Текст книги "Путь некроманта (СИ)"

Автор книги: Таша Траймер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Бывали дни, когда сильнее страха и предчувствия опасности оказывалось любопытство. Тогда Дьюар собирал в кулак всю свою волю, снимал со стены нещадно чадящую масляную лампу и шел исследовать башню: целых четыре этажа зловещих тайн и мрачных углов, в которые хотелось заглянуть хотя бы краешком глаза. А после оказывалось, что все выглядит абсолютно не таким, каким рисует воображение, и линии в густой пыли, прочерченные лапками мышей, не значат ровным счетом ничего, а бесформенная куча веток на заднем дворе никогда не бывала живой. Но оставалось одно место, все еще недоступное Дьюару, за которым наставник присматривал поистине тщательно.

Каждый раз, возвращаясь с болот, некромант спускался в подвал. Тот был большим: в первый раз посещения этого места Дьюару даже показалось, что тут гораздо просторнее, чем в самой башне. В подвале нашлось место для десятков сундуков и ящиков, как с обыкновенными предметами, вроде картофеля или старых глиняных горшков, так и неожиданных, а порой и пугающих ингредиентов для ритуалов, с которыми мальчику еще не приходилось иметь дела. Здесь же пряталось то единственное запретное место, в самой глубине длинного подвала. Постоянно на глазах – а Дьюар много раз спускался сюда то по одному, то по другому поручению – и все же недосягаемо. Одна-единственная вечно запертая дверь, что месяцами манила своей тайной. Лишь однажды, войдя в подвал, он увидел, что ключ забыт в замке, являя собой непобедимое искушение заглянуть хотя бы одним глазком. Дьюар не сумел бороться с ним и протянул руку, тронув дверь. Холодный металл ключа обжег ладонь, но звякнул, проворачиваясь, и дверь слегка подалась назад. В тоненькой полоске света от лампы в своих руках Дьюар увидел истертый порог. Комната манила, как сладкий пряник на большой ярмарке, куда его однажды взял с собой отец. Он стоял перед дверью, слушая оглушительные удары сердца в груди, и лихорадочно считал их.

Тук-тук-тук.

Проскользнула вкрадчивая надежда: если наставник сегодня так рассеян, что забыл забрать ключ, то, может, он и отсутствие ученика не сразу заметит?

Мрак за порогом пугал, представляясь всевозможными жуткими миражами. Вдруг именно в этом месте наставник проводит жестокие ритуалы, которые упоминаются в книгах? Что если здесь томится некий страшный зверь или те самые умертвия, которых Дьюар ожидал увидеть с первого дня ученичества? Дыхание перехватывало от предчувствия. Шаг, один лишь шаг отделял от единственного места в башне, куда он до сих пор ни разу не заглянул, и ни один мальчишка не смог бы удержаться от такой возможности.

Стоило пересечь порог и осветить помещение лампой, как его глазам открылась узкая прямоугольная комната. Полки тянулись вдоль всей правой стены, дальний конец их зарос многослойной паутиной и густой пылью. Взгляд скользнул меж банок и шкатулок, выстроившихся ровными рядами, но практически сразу потерялся в них. Все они носили надписи только на верефианском, который мальчик разбирал все еще недостаточно бегло, а многие руны почти стерлись от времени. Но не сами склянки привлекли внимание. Напротив, у совершенно пустой стены, стоял низкий круглый стол, на котором не было ничего, кроме единственного огромного сосуда. Вдоль пузатых боков из темного стекла бегали мерцающие огоньки, то ярче, а то тусклее. Дьюар, как завороженный, смотрел на них, делая маленький шаг вперед. Затем еще один. И еще, пока не оказался совсем рядом.

За годы обучения у Дэрейна он сталкивался с этим не раз, но в тот момент дыхание снова перехватило, поскольку эта находка превзошла все мыслимые ожидания. Не ходячие умертвия, не демоны – живые души томились в стеклянном сосуде, словно пойманные светлячки! Он видел их впервые. Дьюар поежился от того, какой холод его пробрал вместе с осознанием. Здесь, прямо у него под носом, творилась высшая некромантия, которая даже в книгах упоминалась урывками. Единственное, что Дьюар понял о ней – она опасна и бесчестна, потому что души, волей мага не способные обрести покой, даруют необъятную силу, но становятся все злее и злее.

В тот момент он не чувствовал в них враждебности. Наоборот, от духов, запертых в сосуде, исходила волна почти осязаемой тоски. Тоски, что грозила разорвать в клочья неокрепший разум, болью проходилась по венам, вызывала глубокую внутреннюю дрожь. Они молили о помощи. Без слов, но их чувства были намного громче и намного красноречивее, чем любая речь. Он не смог бы остаться в стороне. Острая жалость и жаркая, ослепляющая ненависть к наставнику затопили его до самых кончиков острых ушей. Никто не должен так обращаться с мертвыми! Его еще не успевшее закостенеть сердце требовало справедливости, и Дьюар не собирался противиться этому чувству. На удивление легко было открыть сосуд, вытащив пробку. Как будто открываешь всего лишь бутыль с вином – и заклинания, сдерживающие духов, не смогли остановить живых материальных рук. Огоньки хлынули наружу, подняв такой вихрь, что поставленная на край стола лампа моментально погасла, но Дьюар не остался в полной темноте: разлетающиеся духи все еще светились, теперь разогнав мрак даже в дальних концах комнаты. Они двигались быстро и беспорядочно, как радующиеся свободе птенцы, но все стремились к выходу, особо нетерпеливые – попросту просачиваясь сквозь стены, и стоявший посреди комнаты Дьюар ощущал все большее облегчение. Он впервые в жизни сделал нечто, заслуживающее внимания, нечто правильное – и гордился этим. Не остановила даже мысль о гневе наставника, который должен был обрушиться всей своей мощью с минуты на минуту.

Нечто подобное уже повзрослевший Дьюар ощущал, готовясь вновь переступить черту Грани. Еще несколько дней назад он об этом даже не мыслил, а теперь вновь принимал поспешное решение, преисполненный одного лишь стремления к справедливости.

***

Серое марево как будто ждало его появления, чтобы сразу же вцепиться липкими щупальцами, утопить в себе. Дьюар сделал шаг, другой, с трудом преодолевая сопротивление загранной реальности и с первого мига ощущая на себе пристальный взгляд. Глупо было бы надеяться, что Она не заметит вторжения – Она замечала все, только до поры никак не отзывалась на это. Юного некроманта вновь пропускали, не чиня серьезных препятствий, не воспринимая его как помеху. Тени собирались в клубящееся мутное облако, застилая глаза: он мог бы заблудиться, если бы здесь вообще имелись дороги или следы. Медленно и бесцельно тени брели по только им понятным траекториям, с виду ничем не отличимые друг от друга, сбивались в кучи и разделялись, походя на волны, гонимые капризным ветром. Дьюар шел меж них, не оглядываясь. Знал, что стоит посмотреть назад, на теплый огонь, что оставлен в комнате, и желание вернуться станет непреодолимым. Захочется бросить все, лишь бы вырваться из сетей чуждого мира, что, словно живой, выпивал силы, но делать это было рано – он пока еще не нашел того, за кем пришел.

Поиски начали казаться невыносимо долгими, особенно от того, что путь не имел никаких ориентиров. Песчинку золота отыскать в пустыне гораздо проще, чем в Загранье – живую душу среди тысяч, десятков и сотен тысяч умерших. Лица их были размыты, смазаны, и мало чем они внешне отличались друг от друга, все похожие на потухшие угли, на остов, подернутый серым пеплом воспоминаний. Дьюар искал среди них единственную живую искру, но и она уже угасала, теряла цвет, постепенно сливаясь с окружением – когда заблудший, наконец, попался на глаза, лицо его выглядело нечетким, черты истерлись, совсем как у местных духов, а свет в глазах, отличающий его, почти померк. Имрил обхватил колени руками и уставился в пустоту перед собой, словно находил в ней что-то, только ему видимое. Появления Дьюара он не заметил, даже не вздрогнул от прикосновения к плечу, а кожа его оказалась липкой на ощупь, все равно, что облепленной серой слизью – нехороший знак, хотя Дьюар толком не понимал, откуда это знает, просто чувствовал.

– Эй, Имрил? Ты слышишь? – голос прозвучал глухо.

Казалось, в полной тишине он должен разноситься с невероятной громкостью, но на деле был едва различим. Туман Загранья стремился поглощать даже звуки – вообще все, что попадало в него, живое и неживое.

– Имрил? – Дьюар попробовал еще раз, громче, но окрик потонул во все той же звенящей тишине, и ответа не последовало. Даже веки не дрогнули на лице полуэльфа, и сколько бы Дьюар его ни тормошил, это не помогало. Свет жизни все также медленно угасал.

В сероватой гуще толпящихся вокруг духов мелькнуло нечто чуждое. Дьюар и не разобрал толком, не успел – лицо, на миг выступившее из мглы, быстро в ней же и растворилось. Только кольнуло глубоко внутри одним предчувствием узнавания – слабым, недоверчивым. Чтобы среди бессчетного числа призраков, в зыбком мире без границ случайно встретить кого-то такого?.. Немыслимо.

– Что ты делаешь?

В отличии от его собственного голоса, звук этот разорвал густую тишину, ударил по ушам, словно изнутри врезался в череп. Противно затянуло под ложечкой. Дьюар отдернул ладонь, отшатнулся от Имрила, интуитивно выискивая говорившего среди духов и рваных клубов тумана. Этот голос был живым! Реальным, почти осязаемым, и это ощущение пробирало до мурашек.

– Кто ты? Покажись! – ответом стал хрипловатый смешок. Дьюар резко обернулся на звук и только тогда, наконец, увидел. И обмер от изумления.

Живые души в Загранье было легко отличить, они обычно светились с яркостью, подобной отсутствующему здесь солнцу, но собеседник слишком отличался и от живых, и от мертвых. Свет, который наполнял его, не походил на приятное золотистое сияние, которым представлялась жизнь, – это была чистая зелень. Кто-то, находящийся между Заграньем и земным миром…

Навязчивые молоточки стучали в висках, повторяя недавние слова наставника, и теперь уже без сомнения угадывалась сила – чужая, но очень знакомая, родственная своей собственной. Такая же тяжелая, холодная и несущая землистый запах, смешанный со сладковато-гнилостным ароматом прелых роз. Сила того, кто служит смерти.

Человек, от кого исходила эта аура, стоял совсем близко, хотя Дьюар и не замечал его, пока он сам не заговорил. Вероятно, не заметил бы вовсе, пожелай тот остаться невидимкой. Сила незнакомого мага пугала: Дьюар не мог определить, насколько она велика, а зеленоватое свечение меж тем разгоралось все ярче, охватив уже не только глаза, как поначалу, а большую часть фигуры. От этого черты его лица, и без того грубые, сделались еще резче, будто вытесанные из дерева, глубже обозначились морщины и рытвинки от оспы, покрывшие лоб.

– Уходи, тебе здесь не место, – властно велел голос. Таким тоном обычно говорил наставник, раздавая указания, и спорить с ним язык не поворачивался, но сейчас Дьюар все еще беспомощно оглядывался на до сих пор не очнувшегося Имрила, и желание возразить боролось в нем со вполне сознательным страхом. А вдруг незнакомый некромант разозлится за вторжение и попросту прихлопнет путающегося под ногами мальчишку? Все же о многих представителях их ремесла слава тянулась дурная, темная и липкая, как само пространство Загранья. Многие и оправдывали ее с лихвой, как сам Дэрейн Лардхельмский – даже с собственным учеником не церемонился, чужому Дьюар бы и вовсе не позавидовал.

Он отступил на шаг. Больше не мог – Имрил сидел слишком близко, не хотелось об него споткнуться и вовсе полететь носом вперед, и без того дрожь в пальцах выдавала затаенный страх.

– Не смотри так, ты все равно не сможешь его спасти, – незнакомец подошел ближе, глянул из-под сурово нахмуренных бровей. Его широкая тень полностью накрыла Дьюара – ростом он, пожалуй, даже превосходил наставника и казался внушительнее, хотя порядком старше: если лицо Дэрейна ничуть не изменилось с тех пор, как Дьюар впервые увидел его, не сохранило и малого отпечатка проскользнувших лет, то этот некромант выглядел действительно старым, пережившим немало невзгод.

– Этот бедолага уже совсем превратился в тень, видишь? Его тело доживает последние часы. А теперь прочь отсюда!

Дьюару не дали и слова вставить – а с десяток вопросов так и вертелся на языке, норовя соскользнуть – просто взяли за шкирку, как шкодного кота, встряхнули разок, словно желая вытрясти из дурной головы все смущающие ее глупости, и с завидной силой толкнули навстречу дрожащему в сером тумане огню лампы. Возвращение в собственное тело показалось резким и мутным, как затяжной нырок сквозь холодную, непроглядную воду.

***

Дьюар сидел на полу и мотал головой. В ушах страшно звенело, от чего он никак не мог хоть на миг сосредоточиться и понять, где находится – по Ту торону Грани или уже по Эту. До сих пор он видел вокруг только серость, но комната, что встала перед его глазами, имела углы и стены, вырастала из них множеством разнящихся очертаний, которые выглядели слишком материальными для туманных иллюзий. Серые стены давили своей тяжестью, нависали над головой, словно желая поглотить так же, как проклятый туман, из которого юноша только что выбрался, но шансов у них было все-таки меньше – они оставались совершенно твердыми и недвижимыми, как и положено каменной кладке.

Пока Дьюар обдумывал это, одновременно пытаясь как-то связать увиденное с тем голосом, что все еще эхом звучал в памяти. О чем он говорил? Понять никак не удавалось, слишком размыто и скомканно звучали его слова.

– Дьюар? Дьюар, ты слышишь?

Последний окрик буквально ворвался в душную комнату, развеяв густую серость, и этот голос, в отличие от услышанного в Загранье, был не только очень живым, но еще и знакомым. Дьюар узнал его раньше, чем сумел рассмотреть склонившееся лицо, обеспокоенное и сосредоточенное.

– Все хорошо? Ты кричал.

Оказалось, что Марелла сидела рядом, на полу, отчего-то сжимая его руку. От ладони до локтя пробежали горячие мурашки, и это было невообразимо приятно, вот только сказанное ею настораживало.

– Кричал? – переспросил Дьюар, тут же обнаружив, что голос его звучит сипло и чуть слышно, будто и в самом деле сорвал его недавним криком. Марелла подала благоразумно приготовленную кружку с каким-то теплым питьем – вкуса он не почувствовал, но говорить стало легче.

– Да, было слышно в зале. Я подумала, что тебе больно, но, похоже, все в порядке?

Подумав, он кивнул. Руки дрожали сильнее, чем в прошлый раз, перенапряжение и озноб били ощутимо, но теперь уже ожидаемо – Дьюар и не ждал, что будет легко. Искоса он бросил взгляд на кровать, где лежал больной, скорее желая просто убедиться, что предчувствие неладного не подвело, чем в самом деле надеясь увидеть Имрила пришедшим в себя. Тот некромант говорил слишком уверенно, чтобы ошибиться. В прошлый раз Дьюар очнулся от транса одновременно с мальчишкой, но теперь ничего не вышло – полуэльф все так же неподвижно лежал на смятой постели, даже его дыхание стало совсем тихим, незаметным, а кожа казалась еще бледнее – сейчас, лишенный красок, Дьюар видел ее просто белой. Червец успел здесь разгуляться еще до начала ритуала, из несчастного выпили все соки, причем, в буквальном смысле – наивно было надеяться на удачу.

Марелла, кажется, думала о чем-то таком же, потому что печально и молча склонила голову. Угольные рисунки на полу и разложенные четко по их границам кучки пепла ожидаемо вызвали удивление и вопросы, но Дьюар не успел придумать, что скажет ей насчет методов своего «лечения».

– Что это такое? Целитель из храма, которого приводил отец, использовал магию совсем иначе…

Он долго молчал. От необходимости что-то объяснять в груди нарастало необъяснимое раздражение, с которым пришлось усиленно бороться, чтобы не сболтнуть ничего резкого, о чем пришлось бы потом жалеть и извиняться. То ли проклевывающееся чувство вины и осознание собственного бессилия повлияли, то ли необходимость прикладывать старания к такой малости, как возможность вновь контролировать кажущееся тяжелым и чуждым тело, а может и все вместе. Он не чувствовал ничего, кроме опаляющего прикосновения к живому существу, и вся его сущность, подмороженная Заграньем, только на этом и сосредоточилась, так что хоть сколько-нибудь связно сложить слова не выходило, а вымученная фраза показалась жалкой и совершенно бессмысленной.

– Я же говорил, что не целитель, а маг. Все эти атрибуты необходимы, чтобы… Просто они нужны.

Дьюар дернулся было подняться, уйти, но теплая рука остановила его. Странно, но голос девушки не колебался, а пальцы сжимали все также – мягко, но крепко. Почти даже ласково. Не похоже, что она была сердита.

– Что бы это ни было, оно помогло Реми. Если об этом нельзя говорить, то ничего, я буду молчать. Только не бросай его вот так.

Впору стало позавидовать ее уверенности и горящей в ней надежде – Дьюар не чувствовал подобного даже отчасти.

– Делаю, что могу, – пожал плечами он. – Но моих знаний может и не хватить…

Дьюар осекся, кашлянул в рукав. Какая-то часть его души явно начинала оттаивать, и только поэтому он не решился повторить сказанного некромантом. Не мог даже прямо смотреть в глаза Мареллы, такие чистые и доверчивые. Невозможно вызвать в них горькое разочарование и остаться равнодушным, невозможно принести дурную весть, когда на тебя смотрят таким взглядом. Пусть лучше поймет сама или узнает от кого угодно, но не от него – Дьюар малодушно промолчал, внутренне злясь на себя и за этот почти обман, и за саму неудачу, сжал на миг тонкие пальцы и все же поспешно вскочил. Даже руны на полу оставил, не стерев до конца, только с одного угла размазал подошвой, решив, что и так сойдет. Хотелось поскорее уйти, мрачные думы подгоняли назойливой сворой.

***

Ноги сами несли его по длинной дороге, лишь бы подольше не попадаться на глаза наставнику. Дэрейн, конечно, вряд ли выразит хоть какие-то эмоции по поводу полуэльфа, его с самого начала не интересовала эта затея, но разговор ученика с тем некромантом мог бы здорово его взбесить, а Дьюар до сих пор не знал, как от него скрыть даже самую незначительную деталь. Тот словно видел насквозь, одним взглядом выворачивая и душу, и разум. Порой возникали сомнения, не владеет ли он еще и ментальной магией, хотя ни о чем таком он никогда не говорил.

Дьюар успел миновать несколько кварталов, пока сердце его начало утихомириваться и уже не стучало так бешено, как в момент сумбурного прощания с Мареллой. Одной из причин этому стало и то, что серая пелена, застилающая глаза, понемногу рассеивалась – отчего-то это происходило ощутимо быстрее, чем в прошлый раз, и пытливый ум, невзирая на бунтующие чувства, сам собой взялся за поиск ответа для возникшей загадки. Сделал ли некромант что-нибудь особенное, когда вышвыривал его из Загранья? Или же дело в том, что на поиски мальчика ушло больше времени, ведь тогда таверну Дьюар покинул почти в сумерках, а сейчас солнце еще не коснулось горизонта? Или же это все из-за Мареллы?..

Он споткнулся.

Пока мысли летели хороводом вокруг одного и того же волнующего вопроса, улицы сменяли друг дружку, и Дьюар неожиданно для себя понял, что вновь оказался там, где встретил Ирис. Увитая разукрашенными цветами дверь сейчас была захлопнута, но свет в окнах уже горел, и за ними то и дело сновали суетливые тени, готовясь к вечернему открытию.

Посещать подобные места Дьюар не собирался – чего доброго, еще и об этом наставник узнает, и быстро отвернулся. Он почти миновал дом, когда пришла мысль, заставившая помедлить. Холод, сковавший кончики пальцев, не спешил отпускать добычу, а предвкушение встречи с Дэрейном отнюдь не грело. Дьюар даже немного пожалел, что сбежал из таверны, но назад не повернул – там все равно ничего уже не сделать, никак не помочь, а болтаться под ногами и корить себя за неумение – еще более жалкое занятие. Не раздумывая, он поднялся на крыльцо и коснулся тяжелой колотушки.

Уже постучав в дверь, задумался было, как глупо выглядит, заглядывая без особой цели, но уйти все равно не успел: причудливые маки отъехали в сторону, приглашая в шумное помещение.

– О, новые лица! – обрадовался придержавший дверь юноша. Сам он выглядел даже младше Дьюара, но держался с полной естественностью, а из-за его плеча выглядывала невысокая любопытная девчушка.

Дьюар через силу улыбнулся, чтобы не выглядеть совсем уж чуждо:

– Мне бы увидеть Ирис… Она здесь?

Конечно, Ирис никуда не делась. Она встретила их на пороге вчерашней комнаты, еще не успевшая подвести глаза и даже слегка заспанная. Удивленно выгнула бровь.

– Вообще-то я еще не принимаю, – окидывая гостя взглядом, протянула она, – но черт с тобой, заходи. А ты, Вьюнок, будь хорошим мальчиком и раздобудь чего-нибудь поесть.

Проводивший Дьюара юноша хихикнул и убрался восвояси, оставив их в окутавшей второй этаж тишине. По большей части дом только просыпался и сбрасывал остатки томной дремы, вопреки тому, что остальной город понемногу завершал дела и, наоборот, готовился ко сну.

– И вот ты снова здесь, – улыбнулась Ирис, зажигая вторую лампу. Сумрак комнаты растворился в мягком желтом свете, сделав ее уютнее. – Не думала, что после столь поспешного бегства увижу тебя вновь, да еще в скором времени.

Дьюар почувствовал, как уши начинают гореть.

– Мне некуда идти, – нехотя сказал он, и вместо возмущения или смешка получил долгий задумчивый взгляд.

– Еще вчера ты живо напомнил мне моего сына Арвила, – почему-то призналась она. – Не смотри так удивленно. Думаешь, я не могу быть любящей матерью?

Вопрос огорошил. Дьюар не знал, что ответить, потому что обычно у людей не возникало желания откровенничать с учеником лардхельмского чернокнижника, но эта женщина вряд ли слышала о его наставнике и точно не предполагала, с кем говорит. До местных краев даже слава Дэрейна еще не добралась.

Ирис вздохнула, явно сожалея о том, что пришлось оставить своего ребенка и что вообще завела такой разговор, но эта печаль проскользнула только мимолетно и растаяла в очередной добродушной улыбке.

– Молодые люди вроде тебя приходят сюда, чтобы распробовать вкус жизни и главных ее удовольствий, а не когда выглядят столь потерянными и начинают клевать носом, едва переступив порог. Ты что, сбежал из дома, или у тебя проблемы похуже?

– Вовсе нет. Но я почти сбежал от своего наставника… То, чем он занят сейчас, мне не нравится, и я не хочу в этом участвовать.

Дьюар и сам поразился тому, с какой легкостью выдал правду. Или в самом деле отвечать на искренность столь же искренне всегда было просто и естественно, но ему не доводилось этого поверять раньше? А Ирис отчего-то негромко рассмеялась.

– Точно такой же непосредственный, как Арвил. Хорошо, ты можешь остаться, но не здесь. Пойдем, я покажу более подходящее место.

Он и не спорил. Дьюар не говорил всего, но после иссушающего силы ритуала ему ничего не хотелось так сильно, как просто выспаться. Он с готовностью последовал за Ирис, которая всучила ему лампу и решительно повела прочь из комнаты. Так они миновали лестницу, на этот раз спускаясь обратно, прошли по коридору первого этажа, резко завернувшему вбок, и остановились около небольшой двери. Ирис распахнула ее, пропуская Дьюара вперед, в душный полумрак маленькой комнатки.

– Она не для гостей, так что выглядит не ахти, зато никто не тронет, – на ходу пояснила женщина, распахнула скрипучие ставни на окне, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха, и остановилась, уперев руки в бока.

При свете пристроенной на крюке лампы оказалось, что обстановка и в самом деле едва ли не более воздержанная, чем на постоялом дворе – кровать обычная, узкая, с шерстяным одеялом, да большой сундук у ее изножия, ничего более. Но даже в этом скудном убранстве проскальзывала некоторая обжитость и касание женской руки, чего так не хватало и башне наставника, и большинству тех съемных комнат, в которых Дьюару доводилось ночевать во время путешествий. Аккуратно вышитая занавеска прикрывала окно, легкая гирлянда из золотистой соломки свисала с потолка, неумелый, но забавный и сделанный с душой рисунок трех длинноухих зайцев красовался на выцветшей крышке сундука.

– Сиди здесь тихо, щеколду изнутри закрой, – наставляла Ирис торопливо. – Раньше утра меня не беспокой. Если захочешь уйти, пользуйся черным ходом, вон там, за кухней. Переночуешь и возвращайся к своему наставнику, не дури – учиться надо, какое бы ни было ремесло, а все лучше… Ну ладно, некогда.

Прощаться она не стала, упорхнула – только цветные юбки в двери мелькнули. Ответа не дождалась, хотя смотрела при этом, будто и в самом деле ждала чего-то, надеялась, но волю своим надеждам не давала, не осмеливалась. Дьюар не понял этого, хотел было спросить, но не смог придумать, как, и просто последовал совету: затворил дверь и, не раздеваясь, плюхнулся лицом в подушку. Сон пришел моментально, кажется, еще раньше, чем он успел закрыть глаза.

***

Удивительно, но отзвуки далекой музыки нисколько не мешали ему. По обыкновению Дьюар спал плохо, постоянно прислушиваясь к шагам наставника, предпочитавшего ночное время для многих дел, к карканью воронов, приносивших Дэрэйну письма, и негромкому перезвякиванию склянок с зельями. Особенно сейчас, когда Дэрэйн готовился уничтожить разгулявшегося в городе некроманта, все это приобретало нездоровый характер. Этажом выше ходили и пели на разные голоса, смеялись, возможно, даже плясали, но все это беспокоило меньше, чем ощущение творящейся под боком магии – не просто некромантии, а чего-то более темного и глубокого, чем Дьюар когда-либо знал и чему не мог еще подобрать названия.

Он проснулся слишком рано. Последние голоса еще не смолкли, нестройно бренчала домра, а двери то и дело хлопали, выпуская задержавшихся гостей. В комнатке к этому времени стало совсем холодно, сквозняк из приоткрытого окна полностью задул угли в маленьком очаге, и Дьюар ощутил, как продрог, но это уже не было холодом Загранья – всего лишь обычной рассветной прохладой, в некотором роде даже приятной. Отголосками вчерашнего дня осталась опустошенность, которая часто приходит на смену сильным чувствам; он не терзал себя более укорами, но и не видел смысла в дальнейших стараниях, раз плоды их оказались столь скудными.

Дьюар ушел почти сразу же, не желая злоупотреблять гостеприимством и попадаться кому-либо на глаза. Оставил на кровати несколько монет, прокрался к незапертому черному ходу, который показывала Ирис, и с головой окунулся в туманную утреннюю хмарь, пологом завесившую город, будто нырнул в нее с разбега.

За прошедшую ночь на дорогах растеклись широкие лужи, мутными зеркалами отражая стены и крыши ближайших домов. Дьюар даже подумал, что этим утром из-за густой пелены и серых потеков улицы напоминают Загранье, только в них все равно больше цвета, пусть это и цвет рыже-бурой грязи на дне канав, и, несомненно, больше звуков. Шел он быстро, поглядывая по сторонам и задерживая взгляд на табличках лавок, что попадались все чаще по мере приближения к центральным улицам. Большинство из них оставалось еще заперто, но на двери зелейника замка как раз не было, и Дьюар собрался пойти к нему. Простенькая деревянная шкатулка, извлеченная из кармана, сулила хоть и небольшую, но все-таки прибыль – вытяжки из трав, в изобилии встречающихся на лардхельмских болотах, здесь считались редкостью и от того ценились. Жаль, осталась последняя… Дьюар покачал на ладони шкатулку, раздумывая, стоит ли продавать ее сейчас или лучше приберечь на обратный путь. Деньги у него заканчивались, но другого способа заработать он пока не знал – лишь продавать травы да несложные зелья, пока наставник не видит, чем занят ученик. Он уже почти решил, когда позади зашлепали чьи-то сапоги. Человек не скрывался, и Дьюар не думал обращать на него внимание, но на плечо бесцеремонно легла тяжелая ладонь.

– Что ты творишь, мальчишка?

Голос звучал грубее и глуше, чем он помнил, но стоило обернуться, и Дьюар невольно попятился, сразу же узнав лицо незнакомца.

– Всего лишь иду в лавку и очень спешу. Пустите!

– Брось, ты понял, о чем речь. Прошлым вечером ты был там, где тебе быть не следует еще очень долго.

Рука не разжималась, напротив, сделалась еще жестче, а хватка – крепче, почти до боли сжимая. Безвыходность ситуации придавала неожиданные силы, хотя сердце бухало в ушах подобно тяжелому колоколу, отмеряющему последние мгновения перед казнью.

– Я пытался исправить то, что сделал ренегат… То есть, вы сделали, да? За что вы с ними так? Разве все они настолько провинились?

Некромант недобро прищурился. В этом взгляде действительно угадывалось сходство с наставником, и оно не сулило ничего хорошего.

– Они не должны были пострадать, но это необходимость. Тебе не понять, и я позабочусь, чтобы ты больше не мешал.

Жрецы Светлой Магдары утверждают, что у некромантов нет души, потому что жизнь их и смерть в руках безликой госпожи, но если бы на самом деле душа у него была, то сейчас бы превратилась в крохотный комочек страха, трепещущий где-то под ребрами. Дьюар всерьез поверил, что его убьют на месте, в голове помутилось, и он не почувствовал тончайшую нить магии, которая протянулась к нему от некроманта, опутала и погасила свет в глазах. Только шкатулка глухо стукнула, выпав из обессилевшей руки, раскрылась от удара о камни, и из нее выкатился маленький глиняный бутылек, утонувший в мутной луже.

***

Дьюар долго приходил в себя, не понимая, где очутился: голова кружилась, и в плывущей картине мира смутно угадывались грубые деревянные стены. Незнакомые. Понадобилось время, чтобы проморгаться как следует, но даже после этого ничего не сделалось яснее, вокруг обступала полутьма. Сквозь узкие щели между досками просачивались тонкие нити солнечного света, рассеивались золотистой пылью, лишь сгущая тени по краям. Воздух полнился тяжелым запахом птичьего помета и перьев, под ногами шуршала солома, а вдоль стен угадывались очертания насестов. В отгороженном углу поквохтывала на гнезде наседка, окончательно подтверждая, что нежданной тюрьмой оказался чей-то курятник.

– Не может быть, – пробормотал Дьюар, после недолгого осмотра вновь опускаясь на примятое сено.

Проверять дверь он даже не пытался, очевидно, что та была надежно заперта. Однако же, он все еще оставался жив и даже не пострадал… Впору было бы порадоваться удаче, если бы Дьюару моментально не пришли на ум те жуткие темные ритуалы из записок наставника. Они требовали принесения особых жертв, и его тут же бросило в холодный пот.

– Нет, нет, – он нервно запустил пальцы в волосы. – Так не может кончиться, не должно… Проклятье!

Робкое кудахтанье в тишине сарая стало для него ответом, единственным, который вообще последовал.