Текст книги "Несказанное (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Мы с ужасом посмотрели на мокрую дорогу, ожидая увидеть там то ли кровь, то ли внутренности пешехода, но, конечно, ничего не было. Всё равно неприятно. Жутко. Водила вырубил радио.

_______________________________

* Андреас Шоль и Филипп Жарусский – знаменитые и популярные контратеноры сегодняшней Европы.

** Имеется в виду музыкальная ежегодная премия «The World Music Awards».

========== Один из эпизодов ==========

За мостом вдруг посыпал снег. Мокрые лохмотья облепили лобовое, дворники со скрипом расчищали просвет в виде двух вееров. Такси двигалось медленно и неуверенно. Бедолаги-прохожие на фоне ярких рекламных окон виделись сгорбленными тенями. Небо тут словно одурело: решило вывалить все снежные долги на этот затрапезный район.

На перекрёстке, где нужно было повернуть, неимоверная пробка. Даже неясно, по какой причине. Но до места здесь рукой подать, поэтому я решил расплатиться и добежать до его дома – так вернее будет. Нарушив все дорожные приличия и правила, со второй полосы я припустил на тротуар. Ботинки сразу промокли, холодные хлопья хлестали по лицу, проникали за шиворот. Перепрыгнул через заборчик и быстрым шагом, сам превратившись в стылую тень, поспешил повернуть направо. С удивлением обнаружил, что город, оказывается, несмотря на то что упрямая осень не желала сдавать позиции, готовится к новому году. Украшения на столбах, ёлки и Деды Морозы в витринах, синие фонарики над мостовой, прохожие с авоськами мандаринов, светодиодные деревья – всё это должно было внушать оптимизм и ощущение праздника. Но то ли мокрый снег, то ли неприятные воспоминания мешали новогоднему настроению. Воспоминания оживали и муторно теребили какую-то жилу внутри.

Какой это был наш Новый год? Второй или третий? Наверное, уже третий, тогда с нами Динара начала постоянно выступать, тогда была написана и песня про краешек Луны. Денис исполнил её в модном клубе на Новый год до полуночи, пока тела бодры и слух цепок.

Как только я услышу звук струны

Там, на ленивом завершении вечера,

Я задержусь как будто опрометчиво

На кра-а-аешке серебряной Луны,

на кра-а-аешке Луны…

Я видел, какой эффект произвела заглавная композиция на трезвую публику: рты открылись, шеи вытянулись, глаза заволокло то ли слезой, то ли сексом. Народ был удивлён. Я принимал поздравления и беспечно пропустил врага. Знал ведь, что Петечка Ансберг в зале, мог предвидеть его коварные ходы. Вместо того чтобы увести Дениса вовремя, я лакал дорогое шампанское и закусывал бесконечной болтовнёй со всеми на свете. «На краешке Луны» попросили исполнить ещё дважды. И уже когда я совершенно был в эйфории от самого себя и своего офигенного вокалиста, я заметил блестящий пиджак Петечки рядом со сценой. Сердце сразу пропустило удар, я поспешил к ним. Так и есть: успешный продюсер, медийное лицо с хитрыми глазами, напомаженный во всех местах Петечка охмурял Дэна.

Очевидно, что тот сразу понял, кто перед ним, ведь он уже не первый год в тусовке, главных персонажей знает. Вижу, глазки у Дениса загорелись, смотрит преданно на этого хлыща – не иначе тот уже гор золотых наобещал.

– Нил! Вот беседую с твоим подопечным! – расплылся Ансберг в фальшивой улыбке. – Золото мальчик! Просто золото! И песенку удачную состряпали, Мишаня постарался? – Пришлось с ним обниматься. – Давай накатим с нами! Чтобы в новом году Денис взлетел выше этого клуба! За него!

Пришлось выпить и даже под локоток подхватить Петечку. Но он не собирался отходить от Дениса.

– Хочу пригласить вас в Сочи на попсовый конкурс, он же там всех умоет! Беру на себя вызов – гарантирую, что отборочный пройдёт, я с Игорем Яковлевичем поговорю, – Петечка многозначно подмигнул. – Ну и добро пожаловать в нашу арт-студию, забабахаем клипец, раскрутим. И пойдёт-поедет!

Лихо он обрабатывает! Без зазрения совести пытается увести у меня парня! Расставляет свои золотые капканы.

– Петюня, я рад, что ты оценил, но Дэну ещё петь. Не нервируй исполнителя, – я всё-таки ухватил его за пиджак и потянул вглубь зала – сквозь качающуюся публику к нашему столику. – Давай выпьем с тобой! – Но, вижу, масляные глазки звёздного продюсера застекленели, а мяконькие щёчки подобрались. Со мной он не собирается сюсюкать.

– Как же, месье Дробинский, сей алмаз оказался у вас в руках? – И пить он со мной не собирался.

– Сей алмаз я нашёл, и я ограняю, заметь, не первый год. Поэтому ты руки свои на него не затачивай. У тебя своя делянка, у меня своя.

– Ты же не справишься! Твой алмаз так и будет сверкать по клубам. Допускаю, что к немчикам отвезёшь развлечь бюргеров под пивко. Но на большее тебя не хватит: нет ни площадок в столице, нет ни капусты для настоящих хитов, нет ни обязанных тебе режиссёров, нет никаких лазеек на тиви.

– У нас свои дороги, пусть не такие фееричные, как в твоей мотне, но свои. Да и Денис не согласится лечь под тебя! – О Петечкиной ориентации знали все, да и он не особо скрывал.

– Фи! Как грубо! – Я знал, что Ансберг при всей его жеманности и стервозности не спит со своими протеже, он и в самом деле настоящий профи, да и в своих постельных пристрастиях постоянен. – А откуда ты знаешь, что не ляжет? Мальчик тебе не даёт? – он мерзко захихикал, зло сверкнув глазом. – Ты же в курсе, что я настырный тип. Денису нужен я! Могу перекупить весь проект целиком: мне и этот толстяк нравится, и девочка с виолончелью. Название оставим – как память о тебе. Так ты хотя бы монету поимеешь.

– Отвали! Я ничего не продаю. Этот проект мой!

– Проект? Возможно. Но всё меняется. Да и рабства сейчас нет. К счастью. Короче, под ёлочкой такие вопросы не решаются. Мы же с тобой ещё порешаем, милый? – он ласково щёлкнул мне по носу пальцем, развернулся на каблуках и, виляя задом, сгинул куда-то в толпу. Денис пел Twist In My Sobriety – что-то про поворот в сознании.

В ту же ночь Петечка ещё пару раз оказывался возле Дениса, и я летел к ним, чтобы пресечь посягательства. Потом я видел блестящий пиджак около Биг-Макса, как Ансберг пил чуть ли не на брудершафт с Тарасиком, как за столик звёздного продюсера подсел наш аранжировщик Вовка и кивал своей рыжей головой на речи диверсанта. В какой-то момент я даже почувствовал, что меня охватывает паника: если Ансберг затеял атаку, то это опасно.

После праздника вроде как и не поменялось ничего. Ещё неделя новогоднего чёса, потом две недели тишины. Петечка больше не появлялся на горизонте. И я успокоился. Как выяснилось, зря. В феврале Денис пару раз безбожно опоздал на репетицию. Потом я из окна увидел, как он выходит из эксклюзивной навороченной машины. На прямой вопрос, кто его подвёз, он смущённо ответил: «Одна фифа». Не знаю я вторую фифу в городе, которая бы разъезжала на красном Maserati с буковкой «А» из страз на капоте. Денис вдруг стал спорить по некоторым вопросам: то клуб ему не нравился, то гонорар, то сроки съёмок, то тема интервью. Я чувствовал – Дэн меня предавал. Он увиливал от разговоров, он отказывался приехать в гости, он не смотрел мне в глаза.

Конечно, я поговорил с Максом. Тот ничего не утаил. Рассказал, что Петечка созвонился с Дэном, что они договорились сначала о встрече на нейтральной территории, в каком-то ресторане. А в следующий раз Денису предъявили студию звукозаписи, познакомили с «ближним кругом» и даже свозили на консультацию модному стилисту. Теперь мой солист решил отбеливать зубы… Биг-макс открыто предупредил, что если его позовут, то и он пойдёт к Ансбергу – «без обид, я легко продаюсь», и добавил:

– Это Дэн мучится, не знает, как тебе обо всем сказать. Рефлексирует. Но не волнуйся, он всяко отработает до окончания контракта, но потом… В общем, ты бы сам с ним это обсудил.

И я поехал к нему домой – к ночи, чтоб наверняка. Теперь Денис не мог уклониться от объяснений. Он побледнел, потупил взгляд, нервно подбирал слова, раз сто повторил: «Но я так благодарен тебе, так благодарен!» Раз двести – «прости, прости, прости». Раз триста – «не забуду, ценю, уважаю». Я видел, что он впечатлён теми ресурсами и масштабами, что ему продемонстрировал Ансберг. Он ошеломлён теми перспективами, что открывались ему вдруг совершенно даром. Что я мог противопоставить? Взывать к совести, апеллировать к дружбе и преданности я тоже не мог. Кому они нахрен нужны в нашем деле? Это даже бы звучало глупо и унизительно. Поэтому пришлось напялить маску благодушия, печального, но благодушия. Но внутри что-то истошно визжало, до немоты, до тошноты.

У меня оставался ещё шанс оставить Дениса около себя, продлить контракт. Я поехал к Ансбергу, в его резиденцию – именной продюсерский центр. Плана толкового не было, да и впускать меня в его бетонный рай никто не собирался. Вертушка, стеклянная коробка на входе, серьёзный амбал в синей рубашке – всё против меня. Раздражённый, я вышел на улицу. И прямо у парадного лихо останавливается «рендж ровер», а оттуда несравненная краса выходит. Бойфренд нашего Петечки. Плечистый, длинноногий, кудрявый, пухлогубый, холёный. Аполлон в «Версаче». Аполлона зовут диковинно – Светозар. Виды его полуобнажённой натуры рядом с флакончиком мужского брендового парфюма влезли не только в каждую рекламную паузу и на каждый третий билборд, но и в сознание всех мечтательных гражданок необъятной страны и ближнего зарубежья.

Аполлон был недоволен – желваки играют, искры из зелёных глаз брызжут, дверцей безжалостно «бамс». Взглянул на меня, прищурился, как будто вспомнил:

– Э-э-э… Вы ведь продюсер «Денима»? – Я коротко кивнул. – Вы к Петру?

– Да, только не пускают меня… Может, ты мне поможешь?

– Кто бы мне помог! – И Светозар на холоде минут двадцать разорялся по поводу Дениса. Так и поговорили. Так и разошлись. К Ансбергу я не попал, не околачиваться же около центра подобно жалкому просителю, да и передумал после беседы со Светиком. Оставалось ждать.

Наш первый контракт был составлен наивно и впопыхах, поэтому по окончании проекта Денис сохранял за собой все смежные права на исполненные композиции, на имидж и даже на название группы. Наверное, можно было бы и пободаться, Ансберг пошёл бы на нехилые примирительные – не такая уж он и сука. Но мне не важны были деньги, мне нужен был Денис. На каждом новом концерте в те, как мне казалось, последние наши месяцы я ревностно следил за ним и замечал, как он изменился за это время. Из робкого мальчика в кепочке не по рангу он превратился в уверенного фронтмена со своей манерой пения. На сцене не крутился, не манерничал, с публикой не заигрывал и не общался, вёл себя так, как будто он один и поёт ради собственного удовольствия – отстранённо. Дэн всегда стоял очень близко к микрофону, редко снимал его со стойки, на особенно пронзительных моментах прикрывал глаза, мог запустить пальцы в волосы, поэтому никакой причёски, на голове вечный беспорядок. Извечные джинсы и чёрная длиннорукавная футболка с каким-то знаком в круге на груди. С одной стороны, недоступность и обособленность, с другой – демократизм и небрежность. Я заметил, что если люди танцуют, то всё равно поворачивают голову на исполнителя. Он притягивал. Как я мог его отпустить? А как не отпустить?

В те наши «последние месяцы» Денис стал пунктуален и послушен, особенно внимателен ко мне. На день рождения примчался с утра с вином и с сертификатом на полёт на воздушном шаре. Устраивал сюрпризы целый день, после кабака поехал ко мне, говорил, какой я офигенный, – в общем, чувствовал себя виноватым. Я тогда тоже изрядно налакался и в пьяном угаре лез к нему обниматься и целоваться, Дэн это и воспринимал как пьяный угар. Тогда же он мне проболтался о планах Ансберга: они, оказывается, уже приценились к некой композиции известного шведского хитмейкера, Петечка решил разворошить незнакомые российскому слушателю пласты португальского фаду*, он уже уговорил Дениса сделать причёску андеркат и заняться набором мышечной массы, чтобы выглядеть более мужественно и гламурно одновременно. В общем, всё то, что я не успел сделать или не додумался. Денис рассказывал мне это шёпотом, лёжа рядом на не расправленной постели, думая, что я уже сплю, пьяный в жопу. Но я был не настолько пьян, трезвее, чем он.

Это произошло всего лишь за несколько недель до окончания нашего контракта. Я был с Ксюхой. У неё очередной кризис: полаялась с любовником, набрала вес, поцарапала машину. Примчалась ко мне жаловаться на судьбу и, возможно, разрядиться. Она уже нафаршировала судака, накрутила какие-то сырные рулетики и выбирала фильмец попошлее, как позвонил Денис. Сиплым голосом он просил приехать за ним. Куда? Что случилось?

– Я не знаю точно, где я. Это за городом. Дача Ансберга. Ты знаешь, где это? – Я знал. – Прошу тебя, приезжай, я в таком говне, пожалуйста, ты же приедешь?

– Я приеду!

Ксюшка, конечно, не осталась дома чахнуть над судаком, увязалась за мной. Тем более что я выпил, а она не успела, будет штурманом. Нужно было отмахать семьдесят километров, нужно было максимально быстро добраться до Дэна. Он испуган и раздавлен. Я это понял сразу. Отвечать на глупые Ксюхины вопросы не хотелось, да и невмоготу – в груди сдавило так, что говорить трудно. Смолил всю дорогу под обиженное молчание своей боевой подруги. Уже когда въезжали в дачный посёлок, Денис вновь позвонил.

– Мы уже здесь! – кашляя в трубку, орал я. – Где тебя искать?

– Я рядом с дачей Ансберга, подъезжай туда, и я выскочу к тебе, – почему-то дрожащим голосом ответил Дэн.

Не дача, а «дворянское гнездо» просто. С колоннадой и вишнёвым садом, спускающимся к ручью. В усадьбе гремела музыка, мигал свет, удивительно, что около ворот нет охраны. Мы остановились, и я вышел из машины. Хотел было прикурить последнюю сигарету из пачки, как вдруг из кустов со стороны ручья выбежал Денис. Он раздет! Из одежды только телефон в руке и какая-то тряпка (или скатерть?) вокруг пояса. Неудивительно, что голос дрожит: на дворе май и ночь.

Дэна трясёт. И меня тоже. Заталкиваю его на заднее сидение, сам плюхаюсь туда же.

– Вот это пердимонокль! – восторженно встретила нас Ксюха. – Что босиком-то? Грязно же! Итить твою налево!

– Едем. Домой. – Я прижал к себе окоченевшее тело и не отпускал, пока Дэн не согрелся. Ни я, ни Ксюха ничего не спрашивали. Но Денис, конечно, всё рассказал, начал ещё в машине, как только успокоился.

– Пётр затеивал какую-то вечеринку. Но ни даты, ни места не называл, говорил, что будет для меня сюрпризом, будет моим «крещением». Я думал, что это случится только после того, как мы с тобой завершим контракт. И тут мне звонит Светозар: «Собирайся, заеду за тобой через пару минут, настал твой звёздный час!»

– Ты общался с Петечкиным дружком?

– Не особо. Он сначала фыркал, а потом вроде «привет-какдела-пока» выдавливал из себя. Так вот, я подумал, что мы поедем в какой-нибудь клуб. А он повёз меня на дачу. Сказал, что на ежегодную вечеринку, что Пётр его попросил меня привести, там уже все собрались. «Кто все?» – «Друзья и друзья друзей, ты сейчас входишь в наш круг, пора принять крещение. Считай, что ты главный персонаж!»

Я не особо следил за дорогой, да и бессмысленно, всё равно не понимал, куда меня везут. На дачу так на дачу. Светозар болтал всю дорогу, рассказывал, как они с Петром в Ирландии были. Дом меня, конечно, поразил. Внутри мрамор и стекло, шёлковые шпалеры и китайские вазы. Там и вправду уже был народ, но немного, человек восемь – все приятели Светозара. Музыка драмовая, все пили текилу, закусывали то ли конфетками, то ли таблетками. Ансберга не было, но все его ожидали, что якобы вот-вот и с толпой. Какой-то парень начал меня спаивать, запихивать мне в рот таблетки. Я уже было хотел убраться, звонил Ансбергу, тот недоступен. Вдруг Светозар объявил: «Пётр задерживается! Велел начинать без него!» Все захлопали, заулюлюкали и начали раздеваться! Догола! И… пиздец просто! Они начали сосаться, тереться друг о друга, поливать тела текилой – в общем, оргия. Я сначала обалдел от такого поворота, так и стоял чурбан чурбаном посередине комнаты, а когда уже пришёл в себя и устремился на выход, меня перехватили. Сзади, намертво. Кто-то задышал мне в ухо, зашептал: «Ну а ты для меня тут, золотиночка ты наша!» Это был Светозар. Я начал бороться и даже оказался сильнее. Но он крикнул, и пидарасы на меня накинулись, начали раздевать, душить, скручивать… Со смехом, с гиканьем, с какими-то прибаутками. Веселились они! Просто Содом и Гоморра. Мою одежду бросили в камин, телефон, ключи выпали, кто-то их пнул. Я грохнулся, на меня Светозар уселся, хуем своим по мне елозит, ржёт, кто-то руки-ноги держит… А этот ублюдок мне так сладенько втирает: «Хочешь с Петечкой работать, его денюжкой подтираться, будь добр – прими крещение! Все это проходили, и ты не переломишься! Сначала я тебя опробую, разработаю, а потом и Петя со своими ковбоями притопает! А ты тут готовенький, умиротворённый, смирный!» И эта блядь стала меня лапать и щипать за соски, за яйца, за живот, потом он решил мои ноги закинуть себе на плечи. Щас! Короче, я стал ногами молотить, попал ему в морду. Он визжит, как порося. Меня кто-то пинает, кто-то куда-то тащит, в рот кто-то лезет. Я сначала не понял, чем мне в рот? А это резиновый член. Просто пиздец… Они давай меня связывать, требовать, чтобы я член искусственный облизал… В какой-то момент мне показалось, что это всё не со мной, что это какой-то тупейший розыгрыш, что этого не может быть! Двое пидоров надрачивали на меня, прямо мне на лицо своей хуетой! А другие… Бля… этим самотыком резиновым…

– Тс-с-с… Не рассказывай! Бля… Как же так? – Я стискивал Дениса, меня колотило крупной дрожью, сердце бешено стучало. – Мы заявим на него!

– Нет, не заявим, – помотал головой Дэн. – Я сам виноват. Ты меня предупреждал, что у Ансберга разврат. А я повёлся на его связи, на его обещания…

– Они тебя изнасиловали? – это сурово спросила Ксюха с водительского места.

– Нет, то есть да – эту штуку засунули… Пиздец, как больно и ужасно. И вообще всё ужасно, я чувствую себя блядью.

– А почему остановились? И как ты выбрался? – опять Ксюха.

– Я понял, что Пётр позвонил. Светозар вдруг удалился из этой комнаты, а потом крикнул, что «хозяин на подходе», «чтобы оставили мальчика растягиваться» и валили в бассейн для омовения… В общем, меня оставили одного, голого, связанного, с резиной в жопе, в сперме на роже… Звезда танцпола, ёпта… Я попытался двигаться, чтобы развязать руки, но было больно… Да ещё и рыдать принялся. Полный пиздец… Вдруг в комнату быстрым шагом зашёл охранник, парень молодой, с бобриком на голове. Он поморщился. Вытащил из кармана нож, перерезал скотч на ногах и на руках и мотнул головой в сторону выхода. И ничего не сказал! Я, конечно, соскочил, дубину из ануса вытащил, схватил эту тряпку, чудом нашёл телефон, было не до ключей, и вон из дома. В сад, оттуда тебе позвонил, потом к ручью спустился, там забор заканчивается, по ручью его обошёл и спрятался в кустах.

– А Ансберг? Подонок так и не приехал? – грозно вопрошала Ксюха.

– Какая-то машина приезжала, но я не разглядел кто. Потом в доме веселье началось. А я вас ждал… И всё думал, что ты бы мог и не поехать, ты бы мог и обидеться на меня… Что бы я делал тогда?

– Я бы не мог не поехать…

Денис тогда заболел. Простуда. Хотя я думаю, что не только простуда – шок. Я его оставил у себя. Прятал от Петечки, лечил, никаких нравоучительных бесед не вёл. Позвонил в центр к Ансбергу, потребовал привезти ключи и вещи Дэна. Там ничего тупее не придумали, как прислать Светозара. Денис наблюдал из окна, как я забирал сумку… Зеленоглазый Аполлон (сегодня от «Ральфа Лорена») радостно помахал ему рукой и лукаво подмигнул. Красив стервец…

Через месяц мы подписали новый контракт. Денис, по-моему, и не читал, он на автопилоте ещё жил, оттаял только на море, куда мы отправились в июле. В сочинском конкурсе не участвовали, португальских песен не пели, андеркат не выбрили, но денег заработали. Осенью сняли первый клип – «На краешке Луны». Всё налаживалось.

Разумеется, Петечку мы видели неоднократно, шоу-тусовка – тесное место. Однако он к нам не подходил, своими рыбьими глазами смотрел мимо. Удалил, видимо, со своей орбиты. Светозара, кстати, тоже. Потому что как-то исчез парень: и с билбордов, и из богемной жизни. Не так давно я узнал, что он погиб. В банальной автокатастрофе – улетел в пропасть, где-то на горном серпантине Франции: мчал на европейской резине по заснеженным Альпам. Но это была совсем другая история, не связанная с Петечкой.

Бля! Я тоже не удержался на обледенелой дорожке и свалился, больно ударившись локтем. Еле собрал себя. Дальше уже не бежал – ковылял. Вот и дом. Когда доставал магнитный ключ, увидел, как трясутся мои руки. Как тогда в машине рядом с полуголым Дэном. Вдох-выдох! Досчитал до десяти и нырнул в парадную. Здесь только что прошёл ремонт, ужасно пахло нитроэмалью и дихлофосом. Союз ЖКХ и санэпидстанции. Взлетел на пятый этаж. Дёрнул ручку двери – открыто. Придурок!

Зашёл в тёмный коридор. Пахло алкоголем и чем-то тошнотным.

– Денис! Я пришёл!

Тихо. Никто не отвечал.

___________________________

*Фáду – эмоциональная, меланхолическая и страстная музыка Португалии, имеющая народные корни.

========== Апогей ==========

На ощупь по шершавой стене нашёл выключатель. Коридор заморгал галогеновой длинной лампой до рези в глазах. Ненавижу квартиру Дэна. Мы сняли её давным-давно: однокомнатная, малогабаритная в нищем районе. Но даже потом Денис не хотел её поменять – наоборот, выкупил и сделал странный ремонт. Сам.

Отштукатуренные стены покрасил светло-жёлтой акриловой краской, а поверх широкую клетку, как имитацию железных прутьев, кое-где по рёбрам клетки вился серый плющ. На полу в комнате лежак (по-другому и не назовёшь), на полу грубая циновка, рядом низкий японский столик, на котором всегда грязная посуда, заляпанный ноутбук, пустые бутылки и полулитровая чёрная кружка с трафаретным изображением Джона Леннона – для кофе. В углу электронное пианино (к моему ужасу, он частенько пел романсы), три гитары женственно стояли пыльным рядком. И самое невероятное – полосатый гамак, спущенный парус летнего безделья. Дэн жил безалаберно, без уютного быта, как птица в клетке усаживаясь на реечку и устремляя взгляд за окно, туда, где небо. На стене грубо, на малярный скотч, приклеена фотография Александра Вертинского, где он «жёлтый ангел», распятый в арлекинском костюме. Одежда хозяина была битком затолкана во встроенный шкаф в коридоре. На кухне советский минимализм: капающий кран, гудящий холодильник, ободранная табуретка, на которой жил электрический чайник из нержавейки – приданое детдомовской мамы. В общем, мне не нравилось здесь.

Комната была пустой.

Я подошёл к окну, набрал номер Дэна. Услышал глухие гудки. Звук исходил из коридора. Точно – там за дверью валялась знакомая куртка, в кармане надрывался телефон. Где же Денис?

Наступил на что-то мягкое. Поднял похабную игрушку – розового плюшевого слона с длинным, непропорционально толстым резиновым хоботом. Это подарок «Розового слона» – новоявленного клуба, замахнувшегося на реальную конкуренцию с «Центральной станцией». В нём всё те же травести-шоу, стриптиз, сомнительные конкурсы, приглашённые эпатажные звёзды, но тематика не только гейская. По крайней мере, это я так Дэну сказал. Нас туда пригласили месяц назад на программу-мистерию «Прикосновение», посулив не только весомый гонорар, но и необычное действо.

Вместо пёстрого, буйного представления ожидалась «тёмная вечеринка»: чёрная драпировка на стенах и столах, приглушённый свет, мистические мелодии со сцены (поэтому приглашён «Деним»), маски у гостей. Причём у части гостей маски с прорезями для глаз, а у других плотные, слепые. Как назвали шоумэны, «маски власти» и «маски послушания». Зрячие – неважно, мужчины или женщины, – кормили и поили бесплатными коктейлями своих партнёров, водили по клубу за руку, раскручивали в танце, фотографировали и даже раздевали. Гости в тёмных масках соглашались на такое водительство. Но самая большая интрига была в том, что «незрячие» не знали, кто их партнёр. А в течение вечера люди с «масками власти» менялись подопечными – чем глубже ночь, тем смелее их действия и чаще переходы от столика к столику, от партнёра к партнёру.

Конечно, нашему маленькому коллективу тоже выдали маски. К сожалению, Биг-Макс и Динка никак не могли быть с закрытыми глазами, а вот Денис согласился петь с плотной повязкой. Очевидно, что его это устраивало и даже заводило, тем более «Шато д’Икем» был не просто пригублен, а почти выпит.

Я начал вечер в зале, сразу получив для опеки милую девушку-брюнетку с жёлтым бантом на талии. Она назвалась Мартой. Разговаривала мало, смущалась. Осторожно брала губами кусочки еды из моих пальцев и угадывала: «Оливка… Гриб… Брокколи… Каперс… Хлебушек… Селёдка! Фи!» Волнительно задышала, когда я салфеткой стал водить ей по губам, по шее, по линии декольте, по рукам. Но потом начал петь Дэн, и мне пришлось вести даму танцевать, хотя как раз во время танца я «передал» Марту какой-то затейнице – у неё уже был подопечный, невысокий немолодой мужчина.

После я откровенно манкировал своими зрячими возможностями. Наблюдал только за одним человеком, который был в слепой маске, за Дэном. Оказалось, что с закрытыми глазами он поёт эмоциональнее: покачивается, поднимает руки, улыбается кому-то. Да и интонационно было ярче, глубже, сочнее. Во время «Краешка Луны» на сцену натурально заползла рыжеволосая барышня в чёрном комбинезоне, она была с открытой маской, уселась у ног Дэна на колени. Сначала сидела, задрав голову и хищно улыбаясь. Потом вдруг провела рукой по ноге, снизу вверх… Денис оборвал звук песни и чуть отступил, любопытно протянул руку в сторону того, кто до него дотронулся. Коснулся головы, вытянул из-под маски прядь длинных волос, улыбнулся, вернулся к песне. Девица правильно поняла – ей разрешено трогать. Она пододвинулась ещё ближе и обхватила правую ногу Дэна, прижалась щекой, а потом стала тереться об него, извиваться рядом, встала, обняла его сзади, тыльной стороной ладони провела по его шее, скуле, виску. Когда же Динка вступила виолончелью в проигрыш, моего исполнителя оторвали от микрофона, прижались всем телом и поцеловали в ухо. На белой коже остались алые следы от помады. Денис облапил совратительницу – млел, гад…

Я подошёл к подиуму и протянул вертлявой девице в комбинезоне бокал вина – всё то же «Шато д’Икем». Денису осталось спеть «Королеву печали» из Шаде, потом перерыв на какие-то сексуальные игрища. Рыжая шалава заставила выпить Дэна вина, но часть алкоголя налила себе в ладошку, и незрячий, но довольный певец вылакал вино с руки. Придурок! Пара гостей захлопала, я присоединился… Но смотреть не сладко. Я, конечно, и раньше видел, как Дениса соблазняют, липнут к нему, поглаживают, нацеловывают. Ревновал, но всегда справлялся с собой, закалённым стал, бронебойным. Всегда знал, что назавтра Денис будет стыдиться себя вчерашнего, вычистит все телефоны, вычеркнет эпизоды из памяти. А сегодня и подавно нет повода. Но приходилось терпеть.

Прописанный ритм —16-дольный австралийский шаффл, звук ветра в трубе и Динкина скрипка – это наша King of sorrow. Только в этот раз Денис поёт улыбаясь, поэтому нет такого минора слов и интонации. Вокруг него всё так же чересчур инициативно извивается рыжая самочка. Она вдруг снимает с пояса какие-то железные побрякушки; щёлк – и побрякушки оказываются наручниками. Денис улыбается. Он улыбается…

Как только стихла скрипка и слово взял лукавый шоумэн, деваха медленно повела Дениса мимо – куда-то через зал, лавируя между слепо-зрячими парочками. Мой Денис брёл как овца на верёвочке. Они направлялись в приват-рум. Мне понадобилось что-то покрепче французского сухого, я протиснулся к бару. А дверь за голубками закрылась ненадолго, меньше чем через минуту рыжая выскользнула из блядской комнаты и из заведения вообще. В комнату зашёл другой человек.

Игрища зрячих и слепых (все без исключения сексуальные) уже закончились, и ведущий в попугайском костюме объявил, что пора снять маски, возлить за удовольствие и поменяться ролями. Гости были уже изрядно разгорячённые, значит у второго раунда этого вечера не было шансов на долгую раскачку и смущённые вздохи. Пора бы и Денису вернуться на сцену. Но он задерживался. Я попросил сходить за ним Марту, которая уже поменяла маску и теперь была такая вся решительная и игривая.

Из приват-рума моя новая приятельница вышла ещё более взбудораженной, чего не скажешь о Денисе: по-прежнему в плотной маске, растрёпанный, растерянный, с красным румянцем на скулах – даже в полумраке видно. Я подскочил к ним, сорвал с Дэна маску, протянул ему свою и прошипел:

– Тебе на сцену! Вторая часть. А ты заигрался! У тебя здесь работа, а не потаскушки!

Денис хлопал глазами, как будто вышел из тёмной норы на яркий свет. Он смотрел мимо меня, его совсем не задели мои слова про «потаскушки», он пытался кого-то найти в безликой сутолоке масок, вытягивал шею, приоткрыл рот и совсем не обращал внимания на щебет довольной Марты:

– Вам надо выпить! Вам обязательно надо выпить! Хи-хи-хи… Он там был один! Хи-хи-хи! Прищёлкнутый к пилону вот этим! – Она подняла наручники и выразительно ими погремела. – Вам надо выпить! Он спрашивает, кто с ним тут был, а я же не знаю! Я же была в маске! Хи-хи-хи!

– Денис! – я зло хлопнул его по спине. – Приходи в себя! Марш на сцену!

– Нил, я не смогу… – вдруг выдохнул он и посмотрел на меня.

– Сможешь! Ты артист! Выше нос, разберёмся потом. Надевай мою маску. Иди уже! – Я подтолкнул его в сторону сцены, а сам погрузился во тьму, нацепив чёрную повязку. – Ну что, Марта? Я ваш! – интимно прошептал я, протянув руку к недавней своей партнёрше по прикосновениям. – Отомсти мне!

Месть Марты была совсем не изощрённой, скоро я ощутил «всю прелесть» подчинения, никакого удовольствия при этом не почувствовал. Возможно, ещё потому, что напряжённо ловил звуки со сцены, прислушивался к голосу Дэна – всё ли нормально? Первые пару композиций мне казалось, что он поёт в полуобморочном состоянии, но потом, вроде, – прежний «Деним». Лицо чесалось от повязки, конкурсы бесили, партнёры раздражали, я тупо терпел и ждал, когда закончится это мучение. Напоследок моим зрячим руководителем стал какой-то мужик, который влил в меня вискаря и впихнул, надавливая на губы, десяток оливок (от которых тошнит), потом потащил в курительную, сунул в рот мундштук кальянной трубки. Чёрт! Дым со вкусом шоколада! Что за хрень? Голос Дениса здесь был почти неслышен. Мужик смешно называл кальян бульбулятором, выдавая никому не интересные подробности своего курительного опыта в арабских странах. И кульминация – стал водить горячими ладонями по моим коленям. В общем, я сказал «стоп».