Текст книги "До и После: Исход (СИ)"

Автор книги: Талани Кросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Не торопись, и ты все успеешь, – парировала Лиа излюбленной фразочкой. Ей нужно было продумать, что она возьмет с собой, когда отправится в путь. – Аптечка, – тихо прошептала она. – Мне обязательно нужно взять медикаменты, мало ли что. Рюкзак Норта... Открывашка, вдруг попадутся консервы, – она загибала пальцы, – и переодеться, обязательно переодеться.

***

Дверь амбара распахнулась. Лиа с топором в руках уверенно переступила порог. Страх, нападавший на нее время от времени, как будто перегорел. Остались только маленькие черные угольки, раскиданные в глубинах ее сознания.

– Я не сдамся... – сухо прошептала она.

Ветер подхватил слова и развеял их. Он трепал ее волосы, но сегодня он не был жесток с ней как в ту ночь, когда она покинула дом. Сегодня ветер был ласков. Он бодрил, окутывал ее и, быть может даже, на сегодня стал ее другом.

17(ПОСЛЕ) Глаза кобры

В тишине этого недружелюбного дома воздух был спертым. Джереми с трудом давался каждый вдох. Он стоял в холле, боясь что-либо предпринять. А что, если он закричит, позовет Арчи, а его здесь нет? Или еще хуже. Что если он здесь, но уже никогда не сможет ему ответить? Отец ведь не откликнулся. И где он теперь? Кто знает?

Джереми боялся пережить очередное страшное разочарование. Так он стоял чуть больше минуты, прислушиваясь, не в силах пошевелиться. Даже солнечные лучи, казалось, с трудом проходили сквозь воздух, пропитанный чужеродной тишиной.

Джереми сделал шаг вперед, половица под ногой скрипнула. Этот звук показался ему оглушающим. Возможно, благодаря тому, что тишина была нарушена, он смог хоть что-то произнести.

– Арчи? – он не узнал собственный голос, да и если бы он увидел себя в зеркале – не узнал бы и свое отражение. – Арчи! – увереннее позвал он. Но, как и в прошлый раз, ответа не последовало.

Возможно, врожденный инстинкт, или, быть может, накаленная обстановка заставили его протянуть руку к стоящей недалеко от двери трости с рукояткой в виде головы змеи. Эта трость принадлежала отцу Арчи. Раньше Джереми находил ее безвкусной, даже пошлой, хотя Арчи и слышать ничего не хотел: «Шикарная трость! – говорил он. – Когда-нибудь ты поймешь». И теперь он понял. Чувствуя ее вес в своих руках, Джереми почувствовал, что эта трость должна была стать его собственностью. Старший Дрейтон гордился ею и вряд ли бы подарил даже собственному сыну, но теперь она, в каком-то смысле, осиротела. Выполненная по спецзаказу, она была великолепна! Змея отлита из прочного сплава, покрытого серебром, глаза – сверкают изумрудами. Отец Арчи всегда брал с собой трость на важные встречи, а иногда и на прогулки, чтобы подчеркнуть свой статус. Он не был молод, но в трости, как таковой, не нуждался. Она была символом его статуса и средством пощекотать эго. Но для Джереми все было иначе. Он чувствовал, что трость непростая, что она, возможно, станет ему чем-то вроде талисмана, притягивающего удачу и оберегающего от бед.

Сжав рукоятку покрепче, он испытал подобие облегчения. Может быть, уверенности ему придало то, что у него в руках находится вполне весомый предмет, а может быть, он почувствовал, что держит в руках не просто красивую вещь, он держит в руках оружие. Джереми повернул ее рукояткой к себе и взглянул в холодные зеленые глаза рептилии.

– Ну что, пойдем? – обратился он к кобре.

В ответ она сверкнула зелеными глазами, и ему на секунду почудилось, что змея на рукоятке трости шевелится.

***

Джереми нашел Арчи на втором этаже в его комнате. Он уже догадался, что никогда не услышит шуток своего друга, никогда не увидит, как тот строит глазки симпатичной старосте класса. Джереми уже знал, что старина Арчи мертв. Приоткрыв скрипучую дверь, он увидел друга на кровати. Тот лежал, завернувшись в плед, и напоминал куколку, которая вот-вот должна стать бабочкой. Конечно, Дрейтон младший не станет бабочкой. Он никогда уже не станет ни рок-звездой, ни журналистом, ни летчиком-испытателем. Пристрастия Арчи могли метаться от одного к другому. То хотелось стать астрономом, то фермером, то самым лучшим хирургом в мире. И он мог стать кем угодно, ведь был смышленым малым, но, кем станет на самом деле в итоге своей жизни, никогда не подозревал. Джереми сел на кровать и закрыл лицо руками. Трость с головой змеи покоилась на его коленях. По щеке бежала слеза. Он не плакал, нет. Просто слезы пытались смыть с глаз увиденное.

Тумбочка рядом с кроватью Арчи была завалена лекарствами: жаропонижающие, противовирусные, леденцы от кашля и многое другое, что Джереми не смог сходу определить.

– Парень, – он покачал головой, – неужели тебя доконали какие-то бациллы?

Он протер щеку рукавом и нашел в себе силы посмотреть на друга. Арчи был бледен, щеки ввалились, под глазами были фиолетовые круги, а рот искривлен в гримасе боли. Но самым страшным были открытые мутные с красными белками глаза. Только теперь Джереми заметил, что поза Арчи была неестественной. «Он умер в агонии», – эта мысль заставила Джереми отвернуться. Он молча сидел на кровати мертвого друга и чувствовал себя наполненным до отказа воздушным шаром, но не потому, что мог бы сейчас взлететь, а потому что был также пуст внутри и хрупок снаружи. Казалось, дотронься иголкой, и Джереми лопнет, оставив после себя пустую рваную оболочку. Из ступора его вывел какой-то шипящий звук. В первые секунды Джереми подумал, что шум доносится снаружи, проехала машина или велосипед, но тут же понял, что ошибается. Звук исходил от Арчи. Следующим потрясением стало то, что мертвец схватил его за руку.

18(ДО) Роял-флеш

Эта вечеринка сводила ее с ума. Музыка грохотала. Пьяные одноклассники веселились или, как они сами говорили, уходили в отрыв. Самые «одаренные» ребята, наполнив водяные пистолеты, стали носиться по всему дому с дикими воплями, обливая всех подряд.

– Вам что, по пять лет? – возмущенно сказала Кристина, но они не услышали. Платье намокло, тушь размазалась. Она была так зла. Да еще этот Джереми только и талдычит о своей глупой подружке.

«Так чего же ты притащился сюда один? Почему пришел без нее, раз она тебе так дорога?» – крутилось у нее в голове.

– Анна то, Анна се... – скривилась Кристина и показала своему отражению язык. В туалет уже кто-то ломился, но дверь была заперта, и выходить Кристина пока не была намерена. Она расправила платье, попыталась вытереть его полотенцем, но поняла, что толку от этого все равно не будет. Платье оставалось мокрым и мятым.

– Что я здесь делаю? – спросила она у своего отражения.

В дверь постучали.

– Занято, – рявкнула Кристина, и добавила себе под нос, – дебилы... Как вас только земля носит?

Решив, что ситуацию уже ничто не изменит, она вышла из туалета и тут же наткнулась на Бита Гроуна. Бит был выше ее на голову и глупее настолько же.

– Смотри куда идешь, киса.

Она смерила его самым презрительным взглядом, на который только была способна.

Ему это понравилось. «Строптивая, – подумал он, – и с огоньком». Бит ухмыльнулся, раздумывая, стоит ли заняться ею или пойти пить дальше. Окинув взглядом комнату, Кристина вцепилась глазами в единственного человека, который ее интересовал.

«Значит, ты еще здесь…»

Не прошло и секунды, как в ее голове созрел план. Истукан Бит дал ей в руки роял-флэш сам того не подозревая. Когда он замешкался, не решаясь начать «наступление», она поняла, что разыграть карту нужно быстро, поэтому ухмыльнулась и сделала выбор за него. Ее правая рука была опущена и придерживала уголок платья. Пристально и с вызовом, посмотрев Биту в глаза, пальцами левой руки Кристина заскользила по правой, поднимаясь выше и выше к локтю. Бит удивился. Кристина улыбнулась ему, затягивая его в омут своих глаз. И только когда рука ее поднялась выше локтя, он заметил, что пальчики, перебегающие по коже ее руки, успокоились. Достигнув плеча, они все скрылись в кулаке, обнажив только один средний палец. Расчет удался, вызов был принят. Бит ринулся на нее, чтобы вытрясти из нее всю ее бабскую дурь.

Для него это закончилось выбитым зубом и распухшей щекой, а для нее исполнением заветной мечты. Герой-видеоблогер спас принцессу от дракона.

19(ДО) Выбор

Когда утром Милада спускалась по лестнице, тетя Сессиль разговаривала по телефону. Милада уже знала, что сегодня Арчи ее не заберет. Тетя Сессиль смеялась в трубку, перебирая пальцами колье на шее. Да и как было не смеяться, если Арчи такой весельчак!

Умненький и приветливый Арчи хохмил даже при температуре в тридцать семь и восемь. Он сказал тете Сессиль, что простыл и попросил присмотреть за малышкой, пока ему не станет легче. Он весело отпраздновал день рожденья, но, видимо, переборщил с водяными пистолетами и теперь боялся заразить сестру. Если бы они оба слегли, он бы чувствовал себя отвратительным старшим братом.

– Передайте ей, что я люблю ее, – сказал Арчи прежде, чем повесил трубку.

Милада знала и видела многое. Не знала она только одного, увидит ли она когда-нибудь брата вновь.

***

Тетя Сессиль никогда не была уравновешенной женщиной. В критической ситуации она тут же поддавалась панике. Нельзя передать словами, какой панике она поддалась, когда после утренней чашки кофе по-ирландски вдруг услышала выстрелы. Подходя к окну, она уверяла себя, что рядом просто снимают кино. Место было живописное. При встрече с новыми людьми, она всегда с гордостью упоминала о том, где живет. Пару раз недалеко от ее дома снимали рекламу. Да и как было не снять, если совсем рядом отстроили шикарный парк с аттракционами, а домики и магазинчики были такими ухоженными и аккуратненькими, что, казалось, были родом из сказки? Но в этот раз никто не кричал «мотор» или «снято». В этот раз от криков холодела кровь.

Отодвинув шторку, Сессиль увидела, как какой-то молодой парень в военной форме начал палить по прохожим. От страха ее зрачки расширились и стали похожи на два черных блюдца.

– Господи, – прошептала она и закрыла нижнюю половину лица руками. Парень что-то кричал, размахивая из стороны в сторону автоматом. Он беспорядочно палил то в небо, то в голубей, то в лежавшие на земле тела. В его криках она смогла разобрать только одну фразу: «Всем вам все равно конец!» После она услышала его хохот, а затем еще несколько выстрелов. Последним выстрелом он снес себе голову.

Она простояла у окна, пребывая в ужасе еще какое-то время – то ли минуту, то ли целую жизнь. Из ступора ее вывел пролетевший над домом вертолет. Из динамиков доносилось:

– Внимание! Внимание! Всем оставаться на местах. Власти держат ситуацию под контролем. Всем оставаться на местах.

Она бросилась к сыну, который стоял за ее спиной и уже в пятый раз спрашивал: «Мам, что случилось? Мам, что с тобой?»

– Мы уезжаем! – гаркнула женщина, взяв на руки мальчика.

Тетя Сессиль не была образцовой матерью и домохозяйкой, не была образцовой соседкой или женой, а когда ходила на выборы, голосовала «против всех», если этот вариант был доступен. Она никогда никому не доверяла, а тем более властям. Этот раз тоже не стал исключением. Сессиль понимала, даже в новом мире без войн и террора, каждый все равно был сам за себя.

– Милада! Милада, спускайся! Скорее! – позвала она.

Девочка слышала беспокойные шаги тети, слышала, как та зовет ее, но не могла заставить себя выйти. Просто сидела, закрывшись в шкафу, и плакала.

– Не надо уезжать, не надо... – шептала Милада плюшевому зайчишке Большому По. – Арчи придет, он придет за мной… а если меня здесь не будет, то он… он не отыщет меня... – всхлипывая причитала она.

– Милада! А ну спускайся, кому говорю! – Сессиль уже вертела в руках ключи от машины.

Но малышка чувствовала, если спустится сейчас – совершит большую ошибку.

– Милада, быстрее! – тетя преодолела несколько ступенек лестницы ведущей на второй этаж с сыном на руках. – Где ты спряталась? Дорогая, нам нужно ехать!

Но Милада знала, что никуда не поедет, по крайней мере, вместе с тетей.

Раздавшиеся где-то неподалеку выстрелы заставили неидеальную мать еще крепче прижать к себе сына и принять сложное решение. Искать по всему дому чужого ребенка со странностями было бы благородным решением, но тетя Сессиль была прагматичной и чуть подвыпившей женщиной. Очередной выкрик из вертолета: «Оставайтесь на своих местах! Все под контролем!» бросил на чашу весов недостающую гирьку. Такая недоверчивая, она услышала, что ей велят делать и, бросившись к машине, сделала ровно наоборот.

20(ДО) Первая любовь

Лилия была милой, очень милой, словно куколка созданная рукой мастера. Белые кудри, голубые глаза. Она была умненькой, неплохо училась, но самое главное была очень прилежной. Но у Лилии была одна слабость, она питала нежные чувства ко всякого рода трагедиям. Она обожала мелодрамы. Мыльные оперы занимали первое место в ее жизни с двух до пяти пополудни. Она ходила в среднюю школу и была в курсе всех сплетен: кто в кого влюблен, кто кого обманул и подставил. О, это был ее мир. Она плескалась в сплетнях и лавировала между ними, она распускала свежие и опровергала старые. Ей нравилась ее жизнь. Иногда она даже сама себе завидовала. Томми ворвался в ее жизнь, как свежий весенний ветер. У него были большие грустные глаза, а за его плечами вечно шушукались. Этого было вполне достаточно, чтобы внимание маленькой принцессы цепким коршуном впилось в его персону. Королева сплетен быстро сплела нужную паутинку из новостей так, что Томми почувствовал себя героем школы. Девушки и без того были к нему благосклонны, но Лилия была прекрасной принцессой, подарившей ему его первый поцелуй.

Скромный, довольно тихий и загадочный, он был полон тайн. А что еще нужно королеве сплетен, как не новые тайны? Он стал омутом, в который она с головой бросилась бы, позволь он ей это. Со школы они стали ходить вместе, и Лилия постепенно стала открывать для себя мир под названием Томми. Она узнала, что у него был друг, но потом этот друг куда-то пропал. Затем она узнала, что мать мальчика весьма своеобразная женщина, о которой мальчик почему-то говорить не любит. Но королева сплетен не расстраивалась, ведь мать Томми не особенно ее занимала. Предметом ее маниакального любопытства стал друг Томми, о котором она частенько расспрашивала. Но и о нем Томми стал говорить все меньше и меньше, объясняя это тем, что теперь у него новый лучший друг – Лилия. Как-то раз он даже посвятил ее в тайну. Она, в свою очередь, хотела посвятить в эту тайну всех, кого знала, но понимала, что если расскажет сейчас одну, то никогда не узнает других его тайн, поэтому путем невероятных усилий сдержалась. Тайна была стоящей. Оказалось, что Томми был болезненным ребенком и постоянно принимал таблетки, а мать тряслась над ним, словно он фарфоровый. Иногда он выбрасывал лекарство в окно или закапывал в цветочном горшке, вследствие чего через какое-то время цветы начинали увядать. Мать Томми, сокрушаясь, выкидывала очередной горшок и винила микроволновки, wi-fi и весь белый свет за испорченную экологию и умирающую растительность. Лилия Баффет слушала это, раскрыв рот. Каждое его слово сладкой волной проскальзывало ей в ухо.

«Томми болен».

Эта мысль почему-то очень понравилась Лилии. Она смаковала ее. Возможно, Томми даже болен неизлечимо. Сколько интриги и тайны в этих словах.

«Неизлечимо болен…» – одними губами проговаривала она, а глаза ее горели. Нет, Лилия не желала Томми зла, просто его жизнь теперь казалась ей чем-то еще более значимым и таинственным.

Но со временем интерес Лилии стал таять. Она пришла к выводу, что мать мальчика просто истеричная женщина, полная неврозов, а лучший друг вообще, возможно, выдумка, как и интригующая таинственная болезнь. Никаких осложнений в здоровье Томми Лилия не замечала. Вероятно, его мать просто перестраховщица и кормит сына какими-нибудь общеукрепляющими витаминами. Лишь одно все еще поддерживало в ней интерес к нему – его способность драматизировать. Если она задерживалась в классе, Томми ждал ее на крыльце школы, но потом всегда закатывал скандал, мотивируя это тем, что ревнует. Он придумывал невероятные истории о том, почему она не пришла вовремя. Один раз он даже приревновал ее к учителю, старому мистеру Дирпи, который даже кончик своего носа не мог бы разглядеть без своих потертых очков в темно-коричневой оправе. Все это очень забавляло Лилию.

Как-то раз после школы они сидели на скамейке возле пруда, и Томми спросил ее:

– Лилия, как ты думаешь, я хороший?

– Нет, ты плохой мальчишка, – пошутила она и показала ему язык, но он не подхватил этот игривый тон и остался серьезен.

– Лилия, я серьезно. Как ты думаешь, я хороший?

– Самый лучший!

– Правда?

– Конечно!

– Значит, ты придешь ко мне на день рождения в следующем месяце? – он посмотрел не нее большими полными надежды глазами.

– Конечно! Как иначе? – сказала она и лучезарно улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

Но она не пришла. Они с родителями уехали на целую неделю на острова, и Лилия вернулась счастливой и загорелой.

Томми поджидал ее. Но на этот раз не возле школы после уроков. Он поймал ее в женском туалете. Лилия очень любила скандалы, но в основном лишь те, в которых в главной роли выступал кто-нибудь кроме нее. Когда она мыла руки, Томми выскользнул из-за угла и, зажав ей рот руками, втянул в кабинку. Это обескуражило ее, но какая-то часть пришла в восторг. Это было так волнующе, так необычно. Она с мальчиком в кабинке женского туалета! Она смотрела на него как зачарованная, пока он не ударил ее по лицу. Такого поворота событий Лилия Баффет не ожидала. Она прижала ладонь к щеке, глаза ее наполнились слезами, но королева сплетен не смогла вымолвить и слова, только смотрела на него, как завороженная. Первым заговорил Томми.

– Как ты думаешь, Лилия, я хороший? – со злобой произнес он.

– Да… – еле слышно прошептала она.

– Как ты думаешь, Лилия, обещания можно нарушать?

– Я… что ты…

Он ударил ладонью по стене кабинки.

– Отвечай на вопрос! – закричал он, лицо его покраснело.

Раздался звонок.

– Томми, звонок… мне надо…

Он схватил ее за плечи, пальцы впились так, что должны были оставить после себя синяки.

– Почему ты обманула меня? – почти плача прокричал он. – Я ждал тебя! Почему ты обманула меня?

– Томми, мне больно. Звонок…

В туалете воняло мочой. Стены кабинки были исписаны пошлыми стишками, номерами телефонов и оскорблениями, такими как «Мони Ли Пайп грязная…» Последнее слово было выцарапано, казалось, его хотели выдрать из двери, но всем все равно было понятно, кто такая Мони Ли Пайп. Конечно, кабинка школьного туалета это совсем не место для выяснения отношений, но только не для Лилии Баффет, любительницы мелодрам.

– Почему ты не пришла? – опять закричал Томми. – Я ждал тебя! Ты обещала! – у него из глаз потекли слезы.

Этого она тоже не ожидала. Эта «туалетная романтика» вышибла все стереотипы, сложившиеся у нее в голове. Она испытывала какое-то парадоксальное чувство жалости к нему, даже злость за пощечину куда-то исчезла. Он плакал. Здравая часть ее сознания понимала абсурдность ситуации, но та, другая часть ее, млела от удовольствия. Это даже подхлестывало самомнение. Томми, милый загадочный мальчик, который хоть и охотно общался с девочками, но всегда держал их на расстоянии, стоит сейчас перед ней и плачет. Плачет из-за нее. Она чувствовала себя роковой женщиной, пусть даже грудь у нее только-только начинала расти.

Он выпустил ее плечи и полными слез глазами посмотрел на нее.

– Прости, – сказал он и опять заплакал.

Это «прости» вызвало такой прилив нежности, что ей самой даже стало слегка противно. Она обняла его.

– Я не злюсь, – тихо прошептала она.

Он обнял ее и крепко сжал.

– Мы всегда будем вместе? – спросил Томми, вглядываясь в бездонный омут ее глаз.

– Конечно, – опрометчиво сказала она, – я всегда буду с тобой, Томми.

Через два дня она узнала, что отца переводят. Через неделю она покинула этот город навсегда, а вместе с городом покинула и Томми. Так и закончилась их первая совершенно нездоровая подростковая почти любовь.

21(ПОСЛЕ) Возвращение

Смеркалось. Зря Лиа так долго не покидала амбар. Теперь ей пришлось влезать в дом через другое окно, то, из которого она выскочила, было слишком высоко над землей. Двери они с Нортом забаррикадировали сразу, как поняли что к чему. Тогда ночью она выскочила из дома за пару секунд, адреналин сделал свое дело. Влезать назад было сложнее. Не удивительно, ведь уходить всегда проще, чем возвращаться.

В ее голове уже был составлен список всего необходимого. Она набьет рюкзак Норта до отказа и отправится в путь. Лиа не представляла, каким будет этот путь, не знала куда идти, но рассчитывала, что ноги выведут туда, куда нужно. Она не была везучей, но всегда, когда ей действительно требовалось чуть-чуть удачи или щепотка счастливого случая, жизнь ей это подкидывала.

– Ты справишься, Лиа, справишься, – шептала она себе.

В доме было тихо, если не брать в расчет тиканье старинных механических часов. От страха сердце ее бешено колотилось, а в висках пульсировала кровь. Эта пульсация оглушала ее, ей постоянно мерещились какие-то шорохи. Она собиралась с силами. Там, дальше, в просторной темной гостиной в петле висит тело человека, которого она любила. Самым жутким было то, что сейчас ей казалось, будто их любовь была миражом, сном или просто отчетливой галлюцинацией. Дом, наполненный только звуком тикающих часов, казался ей кукольным. Норт должен был стоять сейчас с ней рядом, но он сделал свой выбор не в ее пользу. Лиа крепко сжала в руке топор, прежде чем поставить его рукояткой к стене. Сделав несколько шагов вперед, одну руку она положила на холодную металлическую ручку, а второй прикрыла и без того зажмуренные глаза. Нервно сглотнув, навалилась на ручку всем телом и распахнула дверь.

Лестница, ведущая на второй этаж, в темноте казалась бы горным склоном, если бы не белоснежные классические перила с геометрическим узором. В метре от лестницы на этих красивых элегантных перилах, отгораживающих внутренний балкон второго этажа, тугим узлом была завязана веревка. На полу валялась табуретка. Норт всегда был актером. Все, что он делал, было театральным. Даже уйти из жизни он решил среди декораций. Это его позерство всегда злило ее.

«Ты даже бросить меня нормально не смог! Почему нужно было именно так это сделать? Чтобы я нашла тебя посреди дома и сошла с ума?»

Эгоистичная злость на его поступок, на его трусливый побег, опять всколыхнулась в сердце Лиа. Он ушел, оставив ее одну, и забрал с собой укрывавший их дом. После того, что произошло, она уже не могла здесь оставаться.

Все еще зажмурившись, держал левую руку перед собой, Лиа стояла и боялась дышать. Но это не могло продолжаться бесконечно, поэтому, переборов себя, она медленно стала приоткрывать глаза. Рука перед лицом позволяла не видеть того, что было там впереди, хотя Лиа и так знала, и это знание нельзя было изменить. Ее дыхание участилось, а пульс еще больше ускорился. Она пыталась выровнять и то, и другое, но пока попытки были тщетны. Ночью в амбаре ей приснился на редкость реалистичный сон. В нем она увидела Норта, бледного, с неестественно поникшей головой. Он напоминал ей марионеточную куклу, оставленную кукловодом, когда представление уже закончилось. Лиа смотрела на него, щурясь, как будто его вид мог опалить ей глаза. Во сне она сделала шаг вперед, и с губ сорвался стон, похожий на то, как скулит собака, оставленная дома одна. Еще несколько шагов. «Господи, Норт, зачем ты это сделал?» – но к кому было это обращено, у кого она искала ответа?

Подойдя почти вплотную, она украдкой посмотрела на него. Из-за своей реалистичности, сон казался ей явью. Злость, которую она испытала, вдруг уступила место жалости при виде висящего в петле тела. Хотя и сама жалость не была однородным чувством. Норт выглядел пустотелым, как манекен, как кукла, брошенная владельцем за ненадобностью. Он струсил. Просто струсил перед лицом страшной реальности, а Лиа нет, поэтому жалость ее была смешана с порцией разочарования и каплей презрения.

Лиа медленно обходила тело Норта, не касаясь его, как будто боялась заразиться смертью. Ее частое горячее дыхание казалось очень шумным, от чего ей становилось страшно, будто он мог очнуться от этого шума. И тут она услышала шорох, слабый, но вполне различимый в тишине пустого дома. Он шевельнулся. Лиа в ужасе отпрянула. Норт тянул к ней свои руки и пытался что-то сказать, но из-за веревки, стягивавшей его шею, из горла вырывались только хрипы похожие на шипение. Но она и без того знала что он ей говорит. Он звал ее с собой. «Пойдем... Пойдем вместе...» Когда он схватил рукав ее кофты и попытался притянуть к себе, Лиа проснулась.

Теперь же, стараясь прогнать все страхи, Лиа резко опустила руку. Она увидела в темноте неподвижный силуэт и уже было вздохнула с облегчением, как поняла, что-то было не так. Чуть-чуть поморгала и не поверила увиденному. Потерев глаза, поморгала снова. Когда глаза увлажнились, Лиа уставилась в темноту.

Тела не было. Она почувствовала, как по коже бегут мурашки. Это было еще хуже, чем во сне. Если он обратился, то бродит где-то в доме и может напасть на нее в любой момент. Она сама загнала себя в ловушку. Не дав нарастающей панике захватить себя, не двигаясь с места, Лиа стала вслушиваться в тишину. Сердце слишком гулко билось в груди, в ушах пульсировало, но она не поддалась панике и не пошевелилась. Не хватало только кинуться куда-нибудь вперед и наткнуться на него. Едва придя в себя, медленно и тихо Лиа стала красться к кабинету, в котором лежал рюкзак, наспех собранный на черный день. Конечно, она предпочла бы обшарить дом и набить рюкзак полезными вещами, но теперь придется довольствоваться тем, что есть.

Обходя место, где раньше висело тело Норта, Лиа на цыпочках проскользнула к двери, судорожно вцепилась в ручку и юркнула в приоткрытую дверь. Комната была пуста, как и ожидалось.

«Зомби не умеют открывать двери, – подбодрила себя Лиа и тут же усомнилась. – Ведь так?»

«Из петель они тоже выбираться не должны, но он-то как-то выбрался», – поддержал диалог внутренний голос, и Лиа, хоть и предпочла его не услышать, дернула шпингалет в сторону петли и прижалась к двери спиной.

В этой комнате было значительно светлее, чем в гостиной, благодаря большому окну с тонкими шторками. Лунный свет и плотно закрытая дверь действовали успокаивающе, Лиа ощущала, как напряжение отваливается от нее кусками, словно присохшая грязь. Она глубоко вдохнула и выдохнула.

«Грустные вести: все мы вместе, но каждый из нас один... [1]» – строчки из песни легли ей на сердце, и Лиа не без труда проглотила подступающий к горлу комок. Но плакать было нельзя. Стоит пустить одну слезинку, и не заметишь, как уже все тело сотрясают рыдания.

«Веди себя тише, если хочешь выжить, будь ниже травы и мельче мыши», – жуткая считалочка для игры в прятки как нельзя кстати подходила к тому, что должна была сейчас делать Лиа. Чтобы выжить, нужно быть внимательной и осторожной. Но была ли она такой? Мог ли Норт уже услышать ее, когда она проникла в дом?

«Вряд ли, – сказал внутренний голос, – раз до сих пор ты не слышишь его шагов. Но будь на чеку, если он поймет, что за дверью живой человек, то начнет ломиться сюда».

«Дом большой, а я маленькая, – подумала Лиа и как полевка проскользнула к кожаному дивану, – посплю и утром уйду через окно. Мне уже не в первой».

Она посмотрела на стоящий у стены рюкзак с висящим на нем брелоком-зайчишкой, которого она подарила Норту, и сердце опять защемило. Не дав воли эмоциям, Лиа зажмурилась и укрылась пледом с головой.

«Если он будет ходить по дому, я не хочу этого слышать».

[1] отрывок из песни «Небо на руках» группы Другой Ветер.

22(ПОСЛЕ) Квест

Красная лампочка горела. Она смахивала на сигнал светофора, возможно, поэтому подсознание велело ему не двигаться с места, в то время как сознание вопило: «Выходи! Не стой как истукан!»

Все, что нужно было сделать, так это переместить одну ногу вперед, дальше бы тело пошло по инерции. Но первый шаг к неизвестности… Нет ничего сложнее, чем это. Так просто заставить себя шагнуть, пока находишься в зоне комфорта и так сложно пошевелиться, когда перед тобой дверь, в которую не хочется входить. Первые шаги к преодолению себя требуют больших усилий, чем последующие.

«Нужно просто толкнуть тележку вперед, чтобы она перевалила через холм, – всегда говорил доктор Браламонтс, – и тогда она будет катиться и катиться, рассекая воздух без возможности развернуться назад».

Кулькен стоял минут семь или восемь, прижимая к груди небольшую подушку с дивана, прежде чем что-то произошло. Тележка поднялась на холм. Нога двинулась вперед, и остановиться теперь было невозможно. Словно в тумане, Кулькен ощутил, как в руке провернулась холодная металлическая дверная ручка. Ему казалось, что тело просто устало от нерешительности и взяло бразды правления. Миновав дверной проем, он оказался в небольшом коридорчике, ведущем к лифтам и пожарной лестнице. Не пройдя еще и половины расстояния, Кулькен понял, что рука уже тянется к дверной ручке, которая с этой стороны открывалась беспрепятственно. Ехать на лифте было неблагоразумно, генератор хоть и включен, но в таких обстоятельствах лучше не рисковать. Открыв дверь, Кулькен помедлил. Если генератор заглючит, дверь к пожарной лестнице может остаться заблокированной, и он уже не сможет попасть в свою крепость. С грустью посмотрев на подушку, Кулькен вздохнул.

– Тебе, придется остаться и подстраховать меня. Понимаешь?

«Конечно же нет, тупой ты осел, – ответило ему Я, – это всего лишь синтепоновая подушка!»

Подложив ее в проем двери, Кулькен отправился в свое путешествие по ступенькам, навстречу к тому, что он больше всего на свете ненавидел: к веселью, поздравлениям и похлопываниям по плечу от людей, которых боялся.

Одолев один пролет, Кулькен решил, что его, скорее всего, ждут именно на этом этаже. В прошлом году сотрудники компании устроили ему вечеринку-сюрприз, от которой у него потом еще четыре дня дергался глаз. И за год до этого на этом же этаже организовали совещание, а потом, откуда ни возьмись, повыскакивали клоуны.

«Клоуны! – в сердцах возмущался Кулькен. – Более страшных и отталкивающих персонажей сложно придумать!»

Конечно, на традицию это не тянуло, но он был уверен, что ждут его именно здесь. Коснувшись очередной дверной ручки, Кулькен замер. Сотрудники уже, конечно же, в курсе, что он вышел из убежища, но нужно дать им возможность собраться всем вместе. Он взглянул в камеру, висевшую высоко в углу, а затем быстро отвел глаза. Ему было не по себе думать, что они его видят, а он их нет. Постояв так еще минуту-другую, наконец распахнул дверь. То, что представилось взору, ошеломило его.