Текст книги "Сын темного (СИ)"
Автор книги: Taliana
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
–Проведешь меня? – шептала она сладким-сладким голосом.
Девар искоса взглянул на эту ручку, ощущая, как тепло распространяется от каждого неторопливого движения, как уже жар, проходить по его коже. Четкая мысль появилась в его голове. Он понял, кто она такая. Эта девушка продает свою любовь...
Но в следующую секунду разум напомнил, что некоторое время назад незнакомка отвергла более платежеспособного клиента. Нет, тут дело было в чем-то еще... Значит, ей просто нужно, чтобы он пошел за ней.
Куда? Или что многим важнее – зачем?
В этом месте всплыл образ старой беззубой женщины и ее предсказание. Поэтому Девар легко спрыгнул с телеги и просто пошел прочь. Он так и не взглянул на рыжеволосую незнакомку.
Впрочем, ему настойчиво казалось, если взглянет, уже не так просто будет уйти…
Каталия
Девар купил все, что требовалось. Тех самых конфет и льняного полотна. Ниток несколько мотков и пару иголок. Свечей, лампадного масла и много прочих бесценных мелочей. Пока он бродил от торговца к торговцу, ощущал на себе взгляд незнакомки. Казалось, она умышленно ходит следом. Как не оглянется, рыжая неподалеку, ловит его взгляд и улыбается. Каждый раз Девара как под дых ударяло этим взглядом. Дыхание перехватывало. Пару раз скулы багровели, и кулаки непроизвольно сжимались. Ни одна девушка еще никогда так на него не действовала! Это смущало и пугало. Юноша стал избегать ее глаз даже на расстоянии. Видел, что она вновь стоит неподалеку. Словно невзначай тут оказалась. То там, позади, то сбоку, или впереди в толпе. Всегда она рядом, куда ни взгляни. Выглядывает на него с интересом и без стеснения улыбается. Манит глазами, манить.
Решил уходить. Прочь из этого города, прочь. Так и не понял ничего, мыслей ее не прочитал. На дорогу решил прикупить еще один пирог с курятиной, потому что все еще был голоден. А путь предстоял не близкий.
Была и еще одна надежда. Может быть, на этот раз удастся увидеть дочку пекаря? Кто знает, когда он будет вновь в этом городе. Пусть пекарская дочь не так красива, как эта рыжеволосая, но она хороша и как слеза младенца прозрачна, от нее не мутится разум и нервозность не охватывает тело.
По дороге в пекарню пару раз оглядывался. Рыжая идет следом. Улыбается, размахивает подолом длинной черной юбки. Встречные парни, мужчины и даже старики все как один оглядываются на нее. А красотка плывет по улицам и давит глазами спину худощавого юноши.
Вот привязалась!..
В пекарне снова людно, но на этот раз за прилавком вместе с матерью стоит голубоглазая девушка. Улыбнулся ей по старой традиции и она покраснела. Вероятно от этого, неумышленно ошиблась монетой. Дала лишнюю сдачу. Девар тут же вернул. Чужое брать нельзя, ведьмак знает этот закон. Течение энергии будет нарушено, везение изменит. И это касается всех, не только обладающих силой. Только мало кто этому следует…
Отдал денежку, коснувшись девичьей ладони. Еще раз покраснела дочка пекаря, гуще прежнего, но поблагодарила. Кусала губу, смотрела голубыми прозрачными глазами, про очередь и посетителей позабыла. И Девар уже никуда не торопится. Сморит в ответ и улыбается скромнице. И на душе хорошо, легко и светло. Заем-то оглянулся на окно, а там, за ним рыжая. Щурит глаза, с усмешкой наблюдает. Откинулась на противоположную стену узкой улочки. И все в ней, даже поза – сплошные естественность и раскованность. И такая грешная притягательность, попробуй ясность мысли не потеряй. Голову слегка наклонила. Одно плечико вперед выставила. Наблюдает, а проходящие мимо лесорубы спотыкаются. На нее оглядываются.
Дочка пекаря получила нагоняй от матери за задержку, и Девар вынужден был отступить в сторонку. К счастью его не прогоняли на улицу, жена пекаря к нему не первый раз присматривается. Пытается понять, кто таков этот юноша и догадывается, что не за пирогами он сюда ходит. К дочери повадился. Но это, положим, хорошо. Девка на выданье, а юноша лицом приятный и кажется, порядочный. Взгляд прямой. Ясный. Руки трудом измозолены. Чем-то он располагает. Вот она и не гонит его прочь. Пусть смотрит на дочку, может, посватает…
Еще какое-то время ведьмак неторопливо ел, наблюдая за своей мечтой.
–…я тоже слышала. – Донесся до его слуха обрывок разговора стоящих в очереди кумушек.
–Не первый случай.
–Что вы говорите? – подключилась к беседе еще одна женщина. Все у них сплетни на уме, все сплетни.
–Пропал сын моей соседки…
–Знаете, что общее в этих исчезновениях?.. Всегда пропадают те, кто уходит поодиночке.
–Разбойники! – уверил какой-то мужчина из очереди.
–Может и разбойники. Только в лес уходят и девушки, и женщины. Кто за ягодой, кто по грибы, кто за хворостом-дровами. А последние недели пропадают только мужчины и юноши. Ни одной женщины или старика! То-то же…
–Новая напасть…
Девар взглянул в окно. Рыжая щурилась на яркое солнце и улыбалась. Кажется, никуда не торопится, очевидно, его дожидается. А потом вдруг исчезла. Отвернулся еще раз взглянуть на доку пекаря, а в окне уже пусто. Развеялась как дым, слово и не бывало никакой девицы...
Хотел уже уходить, время бежит стремительно. Не успеть теперь домой засветло. Еще раз оглянулся на голубоглазую и легко кивнул, в знак прощания. Что-то грохнуло там за дверью. Жена пекаря кинулась на звук. Дверь широко распахнула, а там за ней лежит паренек и громко ухает. Мешком муки подавило беднягу. С лестницы упал, как он только не убился?! Повезло, иначе не скажешь.
Девар недолго думая кинулся. Легко перепрыгнул через прилавок, так, что кумушки в очереди только ухнули. Ничего не задел. Раз и он уже по ту сторону, возле дочки пекаря стоит. Взглянул ей в глаза с каким-то мальчишечьим задором и кинулся выручать. Вытягивать паренька из-под мешка. Стянул с него огромную ношу, поставил рядом с хозяйкой и парню руку тянет. Поднял, отряхнул после свои ладони (мукой их испачкал), кивнул жене пекаря и пошел обратно в лавку. Еще раз взглянул на голубоглазую свою мечту и хотел уже через прилавок снова перемахнуть. Окликнула хозяйка:
–Добрый человек, не поможешь моему сыну? А я тебя за это угощу ужином…
Девар на миг растерялся. Время было дорого. Не успеет домой воротиться, станет в лесу ночевать. Опасно… С другой стороны, это было чудо – исполнение мечты. Он сможет побыть возле дочки пекаря еще какое-то время, и не исключено, что после за столом они будут сидеть рядом…
Согласился. Трудился неустанно, перетягал со второго этажа, где чердак, не один мешок муки из запасов пекарни. После еще воды натаскал из колодца, полную кадку. Жена пекаря порой поглядывала на результаты его трудов, отвлекаясь от торговли, и улыбалась откровенно довольно. За такого труженика можно отдать самую красивую дочку. Когда на заднем дворе появился плотный усатый мужик – пекарь, жена подбила его локтем под бок. Предъявила жениха. Хозяин хмурился, изучал, затем соизмерил объем работы, прикинул, что его сыновья делали примерно столько же, но втроем, и одобрительно крякнул.
Вот поле этого «кряканья» Девара и пригласили в дом. Ужинать. И вот за большим столом сидит огромная семья. Пекарь с женой, старая бабка – мать хозяина, три его дочки, младая еще совсем ребенок и три сына. Еще сиротка племянница в уголке и по центру сероглазый юноша – гость. Жених старшей.
Мечта ведьмака сбылась, дочка пекаря которую звали Каталия, сидела с ним рядом и практически ничего не ела. Только краснела. Он тоже ел мало вопреки сильному голоду. Все больше молчал, отвечал на вопросы односложно. А спрашивали его много. Кто таков, как звать, откуда родом, кто родители, каким ремеслом на жизнь зарабатывает. Отвечал уклончиво. Нравы людей знал, себя нельзя обнажить, врать не любил, избегал, но и правду в чистом виде подавать негоже. Пришлось проявить смекалку. Преподносил так, что бы ни и сказать истинную суть, но и не обмануть вопрошавшего.
–Ловлю редких дивных зверей, травы целебные знаю и прочее. Для аптекаря, – поведал он на вопрос как добывает себе пропитание.
–Для аптекаря! – со значением и не без уважения, повторил уже пекарь для жены. А что, это неплохой заработок, хоть и рисковый. Аптекарь был уважаемым жителем города. Это как ведьма только в рамках закона. Люди любили целителей. Аптекарь же был ученым целителем! То есть, он имел очень умную бумагу за подписью «кого-то там». В которой говорилось «что-то там». Никто из горожан не знал, что именно там было написано, да и бумагу эту умную никто не видал. Да и не очень-то пытался. И что греха таить, читать мало кто умел. Но уважали все! Как не уважать? Бумага есть и в ней что-то там написано. Нужно уважать аптекаря! Ведь бумаг за подписью! Кого-то там…
В глазах обоих родителей был интерес, и даже почтение, разве что известие, что Девар сирота откровенно не порадовало. И это если мягко сказать. А чему радоваться, помощи не от кого ждать? Да и наследства очевидно никакого не будет. Скверно. А девка у них труженица и собой хороша. Такую можно и поудачней выдать. Надо подумать, надо подумать…
Вот на этой ноте ужин и завершился. Тем временем уже неторопливо серело за окном. Хозяйка еще раз проявила тактику (пока не приняла решение на счет дочери, жениха бы уместно попридержать), предложила гостю ночлег на сеновале возле конюшни. Девар согласился.
Умащиваясь на ночь и закрывая глаза, он дума о дочери пекаря. Только перед глазами почему-то всплывал совсем другой образ.
Обнаженная рыжеволосая красавица. Стоит в речной воде, ветер играет ее прядями, и солнце зажигает в них кровавые искорки …
Юный ведьмак прогонял наваждение и ворочался, но навязчивый образ не давала ему спать, не оставляла в покое даже в его собственных мыслях.
Жестокость бездушной толпы
Проснулся неожиданно поздно и подскочил на пахучем колючем ложе. Все потому, что рядом сидит дочка пекаря…
Неловко улыбается. Смотрит. Пришла разбудить, да очевидно не решилась. Вот и присела, вот и смотрела, как юноша сладко спит…
В правой руке девушки кувшин с молоком. В левой кусок свежего хлеба. Завтрак – понял Девар. Пожалуй, лучший в жизни, а все потому, что она принесла.
Потянулся взять угощение, и невольно соприкоснулись руками. Девушка вздрогнула от неожиданности, густо покраснела, отдернула руку и замерла… Взглянула на двери и снова протянула кувшин с молоком гостю. И он коснулся ее руки… Каталия покраснела пуще прежнего и рассмеялась приятным, согревающим душу смехом, в котором было и удовольствие, и смущение, и робость. Невинность и чистота. И все это только ее смех…
Покосилась в очередной раз на входные двери, страшась появления матери или отца и снова заглянула в серые глаза гостя. Вопрос в голубых глазах, волнение и… ожидание. Да. Ожидание там за неловкостью и стыдом.
Ведьмак вновь потянулся пальцами, взять ее за руку. Каталия зажала рукой рот и, поставив перед гостем кувшин, попятилась к двери. Кусала губы, горела щеками и счастливыми глазами смотрела на юношу. И он улыбался. Во все свои тридцать два ровных красивых зуба, слепил ее обаянием и счастьем своих глаз. Тронуло смущение, счастье в ее лице, румянец на щеках и биение собственного сердца.
Чудо первой чистой влюбленности. Рождение взаимного увлечения...
Даже молока не отпил, куска хлеба не съел, зашумели люди за дверью. Отвлекли. Оторвали друг от друга.
–Ведьма! Ведьма! – кричал кто-то.
Девар мгновенно пришел в себя, спохватился и поспешил вместе с дочерью пекаря на выход. Тут уже почти все семейство в сборе. Сиротка племянница скачет на месте, горит щеками от нетерпения. Хозяин дома весь в муке, хмурится, потому что его от дела оторвали.
–Говори толком, – ругался он. – Что стряслось?
–Там ведьму будут жечь! – кричала девочка. – Можно я сбегаю, посмотрю? Можно?
–Ведьму? – изумился пекарь.
–Да. Ее уже повезли на телеге на площадь. Дяденька, миленький, я после всю работу по дому сделаю, можно мне посмотреть, как станут злую женщину сжигать? – молило дитя.
У Девара от этих слов девочки судорога по телу прошла. Покосился на Каталию, узнать, как она реагирует. Но голубоглазка лишь изумленно, в предельном волнении смотрит на сестрицу. Может, есть надежда, что она думает иначе?..
Засуетилась семья пекаря, все горели нетерпением, но дело пекарское не терпит ни суеты, ни отлагательств. Тут и тесто, и печь, и посетители, что прибегут вскоре. После зрелища их будет вдвое больше и все как один голодные.
–Нужно еще пирогов заложить в печь, – расчетливо продумывал наперед пекарь. – А вы все не стойте, быстро берите то, что уже испечено и несите на городскую площадь. Там продадите! Каталия, живо!
Девар посерел лицом и даже как следует, не простился с хозяевами. Кинулся на площадь! Все видно решили, что и ему не терпится увидеть сожжение ведьмы. Но юный ведьмак торопился по другой причине. В этом городе собирались казнить его соплеменницу! И здесь нет никого, кто может бедняжке помочь. Увы, в одиночку юный ведьмак не в силах одолеть целый город, но и уйти, бросить такую как сам не мог. Он сделает все что можно, хотя бы просто оглушит несчастную чарами, если она обессилена, и не в силах себе как-то помочь, облегчить ужасную участь…
На городской площади было как никогда людно. Уже соорудили небольшой деревянный помост, сколотили на скорую руку, чтобы лучше был обзор. На нем установили палку, обложили по кругу хворостом. Для сожжения уже все было готово.
Ведьму тянули через площадь к месту казни. Толпа шумела, бушевала. Кто-то кидал огрызками еды, кто-то камнями. Прочие пытались достать плевком и все как есть бранились грязными словами. Измучанная девушка в порванных, потрепанных одеждах, с ранеными руками и чумазым лицом отбиваясь. Сопротивляясь неизбежной ужасающей участи. Из последних сил. Ее роняли на землю, зрители тут же пытались достать пинком ноги. Конвоир тянули ее за руки и все время улыбался. Девар ловил обрывки его грязных мыслей и жуткие подробности в них. Кажется, мужик с перебинтованным правым глазом желал за что-то отыграться, поквитаться с девушкой. Но в общей суете и путанице поймать и прочитать мысли было не просто.
Девушку приволокли к столбу и стали приматывать веревками. По губам ведьмак читал «я не виновна, сжальтесь!». Смотрел, оглядывался на людей и волосы на голове вставали дыбом. Сколько жестокости в лицах, сколько кровавой жажды в глазах. Звери. Готовы казнить, даже не знают за что. Для них все происходящее – развлечение. Зрелище… Убьют человека, накушаются пирогов и каждый пойдет по своим делам.
Девар навеки разочаровался в людях. Никогда он более не будет спешить на эту городскую площадь. Вот зачем «ведающие» живут в лесу! Подальше от скверны людей, подальше от грязи этих заблудших душ. Чтобы и себя не заразить чернотой…
–Сжечь ее!!! – вопила у самых ног ведьмака племянница пекаря. У Девара в очередной раз сжались кулаки. Прошиб холодный пот. От напряжения и страха…
Он узнал ее, не смотря на грязь и потрепанные вещи. Та самая рыжеволосая красотка, что еще вчера слепила глаза своим притягательным видом. А сегодня ее сожгут. За что?! Никто ведь так и не спросил этого! Сейчас и здесь, эта мелочь никого не интересует. Дети пекаря, толкаясь в толпе, продают пироги со скоростью молнии. Чернозубые ухмыляющиеся горожане их поспешно поглощают. Жрут и смотрят, расплевывая куски из зловонных своих ртов, шумно обсуждают, как девушку приматывают к столбу. Заключают пари на то, как сильно она будет кричать и как скоро умрет от нестерпимых мучений, когда ее кожа станет обугливаться и дымить…
Ведьмак таращился вокруг безумными глазами. Не мог понять, не мог принять эту черствость, подобное безразличие. Ловил взглядом Каталию в толпе, искал своими глазами ее глаза. Хотел видеть, знать ее мысли. Она далеко, торгует поспешно, но тоже посматривает на привязанную. Ей интересно, взгляд живописный. И ведьмаку тошно. Жутко и отвратительно. Он хочет уйти, убежать в свой лес и больше никогда не возвращаться к людям!
Девар искренне надеялся, что рыжая на самом деле ведьма. Что именно поэтому он не мог прочитать ее мыслей. Вероятно она очень сильная и умелая, раз смогла защитить от него свой разум. Такая, несомненно, что-то придумает, спасет себя!
Как же он желал в это верить! Но время шло, уже сверкнул в руках палача факел, вопли толпы все раздавались и оглушали юношу. И ничего не происходило. Чуда не было. Стихии никто не призывал. Девушка с рыжими волосами смотрела в небо и, роняя слезы, что-то беззвучно шептала, пока пламя разгоралось у ее ног. "Господи помилуй меня…", – прочитал ведьмак по губам обреченной.
И сердце его оборвалось…
Не ведьма.
Люди сожгут невиновную.
Предки рода
Толпа шумела, огонь разгорался. Возгласы ликования вскоре сменились роптанием и недоумением. Пламя вздрагивало и гасло. Вздрагивало и гасло. И так пять раз.
–Смотрите! Смотрите! Что это? – кричали в рядах. – Это все ее рук дело! Сжечь ведьму!
Стражники с палачом во главе и сами понимали, что «хорошо бы сжечь», да как? Горожане правы, огонь вел себя странно. Прежде, когда здесь жгли ведьм, такого не было.
А сегодня!.. Жуть, что творилось. Просто произвол! Пламя слабо бежало по кругу, нехотя пожирая хворост, но к ногам рыжей девушки так и не приблизилось. Трепетало, разгораясь и тут же «умирало». Происки темных сил, не иначе! Это ведьма, все ведьма! Сжечь ее! Непременно сжечь!.. Как только удастся распалить пламя.
Жители возмущались, живо обсуждали и с интересом наблюдали. События не торопили, палача не подгоняли. Какая им, в общем-то, разница, сгорит девушка сразу или постепенно, главное – весело, интересно. Нужно насытиться, насладиться зрелищем в полной мере! Домой никто не торопился. Что там делать? Скучно, рутинно, повседневно. Еще работать придется, лучше здесь. Весело, интересно. И пироги есть! Ходить за ними никуда не нужно… И никто не обратил внимания, что недоумения в лице «ведьмы» было еще больше, чем у любого горожанина. Девушка, роняя слезы, шокировано смотрела себе под ноги, и старательно поджимала пальцы босых ступней, чтобы их все-таки не обожгло.
В этой шумной толпе не заметили и еще кое-что. В самой гуще стоял худощавый юноша. Бледный, сосредоточенный, с плотно закрытыми глазами. Он шептал, все время шептал что-то. Непонятно, неразборчиво. И лишь два слова говорились громче других, да и повторялись чаще прочих – «братец, помоги».
Кто он был, этот братец, непонятно. Только огонь, который должен был стать для «ведьмы» погребальным, поему-то так и не тронул девушку. В костер бросали одну за другой горящие палки. Подносили факелы. Распаляли, кто, чем и как мог! Но все было напрасно. Аппетит пламени так и не пробудили. Бледный юноша, стоящий в толпе уже посерел от напряжения. Он все время шептал и шептал, и шептал. Предельное сосредоточение на его лице и последний огонек в костре погас…
–Сделайте же что-то! Она заговаривает огонь! Утопить ее! – закричал кто-то.
Девара прошиб пот. С водой ему не совладать, знал. Эта стихия ему не покоряется. Если допустить этот вид казни, тогда несчастной уже ничем не помочь. Он распахнул глаза и в ужасе посмотрел на прозванную ведьмой. Бледна даже больше чем он и дрожит как лист на ветру, в ужасе на стороны смотрит, уже не умаляет о пощаде, поняла, этой толпе безразлично ее горе.
Юноша окинул взглядом рядом стоящих – с тоской и болью. Он думал про Каталию…
Самое тяжелое решение в жизни. Любовь этой девушки, семья, возможно дети. Все это он видел. Был, уже существовал в будущем это вариант его жизни. Их жизни. Еще нечеткий и полупрозрачный, но такой желанный. И не менее вероятный, чем второй – презрение и холод. Возможная смерть с обнародованием тайны. Но… Ведьмак уже знал, что не простит себе, если не поможет той, которую жестокая толпа приговорила на смерть как принадлежащую к семьей ведающих. Его семье. Нет, он не мог. Дать погубить ее жизнь. Как он потом вернется домой, как взглянет тетке в глаза? А сестре? Но что хуже, как он сам сможет с этим жить?.. И хорошо бы сказать «смогу», ведь знает – не сможет. Вопреки страху за собственную жизнь, ведьмак не вправе губить невинную жизнь. Даже если погибель сулит всего лишь его безразличие…
Закрыв глаза, сложил руки крестом на груди. Вскинул голову к небу, призвал другую стихию. Заклинал ветер, умолял помочь спасти жизнь человека. Знал, чего это будет ему стоить и, что подобное колдовство он может попросту не осилить. Даже физически. Был риск обессилеть прямо в процессе. Изжить себя, погибнуть. И даже если он выживет. Люди добьют! Если признают и в нем ведьмака, обоих сожгут! И все равно он желал попытаться. Невинная жизнь по меркам ведьмака того стоила! Этому учила мать, об этом всегда напоминала Ниса.
Девар звал на помощь себе не просто ветер, он просил ураган! Тут силы одной стихии будет мало. Взывая к силам предков, обращался ко всему роду – душам матери и бабушки. Как учила его тетка. Эта магия только для сильных, это не его уровень, юноша еще не созрел. Но Девар знал слова старого заклинания и повторял на свой страх и риск. Иного ему не оставалось…
«Предки рода! Все из кого и чего черпаю силы. Праотец! Праматерь! Творец! Земля, воздух, вода, огонь, будьте со мной! Поделитесь со мной!».
Предки рода услышали, перед взором всплыло лицо. Мать. Такая, какой он ее помнил. Красивая, с бледной кожей, черными как ночь глазами, ласковыми руками… Не было сказано ни одного слова. Что это было? Зачем это было?.. Душа матери парила в воздухе – прозрачная, но различимая. Темные волосы ее трепало незримым ветром, тревожные глаза умоляли о чем-то. Как же давно он ее не видел! Как не хватало ему просто ее облика! Хотелось сжать в руках и крепко держать!
Магический договор…
Нужно его согласие…
Все эти обрывки фраз проносились в голове.
Магический договор с предками? Да, он согласен. Затем их и звал. Одному ему здесь не справиться. И он готов отдать за это то, что потребует род…
И вновь образы поплыли перед глазами. Он увидел цену. И он ее принял. Высока, но справедлива.
Силы предков подпитали юношу и любимый образ мгновенно растаял. Мать унесло ветром, она лишь успела коснуться сына рукой. Девар сладко зажмурился, сердце зашлось, так это было прекрасно. Пусть она была прозрачна и невесома, он ощутил ее. Если это последний день его жизни, он был не напрасен...
В тот самый миг тело наполнилось силой, она как сок по стеблю, вошла со всех сторон и устремилась по рукам, ногам, голове в сердце. До боли забилось, застучало в груди, казалось, желая разорвать юноше грудь. Девар ощутил мощь, ненадолго он стал всем и мог быть везде. Но эта сила не будет с ним вечно, нужно успеть. Запрокинул голову, взглянул в небо и тот час, воздушные потоки пришли в движение, белые пушистые облака понесло прочь с невероятной силой, на смену прилетели другие.
Вначале небо налилось свинцом, налетел сильный ветер. Серыми, пепельными облаками затянуло, заволокло. Затем появились облака черные. И это разномастное небо пугало, как и усиливающийся ураганный ветер. Дуло все сильнее. Небо стремительно темнело. Пыль отрывало от земли, несло вверх. Потоки крутились, нарастали порывы. Люди стали паниковать, в ужасе оглядываясь. Стало не до развлечений. Прижимали шляпы к головам. Закрывали руками глаза, так их било пылью и мелким сором.
Какой-то мальчик, еще ребенок. Заметил его. Понял. Закричал:
–Вот он! Бейте его! Он злой колдун!
В молочном тумане
Все увидели его – юношу, который сотворил бурю. Какой-то подвыпивший горожанин попытался ударить Девара палкой, но его откинуло назад с такой силой, словно между бьющим и ведьмаком стеной стояла незримая преграда. Чудом не убился, но когда пришел в себя, со страха бросился наутек. Ощутимая хоть и не видимая стена напугала больше чем худощавый паренек заклинающий ненастье.
Юноша даже глаз не открыл. И вскоре удачу стал искать другой рисковый из толпы – крепкий плечистый мужик. Но и его откинуло вместе с орудием. Этому повезло меньше, ударился головой об стену и ненадолго отключился. Следующим в дело пошел арбалет стражника. Стрела в щепки разбилась о преграду, как и вторая, как и третья. А ветер нарастал и уже отрывал от земли камни, переворачивал корзины с фруктами, катил куда-то кочаны капусты. Люди, осознав неуязвимость «колдуна» с воплями побежали прочь. Первыми наутек пустились как ни странно стражи города. Не все, но большинство. От палача давно след простыл. Когда он исчез, никто не понял. И вот настал срок отбыть и другим представителям власти. И следом за этими бросились уже все.
Мелкие камни, овощи, и много что еще со свистом проносилось по воздуху. Порой кое-что из этого больно било или ранило людей. Уже трещали деревянные прилавки, вбитые наглухо в землю, угрожая быть вырванными с мест. Те, кто не успели убежать в дома, в панике хватались теперь за все, что могли, пытаясь удержаться и не улететь.
Неподалеку жалобно заржала лошадь, ветер относил ее с телегой в сторону и грозил вскоре оторвать от земли. Но к счастью, напор стихии стал заметно ослабевать. Буря утихомирилась так же внезапно, как началась. На тот момент на площади осталось не много горожан. Спряталась под прилавки, как жуки забились в подходящие щели.
Девушка, признанная ведьмой, теперь свисала с длинного бревна. Того, к которому ее привязали чтобы сжечь. Под порывами ветра оно накренилось, и бедолага теперь повисла над землей. Веревка частично размоталась, то ли от ветра, то ли от стараний несчастной. От ужаса происходящего она задергалась и завертелась даже больше чем до того, когда ее пыталась заживо сжечь.
Девар так и стоял со скрещенными на груди руками, смотрел в небо. Только волосы его трепались на ветру, в остальном ведьмак остался неподвижен. Защитный кокон силы, оберегающий тело истончался и юноша, ощутив это, оглянулся.
Из-под деревянного прилавка какого-то уличного торговца тот час выскочила голубоглазая девушка. Со всех ног она побежала прочь. Без оглядки. Споткнулась, упала и, поднимаясь поспешно на миг обернулась.
Каталия таким взглядом «одарила» Девара, что он отравился содержанием этих глаз на долгие годы…
Жизнь человека того стоила…
Вот, что он про себя подумал. Но ему было как никогда больно и горько. Столько было презрения, отвращения в этих голубых глазах…
В воздухе просвистел нож, но ведьмак успел отбросить его движением руки. Взмахнув той же кистью еще раз, он вызвал поток ветра, который ударил нападавшего в грудь. Отбросил угрозу в сторону и снова закрыл глаза, скрестив руки над сердцем. И его тот час оторвало от земли, юноша стал стремительно подниматься вверх, а затем крутиться против часовой стрелки. Все быстрее и быстрее и быстрее. Пока воздух не стал искрить, и все вокруг не наполнилось уже ощутимой энергией. А затем ведьмак замер и тут!.. Его словно ударило изнури. Потому что он болезненно застонал, прогнувшись грудью наружу, волосы откинуло назад, голова запрокинулась, руки разошлись в разные стороны. Молодой человек стал неторопливо опадать на землю, кажется, пребывая без сознания. И чем ниже он опускался, тем сильнее менялись его волосы, стремительно седея просто на глазах. И когда тело юного ведьмака коснулось земли, внезапно все побелело. На город опустился густой туман…
Он очнулся вскоре и ничего не увидел, все вокруг затянуло плотной молочного цвета дымкой. Шум… Какие-то голоса и при этом тишина.
Это их мысли…
Люди боялись, поэтому не покидали своих укрытий. Но их мысли звенели то тут, то там.
Нужно уходить. Вот что понял Девар.
В его теле царила усталость. Словно он без отдыха шел несколько дней и ночей. Предельно вымотан, изможден. Но если сейчас не совершить над собой последнее усилие, все что он уже отдал во имя спасения невинной жизни, будет напрасно. Погибнут оба – и он и девушка.
Девар с трудом перевернулся на бок и приподнялся. Какой-то шум мешал сосредоточиться. Нет, на этот раз не мысли отдельных горожан. Это рыжая девушка. Кажется, она задыхается, не в силах закричать, хотя отчаянно этого желает…
Молодой человек не успел изумиться тому, что он так легко это понял, даже в таком измотанном состоянии. Тем более, в отношении той, чьи мысли он прежде не мог услышать.
Девар закрыл глаза и протянул руку на звук. Это называли внутренним зрением. Когда невозможность видеть глазами ограничивала движения, пользовались «оком души» – ощущением окружающих предметов. Ведьмак, как ведающий, мог резонировать со всем миром, мог видеть все и быть всем. Ощутить рыбу в ручье, или прочувствовать полет птицы. Именно так они направляли животных, куда им было угодно или внушали мысли людям. Принцип был тот же. Но правда состояла в том, что видеть внутренним взором отчетливо, так же, как и своими глазами, тем более, на внушительном расстоянии, мог лишь избранный из тысячи ведьмаков. И Девар к ним, увы, не относился. Однако, ситуация была безвыходной и ослабленный юноша вынужден был прибегнуть к своим зачаточным навыкам.
Легче всего было видеть живые цели, те, что имели душу и сердце. Девар силился воспроизвести картинку перед внутренним взором, но она была не просто мутной, размытой. Скорее даже – это был набросок углем на куске бумаги. Лишь нечеткие линии. Где-то более густые, где-то тонкие и совсем не различимые. Но некоторые эти «линии» двигались и помогали определить положение живых существ в пространстве. Все остальное помогала воссоздать способность слышать чужие мысли. Появились образы.
Ближайший к юноше человек не представлял угрозы. Он лежал на полу и если Девар не ошибался, зажимал голову руками. Вероятно от страха. Угрозу представлял другой горожанин, который находился вплотную к рыжей девушке. Судя по положению его рук, он пытался ее задушить. Отсюда и невразумительные звуки. Но все это Девар не столько увидел, сколько ощутил. Понял? Но как? Почему? Ведь это был даже не поток чьих-то мыслей, что-то иное. Рыжую девушку он по-прежнему не мог слышать. Вообще. Но что же это?..
Хотя этот вопрос (вопрос усилившейся чувствительности), его предельно волновал, времени на раздумья совсем не было. Девушка уже задыхалась.
Девар напрягся в очередной раз, теперь через силу, уже превозмогая себя, и мощный поток воздуха вырвался из его правой ладони. Правда, тут же иссяк. Но этого хватило, что бы ударить угрозу в спину.
Понять, насколько это помогло, было сложно. Девар всецело отдался на волю ощущений. И вскоре нашел «угрозу» поверженной на земле. Одноглазый тюремщик. Это был он. Ведьмак понял это по мыслям человека и ощутил в них дикую ненависть, а так же горячее желание отомстить. Все прочел! Все. Как и то, что девушка попала на «костер» именно его стараниями. Сразу после того, как лишила его глаза.
Все так же пребывая с плотно закрытыми глазами, ведьмак пошел к цели. Походка была не ровной, пьяной, шаткой. Все время хотелось упасть, но права на слабость не было.
