Вы завтра вновь отправляетесь на фронт, – говорит она. Барнс кивает и едва заметно хмурится, пытаясь понять: то ли в ее словах промелькнула тень волнения, то ли все дело в британском акценте. – Постарайтесь вернуться живым, сержант Джеймс Бьюкенен Барнс. И тогда мы с Вами станцуем ещё раз.

Натали убирает руку с его плеча. Смотрит снизу вверх без малейшей надменности – слегка игриво, но в то же время бескомпромиссно. Улыбается напоследок и, развернувшись, уходит сама по себе, не сказав больше ни слова.

***

– А я вот воспоминаю и думаю, что прав был тогда рядовой Казински, – деловито говорит Дум Дум, открывая свой сухпаёк с колбасой и хлебом. – И войну стерпеть можно, если только побольше спать.

Фэлсворт и Морита смеются, копаясь с ветками для костра. Возятся, пытаясь пристроить их друг к другу так, чтобы можно было подсунуть бумагу. Иначе не разгорятся – слишком сырые из-за проклятого раннего снега. Как же не вовремя он в этом году!

– Да пёс бы с ним, со сном, – отвечает Дернир, кидая свой рюкзак на землю. – Лишь бы курево выдавать не забывали вовремя, – и словно в подтверждение своим словам выуживает из внутреннего кармана куртки пачку и, достав из неё сигарету, суёт в рот. – А помните, как нам всем по двойному пайку курева выдали? Помните?

Они кивают, и Жак, ухмыляясь, передаёт пачку дальше.

Баки помнит. Такое не забывается.

Когда его в начале года со сто седьмым отправили в Англию, сигареты были за счастье. Почти как праздник.

Редкие перекуры «по-солдатски» в минуты затишья приобрели особую окраску. Сидя ночами у костра с однополчанами и наполняя лёгкие дымом, Баки чувствовал ставший родным горький вкус на языке и только тогда убеждался, что ещё пока жив. В списке солдатских радостей они уступали, пожалуй, только свежей горячей еде.

Обычно у каждого из них в пайке было по десять сигар и двадцать сигарет, но в тот день каждому выдали вдвое больше по недосмотру. Продовольствия и запасов получили на роту численностью полторы сотни человек, но половину из них вдруг отправили на другую точку. Первые разговоры пошли, когда все собрались в обед на походной кухне, а кашевар накладывал такие щедрые порции, каких большинство из них отродясь не видели. А потом пришёл командир и объяснил ситуацию, велел раздать все, раз на голову такая удача свалилась. Ну они и раздали.

– Вот это был денёк, – вздыхает Фэлсворт, поджигая бумагу, и усаживается рядом. – Тогда война ненадолго показалась не таким уж дерьмом.

Рядового Казински они все тоже хорошо помнят. Забавный такой парень, слегка сутулый, но винтовку держал уверенно. Лет двадцати трёх от роду, наполовину поляк. Самый ясный ум был среди них, со светлыми глазами и удивительным чутьем к опасности. Вот только в решающий для себя момент опасность-то и не почуял.

Когда Дернир произносит его имя, все неявно, но едва заметно вздыхают или поджимают губы. Все, кроме Стива.

Стив смотрит на них внимательно, слушает военные байки, но не может поддержать разговор. Хотел бы, да не знает всех этих историй. Про курево, про рядового Казински. Про то, как Баки выиграл у Мориты в покер его ужин, и про то, как они вечером чуть не подрались, а уже утром закрывали друг друга от фрицевских пуль. Его бледные губы замерли в полуулыбке, а взгляд печальный, будто он жалеет, что не был там с ними.

«Не надо, Стиви…» – думает Барнс про себя, заметив это, и прикрывает крошечный костерок от ветра, чтобы он хоть немного разгорелся. – «И хорошо, что тебя там не было, придурок. Столько хороших парней полегло в поле, что ж тебе в Бруклине не сиделось?»

Он привык к другому Роджерсу. Маленькому, дохлому, регулярно получавшему по лицу в переулках. Раньше Барнс боялся лишний раз слишком сильно обнять его или в шутку стукнуть по плечу – он мог зайтись своим астматическим кашлем в любой момент. Теперь-то он возвышается на полголовы, и сильной рукой может обнять так крепко, что Барнсу самому станет больно. Но для него он все ещё маленький Стиви – чересчур добродушный сопляк из Бруклина с обостренным чувством справедливости.

Огонь совсем маленький и греет еле-еле. Больше делать нельзя – заметят, а без него они совсем околеют от холода. Чертова зима пришла слишком рано, и, несмотря на новенькую тёплую форму, холод порой пробирает до самых костей.

До гидровской базы – полторы мили на северо-запад, до линии фронта – десять миль на юг. Время от времени с ледяными порывами и воем ветер приносит глухой рокот войны, но его почти не слышно за голосами и треском веток в костре.

Решено дождаться сумерек и тогда наступать. Времени остаётся чуть меньше двух часов, и они сидят, устроившись поудобнее, пока в секунду затишья воздух не рассекает свист.

– ГРАНАТА! – орет Дернир, отпрыгивая, но Роджерс резво накрывает ее своим щитом. Граната взрывается под ним, плотно прижатая к земле. – Спасибо, Капитан!

– Обращайся, – отвечает Стив шепотом, поднимая щит и прижимаясь к спинам товарищей. – Кто-нибудь видел, откуда прилетела?

Баки уже держит в руках винтовку, прижимает ее к себе как родную. Зоркий глаз снайпера ищет цель, приклад холодит кожу. На несколько секунд повисает такая тишина, что можно расслышать, как у каждого где-то в горле с бешеной силой колотится сердце.

Барнс замечает силуэт среди деревьев в отдалении. Целится, но слух вновь улавливает свист в воздухе.

– Вниз, живо!!!

Отпрыгивает на сколько возможно и падает на землю, прижимаясь животом. Он закрывает уши под каской, но взрыв гремит слишком близко и так чертовски громко, что его оглушает на несколько секунд. Куски тяжёлой холодной земли разлетаются в разные стороны как конфетти, и немцы наконец высовываются из укрытия с гранатомётами.

Гейб Джонс подбегает, падает рядом на землю. С силой трясёт за плечи, ударяет по щекам. Кричит что-то, но Баки не слышит – в ушах до сих пор слишком сильно звенит. Он смотрит на него непонимающе, морщится, и только через несколько мгновений разбирает слова.

– Сержант Барнс! – кричит Гейб Джонс, поднимая его на ноги. – Сержант, чёрт возьми!

– Норма… – пытается вытолкнуть из горла Баки, наконец нащупав винтовку. – Я в норме.

Фэлсворт подхватывает его под второе плечо. Они бегут к деревьям, и Барнс несколько раз спотыкается, но не падает. Контроль над организмом возвращается, органы чувств включаются заново, перезагрузившись после недолгого сбоя. Морита кричит, что они просрали элемент внезапности, и нападать теперь придётся в открытую.

– Ты как, Бак? – спрашивает вдруг появившийся слева Стив. – Граната упала прямо рядом с тобой.

– Порядок, – отмахивается Барнс, занимая позицию и целясь в немцев. – Лёгким испугом отделался.

Дернир хрипло усмехается.

– Не бойтесь, Капитан, наш сержант сегодня не сдохнет! Ему мисс Райт обещала ещё один танец, если он вернётся.

Хватает секунды, чтобы переглянуться, половины секунды – чтобы отдать приказ.

Баки целится. Вдох. Выдох. Баки стреляет.

Дернир держит наготове противотанковую. Немцы прутся в атаку.

========== Глава третья ==========

Коль суждено мне в бою погибнуть,

О, прощай красотка, прощай красотка, прощай!

Коль суждено мне в бою погибнуть –

Похороните вы меня.

В маленьком кафе «Локалс» на пересечении Алсас-роуд и Альви-стрит гораздо уютнее, чем на улице. Лондон как всегда неприветлив и поливает всех дождём без разбору, а в «Локалс» тепло и сухо и варят вкусный кофе. Совсем по-американски.

Натали сидит за столиком у окна, выходящего на парк. Неспешно курит, вдумчиво читает утреннюю газету. Чёрное платье в горошек по последней моде красиво спадает по стройным ногам, очерчивая узкие колени. Её плечи расслаблены, взгляд сосредоточен. Одна рука непринуждённо держит мундштук, вторая – газету, закрывающую её лицо до самых глаз. Рыжие кудри собраны невидимками на затылке, открывая изящную шею. На столе рядом с маленькой сумочкой стоят корзиночка с выпечкой и полупустая чашка с ровным красным следом от помады.

Баки видит ее сквозь окно. Почти случайно замечает тонкую ручку в неизменной шёлковой перчатке. Цепляется взглядом за пламя волос, проходя мимо, и останавливается. Смотрит несколько секунд через дорогу, но мисс Натали Райт, по-видимому, так увлечена новостями, что не поднимает глаз.

Дверь открывается легко, звякнув колокольчиком над его головой. Где-то в углу по радио совсем тихо играет хорошо знакомая «Bella Ciao» – должно быть, для фона. Увидев солдата, бариста за стойкой учтиво здоровается.

Натали озаряется широкой улыбкой.

– Сержант Барнс!

Откладывает, почти что отбрасывает газету на стол, опускает мундштук с сигаретой на пепельницу.

– Рад видеть, мэм.

Баки отдает честь, удивлённо хмурясь, и уже через секунду чувствует ее руки, крепко обхватывающие его шею. Смутившись ещё сильнее, теряется, нерешительно собираясь обнять ее, но тонкие пальцы вдруг едва заметно наклоняют его голову. Кожу около уха обжигает горячее дыхание.

– Двое мужчин на десять часов. – Твёрдый как кремень голос бьет Барнса плетью, мгновенно отрезвляя. – Нацистские разведчики. – На секунду Барнс перестаёт понимать английский. Слышит ее слова над самым ухом и удивлённо замирает, с трудом пытаясь переварить услышанное. Задумчиво хмурится и борется с собой, чтобы не обернуться. – Не оборачивайтесь, подыграйте.

Натали отстраняется, одаривая его самой очаровательной улыбкой на свете, и Баки не уверен, что ему не послышалось. Ну не могла она за долю секунды повернутся на сто восемьдесят градусов дважды. Или… могла? Она берёт его за руку, словно они добрые друзья или, того хуже, пара влюблённых, и ведёт за столик. Садится, закинув ногу на ногу. Отодвигает газету и поднимает с пепельницы мундштук с недокуренной сигаретой тонкими пальцами.

– Как все прошло? – спрашивает она, возможно, чуть громче, чем необходимо, и, заметив замешательство в глазах Барнса, добавляет: – Ваша миссия, сержант. Все завершилось удачно?

– Да… – говорит он неуверенно, но тут же ловит ее мимолётное движение бровями. Все ещё не понимая, что она задумала, собирается с мыслями и продолжает: – Да, мэм. Мы успешно взяли две точки.

Краем глаза Баки замечает оживление за указанным столом. Мужчина постарше наклоняется и что-то шепчет второму, тот достаёт из нагрудного кармана ручку и быстро пишет на салфетке. Прячет ее обратно и поднимает руку, подзывая официанта.

– А как поживает Капитан? – поинтересовалась Натали, потушив докуренную сигарету. – Слышала, он снова отличился героизмом.

Барнс усмехнулся, качая головой.

– У этого парня героизм – второе имя, мэм.

Официант не успевает подойти, как один из мужчин забирает у него чек. Монеты звенят, ударившись о поверхность стола, и, обернувшись на Натали ещё раз, они выходят друг за другом, прихватив с вешалки верхнюю одежду.

Натали допивает свой кофе, рука в перчатке ставит пустую чашку на блюдце. Поднимается из-за стола, просит дать ей минуту, и подходит к стойке. Негромко говорит что-то бариста, смеется, когда он отвечает. Касается его руки, легонько сжимая, чем заставляет Барнса уязвлённо нахмуриться. Перекинувшись ещё парой фраз, она широко улыбается мужчине и возвращается к столику.

– Проводите меня, сержант? – спрашивает она, ожидая от него положительного ответа.

– Разумеется, мэм, – кивает Баки, поднимаясь со своего места. Краем глаза замечает в окне удаляющиеся силуэты двух мужчин.

– Моё пальто на вешалке.

Барнс снимает его осторожно, чувствуя исходящий от воротника запах духов Натали. Подходит ближе, подавая ей, краем глаза стараясь не терять силуэты из виду. Мисс Райт плавно расправляет плечи, откинув голову назад, чуть растянув губы в улыбке. На мгновенье Баки опускает пальто, забываясь и засматриваясь на красоту и изящность ее жестов. Она слегка поворачивается голову к нему, смотрит вопросительно, и он снова быстро поднимает пальто.

– Благодарю, сержант, – щебечет она, взяв его под руку. —До свидания, Джонатан! Большое спасибо.

– До свидания, мисс Райт, – отвечает бариста за стойкой, широко улыбаясь ей. – Всегда рад Вас видеть!

Они выходят, звякнув колокольчиком, и улица распахивает прохладные мокрые от дождя объятья. Баки, запомнивший, в какую сторону они пошли, хочет сказать Натали, но она едва ощутимо тянет его за локоть на параллельную улицу.

– Хорошо дерётесь, сержант?

– До войны занимался боксом, – отвечает Барнс, чувствуя, как она ускоряет шаг в направлении безлюдного переулка.

– Надеюсь, основы ещё помните, – серьезно говорит девушка, обхватывая его руку чуть крепче.

Они поворачивают налево, когда за углом появляется звук приглушённых спешных шагов. Натали на секунду поднимает глаза и отпускает его руку. Ныряет в проулок с ловкостью кошки и лицом к лицу сталкивается со старшим из двух мужчин, что шёл чуть впереди. Он замирает, ошарашенный ее появлением, и Натали использует эту секунду, чтобы выбросить колено вверх, ударяя его в грудь. Мужчина отшатывается, и Баки дёргается, чтобы помочь ей, но на него с криком и появившимся из ниоткуда карманным ножом бросается второй.

Тело само вспоминает годы тренировок, и он легко парирует один удар за другим. Умело уклоняется от ножа, с силой бьёт его по лицу несколько раз, и тот оступается. Баки оборачивается, судорожно ища глазами Натали, и видит, как она пытается освободиться от удушающего захвата.

Он забывает о своём сопернике в ту же секунду. Бросается на помощь девушке, но не успевает сделать и шага, как его подбородок обжигает холод лезвия. Фуражка слетает, Барнс шипит от боли и поставленным апперкотом сбивает его с ног. Выхватывает нож и отбрасывает на несколько метров, тыльной стороной ладони стерев кровь с подбородка, бьёт ещё раз со всей силы. Разведчик падает без сознания.

За его спиной что-то с шумом рушится на землю. Баки подскакивает, оборачиваясь, и видит слегка взлохмаченную Натали у распластанного звездой тела. Она часто дышит сквозь приоткрытые губы. На ее щеке алеет то ли кровь, то ли размазанная помада, из прически выбилось несколько огненных прядей.

– Нат…

Натали поднимает на него взгляд, и Баки думает, что если бы у неё выросла вторая голова, он и то удивился бы меньше. Разведчик, что был в полтора раза больше неё, лежал на земле, едва слышно постанывая, а она даже не пострадала.

– Ты не певица, – резюмирует Барнс, наблюдая, как девушка наклоняется и начинает один за другим выворачивать карманы мужчины.

– Почему же? – усмехается она, выудив его документы и пробежавшись по ним глазами. – Ты же слышал, я пою в Гарнизоне по воскресеньям. А в будни – на заводах и фабриках, поднимаю боевой дух страны.

Баки хмурится. Картина у него в голове до сих пор не складывается, но вдруг прозвучавшее обращение на «ты» ощутимо греет сердце. Как будто мордобой с фрицами в переулке немножко их сблизил, и мисс Райт стала для него чуть меньше «мэм» и чуть больше просто «Натали».

– Но ты… откуда ты знала, кто они?

– Долго следила. – Натали обматывает тонкой резинкой документы, найденные у первого мужчины и опускает их в свою сумочку словно пудреницу. – Не все солдаты воюют на фронте, сержант. Некоторым находится работа и тут.

Только теперь заметив упавшую на землю фуражку, Баки поднимает ее, все ещё растерянный. Смотрит несколько секунд, вертит в руках, а потом снова переводит взгляд на Натали, которая уже занялась вторым разведчиком, отправленным Барнсом в нокаут.

– Подержи, – просит она, протягивая расстегнутую сумочку, в которой виднеется ствол «Вальтера». – Джеймс… – подняв голову, Натали почти испуганно распахивает глаза. – У тебя кровь.

Баки осекается, касается пальцами рассеченного подбородка, о котором уже совсем забыл. Морщится от неприятного жжения, но Натали подхватывает его запястье и отводит в сторону.

– Не трогай. – Слегка натягивает рукав платья и подносит руку к его лицу. Баки собирается протестовать, но девушка одними глазами делает знак не дёргаться, и он слушается. – Грех испачкать твою красивую форму.

– А как же твоё платье? – удивляется Барнс.

– У меня есть ещё.

Натали смотрит сосредоточенно, осторожно вытирая горячие капли крови с его подбородка. Придерживает голову за шею второй рукой в шёлковой перчатке, иногда задевая его скулу большим пальцем.

Баки думает, что если это вознаграждение, он готов драться хоть каждый день.

– Надо что-то сделать, – говорит он, когда Натали отстраняется, и кивает на лежащие на земле тела. – Скоро они придут в себя.

Натали качает головой.

– Не успеют, – говорит она с улыбкой, поправляя растрепавшуюся в драке причёску. – Я сообщила в штаб, через пару минут здесь будут люди из МИ 5, которые заберут их для допроса.

Баки вновь удивляется.

– И когда это ты успела? – спрашивает он, вскинув брови.

– Когда ты думал, что я флиртую с бариста в кафе, – не без ноты издёвки отвечает она.

– Так ты не флиртовала?

Натали довольно растягивает губы в улыбке.

– Джонатан из наших. Я сказала ему, что именно нужно передать штабу.

Баки шумно выдыхает, пытаясь не показывать облегчение, но все равно выдаёт себя с головой. Радуется как ребёнок, наблюдая, как Натали вытирает размазавшуюся помаду. Слова о втором танце, который она ему обещала, вертятся на языке и рвутся наружу, но он так и не произносит их.

– Мне ждать вас в Гарнизоне вечером? – словно прочитав его мысли, спрашивает Натали и протягивает руку, чтобы поправить его воротник. – Будет грустно, если я останусь без партнёра, сержант.

Барнс усмехается. Изумрудный взгдяд мисс Райт скользит по его лицу. Задерживается на в миг пересохших губах и вновь поднимается к глазам.

– В таком случае, я лично прослежу, чтобы Вы без него не остались, мэм.

***

В Гарнизоне воздух прокуренный, плотный. Подрагивающий от музыки, льющейся из-под пальцев пианиста. Обволакивающий как тёплые объятья.

– До дна, парни!

Коммандос отмечают успешно проведённую первую миссию, как и привыкли, за бокалом. Пиво проливается, когда они с шумом чокаются, и даже косящиеся на них из-за дальнего стола моряки не смогут испортить момент.

Баки пьёт, наблюдая за Натали. Её зелёное платье покачивается в такт плавным движениям, и она, заметив внимание Барнса, улыбается ему со сцены.

– Красотка твоя мисс Райт, – говорит Дернир, толкая его локтем в бок.

Баки морщится, усмехнувшись.

– Она не моя, – отвечает он не без сожаления в голосе. Она ничья, хочется добавить, но Барнс вовремя прикусывает язык.

– Хотел бы я, чтобы это было так, – Дернир затягивается и выпускает густой дым, свободной рукой по-братски обнимая Баки за плечи, – но я вижу, как она на тебя смотрит. И танцевать согласилась только с тобой, сержант, помнишь? Ох, была бы она не твоя, я бы за ней приударил!

Дернир хохочет, выпуская ртом дым как паровоз. Он и раньше был очарован Натали больше всех остальных в их команде, но теперь, когда узнал, что она ещё и агент под прикрытием, его симпатия к ней перешла всякие границы.

Песня кончается громкими аплодисментами, и Натали широко улыбается. Благодарит всех, оставляя на сцене микрофон, шепчет что-то на ухо пианисту, положив руку на его плечо. Тот согласно кивает, и мисс Райт спускается со сцены.

Баки встаёт со своего стула и просит Мориту найти для неё ещё один.

– Могу попросить Вас о танце, мэм? – спрашивает он, наконец вновь оказавшись рядом с Натали.

Девушка поднимает на него глаза.

– Я уже думала, что ты забыл, – отвечает она с улыбкой и охотно вкладывает в его протянутую ладонь свою.

Баки вновь греет ее неофициальное обращение, и он притягивает к себе девушку, оказавшуюся совсем не такой хрупкой, как он думал. На этот раз ладонь не выше, а как раз на своём месте, и Натали сама придвигается ближе к нему, опуская руку в перчатке на плечо. Ее рыжие волосы вновь аккуратно уложены волнами и как обычно пахнут духами, гладкие пряди щекочут заклеенный пластырем подбородок Барнса.

– Спасибо за помощь сегодня. – Слегка приподнявшись на носочках на секунду, Натали обжигает дыханием его ухо, почти заставляя вздрогнуть. – Не знаю, как бы я справилась без тебя.

Баки усмехается, качая головой.

– Всегда рад, – отвечает он, – но если честно, ты меня удивила. Никогда бы не подумал…

– В этом и есть весь смысл, – улыбается Натали, покачиваясь в танце. – Чтобы никто на меня не подумал.

Она шагает в сторону, оборачивается вокруг себя под рукой. Подол зеленого как её глаза платья кружится, поднимаясь, и девушка улыбается, откинув голову назад. Баки вновь ловит её за талию, притягивая чуть ближе, чем можно, и Натали замирает, подняв на него взгляд. Она смотрит внимательно, изучающе. Ее пушистые ресницы слегка подрагивают, накрашенные алым губы слегка приоткрыты.

Барнс снова готов поставить на кон всё.

Шёлк перчатки скользит по его напряжённой шее вдоль воротника рубашки, пальцы проводят по линии роста волос. Баки теряется, словно мальчишка, что ни разу не целовал девушку прежде, но инстинктивно всё же тянется к ней, чуть наклоняя голову набок. Ему кажется, что его рука на её талии дрожит слишком заметно, что что-то внутри вот-вот разорвётся от волнения.

Их лица всего в паре сантиметров друг от друга. Барнс уже почти чувствует вкус её губ.

Пианист играет мелодию, что звучала в первый их вечер в Гарнизоне.

– Тихо! – вдруг кричит Натали во весь голос, отскочив от него, и музыкант отдёргивает руки от клавиш как от огня. – ВСЕ НА ПОЛ!!!

Хватает десятой доли секунды, чтобы люди начали метаться в панике. Слышится звук бьющегося стекла, что осыпается на них градом. Земля трясётся, словно сейчас разверзнется прямо под ногами. Падает люстра. Свет гаснет, крыша обрушается, и Баки закрывает Натали собой от обломков.