Текст книги "Панацея (СИ)"

Автор книги: Тайсин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Он все будет слушать?

– Только после вашей команды, когда решите начать диктовать. Распознавание речи там автоматическое, будет записывать текст и скидывать в местное облачное хранилище, которое вам тут положено. Потом останется только отредактировать.

Отредактировать уже не ей. Но ее память хотя бы не пропадет без смысла, история Альянса будет, хоть вчерне, написана. Не исчезнет то, чему из живых свидетелем осталась только она. Она должна, должна успеть рассказать о тех, кто ничего рассказать уже не сможет.

Сила, если сработает, какое спасибо сказать этому человеку?

– Если захотите просто что-то записать, тоже скажите. Что это дневник. Потом сможете прослушать, если надо. Полный список команд и то, как этим всем пользоваться, он вам сам расскажет, только попросите.

– То есть… это действительно будет обычный секретарь?

– Плазмометов я в него решил не встраивать, – хмыкает Дэйв.

– У вас есть плазмометы? – Она бы совсем не удивилась.

– Только на шаттле, и их не очень-то отвертишь. А надо?

– Нет, спасибо большое, не думаю, что это будет необходимо.

– Вот и я так подумал.

Сверкает гранью алый кристалл и исчезает, прежде чем она осознает, что это было. Алый кайбер. Откуда?..

…Ну то есть как откуда. Дэйв – сильный одаренный, инквизиторий наверняка его обучал, и… Ох.

Она отгоняет понимание подальше. Отдариться за такое ей совсем нечем. Совсем.

– Что случилось? – он явно почувствовал ее смятение. И что говорить?

– Вы… тот кайбер кристалл, который вы вставили… Я не сразу поняла…

– А! – одно из свободных щупалец поворачивается к ней насадкой и качает «головой». – Мне меч больше никогда не понадобится, так лучше его в дело пустить, чем оставлять валяться. Не берите в голову, это никакая не жертва, это рациональное использование барахла.

– А если понадобится? – ошарашенно спрашивает Мон.

– Если вдруг, то я еще один сделаю, это несложно. Долго только.

Этому она тоже вполне верит.

Еще через полчаса количество деталей вокруг уменьшается, щупальца Дэйва начинают сворачиваться назад в кресло. В конце концов, остается только дроид на платформе. Совсем стандартного вида, и не скажешь, что совсем другой внутри…

Дроид поднимается в воздух, подлетает к ней. И вибрирует, вверх-вниз.

– Здравствуйте, хозяйка, я готов вам помогать! – облетает вокруг нее. – Прикажите мне что-нибудь!

– Повтори эту фразу, – говорит Мон.

Дроид молчит. Мон вздыхает.

– Все же не сработало?

– «Все же не сработало?» – повторяет дроид и вновь подскакивает. – Я справился, хозяйка? Справился?

– Очень хорошо справился, – Мон хочется погладить дроида по гладкому куполу, он ведет себя совсем как щенок. И, после секундного колебания, она решает желанию поддаться. Она и так сидит на диване с ногами, не время вспоминать о хороших манерах.

Дроид явно счастлив и едва не мурчит.

– Должен предупредить, – Дэйв подъезжает ближе, и Мон видит, что он улыбается. И как он устал. Лицо почти серое. – Что у всех моих дроидов всегда развивается личность. И я не могу гарантировать, какая именно.

– Я хороший дроид! – заявляет дроид.

– Вот именно.

Мон улыбается. Она должна уйти, должна оставить Дэйва отдыхать… Но уйти просто так, просто сказав спасибо…

– Что я могу для вас сделать? Могу ли я что-нибудь?..

Он прикрывает глаза.

– Мне было очень интересно, леди, это само по себе большой подарок. Мне давно не бывало так интересно. Так что мы квиты.

– Я могу вас обнять?

Он молчит, как ей кажется, недоуменно.

– Ваше чувство благодарности требует физического выражения?

– Увы, – признает Мон. – Простите, я не хотела вас задеть.

– Попробуйте, – вдруг говорит он. – Если…

Он осекается, но она и так знает, что там за сотня если. Он совсем рядом, она наклоняется вперед и обнимает его – кажется, что машину, так много в нем машинерии и каких-то трубок, и плечи под ее руками жесткие, как металл.

Когда она отстраняется, его лицо кажется чуть мягче.

– Спасибо. Это была… хорошая попытка.

– Я больше не буду, – винится Мон. Ей и неловко, и почему-то радостно. Спокойно.

Он только улыбается в ответ, и неловкость уходит.

***

Самым сложным оказывается придумать имя для дроида. Всю дорогу до дома Мон ломает голову, а потом, уже поднимаясь на ступени, думает: а зачем, собственно, усложнять ситуацию?

– Я назову тебя «Шарик», – объявляет она дроиду торжественно и стараясь не рассмеяться.

– О, хозяйка, какое прекрасное имя, какое замечательное! – Шарик прыгает вокруг нее в воздухе.

Уже темнеет. Мон усаживается за стол на террасе. Ей подают чая, очень полезную еду от врачей… И оставшееся после последнего визита Кела печенье. И «праздничный» сок. Поняли, что у нее радость. Как приятно.

Но она не столько ест, сколько диктует главу, которую уже написала в уме. Она давным-давно уже написала их все. Переписала три раза, прочитала книгу подряд сотню раз, и вот, наконец-то… В горле пересыхает, она едва прерывается на глоток воды. Небо совсем темнеет, холодает. Ей выносят плед и не гонят ее спать. Наверное почувствовали, что бесполезно. Пусть лучше она продиктует столько, насколько ей хватит памяти, ведь кто знает, что будет завтра. Кто знает, сможет ли она завтра думать, говорить, кто знает. Пользуйся чудесным даром сейчас.

Она сидит всю ночь. На рассвете голова тяжелая, а глаза почти не видят, тело затекло и горло болит – настолько она отвыкла говорить так долго. Но книга уже вне, вне ее памяти, она уже есть, уже существует.

Ей хочется танцевать, хотя сил нет.

Над озером встает солнце, небо сияет, вода подернута розовым золотом, а Мон понимает, что плачет. Глаза, наверное, слезятся, нельзя смотреть на солнце…

– Вам плохо, хозяйка? – Шарик обеспокоенно толкается в руку. Мон гладит его по сверкающему в рассветных лучах боку.

– Мне хорошо. Очень хорошо.

– Люди устроены странно.

– Еще как, – говорит она. Так тихо, птицы здесь еще не проснулись, так спокойно. – Еще как…

К вечеру прилетает Кел. Она встречает его как будто на приеме. Настоящий ужин, из пяти блюд, по канону Чандриллы. Свечи на террасе. Настоящие приборы и скатерть.

– Ну ничего себе! – удивляется Кел, увидев это великолепие. – Неужели… Вам лучше?

Мон качает головой. Пожимает плечами. Выкладывает на стол карту «Солнце».

Ей бы так хотелось рассказать ему о книге, о невероятном подарке, но – это не ее тайна и не ее изобретение. Нужно хотя бы узнать, как Дэйв отнесется к идее рассказать Келу. Кел ведь не сможет не задать вопросов, это же такой прорыв для всех пациентов с афазией! Он просто не сможет стоять в стороне. А это может быть опасным для анонимности Дэйва. Так что рассказывать правду – плохая идея, но поделиться радостью-то она может? Даже если это просто радость, ниоткуда. Нипочему. Просто так.

– Вам лучше, – констатирует Кел, – даже если просто самочувствие улучшилось, это очень хорошо. Я так рад. Давайте же праздновать!

Они празднуют до вечера. Он остается ночевать в основном здании (потому что оставаться в ее вилле было бы так неприлично! Это так смешно…)

Утром она находит себя у озера по колено в воде.

========== 8 ==========

С утра прилетает Кел, вероятно, медсестры вызвали. Пугается ужасно и отволакивает Мон в основное здание на сканер, на консилиум, еще на сканер, на анализы… Так странно и так ненужно. Кажется, ее спокойствие напугало его больше всего.

…На самом деле ей страшно. Хотя гораздо меньше, чем раньше. Собственно… Собственно, если подумать, если она однажды не проснется, то какая разница будет, живо еще ее тело или нет? Страшна постепенная деградация, медленная потеря себя, а если вот так, если – будто тумблер перещелкнули, то и ладно.

Ее память уже живет вне ее, уже не исчезнет, а значит – все хорошо. И если умирать, то почему бы и не сейчас. И совсем не нужно этого всего…

Они сидят вместе с Келом и со специалистом Росом Алеррие, ее врачом, в его кабинете. Позади чудовищный день. Ее таскали от одной машины до другой, истыкали пробами и не дали даже поесть в одиночестве. Медсестры ходили за ней, как гвардейцы за императором, не выпустили на обед к озеру: «С мониторинг-препаратом в вашей крови на ультрафиолет выходить нежелательно», а потом сидели вокруг стола и смотрели на нее, пока она давилась специально приготовленными блюдами без вкуса и запаха в «комнате отдыха». Мон так устала.

И ведь сегодня ее не выпустят поговорить с Дэйвом. От этого еще хуже.

Кел протягивает ей стакан сока, она выпивает с благодарностью. Сладкий, до приторности, – именно то, что ей сейчас нужно. Как-то даже в голове проясняется.

– Вам нужно постоянно носить мониторинг, – говорит ее врач, ходит от стены к стене размахивая руками. Обходит угловатую скульптуру у своего стола, продолжает движение. – Датчики на голове. Нужно было так сделать сразу. Мы, наверное, сможем отследить начало приступа, поймем, что происходит.

Такой молодой…

Мон склоняет голову к плечу.

– Это означает постоянный мониторинг мозговой активности, – поясняет Кел. – Я полагаю, к вам припишут сиделку. Скорее даже сиделку-компаньонку. Она вам не помешает!

Мон качает головой.

– Если вас беспокоит присутствие чужого человека, то я думаю, здесь сделают исключение и с вами будет дроид.

– Да, конечно, – восклицает Алеррие.

Мон качает головой.

Они хотят добра ей, но, право, лишать ее последних дней покоя и свободы? Нет и нет.

– Но!.. – Алеррие кидается в атаку, Кел бросается на ее защиту, а она смотрит в окно. Просто смотрит в окно.

Там темнеет. Там небо наливается кобальтом, пылают на закате ветви деревьев…

Темнота сходит на мир.

Темнота.

***

Когда Мон приходит в себя, ее обнимают, со спины, так сильно, что больно – и кричат. Она не понимает, что именно, и в первый момент чувствует ужас: если она потеряла и понимание со слуха, то ей не осталось ничего больше…

Но потом, вместе со зрением, понимание возвращается. Кричат много людей, и со всех сторон, неудивительно, что непонятно…

Она стоит носом в белую стену кабинета, почти прижатая к ней.

– …хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо… – монотонно повторяет знакомый голос сзади. Кел. Это Кел держит ее? Почему? Что случилось?

Мон дергается.

– Все хорошо, – у него срывается голос, – все хорошо…

– Что происходит? – спрашивает она. Не столь важно, поймет ли он, важно показать, что она в себе.

Кел молчит. Шумно дышит. Сглатывает.

– Я хочу, чтоб вы знали, – говорит он очень спокойно, – это совершенно не ваша вина. Это несчастный случай. Здесь отвратительные меры безопасности, это не ваша вина.

Что именно, Сила? Что именно не ее вина?

…Крик рвется из горла, но она сглатывает его. Нужно понять, что случилось. Понять. Понять, как исправить, что бы она ни сделала…

Она обозначает движение разворота, и Кел, поколебавшись, отпускает руки. Мон поворачивается. И приваливается к стене.

В кабинете полно народу, медики суетятся вокруг тела на полу, перекрикиваясь. Видна кровь, видна откинутая рука. Видно, что человек упал – прямо на дурацкую скульптуру у стола. Скульптура раскололась – черные осколки бликуют в ярком свете верхних ламп, кажется, будто они белые. Кроме тех, которые черные. От крови.

Лежащего человека легко узнать даже сейчас. Из всех врачей, только у его халатов рукава вышиты по краю…

Ее милый и добрый врач Рос Аллерие, такой молодой, но почему, почему…

– Стабилизировали, – восклицает врач откуда-то там, из группы в синих халатах, и Мон стекает по стене на пол. Не умер. Пока не умер. Пока… Пожалуйста…

Рядом с ней садится Кел, утыкается в ладони лицом.

– Что случилось? – спрашивает Мон в воздух. – Что? Что?

Кел молчит.

– Что?

Он поворачивает к ней голову, лицо у него больное.

– Не ваша вина, – повторяет он.

Мон кивает, похолодев. Это – она? Все-таки она?

– Вы хотели выйти и нас не слышали. Ломились в дверь, буквально. Мы не поняли, сразу, что вы нас не видите. Аллерие вас пытался удержать, за плечо, а вы его толкнули. Со всей силы. Вы очень сильная, знаете, я вас еле удержал. Ему просто не повезло, упал бы чуть иначе, ничего бы не было, это не ваша вина…

Мон кивает механически.

Да, я слышу, да, понимаю, да… Да, случайность. Да…

– Вы ничего не помните?

Она качает головой. Влево-вправо. Влево-вправо.

– С ним все нормально будет, здесь такое лечат.

Проломленный висок? И даже если – что у Аллерие останется от него самого после? Из-за нее. Из-за нее…

Она закрывает глаза и упирает затылок в стену.

***

Все так вежливы с ней. Ее усаживают в зале отдыха, наливают успокаивающего. Смотрят сочувственно.

Прибывает полиция.

Юноша и девушка, молодые совсем, в яркой форме, с ясными глазами. Безукоризненно корректны. И никакого осуждения, сочувствие в глазах. Конечно же, несчастный случай, как жаль, какой ужас. Но вы очевидно не виноваты ни в чем, не волнуйтесь.

Она не волнуется. Совсем. О чем же тут волноваться, право?

Она механически соглашается, что усиление наблюдения будет ей на пользу. Что на терапию ее будут сопровождать. Что она не должна никогда оставаться одна.

Конечно. Конечно же.

Кел остается с полицией, на допрос, он ведь главный свидетель – хоть полицейские и заверяют их, что это только формальность, – а ее отвозят домой.

И она совсем не знает, что делать теперь.

Садится на террасе, смотрит на невидимую в темноте воду. Никакого покоя в ней не осталось, только ступор.

Как же не хочется под конец превращаться в чудовище. Или в животное. Противно.

…Лучше было бы умереть, додиктовав книгу.

В руку толчется Шарик, Мон гладит дроида. Вспоминает, что даже не предупредила его создателя, что не придет. Дэйв наверняка не обратил на это внимание, но все же… Невежливо.

И ведь теперь им больше никогда не поговорить.

Как странно, действительно ведь никогда. Сначала ее подержат под наблюдением. Запрет выходить из виллы не был озвучен как приказ, но приказом он и являлся. Никому не хочется, чтобы она что-то случайно сделала с пациентами, будучи не в себе. А потом время выйдет и вовсе.

И все.

Надо бы объяснить. Извиниться.

– Отвечай негромко, – тихо говорит Мон. – Ты ведь сможешь слетать к твоему создателю?

Шарик прыгает вверх-вниз с энтузиазмом.

– Тогда… тогда передай ему следующее…

Рассказав, она извиняется. Ей стало легче – но все же совсем невежливо выплескивать такую историю на малознакомого человека. Пусть они больше никогда и не встретятся. Но зато… ну хотя бы он не сочтет ее отсутствие черной неблагодарностью: получила невозможный подарок и сразу исчезла. Ей это важно.

Шарик как раз исчезает в темноте, когда на террасу поднимается Кел.

– Мне позволили у вас пожить, – говорит он. – Правда хорошо?

Она соглашается. Но улыбка выше ее сил. Кел вздыхает.

– Пойдемте спать, – говорит он. – Завтра будет новый день, он будет лучше.

Мон послушно поднимается и следует в дом, с ним за спиной. Будто с охранником. Или с тюремщиком.

========== 9 ==========

Лира не приходит вечером – и к лучшему. Примерно в то время, когда она должна была зайти, становится тяжело дышать. Вейдер еще успевает услышать сигнал тревоги – и удивиться симптомам, он-то был уверен, что сначала откажет восприятие, – и тонет в зыбучих песках Силы. Мир схлопывается.

Как ни странно, какое-то осознание себя остается все равно. Висящее в нигде-никогда, стиснутое песком. Это не неприятно, это никак. Но если такова смерть, ему когда-то да станет чудовищно скучно. Он бы предпочел небытие.

Когда он додумывает эту мысль – субъективное время тянется, и тянется, и тянется, – пески шевелятся, разжимают хватку, текут прочь, и он падает в свое тело.

…Мда. Давненько он такого не чувствовал.

Боль настолько сильна и настолько непривычна – там ведь уже нечему болеть, что происходит? – что на осознание и отстранение от ее уходит непозволительно много времени.

Привык к бесчувствию паралича. Плохо.

…Так. Сначала инвентаризация. Остальное, включая демонстрацию полного сознания, подождет.

Болит внутри груди. Будто его пополам перерезали металлическим тупым мечом, да так и не дорезали. Боль стационарна, интенсивность за время наблюдения неизменна. Ее пытались снять, судя по заторможенности сознания. «Колтаром», с вероятностью почти сто. Который, разумеется, не подействовал, потому что инструкции к пациентам читать надо до конца. Впрочем, работающей для него экзотики здесь могло и не быть. Хорошо. Положение стабильно, болью можно пренебречь.

Он лежит горизонтально. Ног не чувствует, рук тоже. На шее – ошейник вокодера. На лице дыхательная маска. Все как обычно. Звук приборов в целом привычен, но чего-то не хватает. Он задумывается, перебирая, – точно. Что-то не то с аппаратом искусственного дыхания. Его явно подвесили на стационар, но стационарный прибор обычно звучит иначе. Очень интересно.

В комнате он один – а вот совсем рядом, будто за занавеской, стоят трое его врачей, все трое в раскореженных чувствах. И Айла – в смятении, но собранная и готовая действовать.

Реанимационная палата, значит. Стерильная. С наблюдательным постом за наверняка стеклянной стеной, как это стандартно делают. Совсем интересно. В стерилку его давно не запихивали.

Он поворачивает голову к наблюдателям. Открывает глаза – незрячий взгляд нервирует. И спрашивает:

– Что происходит?

С той стороны замешательство. Вейдер мысленно хмыкает.

– Что у меня с имплантатами легких?

Замешательство усиливается.

– Откуда вы знаете? – это врач номер три.

– Отвечайте на вопрос.

– Наш препарат имеет небольшой накопительный эффект… – не знает с чего начать, от его паники аж кисло во рту. – Но у вас совершенно нетипичная реакция, мы проведем исследования…

Шуршание. Всплеск раздражения.

– У вас, – врач номер два явно отпихнул врача номер три от микрофона, – реакция отторжения легочных имплантатов и нам пришлось их изъять.

Просто прекрасно. Следовательно, лежит он сейчас без имплантата и с трубками в груди, и лежать так будет, пока не помрет – возможные в этой конфигурации осложнения местные специалисты даже не успеют опознать.

– …Препарат снизил эффективность вашего коктейля лекарств. Мы разбираемся в причинах…

– Не разбирайтесь, – бросает Вейдер. – Это выше вашей компетенции. Запросите мое начальство напрямую, вам пришлют специалиста.

Умирать от неизлечимой болезни – куда ни шло. Но умирать из-за чужой некомпетентности он не согласен.

Раздражение теперь исходит от всех троих. Не собираются они запрашивать Корусант, по крайней мере сейчас. Гордые. Фразой о некомпетентности он их задел. Впрочем, сентенция все равно предназначалась не им.

Судя по эмоциям Айлы, она-то инструкцию поняла правильно.

***

На ночь его оставляют в покое, хотя спать получается лишь урывками. Сила, как же ему скучно. Даже подумать не получается как следует, боль мешает сосредоточиться. Все-таки он здесь расслабился, раньше такой уровень дискомфорта ему бы не помешал.

Его будит – выдергивает из мары полусна, – покашливание в микрофон. Это Айла.

– Я вам достала дроида-секретаря, он вас развлечет, – говорит она. И что-то в ее голосе его настораживает. В комнате наблюдателей всегда ведется запись, она не хочет, чтобы истинная причина ее присутствия попала в логи. Интересно.

– Я его сейчас продезинфицирую и впущу. Мне разрешили. Я им сказала, что от скуки вы звереете, а когда вы звереете, то все вокруг портится.

Он усмехается. Отличная формулировка. Благодарит. Открывается дверь шлюза и одновременно отключается микрофон с той стороны.

Влетевшего дроида Вейдер узнает сразу, по отклику кристалла.

– Опасность! – кричит дроид. – Враги! А что это с вами, создатель?!

– Профилактика, – отрезает Вейдер. – Рассказывай.

***

– Мне это не нравится, – говорит Вейдер, выслушав дроида. Что-то в ситуации не то. Структура кривая, и он не может понять почему.

Сам факт нападения на врача его не трогает. Он сам в такой же ситуации вполне мог бы убить всю больницу – и его успокаивает лишь то, что он умрет прежде, чем потеряет себя до такой степени. Но это ему с развитием болезни повезло, Лире всего лишь повезло меньше. Дело не в том, что врач в коме – кстати, надо бы наконец-то хакнуть коммуникации больницы, – дело в чем-то еще…

Лира – очень спокойный и очень вежливый человек. Вот в чем дело. Если ей приходилось убивать – а ей наверняка приходилось, – она отдавала приказ об орбитальной бомбардировке, нажимала кнопку на орудии или же интеллигентно стреляла в упор из «дамского» бластера скрытного ношения. На поле боя он ее не представляет, совсем не тот характер. Чтобы она, даже не в себе, стала распускать руки?

– Неправильно! – дроид носится где-то под потолком, судя по воплям. – Хозяйке грозит опасность! Опасность!

– И почему ты так решил?

– Сердечный ритм хозяйки в то время был спокоен! Она не дралась! Она не бегала! Она не могла!

…А вот это уже интересно.

– И откуда ты это знаешь?

– Медицинский браслет Хозяйки! Он стандартный, не о чем говорить!

– То есть, – медленно повторяет Вейдер, – ты хакнул ее мониторинг. Зачем?

Сила, почему все его дроиды такие самостоятельные? А в этом еще и кристалл его меча. Следовало ожидать сюрпризов.

– Как же иначе?! Создатель, она же Хозяйка! А если она пойдет гулять и ей станет плохо?! Я же должен ее спасти! А если на нее нападут?!

– И что ты сделаешь, если на нее нападут? – спрашивает Вейдер с интересом, всерьез ожидая ответа «придушу Силой, конечно!».

– Я подниму тревогу во внутренней сети больницы! – гордо заявляет дроид.

– Хакнул, значит.

– Стандартные протоколы, не о чем говорить!

– Ну что ж… Тогда расскажи-ка мне подробнее. Что ты там выследил.

***

– …А подделать чужое состояние ты сможешь?

– Ради блага Хозяйки – конечно! Это несложно.

– Когда?

– Ночью. Минимизация конфликтующего потока данных.

– Очень хорошо, – говорит Вейдер. Есть у него одна мысль… Рискованно, конечно…

Совсем еще далеко в Силе вспыхивает знакомое сознание, и он улыбается. А вот и союзник. С которым все будет куда проще. Но которого еще надо убедить – в основном в том, что Вейдеру все задуманное очень нужно.

Но ему очень нужно.

В конце концов, он делал уникального дроида не для того, чтобы тот лишился хозяйки так рано.

…Явление Рати невозможно пропустить. Вся больница в Силе будто дыбом встает и топорщится эмоциями во все стороны. Не знают местные врачи, что и думать, такого они еще не видели.

– Дилетанты! – раздается вопль Рати через микрофон. – Как вам в голову пришло вмешаться в такую сложную систему!

– Вы мне спать мешаете, – вредно замечает Вейдер.

– Так вы и не спите, неужто я не вижу? – не менее вредно отвечает врач. – Я сейчас спущусь.

Рати появляется через пять минут, троица врачей пытается пройти за ним, и им перед носом закрывают дверь.

– Мне, – чеканит Рати, – нужно поговорить с пациентом. Выметайтесь отсюда. Айла, выключите микрофон.

– Вас, док, местные уже ненавидят, – сообщает Вейдер, когда Рати останавливается рядом с ним. От врача тянет тяжелым гневом. – А вы сами никак собрались в ситхи?

– Если вы умрете от того, что они сделали, я добьюсь, чтоб их расстреляли.

– Они, – Вейдер усмехается, – спасали мне жизнь. Ну как уж умели. А умру я и без их помощи, вы же видите прогрессию.

– Я не допущу.

– Док, смиритесь, я прав, а вы нет. У меня пара дней осталась, не больше. Осложнения от их самоуправства уберите только, от криворукости умирать обидно.

– Я, – Рати наклоняется ближе, почти шипит, – не допущу.

– Да сколько угодно, только я все равно прав. Дело не в этом. Вы мне нужны, чтоб посмотреть другого человека.

Пауза.

– Вы вызвали меня не для себя?

– Не только для себя, – поправляет его Вейдер. – Тут, док, творятся удивительные дела, и я хочу, чтобы они завершились так, как хочу я.

Судя по звуку, Рати пододвигает стул ближе. Шуршит одежда.

– Изложите, пожалуйста, подробно.

Почему бы и не изложить.

***

Выслушав и теорию и показания свидетеля Шарика, Рати молчит недолго и в конце концов хмыкает.

– Ну что ж… Так, секунду.

Вейдер засекает отвлечение внимания – что-то пришло доку на датапад? Вероятно. Эмоциональный фон взбрыкнул: удивление, гнев…

– Плохие новости?

– Вы собираетесь использовать ваши ресурсы, чтобы спасти эту Лиру от предполагаемой опасности, – голос Рати сух. – Вы должны знать, кто она такая.

– При данной конфигурации проблемы это не имеет значения.

Айла просветила, кто же еще. Вейдер душит раздражение. СИБ обеспечивает его безопасность так, как считает нужным. Если представитель СИБ считает, что его нынешняя инициатива дурна или может выйти боком, он должен принять меры. В данном случае представитель СИБ явно считает, что у дока должна быть полная информация.

– Для меня имеет. Если вам нужно мое содействие, а вам оно нужно, вы должны отдать приказ, зная все обстоятельства.

– Я не собирался вам приказывать. Вы считаете происходящее справедливым?

Рати колеблется, и Вейдер поднимает брови. Что, вот даже так?

– И что она вам сделала, позвольте узнать?

– Праздновала вашу смерть. Шесть лет назад.

Вейдеру хочется рассмеяться – невозможное действие на стационаре, но в самом деле! Праздновала его смерть! Да половина галактики…

Потом, наконец-то, подключается память и он понимает, какое именно празднование имелось в виду. Женщина, подходящая под ощущение от Лиры, там была только одна.

– Мон Мотма.

– Да.

Вот как…

Хм. А ведь это как раз и дает интересную новую информацию о мотиве. Требует уточнения, но…

– Она имела право праздновать, знаете ли.

– Она вас ненавидит.

В той женщине, которая как-то пришла к его дому, ненависти не было ни капли. Никакой уже, ни к чему. Только усталость, несгибаемая воля и желание доделать самое важное последнее дело.

– Это неважно. Вы выполните мою просьбу?

Пауза. Рати даже не столько решает, это чувствуется, он пересобирает себя, чтоб решение исполнить.

– Да, милорд. Выполню.

========== 10 ==========

Мон просыпается поздно и с муторной головной болью. Она не может вспомнить сон, но кажется, что боль пришла в середине его и так и осталась. Встать тяжело, тело будто чужое, будто протез.

«О восьми руко-ногах» – вспоминает она, и вытащить себя к завтраку становится чуть легче.

Они с Келом пьют каф на террасе, когда к самым ступеням подходит больничный транспорт и с него высаживается… некто. Худой, седой, с жестким лицом, в ярком, мешковатом и рыжем комбинезоне-балахоне. Последняя, кажется, мода Корусанта.

– Так! – некто взлетает по ступенькам. – Вы, – костлявый палец упирается в Кела, – брысьте отсюда.

– Позвольте, – ошеломленный Кел привстает, – вы не имеете права, я здесь…

Ему предъявляют изъятую невесть откуда и когда идентификационную карточку, серую, с какими здесь ходят врачи. Кел вглядывается и белеет.

– У меня-то права есть, – заявляет не пойми кто, – а ваши, на проживание в этом доме, отменили час назад. Почту проверять надо. Почему вы еще здесь?

Кел трясет головой. Ловит взгляд Мон.

– Я разберусь, это какое-то недоразумение. Не волнуйтесь, мы скоро увидимся.

Мон улыбается ему. Кивает. Провожает глазами, и только когда он скрывается из виду, смотрит на вторженца и поднимает бровь. Сесть она ему не предлагает. Во-первых, пусть сначала представится, во-вторых, он и сам явно сядет, если захочет.

Вторженец кланяется. Прикладывает руку к груди.

– Я – Рати Тилере.

Она – с некоторым трудом – удерживает выражение вежливого неузнавания и недоумения на лице. Что он делает на ее террасе?

Врач раздраженно фыркает.

– Не ломайте комедию, вы знаете, кто я такой. Зрачки чуть расширились, это сложно контролировать. Но вы хороши, очень хороши. За мой предыдущий отказ вас лечить извиняться не буду.

Мон хмыкает и качает головой.

Да и не надо.

– Но я был не прав, – врач кивает своим словам. – Совсем не прав. Ваш случай действительно очень интересен и достоин моего гения. Сразу говорю, у вас нет возможности отказаться.

Мон надо бы возмутиться, но ей смешно. От этого врача в дурацком балахоне хмарь в голове даже немного отступает.

Она пожимает плечами и показывает ему на кресло.

– Нет-нет! – врач трясет головой и взмахивает руками. – У нас совершенно нет времени на ваши кафопития и прочую фигню. Вставайте, идемте, теперь вас буду обследовать я, и я все узнаю, все!

– Да нечего узнавать, – не сдерживается Мон.

– Я не одаренный, – врач щурится на нее, а взгляд у него светлый и яростный, – но я вас понял. И я точно знаю, слышите, точно, что вы ошибаетесь. Так вы идете?

Она медлит.

Ему хочется поверить. Очень хочется. В конце концов, что она теряет? Дни ожидания, пока ее мозг окончательно перестанет быть ее?

Мон фыркает и встает с кресла. Она поверит, так уж и быть. В последний раз.

***

Ее приводят во все те же помещения, в том же большом здании-дворце, но разницу она чувствует сразу. У трейсеров другой вкус, ее подключают к другим сканерам – переносным, привезли с собой? Надо же, какие предусмотрительные… – и в людях вокруг нее нет ничего от набуанцев. Никакого легкого оптимизма и любезности. И одеты не в местное – в серую полувоенную форму.

– Моя команда, – поясняет Рати.

Мон, сидящая в кресле с короной сканера на голове, только смотрит на него – команда его заместителя по институту на эту не походила совсем, – и он хмыкает.

– Хорошо, хорошо. Вторая моя команда.

Мон перебирает карты на коленях. Вытаскивает щит. СИБ? Врач не отвечает, но по отсутствию ответа все понятно и так.

Каф ей пить запрещают сразу, после сканеров всучивают отвратительную бурду, от которой проясняется в голове. И воду.

Мон сидит в кресле, цедит воду. Смотрит на лес и озеро за окном, на почти уже темное небо. Ей кажется, с прошлого вечера прошла неделя. Или не прошло совсем ничего, и она сейчас обернется, а там…

… А там кровь на полу, и черная ваза, и сияющий свет.

Она зажмуривается и встряхивает головой. Нет, нет. Нет.

Сзади раздаются шаги, Мон с облегчением отворачивается от прекрасного вида наступающей ночи. Рати, все еще в своем пылающем балахоне, шлепает к креслу напротив и падает в него. Сползает по спинке, вытягивает ноги и машет в воздухе датападом.

– Ну я же говорил!

Мон смотрит на него скептически.

– Понимаете, – врач вздыхает, – большинство людей не умеет смотреть. А местные врачи – в особенности, как выяснилось. Безобразие полное. Вас ведь даже не обследовали как следует.

Это ее не обследовали? Мон мысленно возмущается и, видимо, что-то такое из-за усталости проявляется в глазах, потому что Рати машет на нее свободной рукой.

– Они поверили данным с Корусанта. Данным вашего Кела, как самым свежим. А надо было перепроверять все. Ну и аппаратура, конечно, у меня получше, не без того.

Ну еще бы. Именно аппаратура и получше. На порядок так получше гражданских образцов, даже на самых богатых планетах.

– Но дело не в аппаратуре, они искали болезнь, и поэтому не заметили другого. А я заметил.

Другого? Чего – другого?

Она повторяет вопрос вслух. Неважно, понимают ли ее слова, что еще она может спросить?