Текст книги "Никто другой (СИ)"

Автор книги: Taziana

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Меня не берут наркотики, – зачем-то оправдывается Стив. – Слишком высокий метаболизм. Ни алкоголь, ни наркотики не действуют.

Джеймс сверлит его недоверчивым взглядом и наконец заявляет:

– Ты сегодня же пойдешь в медблок – и нехуй головой мотать, как миленький потопаешь. Или я сдам тебя Фьюри, пока ты не угробил себя на хрен!

Он выходит и громко захлопывает за собой дверь, а Стив упирается лбом о холодное зеркало.

«Ты что это удумал? – шипел Баки, когда обнаружил, что Стив пытается побороть приступ астмы без ингалятора, чтобы не привыкать к лекарствам. – Сдохнуть хочешь, придурок? Вот только еще раз попробуй, герой несчастный, уши так надеру, что мало не покажется».

Но это не Баки.

«Не Баки, не Баки, не Баки», – повторяет Стив про себя, и его тошнит – от всей этой идиотской ситуации, от Джеймса, но больше всего от себя самого.

Он только сейчас замечает, что у него не только глаза горят, но и шумит в ушах, и тело будто чужое – Стива даже ведет слегка, как пьяного, – и пугается.

Он ведь был вчера на задании, за рулем сидел – а если бы ему стало плохо прямо тогда? От этой мысли по спине бежит холодный пот и стыдно так, что больно дышать.

Стив открывает воду и умывается. Смотрит на свое мокрое лицо и тянется к шкафчику – где-то тут должны быть капли, которыми Джеймс пользовался, когда от кучи препаратов у него были проблемы со слезоотделением. Маленький флакончик с голубой жидкостью находится сразу, и Стив капает в оба глаза, стоит, запрокинув голову и крепко зажмурившись. Излишки лекарства щекотно стекают по вискам, а может, это и не только лекарство, но он не хочет об этом думать. И выходить к Джеймсу не хочет.

В голове полный сумбур. Джеймс мог бы сказать: «Пока ты кого-нибудь не угробил». Стиву даже нечего было бы на это возразить.

Джеймс сказал: «Пока ты себя не угробил», словно о других и не подумал, только о нем, Стиве. И от этого хочется забиться в какой-нибудь угол, закрыть глаза и заткнуть уши.

Когда Джеймса не оказывается на кухне, Стив облегченно вздыхает. Вливает в себя целый кофейник кофе, пока в голове немного не проясняется, и плотно завтракает, наплевав на здоровое питание. Ему нужно быть в форме, черт возьми, от этого зависит не столько его собственная жизнь, сколько жизни других – как он мог забыть об этом? Наверное, сегодня вообще не стоило бы никуда идти, но Фьюри, чего доброго, и в самом деле отправит его в отпуск, а оставаться наедине с собой и своими мыслями Стив отчаянно не хочет. Ему и этого получаса за завтраком хватает с лихвой. Он просто не станет принимать участия ни в чем серьезном, отговорится мигренью – может же у него, в конце концов, хоть раз в жизни случиться мигрень, – а потом выспится хорошенько и будет завтра в норме.

Он говорит об этом Джеймсу, когда они выходят из дома, но тот мрачно напоминает: «Медблок», – и больше Стив не слышит от него ни слова. Джеймс даже не смотрит на него, и Стив чувствует, что Джеймс ему не верит. Как будто он, Стив, только и делает, что подводит всех вокруг, и это неожиданно обидно.

На входе их отлавливает Фьюри, и, наверное, это единственная причина, по которой Джеймс не тащит Стива к врачам сразу же. Зато поглядывает подозрительно-испытующе, когда Фьюри говорит:

– Для вас двоих есть на завтра задание.

Стив чувствует: скажи он, что задание есть на сегодня – и Джеймс выпалил бы «Нет» еще раньше самого Стива.

– «Арлингз Корпорэйшн», вы вчера с Романофф их прощупывали, – напоминает Стиву Фьюри. – Производят гладкоствольное оружие, поставляют в основном в оружейные и охотничьи магазины, на мировой рынок не лезут. По документам все вроде как чисто, но я все же кое-то что раскопал. Счета. Посмотрите: заказ на поставку ружей для магазина в Нью-Джерси. А теперь посмотрите, сколько за них заплатили – не по бумагам, а в реальности.

Джеймс бросает взгляд на монитор и присвистывает:

– Ого! Они ружья лет на пятьдесят вперед закупили, что ли? Что там на самом деле?

– А вот это вы и выясните, – довольно кивает Фьюри и разворачивает на столе карту. – У них склады в пригороде, надо взглянуть, что там за ружья такие.

Стив рассматривает карту под пристальным взглядом Джеймса, и от этого взгляда ему ужасно неловко. И от того, что Джеймс уточняет:

– Просто разведка? – тоже.

Потому что – Стив готов поклясться, – будь это боевая операция, Джеймс не допустил бы его участия. Как будто он сопливый подросток, за которым нужен глаз да глаз, черт побери. Это злит – и сбивает с толку. Стив порой с трудом может сосредоточиться на идеях Фьюри, когда Джеймс таращится на него. Как будто Стив может не справиться. А ведь ничего сложного им не предстоит, тем более что охрану на внешнем периметре будет отвлекать группа прикрытия. Почти загородная прогулка.

Он рассматривает вместе с Джеймсом карты и схемы, тихонько бесится от недоверчивых взглядов, пьет подсунутый Джеймсом кофе, что-то предлагает, спорит, ходит с Джеймсом на обед, и снова – карты-схемы-планы.

К концу рабочего дня он устает настолько, что передвигается как на автопилоте. И даже не сразу понимает, почему лифт останавливается так быстро и почему холл выглядит как-то неправильно.

– Тебе сюда, – говорит Джеймс, и только тогда до Стива доходит: этот ненормальный на самом деле притащил его в медблок.

– Послушай, я правда не колюсь и не нюхаю какую-нибудь дрянь, – с досадой говорит он. – Это всего лишь бессонница, мне просто нужно хорошенько выспаться.

– Роджерс, если бы мне кто-нибудь сказал, что ты знаешь, где достать наркотики, я бы посмеялся ему в лицо, – вздыхает Джеймс. – Но с бессонницей тоже нужно что-то делать. Для начала хотя бы снотворное попить – как раз потому, что тебе нужно хорошенько выспаться.

– Я и без снотворного засну, – говорит Стив, и это чистая правда.

– Тебя пинками вытолкать или сам пойдешь? – интересуется Джеймс, и лицо у него такое решительное, что Стив сдается.

– С ума сойти, – бормочет он и идет к стойке регистратора, а Джеймс следует за ним. Стив чувствует себя преступником под конвоем. Или нет, скорее провинившимся школьником, которого ведут к директору, и от этого сравнения ему вдруг становится весело.

Он выходит от врача с рецептом на валиум и перспективой свиданий со штатным психологом на будущей неделе. Джеймс ждет его на стуле у кабинета, скрестив руки на груди и вытянув вперед длинные ноги.

– Доволен? – спрашивает Стив, помахав у него перед носом рецептом.

Джеймс невозмутимо качает головой и тыкает пальцем направо:

– Аптека там.

– Да, мамочка, – бодро гаркает Стив и тащится получать абсолютно ненужное ему лекарство. Ему все еще смешно, и он с трудом сдерживает дурацкое хихиканье.

И когда дома, накормив его пиццей, Джеймс приказывает:

– А теперь пей свое лекарство – и спать, – это по-прежнему весело.

– Я засну без него, правда, – заверяет его Стив. – Нет, ну серьезно, врач, между прочим, сомневался в дозировке – а вдруг он все же ошибся? Хорош я буду завтра на операции.

Джеймс сверлит его взглядом и неожиданно соглашается:

– Ладно, давай попробуем без него. Вали в постельку, Роджерс.

А вот то, что он тащится вслед за Стивом к нему в спальню и решительно устраивается в кресле у окна – это уже не смешно.

– Ты что, собираешься сидеть здесь, пока я сплю? – недоверчиво спрашивает Стив.

– Ага, – легко подтверждает Джеймс и язвительно добавляет, перебирая книги на столе: – Не бойся, приставать не стану, я предпочитаю бодрствующих партнеров. Считай, что я буду охранять твой сон, принцесса.

«Спи давай, мелкий, – улыбался Баки и устраивался по вечерам у кровати Стива, когда тот серьезно разболелся, уже после смерти мамы. – Я буду охранять твой сон».

Горло болезненно сжимает и перехватывает дыхание. «Прекрати», – рвется у Стива с языка, но он сам не понимает, что именно хочет этим сказать. Прекрати изображать из себя наседку? Прекрати рвать мне душу на части? Прекрати быть похожим на Баки, ведь это просто случайность, ты не он?

– Зачем ты это делаешь? – хрипло спрашивает он вместо этого, а Джеймс неожиданно серьезно отвечает:

– Потому что люди должны заботиться друг о друге. Ты же заботился обо мне, когда я проходил реабилитацию после той аварии.

Это как удар под дых, потому что Стив заботился, конечно – но не о нем.

О Баки. Тогда он еще надеялся найти его в Джеймсе.

И, черт возьми, сейчас Стив себя ненавидит.

Сон идет не сразу, хотя Стиву казалось, что он отключится, едва голова коснется подушки. Он даже думает, что валиум – не самая плохая идея, но потом тихое дыхание Джеймса и шелест книжных страниц все же делают свое дело, и Стив проваливается в омут сновидений.

…Перед ним Баки, измученный и бледный. «Не бросай меня, – просит он, – пожалуйста, держи. Мне страшно». Стив тянется к нему, уже почти касается холодной ладони – и Баки с криком летит в пропасть.

Стив рывком садится на своей кровати и дышит тяжело, как после хорошей пробежки. На часах высвечивается три ночи, кресло у окна пустует – похоже, Джеймс ушел к себе. Стив падает назад на подушку и кусает губы. Его тянет пойти и поговорить с Баки, услышать, что тот все еще жив.

Он знает, что не должен этого делать. Не должен.

«Он хороший парень», – сказал Фьюри, и Наташа считает так же. А Стив – Стив никогда и не думал как-то его оценивать, для него было главным, что это не Баки. Он и видел-то все это время не-Баки – и не видел Джеймса. А ведь тот и правда не так уж и плох, и лучше бы Стив по-прежнему этого не замечал.

Потому что ему приходит в голову мысль, что Джеймс заслужил право жить не меньше, чем Баки, и это правильная мысль – и вместе с тем это предательство.

«Не бросай меня, пожалуйста, держи, мне страшно», – отстукивает в висках, и Стив знает, что сделает то, что не должен делать.

«Ты похож на ебаного наркошу», – сказал утром Джеймс, но Стив не похож. Он и есть ебаный наркоша, только его наркотик не героин или кокаин. Его наркотик – Баки.

Он ненавидит себя так сильно, что хочется умереть, но крадется в комнату к Джеймсу. Это пахнет безумием, но ему это просто нужно. Пять минут, всего пять минут, пожалуйста, только услышать, что Баки все еще здесь – а потом он вернется к себе и заснет. Привычно споткнувшись обо что-то у самой кровати, Стив опускается на пол. Сжимает родную ладонь и шепчет:

– Я люблю тебя, Баки.

Ему так хочется услышать в ответ хотя бы «И я тебя» – но вместо этого он слышит холодное:

– А я-то уж было решил, что ты передумал насчет потрахаться, Роджерс.

Стив шарахается в сторону, падает спиной на что-то мягкое и на мгновение зажмуривается от резкого света включенного ночника. Сердце рвется из груди – больно, черт, как же больно, – а в глазах Джеймса плещется злость.

– Убирайся, – говорит он, и это ощущается плевком.

Стиву кажется, что он спит и видит очередной кошмар, даже тело непослушное, как во сне. Он чуть не летит кубарем, снова обо что-то споткнувшись, и замирает, наконец-то увидев, обо что.

На полу перед ним большая, набитая битком дорожная сумка.

========== Часть 5 ==========

Утром Стив не знает, как смотреть Джеймсу в глаза, и даже малодушно размышляет, не улизнуть ли из дома пораньше. Целых три секунды смакует эту мысль – и тут же вытаскивает себя из постели и плетется в ванную. Он чувствует себя слабым, как после болезни – то ли сна было все же слишком мало после четырех суток бодрствования, то ли еще не выветрился валиум, который Стив принял ночью, когда понял: иначе не уснуть.

Он не знает, что скажет, мучительно подбирает слова, стоя под теплыми струями душа, и даже придумывает что-то – но тут же забывает, когда, зайдя на кухню, видит за столом Джеймса с чашкой кофе. Все, на что его хватает, это выдавить из себя:

– Давай поговорим. Пожалуйста.

Ему безумно стыдно – не за то, как жалко он, должно быть, выглядит, и не за то, как заискивающе звучит его голос, и даже не за то, что он натворил ночью. Ему стыдно за тоскливую усталость во взгляде Джеймса. А еще страшно, что Джеймс скажет: «Отвали, Роджерс» – как всегда, когда Стив пытается с ним поговорить о нем самом, о чем-то более важном, чем выбор телепередачи на вечер.

– Говори, – равнодушно соглашается Джеймс, и это уже прогресс – но Стив переминается с ноги на ногу и понятия не имеет, с чего начать.

– Прости меня, – говорит он и садится напротив, пытаясь заглянуть Джеймсу в глаза. – Я…

Красноречие его все же подводит, и он молчит, а Джеймс иронично подсказывает:

– Что? Все объяснишь?

– Я не знаю, как это объяснить, – с отчаянием признается Стив.

– А и не надо. – Джеймс натянуто улыбается. – Я же не совсем дурак, Роджерс, я и так все прекрасно понял.

Он вдруг с силой трет лицо и закрывает глаза.

– Ты так на меня смотрел. Как на величайшую ценность в этом гребаном мире, мне даже неловко было: ну какая из меня ценность? Но как же ты смотрел, Роджерс… Я решил, что я тебе нужен. И все никак не мог понять: ну какого хера ты раз за разом говоришь «нет»? И почему порой глядишь волком? А тебе просто был нужен не я… Я на него похож, что ли? На этого твоего Баки?

Стив кивает, не в силах выдавить из себя ни слова, и тут же качает головой. Но Джеймс, похоже, и в самом деле все понимает, потому что не переспрашивает.

– И где он? – интересуется он после мучительной паузы, во время которой Стив опять пытается подобрать слова. – Бросил тебя, что ли?

Стиву кажется, что мир рушится, когда он шепчет в ответ:

– Умер.

Джеймс меняется в лице и тихо матерится:

– Блядь!..

В одном этом слове тоски и обреченности почему-то больше, чем во всем, что он сказал раньше, и Стиву хочется провалиться сквозь землю.

– Прости, – еле слышно выдыхает он, потому что сказать что-то другое он просто не в состоянии.

Они молчат, тишина давит бетонной плитой, и Стив спрашивает, когда молчать уже больше нельзя, потому что под этой тяжестью невозможно нормально дышать:

– Сумка у тебя в комнате… Ты уезжаешь?

– Да, – неохотно говорит Джеймс. – Попросил Фьюри подыскать мне другую квартиру. Еще две недели назад.

– Почему? – вырывается у Стива. Сердце колотится как сумасшедшее, и Стив лихорадочно пытается сообразить, что такого произошло две недели назад, чтобы Джеймс вдруг принял решение уехать и даже вещи заранее собрал, словно ему в одночасье стало невыносимо жить рядом с ним, Стивом. Но на ум ничего не приходит. Все было, как всегда. Джеймс смеялся и шутил, болтал ни о чем, жаловался на скуку, дрался, как одержимый, на спаррингах, доставал Стива предложениями переспать. Ничего такого. Все, как всегда, правда. Гораздо лучше, чем последние четыре дня, если подумать.

– Ты издеваешься, Роджерс? – вяло возмущается Джеймс. – Я, вообще-то, не железный. И я устал угадывать, что у тебя на уме, почему ты то раздеваешь меня взглядом, то прибить готов. У меня и без того не все в порядке с головой, знаешь ли, а с тобой и последние мозги потеряешь.

Стив закрывает глаза. Две недели, господи, две недели – а он не заметил. Как он умудрился не заметить?

А потом он вдруг понимает, что останется один. Совсем один, черт бы побрал все на свете. «Не уходи», – хочется сказать ему, провести ладонью по небритой щеке, поцеловать – сделать все, что угодно, лишь бы удержать Джеймса. Но это нечестно.

Ему не нужен никто другой, только Баки. И так, наверное, будет всегда.

Джеймс этого не заслужил. Он… хороший парень. Он достоин большего.

И поэтому Стив кивает и снова просит:

– Прости.

День проходит в мелких заботах: уточнение деталей операции, проверка экипировки. Стиву иногда кажется, что время тянется, как резина, в первую очередь из-за неловкости перед Джеймсом. Хотя сам Джеймс ведет себя, как обычно: смеется с ребятами из группы поддержки, деловито переспрашивает что-то у Фьюри, лязгает оружием, подшучивает над Стивом, жалуется на трещину в маске. Он производит впечатление самого безмятежного парня в этом здании, словно не было ни вчерашней ночи, ни сегодняшнего утра. А в перерыве оттаскивает Стива в сторону и шипит:

– Слушай, хватит уже смотреть на меня так, словно я сейчас рассыплюсь. Я, в конце концов, не прыщавый подросток, которому отказала его первая большая любовь. Не срослось так не срослось. Ну и хрен с ним. Было бы о чем жалеть.

У него злые глаза, и слова должны бы бить больно – но не бьют. Впервые за последние полгода Джеймсу не удается его задеть и оттолкнуть. Потому что была и вчерашняя ночь, и сегодняшнее утро, и тоскливое «Я решил, что я тебе нужен», и короткое отчаянное «Блядь!»

Стив то и дело бросает на него взгляды украдкой, не в силах сдержаться, несмотря на просьбу, и не может понять, как, черт возьми, это у Джеймса получается. Он сам не умеет настолько хорошо себя контролировать, и не научится, наверное, уже никогда. А надо бы, им ведь еще работать вместе, общаться на глазах у всех, хотя бы здороваться по утрам и перекидываться парой фраз, столкнувшись в коридоре. Как они выдержат? И выдержат ли?

Стив барахтается в этих мыслях, как муха в паутине, и ему кажется, что этот день никогда не закончится – но вечер все равно наступает как-то неожиданно быстро, а вместе с ним возможность хоть на пару часов забыть обо всем, кроме работы.

Группа поддержки знает свое дело: до пожарного люка Стив и Джеймс добираются незамеченными. Внутри склада они разделяются, и Стив проходит мимо стеллажей с ящиками вглубь помещения: вряд ли что-то незаконное будут хранить недалеко от выхода.

В первом открытом им ящике матово блестят стволы охотничьих ружей, во втором тоже, и только на пятом Стиву везет: свето-звуковые гранаты на гладкоствольное оружие явно не тянут.

– Бинго! – бормочет наушник голосом Марии Хилл. – Дай-ка получше рассмотреть.

Еще через три ящика Стив натыкается на противотанковые мины.

– Ого, это уже пахнет международной контрабандой оружия, – восхищается Мария. – И ведь почти не прячутся, мерзавцы.

Стива вдруг как током дергает мысль о Джеймсе – и тут же тонет где-то в глубинах сознания, прежде чем Стив успевает за нее ухватиться. Он растерянно рассматривает аккуратные кругляши в ящике. Ну и при чем здесь Джеймс?

– Стив, уходи, – вдруг ровно говорит Мария. – Что-то не так. Они перезапустили систему видеонаблюдения, и мы, похоже, не успели вовремя перехватить сигнал.

Ее последние слова тонут в вое сирены.

Стив несется по проходу, следуя указаниям Марии, в висках мерно пульсирует кровь, и Стиву страшно: где Джеймс и что с ним? Джеймс-Джеймс-Джеймс, снова Джеймс, черт бы побрал все на свете!

– На развилке направо, – командует Мария. – Молодец, теперь налево.

То, что происходит дальше, Стив не может себе объяснить. То ли сказались бессонные ночи, то ли выматывающие мысли о Джеймсе – он сворачивает направо.

– Я сказала: налево! – оглушает его крик Марии, но уже поздно: Стив выскакивает прямо на охранника, и в живот ему смотрит дуло автомата.

– Заболтай его, – нервно советует Мария. – Барнс уже разделался со своим, направляю его к тебе.

– Нет! Я сам справлюсь! – кричит ей в ответ Стив.

– Стоять! – орет одновременно с ним охранник, и Стив поднимает руки, демонстрируя пустые ладони.

– Тихо, приятель, – успокаивающе говорит он, поглядывая на напряженный палец на спусковом крючке. Стрелять в помещении, битком набитом оружием – самоубийство, и охранник не может этого не знать, но он заметно нервничает, и Стив его понимает. Он чуть ли не жалеет, что выглядит таким… пугающе большим. – Классные ботинки.

– А? – обалдело отзывается охранник.

– На e-bay покупал? – продолжает нести чушь Стив. – Удобная штука этот Интернет, правда?

Охранник трясет головой и орет в рацию:

– Пит! Я в пятнадцатом секторе, поймал одного! Пит?

Его паника почти ощутима физически, и Стив чуть не стонет. Плохо, как же все плохо.

– Спокойно, приятель, – просит он и делает осторожный шаг вперед, и в эту секунду что-то шумно падает справа, и палец на спусковом крючке дергается. Стив бросается в сторону от короткой автоматной очереди и успевает подумать: «Это конец», прежде чем спину обдает жаром и грохотом взрыва выметает из головы все мысли вместе с сознанием.

Первое, что он слышит, приходя в себя, это дикий мат Джеймса. «Жив», – с облегчением думает Стив и кашляет от повисшей в воздухе гари.

– Давай, Роджерс, помоги мне, мать твою! – рычит Джеймс, и Стив прищуривается, пытаясь сфокусировать зрение.

Вокруг полыхает пожар, и от жара болит все тело. Но больше всего почему-то нога. Стив опускает взгляд и обнаруживает, что ее придавило железной балкой, и металлическая рука безуспешно пытается ее поднять. Стив старается помочь, но мышцы вялые, не слушаются, а слева детонирует очередной ящик с оружием.

– Уходи отсюда, – говорит Стив, глядя в перепачканное сажей лицо Джеймса. – Скорей!

Он знает, что услышит в ответ, еще до того, как Джеймс успевает открыть рот: это упрямство в каждой черточке знакомо до боли.

– Нет! Без тебя не уйду!

В глазах щиплет, и Стив готов поспорить, что вовсе не от дыма.

«Нет! Без тебя не уйду!» – кричал Баки, цепляясь за перила, и вокруг так же рвалось к потолку пламя и грохотало от взрывов.

Этот идиот и правда останется и умрет вместе с ним. Как умер бы Баки. «Умрет-умрет-умрет», – оглушительно стучит в висках, и эта мысль придает Стиву сил. Балка поддается, и Стив, извиваясь, выбирается из-под нее. Джеймс тащит его за шиворот вверх, обнимает за плечи и орет:

– Куда идти, Мария?

Глаза слезятся, и больно-больно-больно, и Стив едва переставляет ноги, подволакивая наверняка переломанную правую, а в висках все стучит: «Умрет-умрет-умрет», и это невыносимо. Шаг, еще шаг, и еще один, подальше от огня, господи, пусть он останется жив, он заслужил не меньше, чем Баки.

Они через столько прошли вместе, но Стив все равно не верит, что выбрались и в этот раз, когда в лицо дует свежий ветерок. Джеймс наконец-то его отпускает и со стоном оседает на землю, и Стив только сейчас с ужасом видит, что левый бок у него – сплошная спекшаяся рана, а из живота льется кровь, и как он дошел, да еще и Стива на себе вытащил, непонятно.

– Не смей, придурок! – орет он, и страх колотится в висках, бежит по всему телу, сдавливая грудь и застилая глаза слезами. – Вот только попробуй!

Он цепляется за Джеймса, и тащит его подальше от проклятого склада, и обещает никогда больше не отпускать. Первого, кто пытается его оторвать от израненного тела, Стив встречает ударом и немного успокаивается, только когда слышит голос Фьюри:

– Капитан Роджерс! Стив, успокойся!

– Я чуть его не угробил, – шепчет Стив, как в бреду: – Он говорил: «Пока ты себя не угробил» – а я чуть не угробил его. Я чуть его не угробил.

========== Часть 6 ==========

Стив почти не чувствует боли, когда в больнице из него выковыривают осколки и вправляют кости в ноге: паника все заглушает. Он отказывается оставаться в палате и сидит под дверями операционной, где спасают Джеймса, а потом устраивается в кресле у его кровати.

– Он выкарабкается, – сочувственно говорит ему миловидная женщина-врач, пришедшая снять показания медицинских приборов. – Любой другой умер бы от одних только ожогов, но, если верить карте, у него какая-то невероятная скорость регенерации, так что он выкарабкается.

Стив верит – и не верит. Джеймс слишком бледен, и, хоть и дышит сам, без аппарата, грудь под бинтами почти не подымается. Стив то и дело ждет, что кардиограф противно запищит и по монитору побежит сплошная линия.

Когда Джеймс наконец открывает глаза, у Стива даже голова кружится от облегчения.

– Привет, – жалко улыбается он. – Ты как?

Джеймс смотрит на него, словно не узнает, и слабо говорит:

– У тебя лицо плывет. – А потом пытается пошевелиться и шипит: – Больно.

– Не двигайся, – просит его Стив и накрывает рукой его ладонь на одеяле.

– Больно, – повторяет Джеймс, словно не верит, что в этом мире может существовать боль. – Я не сплю?

– Да вроде нет, – усмехается Стив.

– У тебя лицо плывет, – снова говорит Джеймс, и в его голосе звучит ужас, а пальцы под ладонью Стива вдруг начинают мелко трястись. – Я не сплю, а у тебя лицо плывет.

Его всего колотит, непонятно почему, так, что смотреть страшно, и Стив орет:

– Сестра!

Он тянется к кнопке вызова, но Джеймс цепляется за него, дергает на себя, вжимает железные пальцы в плечо с такой силой, что Стиву кажется: сейчас захрустят кости.

– У тебя лицо плывет, – задыхаясь, повторяет Джеймс, как заведенный, и глаза у него абсолютно дикие, а от панического ужаса в его голосе у Стива бегут мурашки по спине.

– Все хорошо, слышишь? – говорит он и встряхивает Джеймса за плечи. – Все хорошо, так и должно быть, тебя накачали обезболивающим по самые уши, вот и плывет перед глазами, понимаешь? Так и должно быть, Джеймс, ты меня слышишь? Успокойся.

Стиву приходится повторить это несколько раз, пока до Джеймса наконец доходит. Он резко обмякает, оседает на подушку, но по-прежнему цепляется за Стива как утопающий за соломинку. Стив осторожно разжимает металлические пальцы на своем плече и успокаивающе поглаживает дрожащие живые.

– Они часто плывут, – тяжело дыша, сообщает Джеймс, и Стив чувствует, что ему все еще страшно. – Во сне и у меня в голове, наяву пока ни разу. Неживые, как нарисованные на бумаге, ткнешь – и порвутся, а там пустота. И без глаз или ртов, а есть без лиц, просто белые пятна, словно все стерли ластиком.

Его голос становится все тише, пока Джеймс снова не засыпает, а Стив сидит и не может пошевелиться, и по спине мерзко стекает холодный пот.

«Они неживые, – говорил Баки. – Люди без глаз, без ртов, без лиц».

Нет, не Баки. Джеймс. А Стив этого не понял. Он и сейчас не все понимает, но кое-что ему ясно.

И в первую очередь то, что он, Стив, дурак. Господи, какой же он дурак!

Баки ни разу не признался в том, что ему страшно, но Стиву это было и не нужно. Баки хорохорился, кидался в бой с головой – и Стив понимал: это только для того, чтобы не дать страху взять верх. Чтобы не показать, что он боится. Чтобы выглядеть сильным, особенно когда Стив стал сильнее его физически. Стив прекрасно все это видел.

Почему он не разглядел этого же в Джеймсе? Ведь тот вел себя точно так же – и Стива начинает трясти от мысли, что, похоже, ему было страшно всегда, беспрерывно.

– Ваши специалисты – те еще коновалы, – сообщает Стив Фьюри, когда тот приходит их навестить и рассказать, что «Арлингз Корпорэйшн» таки удалось прижать после взрыва. Стиву сейчас плевать на всех преступников вместе взятых. Джеймс мирно спит, и Стив надеется, что ему ничего не снится. – Эти их искусственные воспоминания, наверное, не достаточно четкие. В них люди без лиц. И ему страшно.

Фьюри устраивается рядом и задумчиво говорит:

– Вот оно что… Я не знаю. Да, нечеткие, скорее всего. Если поразмыслить: на то, чтобы вложить в память почти тридцать лет жизни во всех подробностях, понадобятся, пожалуй, даже не годы – десятилетия. Но по идее, он должен был сам додумать все недостающие детали.

– Вы слишком многого хотите от человека, которого семьдесят лет ломала Гидра, – зло замечает Стив.

– И что теперь? – спрашивает Фьюри после паузы. – Будешь опять настаивать, чтобы фальшивые воспоминания заменили настоящими?

Стив качает головой.

– Не надо ломать его снова, – просит он. – Хватит уже. Я не позволю. Скажите им, пусть подкорректируют хотя бы самое главное. Чтобы он больше не боялся.

Фьюри кивает:

– Скажу. Ты молодец, Стив.

А Стива тошнит.

Он понимает, что нельзя жить прошлым. Пора уже его отпустить – давно пора, на самом деле. Повзрослеть наконец, научиться жить разумом и только им, ведь есть же люди, которые это умеют – наверняка есть. И Стив им сейчас ужасно завидует. Потому что им, должно быть, не бывает так больно. И стук хрупких комьев земли о крышку гроба им тоже вряд ли мерещится.

Они почти не разговаривают, когда Стив сидит у Джеймса в палате.

То есть, на самом деле болтают обо всем без умолку.

Какая сегодня чудесная погода, как думаешь, а снег в этом году выпадет? Твою мать, кому пришло в голову назвать это бульоном? Да, нога уже почти в порядке, а ты как? Отвали, я сам дойду до туалета, что тут идти-то? Ну ладно-ладно, Рой Джонс неплох, но какой же он, черт возьми, выпендрежник! Слушай, медсестрам надо запретить носить такие халатики, это ж, блядь, немецкое порно, а не халатики. Нет, только не Мэрилин Мэнсон, пожалуйста! А вали-ка ты уже к себе, спать пора.

Они болтают – ни о чем, по сути. Только раньше этого было мало, постоянно хотелось, чтобы Джеймс подпустил ближе, к себе, за стену, которой он отгородился от него, Стива. А сейчас достаточно того, что есть, хотя Джеймс точно такой, каким был полгода назад, и так же закрывается, стоит Стиву коснуться в разговоре чего-нибудь важного. Стив даже ждет, что он вот-вот скажет: «Эй, Роджерс, может, перепихнемся?»

Стив теперь знает, что за стеной. Он замечает порой – нечасто, на самом деле, – как Джеймс легонько встряхивает головой, словно надеясь прогнать наваждение, а потом начинает болтать с удвоенной силой.

Он нужен Джеймсу. Ведь не гонит же, хотя мог бы. Но вот секса ему Джеймс больше не предложит. Слишком уж он напрягается, когда Стив невзначай касается его руки, а если задержать ладонь чуть подольше – сжимает челюсти так, что, кажется, раскрошит зубы.

Стив никак не может отделаться от мысли, что теперь он, скорее всего, согласился бы.

Ему стыдно от этой мысли. Как ни странно, потому, что в Джеймсе все же есть что-то от Баки. Как там говорил Фьюри? Отголоски подсознания, слишком мало, чтобы говорить о полноценной личности?

Разве честно быть с человеком только за отголоски подсознания?

Стив чувствует себя беспомощным и растерянным, как карапуз, потерявший в толпе маму. И ему все время кажется, что он что-то упускает. Он старается поймать за хвост какую-то мысль, но та постоянно ускользает, останавливая его в полушаге от озарения. От чего-то очень-очень важного.

Понимание приходит через три дня, когда Джеймс просит его принести какую-нибудь одежду, потому что от больничной уже тошнит. Ну, вообще-то он просит Наташу, но Стиву хочется хоть пару часов побыть дома, так что он едет сам, несмотря на протесты врачей.

Он ковыляет по квартире, и все кажется ему чужим, как всегда, когда он долго здесь не бывает. Дорожная сумка все еще стоит в комнате Джеймса на полу, и Стив достает из нее белье, носки, чистую футболку и мягкие домашние штаны. Застегивает тугую молнию и осматривается. Так странно – за последние дни столько всего изменилось, а здесь все почти так же, как было полгода назад, когда Стив забирал Джеймса из больницы. Только аэроплан прибавился.

Стив смотрит на весело поблескивающее крыло, и его вдруг словно кто-то с силой бьет по голове.

«В детстве я мечтал быть летчиком», – сказал Джеймс, ставя аэроплан на полку.