Текст книги "Несказанное (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Не совсем начало ==========

Он не умеет пить.

Он не умеет готовить.

Он не умеет носить галстук – говорит, что тот душит его.

Он не водит машину.

Он не досматривает фильмы до конца. Исключение – фильм с сумасшедшей Салли Боулз, орущей под мостом.

Он не умеет танцевать. Факт.

Он панически боится высоты.

Он не умеет врать. Мне.

Он никогда не здоровается. Видимо, не понимает зачем.

Он не умеет фотографировать. Всегда неудачный ракурс или смазанный кадр.

Он не умеет рассказывать анекдоты.

Он плохо ориентируется в пространстве.

Он не умеет драться, так чтобы наотмашь и на кураже.

Он не умеет играть ни в футбол, ни в волейбол.

Он и не любил никогда. Никого.

Но главное сейчас – он не умеет пить.

Он позвонил мне двадцать минут назад, сиплым голосом то ли хихикая, то ли хрюкая, то ли плача просил «спасти его», иначе завтра вряд ли сможет поехать в Ригу. Он пьян. И я знаю, что это не развод, не алкогольный флирт, он действительно не умеет пить. Непонятно, где он налакался? И с кем? Я, конечно, в последнее время стараюсь не пересаливать со своей опекой над Денисом, воздерживаюсь после Алкиного банкета, поэтому не видел его пару дней. Но круг его возможных визави давно вычищен от опасных элементов. Его звонок, вроде такой безобидный, почему-то взволновал. С удивлением осознал, что курю, сидя на диване, нарушая все табу на дым в квартире. Надо ехать, иначе, закрытие сезона в Terrace Riga обойдётся без громко разрекламированного голоса Дэна… Надо ехать. Сейчас… Стукнул по пачке и вытащил вторую сигарету. Надо ехать, иначе Иварс, мой латышский заказчик, больше нас не пригласит.

Тем более так уже было. Тогда я не мог справиться с его запоем слишком долго. Это было три года назад, в самый пик ажиотажа вокруг женского вокала солиста группы «Деним», когда удалось прорваться на радио и на МTV с тоскливым и тягучим хитом «На краешке Луны». Этого самого солиста угораздило влюбиться. Хотя вряд ли это любовь. Конечно, увлечение кроличье. Ему и было-то всего двадцать четыре. Зато она на три года старше. Опытная светская львица в странных нарядах, суррогатная насквозь, умная при всей своей тонкокостной красоте. С ней было непросто. И имя у неё непростое – Ирсана. Лет десять эта дива моталась по подиуму, засветила разные части тела в журналах и журнальчиках, снялась в роли шлюхи в артхаусном фильме, что неудачно вывозили в Берлин, громко вышла замуж, по-тихому развелась и осталась с нехилым капиталом. Пустила капитал не на нос-губы-грудь, а на собственную линию одежды. И вдруг стала популярнее своих давнишних боссов от кутюр.

Самое смешное, что я их и познакомил. «Деним» выступал в громком новомодном клубе после показа коллекции Ирсаны и ещё парочки мало кому нужных дизайнеров. Дениса здесь ждали не меньше, чем шмотки культовых портняжек. Публика уже была знакома с ним: вполне себе щетинистый мужчина, без единого намёка на жеманность, в совершенно мужском, негламурном и даже поношенном прикиде, коротко стрижен и ненаманикюрен – и вдруг такой нежный, абсолютно женский голос. И пел он без заломленных рук и оттопыренных пальчиков на микрофоне, даже не раскачивался в такт мелодии. Пел совершенно по-мужски. Но как женщина. Этот когнитивный диссонанс картинки и звука шибал в головы простой и элитной публики, словно шампанское после длительного воздержания.

Денис уже имел обкатанную программу, в которой и композиция про краешек Луны, и несколько необычных ремиксов Таниты Тикарам и Шадэ, и аранжированных виолончелью софт-роковых вещиц, и специально написанных для «Денима» песен двух наших авторов. В общем, было не стыдно. Было шикарно. Вечер удался, а по окончании я и познакомил Дениса с Ирсаной. Она попросила. Денис, как обычно, засмущался, зазаикался, побледнел – так она ему понравилась.

Ирсана сразу в бой: пригласила его танцевать. Денис испугался и невольно взглянул на её ноги – вернее, на огромные каблуки, которые делали высокую диву ещё выше и удивительнее. Ирсана не растерялась, она с лёгкостью вышагнула из чудо-обуви, обхватила опешившего исполнителя за плечи и закружила в центр зала. Никто не танцевал, все любовались этой парой. Правда, Денис – танцор ещё тот, но Ирсана умело двигала его, подталкивала, вела за собой. Так и увела.

После этого вечера Денис как в горячку впал. На репетиции опаздывает, после них срывается и уматывает туда, где она. Новые песни ему сразу стали неинтересны. Поссорился с нашим звукарём Тимофеем, наорал на Динку – бессменную струнницу – виолончелистку и скрипачку. Они, видите ли, затягивают репетицию! В гардеробе помимо вытянутых свитеров появились вдруг рубашки с блёсткой и шёлковый костюм. А после того, как он набело побрился… Пришлось поговорить.

Денис на прямой вопрос блаженно улыбнулся:

– Я влюбился, Нил! Она… она моя женщина!

– Она светская сука, пережуёт и выплюнет тебя.

– Ты её совершенно не знаешь! Она слушает меня и слышит. Она говорит человеческим языком, без всей этой аляповатости и каламбуров. При всей этой звёздности Сана очень простая, мне с ней легко. А какие она делает блинчики с мёдом на завтрак! – Я поднял в изумлении бровь: «На завтрак?»

– Ну… если блинчики – это серьёзно! – расхохотаться получилось искренне. – Дэн, я разве против любви? Но ты не был вчера на репетиции! Я договорился с «Вокс-рекордз» уже на следующую неделю, чтобы записать «Белый блюз», уже оплатил, а ты меня подводишь.

– Нил, всё будет отл! – Это идиотское «отл». «Отл», «норм», «спок», «сеньк», «хэзэ», «фак» – в лексиконе Ирсаны. Бесит. – Я тебя не подведу.

Не подвёл. Зато стал приходить на репетиции и на запись с Ирсаной. Она неожиданно предстала без косметики, в широких штанах и безликой футболке, на голове скромный и неаккуратный пучок. Такой она мне показалась более красивой и более опасной. Сидела скромно в стороне, в творческий процесс не вмешивалась, иногда погружалась в беленький ноут, иногда выходила в коридор, чтобы строгим голосом что-то говорить по телефону. В перерывах кормила Дениса салатиком из пластикового контейнера и малиновым желе. Однажды я по привычке ворвался в клубную гримёрку с бутылкой его любимого французского вина «Шато д’Икем» и остолбенел. За десять минут до выхода в зал Денис энергично сверкал голым задом на скрипучем диванчике. Под ним тихо охала Ирсана. Узкие ступни, обтянутые чулочным капроном с чёрным швом, ритмично двигались над плечами Дениса. Длинные пальцы с розовым лаком впились в его бедро, как раз там, где белел давний шрам – след детских приключений. На полу валялись ботинки, джинсы, дамская сумка с бахромой, вывернутая футболка, скомканный палантин с индийским узором, грязное махровое полотенце, раскрытый белый ноут, а посреди этой вакханалии возвышалась откупоренная бутылка с золотистым вином. «Шато д’Икем»! Я уставился на неё. Точно такая же была у меня в руках. Поймал себя на мысли, что застыл в нелепой позе, а горло бутылки сжимаю слишком сильно. Выдохнул и тихонько затворил дверь.

Я досчитал до десяти. Хлопнул по двери, взялся за ручку и крикнул нарочито радостно кому-то мнимому вдаль коридора:

– Всё-всё! Пять минут, и Дэн выйдет, не стоит беспокоиться! Тем более интро – инструменталка… И, будьте добры, воды без газа на сцену, только не из холодильника!

А после этого зашёл внутрь. Как и следовало ожидать, оба лихорадочно натягивали одежду. Ирсана не особо смущалась, а вот Денис зарделся.

– Оу! Пардонте-с! – уверенно и даже смешливо выдал я. – Вы бы запирались, что ли. О! Вижу, Саночка тебе винца принесла! Ну, так моя бутылочка со мной останется! Прямо-таки экономия у меня намечается! Давайте выпьем перед концертом. За тебя, Дэн, за твой талант! – Я отхлебнул прямо из горла бутылки, что подхватил с пола, передал растрёпанному артисту. Тот отпил и передал Ирсане. Она пить не стала. Вместо этого вдруг подтянула к себе Дэна и смачно поцеловала его в губы. Я понял, что это для меня сыграно.

– Иди и порви их! – громко прошептала она. Благословила якобы. Денис облизнул губы и со счастливыми глазами отправился туда, где уже наяривала на виолончели Дина.

И Ирсана не торопясь подняла футболку, вывернула её, но так и не надела, оставшись в чёрном лифчике. Подняла на меня глаза и сказала, как диагноз поставила:

– Не одобряешь? Не одобряешь. Я тебе не нравлюсь. Не пойму только: почему?

– Не нравишься, – спокойно признался я, к чему вилять?

– Зато ему нравлюсь.

– Зачем он тебе? Не твой же формат: не олигарх, не футболист, не суперстар с квартирами в Майами и даже не породистый мачо с глянцевой журнальной обложки.

– Возможно, он тоже мне нравится. Да и я в него верю: будут и квартиры в Майами, и слава, и журнальный глянец.

– Хм… Ты в этом ни черта не соображаешь. Дэн никогда не будет собирать стадионы: его репертуар, его внешность, его голос требуют интима, тонких бокалов, затуманенного сознания. Да и не выдержит сплетен и грязи, что выльются на его необычность, если он выйдет в массы. Он панически боится, что его причислят к гейской богеме.

– Ты всё решил за него. Да ещё и обставил как заботу о тонкой душевной организации! Денис сильный и амбициозный. Если рядом с ним буду я, то никто не обвинит его в гомосексуальности, всё будет норм. А репертуар? Посмотрим, что можно сделать…

– Не хочешь ли ты стать его продюсером?

– Нет, я знаю про грабительский контракт, что ты для него состряпал. Да и какой из меня продюсер? Но ведь по условиям контракта Денису не запрещается влюбляться, жениться, иметь детей?

– Не слишком ли скоро ты заговорила о браке?

– Не бойся, до этого ещё далеко. Просто я обозначила свою позицию. Ведь это честно?

– Я и не боюсь. Только я не хочу, чтобы ты обманывала его. Если же ты любишь Дениса, то я рад за него… И за тебя… – И миролюбиво улыбнулся, хотя увидел свою позу в зеркале: пожалуй, она выдавала меня. Как будто сейчас прыгну и начну душить эту женщину в лифчике. Я отвернулся и допил французское вино.

Больше мы не откровенничали с Ирсаной, даже если оказывались один на один. Впрочем, больше она и не представала передо мной в лифчике, частенько двери оказывались запертыми. Красавица-модельер ловко привязывала Дэна к себе, он фактически жил у неё. И, считая меня своим благодетелем и другом Ирсаны, он рассказывал о том, какая она чудесная, какие у неё интересные идеи о новом имидже, какая она цепкая бизнесвумен, какая она супернежная и мудрая. Пришлось даже брать её с собой в Хельсинки на гастроли, иначе Денис отказывался.

Но всё проходит. И это прошло. Однажды застал его в гримерке после концерта в ужасном состоянии: сидел в углу почему-то босой, смотрел в одну точку, лицо мертвенно-бледное, из сжатых кулаков кровь капает. Я сначала не понял, откуда кровь, потом увидел раздавленный стеклянный бокал. На мои крики он не реагировал. Я запер дверь, зная, что сейчас прибежит его благоверная. Стал разжимать пальцы, вытаскивать осколки, что-то говорил, гладил по голове как маленького, обнял, потащил на диван, нашёл бутылку воды, ополоснул ему лицо, полил на руки. Но Дэн был словно мёртвый. Пока в дверь не постучали требовательно:

– Дэнчик! Ты чего заперся? Это я! – это была Ирсана. И только услышав её голос, Дэн вдруг застонал и обмяк, навалился на меня.

– Не впускай её, – прохрипел он мне.

– Дэн! Ты здесь? Открой! – Мы молчали. – Дэн! Чёрт! Где его носит? У вас нет ключа от гримерки? – крикнула она кому-то. – Фак! Я там телефон оставила… Где же Дэн?

На слове «телефон» Денис опять застонал. Но Ирсана, похоже, отправилась на поиски, поэтому не услышала. На столике действительно лежал её телефон. Я его взял.

– Ты был прав, – прогудел мне в плечо Дэн, – она светская сука. Она оставила телефон, я пришёл со сцены, а он звякает, там эсэмэски… Я случайно увидел…

Я открыл «сообщения». Последний диалог с неким «Икс»:

– он репетирует

– встретимся сегодня?

– нет

– предлагаю вместо жалких потуг здоровый секс)))

– :)

– он тебя возбуждает своим женским голоском?

– нисколько

– тогда я жду тебя на нашем месте

– я не могу

– наш лох не заметит ничего

– завтра он выступает

– я подъеду, куда?

– в Манхэттен

– целую всю, буду

– дурак

– зато с хером

– я точно буду завтра! лоху привет

Я выключил и убрал телефон этой суки в свой карман. Обнял Дэна.

– Всё будет хорошо. Я рядом.

– За что меня так? – он не плакал, но был раздавлен.

– Так бывает со всеми, и со мной так… Я любил, а меня нет. Так бывает. Мужайся, будь сильнее…

Вернулась Ирсана, она вновь стала колотить в дверь.

– Дэн! Ты же там! В чём дело?

Он вдруг высвободился, решительно встал, прошёл к вешалке, хрустнув стеклом босой ногой, схватил маленькую шубку и сумочку. Резко открыл дверь и грубо сунул офигевшей и притихшей Ирсане её вещи:

– Вали отсюда, не могу тебя больше видеть и слышать! – И захлопнул перед её носом дверь. Уткнулся лбом в дерево. Мне показалось, что его плечи подрагивают.

– Дэн! Что случилось? – голос из коридора. – Дэн? Объясни!

Ирсана не стояла долго, не молила беспомощно, не истерила и не кричала. Оказалась гордой. Последняя её фраза была обо мне:

– Это тебе Дробинский что-то наговорил. Я видела, он там. Он всё лжёт. Он не хочет, чтобы мы были вместе! Слышишь? Я люблю тебя. Но если ты не откроешь, то я уйду! Навсегда…

И она ушла. Навсегда.

На следующий день передала с посыльным вещи и какие-то смешные подарки, которые он успел ей презентовать. А я поручил посыльному её телефон и палантин индийской расцветки. Жалкий обмен. Денис запил. Я прошляпил начало того великого запоя, не нужно было его оставлять одного… Приехал, только когда он не явился на запись. Застал Дэна, сидящего на полу посреди пустых бутылок и этих самых подарков: он чокался с плюшевым зайцем, фарфоровой вазочкой, серебряной шкатулкой, подарочной книгой «Музей Орсэ», клубочком из жемчужной нити и стеклянной статуэткой балерины. Денис был в хлам. Я неделю ночевал у него. Нянчил как ребёнка. Дважды он сбегал, напивался в рюмочной, потом блевал, рыдал, орал песни, даже был побит какими-то гопниками. Тогда сорвались и гастроли, и запись. Больше в Сочи не зовут. Алка выручила на местном уровне. Еле выкарабкались из этой ямы. Поэтому сейчас нужно срочно ехать. Хватит курить.

Замечаю, что выкурил четыре сигареты, утопив окурки в недопитом бокале. В голове горькое головокружение. Надо вызвать тачку, за руль нельзя. В службе такси пообещали быть уже через минут семь, поэтому спешно собирался, нашёл «Энтеросгель», ещё какой-то чудесный эликсир-противоядие. Вышел даже раньше, чем машина подъехала. На улице мерзко – мокрый декабрь. Хотел было выкурить ещё одну сигаретку, но пачка осталась валяться на столике. Бзынькнул телефон – сообщение о том, что автомобиль подъехал – дескать, «выходите». Врут, суки. Фонарь у ворот высвечивал унылую пустоту, расчерченную мелкими полосками ледяного дождя. Все врут.

Ирсану встретил потом на каком-то новогоднем шоу. Не знаю, видел ли её Денис, он был на сцене полвечера. Она сама подсела к нам за столик, подгадав момент, когда мой приятель с женой отошли. И выглядела ослепительно: платье в пол, на оголённых ключицах украшение, напоминающее моток колючей проволоки.

– Расскажи же, как ты это сделал? – сразу без прелюдий начала Ирсана.

– Ты всё сделала сама.

– Не скажешь, значит… Денис плохо выглядит.

– Мы только приехали из Германии. Он устал. А ты, я вижу, не одна.

– Не одна… И что? Ты сделал Дениса счастливее?

– Я всего лишь его продюсер.

– Сомневаюсь… Я даже сомневаюсь, что ты его друг, – Ирсана сузила глаза и подалась вперёд. – Думаю, что ты и сам не прочь заняться с ним чем-нибудь кроме концертов и репетиций. И ты никого не допустишь до его тела, ты сам его хочешь! Возможно даже, что ты влюблён, давно и, увы, безнадёжно!

– У-ха-ха! Ну ты даёшь! – расхохотался я и плеснул в пустой бокал какого-то алкоголя. – Выпей! А то у тебя разыгралось воображение! Неужели ты думаешь, что за десять лет моего с ним знакомства я бы не нашёл возможности проявить свою якобы страсть? У-ха-ха! Вот я ему скажу, в чём нас подозревают некоторые обиженные дамочки. Вот он поржёт! Не придумывай всякую еботень от злости. Ты его не вернёшь, он уже не думает о тебе, и таких, как ты, у него десятки…

Н-да… Все врут.

Подкатила грязная «тойота» с оранжевым плафоном шашечек. За два вздоха я допрыгал до машины и нырнул в тёплое и дурно пахнущее нутро. На панели около лобового на пружинке раскачивался слоган такси: «Всегда везёт!»

Все врут.

========== Начало ==========

Таксист попался классный – молчаливый. Правда, неожиданно встали, несмотря на ночь. Впереди авария: что и как – не разглядеть. И развернуться уже никак, сзади заперты. Нужно ждать. Позвонил Дэну: длинные гудки, трубку не берёт.

– Не против, если я включу радио? – вежливый таксист.

– Валяй!

Из динамика сразу зазвучал бодрый голос ведущей, которая поздравляла кого-то с днём рождения. Имениннику заказали «На краешке Луны» группы «Деним». Пообещав далёкому юбиляру всех благ, девушка оттараторила проплаченный текст о предстоящем концерте «Деним» с новой программой в «Гигант-холле». Отбивка и проигрыш с контрапунктной виолончелью…

И комната на пятом этаже,

И занесённый снегом переулок.

Всё спряталось, утешилось, уснуло,

Лишь только я один настороже…

Тихий бархатный женский голос заполнил душное пространство такси. Водила сделал громче, но тут же посмотрел в зеркало заднего вида, чтобы проверить, не будет ли гундеть пассажир. Пассажир кивнул.

– Представляете, это мужик поёт, – хрипло высказался таксист. – Я его видел… Простой парень, без всяких этих платьев и губных помад. Очуметь…

Я вновь кивнул. Показалось забавным, что мне это втолковывают, когда я направляюсь именно к этому простому парню без платьев.

– Очуметь, – повторил мужик, вглядываясь вдаль, туда, где тревожно мигали сигналки скорой и гаишников. И теперь было неясно – о чём он, о Дэне или об аварии. Или о том и о другом одновременно. По крайней мере, моё первое впечатление от Дениса сильно напоминало аварию.

Меня, вокалиста и руководителя Frost-бэнда, уже уставшего от концертного чёса и признания, пригласили в жюри вокального конкурса «Гран При». Представитель молодого поколения должен был разбавить маститых грандов оперетты и заезженных звёзд эстрады. Я же согласился вовсе не из-за престижности мероприятия – она была очень сомнительна, – я решил присмотреть для бэнда нового солиста, а сам собирался уйти в продюсеры. Во-первых, что-то случилось с моим голосом, после простуды он не восстанавливался. Во-вторых, я уже понял, что моё призвание быть дирижёром концертов, а не первой скрипкой.

Выступления были скучными, большинство конкурсантов покрикивали в микрофоны, старательно изменяли мелодию известных композиций, якобы демонстрируя владение голосом. Спустя годы не вижу ни одного участника, который бы пробился в «звёзды». Кроме того, кто вышел предпоследним. Ему было девятнадцать лет. Чёрные джинсики, голубая рубашка, твидовый жилет. На голове ужасная кепка – явно комплимент металлюге Брайану Джонсону и подчёркивание своей мужской сущности. Хотя эффект был обратный. Слева от меня опереточная дива в кудрях иронично хмыкнула.

Юноша в кепке сел к роялю. Плебейски потёр руки о джинсы, так как будто они вспотели. Аккорд. По проигрышу, да и по первому куплету я так и не смог понять, что он поёт. Просто не ожидал. Нежный то ли женский, то ли мальчишечий голос без надрыва и напора выводил Pieces of a dream Анастейши. Только никаких госпеловских рулад на горле и объёмного, плотного звучания чернокожих связок. Песня совершенно изменилась: стала светлой и романтичной, слова об осколках счастья приобрели какой-то призрачный, бестелесный смысл. Темп песни непривычно замедленный. Верхушки припева парень брал легко и протяжно, не перехватывал судорожно дыхание, не орал. Дыхание было перехвачено этим шёлковым голосом у меня…

– Красиво, но слабовато, – неожиданно оборвала моё оцепенение кудрявая дива. – Контратенор, но до Шоля или Жарусски* не дотянет. Песочек на низах, да и вряд ли диапазон широк…

– Кто ему посоветовал это петь? – прошептал ещё один член жюри, тенор с дряблыми, уже старческими связками, исполнитель романсов и с накладными волосами на маленькой голове. – Что за поветрие, что за низкопоклонство? Надо направить его в нужное русло.

– Лепко Денис, город Раздольск, девятнадцать лет, музучилище… – прочитала дива в бумагах. – Класс фортепиано. Ох уж эти заштатные училища… Но мальчик хороший. Приятный. Отличается от остальных. Ему бы у Гумпловича поучиться… Надо рекомендовать. И надо поощрить.

К херам Гумпловича! Туда же Шоля, Жарусски и Фаринелли в довесок! У меня вдруг пересохло горло, по спине покатилась капля пота, образовалась тяжесть внизу живота. Даже вдруг подумал, что заболеваю, почувствовал себя раздавленным и выдохшимся. Ведь эти мастера пыльных сцен могут захапать парня, ведь они похоронят его в филармоническом склепе, испортят его голос, пытаясь сделать правильно! Тенор и дива уже обсуждают, как бы было хорошо «мальчику исполнить «Я к тебе приеду рано-рано…» или что другое из виноградовского». Надо встревать!

Денис ещё не допел песню, но я уже знал, что у меня есть новый проект, я его уже отвоевал у классического искусства. Я надеялся, что парень не увлечён музыкой эпохи барокко и не жаждет карьеры певца с голым репертуаром, без достойных ролей на сцене. Еле досидел до финала этого мероприятия. Следил «за своим открытием» во время объявления результатов, безрадостных для него. Денис расстроился. Он не получил даже распоследнего дипломчика, из зала ушёл торопясь. Поэтому я вчистил за ним, чтобы не потерять его в затхлых лабиринтах филармонии.

В гримерку (надо сказать, общую) я ворвался без стука. Печальный исполнитель переобувался, укладывая концертные туфли в весёлый пакет-маечку.

– Нил Дробинский! – с порога я протянул ему руку для приветствия. И не ожидая его сомнений и возражений: – Пойдём-ка перетрём одну тему! Ты один приехал или с педагогом?

– Один.

– Вот и отлично. Что тут ещё твоё? Забирай, уходим!

– Но мне на поезд надо.

– Успеешь. Или и не надо…

В кафешке, где он долго отказывался от еды, заявив, что «только чая», я откровенно рассматривал его. Денис смущался и дулся (я всё-таки член жюри). Отвечал односложно, хмурился, смешно морщил нос, был настороже. Я выяснил, что музыкой он занимался с малых лет, правда пел всегда в бэках. Сносно играл на фортепиано и на гитаре. Ломка голоса у него прошла обыкновенно, к пятнадцати годам он стал говорить густым приятным тембром. Но вот во время пения по-прежнему связки выдавали тонкий звук, легко покоряя высокую тесситуру. Это заметила Римма Аркадьевна – педагог по вокалу. Стала заниматься с мальчишкой отдельно. Правда, в небольшом городе он страшно стеснялся своей особенности, был убеждён, что не поймут, осмеют, поэтому пока доучивался в школе, нигде не засвечивался. А потом – прямая дорога в музучилище, Римма Аркадьевна уговорила. Классический репертуар Денису не давался, не хватало силы голоса, да и вычурные мелодии периода пудренных париков были ему не по душе.

На конкурс «Гран При» его тоже определила Римма Аркадьевна, но сама поехать не смогла, легла на сохранение. Очень кстати для меня выяснилось, что его преподавательница на сносях, ждёт пятого ребёнка. Значит, не будет ревновать и бороться за своего ученика. Узнав, что мама у Дениса – заведующая детским домом, одержимая чужими обездоленными детьми, поняв, что нет никаких препятствий, я и выдал смущённому юноше свой скороспелый план:

– Короче, так: переезжаешь в город. На первых порах у меня поживёшь, потом квартиру снимем. Я поговорю с Ариадной Владимировной, моей преподавательницей из Мусоргского, переведём тебя сюда доучиваться. Ну и будем раскручивать проект на твоём голосе. Сразу скажу – не классика: я вижу некий расслабленный соул романтическо-эротического направления, добавим какой-нибудь необычный для попсы звук, скрипку или дудук, ещё не решил, и будет шик! Сразу концертов в Кремле и «ВиЭмЭй»** не обещаю. Да и вообще ничего не обещаю. Посмотрим, как ты себя проявишь. Но я почему-то верю в тебя.

И тут он выдал, изрядно покраснев:

– Я… я ни с кем не буду спать.

– Что? – и вдруг покраснел я. Но – тёртый калач – быстро угомонил и его провинциальные представления, и свои подспудные надежды: – Я тоже на это надеюсь! Блядей не потерплю рядом с собой!

Это стало для него решающим фактором, и Денис радостно слопал суп и отбивную, уже вверив в мои руки свою артистическую судьбу вместе с желудком. Правда, переезд моего протеже не оказался лёгким и быстрым. Неожиданно воспротивилась его мать. Пришлось мне лично ехать в Раздольск и уговаривать полную женщину с невообразимым калачом-косой на голове. Надежда Григорьевна сдалась только после того, как проверила мои документы, послушала по инету наш коллектив, поговорила с Ариадной Владимировной по телефону, та уверила, что в музыкальном колледже его уже ждут – сначала на прослушивание, а потом и на бюджетное место. В этот же день я увёз Дениса из уютного, но стремительно беднеющего городка.

К себе домой.

Предварительно ликвидировал все следы недавнего пребывания здесь Ксюшки Журавлёвой, с которой у нас дружеский секс случался иногда. Ксюшка думала, что «я себе наконец кого-то нашёл», грозилась нагрянуть с проверкой. Я даже нанял работницу из клининговой компании: мне хотелось, чтобы Денису понравилось у меня.

Ему понравилось. Вернее, он сначала стушевался. Все усилия перехода на «ты» за время пути от Раздольска были сведены на нет. По сравнению с их скромной квартирой, обставленной старомодной полированной мебелью, моя казалась хоромами. Пришлось вновь тормошить, веселить, потчевать и даже наливать. Подействовало. Не спали тогда целую ночь. Ожив и заразившись моим коньячным энтузиазмом, Денис потребовал моих идей, а я – его голоса. Он пел и ZAZ, и Шаде, я играл на клавишах, подвывал звуками и духовых, и струнных. Он извращался над пафосной Фабиан и прикалывался над Леди Гагой, я подтанцовывал и вытаскивал из шкафа какие-то костюмы, шляпы, ремни и перчатки. Денис оказался способным на кураж и долбоёбство, что, собственно, так же важно для сцены, как и тембр голоса, и оригинальность звукоизвлечения, и пара хитовых блокбастеров. Мне кажется, именно тогда и родилась мысль культивировать маскулинность, но поражать публику женским вокалом и песнями поромантичней и понежнее. Я был счастлив в ту ночь. И он.

Очнулся я от противного, вибрирующего где-то под животом телефона. Звонил арт-директор нашего клуба с чудной фамилией Тарасик. Взахлёб нахваливал некую девочку Аллочку, просил, чтобы послушал – вдруг сгодится во Frost-бэнд. Я c трудом понимал Тарасика, хотя, как выяснилось позже, Аллочка оказалась то что надо. Наглая, рыжая, высоченная, с сочным хриплым голосом, она, пожалуй, даже более гармонично смотрелась с бэндом, чем я. Но это я определил уже вечером. А тогда невнятное что-то прогудел в ответ суетливому арт-директору. И вырубил связь. Не для того чтобы спать и дальше – для того, чтобы рассмотреть.

Денис лежал рядом: мы вырубились под утро на широченной кровати, прямо в одежде. Между нами, как разделительная полоса, – пустая бутылка коньяка, лежит как третий нелишний, тоже выдохлась, безголовая. Денис свернулся калачиком на боку, как будто замёрз. Тёмные волосы разметались по подушке, выражение лица детское, беззащитное, жалостливое. Густые брови упираются в два залома, свидетеля хмурой молодости. Нос крупный, но прямой. Под глазами круги. Лицо узкое, несколько вытянутое, острые скулы покрыты мелкой наждачкой щетины – у парня всё нормально с тестостероном, – нижняя губа полнее верхней, мягкая, холодная… Спящий вдруг глубоко вздохнул, я одёрнул руку. И теперь с вопросом глядел на свои пальцы, которые словно отдельно от моего сознания бродили по лицу Дениса. Мне стало жарко, мутная тошнота вдруг прошла, вместо неё – до боли ясная мысль, как вспышка. Мне двадцать семь, всё определилось и устоялось в моей жизни: музыка, кокс, раннее признание, связи, и не только половые, алкоголь, успех и уже усталость от однообразия сцены, старые друзья и завистники, новые идеи, площадки, машины, девчонки на бэках и в постели, вялые и угарные тусовки, ощущение, что всё знаешь наперёд, всё просчитал… И вот я лежу с молодым парнем на одной кровати – и всё к чертям. Все прогнозы и планы сосредоточились только на этих губах, на этих скулах, на этих кругах под глазами. И это планы, не связанные с музыкой, коксом, старыми друзьями и новыми идеями. Другие планы. На кончиках пальцев сохранилось его дыхание, тепло кожи, молодость.

Я сбежал тогда в ванную, чтобы мальчик не увидел моих голодных и лживых глаз, чтобы не понял. Там отошёл, отработал. Там дал себе клятву… В чём? Не помню. Но клятва была. И, видимо, я ей следовал несколько лет. Порой эта клятва врезалась в тело, как стекло в ногу, иссекала ткани, рвала нервы, но я верен себе – терпел, почти не срывался.

А Денис не замечал этого стекла в теле, того, что я «хромаю». Его накрыло городом, шумом, неоновым светом. Всё закрутилось, зазвучало, понеслось. Я показал его Мишане Короткову, тот сразу согласился отдать нам пару песен, написать ещё. Нашли музыканта-универсала – толстого и неопрятного, сначала я сомневался, но позже убедился, что Биг-Макс (так его все называли) отличный вариант. Он безобиден, смешлив, лёгок в общении, не прёт на первый план, готов работать и днём и ночью, лишь бы была закуска, при этом настоящий профи. Да и ни у кого бы не возникло идей о шашнях между участниками дуэта. Макс совсем не воспринимался как чей-то возможный партнёр…

Денис продолжил учёбу, мне пришлось выложить немалый презент. Но Ариадна была довольна студентом (или презентом, не знаю), поэтому Денис совершенно адаптировался и рвался «в бой». Жил у меня три месяца. Иногда разгуливал в трусах по квартире, пару раз пытался приготовить мне завтрак. Всё выкидывалось в ведро. А я натягивал на себя язвительную улыбку и стебался над его умениями. Ден ржал и заворожённо смотрел, как я жарю отбивные или шпигую свинину имбирём. Смотрел так, что чистый секс.

В это же время репетировали с Алкой. Я совсем не ревновал её к своему репертуару, к своей команде. Я даже профукал момент, когда у новой солистки завязался роман с бас-гитаристом Гошей. Прижилась девчонка. Меня поглотили договоры-переговоры, сидения с Мишаней, поиск новых площадок, споры из-за аранжировок и прочая, и прочая. Это была моя новая жизнь. Сладкая, но со стеклом в мышце.

– Всё, разрулили, – тихо сказал таксист. И мы действительно медленно тронулись с места. На зебре стояли гаишники, криво и виновато ткнулась бампером в заборчик белая «хонда». Скорая уже уехала. – Сбили кого-то…