Текст книги "Сбор урожая (СИ)"

Автор книги: stellafracta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Я думал, ты мудрее, – усмехнулся он.

– Я думала, ты меня знаешь! Я думала, ты смотришь вглубь, но тебе на меня наплевать! Как только ты понял, что я не решу твою задачку, ты решил от меня избавиться!

– Это не так.

– Джозеф, хватит. Ты прекрасно знаешь, как на меня влиять, ты прекрасно знаешь, на какие кнопки надавить так, чтобы я – как и всегда – танцевала под твою дудку! Но с меня хватит…

– Твои эмоции сейчас не кстати.

– Мои эмоции показывают, как ты в очередной раз задел меня за живое! Я доверяла тебе, думала, ты мне друг… Я думала, мы вместе покорим мир! Я думала…

Ком застрял в горле – обида, возмущение, злость… Он не умеет чувствовать – не различает ни своих, ни чужих чувств. Перед тем как сжечь книгу в кабинете, я вдруг осознала, что никогда – никогда – не будет так, как я себе представляла!

Ему никто не нужен. И я буду не нужна – и ничего с этим не поделать. Мне всего лишь казалось, что он – родственная душа. Я обманулась, я увидела то, чего в нем никогда не было.

– Не делай поспешных выводов, – молвил Дьявол, и сделал шаг ко мне. – Твой рассудок затуманен, но когда тебя отпустит, ты поймешь…

Пожалуй, он никогда не подходил так близко. Вдруг стало жарко и волнительно – и я смотрела ему в глаза, замерев как кролик перед удавом.

Хотелось послушать его – и согласиться. Отдаться, отдать свою судьбу ему в руки – просто потому что я устала бороться и быть начеку, смертельно устала… Он знает, он знает…

Но я сбросила дурманящие оковы, моргнув, отступив чуть в сторону, ближе к обрыву.

– Скажи мне, почему ты мне не доверяешь? – спросил он. – Что ты мне еще не сказала?

Я облизнула губы. Он точно хочет это услышать?

– Не играй со мной, Джозеф. Я не хочу уезжать, и я не хочу с тобой конфликта. Когда я приехала сюда, я думала, мы вместе найдем…

– Вместе, – перебил меня он, – мы уже ничего не найдем.

– Вот видишь! – выдохнула я сквозь наворачивающиеся на глаза злые слезы. – Тебе насрать! Тебе всегда было насрать!

Он подошел еще ближе, заставляя меня ненароком пятиться к краю площадки, несмотря на то, что влечение – или что-то на него похожее – нашептывало совершенно другие побуждения.

– Почему все так?! – взмолилась я, качая головой. – Почему?!

Черные глаза смотрели в самую душу… Но это было самообманом. Он Дьявол – потому что я так его назвала; я была влюблена в него когда-то – лишь потому что мне было так нужно…

– Ты думаешь, я всегда делаю то, что хочу? – шепотом произнес Дьявол.

Его руки оказались на моих щеках, он крепко взял меня за подбородок, приподнимая лицо, склоняясь надо мной. Ладони мгновенно вспотели, и сердце подобно испуганной птице трепыхалось где-то в грудной клетке.

Это было странным ощущением. Выглядело так, словно еще секунда – и он меня поцелует, однако он никуда не спешил.

– Приглашая человека в свою жизнь, мы отводим ему определенную роль, – вкрадчиво говорил Дьявол. – И сами играем роль, которую он отвел нам. Однажды ты сказала, что есть нечто, что ты держишь при себе как джокер в рукаве…

Я даже помню, в какой момент я это говорила. Ночь, сполохи свечей в парадном зале, завывание бури вторит звучащему мрачному, со сложной мелодикой, вальсу, и мы танцуем, паря над каменным полом, под холодными сводами вечно мертвого замка – притворяясь, что живы.

Я упивалась его обществом и иллюзорной близостью, уделенным мне вниманием так, словно это было действительным подтверждением моей исключительности. Всего полгода назад я была счастлива в замке, обманувшись, польстившись на уловку собственного одиночества. Я тогда думала, что вновь полюбила – понадеявшись исцелиться от прошлой, безответной и проклятой любви к Эрику.

Сейчас мне было больно – от того, как Джозеф все это время пользовался моим неравнодушием. Неужели он не видел, неужели не чувствовал? Если нет, то он глуп и слеп, и ни разу не проницательный… Если же видел и знал – то он жесток.

Я была уязвима – каждый раз, когда он ненароком или намеренно – вонзал нож в подставленное беззащитное пузико… Я открылась ему – единственному, кого сочла достойным своей тайны, – я доверилась, а он поступил со мной так же, как с остальными.

Я знаю, что он бы ответил мне на такое заявление… Что его ролью было причинить мне боль – что я сама решила призвать его в свою жизнь, чтобы обжечься.

– Что за оружие ты держишь в рукаве? – спросил он, и его голос вырвал меня из размышлений.

Самое интересное, что мои чары никогда не действовали на него. Именно поэтому Дьявол, отличаясь от остальных мужчин, реагирующих как чуткий музыкальный инструмент на пальцы умелого игрока, вызывал у меня бурю эмоций, кураж охотника, досаду от того, что не получаешь желаемое.

Если бы он ответил мне взаимностью, все было бы проще. Я бы удовлетворила каприз, тут же успокоилась, быстро охладела… и, возможно, ничего бы другого – из огромной цепочки событий, им спровоцированной, – не произошло.

Я была благодарна ему за все, что он сделал. Даже если мне было больно. Я, действительно, творец своей Вселенной – и что чувствовать, я тоже сама выбираю.

– Помнишь, я сказала, что если я захочу захватить мир, я позову тебя партнером?

Я положила кисти рук ему на грудь, поверх сложного воротника плаща, а он по-прежнему держал меня за щеки, оставаясь близко, почти касаясь носом моего носа.

– Помню, – отозвался он, выдыхая слова в мой приоткрытый рот.

– Помнишь, что ты ответил?

Он на мгновение замешкался.

– Помню, – без единой эмоции молвил Дьявол.

Он солгал… Я на секунду закрыла глаза. Зато я помню.

– Ну так вот, я зову тебя сейчас. Давай захватим мир, он будет только нашим. Для нас двоих. Я люблю тебя, Джозеф.

Его ладони дрогнули, но выражение лица осталось непроницаемо безразличным.

Как глупо… Я отвернулась и отступила на шаг назад, убирая руки с его груди, однако Дьявол развернул меня к себе почти силой, заглядывая в глаза, и кровь вновь застучала в висках – уже от подкрадывающегося ощущения опасности.

– Это не то, что тебе нужно, – выпалил он. – Забери свои слова назад.

Странное утверждение…

– Зачем? Я не хочу.

Я по инерции пятилась, и в один миг вдруг осознала, что позади нет земли – лишь пустота обрыва, отвесного каменного склона. Я невольно вцепилась в плечи Джозефа, чтобы удержать равновесие, и мы замерли на краю площадки: я – спиной к чудному виду на долину, он – лицом ко мне, оставаясь единственным моим спасением.

– Ты думаешь, я всегда делаю то, что хочу? – шепотом произнес Дьявол.

Прежде чем ощущение дежавю накрыло оглушающей волной, он толкнул меня.

Я проснулась в слезах, от собственного вопля, с ощущением его последнего прикосновения на груди в момент, когда он столкнул меня с обрыва.

========== 14 ==========

Когда что-то не ладилось, я вязала веревки. Настроение с самого утра было паршивое, и дурной сон никак не шел из головы. Если мое подсознание так интерпретировало последние события – а я никогда не трактовала сны буквально, – то мне стоит задуматься.

Я не чувствовала поддержку и опору в Дьяволе. Я как будто была готова к прощанию – или его отвержению. Я, в конце концов, сожгла его книги… У него был повод на меня злиться.

Йонас жалобно вскрикивал от некоторых манипуляций – он был моей безропотной моделью, на которой я плела узлы из синтетической красной веревки. Изначально он относился к шибари с подозрением, даже ужасом, однако после позитивного подкрепления в виде реакции его подписчиков на фото и видео, соглашался более охотно.

Я подвешивала цыгана в конюшне, где можно было беспрепятственно забрасывать веревки на балки. Он был в одежде – штанах и рубашке, – но босой, и его позы, фиксируемые мной, были скорее не эротическими, а акробатическими.

Когда тело юноши, опутанное красной веревкой, резко опустилось, а тот взвизгнул от неожиданности, я в очередной раз успела поймать трос, выравнивая положение. Петля с неудачным узлом соскользнула с поперечного бруса под потолком в непредусмотренный момент… Я чертыхнулась, удерживая перевернутого вниз головой Йонаса, а тот зажмурился, и красное от притока крови лицо выражало крайнюю степень дискомфорта.

– Я бы порекомендовал использовать другой узел, – с усмешкой в голосе обратился ко мне странствующий архитектор.

Он, судя по ироничному замечанию, наблюдал за нами уже достаточно долго, скрестив руки на груди, прислонившись к вертикальной опоре.

– Какой? – выдохнула я, прилагая усилие, чтобы удержать конец веревки и не дать цыгану шлепнуться на землю.

Мда… Уже не похоже на забавную игру.

– Прямой, плоский, восьмерка, – перечислял мужчина в маске, – штык с двумя шлагами, рыбацкий штык, стопорный и рифовый узел; удавка, затягивающаяся удавка, португальский булинь, улучшенный кинжальный узел, фламандская петля, фламандский узел…

Йонас хотел было что-то сказать, но я его опередила.

– Мой узел называется «Цыган-все-стерпит». Да, мсье архитектор, кажется, нам с вами будет о чем поговорить…

Уже четверть часа спустя под руководством Анжа я повторила затейливый маневр, подвешивая тушку Йонаса под потолком конюшни, опутанного красной сетью узора. Юный цыган потел, пыхтел, но не перечил, и на каждый мой вопрос о его самочувствии, сопровождаемый поглаживанием по влажным волосам или другой части тела, до которой было удобно достать, я получала благоприятный ответ.

Еще полчаса спустя, когда мы отпустили обалдевшего Йонаса, побывавшего в сабспейсе, умываться, гость показывал – уже на мне – некоторые приемы, на которые я доселе не обращала внимания.

Например, как забрасывать петлю на балку, легко, проворно и незаметно, одним движением.

Анж вел себя сдержанно – на удивление невозмутимо, – несмотря на специфическое занятие, за которым он застал нас с графским помощником. Он терпеливо пояснял, отвечал на вопросы и смеялся, пускай и тихо, по-своему, над моими шутками и лицедейством. Под маской невозможно было считать эмоции, однако расширенные зрачки янтарных глаз говорили о многом… Я совершенно забыла о времени и месте, мне впервые за долгое время было хорошо – даже лучше, чем вчера, когда мы с цыганом кривлялись перед камерой с светодиодной рамкой.

У Анжа на левом запястье под манжетом рубашки был спрятан тонкий скользящий шнурок, уходящий хитрой спиралью к локтю. Лассо индийских тугов… Когда он продемонстрировал его в действии, я возбудилась.

Без шуток.

– Поднимите руку на уровень глаз и держите. Да, вот так, – командовал он, отходя на несколько шагов в сторону. – Не беспокойтесь, я буду осторожен.

Я, еще не понимавшая, что он задумал, беспечно улыбалась, но выполнила его указания.

Неуловимое движение кистью – и блестящая петля затягивается на моем запястье, чуть оттаскивая вперед, и я хватаю ртом воздух… В восторге, невероятном трепете, охватившем тело.

От моего возгласа Анж смеется. Мелодично, уже громче… Расслабленное и задорное «Ха-ха-ха». Его голос – как музыка для моих ушей. Он невольно подходит ближе, ведомый тонкой нитью, ведущей от его запястья к моему, и я протягиваю руки, чтобы вложить свои ладони в его ладони.

От обжигающего прикосновения он отдергивает руки, и странный мираж исчезает, лопается как мыльный пузырь.

– Кажется, это было лишним, – произносит он тусклым, несвойственным ему тоном. – Простите.

Мы встретились взглядами, и я в непонимании замерла, пытаясь сложить пазл.

Он испуган?

– Нет-нет, все в порядке… – встрепенулась я. – Это было круто, это было вау!

Он покачал головой и сделал шаг назад, отводя глаза.

– Я не должен был… Это не игрушки, мадемуазель Александра, это смертельное оружие, которым убивают. В следующий раз, когда я захочу что-нибудь вам показать, чтобы вас удивить, не позволяйте мне этого.

Я так и стояла напротив, открыв рот.

– Почему? – выдавила я после паузы.

Анж посмотрел на меня своими янтарными очами в недоумении от моего вопроса.

– Это опасно, – как-то неуверенно отозвался он – словно сам уже сомневался.

– Не опаснее дилетантского подвешивания цыган или алхимии с Дьяволом… – фыркнула я с робкой улыбкой. – Я же под присмотром профессионала! Ну же, мсье Анж, покажите еще, научите меня бросать лассо!

========== 15 ==========

Уже стемнело, а мы еще так и не вернулись в замок. Молодой мужчина в маске не только провел мастер-класс по узлам и веревкам, рассказал об индийских – и не только – сектах, но и наконец объяснил, что он имел в виду, когда говорил про мой голос.

С каждым днем он открывался все больше. Я дала ему понять, что не только не осуждаю и не даю оценку тому, что он делает или говорит, но и готова увидеть мир его глазами, если он позволит.

Это подкупает… Когда на тебя смотрят и видят тебя.

Он привык быть странным (маска тому живое доказательство), отличаться, причем в не лучшую сторону, но право на то, чтобы быть собой – странным, любым, – он, как правило, отвоевывал себе сам. Анж сперва не верил и не доверял мне – как мне казалось, – но поскольку я реагировала не так, как он ожидал, он – из свойственного ему любопытства – лез туда, где можно было обычно больно уколоться.

Я видела в нем себя. Он, возможно, чувствовал то же самое – мы словно говорили на одном языке.

– Особенные обертона, – рассуждал архитектор, – от грудного резонатора. Это, безусловно, вкусовое предпочтение… И я не думаю, что остальные слышат и реагируют, как я…

Он любил свою особенность, она срослась с ним, стала неотъемлемой частью жизни, без которой невозможно существование. Он чувствует мир острее… Я мягко улыбалась, слушая его, пока мы шли вдоль замковой стены внутреннего дворика, чтобы возвратиться в крепость.

– Вы упоминали, что звук скрипки для вас менее благозвучен, чем звук, к примеру, виолончели… – продолжал он. – Работает по тому же принципу. Определенный частотный диапазон вызывает определенную реакцию – но уже не от инструмента, а от человеческого голоса.

– О, как же я люблю все эти вокальные трюки! – воскликнула я. – Игра интонацией, скоростью, акцентами. Но я никогда не делала этого намеренно – в этом моя проблема. Я слишком много и так думаю, пока говорю, чтобы управлять тем, как говорю. Я делаю все интуитивно.

Я чуть замедлила шаг, чтобы посмотреть в лицо (маску) собеседнику справа. В уличном сумраке, подсвеченном только рассеянным светом луны, отраженной от снежных пятен, нельзя было различить ничего, кроме темного силуэта и бликов глаз.

Анж едва слышно усмехнулся.

– Тогда я боюсь представить, что будет, если вы начнете пользоваться голосом как оружием.

– Почему обязательно как оружием? – изобразила я удивление. – Голосом можно делать… приятно.

Когда я спохватилась, было уже поздно. Я вошла в откровенный флирт, причем, намеренно продемонстрировала, пусть и в игривом формате, свой фирменный тон.

Он меня не скрылось, как архитектор сжал кулаки, а затем спрятал кисти за спину.

– Мне просто очень нравится с вами обсуждать разные темы, – будто бы извиняясь, но спокойно пояснила я. – Именно поэтому я могу ненароком начать шутить так, чтобы было смешно только мне.

Я пожала плечами, Анж вздохнул, но ничего не ответил.

– Чревовещание туда же, – решила сменить тему я. – Никогда не пробовала, но невероятно интересно! Оно для меня высший пилотаж!

– Я удивлен, – раздалось слева от меня, у самого уха, там, где никого не было, и я невольно оглянулась. – Я думал, вы и чревовещать умеете.

Вновь возглас изумления вырвался из груди, и я тут же обернулась вправо, к мужчине, шедшему с невозмутимым видом.

– Анж, Темные Небеса, как вы это делаете?! – охала я. – А еще, еще можете?

Я была как ребенок, скачущий вокруг родителя, показавшего фокус, умоляющий повторить. Нельзя быть таким талантливым!

– Я видел, как представители рода человеческого с восторгом реагируют… – звучало позади меня, щекоча теплой волной затылок, пуская табун мурашек по спине, – но чтобы так бурно – впервые.

Высокий мужчина в белой маске стоял напротив, и я замерла, глядя на него снизу вверх. Я тонула в противоречивых чувствах: сперва я думала, что он мне нравится, потому что он напоминает мне Эрика… Теперь я уже не понимала, что к чему – все смешалось в один причудливый калейдоскоп, переливаясь красками, складываясь каждый раз в новую комбинацию.

Видимо что-то промелькнуло в моем выражении лица – беспокойство или печальная задумчивость, – и Анж, уже своим прекрасным, но нормальным голосом, спросил:

– Я вас расстроил? Я не хотел.

– Нет, нет, все в порядке… Я просто…

Он не расстроил меня… Это было что-то другое. На грани счастья, горько-сладкого удовольствия и боли – после того, как что-то с упоением чесал и расчесал до крови.

Становилось все холоднее, на замок опустилась ночь – глубокая, беспроглядная, уютная как одеяло, заставляющая забыть о том, как красив день.

Я первой прервала молчание.

– Анж, ты… вы… вы очень классный, правда. Вы – очень редкий, ценный экземпляр! Я это совершенно искренне говорю, – я прижимала руки к груди, пытаясь вложить в свои слова смысл так, чтобы он точно понял. – Может, конечно, и косноязычно…

Архитектор застыл, и, казалось, даже не дышал. Я не видела его лица – даже губ или глаз, – но жадно ловила каждую деталь, чтобы определить реакцию.

Я сделала осторожный шаг навстречу.

– У меня ощущение, что я знаю вас всю жизнь! Конечно же я заблуждаюсь, но в одном я убеждена – вы очень, очень крутой! Молодой и талантливый, это же так прекрасно!

Он молчал и моргал. Я боялась, что как всегда ляпну что-нибудь не то, но пока что хвалебные оды в адрес архитектора не могли быть интерпретированы в негативном ключе… Остается надеяться, что Анж слушает безмолвно, просто потому что обалдел.

– Что же вы тут делаете – в гребаном замке с сумасшедшими чернокнижниками?! Весь мир будет у ваших ног, вот увидите!

И тут он мне не ответил.

– Можно я вас просто обниму? – на порядок тише и спокойнее молвила я. – Иначе я буду долго говорить, но вы самого главного так и не поймете.

Я осторожно развела руки в стороны в открытом жесте, и человек в маске не возразил – лишь чуть подался вперед, по-прежнему пряча кисти за спиной. Мне достаточно было просто распахнуть объятия – мы и так стояли близко – и прижать его к себе.

Анж был напряжен – как струна, как готовый к прыжку хищник… или как жертва хищника, перед тем, как броситься наутек. Я действовала аккуратно – я сперва только приобняла его за предплечья, сразу ощутив опасение, фонящее от его долговязой фигуры… Я дала понять, что абсолютно ничего страшного от меня ожидать не стоит – и он сам придвинулся ближе, позволяя обвить его руками, кладя ладони на спину.

Я прильнула к нему, транслируя спокойствие. Я уткнулась носом в его грудь – как кошка, которая готова уснуть умиротворенно в колыбели объятий хозяина… Анж старался не дышать. Его сердце колотилось как бешеное, рвясь наружу, вон из грудной клетки – и я уже беспокоилась, что моя затея была не к месту.

Но затем он выдохнул, вдохнул, осторожно, словно боясь спугнуть меня, момент, странное, как мне показалось, непривычное состояние… и начал, наконец, дышать нормально.

Что у него в голове, если он так реагирует?

Он так и не обнял меня в ответ, пускай и его руки сделали невнятную попытку оторваться от торса и деться куда-то еще.

Я отстранилась, заглядывая ему в глаза, держа ладони на предплечьях.

– Спасибо, – почему-то сказал он.

В зрачках промелькнули золотистые блики, его теплое дыхание коснулось моей щеки.

– На здоровье, – улыбнулась я. – Идемте внутрь, уже поздно. Нас наверняка ждут к ужину.

========== 16 ==========

Джозеф за время посиделок за столом ни разу не обратился ко мне, даже, кажется, не посмотрел в мою сторону. Он беседовал, непринужденно и охотно, с графом и Анжем, и второму уделял особенное внимание.

Дьяволу было это свойственно… Делать любимчика центром вселенной – а затем забывать, как только находил нового. Я поймала себя на мысли, что впервые я не реагирую с ревностью или неуютным чувством покинутости – мне было безразлично безразличие мужчины с остроконечной бородой.

Быть может, его демонстративное игнорирование и являлось справедливым наказанием – я, как-никак, спалила большую часть его библиотеки, – однако подобные способы воздействия на меня больше походили на меры жестокого родителя по отношению к непослушному ребенку.

Анж был расслаблен и открыт к диалогу, он будто светился – какое лакомство для того, кто питается чужой энергией! Он часто бросал взгляды на меня через стол – уже не пряча взор, как обычно, из-под опущенных ресниц, а прямо и открыто.

Иногда я даже успевала поймать момент, и когда наши глаза встречались, и улыбалась ему. Я любовалась им, он и вправду был хорош.

Мне казалось, я всю жизнь готова провести вот так – в уединении и покое, с беседой с тем, кто говорит на моем языке, с ежедневными ритуалами ночных трапез в зале, с дневным ребячеством в компании Йонаса… Но что-то подсказывало мне, ничто не длится вечно. Даже здесь, в замке.

Дьявол и Анж нашли уже много общих тем; за последние дни, пока я занималась своими делами, Джозеф успел расположить к себе странствующего архитектора, если тот, оказывается, делал ему расклад на таро.

Обычно этим занималась я… Но мне было любопытно. Я слушала, не вмешиваясь, как трое мужчин (Владен периодически вставлял свои комментарии и вопросы с подковыркой) дискутировали над тринадцатым старшим арканом.

– Если вы ждали, что карты покажут текущее положение вещей в замке, – рассуждал владыка, – то Смерть здесь – фоновый лейтмотив. Не нужно воспринимать так буквально.

– А еще перевернутый Дьявол с Луной и Любовниками, – хохотал Джозеф, – куда буквальнее! Я люблю эти карты, они всегда меня веселят.

Местная колода была, действительно, необычной. Красивой, черно-белой, с множеством смыслов и деталей, незаметных невооруженным взглядом, мрачная, но прекрасная. Со своим характером – порой деликатным, порой жестким, игривым и ироничным.

Смерть, Дьявол и Луна сидят за столом. Осталось определить, кто любовники. От мысли, что вампир втихую наведывается к Дьяволу по ночам, и они, влюбленные, летают, обратившись в летучих мышей, мне стало смешно.

– Аркан смерти, как правило, не означает ничего плохого, – согласился с владыкой Анж. – Я уже не раз ссылался на огромное количество разных культур и верований, в которых смерти отводили очень важную, священную роль.

– Венецианские некрофилы, про которых вы рассказывали, к ним относятся? – с упоением парировал Дьявол. – Они бы обрадовались такому раскладу, ну а я что-то не особо рад.

Облачко пробежало по лицу (маске) гостя. Нечто, упомянутое Джозефом, явно не вызвало приятных воспоминаний, я буквально увидела, как резко настроение архитектора с возвышенного переменилось на подавленное.

Умеет же Джозеф набросить дерьма на вентилятор!

– Смерть – это конец старого и начало чего-то нового, – подала голос я впервые за весь вечер. – Перерождение, если хотите. Смерть тому, что и так должно было умереть.

Анж гадал ему вчера, до того, как я устроила пожар. Быть может, все до банальности просто?

– Да, ты права, – отозвался Джозеф, царапнув меня взглядом черных глаз. – А что и так мертво, умереть не может.

– А жаль, – вздохнул владыка, изображая зевок. – Я бы умер разок, иногда так скучно… Прошу, довольно этих диалогов о таро и будущем. Мсье архитектор, сыграйте же на скрипке, я до сих пор не дождался от вас обещанной музыки!

Анж ответил не сразу.

– Прошу меня простить, владыка, но прямо сейчас я не в лучшей форме, чтобы удовлетворить вашу просьбу. Надеюсь, вы позволите мне отложить скрипку до завтра, не хочу огорчить вас несовершенной игрой.

Янтарные глаза смотрели куда-то на пустые приборы, кисти рук были спрятаны под стол: я была готова поспорить, он нервно сжимал пальцы – как в моменты особого эмоционального напряжения или негодования.

Дьявол его задел!

– Очень жаль, – поджал губы граф. – Вы заставляете меня ждать. Но имейте в виду, даже хорошо разогретый аппетит может обернуться потерей интереса.

========== 17 ==========

– Это не то, что вы подумали! – выпалила я, оборачиваясь на вошедшего в конюшню человека в маске.

Под потолком постройки с деревянной балки свисала петля, я с энтузиазмом ее вязала, пока в один момент не заметила, что в конюшне я не одна.

Он был в дорожном плаще, единственной, я полагаю, теплой вещи, а ночью во дворе достаточно морозно… Выражение лица архитектора, как и обычно, оставалось только угадывать, и даже по движению долговязой фигуры невозможно было определить, о чем он думает.

Анж выдержал многозначительную паузу.

– Если бы я подумал, что вы решили покончить с жизнью, я бы не дал вам завязать этот узел, – он кивнул в сторону балки. – Он не подходит для повешения.

Я невольно улыбнулась.

– Господи, Анж, я обожаю ваш юмор, – невпопад отозвалась я. – Почему вы не спите? Уже скоро рассвет.

Мужчина сделал еще несколько шагов навстречу, глядя на петлю над моей головой.

– Я не могу понять, кому верить, – молвил он.

– В каком смысле?

Он не смотрел на меня, он смотрел куда-то на потолок, и пальцы рук скрылись в складках струящегося плаща.

– Вы лучше, чем он о вас говорит, – так же пространно продолжал он.

– Кто, он? Джозеф?

– Да.

Я набрала воздуха в грудь.

– Приятно слышать, что у вас сложилось хорошее впечатление обо мне. Но, возможно, он в чем-то прав. Правда, я не знаю, что именно он сказал вам…

– Мне было достаточно. И сперва я поверил, но потом…

Наши взгляды встретились, и он всплеснул руками от досады.

– Вы были добры ко мне. Почему?

– Почему? – переспросила я. – Потому что вы классный. Потому что мне нравится с вами общаться… Потому что вы мне нравитесь.

Янтарные глаза моргнули. Анж покачал головой.

– Но вы меня не знаете!

– Конечно не знаю! – ахнула я. – Но я узнавала и узнаю, я наблюдаю и делаю выводы! Мне нравится то, что я вижу. Все просто… Зачем вы спрашиваете?

– Вам нравлюсь не я, а тот, кого я вам напоминаю!

– Да неужели?! И кого же?

– Вашего Эрика!

Я подавилась рвущимися наружу словами протеста. Может быть…

– Может быть… – на порядок спокойнее отозвалась я. – Но вы – не Эрик!

Анж вдруг нервно рассмеялся, и я от растерянности вновь зависла, так и не выдав гневную тираду.

– Конечно же я не Эрик, – со странной интонацией и кривой усмешкой протянул он. – Вы ничего обо мне не знаете! Вы даже имени моего настоящего не знаете!

– Потому что ты не говорил! Потому что я не вытягиваю щипцами то, что мне говорить не хотят! Да что он тебе такого сказал?! Что случилось, что он с тобой сотворил?!

– Он сказал правду.

– Какую правду? – не унималась я, подходя ближе, запрокидывая голову, чтобы видеть его лицо-маску, склоненную надо мной. – Что конкретно? Что испортило тебе настроение?

Гребаный Дьявол! Нельзя было оставлять Анжа с ним! Неужели он намеренно стравливает нас? Что он о себе возомнил?!

Анж не пятился, не отводил взгляда… Зрачки расширились, но губы были плотно и решительно сомкнуты. Он подбирал слова – или решал, отвечать ли вообще.

– Он сказал, – безжизненным голосом, лишенным свойственных ему красок, произнес архитектор, – что такой как я должен держаться от вас подальше.

– Что за глупости? Что это значит?

– Это значит, чтобы я знал свое место! – отрезал Анж.

– Да не слушай ты его! – возмутилась я. – Я понятия не имею, какую игру он задумал, но не поддавайся на эти уловки! Да он тебе завидует!

Мужчина в маске тряхнул головой, и темные волосы упали на лоб.

– Завидует?! – вскричал он. – Чему завидовать?!

– Ты молодой, талантливый, у тебя все впереди…

– Ты не понимаешь! – оборвал он меня. – Не понимаешь!

Он закрыл лицо ладонями, отшатнувшись, и я растерянно замерла.

Однако он быстро взял себя в руки, сделав пару судорожных вдохов, и когда он спрятал пальцы за спину, глаза его были чуть красными от слез.

– Говорит гадости про меня, тебе внушает какую-то жестокую ерунду… – решила закончить я мысль, терпеливо оставаясь напротив. – Да ему просто нравится делать людям больно!

– Он не говорил о вас гадости! – будто не слыша меня, пробормотал Анж. – Он сказал, как есть – чтобы я не питал лишних иллюзий. Спустил с небес на землю.

– И что же он сказал? Ну же, Анж, давай вместе разберемся – и поймем, что это просто лютейшая дичь, которая не стоит времени, на нее потраченного!

Абсурдней картины не представить: в конюшне под петлей (вместо ветки омелы) двое спорят о том, как третий ревнивец настроил их друг против друга!

Архитектор молчал, а я выжидающе на него таращилась снизу вверх. Если бы с ним все было так просто – а он не читался, как открытая книга, – я бы давно преодолела эту стену, им выстроенную, лишив раз и навсегда сомнения в том, что он достоин лучшего.

Может, я его и не знаю – но глаза у меня есть. Он не сделал мне ничего дурного, и не сделал ничего дурного обитателям замка… Он не подпускал никого близко, потому что сам себя боялся.

– Если вы не хотите продолжать разговор, просто покажите как вязать узел, как у вашей удавки на запястье. И как бросать. Если вы хотели со мной поругаться, у вас ничего не выйдет.

Он моей реплики Анж опешил. Тонкие губы едва тронула улыбка – всего на мгновение, – но мне хватило и его.

Некоторое время спустя он уже вешал на мою правую руку от кисти до локтя шелковый шнур, блестящей змейкой легший под рукав платья. Пальцы архитектора ловко управлялись с лассо, почти не касаясь кожи, однако когда дело дошло до демонстрации броска, ему пришлось брать меня за запястье и указывать верное положение.

Он притрагивался ко мне осторожно – будто обезвреживал бомбу, которая в случае ошибки разнесет на куски замок вместе со скалой, на которой стоит.

Не с первого раза мне удалось забросить удавку на балку так, чтобы скользящая петля затянулась крепко и быстро… Но я радовалась, как неразумное дитя, хохоча от восторга, возвращая конец лассо обратно на запястье и повторяя маневр.

А затем гладила стоявшего рядом Анжа по предплечью, просто потому что для меня это было совершенно естественным жестом, а он не отстранялся и не говорил ничего против.

Уже когда я, по-прежнему с удавкой в рукаве, довольная и наполненная новыми впечатлениями, выходила из конюшни вместе с молодым мужчиной в маске, мое внимание привлекла седельная сумка. Сумка Анжа стояла у порога постройки… Он планировал уйти? Он заходил попрощаться? Или он случайно наткнулся на меня – с петлей, ночью?

– Анж? – жалобно выдавила я, притормаживая.

Он все понял. И, казалось, он сам ненадолго забыл, что оставил ее здесь.

– Ты уходишь? – нарушила я повисшую тишину. – Почему сейчас? Останься. Пожалуйста.

Я опять обратилась к нему на «ты»… Я не хотела его отпускать.

А как, собственно, я буду пытаться его уговаривать? Его, действительно, ждет интересная, полная приключениями жизнь, у него все впереди… Ему нечего здесь делать – в компании похоронивших себя заживо сумасшедших затворников.