Текст книги "Я верю: ты меня слышишь (СИ)"
Автор книги: Svetarinara
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
========== Пролог ==========
– А мы напоминаем, что пароль для нашего следующего выпуска – «Меч Годрика», – весело проговорил я. – Берегите себя.
Взмах волшебной палочки – и характерный треск прекратился. Эфир был закончен.
– Фред, отличное выступление, – Джордж ободряюще хлопнул меня по плечу.
Я лишь улыбнулся. Хм… оказывается, если поднапрячься, то это выходит очень даже правдоподобно.
– Надеюсь, наша передача внушает людям уверенность в завтрашнем дне и дарит хоть толику надежды на светлое будущее.
– Не сомневаюсь! – брат был погружен в свои мысли, поэтому не заметил фальшивых ноток в моем голосе. Ведь мне совершенно было не до веселья и благородства.
Джордж потянулся, разминая затекшие плечи и спину, и легко поднялся на ноги.
– Долго не засиживайся. Нам нужно изготовить несколько партий Обморочных орешков: ребята попросили. Они уже почти все израсходовали. У меня завтра встреча с Аберфортом: он и передаст наши «вредилки» в Хогвартс.
– Сейчас все здесь приберу и помогу тебе, – заверил я, глядя вслед удаляющемуся Джорджу.
Оставшись в одиночестве, наконец убрал с лица глупую, наигранную улыбочку. Откинувшись на спинку дивана, устало прикрыл веки, погружаясь в не самые радужные мысли…
Вот уже семь месяцев, как мне не хочется улыбаться. Семь месяцев, как мой мир превратился в расплывчатое серое пятно. Семь месяцев, как мое сердце будто оказалось зажатым в тиски. Семь месяцев, как мы ведем передачу для тех, кто еще готов сражаться против Темного Лорда. Семь месяцев…
Мой взгляд скользнул по небольшому радиоприемнику, указательный палец очертил контур прямоугольной коробки. Именно так я когда-то изучал черты ее милого лица… Ладонью накрыл холодный динамик и, закрыв глаза, воскресил в памяти любимый образ. Я будто вновь ощутил мягкую кожу ее щеки…
Семь месяцев, как она исчезла. Семь месяцев, как трое героев ушли выполнять задание погибшего директора. Семь месяцев, как я каждую неделю весело щебечу в радиоприемник, искренне надеясь, что она меня слышит. Семь месяцев, как мне только и остается верить в то, что она все еще жива.
Она.
Моя Гермиона Грейнджер.
За эти месяцы я часто пытался разобраться в себе, осознать, когда… когда же я понял, что Грейнджер для меня не просто симпатичная девчонка, правильная гриффиндорка, лучшая подруга младшего брата, надоедливая староста? Когда она стала для меня кем-то, ради кого хотелось просыпаться? Кем-то, кто постоянно приходил ко мне во снах? Когда она стала той, кто прочно обосновался в моем сердце?
========== Глава 1 ==========
Первые воспоминания о Гермионе остались в моей памяти чем-то незначительным: очередная девочка, которую Распределяющая Шляпа направила за наш красно-золотой стол. Девочка, которая пыталась учить нас уставу школы и правилам поведения. И это при том, что мы-то были старше этой пигалицы! Тогда ее поведение раздражало и вызывало желание поставить выскочку на место. Что мы с Джорджем регулярно и делали… Маленькая мисс Всезнайка относилась к нашим выходкам спокойно, с легкой тенью презрения. И в очередной раз раздавала советы и указания. Это бесило до чертиков.
После Хэллоуина Грейнджер внезапно сблизилась с Роном и Гарри. Девочку будто подменили: из глаз исчез огонек надменности, голос стал тих, пропали командные нотки. Грейнджер оказалась весьма забавной и отважной девчонкой, умеющей хранить тайны, с которой можно было поболтать на отвлеченные темы. А что было особенно важно, Гермиона оказалась командным игроком.
Я думаю, что посмотрел на Гермиону как на девушку именно тем первым летом, когда она впервые приехала в Нору. Как раз незадолго до Чемпионата Мира по квиддичу.
Посмотрел в прямом смысле этого слова.
До сих пор чувствую, как полыхают мои щеки при воспоминании о том вечере. Джордж отправил меня к Джинни за разноцветными бусинами. Вот и сдались они ему тогда! Без задней мысли я толкнул перед собой дверь со словами: «Джинни, мне нужно…» Что именно мне было нужно, я так и не озвучил, потому что моему взгляду открылась весьма интересная картина.
Вдруг в легких стало непозволительно мало кислорода: я пытался вдохнуть, но почему-то не получалось. Внизу живота все скрутилось в какой-то сладостной, ноющей судороге. Кажется, тем вечером я впервые узнал, что девушки могут оказывать на парней подобное воздействие.
Гермиона стояла спиной ко мне в одних трусиках: в руках девушка сжимала ночную рубашку. Изящная, ровная спина с выступающими крыльями хрупких лопаток; округлые, упругие ягодицы; стройные, ровные ноги… Хватило одного взгляда, чтобы оценить все прелести подруги.
Гермиона резко повернулась на шум, крепче прижимая к груди светлую ткань, заливаясь румянцем. Она даже не пикнула: просто во все глаза уставилась на обалдевшего меня. В карих омутах я заметил страх, смущение и удивление. Закушенная от волнения пухлая губа довела меня практически до исступления…
Я что-то хрипло проговорил в качестве извинения и пулей вылетел из комнаты. Бегом добрался до нашей с Джорджем спальни. Брат нетерпеливо протянул ко мне руку, видно, ожидая те злосчастные бусины, а я вдруг понял, что сейчас взорвусь от охватившего меня напряжения. Я чувствовал изумленный взгляд Джорджа, сверлящий мне спину, но даже не подумал остановиться.
Только ощутив легкое дуновение свежего летнего ветра, наконец начал хоть что-то соображать. Черт! Это ж надо было так опростоволоситься! Черт! Черт! Черт! Нужно всегда стучать в закрытую дверь!
Не знаю, как долго я стоял на крыльце, вглядываясь в ночное небо, но постепенно охватившее меня напряжение начало отступать….
В ту ночь мне впервые приснилась Грейнджер. Утром я проснулся… хм… в весьма пикантном состоянии. Вот они, прелести подросткового периода.
Все домочадцы вели себя как ни в чем не бывало, на меня пальцем не показывали, нотаций по поводу правил приличия не читали. Значит, Гермиона ничего не рассказала о вчерашнем происшествии моей болтливой сестренке. Сама Грейнджер на меня старалась не смотреть. Я наблюдал за ней исподтишка: мне показалось, что девушка была несколько зажата. Если быть до конца откровенным, то я был благодарен Гермионе за то, что этот конфуз так и остался нашим маленьким секретом.
Если сразу в наших дружеских отношениях и появилась какая-то неловкость, то уже к концу лета все прошло. Гермиона больше не заливалась румянцем, стоило мне появиться в дверном проеме. Теперь она не прятала свой взгляд. Вела себя естественно и непринужденно. Как всегда…
А я… Я все чаще начал незаметно рассматривать подругу, ловя себя на мысли, что мне многое в ней нравится: и каштановые кучеряшки, забавно обрамляющие лицо, и маленький прямой носик, смешно морщившийся при чтении, и изящный изгиб шеи… Мне нравилось, как она сдувала непослушную прядку с глаз во время чтения, так и норовящую опять упасть ей на лицо. Мне нравилось, как Гермиона обхватывала себя ладонями за тонкие плечи, когда по вечерам смотрела вдаль…
Я со странным чувством восторга, изумления и обреченности понимал, что мне начинает нравиться Гермиона Грейнджер… как девушка…
Но свою симпатию я проявлять не собирался. А зачем? И вот теперь, спустя четыре года, думаю: и почему я был таким трусливым и глупым? Правда, теперь я не боюсь признаться хотя бы самому себе, что испугался не столько неизвестной реакции Гермионы, сколько насмешек окружающих, того же Джорджа.
Глупец.
***
В школе мы с Джорджем всерьез занялись своими разработками для «вредилок», и времени на душевные терзания у меня не осталось. Я даже решил, что избавился от своего странного, пагубного пристрастия. Тем более Грейнджер погрязла в мире учебников и нескончаемой череде домашних заданий. Мы виделись только в Большом зале, и то сидели друг от друга на приличном расстоянии.
Мое сознание взбунтовалось, а сердце опять начало отбивать странный, слишком уж частый ритм в тот день, когда мы с Джорджем решили, несмотря на все запреты, бросить бумажки со своими именами в Кубок. За нами бежала веселая толпа. Все с восхищенными, нетерпеливыми криками ждали нашего шоу: мы с братом собирались перехитрить самого Альбуса Дамблдора.
И лишь ее негромкий голосок спокойно произнес:
– Ничего не выйдет. Видите, – изящный пальчик указал направление, – эту возрастную черту рисовал сам директор. Его не обманешь.
Гермиона сидела на ступеньках с книгой на коленях и неотрывно смотрела на нас… на меня. Ее слова почему-то болезненно резанули по сердцу. Ха! Сомневаешься, значит?! Ну так смотри! И мы рука об руку с братом переступили черту… И только хороший удар затылком об пол после знатного сальто в воздухе привел меня в чувство.
Права. Грейнджер оказалась права.
Пока мы с Джорджем на повышенных тонах пытались выяснить, кто из нас виноват в большей степени, в зал вошли болгары. И в тот день я впервые ощутил новое, неизведанное до этого чувство. Оно вцепилось своими острыми зубами мне в сердце, разрывая его на куски, оставляя лишь болезненные ошметки.
Ревность.
Я заметил, как Виктор Крам занес руку над кубком, опуская в чашу свое имя. Я заметил, как он посмотрел на Грейнджер. Я заметил в его глазах неподдельный интерес, хотя на лице у дурмстрангца не дрогнул ни один мускул. Я заметил, как Гермиона смущенно отвела взгляд и залилась румянцем, склоняясь ниже над раскрытой книгой. А еще я не мог не обратить внимание, каким пламенным взглядом провожала Грейнджер удаляющегося Крама. И почему мне захотелось придушить эту звезду мирового квиддича? Вот никогда он мне не нравился! Никогда!
С того дня в Большом зале я начал тратить практически все время не на прием пищи, а на наблюдение за этими двумя. И, нужно быть откровенным, чего-то угрожающего моему душевному спокойствию я не находил.
Гермиона всегда ела в компании книг, иногда отвлекаясь на разговор с Гарри или Роном. Она всегда сидела спиной к столу Слизерина и, соответственно, к дурмстрангцам.
Виктор всегда был невозмутим, спокоен. Его взгляд частенько блуждал по окружающим, но больше никогда не задерживался на интересующей меня девушке. И это не могло не радовать. Да что там! Я наконец-то смог дышать в полную силу, будто кто-то разрезал невидимый, сковывающий мою грудь обруч.
***
После первого испытания всю школу охватила любовная лихорадка. Серьезно, другого описания я так и не смог подобрать. Я все чаще ловил на себе влюбленный, пламенный взгляд Анджелины, а сам в это время незаметно наблюдал за Гермионой. Вот с кем я хотел пойти на этот бал.
За несколько дней до грандиозного события у нас с четвертым курсом было совместное занятие по Зельеварению. Снейп угрюмой тенью расхаживал по кабинету, следя, чтобы никто не вздумал списать. Но мысли студентов витали где-то очень далеко. До меня то и дело доносились обрывки фраз: Гарри с Роном никак не могли найти себе пару.
То, что произошло потом, меня испугало и, признаюсь, разозлило. Я видел, как Рон со смесью обреченности и решимости наклонился к Гермионе. Нет! Не смей! Но он пригласил ее на бал. Смог. Решился. В тот момент у меня внутри все оборвалось: не успел. Но… Грейнджер не спешила принять приглашение от новоиспеченного ухажера.
– Если хочешь знать, меня уже пригласили, – девушка подскочила со своего места, быстро подошла к Снейпу, вручила тому свою работу и, молниеносно вернувшись к столу, беспорядочно покидала в сумку вещи. – И я согласилась.
Последняя фраза болезненно резанула по сердцу. Кто?! Кто мог ее пригласить?! Вот когда мне захотелось придушить себя за нерасторопность.
После занятий Джордж дотащил меня до хихикающих сокурсниц: Джонсон и Белл бросали на нас с братом уж слишком красноречивые взгляды. Я знал, что Джорджу приглянулась Кэти, поэтому не удивился его выбору партнерши для танцев. Белл с самым счастливым видом приняла приглашение. Все выжидающе смотрели в мою сторону, а у меня язык не поворачивался пригласить Джонсон.
Мимо нас ураганом пронеслась Грейнджер. Я даже не пытался скрыть свой интерес: смотрел на удаляющуюся хрупкую фигурку…
– Я слышала, что Гермиону пригласил сам Виктор Крам, – вдруг со смешком произнесла Анджелина.
Видно, от нее не укрылся мой интерес к Грейнджер.
– Серьезно? – Джордж даже присвистнул. – Фред, представляешь, наша подружка будет танцевать на балу с самим Крамом!
Подружка. С самим Крамом…
Внутри меня поднимались волны ярости, обиды, отчаяния, раздражения. Хотя… я же сам во всем виноват. Сам дотянул до последнего. Идиот. И вот теперь придется созерцать Гермиону в объятиях этого выскочки.
Ай! Да катись оно все в пропасть!
И я с самой счастливой улыбкой пригласил на бал Анджелину. К моему неподдельному изумлению, она моментально приняла приглашение.
***
Я не испытывал никакого удовольствия, стоя рядом со своей партнершей в Большом зале в тот злосчастный вечер. Анджелина то и дело касалась своей ладонью моей руки, что-то шептала на ухо, опаляя мое лицо своим горячим дыханием, теснее прижималась ко мне. Я на автомате обвил ее за талию.
И тут открылись двери, пропуская в зал Чемпионов с их спутниками. Мне показалось, что из моих легких вышибли весь воздух. В голове звучал ехидный, противный голосок: да, все оказалось правдой. Гермиона Грейнджер шла рука об руку с Виктором Крамом.
Я заскрежетал зубами при виде своей обворожительной подруги. Гермиона будто расцвела: мой взгляд скользнул по ее точеной фигурке; по высокой, девичьей груди, так выгодной подчеркнутой тонкой тканью нежно-розового платья; по невероятно узкой талии, на которую уже легла широкая мужская ладонь; по хрупким обнаженным плечам; по изящной шее, так удачно выставленной на обозрение благодаря высокой вечерней прическе.
Гермиона была восхитительна. Для него. Не для меня. Наверное, именно это осознание и лишило меня рассудка тем вечером. После бешеных танцев, я ощущал себя странно. Я был будто опьянен, одурманен. Анджелина так льнула ко мне, так прижималась, что я не мог не понять, чего ей от меня хочется. Мы практически бегом добрались до Выручай-комнаты. Если на секунду я и замешкался, то настойчивые ладони, мягкие губы и требовательные постанывания в мой рот окончательно заставили меня потерять голову. Хотя всю ночь перед моим взглядом стояла совершенно другая девушка.
За завтраком я по привычке поднял взгляд на Гермиону и встретился с бездонными шоколадными глазами. В них я увидел огонек отчаяния и душевной боли. Я не успел сообразить, чем была вызвана подобная реакция, когда рядом со мной внезапно села Джонсон и, обвив руками шею, практически впечаталась своими губами мне в рот. Когда я вновь смог посмотреть по сторонам, Гермиона уже дошла до выхода из Большого зала.
Наверное, именно в ту минуту я испытал болезненную надежду: а вдруг она не так уж ко мне и безразлична? Но долго радоваться мне было не суждено.
Забежав в гостиную Гриффиндора, я услышал голоса: Лаванда, Парвати и… Гермиона.
– … серьезно, я слышала, как Джонсон рассказывала Белл! – писклявый голос Браун знали все.
– Ого! А ей понравилось? – глупое хихиканье Патил тоже невозможно было перепутать с чьим-нибудь другим.
– Она сказала, что Фред великолепен! – противный смешок Лаванды отразился от стен. – Надеюсь, все Уизли такие: я давно поглядываю на Рональда…
Громко откашлявшись, привлек внимание сплетниц. Браун и Патил вмиг покраснели: их лица приобрели свекольный оттенок. Девушки, стреляя глазками и глупо хихикая, выбежали из гостиной.
А Гермиона… молча смотрела на меня. Не мигая. Я заметил, как часто вздымалась ее грудь, как крепко переплелись между собой тонкие пальцы. Я заметил в глубоких карих омутах непролитые слезы.
– Гермиона, я…
Я хотел что-то сказать, хотел… мечтал оправдаться. Но что я мог сказать в свою защиту? Приревновал? Да… Но разве это обстоятельство давало право так поступить?
– Молчи, – сдавленно проговорила девушка и рванула вверх по лестнице.
К сожалению, в спальню девочек попасть было нельзя… Нам так и не удалось объясниться. А к обеду уже вся школа знала, что я и Анджелина официальная пара.
Твою мать.
Джонсон я тоже не мог обидеть. После того, что случилось между нами, это было бы слишком жестоко. В общем, я окончательно запутался в сложившейся ситуации.
Грейнджер больше на меня не смотрела. Как я не пытался перехватить ее взгляд, мне это не удавалось. Когда мы были в компании друзей, она вела себя как ни в чем не бывало: шутила, улыбалась, смеялась. А наедине нам так и не удалось остаться.
Незаметно подошел к концу этот учебный год, омраченный печально завершившимся Турниром. И мы все, глубоко скорбя по невыносимой утрате, разъехались по домам.
Каждый день я прокручивал в голове слова своего послания Гермионе. Каждый день я брал в руки листок пергамента, перо и чернильницу. Каждый день я убирал все это куда подальше, так и не решаясь написать.
========== Глава 2 ==========
Но уже через месяц я вновь оказался рядом со своей подругой.
Дом на площади Гриммо встретил нас насупленным домовиком, громкими криками хозяйки с огромного портрета, кучей хлама и сантиметрами пыли. Мы столько дней потратили на разборку этих завалов! Мама даже нас умудрилась приобщить к уборке, хотя мы с Джорджем все равно находили время на «вредилки», тем более было решено в этом году начать продавать их широкой публике.
Гермиона вела себя непринужденно, всегда улыбалась, часто смеялась с Джинни и Тонкс над только девчонкам понятными шуточками. На меня она смотрела не таясь: спокойно, без единого намека на обиду, ревность или симпатию. Как на друга. Точно так Грейнджер смотрела на Рона, Джорджа, Гарри, Сириуса…
Я тоже вел себя как обычно, не теряя звание главного весельчака, но если бы кто-нибудь знал, как внутри у меня все орало от невыносимого чувства потери и безысходности. Ей все равно. Смирилась. Переболела. Перетерпела. Забыла. Но… а было ли Гермионе что забывать? Может, это все было плодом моего богатого воображения? Быть может, я увидел симпатию там, где ее никогда и не было?
С Анджелиной я так и не порвал: она присылала длиннющие письма почти каждый день, я же отделывался краткой запиской раз в неделю. Хм… а самое паршивое, что я не чувствовал себя виноватым перед ней. Абсолютно.
***
Поздним вечером перед отъездом в школу я шел наверх, когда заметил в столовой неяркий огонек. Спать совершенно не хотелось, поэтому, поддавшись нахлынувшему порыву, я зашел в комнату.
Гермиона сидела боком ко мне в легком домашнем халате: одна нога была поджата под себя, а вторая, в пушистом белом носочке, едва касалась пола. В руках девушка держала стакан молока и пила маленькими глотками.
Грейнджер повернула голову на шум, и наши взгляды пересеклись. Гермиона задумчиво смотрела на меня. И мне на долю секунды показался огонек взволнованности в шоколадных омутах.
– Не спится… – тишину резанул ее негромкий голосок.
Я молча подошел и сел на соседний стул. Опершись локтем о столешницу, с интересом посмотрел на Гермиону. Красавица, хотя многие не согласились бы со мной. Мой взгляд скользнул по плавному изгибу темных бровей, по маленькому носику, задержался на пухлых губах. Они так и манили. В груди все переворачивалось от навязчивого желания сорвать запретный поцелуй… Гермиона, будто прочитав мои мысли, залилась румянцем и отвела взгляд.
– Я, пожалуй, пойду, – девушка легонько соскочила со стула и направилась к двери.
Но я не хотел, чтобы она уходила. Сам не понял, что произошло, и как на это решился. Опомнился только тогда, когда обхватил ее тонкое запястье своей ладонью.
– Не уходи, – прошептал, не отрывая взгляд от густых волос, рассыпавшихся волнами по спине.
Гермиона замерла.
– Зачем? – донеслось до меня.
Я резко дернул ее на себя, вынуждая развернуться, заглядывая в ставшие дорогими глаза, находя в них огонек надежды, волнения и… страха.
«Потому что я люблю тебя», – слова рвались из горла. Я мечтал их произнести. Сейчас. Прямо сейчас. Но… я даже не смог сказать: «Ты мне нравишься». Облизнув пересохшие губы и скользнув кончиками пальцев по бледной щеке, я тихо произнес:
– Потому что я хочу, чтобы ты осталась.
Мерлин! Фред, неужели нельзя было сказать что-то более откровенное? Что-то более значительное? И куда запропастилось мое хваленое красноречие? Почему рядом с Гермионой я прекращаю быть безмозглым шутом? Почему рядом с ней я начинаю… чувствовать?
Я видел, как удивленно расширились ее глаза, видел, как она закусила губу, – я уже знал, что это верный признак ее волнения. А потом… я не выдержал: притянул за руку, практически впечатывая в себя, и прижался своими губами к ее. Медленно провел кончиком языка по сомкнутым устам, чувствуя, как Гермиона уступает, впуская меня в свой жаркий рот. Я скользнул внутрь, аккуратно проведя языком по ее небу, чувствуя, как худенькое тело затряслось в моих руках. Крепче прижал Гермиону к себе, наконец встречаясь с нерешительно дернувшимся мне навстречу языком. Она так ласково отвечала на мои действия, позволяя углубить поцелуй, который постепенно из нежного превратился в страстную борьбу наших ртов и языков. Гермиона тихонечко, на грани слышимости, простонала мне в рот, и у меня окончательно сорвало крышу.
Подхватив девушку под ягодицы и развернувшись вместе с ней, я усадил Гермиону на стол. Она что-то пискнула, но я не хотел останавливаться, устраиваясь между ее стройных, обнаженных ножек, тем более Гермиона вдруг сама ухватилась ладошками за ворот моей рубашки, притягивая к себе. Пока одна ладонь скользила по нежной, бархатистой коже еще сильнее обнажившегося бедра, вторая – зарылась в густые локоны на затылке, сжимая, дергая, заставляя Гермиону запрокинуть голову. Разорвав поцелуй, скользнул языком по ее сладкой шее, слыша очередной стон. Воодушевившись, прихватил зубами хрупкую ключицу, соблазнительно проглядывающую в вырезе халатика.
Сам не знаю, откуда это все взялось. Ведь меня нельзя назвать опытным любовником. Я действовал подсознательно, отдаваясь всколыхнувшимся инстинктам. А еще мне хотелось сделать Гермионе приятно…
Ее ладони скользнули по моим плечам, крепче сжимая, впиваясь острыми ноготками в кожу через тонкую ткань рубашки. Эти действия еще больше распалили меня, заставляя приглушенно рыкнуть, опять возобновить поцелуй…
Не знаю, как далеко мы зашли бы, если бы вдруг не хлопнула входная дверь. Вмиг опомнившись, мы оторвались друг от друга, оказываясь в разных углах столовой.
В комнату вошел Сириус.
– А вы почему еще не спите? – удивленно приподнял бровь Бродяга.
Он скользнул взглядом по мне. Представляю, что он увидел: тяжело вздымающаяся грудь, затуманенные возбуждением глаза, растрепанные волосы… Затем Сириус посмотрел на Гермиону. Я тоже глянул в ее сторону: залившись румянцем, нервно теребя край халатика, девушка смотрела себе под ноги. Я не мог оторвать взгляд от ее припухших после жарких поцелуев губ…
– Так, идите спать, завтра рано утром ехать на вокзал, – в голосе Сириуса слышалось напряжение.
Я посмотрел на него: Блэк хмуро, с тенью недовольства уставился на меня. Гермиона практически выбежала из столовой. Я двинулся следом.
– Стой, – Сириус перекрыл рукой путь к отступлению. Я понял, что нотаций мне не избежать. – Что. Ты. Творишь? – Блэк четко выговорил каждое слово.
– Ты о чем? – но я не собирался сдаваться, вмиг натягивая бестолковую улыбочку и включая самый невинный и честный взгляд из коллекции братцев Уизли.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я, – Сириус прищурил глаза и не мигая смотрел на меня. – Она еще девочка.
Я понял, что от этих слов мои уши заполыхали.
– А ты уже совершеннолетний, – Сириус вдруг крепко сжал мое плечо, – но мозгов у тебя, как у сопливого подростка.
Его слова подняли внутри меня волну протеста. Я взбунтовался. Нечего меня учить! Нечего меня упрекать! Это было наше обоюдное желание! Я вырвался из его цепких пальцев, но мне вслед донеслись тихие слова:
– Не смей с ней играть…
Я замер на мгновение, а потом взлетел вверх по лестнице. В комнате было темно. Судя по равномерному дыханию Джорджа и раскатистому храпу Рона, те уже давно спали. В ушах у меня все еще звучали слова Сириуса.
Я и не собирался с ней играть.
***
Утром все, как обычно, проспали. В этой суете, гуле голосов и куче чемоданов было некогда объясняться с Гермионой. Я выловил ее, ухватив за руку, и шепнул:
– Спустись сегодня вечером в гостиную. Нам нужно поговорить.
Гермиона смущенно улыбнулась и утвердительно кивнула. Я почувствовал, как мой затылок кто-то буквально прожигает глазами: обернувшись, встретился с красноречивым взглядом Сириуса.
Когда мы оказались на перроне, с криком «Я так соскучилась», у меня на шее неожиданно повисла Анджелина. Я собирался, честное слово, оттянуть ее от себя, сказать, что мне не нужен весь этот фарс, но настойчивая девчонка мне и рта не дала раскрыть, незамедлительно впиваясь в губы поцелуем. Тут же сбоку послышались присвистывания Гарри и Рона и хихиканье находившихся рядом девчонок. Вдруг захотелось всех их придушить!
Поезд издал протяжный гудок: вот-вот отправится. Джонсон, собственнически подхватив меня под локоть, потянула в сторону вагона. Уже поднимаясь по ступенькам, я обернулся. И встретился взглядом с карими глазами, полными слез и разочарования… Мерлин! Уже второй раз Гермиона видела, как я у всех на виду зажимался с Анджелиной!
Весело шутить, заливисто смеяться и одновременно думать, как расхлебать сложившуюся ситуацию ужасно сложно. Но… вполне реально.
На торжественном ужине Гермиона села подальше от нас… от меня… Я пытался перехватить ее взгляд, но мне это так и не удалось. Гермиона внимательно слушала выступление Дамблдора и слащавую речь новоиспеченного профессора ЗОТИ, после которой тихо переговаривалась с моим братцем. К ужину Грейнджер так и не прикоснулась. А в конце пира с особым рвением принялась за обязанности старосты, уводя за собой первокурсников.
Тем вечером я ждал ее в гостиной, искренне надеясь, что Гермиона соизволит спуститься, но она так и не появилась.
***
Шли дни…
Я пытался поговорить с Анджелиной. Но она ловко избегала подобных разговоров, либо ссылаясь на внезапно возникшее дело, либо набрасываясь на меня с объятиями и поцелуями.
Тем утром я твердо решил, что окончательно порву с Джонсон: надоело, что из-за ее глупых ужимок я не чувствовал себя свободным… В разгар трапезы в зал влетели совы. Перед Гермионой сел черный филин: в клюве он держал алую розу, а в когтях – конверт.
– Это от Крама? – никогда не замечал, что у моей сестренки такой громкий и противный голос.
Гермиона лишь смущенно улыбнулась, мотнула головой и спрятала письмо в сумку. Вечером я застал ее в гостиной за написанием ответа. Зашел со спины и заглянул в ее записи. Понимал, что так делать нельзя, но не смог пересилить любопытство. Взгляд зацепился за фразы: «Дорогой Виктор», «Я была счастлива получить твое письмо», «Мне не хватает наших разговоров», «Скучаю». Волны ревности поднялись в груди, туманя разум, заставляя стиснуть зубы и крепче сжать кулаки. Тем вечером я сам отыскал Анджелину, сам дотащил ее до Выручай-комнаты. Сам… Только легче мне не стало. Никуда не делась моя ревность. Это жуткое чувство все также разъедало меня изнутри…
Чтобы как-то отвлечься, я все свое время посвятил «вредилкам», тем более с приходом к власти Амбридж наши изобретения стали особенно ценны и пользовались большим спросом.
А потом эта неугомонная троица организовала отряд Дамблдора. Точнее… она организовала. Это Грейнджер выбрала место и всех нас пригласила на встречу в нужное время. Это она произнесла вступительную речь, задавая настроение собранию… Даже когда Гарри произносил свою сумбурную речь-признание, я неотрывно смотрел на Гермиону. Я не мог не заметить новый, решительный огонек в ее глазах. Искорку бунтарства…
Когда мы брели назад в Хогвартс, я смотрел ей в спину, восхищаясь легкостью и грациозностью ее походки. Гермиона бежала почти вприпрыжку, поворачивая раскрасневшееся личико то к Гарри, то к Рону. Я видел, как на ее губах играла счастливая улыбка.
– Это же так здорово… правила нарушать! – вдруг рассмеялась Грейнджер, вырываясь вперед.
– Что ты сделала с Гермионой Грейнджер? – ошарашено поинтересовался Рон.
Гермиона только показала ему язык и бодро зашагала по заснеженной дорожке. Чуть ли не впервые в жизни я был полностью согласен с младшим братом. Гермиона изменилась. И дело тут было вовсе не во внешности. Что-то изменилось внутри, будто в девушке появился стальной стержень. Она стала увереннее в себе. И… черт возьми! Как же мне это нравилось!
Я ждал с нетерпением каждого занятия. Мне безумно нравилось практиковать новые заклинания. Гарри оказался талантливым учителем. И не только Гарри…
Никогда не забуду урок, когда мы пытались вызвать Патронус. Все вокруг уже веселились со своими фигурками, а я никак не мог выдавить из своей палочки даже малюсенькую серебристую струйку света. Грейнджер сама подошла ко мне: рядом с ней была симпатичная выдра, забавно кувыркающаяся в воздухе… Гермиона пристально наблюдала за моими жалкими попытками справиться с заклинанием…
– Это должно быть самое светлое, самое счастливое воспоминание, – негромко проговорила девушка. В который раз я не мог оторвать взгляд от ее милого лица, от ее прекрасных глаз. – Попробуй подумать о чем-то приятном и радостном, – улыбнулась Гермиона, обхватывая узкой ладошкой мою кисть.
О чем-то приятном… В моей голове замелькали образы того сумбурного вечера. Я будто опять ощутил сладость ее губ, жар учащенного дыхания… Из моей палочки вырвался столб света, постепенно принимающий визуальную форму.
– Молодец, – шепнула мне на ухо Грейнджер.
Ее дыхание опалило щеку, а губы едва осязаемо дотронулись до мочки: табун мурашек побежал вдоль позвоночника… Один миг – и Грейнджер ушла в другой конец комнаты. Никто ничего не заметил: все были слишком поглощены своими Патронусами.
С того дня я все чаще ловил на себе задумчивые взгляды Гермионы. Она не отводила взгляд, даже когда я пристально смотрел в ответ, даже когда ко мне на колени усаживалась Анджелина. Грейнджер лишь с интересом щурилась, а на ее губах появлялась едва заметная усмешка.
Признаюсь, я ее не понимал. Не понимал, как именно она ко мне относится, чего пытается добиться этими недомолвками и играми в гляделки. А потом мне стало не до этого ребуса. Мы с Джорджем вылетели из команды, противная жаба отобрала наши метлы и заперла в своем кабинете, а отряд Дамблдора был разоблачен.
***
В день наказания мы сидели в огромном классе и самостоятельно истязали себя под довольными взглядами мерзкой, злобной горгульи. Амбридж со слащавой улыбкой попивала чай из розовой чашки в то время, как все мы выводили у себя на руке кровавые надписи. С самой довольной улыбкой я бросал полные издевки взгляды на Амбридж, замечая, как это ее бесит. Подмигнув, с двойным рвением принялся за свое наказание…
