Текст книги "Лики Богов"

Автор книги: Тара Роси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Лезвие сабли пело траурную песнь, выбивая искры из мечей и кровь из тел. Гибкие руки ловко перехватывали рукоять, голубые глаза следили за каждым движением противника. Осман было много… слишком, нужно отступать. Обернувшись, казак увидел открытую дверь башни, винтовая лестница внутри неё вела в город, во внешнюю крепость. Воин ринулся к двери, но из тени коридора показались два османца, преграждая путь. За спиной казака было ещё четверо, из соседней башни доносилась чужая речь, значит к ним шло подкрепление.

«Это конец» – пронеслось в голове воина.

Османцы ринулись на казака, лезвие сабли блокировало мечи, задирая их вверх. Воин коленом поразил солнечное сплетение одного из соперников, заставив его согнуться и на время отступить. Второй османец атаковал ноги, но казак подпрыгнул, пропустив клинок под собой, и с силой выбросил саблю в противника. Чернявый прогнулся, увидев лишь блеск острия. Вывернувшись, он отбил очередную атаку казака, отведя изогнутую сталь мечом, выхватил сакс и резко направил его в голову соперника. Казак пригнулся, и клинок лишь сбил с него шапку, из-под которой длинной чёрной змеёй показалась коса. Тюрок знал о женщинах-воинах в этих землях, поэтому не был удивлён и снова занёс меч над девушкой. Она отскочила в сторону, перевернулась, кинув взгляд на четверых «зрителей», ждущих чем же всё закончится, и корчащегося юношу, который всё никак не мог прийти в себя от её удара. Воительница, отпружинив от каменного пола, ринулась на соперника; сабля, свирепо просвистев, выбила меч из рук воина, из широкого рукава тёмно-синего кафтана вылетел нож и, соскользнув с девичьих пальчиков, вонзился в горло османца. Услышав приближающиеся шаги, казачка обернулась – рычащий тюрок, всё-таки оклемавшийся от её удара, атаковал со спины, но в последний миг, остановившись, упал на серые плиты. Тонкие алые ленты расползлись по его шее, выступая из-за лезвия ножа, красовавшегося в затылке. Девушка, не понимая происходящее, смотрела на самоцветы, украшающее рукоять ножа, что бросали скупые отблески на смоляные кудри поверженного.

Из ступора казачку вывел металлический звон и яростные выкрики –четверо осман атаковали златовласую воительницу. Незнакомка, вращая сабли, извивалась, подобно языку пламени. Казачка, смахнув с ресниц минутное замешательство, бросилась на помощь. Подлетев к османцу, скрестившему с омуженкой клинки, она с размаха снесла ему голову, затем, прокрутившись, выбила из рук следующего соперника топор, лизнула елманью его шею. Умила остановила меч одного, отвела серп другого и ударила тюрка ногой в голову. Противник пошатнулся, отступил на пару шагов, вторая сабля мгновенно полетела в голову его соратника. Пригнувшись, османец отскочил назад. Умила молниеносно настигла его, снова блокировала меч, вторым клинком снизу-вверх пронзила его подреберье. Почувствовав приближение, омуженка резко выставила за спину саблю, серп тут же с силой ударился о елмань. Вырвав из безжизненного тела «близняшку», Умила с полуоборота выбросила её назад. За спиной послышался сдавленный крик, девушка вызволила клинок, и противник рухнул на каменный пол. Из башни вырвались трое осман, уставились на трупы соратников.

– Сюда, быстро, – крикнула казачка, указав саблей на противоположную башню.

Тархтарки бросились к открытой двери, но не пробежав и половины пути, увидели воинов, неспешно выходящих из узкой обители. Переглянувшись, османы насмешливо заговорили на своём, указывая в сторону девушек остриями мечей. Один из них, ухмыльнувшись, закрыл дверь, задвинул засов.

– Тебя как звать? – спросила чернявая, посмотрев со стены вниз, прикинув расстояние до земли – прыжок равносилен самоубийству.

– Умила, – ответила омуженка. – А тебя?

– Маруся, – улыбнулась казачка. – Благодарю, что помогла. Видать, мы тут поляжем с тобой.

– Да ладно, – нервно ухмыльнулась омуженка, – всего-то, порубаем их вдвоём… аки пить дать.

Маруся лишь горько улыбнулась, провернув в руках саблю. Умила солнцами закрутила клинки, не подпуская к себе осман, закрывающих путь отступления. Казачка приняла на себя двоих воинов, свирепо лязгая саблей по мечам. Лезвия резали воздух, впивались в тела соперников, но ранения не были смертельными и лишь пробуждали в тюрках злость. Славянки приближались друг к другу всё ближе и ближе, прожигая голубыми глазами захватчиков. Мощный удар заставил дверь отдалённой башни содрогнуться и жалобно заскрипеть, второй удар вызвал град мелких камушков осыпающихся стен. Умила, воспользовавшись замешательством одного из осман, резко провела лезвием сабли по его шее; блокировав вторым клинком меч очередного противника, крикнула Марусе:

– Из какой башни в град спуститься можно?

– Из той, что позади меня, – ответила казачка, отбивая вражеские выпады.

– Беги к ней! Глядишь, свезёт да открытой окажется. Я осман подержу пока.

Маруся увела топор соперника в сторону, ударила его ногой по голове и, выхватив из-за пояса бебут*, вонзила его в бок пошатнувшегося воина. Запрыгнув на бойницу, с размаха снесла голову второму противнику. Спрыгнув, бросила взгляд на рычащую Умилу и, поколебавшись, поспешила к противоположной башне.

Дверь вновь содрогнулась, отчего османы, охранявшие вход, отскочили подальше. Ступор охватил воинов, смотрящих на то, как массивная дверь, вырывая из стены засов, срывается с петель и с оглушительным грохотом падает на каменный пол. Из мрака узкого коридора вышел широкоплечий витязь, грозно взирая на ошарашенных противников. Один из осман, выйдя из оцепенения, бросился на чужака, размахнувшись секирой*. Его соратники, сомкнув раскрытые рты, ринулись следом. Прищурившись, витязь разрубил древко секиры, провернув в руке черен, выбил клинок у второго соперника. Османцы попятились, выхватывая ножи.

– Баровит, – шепнула Умила, всматриваясь в спины осман, бросающихся на витязя словно собаки.

– Умила! Давай сюда! – крикнула Маруся, хватаясь за засов.

Омуженка подалась было к казачке, но вновь замерла.

– Помоги дверь отворить, – прошипела Маруся, упираясь ногой в стену, изо всех сил впиваясь в ручку засова. – Заела железяка проклятущая.

Умила не слышала казачку, она смотрела на Баровита, отбивающего выпады осман. Видела, как его меч разрубил одного противника, как ещё трое вновь кидаются на витязя.

__________________________________________________________________

Бебут* – казачий кинжал с изогнутым клинком.

Секира* – рубящее холодное оружие, одна из разновидностей боевого топора с длинным лезвием.

Ноги сами понесли её к Зорьке, но вдруг из темноты башенного коридора вырвалась тонкая тень, оттолкнувшись ногой от бойницы, выпустила стрелу в одного из мечников. Приземлившись, лучница выглянула из-за плеча Баровита и выстрелила во второго.

– Радмила? – пролепетала омуженка.

Османы пятились, пытаясь найти пути отступления, но старший дружинник не собирался их отпускать. Выбив меч из рук соперника, Баровит схватил его за горло и сбросил с замковой стены.

Маруся, рыкнув, в который раз рванула засов – со скрипом тот поддался. Крошечные камушки застучали по сапогам, знаменуя маленькую победу. Вытерев рукавом пот со лба, чернявая улыбнулась, подошла к застывшей Умиле.

– Хорош таращиться, опосле мужика поделите. Там нашим помощь надобна, – шепнула она на ухо омуженке.

– Что? – возмутилась златовласая. – Да с чего ты взяла?

Маруся лишь ухмыльнулась, кивнув своим спасителям.

– О, ещё одна вояка? – улыбнулся старший дружинник, подойдя к девушкам. – Там Волот от крепостных стен осман оттеснил, нас к тебе направил. Я к нему ворочусь, а вы оставшихся перебейте.

– Я с тобой, – вызвалась Умила.

– Перебей всех осман, что в крепость пролезли, – спокойно повторил витязь и канул во мраке башни.

Мелкая дрожь пробежала по рукам омуженки, сердце рвалось за крепостные стены. Она вслушивалась в шаги Баровита, но и их вскоре поглотила тишь. Умила почувствовала, как запястья коснулись огрубевшие пальцы лучницы. Вздохнув, омуженка посмотрела в огненные глаза подруги, лукавые, с искоркой озорства – в них читалось то же опасение, то же желание быть рядом с теми, кто дорог.

Маруся уже шагала к северной башне, изредка оглядываясь на соратниц. Её маленькие стопы заскользили по винту лестницы, хрупкая фигурка слилась с тенью каменной обители; дружинницы шли следом. Зрелище хаоса предстало перед ними – горели крыши домов, искалеченные тела казаков и осман лежали в лужах крови, раненые молили о помощи. Умила видела, как Баровит, перемахнув через крепостную бойницу, спускался по верёвке вниз, где-то там был и её брат, её отец.

– Радмила, ты зря спустилась, воротайся в башню да осман высматривай, Марусю прикрывай, – сказала омуженка и сделала шаг к крепостной стене.

– Баровит велел тебе с нами быть, – возразила подруга.

– Что с того? – прошипела Умила. – Может, сама за ним идти хочешь? Не отлипаешь от него, аки лист банный.

Огненные глаза округлились в недоумении, тонкие губы едва уловимо дрогнули, пальцы нервно проехались по плечу таящегося в налучье лука. Удивление сменилось обидой, отчего глаза недобро блеснули.

– Благодарю за помощь, подруженька дорогая! Кабы не ты, порубали бы нас с чернявой османцы проклятые, – скривилась лучница и поклонилась в пол. – Не к чему мне было спешить к тебе? Сама бы управилась? В следующий раз покойней буду.

– Эй! – крикнула казачка. – Сказала же, опосле мужика поделите!

Но девушки её не слышали. Резко развернувшись, Радмила направилась к башне, шипя бранные слова. Опомнившись, Умила бросилась за подругой, схватив за руку, развернула к себе.

– Прости меня, – пролепетала она.

– То знаешь у тебя всё от чего? – кипела лучница. – От недо… от бездетности! Всем плешь проела!.. Ступай с чернявой, я вас сверху прикрывать стану.

Радмила, вывернув руку из захвата, побежала по винтовой лестнице, продолжая шептать себе под нос всевозможные ругательства в адрес подруги. Свистнув, Маруся улыбнулась, вслушиваясь в топот копыт. Вороной жеребец выскочил из-за покосившихся торговых лавок, приблизившись к хозяйке, остановился, склоняясь в пригласительном жесте.

– Запрыгивай ко мне, – сказала казачка.

Но Умила не спешила, закрыв глаза, вытянула в сторону руку. В памяти вспыхнула тёмно-коричневая грива и медные бока скакуна, девушка мысленно позвала его. Тёплый ветерок заиграл золотистыми локонами омуженки, словно шепча что-то на ухо. Со следующим порывом ветра из-за замковых стен вылетел гнедой конь, встал за спиной омуженки как вкопанный, уткнувшись носом в девичью ладонь.

– Как ты это сделала? – поразилась Маруся.

– Тайна, – ухмыльнулась златовласая, запрыгивая на спину скакуна.

Топот копыт вновь разлился по земле, жеребцы врывались в клубы дыма, перепрыгивали брошенные корзины, разбитые горшки и тела убитых. Всадницы заглядывали в каждый покосившийся дом, в каждый полуразрушенный сарай, высматривая чужаков, ища выживших.

***

У подножья каменной стены бурлила серебряная река, воя сотней голосов, рассыпаясь металлическим звоном. Надрывное лошадиное ржание разносилось по всей округе, билось о стройные тела деревьев. Ярость, перемешиваясь с отчаянием, повисала в воздухе густым маревом, затмевая человеческий разум. Османы не желали оставлять лакомую крепость, не желали ни с чем возвращаться домой. Кырым был сердцем полуострова, самым мощным военным укреплением во всей округе. Здесь был и источник пресной воды, и провизия, и золото в храмах. Османы желали этой победы всей душой; восстановив в крепости силы, они могли легко взять соседнюю крепость Биюк Кастель и маленький острог Алустон. Тогда к их княжеству присоединились бы порт, плодородные земли, торговые пути. Тогда бы у них появился ресурс и надёжные оборонительные позиции, тогда бы противостоять Персии стало бы легче. Османам, во чтобы то ни стало, необходимо было сохранить целостность своего истерзанного войной с Персией княжества. Если Персия поглотит их вновь, то о независимости можно будет забыть. Поэтому османы дрались на смерть, свирепея от натиска дружинников. Противник был силён, хоть и уступал в числе. Это пугало ещё сильнее, османы бросались на дружинников гурьбой, но каждый убитый воин уносил с собой десяток тюрков. Особый страх вселяли витязи, они казались неуязвимыми и щедро поили землю вражеской кровью. В бой с витязями вступали лишь самые смелые воины османского княжества, стараясь отвести их как можно дальше друг от друга. Сейчас целью тюрков был темноволосый витязь, пытающийся пробиться к крепостным воротам.

Провернув меч, Ждан отвёл атаку османца, тот мгновенно выхватил из-за пояса нож и метнул в соперника. Витязь резко ушёл в сторону, припав на одно колено; острое лезвие пронеслось возле лица, срезав локон тёмно-русых волос. Перехватив меч рукоятью вперёд, Ждан с разворота рассёк живот противника, вскочив, блокировал клинок очередного соперника, выхватил сакс и вонзил его в шею османца.

Пытаясь отдышаться, витязь скользнул взглядом по клокочущему хаосу. Голубые глаза всматривались в пёстрый поток спин, ловили отблески мечей, искали воеводу… и нашли его. Демир яростно рубил захватчиков, пропуская Велибора со Златом к Волоту. Но османцы сжимали кольцо, всё больше отделяя отца от сына. Бросившись к другу на подмогу, Ждан метнул сакс, и блестящая сталь вонзилась в висок неприятеля. Османец вмиг обмяк, выпуская из рук занесённый над Бером меч. Волот, не обращая внимания на рухнувшее за спиной тело, опустил клинок на шею противника, развернувшись, вонзил второе лезвие в тело очередного врага. Ждан встал рядом с другом, готовый принять на себя гнев неприятеля.

– Благодарю, друже, – тяжело дыша, сказал Волот.

Ждан лишь улыбнулся в ответ.

– Главное, их в крепость не пустить, – сказал Бэр, закрывая собой подход к крепостным воротам.

– Легко сказать, – ухмыльнулся выбившийся из сил друг, оценивая количество осман.

Неожиданно, откуда-то сверху спустилась широкая тень, выбив из высохшей земли клубы пыли, встала за спинами витязей.

– Чего приуныли? Али заскучали без меня, – раздался родной голос.

– Ну, теперича втроём-то мы их точно перебьём, – улыбнулся Баровиту Волот.

Ввернувшись в землю, Ждан выставил над головой меч, блокировав саблю соперника, выхватил из-за сапога нож и резко выбросил его в бок османца. Волот скрестил мечи, зажав топорище, оттолкнул противника ногой и, размахнувшись, опустил клинок на его шею, оборвав жизнь несчастного. Отразив удар следующего противника, поразил рукоятью меча его висок. Отвернувшись от рухнувшего замертво османца, Волот бросил беглый взгляд на Баровита – витязь, выбив мечом саблю из рук тюрка, обрушил на его плечо всю тяжесть своей стали, разрубив туловище соперника до бедра.

Стерев со лба пот, Волот осмотрелся – бой ревел свистом стрел, слепил блеском стальных клинков, захлёбывался людской кровью. Протяжное лошадиное ржание пронизывало воздух, топот копыт сотрясал землю. Силы оставляли дружинников, а османы, перепрыгивая тела павших соратников, рвались в бой, предпочитая бегству славную смерть. Топот копыт становился всё отчетливей, улюлюканье наездников и свист лезвий, коснулись слуха друзей. Конники Уласа, прорвав «кольцо», рубили осман, не зная пощады. Грациозная всадница отделилась от строя, вращая саблю, ринулась к витязям. Нежно-голубые глаза девушки были наполнены ненавистью, клинок калечил тела захватчиков, красные губы искривлял хищный оскал, утробное рычание вырывалось из-за стиснутых зубов, гнев вёл её… до конца.

За спинами дружинников с противным скрипом распахнулись крепостные ворота. Стрелы, вырвавшись из-за массивных створок, одна за другой впились в захватчиков. Две всадницы, обнажив сабли, бросились в поток осман, теснящих тангутскую дружину. Баровит и Ждан поспешили наездницам на подмогу, снося тюркам головы и конечности. Волот, сделав шаг к сестре, ощутил холодное прикосновение незримых рук. Тонкие пальцы впились в плечи, разворачивая витязя.

– Не сестре ты сейчас нужен, – шепнула Родослава, скользнув по щеке племянника мокрыми локонами.

Обернувшись, Бер встретился взглядом с казачкой. Незнакомка, выгнувшись в седле, с неистовой силой рассекла тело тюрка. Османы пятились, прожигая всадницу яростными взорами. Волот, в два шага приблизившись к её противникам, принял их на себя. За спиной, через звон стали раздался сдавленный девичий крик. Разрубив противника, Волот обернулся – казачка судорожно сжимала тонкие пальцы на древке стрелы, впившейся в грудь. Хрупкое тело обмякало, заваливалось на бок; Волот поймал девушку, прижал к себе, всматриваясь в спины воинов. Взгляд выхватил из толпы османского стрельца, заносящего руку над тулом. Мгновение, и стрелец, содрогаясь, осел на землю, извиваясь в агонии, хватаясь за пронзившее шею древко Радмилы.

Волот сжал в руках немеющее девичье тело. Казачка смотрела на него, но в тоже время, словно сквозь; красная пена выступала на губах, тёмные пряди прилипли к мокрому лбу.

– Потерпи немного, милая, – шепнул витязь, ища кого-то взглядом, – моя сестра тебе поможет. Умила! Умила!

– Не надо, – прошептала всадница и, улыбнувшись, выдохнула: – Боймир.

Бер видел, как потухают голубые глаза, как смерть сжимает костлявую ладонь на синеющих губах, как бледнеет тонкая кожа. Скорбь наполнила сердце витязя, тяжёлым камнем потянула вниз. Подушечки пальцев аккуратно легли на застывшие веки, опустили их.

– Мара, дочь небесного Сварога, хозяйка Нави, повелительница зимы, забери душу воина доблестного, что до последнего вздоха защищал землю Тарха да Тары. Очисть дух нерушимый от скверны огнём святым да проводи в Славь, дабы воссоединить с предками его, – шептал Волот.

Вокруг османской кровью захлёбывался бой, тлел, подобно догорающим углям. Видя изувеченные тела соратников, тархтары приходили в ярость, искореняя из сердец жалость. Каждый ступивший на кырымскую землю захватчик обретал сметь у подножья могучей крепости. Когда сердце последнего османца перестало биться, бой угас, оставив скверну смерти на белёсых клыках гор. Наступало иное время, время поисков раненых братьев, время мольбы, время плача по усопшим.

Торопливые шаги приблизились к Беру, сестринская кольчуга жалобно звякнула о его броню. Голос отца донёсся до витязя, но смысл сказанного не желал восприниматься. Чьи-то руки дотронулись до рукавов павшей воительницы, тихое всхлипывание ударилось о синюю ткань кафтана. Волот поднял взгляд – перед ним сидела ещё одна казачка, за ней, склонив головы, стояли отец, Велибор и высокий жилистый воин с глубоко посаженными серо-голубыми глазами. То был Улас – атаман зрячих конников, защищающий эту часть Малой Тархтарии.

– Такая младая, – выдавил витязь, глядя на атамана. – Как звали её?

– Дана, – пролепетала плачущая Маруся.

Улас, опустившись на колени, провёл рукой по замершему лицу казачки, вздохнул.

– Я знал, что случится так. Вот уж три месяца, как она смерти искала.

– Отчего? – пробасил Велибор.

– Муж у неё умер в бою, – ответил атаман, – месяца не прошло опосле свадьбы. Пожить толком не успели. Поняв, что не понесла от него, взяла саблю в руки да в наши ряды заместо мужа встала… Пойдём, друже, родителям отнесём её.

Тонкие пальцы Умилы соскользнули с металлических колец, выпуская плечо брата. Провожая его взглядом, омуженка думала о словах Уласа, что-то колкое неустанно крутилось в груди, воскрешая тревоги и сомнения. Боль усилилась, когда перед задумчивым взором предстал Баровит, обрывок фразы «…пожить толком не успели» калёной иглой впился в девичье сердце. Что-то оборвалось в ней, ком, сжав горло, не дал сделать и вдоха. Витязь опустился перед омуженкой, провёл рукой по нежной щеке.

– Не ранена ты, Умилушка?

Слова упрямо не желали слетать с губ, единым порывом девушка обхватила широкий торс, уткнулась лбом в грудь. Искренне удивлённый Баровит сжал стройный стан в объятиях, поцеловал шёлковые локоны, переливающиеся золотом в ласковых лучах Ярилы.

Каган

Вечер ступал по рябой груди моря, бархату трав, главам холмов. Белёсая дымка, соскальзывая с его плеч, стелилась по земле, цеплялась за острые пики башен, бойницы высоких стен. Могучая крепость, покоилась на берегу Русского моря, храня в своём чреве богатый город Тмутаракань. В тихой гавани покачивались торговые суда, отдалённо звучал церковный колокол. Каких только войн не знал град, каких только правителей не видел, каких только религий не вмещал. Словно ладья, гонимая ветром, переходил он от одной империи к другой. Жили в Тмутаракани греки и аланы, армяне и хазары, изредка сюда являлся малотархтарский князь. Славяне, не считая караульного войска с семьями, прибывали сюда лишь по торговым или военным делам, останавливались, но подолгу не жили. Имея обыкновение сохранять культуру завоёванных народов, ничего не меняли в облике града. Переполненный людьми, ладьями и товарами, в нём можно было найти что угодно. Здесь настаивались вина, чеканилась монета, тысячью благих вместилищ виделся град тархтарским купцам. Мирно текла жизнь… до сегодняшнего вечера.