Текст книги "Под крылом Ворона (СИ)"
Автор книги: Svir
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Dos idiota! Tontos! Maldición!..
Постель рядом с Диком прогнулась, и на его плечо опустилась прохладная ладонь.
– Ричард? – позвал Алва мягким, совершенно ему несвойственным тоном. – Спите. Еще рано вставать. Ну что вы, в самом деле…
От его слов (а главное – тона) захотелось разреветься, как младенцу, и чем сильнее Дик не давал рыданиям воли, тем больше сдавливало горло. Он даже начал тихо всхлипывать.
На мгновение стало светлее, послышался тихий хлопок – Салина вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. В волосы зарылись чужие пальцы, а прямо над ухом произнесли тихо и печально:
– Это пройдет, взрослеть всегда тяжело, уж поверьте.
Захотелось возразить. Уж Ворон точно не мог ничего знать о невзгодах Дика. Только он, к счастью, не успел произнести обидных слов – вовремя вспомнил разговор дядюшки Эйвона и отца. Алва ведь потерял почти всех родных и, наверное, все же знал, о чем говорил.
А потом Дик вспомнил другое: он прятался на чердаке и случайно подслушал разговор отца, герцога Придда и маркиза Эр-При. Дик был тогда еще очень мал, но говорили точно об Алве! Его хотели убить, причем недостойно, чужими руками, и даже не кинжалом наемного убийцы, а с помощью женщины!
Означало ли это, что Ворон имел полное право хотеть отомстить Эгмонту Окделлу?.. Дик сам не понял, как спросил вслух. Но произнес точно – Алва весь напрягся.
– Не думаю, будто ответ важен здесь и сейчас, – ответил он после долгой паузы. – Выздоравливайте, Ричард, а там сами как-нибудь разберетесь… или кто-нибудь подскажет из ваших разлюбезных Людей Чести.
Последнее он произнес таким тоном, что не возникло сомнений, как именно Алва относится к советчикам. Впрочем, Дику тоже не нравилось, когда им помыкали. Он думал, Алва теперь встанет и уйдет, но тот пересел ближе, устроился удобнее на постели и даже взял его за руку.
– Спите, – предложил он. – Проблемами всего мира займетесь как-нибудь на досуге, – а потом запел тихо-тихо, на кэналлийском, который оказался певучим, красивым и совершенно не вязался у Дика с понятием «варварский» или «дикарский». Дриксенский подходил к этим неблагозвучным определениям гораздо сильнее, поскольку звучал отрывисто и коряво. На нем даже признание в любви, наверное, ничем не отличалось от ругани теток на базаре или приказов солдатам перед боем.
Алва пел и перебирал его волосы, хотя совсем недавно говорил, что воспитанник – обуза для него. Но разве станешь так вести себя с совершенно ненужным, навязанным, ненавистным тебе человеком? Видимо, Алва тот еще враль и его слова не стоит принимать всерьез. Лучше обращать внимание на поступки.
Последняя мысль окончательно примирила Дика с происходящим, и он наконец успокоился и заснул.
***
На столе было столько всего – аж глаза разбегались: и фрукты, и какая-то ни на что не похожая выпечка (далеко не в единственном экземпляре), и кашеобразная масса с кусочками яблока и винограда. Такой его кормили во время и после болезни, при этом извинялись за скудность трапезы и ссылались на лекаря, который, дескать, потребовал воздерживаться от разнообразия в пище.
Воздерживаться! Видела бы и пробовала бы эту кашу матушка!
А еще Дик с интересом и недоверием косился на каких-то гадов, напоминающих речных раков, но чуть ли не в два раза крупнее (раков Дик любил), полукруглых моллюсков нежно-розового окраса и мелких спрутиков, при взгляде на которых Дик задумался, является ли поедание гербовых животных союзников приемлемым (и можно ли вообще так называть Приддов, если отца они предали).
Однако самое коварное заключалось в наличии подле тарелки нескольких столовых приборов в виде ложек аж трех видов, вилок с различным числом зубьев и ножей, отличимых как по форме, так и заточкой.
– Разрубленный Змей! – невольно вырвалось у Дика.
Раздался смешок.
Алва после той ночи избегал его, а если случайно встречал в коридоре – обязательно бросал что-нибудь язвительное или малоприятное. Иной раз казалось, тихий напев и рука, гладившая по волосам, привиделись, но Дик гнал от себя эту мысль, присматривался внимательнее и все сильнее убеждался: он просто лгун, к словам которого нельзя прислушиваться. Скорее всего, почему-то вбил себе в голову, будто герцог Алва обязан относиться к герцогу Окделлу… как воплощение закатной твари.
– Доброе утро, Ричард, надеюсь, вы в добром здравии, – проговорил Алва и сел за стол, почти открыто ухмыляясь и посмеиваясь.
Обычно он завтракал у себя или уезжал куда-то до рассвета. Не иначе, сегодня он решил поразвлечься за счет воспитанника.
– Благодарю, со мной все хорошо, – ответил ему Дик и спросил: – Сегодня какой-то праздник?
– Не думаю, – Алва приподнял бровь, и Дик сообразил, что непозволительно долгое время стоит подле стула и смотрит на разнообразие на столе. – Повара жаждут узнать вкусы нового обитателя замка. Будьте осторожнее с выбором блюд. Попробуйте всего понемногу и скажите по завершении трапезы о своих предпочтениях.
Говорил Алва вроде и спокойно, но глаза так и сияли, а уголки губ стремились вверх. С одной стороны, его следовало ненавидеть за учиненное издевательство, с другой – уж больно сильно хотелось улыбнуться в ответ.
– И чего вы ждете?
Дик покосился на кашу. Та была привычна, более того – пришлась ему по вкусу, но любопытно же попробовать и остальные блюда. Увы, Дик не знал, какими приборами нужно пользоваться и что вообще перед ним такое. Ну хорошо, виноград и яблоки он определил. А как называется вон тот волосатый фрукт?
В конце концов он наверняка разобрался бы. Однако выглядеть перед Алвой воплощением собственного гербового животного в одомашненном виде он точно не желал.
– Видимо, мне придется разориться еще и на ментора по этикету, – словно самому себе проронил Алва.
Дик тотчас вспыхнул. Ему даже есть расхотелось.
– Вы… вы несправедливы, – вырвалось у него.
– И по риторике. Я о нем не забыл, – прибавил Алва. – Обилие междометий, произносимых вами не к месту, начинает меня откровенно беспокоить. Талигойский не является моим родным языком, однако даже я понимаю, что изъясняться подобным образом недопустимо.
Все! На этом завтрак был безнадежно испорчен. Если бы Дика с детства не приучили к уважению и благодарности даже к слугам, наготовившим столько всего, он непременно встал бы и ушел.
Кажется, Алва того и ждал, поэтому Дик остался, вздохнул и принялся за кашу.
– В Надоре вас не баловали разносолами? – неожиданно нормальным, почти мягким тоном поинтересовался Алва.
– Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
Алва вынул из вазы волосатый фрукт, разрезал пополам и взялся за ложечку. Дик, подумав, повторил его действия. Зеленая мякоть оказалась кисло-сладкой и приятно пощипывала язык. Затем пришел черед моллюсков, которых Алва назвал camarón, осьминожек и огромных cocallo – ракообразных обитателей здешних рек.
Пироги содержали множество начинок, оставшихся для Дика в большинстве своем неизвестными. Ну хоть корицу определил, которую Алва отчего-то упрямо именовал canela.
Хрупкое перемирие восстановилось будто само собой, и настроение Дика поднялось. Настолько, что он дерзнул сказать:
– Я думаю, герцог, если бы вы гостили у меня в Надоре и на ужин подали бы, например, крю-агр, то вы тоже не знали бы, как к нему подступиться.
– Опишите это загадочное блюдо, – предложил Алва.
– Выглядит как пирог. Однако внутри него находится бульон. Если крю-агр рыбный, то содержит ломтики лимона, лосося и зелень; если мясной, то кусочки говядины и клюкву. Главное при поедании этого блюда – правильно срезать «крышечку», поскольку иначе…
– Все содержимое окажется на тарелке, – усмехнулся Алва.
– Хуже. На вас, – фыркнул Дик. – Крю-агр по размеру… – он поискал глазами и наткнулся на крупный, чуть ли не с его голову фрукт, – как вон то в оранжевых чешуйках.
– Piña? – Алва уже открыто смеялся. – Ох!.. Да, тогда это был бы номер. В следующий раз, как буду в Надоре… – он резко замолчал, видимо, подумав о том же, о чем и Дик (про подавление очередного восстания), и неожиданно проронил: – Может же так произойти, что герцог Надора пригласит в гости своего бывшего старого опекуна?
– Наверное, – ответил Дик и улыбнулся.
========== Вепрь со шпагой ==========
– От-вра-ти-тель-но… – произнес Рокэ по слогам и отвернулся от окна. Внизу, во дворе, Ричард Окделл в очередной раз уронил шпагу. – Это просто…
– Repugnante, – подсказал Салина, устроившийся возле стола в его кресле и заканчивающий уже второе письмо.
– Ни в какие ворота! – огрызнулся Рокэ. Он мог понять все что угодно, но не отвратительное фехтование!
Например, абсолютное неумение подопечного танцевать (вряд ли Мирабелла Окделл любила светские развлечения) Рокэ не удивило. Он нанял учителя танцев и представил Ричарду (это неописуемо удивленное, насупленное лицо стоило видеть!). На первом занятии Рокэ откровенно потешался, а Ричард наконец-то освоился достаточно, чтобы огрызаться в ответ, и, надо отдать ему должное, порой весьма неплохо. Раньше Рокэ полагал, будто у северян напрочь отсутствует чувство юмора, но Ричард то ли еще не успел его отморозить, то ли был не совсем северянином. Его словесный пассаж по поводу плясок с бубнами Рокэ развеселил.
Он наплевал на собственное решение не возиться с мальчишкой и потащил того на городские танцы. В результате желание шутить он у Ричарда отбил напрочь (особенно когда присмотрел хорошенькую дориту и вывел в круг), а потом пообещал устроить в замке турнир по чаконе и сальтарелло. Уже вторую неделю Ричард не упрямился и занимался танцами с усердием.
– Я отказываюсь понимать, как можно в годы Ричарда махать шпагой, словно дубиной, и совершенно не уметь правильно двигаться! Кто его учил?! Или Мирабелла Окделл считала, будто мастерство приходит вместе с титулом?
Если бы Алваро Алва рассмотрел такое убожество в собственных детях, он отправил бы их в Багряные земли с глаз долой, а то и в сапфировые копи (нечего перед нар-шадом позориться). И плевать Рокэ хотел на то, что Ричард – Окделл, а не Алва. Его воспитанник обязан быть лучшим. Во всем. Точка! А если воспитаннику что-то не нравится, он может засунуть свое недовольство в… то, что находится пониже спины.
– Неуклюжий тупой вепрь, не знающий, за какой конец брать благородное оружие, – прошипел Рокэ, хватаясь за кувшин и наполняя бокал.
– Groseramente, то есть грубо, – фыркнул Салина. – Ты только ему не скажи об этом.
– Уже. Твой очередной совет запоздал.
– И… что?
– Вызвал! Чем окончательно меня разочаровал. Помяни мое слово, с таким гонором при отсутствии умения Ричард и дня не проживет в столице. Идиот малолетний…
– Рокэ… – Салина не сдержался и прыснул в кулак.
– И я отказываюсь понимать, что ты находишь здесь смешного. На месте Гонзало я давно убил бы неумеху. ЭТО не фехтование, а Леворукий не знает какая гадость!
– А если я скажу, что соберано Алваро отзывался о тебе в похожем тоне?
– То уже я вызову тебя! – огрызнулся Рокэ. – И… да как вообще ты можешь сравнивать?!
– Тебя с соберано Алваро?
– Меня с Ричардом! Его хочется прибить, дабы не мучился. Это проще, нежели обучить!
– Но не всем же рождаться со шпагой в руках, – возразил Салина, откладывая перо. – Некоторых приходится учить.
– Неужели? – передразнил Рокэ.
– Соберано Алваро подарил тебе шпагу года в четыре, если не ошибаюсь.
– Не помню, – отмахнулся Рокэ. – А Повелитель Скал, видимо, путал наследника с дочерьми и подкладывал ему кукол и пяльцы? Надо проверить эту мысль и выдать Ричарду иглу. Должно быть, с ней он более проворен.
– Своди его в старую галерею и дай подержать меч Рамиро, а лучше Горика, он ведь хранится в Алвасете, – предложил Салина. – Налей вина, будь другом.
– Зачем? В смысле меч, а не вино, – Рокэ исполнил просьбу и передал ему бокал.
– Затем, что если в Кэналлоа ребятня бегает с палками, воображая шпаги, то в Надоре – с деревянными мечами. И тот же Гонзало не устает нахваливать рубящие удары твоего Рикардо, которые, в отличие от колющих, удаются ему выше всяких похвал.
Рокэ приподнял бровь.
– Ты вот не сообразил бы дать в руки воспитанника короткий морисский меч, а Гонзало догадался. Как утверждает Берто, он в жизни ничего подобного не видел.
– А ты видел?
– Я при этом не присутствовал, – признался Салина, – но Берто прожужжал мне все уши. – Раньше ему с трудом давалась морисская сабля. Во многом потому, что Берто не понимал, зачем учиться владению ею, если есть шпага. Теперь готов тренироваться с утра до вечера.
Рокэ вздохнул. Пожалуй, если Ричард действительно столь хорош…
– А Берто что же, не пришел познакомиться? – спросил он. За Ричарда стало слегка обидно. – Вроде он никогда не отличался стеснительностью.
– Я не знал, как ты к этому отнесешься.
– Запретил? – удивленно и уязвленно спросил Рокэ. – Если ты думаешь, что мой Ричард…
– Я опасался твоего неодобрения.
– Моего?! – Рокэ пригубил вина и отставил бокал на подлокотник кресла. – Да с чего вдруг? Если бы в возрасте Ричарда я остался совсем один, то свихнулся бы уже через неделю! У него же никого нет. До сих пор!
– Ты с десяти лет убегал в порт, – напомнил Салина.
Рокэ широко улыбнулся.
– Ага. А когда гостил на Марикьяре…
– То тебя никто не мог остановить, включая собственных родителей и угрозы телесных наказаний, – покачал головой Салина. – Так вот: мне казалось, тебе не нужны подобные проказы со стороны Ричарда. Это пока он идеальный воспитанник: послушный, не капризный, молчаливый, ответственный. Берто очень быстро научит его плохому.
– Как бы Рикардо сам не научил его этому плохому! – воскликнул Рокэ, совершенно не понимая, из-за чего завелся, просто возникло ощущение, будто родич принижает какие-то умения или достоинства воспитанника (и без разницы, что тот Окделл).
– В таком случае я разрешу Берто с ним встретиться.
– Да уж, будь добр, – фыркнул Рокэ и посерьезнел. – Тем более скоро я уеду, и Ричард останется совсем один.
– В Талиг?
– Я зачем-то очень сильно понадобился Его Высокопреосвященству и королю в придачу, – ответил Рокэ. – Впрочем, это ненадолго. Месяца два. Войны вроде никакой не намечается, а у меня такая обуза, за которой глаз да глаз нужен.
– Ты только Ричарду так не говори. Или снова «уже»?
– Я скажу. Но не Ричарду, а Дораку, – заверил Рокэ. – Вообще-то надо признать – я даже в выигрыше. Если бы кардинал не навязал мне Ричарда, пришлось бы прозябать в столице, таскаться в дворцовый ызаржатник, иметь дело с королевой, а не сидеть дома, наслаждаясь вином и закатами.
– Соберано Алваро назвал бы подобное времяпрепровождение дезертирством, – заметил Салина.
– А мне плевать, – в тон ему ответил Рокэ. – У меня здесь Повелитель Скал необъезженный: под седлом – то есть в придворных тряпках – ходить не умеет, гарцевать – танцам – не обучен, за себя постоять не может ни в словесной баталии, ни с оружием в руках. Ну и на кого я его такого оставлю? До Лаик чуть больше трех лет!
Салина постарался скрыть улыбку, но Рокэ заметил хитрое выражение его лица, хотя и не счел нужным заострять внимание.
– Ладно, – сказал он, – пойду кое-что проверю, – и сорвался с места раньше, чем Салина спросил. В голову пришла забавная мысль.
– Эй, юноша! – выкрикнул Рокэ, выбежав во двор. – Ловите!
Ричард поймал ножны машинально и потому достаточно ловко. Причем левой рукой, поскольку в правой сжимал шпагу.
– Это сабля, – сообщил Рокэ, – оружие морисков.
Гонзало хотел возразить, но Рокэ остерегающе поднял руку. Он знал, что делает!
Ричард вложил шпагу в ножны и обнажил новое оружие.
– Боевое… – произнес он восторженно, с придыханием, ловя клинком солнечный луч.
– Сумеете продержаться против меня четыре минуты – и я покажу вам меч знаменитого предка.
– Моего? – не понял Ричард.
– Полагаю, оружие Предателя и Вешателя вас не заинтересует, – усмехнулся Рокэ и все же пояснил: – Ричард Горик завещал отдать свой меч регенту Талига Рамиро Алве.
Ричард размышлял некоторое время, а потом заявил:
– Я продержусь восемь минут, но вы покажете мне всю оружейную.
– Да вы наглеете! – рассмеялся Рокэ и приказал: – В позицию!
***
В библиотеке горел свет, хотя время было уже позднее. Рокэ толкнул дверь и тихо прошел внутрь, стараясь не тревожить увлеченно читающего воспитанника. Тот, впрочем, все равно заметил его, приподнял голову и поздоровался.
– Приятно удивлен. Думал, вы читаете Дидериха, – сказал Рокэ.
– Которого вы терпеть не можете? – уточнил Ричард. – Я ознакомился с ним еще в Надоре. Не сказал бы, что горю желанием перечитывать его постоянно.
Рокэ кивнул.
– Но не может быть, чтобы у вас в замке не нашлось экземпляра «Талигойской баллады», – заметил он, подойдя и заглянув через его плечо.
– Нашелся, да не тот, – ответил Ричард и нахмурился.
Напряжение разлилось в воздухе, и Рокэ поспешил отступить. Пусть с мальчишкой в последнее время удавалось сосуществовать мирно и даже иной раз находить общий язык, приближаться столь близко, да еще со спины явно не стоило. Рокэ и в голову не пришло бы ударить подопечного кинжалом – зачем?! – но у того, по всей видимости, имелись собственные соображения по этому поводу.
– У нас… совсем иначе, – произнес Ричард, и в его голосе обозначилась то ли печаль, то ли злость, то ли разочарование. Он не скрывал эмоций, не следил за лицом, но Рокэ не сказал бы, будто умел читать по нему как в книге: слишком много всего, причем одновременно. К тому же Рокэ никогда не страдал излишней проницательностью, ему попросту не было нужно подстраиваться под кого-то. Обычно окружающие сами заглядывались на него. В детстве слуги и родня ловили каждый каприз и прихоть (еще бы: такие глазки, «ути-пути»). Позже друзья держали его за заводилу. Только отец пытался давить, влиять, даже ломать под себя, и Рокэ старался лишний раз не попадаться ему на глаза.
– Вы можете подумать, зафиксировать мысль в голове, а затем изложить стройно и ясно? – поинтересовался Рокэ, к своему собственному удивлению не разозлившись. – Лучше уж театральные паузы, чем бессвязный поток слов.
– Прошу прощения.
– Да мне-то что?! – воскликнул Рокэ и рассмеялся. – Вам жить! А люди недалекого ума, которых, к слову, во дворце каждый второй, воспринимают молчание за признак ума. Заик же не любит никто.
Он ждал от мальчишки срыва, обид, оскорблений в ответ, но тот лишь нахмурился еще сильнее, а потом сказал:
– Я не знал, что именно Рамиро был единственным, кто принял вызов бастарда Франциска. И про спасение им сына Алана Святого в нашей балладе тоже ничего не написано… А еще поступок герцога Придда теперь выглядит иначе – как предательство и узурпация власти.
Рокэ не нашелся с ответом. Ему и в голову не могло прийти, будто в угоду ненависти и кровной вражде некто будет перевирать древние тексты.
– А о чем же в таком случае написано в вашей балладе? – поинтересовался он.
– Эктор Придд – истинный Человек Чести, подхвативший меч, выпавший из рук неспособного править монарха. Он был бесчестно убит Рамиро Предателем, который зарезал и короля Эрнани, а потом открыл ворота бастарду Франциску.
– Ужас, – съязвил Рокэ. – И какое словечко вы используете: «зарезал». Словно корову или барана.
Он думал, что иронии Ричард не уловит, но тот усмехнулся и заявил:
– Отвратительный бред. Но самое грустное, герцог, заключается в том, что я ему верил.
Рокэ пожал плечами и, ухватив ближайший стул, сел рядом.
– А вы не думаете, будто потомки Рамиро попросту захотели обелить его? Именно поэтому наша «баллада» содержит такие подробности? – спросил он. Ему вдруг стало не по себе: Ричард ведь мог отойти от одной чуши и с головой погрузиться в другую. Пусть кардиналу оказался бы выгоден подобный Повелитель Скал, но Рокэ точно не хотел видеть собственного воспитанника недалеким болваном.
Ричард покачал головой.
– Почему? – Рокэ действительно стало интересно.
– В библиотеке Надора содержались не только легенды да пьесы Дидериха, но и мемуары некоторых представителей рода. Про случай, когда Ричарда Горика едва не закидала камнями толпа во главе с эсператистским проповедником, известно. Правда, стоило Айри упомянуть об этом, матушка приказала изъять из библиотеки все тексты, выставляющие слуг Создателя в нелестном свете.
– Вы переписываетесь с сестрой?
Ричард кивнул.
– А вам как будто не докладывают.
– Не имею привычки читать чужую переписку, если для меня в ней нет ничего интересного, – признался Рокэ.
– Значит, сам факт вы не отрицаете?
– Я точно не отрицаю того, что буду добывать сведения любыми средствами, если они способны помочь делу или отвратить беду, но праздным любопытством я не страдаю, можете быть спокойны.
Он думал, Ричард оскорбится, но тот только пожал плечами и принялся рассказывать:
– Айрис неожиданно проявила талант к сложению историй.
– Это неудивительно, – ответил Рокэ. – Графиня Савиньяк, взявшая на воспитание вашу сестру, любит сочинительствовать. Жаль, вы, подобно сестре, не переняли у меня что-нибудь полезное, – добавил он, хотя и не собирался. – Например, манеру держаться или способности к фехтованию. Впрочем, почти готов признать: в Лаик вы не пропадете.
– Отец не слишком лестно отзывался об этом заведении, – заметил Ричард. – Рассказывал, что на ночь там запирают, да и само содержание больше напоминает тюрьму.
– Спросите Салину, – предложил Рокэ. – Уверен, он с удовольствием поведает вам несколько историй из своего унарского прошлого.
– А вам недосуг?
– Недосуг, вот именно, – сказал Рокэ и, вопреки себе, принялся рассказывать: о старом замке-крепости, монахах с зелеными свечами, Арамоне, кошачьем корне, которым они однажды натерли дверь фанатично верующего ментора землеописания, и как тот боялся выйти из комнаты и сорвал урок, о многом и многом еще.
А Ричард слушал и не перебивал.
– Завтра я покину Алвасете, – сказал Рокэ напоследок, – так что можете выдохнуть с облегчением. На какое-то время вы избавитесь от чудовища в моем лице.
Ричард при этом выглядел отнюдь не обрадованным.
– В столицу? Или…
– Если вас интересует, не подняли ли какое-нибудь новое восстание, пока вы находитесь здесь, у меня в плену, то можете не беспокоиться. И войны никакой не намечается. Увы, у Первого маршала Талига слишком много обязанностей и в мирное время. И снова вы мямлите, каррьяра!
– Cuando vuelvas? («Когда вернетесь?») – спросил Ричард.
========== Первый друг ==========
– Эй!
Дик обернулся. У ствола раскидистого дерева стоял смуглый черноволосый мальчишка, на вид примерно тех же лет – возможно, даже слегка постарше. Дик не то чтобы недолюбливал сверстников, но как-то слишком мало имел с ними дело. Он привык возиться с сестрами, но это ведь совсем другое.
Уже потом, когда выяснилось, что мальчишка не просто некто, забравшийся в сад соберано, не отпрыск какого-нибудь слуги, а вполне себе рэй и вообще сын маркиза Салины, Дик сменил гнев на милость. Все же общаться с ровней было гораздо проще.
– И как все-таки тебя звать? – спрашивал Дик, когда они уже вдвоем сидели рядом на ветке того самого дерева, возле которого познакомились, и болтали ногами. Алва, наверное, в ярость пришел бы от такого зрелища, он ведь постоянно кривил нос, несмотря на все попытки Дика все делать правильно и достойно герцога, а тут выходка, явно присущая какому-нибудь босяку. – Луи или Альберт?
– Брр, – скривился юный Салина. – Есть в этом Альберте нечто дриксенское. Меня можешь звать просто Берто. А у тебя второго имени нет? Ричард, если честно…
– Дикон, – торопливо вставил Дик. Он уже понял, что, если не представится уменьшительным именем, его очень быстро и не спросив примутся звать Рикардо.
С Берто оказалось весело. К тому же Алва уехал, и некому оказалось воротить нос и бросать язвительные комментарии. Рядом с Вороном Дик постоянно чувствовал себя как ызарг на сковородке и каждое мгновение ждал подвоха, но с ним почему-то было интересно, иногда даже очень. Пусть Дик сам считал подобные чувства совершенно неправильными и недостойными, он скучал.
Берто, как и любой марикьяре, бредил морем. У него имелась лодка, в которой удалось бы доплыть до ближайших островов, но пока он столь опрометчивых поступков не совершал: то ли боялся неудовольствия отца, то ли компании подходящей не находилось. Берто, разумеется, утверждал второе и взахлеб рассказывал про морские сражения и гадов, обитающих в глубине, но иногда поднимающихся на поверхность.
– …И тогда огромный кальмар как саданет по дриксенской барке! – горячился он, увлеченный собственным рассказом. – Она «кряк!» – и напополам.
Дик кивал, но мысленно качал головой. Не верил он в огромных кальмаров и спрутов с морскими ведьмами. Да и какой смысл огромному чудовищу нападать на корабль? Он же невкусный, а матросы слишком мелкие и костлявые – на один зуб (если, конечно, у кальмаров имеются зубы). Вот акул Ричард побаивался, в акул он верил и даже видел их челюсти. Однако, как утверждал Берто, те водились гораздо южнее, редко встречались даже близ Багряных земель и на людей специально не охотились.
– Акулы, – говорил он, – как ваши медведи или ирбисы. Конечно, если есть нечего – нападут, но специально выслеживать не станут.
– Много ты знаешь о медведях, – ворчал Дик и принимался рассказывать услышанные им самим байки. – А еще в надорских лесах рыси водятся, и вот они точно как закатные твари.
– Это такие большие кошки? С кисточками на ушах?
– Именно, – кивал Дик. – Так вот: если их разозлить, они мстят. Нашего бывшего лесничего рысь загрызла.
– Да ладно? Она же маленькая, куда ей целого человека съесть?
– А ты ее живьем видел?
– Нет.
– И не из-за голода она. Лесничий капкан поставил, рысь попалась, отгрызла лапу и ушла, а потом начала мстить, долго-долго выслеживала. Лесничий не робкого десятка был, да и осторожный. Так рысь забралась прямо к его дому. И когда он по нужде вышел, прыгнула сзади на плечи, повалила и в шею вгрызлась!
Вот так они и общались.
Постепенно темы разговоров стали разнообразнее, начали касаться уроков или истории. Только с политикой не складывалось. Несколько раз они расставались чуть ли не врагами, особенно когда говорили о Раканах или соберано. Берто, казалось, было откровенно плевать на узурпировавшего власть Оллара, но за единственное нелестное слово об Алве он едва не набрасывался на Дика с кулаками.
Временами Дик уходил к себе в абсолютной уверенности, что их дружба закончена. Однако утром следующего дня просыпался от камушков, стучавших по оконной раме, свиста, либо Берто окликал его в саду неизменным «Эй!» или «Hola!»
***
«Рокэ, герцогу Алва, соберано Кэналлоа.
…Смею заверить, герцог, я был прав. Когда вы все же соизволите почтить вниманием собственный благодатный край и воспитанника (не менее собственного, хоть и забыли об этом при первой возможности), то найдете его сильно изменившимся. Как я предполагаю, не в лучшую сторону, но тебе, Рокэ, понравится.
Что же касается торгового договора с нар-шадом, то все идет как обычно. Несколько беспокоит возросшее число контрабандистов, но это уже дело морской стражи.
Маркиз Салина».
***
«Маркизу Салина лично в руки от соберано.
Морскую стражу усиль. Кто у нас сейчас в отпуске на Марикьяре? Ротгер? Я думаю, он будет не прочь отдохнуть от отдыха (оцени каламбур) и слегка протрезветь, а заодно развеяться. Контрабандисты исчезнут в течение нескольких дней, гарантирую.
P.S.
Разумеется, Ричард изменился. Он же растет и, я надеюсь, уже не напоминает то бледное недоразвитое создание, что я видел перед отъездом. Деликатесы Кэналлоа рано или поздно должны пойти ему впрок. Кстати, сколько ему уже? Четырнадцать? Начинай потихонечку приучать к вину, иначе в будущем мальчишка столкнется с проблемой всех северян».
***
«Для соберано.
Вместе с Вальдесом в море напросился Берто и, разумеется, прихватил с собой «лучшего друга Дика» (не удивляйся, но последний месяц Ричард гостит у нас на Марикьяре). Не то чтобы я опасался, но трое детей на одном корабле (а Ротгер – тот еще ребенок великовозрастный) – как искра в пороховом трюме. Когда ты угнал «Каммористу», с вами поехал Рамон. И вам было не по тринадцать лет (да, Рокэ, Ричарду тринадцать, а не четырнадцать – до сих пор! – день рождения лишь в следующем месяце).
Так или иначе, но контрабандисты исчезли. Сами. «Астэра» не ввязалась ни в один бой и благополучно вернулась в порт, совершив четырехдневный вояж. Ротгер недоволен, мальчишки счастливы.
Что касается вина, то юные доры справляются сами: точно таким же образом, каким ты в свое время с тем же Ротгером (а я предупреждал, что Берто плохо повлияет на твоего в прошлом со всех сторон идеального воспитанника). Разумеется, слуги вышколены, молодежь в пьяном виде на глаза не попадается, но бутылки из моей винной коллекции пропадают с завидным постоянством. Когда вернешься, потребую возмещения морального ущерба.
P.S.
Каламбур не оценил. Не смешно».
***
«Маркизу Салина лично в руки от соберано.
Отписал в Кэналлоа, бутылки будут переправлены тебе в самом скором времени.
Я не успеваю вернуться к Весенним Волнам, надеюсь быть к Скалам. Королей, собак и кардиналов надо держать на расстоянии, иначе они наглеют и садятся на шею. На моей уже есть кому сидеть, и вряд ли Ричард готов потесниться. Подари ему мориска, что ли. Ты говорил, он любит лошадей.
P.S.
Тренируй чувство юмора».
***
«Соберано Рокэ.
Рокэ, приезжай. Я не справляюсь.
Порой хочется всыпать, причем обоим.
Я успокаиваюсь тем, что даже соберано Алваро пальцем не трогал своих отпрысков. Никогда. Даже тебя. К тому же я имею право наказывать только Берто.
В общем, в порту теперь каждая собака знает наших милых hijos (это не моя фигура речи, кто-то пустил слух об усыновлении тобой нынешнего Повелителя Скал). Я совершенно не удивлюсь, если в один прекрасный день у них хватит ума пробраться на чей-нибудь корабль и благополучно отплыть искать приключений в Багряные земли. На Марикьяре приключения явно заканчиваются.
Ричард обрадовался мориску. Правда, я не берусь судить, чему больше: самому коню или известию, что он от тебя.
Четырнадцатилетие юноши отметили со вкусом. В борделе. И слов у меня по этому поводу нет. Эмоций, впрочем, тоже.
P.S.
Он скучает».
***
«Маркизу… а, и так ясно.
Возвращайтесь в Алвасете. Странно, что ты сам не додумался до этой светлой идеи. Пустил марикьяре на Марикьяру, а теперь страдаешь. Чувствую, праздность бытия действует на тебя отупляюще.
В порт не пускать! Я не хочу повторения для Ричарда судьбы Альбина Борраски и не заинтересован в торговле между Багряными землями и Надором (да, я коварен!).
В остальном… Мальчишке четырнадцать, и я не понимаю, чего ты взъелся на него из-за этого борделя. Вряд ли Берто повел его в какое-то ненадлежащее место. Или ты ждал, что я лично займусь невинностью Ричарда, а точнее ее устранением? Леворукий упаси! Если он самостоятельно избавился от девственности, его стоит хвалить, а не ругать. Я, кстати, решил сию проблему примерно в том же возрасте.
