Текст книги "Под крылом Ворона (СИ)"
Автор книги: Svir
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
========== Вместо пролога ==========
– Я не собираюсь возиться с мальчишкой, – Рокэ удалось произнести эту фразу совершенно спокойно, хотя внутри все закипало от возмущения. – Не думаю, будто Первый маршал Талига найдет время на обязанности няньки.
Дорак тепло улыбнулся ему.
«Жди гадости», – подумал Рокэ и потянулся к бокалу.
– Герцог Алва, – произнес Дорак, и Рокэ оставил бокал в покое: рука могла дрогнуть, а вино неминуемо выдало бы это. – В сложившихся обстоятельствах Его Величество счел вас лучшей кандидатурой в опекуны юного герцога Окделла.
– И вы не смогли убедить его отказаться от этой идеи? Не верю, Ваше Высокопреосвященство, – заявил Рокэ. Он терпеть не мог, когда ему навязывали кого бы то ни было, будь то королева, принц крови или малолетний герцог, не говоря о птицах более низкого полета. Однако если с бледной розой всея Талигойи у него было заключено нечто вроде взаимовыгодного соглашения, то мальчишку ему просто сажали на шею, и груз вполне мог стать непомерным.
– Я не вижу лучшей кандидатуры, – Дорак улыбался уже широко и открыто.
– Неужели? Отдайте его Ноймаринену, что ли, – предложил Рокэ.
– Человеку, ратующему за разбитие герба Окделлов?.. Думаете, юноша признает его в качестве опекуна?
– А убийцу собственного отца он, разумеется, примет с распростертыми объятиями, – съязвил Рокэ.
– У вас нет объективных причин желать смерти Ричарду Окделлу, – заметил Дорак, – в отличие от герцога Ноймаринена и многих его отпрысков, которых тому следует обеспечить не только титулами, но и землями пообширнее и поплодороднее.
Рокэ фыркнул.
– Выходцу из Кэналлоа Надор может показаться суровым и холодным краем, но тому, кто живет севернее… – Дорак не договорил, позволяя Рокэ делать выводы самостоятельно. – Я, конечно, могу настоять на том, чтобы оставить мальчишку в продуваемом всеми ветрами разоренном родном гнезде. В этом случае его опекуном станет граф Ларак, а мы получим к Лаик второго Эгмонта Окделла. Тот же результат будет, если передать мальчишку под опеку кого-либо из Людей Чести.
– Ызаргов… – пробормотал Рокэ.
– У Вальтера Придда подрастает сын, ровесник Ричарда. Однако я не уверен, что это хорошая идея – учить камни изворотливости спрутов.
– О да, Ваше Высокопреосвященство, – усмехнулся Рокэ. – Учить скалы летать – идея намного привлекательнее. Не боитесь, что данный булыжничек прилетит прямехонько в вашу голову?
– Нет, Рокэ. Ведь летать его научите именно вы.
– А если Савиньяки? – предложил Рокэ, проигнорировав это утверждение.
– Графиня Арлетта берет на воспитание старшую из герцогинь.
– Вот как?
– Графиня соскучилась по женскому обществу, – сказал Дорак, потянулся к маленькой чашечке шадди и сделал небольшой глоток. – Ее Величество уже высказала опасение, что Айрис Окделл станет маршалом в юбке. Если она будет защищать Талиг, я даже не против. Как думаете, Рокэ, маршал в юбке укрепит нашу армию или разрушит ее изнутри? У бордонцев женщины воюют.
– Мне плевать, – огрызнулся Рокэ, сохраняя при этом самый вежливый тон, на какой только был способен. – Если вы продолжите вешать мне на шею всех кого не лень, до столь радостного события я точно не доживу. А Ричарда Арлетта взять не пожелала?
– Побойтесь Создателя, Рокэ, одного представителя рода Окделлов в одни руки – вполне достаточно. У вас отличное здоровье, я неустанно молюсь о его сохранности.
– А что с младшими?
– Они останутся с матерью, по крайней мере пока.
– Можно передать Ричарда, например, Валмону. Поднял же он как-то четверых сыновей, – не ухватиться за последний шанс он просто не мог.
– Рокэ… – протянул Дорак и постучал пальцами по столу.
– Ваше Преосвященство…
– В конце концов, именно вы создали эту проблему, – сказал Дорак и вышел победителем из словесного поединка.
– Я подавил мятеж, – все же возразил Рокэ.
– Огромной ценой и кровью. Кому нужна была ваша дуэль с Эгмонтом Окделлом? Можно подумать, выживи он, его казнили бы в Занхе… Рокэ-Рокэ, вы привели нас к нелегкой ситуации и проигрышному решению, с какой стороны на него ни взгляни. Вам и расхлебывать.
Когда-то приблизительно такими же словами говорил отец. Дорак был слишком близко знаком с Алваро Алвой и теперь то ли сознательно, то ли нет использовал его интонации.
Рокэ все же взял бокал, опустошил его залпом и, размахнувшись, запустил в камин, вложив в движение всю одолевающую его злость.
– Я уже ненавижу этого мальчишку! – признался он, хотя прекрасно понимал, что сам Ричард совершенно не виноват в своем незавидном положении. Ему попросту не повезло: родился не в нужном Доме, не в том месте и в неправильное время.
– Граф Манрик не прочь взять его под свое крыло, но в этом случае я не дам за жизнь герцога Окделла и дохлой мухи.
– Либо умрет, либо женится, – согласился Рокэ. – Признаться, я не готов к рыжим Окделлам. А вы, Ваше Высокопреосвященство?
– Я полагаю, вам пора обзавестись птенцом, Рокэ. Если не собственным, то хотя бы приемным.
========== С приездом ==========
Дик сидел с закрытыми глазами и поминутно то отдавался дреме, то прислушивался к звукам снаружи. Дорога петляла сначала в лесу, потом меж холмов, затем забралась в горы. Поначалу ему было интересно смотреть в окно, после наскучило. Небольшие городки и селения, которые они проезжали, быстро примелькались; постоялые дворы надоели.
В Надоре поездка в Кэналлоа казалась Дику архиважным событием. Он не радовался, но испытывал сильное возбуждение от того, что скоро покинет родной дом. Конечно, отправлялся в путь он при печальных обстоятельствах, но ничего поделать с собственным любопытством не выходило. Даже уверенность в том, будто герцогу Окделлу неуместно вести себя подобным образом – он давно не ребенок и теперь единственный мужчина в роду, – совершенно не помогала.
Теперь, когда окружающие красоты приелись, однообразие пути начало раздражать, а сам Дик умудрился подхватить простуду, – все виделось совсем иначе. Не просто поездка – сопровождение к месту заточения, в Кэналлоа, где станут ненавидеть его, а Дику придется ненавидеть в ответ: ведь кэналлийцы преданы соберано, который убил на дуэли Эгмонта Окделла.
Дик иной раз размышлял: солгали ли ему, рассказав о нечестном поединке или уточнив, что тот произошел на линии. Узнать о последнем вышло практически случайно, при этом Дик поставил в неловкое положение матушку, дядюшку Эйвона и отца Маттео.
Когда маркиз Салина объявил о поездке и о назначении герцога Алва опекуном Дика, тот высказал все, что думал, и упомянул о хромоте отца, который попросту не смог бы оказать достойного сопротивления во время поединка.
В ответ он получил насмешливое:
«Вы, конечно, юны, но уже должны бы знать: хромота одного из дуэлянтов не имеет значения, если дерутся на линии».
Дик перевел взгляд на матушку, ожидая возражений зарвавшемуся южанину, однако она подтвердила: отец сражался способом, проклятым самим Эсперадором.
Вечером Дика ожидал очень неприятный разговор… и не только. Казалось, щеку до сих пор покалывало, стоило вспомнить. Дик не держал на матушку зла, она была права, ударив, но, когда утром подали карету, подойти и попрощаться не смог, только кивнул, обнял сестер и отправился в путь.
С ним поехал всего один слуга. Матушка сказала, его рекомендовал хороший друг семьи. Высокий и тощий светловолосый Ганс являлся, по сути, чужим человеком, но в его обществе Дику все-таки было немного спокойнее, чем с черноволосыми, смуглыми и слишком шумными южанами. Кэналлийцы напоминали ему стайку галок: такие же черные и постоянно галдят. Правда, когда что-нибудь случалось, они тотчас замолкали и быстро решали любую проблему. Однажды у кареты полетела передняя ось, так ее каким-то образом починили, и она доехала до ближайшей деревни. Гансу пришлось пересесть на телегу с вещами. Самого же Дика взял в седло маркиз Салина.
Ах, какой же у него оказался конь! Гнедой, с рыжими подпалинами на ногах и звездой во лбу. Самый настоящий мориск. Дик о таком и мечтать не мог, а прокатиться на нем считал пределом мечтаний. Если бы не обстоятельства, он, наверное, пребывал бы в полнейшем восторге.
Карету ощутимо качнуло. Дик приложился плечом, открыл глаза и закашлялся. Ганс, сидевший напротив с Книгой Ожидания в руках, немедленно отложил ее, пересел и подал платок. Дик поблагодарил, давясь воздухом. Нос заложило, а виски сдавило, будто обручем. Карета остановилась, дверца распахнулась, и появилась обеспокоенная физиономия Салины. Его присутствие оказало неожиданно благотворный эффект: приступ кашля улетучился, словно его и не было.
– Как вы себя чувствуете, герцог?
Дик пару раз непонимающе моргнул, затем вспомнил, что теперь носит этот титул, и ответил как можно холоднее:
– Не стоит беспокоиться обо мне, маркиз.
Салина нахмурился, наверняка оскорбленный ответом. По крайней мере, Дик на его месте точно вышел бы из себя, однако Салина не ушел, а протянул ему флягу.
– Выпейте и выходите на свежий воздух, – приказал он.
Дик потянулся к фляге, но был остановлен скрипучим голосом Ганса:
– Герцогу лучше оставаться в карете, он неважно себя чувствует.
Наверное, не скажи он этого, Дик и сам отказался бы от прогулки, но с какой стати какой-то слуга решает за него?! Капитана Рута, например, Дик послушал бы безоговорочно, с Нэн мог бы поспорить, но все остальные обязаны были знать свое место.
– Благодарю.
Во фляге оказалось молодое вино с какими-то травами. Голова пошла кругом уже после двух глотков, но Дик взял себя в руки и вылез из кареты.
– Красиво.
Посмотреть действительно было на что. Они миновали перевал, отделяющий полуостров от остального Талига. Впереди лежала Кэналлоа: кутались в легкую синеватую дымку холмы и горы; зеленели, а где-то уже и желтели поля.
– Кэналлоа – приветливый край, герцог, – сказал Салина то ли просто так, то ли пытаясь в чем-то убедить или даже приободрить.
Дик предпочел проигнорировать эту реплику.
– Желаете пересесть в седло? Вам подадут коня.
Дик кивнул и не удержался от улыбки. Трястись в карете уже не осталось никакой мочи.
– А почему вы не выпускали меня из кареты раньше? – спросил Дик несколько часов спустя, когда они окончательно спустились с гор.
– Мы не то чтобы скрывались, но не афишировали ваш отъезд, – ответил Салина, отбивая у Дика желание задавать новые вопросы.
Да, он вовсе не по собственной воле совершал поездку из Надора в Кэналлоа. Его везли как самого отъявленного преступника: под охраной многочисленного отряда, в закрытой карете, объездными путями. Они не только в столицу не заехали, но объезжали все относительно крупные города.
«Неужели Оллар настолько сильно ненавидит и боится? – думал Дик. – Ну хорошо, к отцу он еще мог питать неприязнь, но что сделал ему лично я? Неужели во всей стране не нашлось другого опекуна, кроме убийцы и мерзавца Алвы? Какого-нибудь «навозника», к примеру?»
– Мы можем перейти хотя бы на рысь? Надоело плестись шагом.
– Разумеется, Ричард.
***
Рокэ герцог Алва оказался вовсе не таким, каким представлял его Дик. Он всегда считал, будто в поединке побеждает сильнейший, однако Алва – невысокого роста, худой и какой-то совершенно непредставительный – уступал отцу буквально во всем, за исключением наглости и дерзости, которых ему было не занимать. Впрочем, Дик находился здесь явно не в гостях, так зачем Алве церемониться с ним?
– Поскольку воля Его Величества – закон, вы, Ричард, станете жить в Алвасете. Ясно?
Дик кивнул. У Алвы отсутствовал малейший акцент, он говорил по-талигойски очень правильно. Да и вообще мало походил на собственных подданных – только цветом волос. В остальном же Дик вряд ли принял бы его за уроженца юга. Алва оказался очень светлокожим – даже бледнее его самого – и синеглазым. Если бы маркиз Салина не представил их друг другу, Дик никогда не догадался бы, кто именно перед ним, хотя и слышал про «глаза смерти» Ворона. А еще он не чувствовал в себе сил к сопротивлению и даже проклясть Алву не сумел бы, хотя это и следовало бы сделать.
В Алвасете они въехали вечером второго дня, оставив далеко позади и карету, и нехитрый скарб, и конвой. Салина взял с собой только шесть человек. Если он и опасался кого-то или чего-то, это осталось за перевалом. В Кэналлоа у него не существовало врагов, что Дик и осознал в первом же городке, в котором по случаю их приезда закатили настоящий пир.
Ночью в Кэналлоа царствовала весна. Такое впечатление создавалось из-за обилия цветов, расцветавших после захода солнца. А днем властвовало жаркое лето, к которому Дик оказался непривычен. Ради него Салина делал остановки в самые жаркие полуденные часы. После же, как следует выспавшись, Дик готов был скакать до рассвета. Даже его простуда, казалось, отступила на время, несмотря на то, что Дик совсем забыл о приеме лекарства, которое вручил ему Ганс. Пузырек то ли потерялся, то ли разбился, то ли его стащил кто-то из кэналлийцев (правда, зачем он мог тем понадобиться, Дик так и не придумал).
Гнездо Кэналлийских Воронов потрясало своей красотой: безбрежное море, высокое небо, белоснежные здания портового города и величественный замок на утесе – Алвасете. Конечно, золотая клетка все равно останется таковой, но думать об этом крае как о тюрьме у Дика не выходило. До встречи с герцогом.
– Если бы не приказ Его Величества, вас бы здесь не было, уверяю. Сам я совершенно не горю желанием нянчиться с вами, – продолжал распинаться Алва, хотя Дик не говорил ему ни единого слова. Он только кивал или качал головой. Причем вел он себя так вовсе не из дерзости – во рту стояла такая сушь, что Дик боялся лишний раз вздохнуть глубже. – Тем не менее до Лаик вам придется жить в моем доме. Ну вот и живите. Комнаты для вас готовы.
Дик склонил голову.
– Воспитанников положено учить, – продолжил Алва, – поэтому вас будут посещать менторы. Наверняка вы мечтаете убить меня, когда вырастете, а значит, учитель по фехтованию вам не повредит. Кроме него – преподаватели точных наук, истории, тактики, стратегии. И… м… риторики, – добавил он и усмехнулся.
Дик проглотил явный намек. Горло першило: при каждом вдохе по нему словно наждаком проводили.
– И вот еще что, Ричард. Не стоит делать хорошую мину при плохой игре, я осведомлен о вашем отношении к моей персоне, – добавил Алва. – Потерпите до Лаик, а после вас непременно возьмет в оруженосцы какой-нибудь Ызарг Чести, и будет вам счастье. Пока же пользуйтесь всеми благами моих злодеяний. Вам не помешает побольше есть, гулять и учиться. Я не жду от вас благоразумия или отсутствия проказ, но уясните основное правило: чем меньше вы озорничаете, тем реже мы станем встречаться. Со своей стороны мне хотелось бы свести наше с вами общение к нулю. Уверен, вы не против.
Дик кивнул.
Алва фыркнул.
– Будьте столь любезны, герцог Окделл, подайте голос. Признаться, я начинаю чувствовать себя редкостным попугаем в вашем обществе.
Ричард удивленно поднял взгляд.
– Такие птицы. Обитают на далеком юге, – пояснил Алва. – Маринеры их приручают и учат говорить. Они, правда, после этого болтают без умолку. Хотите еще ментора по землеописательным наукам?
Дик вздохнул и осторожно проронил:
– Хочу.
Голос, разумеется, осип, а сам Дик закашлялся и вынужденно ухватился за горло.
Алва нахмурился.
– Небольшая простуда, Рокэ, – вступился за Дика молчавший все это время Салина.
– Я скажу, чтобы к вам направили лекаря, – пообещал Алва.
Дик попробовал возразить, но Алва резко поднял руку и потребовал:
– Молчите. Так уж вышло, что ваше здоровье теперь тоже моя забота.
И неожиданно широко улыбнулся.
– У вас будут какие-нибудь просьбы, Ричард?
– Я хочу… написать сестре.
– Разумеется, – согласился Алва. – В вашей комнате найдется все необходимое. Идите.
– Благодарю, – выдавил из себя Дик и кинулся вон из комнаты.
Он чувствовал себя совершенно несчастным и абсолютно сбитым с толку. Вовсе не такого приема он ожидал: вначале думал, будто его вообще запрут в подвале, потом – что все станет хорошо и даже лучше, чем в Надоре. И почему-то едва ли не до слез оказалось обидно, поскольку Алва на самом деле плевать на него хотел. Если бы не Оллар, Алва о сыне убитого герцога Окделла и не вспомнил бы.
Дик пытался убедить себя: чем меньше он будет встречаться с Алвой, тем лучше. Вот только с чувствами совершенно не получалось справиться. И ненавидеть не выходило тоже. Ричард герцог Окделл почему-то не мог проклясть убийцу собственного отца, более того – страдал из-за того, что этот мерзавец не оказывает ему никакого внимания и даже видеть лишний раз не желает. Позор! Знала бы матушка – одной пощечиной точно не обошлось бы.
========== Вепрь в гнезде ==========
Когда за мальчишкой закрылась дверь, Салина вздохнул, налил себе вина и сел в кресло, как-то сразу расслабившись. До этого он стоял, причем так, чтобы в случае чего моментально оказаться между Рокэ и его новообретенным воспитанником. И вообще выглядел как человек, каждую секунду ожидавший удара.
Рокэ в связи с этим интересовало два вопроса: подсознательно ли родич принял подобную позу и кого он на самом деле хотел защитить. Сам Рокэ никакой опасности от мальчишки не ощущал. Его волновало совершенно другое.
– Зря ты с ним так обошелся, – вздохнул Салина. – Позволишь совет?
– А что, герцог Окделл – кисейная барышня? И падает в обморок от любого грубого слова? – усмехнулся Рокэ.
– Я вез его через полстраны и, поверь мне, более терпеливого подростка в жизни не видел, – произнес Салина.
– Ты наговариваешь на Берто, – Рокэ тоже налил себе вина и присел на подоконник.
– Берто умеет терпеть боль, и он достаточно похож на тебя в юности: не признается, что заболел, пока не свалится с лихорадкой. Однако покажи ему морисский пистолет или упомяни о возможности выйти в море – и сразу поймешь, насколько он капризен.
– А Ричард – нет?
– Абсолютно. Он вовсе не безразличен ко всему, как поначалу может показаться. Лошадей так просто обожает. Но он никогда ничего не просил, а начал брать, только когда узнал меня чуть лучше.
– Ну и какой совет? – оборвал его Рокэ. Слушать о добродетелях навязанного ему воспитанника было неприятно.
– Веди себя с ним помягче, встречайся почаще, и он вскоре тебя примет.
– Нет.
– Мне казалось, кардинал отдал тебе Ричарда именно затем, чтобы он отказался от мести и вырос лояльным к королевской власти?
– Возможно, Дорак и преследовал подобные цели, – ответил Рокэ, поводя плечом, – но с моими они совпадут вряд ли.
– Какие же твои?
– Не видеть, не слышать и не знать этого Окделла. Сам с ним возись, если он вдруг стал тебе так дорог. От меня требуется предоставить ему убежище до Лаик, а также кров, еду и менторов. Все.
Салина покачал головой и промолчал.
– Объясни мне лучше другое, – попросил Рокэ, – почему он выглядит так, словно со дня на день готовится переселиться в Рассветные Сады? В жизни не поверю, будто дело в простуде.
– Я тоже, Рокэ, – Салина нахмурился. – Поэтому мы и прибыли столь спешно. – Он вытащил из кошеля на поясе небольшой флакон и протянул.
Рокэ забрал его, посмотрел на свет, открыл, понюхал содержимое.
– Через день после нашего отъезда, – продолжил рассказ Салина, – у Ричарда начался небольшой жар, затем появился насморк. Сам он отговаривался легким недомоганием. Слуга, которого навязала нам герцогиня, сходил к лекарю в первом же селении и принес эту настойку. Вот только лучше Ричарду от нее не стало, скорее наоборот. Я едва дождался, пока мы минуем перевал.
Рокэ вылил несколько капель на ладонь, коснулся их кончиком языка, поморщился и тщательно протер руки платком.
– Гадость, но не смертельная, – сказал он. – Ослабить может, но в фамильный склеп не сведет.
Салина кивнул и добавил:
– Еще я грешу на одежду.
– Пошли людей. Пусть сожгут все барахло, а этого слугу доставят ко мне.
– Рокэ, так нельзя! Что ты скажешь Ричарду?
– Разбойники.
– В Кэналлоа их нет.
Рокэ вздохнул.
– Тогда трухлявый мост, по которому не проехала повозка.
– Этого в твоем герцогстве тоже нет.
– Кошмар! – воскликнул Рокэ и усмехнулся . – И как только живем? В крайнем случае я скажу ему правду.
– Будто его чуть не убила собственная мать?
– Скажу, что я как истинное чудовище, с коим не сравнится и Леворукий, решил унизить его еще сильнее, чем взяв себе в воспитанники. По этой причине приказал сжечь надорские обноски, дабы все последующее время лицезреть лишь в своих цветах. И вообще… синий подойдет к серым глазам, не находишь?
Салина покачал головой, но счел за лучшее промолчать.
Объяснять что-либо Ричарду не потребовалось. Через четыре часа у того началась лихорадка.
***
Ызарг сидел в кресле на самом краешке, выпрямившись так, словно копье проглотил. Рокэ же очень хотелось засунуть ему древко отнюдь не в фигуральном смысле. И провернуть – четырежды. Жаль, говорить внятно тот тогда не смог бы.
Над прибывшим из Надора слугой нависал Салина. Рокэ стоял у окна, глядя на горизонт и изображая безразличие.
– Мне надо знать, чем именно вы травили герцога Окделла, – в который уже раз говорил Салина.
– Маркиз, побойтесь Создателя! Я бы никогда… – бубнил слуга и стискивал в замке пальцы, которые дрожали.
Когда они только начинали допрос, Ганс сохранял воистину дриксенское ледяное спокойствие. Теперь – сильно нервничал. С одной стороны, прогресс налицо, с другой – Ричарду это мало помогало. Лекарь-мориск почти сразу заговорил об отравлении, уж слишком явными были симптомы. Принять недомогание за простуду мог только маленький мальчик, выросший в надорской глуши.
Дело осложнялось тем, что яд оказался составным. Порознь компоненты не были смертельны и начинали свое разрушающее воздействие только в том случае, если принимать их одновременно или последовательно. Одна часть яда содержалась в настойке, которую давал Ричарду слуга, вторая… вот из-за нее и устраивался допрос.
Поначалу грешили на одежду, но лекарь их разочаровал. Рокэ все равно отдал приказ перерыть телегу сверху донизу. К Гансу он готов был применить и пытки, но родич не позволил и отчего-то решил взять на себя роль дознавателя.
– С некоторых пор я не опасаюсь ни Создателя, ни Леворукого, – заверил Салина, бессовестно присвоив фразу, которой любил щегольнуть при дворе Рокэ. – Итак, мы выяснили: вы не служили в Надоре и прибыли из столицы накануне отъезда Ричарда Окделла.
– Да! Но это не имеет никакого значения, – заверил слуга. – Я приехал к герцогине Мирабелле с письмом, но она попросила меня сопровождать в ссылку ее сына.
– В ссылку? – усмехнулся Салина. – Ричарду вы внушили, будто его вообще везут в тюрьму!
Рокэ оперся на подоконник. Да уж! Следовало видеть, как распахнулись глаза мальчишки, когда вместо подвала его привели в бывшую комнату маркиза Алвасете (Рокэ сам не знал, почему приказал отдать ему свои прежние покои, и не горел желанием разбираться в собственных мотивах). Ричард столь удивился, что даже проглотил оскорбление, касающееся идиотизма и неумения думать головой. Рокэ добавил еще фразу про «не питаюсь детьми» и ушел, оставив подопечного обживаться. Кто ж знал, насколько с тем все плохо?..
«Плохо, – билось в голове суетливое беспокойство и безмерно раздражало самим фактом своего наличия. – А бледность в прозелень, синяки под глазами и заострившиеся черты не показались странными? ТАК не болеют! Лекарь определил отравление, только взглянув на Ричарда. Вопрос – куда смотрел я?»
– Я… я ничего не знал! Я ни о чем не говорил с мальчиком! – выкрикивал Ганс, словно его резали. Рокэ даже захотелось обернуться, но он не стал этого делать, по крайней мере пока.
– Кто послал вас в Надор?!
– Кан… кон… Август Штанцлер, – прошептал Ганс. – Но… я привез лишь письмо с соболезнованиями, ничего больше. Герцогиня лично просила меня…
– О чем? Отравить собственного сына?
– Нет! Сопровождать…
– Человека, которого не знала сама, а Ричард в глаза не видел? Абсурд! – Салина от души врезал раскрытой ладонью по подлокотнику кресла. Раздался резкий хлопок, от которого Рокэ чуть не вздрогнул, а Ганс наверняка подскочил на месте.
– Это было ее и только ее решение! Я не знаю мотивов, я…
– ХВАТИТ! – Рокэ никогда не отличался терпением. Фарс уже сидел у него в печенке. – Меня не интересует, на кого работал этот ызарг. МНЕ необходимо ЗНАТЬ СОСТАВ ЯДА!
Кажется, Салина сам не ожидал, будто его соберано умеет так орать, а Ганс и вовсе сжался на кресле, попытавшись стать меньше, чем был.
– Я расскажу, что с вами будет, – понизив тон голоса, вкрадчиво произнес Рокэ, слегка растягивая гласные. – Для начала я передам вас палачу и стану наслаждаться тем, как вас поджаривают на медленном огне, а затем по кусочку отдирают пласты обуглившейся кожи. Не волнуйтесь, вы не умрете. От такого не умирают. Вас не будут растягивать на дыбе и бить, окажется достаточным просто засадить под ногти несколько иголок…
Похоже, он подобрал именно ту интонацию, какую нужно. Ганс, и без того бледный, посерел лицом и затрясся.
– У нынешнего герцога Окделла врагов немало, – продолжал Рокэ. – Однако все они мне известны. С ними я сам разберусь так или иначе, чуть раньше или позже. Состав яда – все, что мне нужно от вас, но вы, похоже, не способны дать мне эту информацию. Посему…
И вдруг все сопротивление Ганса сошло на нет. Он упал на колени и ударился лбом об пол, восклицая:
– Прошу, ваша светлость, у меня семья!
– А у меня – единственный воспитанник, – фыркнул Рокэ. – Но дело даже не в этом. Я не милую своих врагов.
– Я должен был читать ему Книгу Ожидания и следить, чтобы герцог принимал освященный в домовой часовне хлеб, – всхлипнул Ганс. – Ведь на полуострове нет церквей Создателя, вы не принимаете эсператистских монахов…
– Я не терплю ызаргов в собственном доме, – бросил Рокэ. – Продолжай.
– Хлеб… Его изготовили из муки, специально привезенной из Агариса. Это не я сделал, я только передал и должен был…
– Кто? – спросил Салина.
По щекам Ганса потекли слезы.
– Умоляю… у них в заложниках вся моя родня, их убьют.
– Наверняка уже убили, – заверил его Рокэ. – Где хлеб? Вы его выкинули? – спросил он и подумал, что, если это так, он действительно казнит слугу, причем по-морисски, засунув в мешок с ызаргами.
– Он… при мне, в моих вещах.
Рокэ кивнул.
– Какие вам еще давали указания? – спросил Салина.
– Мне сказали, что когда… если герцог Окделл почувствует недомогание, то я должен отыскать в деревеньке рядом с Барсиной мэтра Ферентье и купить у него настойку манионики на сборе трав…
Рокэ хлопнул в ладоши, отчего Ганс вскрикнул. В комнату вошел Суавес.
– Ты слышал?
Тот коротко кивнул и произнес:
– Мы уже обыскали вещи этого господина и передали Абу-Али все подозрительное.
– Скажи ему про хлеб.
Суавес поклонился и вышел.
– А с вами, любезный, мы еще не закончили, – произнес Салина, обращаясь к Гансу. – Итак, граф Штанцлер передал с вами бумаги для герцогини Окделл…
========== Новая жизнь ==========
Когда Дик почувствовал, что выспался окончательно, в комнате еще было темно и раздавались тихие приглушенные голоса. Сначала они показались Дику незнакомыми, затем он узнал Салину, а потом и Алву.
Наверное, стоило открыть глаза и поздороваться, но Дик не нашел для этого сил. Он лежал в тепле и покое – впервые с того времени, как покинул Надор. Тело нежилось на неописуемо мягкой постели – будто Дик спал на самом настоящем облаке, и подниматься совершенно не хотелось. Было как-то уютно, по-домашнему, и даже то, что рядом находились враги, его не тревожило. У врагов оказались очень красивые певучие голоса, у Ворона так и вовсе… Не к месту вспомнилось: эта птица считалась самой крупной из певчих. Интересно, умел ли петь кэналлийский соберано? Вопрос, разумеется, глупый, но Дика он отчего-то взволновал.
Южане говорили на талигойском, а не на своем варварском языке, и Дик сначала неохотно, а потом с интересом начал прислушиваться.
– Абу сказал, мы успели как раз вовремя. Страшно даже подумать, если бы… – произнес Салина.
– Брось. Ричард провалялся бы с месяц, но поправился бы непременно. Мориски – истинные чудодеи в отношении излечения.
– Рокэ, ты видел мальчишку? Не знаю, в чем еще держится его душа. Ему двенадцать, но я не дал бы и девяти.
Алва тихо фыркнул.
– Северяне взрослеют позже, только… – Салина не договорил (видимо, что-то показал вместо этого).
Алва тихо рассмеялся и произнес:
– Данный недогерцог напоминает мне щенка волкодава: такой же несуразный, угловатый и неуклюжий.
– Не наговаривай.
– Все же следовало отдать его тебе. Жаль, не догадался, – проронил Алва.
– Не помню случая, чтобы ты скидывал свои обязанности на кого-либо, включая меня.
– Мои?.. – Дик представил, как Алва смешно вздернул бровь. – Этого мальчишку мне навязали, причем дерзко, если не нагло. Что ж… я стерплю его присутствие. Казна Кэналлоа не опустеет в скором времени, потому на пару-тройку достойных менторов, десяток камзолов и штанов как-нибудь наскребу.
– Не прибедняйся, не к лицу.
Алва снова фыркнул и внезапно зашипел, словно потревоженная гадюка:
– Его Высокопреосвященству следовало лучше думать. Мальчишка еще не приехал в Кэналлоа, а его попытались отравить. И все потому, что желали достать меня.
У Дика перехватило дыхание. Он корил себя за то, что, будто ребенок, свалился в лихорадке, не выдержав долгого пути. Крепился, стараясь не выглядеть кисейной барышней. А оказалось – его пытались убить?..
Запоздалый страх прихватил горло, чуть не вызвав приступ удушья, но Дик отогнал его усилием воли. Сейчас ведь все хорошо. Его спасли. И теперь придется как-то смириться и жить с тем, что из Заката (отец Маттео постоянно стращал им, говорил – для Рассветных Садов Дик плох, а матушка соглашалась с ним) его вытащил кровник – тот самый человек, заколовший отца.
Наверное, больше нельзя мстить Алве… Или можно? Алва спас его, лишь опасаясь неудовольствия короля и кардинала. Или все не так, и он беспокоился именно за него, Дика? Запутавшись окончательно, он решил отложить данный вопрос на потом.
– Не думаю, что дело лишь в тебе, Рокэ. Надор – достаточно лакомый кусок и для Манрика, и для тех же Лараков, – сказал Салина, и его тотчас захотелось вызвать на дуэль, но Дик не успел, поскольку Алва ответил:
– Что усугубляется желанием повесить на меня смерть еще одного Окделла. Ты забыл о Ноймаринене. Я не сбрасываю его со счетов.
– Агарис с готовностью причислил бы к толпе святых Эгмонта, но вряд ли сумеет – все же линия.
– Зато якобы замученного мною ребенка объявит святым непременно, вознесет на знамя нового мятежа…
Дик выдохнул громче, чем хотел. Он и подумать не мог, что столько людей желают ему смерти. И… матушка всегда была ярой эсператисткой, она и его с сестрами заставляла молиться и соблюдать посты, а теперь… В носу и глазах предательски защипало, и, скорее всего, он себя выдал, поскольку Алва коротко выругался:
