Текст книги "Бег по пересеченной местности (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

***********************************************************************************************

Бег по пересеченной местности

http://ficbook.net/readfic/1327348

***********************************************************************************************

Автор:Старки (http://ficbook.net/authors/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%B8)

Беты (редакторы): Касанди

Фэндом: Ориджиналы

Персонажи: П…../Павел

Рейтинг: R

Жанры: Слэш (яой), Романтика, Экшн (action), Повседневность, POV

Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика

Размер: Миди, 59 страниц

Кол-во частей: 11

Статус: закончен

Описание:

Ваша жизнь преснятина, наполненная однообразными событиями, скучными людьми и кислыми удовольствиями? Хотите яркости, разнообразия, страсти и экшена? Всё может измениться в один момент, если встретить этого парня.

Жанр – аморальный романтический экшен.

Примечания автора:

Ну вот захотелось мне таких героев и такую историю. Имею право?

http://alinkaa.ucoz.ru/bbbeg.jpg – Ленчик, спасибо. Эту картинку смотреть под конец чтения )))

========== – 1 – ==========

Раздраженно переключаю радио с канала на канал. На одном заезженный хит с наитупейшими словами – раздражает неимоверно. На другом – бесконечная дискотека 80-х – кто это слушает? Уже оскомина от этого позитивного диско. На третьем вроде мудрый, взрослый рок с амбициозными молодежными вставками гранжа, так опять треск и хрип радиоприема заставляют морщиться и искать что-то ещё. Вот ещё: новости. Вещают, что где-то в далекой Африке кровопролитие и безобразие, что в многострадальной Америке многострадальный президент в неприятном положении, что какой-то отчаянный тип слил всю правду мира в общий котёл массового сознания так, что сейчас и не разберешь, где горох, где чечевица. Мда… у людей жизнь бьёт ключом!

А мой ключ пересох давно и превратился в болотистую лужу. Неглубокую. Так, что даже не утонуть в этой вонючей тине. Никакого движения в застойной воде, а если есть какая жизнь, то только в виде простейших, одноклеточных событий. Видимо, всё самое яркое уже было. Было. Да разве то, что было – это то, что хотел? Бесячее школьное детство с классическим подростковым периодом, с драками из-за всякой ерунды. Развеселое студенчество, когда готов трахаться со всем, что движется, и делаешь это наперегонки со своим лучшим другом. Во время одного из таких забегов вдруг замечаешь, что тебя уверенно тащат под венец. И ты неуверенно тащишься. Сейчас даже не вспомнить те проблемы и сюжеты, которые казались жизненно важными и непременно судьбоносными. Сейчас понимаешь, что их и не было. Этих сюжетов. Вся жизнь в круговороте звонков будильника, мелкого ремонта в разных углах квартиры, визитов к стремительно стареющим родителям, все более продолжительных медосмотров, сплетен о коллегах, смены машин, телефонов, любовниц. Мучительное ожидание отпуска, а потом отпуск как локомотив – то мимо не останавливаясь, то прямо по тебе так, что еле жив. И вновь работа, карусель детских лиц: приходят одни, растут, дерутся, конфликтуют, побеждают-проигрывают, уходят. Кто в жизнь, кто дальше в спорт, к более маститым и именитым тренерам. Вся переживательная, искрометная спортивная жизнь где-то там, куда они уходят, за горизонт моей среды обитания. Иногда парни приезжают, заходят. И не знаешь, о чём с ними говорить. А они спрашивают: как дела? Как новая команда? Хочется ответить: да никак! Какие могут быть дела в болоте? Максимум веселое сопровождение на летние сборы, редкие, как правило, нервные выезды на соревнования в пределах области. В остальном – рутина.

Анька тоже погрязла в рутине и взбунтовалась первая. Жить с нудным, молчаливым, раздражительным мужиком ей стало невыносимо. Да еще и о моих гулянках по пьяни узнала! Смешная! Все девять лет брака была убеждена, что я, кроме неё, никому и не нужен, что она меня облагодетельствовала тем, что подобрала такого раскрасивого, но такого непутевого, такого неприспособленного к жизни. Об этом и подружкам своим говорила. Её подружкам и нужен был, как оказалось. Нельзя сказать, что я отчаянный бабник, но разве не поведёшься на заманивания, поглаживания, томные взгляды барышень, которые изголодались без мужика, которым всё равно, что я типа женат. Им всё равно, и мне тоже. Вот Анька однажды и обнаружила, что её нудный муж может быть востребован чаще, чем раз в два месяца. По-моему, сквозь скандал проглядывало облегчение. Избавилась, освободилась, полетела.

Дочь тоже не особо металась во время развода. Никаких бойкотов в мой адрес, никаких умоляющих глаз и хлюпающего носа. У Дашки ранняя слава. Голос у неё, видите ли! Дочь вся в музыке, в гастролях, в новых нарядах, в бесконечных репетициях. Матери насрать, что дочь тупенькая, что в школе оценки выклянчивает, книжек вообще не читает, наипошлейшие сериалы смотрит, главное – красотуля и певуля. Отец ей нужен, прежде всего, как кошелёк. После развода кошелёк не исчез, поэтому без истерик и без трагедий. Сейчас ответственно вывожу дочь по воскресениям в кино или в кафешки, посещаю концерты с её новыми программами, даже иногда ночую дома, если Анна куда-нибудь сваливает.

Конечно, сам виноват! Понятно, что каждый сам кузнец своих подков. Я чугуном подкован, поэтому никакого полета, тащусь по жизни. Когда приходит осознание никчемности, напиваюсь, но работа заставляет выныривать. Да и тренерская доля – не терять форму, приходится быть образцом для мальчишек. В тренажерке вместе с ними, да и на льду тоже. Поэтому хоть в зеркало не противно смотреть, пока…

В общем, сплошное нытье. Изредка встряхиваешься: всё впереди, мужик! Мы ещё ого-го! А перевалив через очередной серый день, вновь понимаешь: ты никакой и жизнь никакая. Автоматическое существование. Наверное, яркость бытия даётся только ярким личностям? А я что? Просто личность. Индивидуум.

Вон парень на выезде из деревни стоит – яркая личность! Жара, а он в серебряной куртке! Пижон! Голосует? Конечно, да!

Останавливаю рядом свою родненькую серебристую шкоду под цвет его куртки. В окошко заглядывает удивительное лицо: светло-русые волнистые волосы, впалые щеки, высокие скулы, раскосые, смешливые глаза какого-то серо-сиреневого цвета, правильный большой разрез рта, короткий нос. Очень красив! Но в то же время на лице неприятно выделялась черная обводка вокруг глаз и явно накрашенные черные брови. Такие брови, наверное, и называются соболиными. Парень вопросительно показал на переднее сидение. Я утвердительно кивнул. Дверца открылась, и блондин весело плюхнулся рядом.

– Классно! Мне надо в город! А вы куда?

– И я туда же.

– Я заплачу!

– Оставь! Всё равно по пути. Как звать тебя, попутчик?

– Вообще-то, Петерис!

– Ух ты! Петя что ли? Это по-каковски?

– По-латышски! Но от Пети увольте! Либо Пит, либо Петер, либо Пётр, либо Петерис!

– Каменное имя! А я Павел.

– Приятно познакомиться!

От Петера агрессивно пахло пряным парфюмом. Как смог, я рассмотрел его подробнее: ноготочки блестят, пальцы тонкие, длинные, на запястье навороченные большие часы, в ухе серьга в виде мечика, серые джинсы вызывают впечатление бешеной цены. Короче, я сделал вывод – парень голубой. Пожалуй, это больше заинтересовало нежели испугало. Чего мне пугаться-то? Я намного здоровее его, габаритнее, крепче. Петер ростом был почти с меня, высок, но худой, хотя и без этой современной сутулости – даже сидит прямо. С геями мне не довелось общаться, только в теории. Вот и пообщаюсь!

– Откуда идёшь?

– С Пановки! На автобус опоздал! А в город надо до зарезу! А ты откуда едешь?

– Отвозил своих архаровцев в спортивный лагерь. Я – тренер, трех пацанов в олимпийский резерв рекрутируют. Вот, пёр их на себе.

– Чему тренируешь?

– Хоккею.

– М-м-м… Трус не играет в хоккей!

– Ну, а ты кто по жизни? – весело интересуюсь я. – Вид у тебя прикольный, неформатный, прямо скажу.

– Вижу, не терпится спросить: не голубой ли? – язвительно отвечает парень.

– И это тоже интересно! – не смутившись, подмигиваю ему. Хозяин-то машинного пространства я, на черта церемонии?

– Профессия у меня голубая! Вот и я окрасился.

– Парикмахер, что ли?

– Неа, верчу красотой на подиуме и перед фотографами. МодЕль!

– Ни фигасе! Что платят?

– По-разному! Нет стабильности! – хохочет блондин. Петер достает из наплечной сумки телефон и с хитрой рожей что-то тыкает по экрану, потом кивает кому-то, открывает по-хозяйски окошко моей шкоды и … выбрасывает телефон в овраг. Не хило! И даже моё молчание звучит сейчас вопросительно.

– Так надо! – отвечает Петер на молчаливый вопрос. – А тренерская доля как, денежная?

– Не жалуюсь. Но и телефонами не раскидываюсь!

– Не мой!

И совсем всё непонятно стало. Выкинул не свой телефон! Интересный паря! Петер с восторгом пялится в окно, постукивает пальцами по коленке. О чем бы с ним поговорить? О моде ничего не знаю, из мира гламура никого не знаю! Сомневаюсь, что ему будут интересны мои обывательские рассуждения про политику. У меня устойчивые убеждения в том, что молодежь не интересуется положением в Сирии или реакцией Совбеза ООН на демарш Северной Кореи. Их больше волнует очередной дебош Дж. Терри или очередная любовница Дж. Тимберлейка. Читал ли он Павича или хотя бы Ларссона? Тоже не вариант. Уж не говорю о прочих мужских удовольствиях, как то исследование машинного нутра, погружение в новейший гаджет, дегустация новых горячительных, типа рыбалка с друзьями, следующий чемпионат мира (футбол, хоккей, волейбол, биатлон – вычеркнуть лишнее) и пр. С этим парнем, наверное, о чем-то другом нужно трепаться! Правда, Петер, я смотрю, нервничать начал, губу нижнюю покусывает и в зеркало заднего вида посматривает. Я тоже обращаю внимание, что за нами красавец хаммер гонит. Уже километров так пять-семь. И не обгоняет, хотя я не особо быстро наяриваю, никуда не тороплюсь. Да и пунктирчик весело мелькает на разделительной.

Ну-ка! Проверим! Дёргаю рычаг, машина стремительно набирает обороты, хотя дорога здесь не ахти какая. Оторвался от хаммера буквально на метров тридцать, но тот с лёгкостью догнал и пристроился в хвост. Наоборот, плавно сбрасываю скорость, прижимаюсь вправо, к обочине, типа «обгоняй!» Америкосовский внедорожник тоже тормозит. Что за хрень? Еду на шестидесяти! И он! Ускоряюсь: восемьдесят, девяносто, сто, сто десять… Что за игры? Хаммер как приклеенный. Видно, что в нём не один человек сидит, и не двое… Боковым зрением замечаю, что Петер застыл, лицо каменное, губы поджаты.

Решаюсь на последнюю проверку. Указатель поворота – «д. Мочха». Резко ухожу вправо, как будто туда мне и надо. Дорога здесь совсем узкая. Стараюсь не терять скорость, мчу в Мочху. Хаммер туда же! Ёпт!

Деревушка вялая и убогая, почти на въезде кольцо возле магазина с остроумным названием «Магазин». Моя шкода октавия послушно разворачивается у местного супермаркета, побрякивая мелкими камушками по кузову, проседая на волнистом «автобане». Гоню по нитяной дорожке обратно на трассу. Хаммер не отстает, не остаётся в Мочхе. Что за бред? Может, остановиться? Торможу.

– Не вздумай! Гони! – вдруг подаёт голос Петер. Бросаю на него взгляд, лицо заострено, глаза прищурены, скулы напряжены. – Гони, я сказал!

Вот это да! В его голосе опасная жёсткость, решительность, сталь. В его зрачках пульсирует мысль, но не паника. Неожиданно для себя слушаюсь этого юнца, выжимаю скорость. Петер зачем-то начинает застёгивать свою курточку, полностью задвигает молнию на сумке, что висит на плече. Мы выскакиваем на трассу, чуть было не влупившись в фуру. Ёо! Заносит, мотает, выруливаю на полосу. Уфф! Где американец? Здесь.

– Через километров тридцать гаишники должны стоять, – заявляю я.

– Не вариант! – быстро отвечает Петерис и добавляет: – Для меня не вариант.

Парень вдруг по-хозяйски открывает бардачок и начинает перебирать имеющееся там барахло. Я ошалел просто от такой наглости! Мало того, что какие-то хмыри за мной сидят на хвосте из-за него (а из-за кого ещё?), так он еще и распоряжается моими вещами!

– Эй-эй! Ты ничего не напутал, Петя?

– Рули давай! Скоро выйду!

Петер выуживает из бардачка складной армейский нож, который мне друг подарил на день рождения, три презерватива, зажигалку, два фольг-пакетика «Нескафе», ополовиненную упаковку влажных салфеток для машины. Разрывает упаковку презерватива и запихивает внутрь зажигалку, завязывает резинку узелком. Деловито отодвигает диски, страховку, какие-то инструкции. Натыкается на шёлковый платок леопардовой окраски, это баба одна оставила в машине на прошлой неделе, а я всё не могу до неё доехать, отдать. Петер забирает и платок. Всё складывает в сумку и опять плотно её застегивает.

– Скоро будет мост, – распоряжается парень тоном, не терпящим возражения, и отстёгивается. – Там чуток тормозни, выскочу! Если тебе дОроги презики и платочек, диктуй телефон, верну!

– Мне дорог нож! Но думаю, он тебе нужнее… Тебя не убьют?

– Увидим через некоторое время! Ты только сразу газуй, как выпрыгну. Не останавливайся!

– Я до ДПС, за помощью!

– Ни в коем случае!

– Мутный ты парень.

Хаммер, между тем, не отстаёт, расстояние метров двадцать. Скорость приличная – девяносто держу. Вижу, америкос стремительно идёт обгонять. Ни хрена! Хочешь в бочину стукнуть? Выруливаю перед ним на сплошную, он направо, я перед ним. Благо, дорога пустая в такой глухомани! Болтаемся по полотну, дёргаем машинные тела, рвём мотор! Видимо, те, кто на хаммере, тоже не хотят до гаишников ехать! Чуть отстали… И вдруг! Пук! Пук! Бздынь! По моей шкодливой машинке, по её железному бочку чиркнуло. Пук! В лобовом стекле дырка и паутина вокруг! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Заднее тоже всё в сетке! Пук! Пук! Машина бахнула задом, клюнула влево, бля-а-а-адь! В нас стреляют! Моя шкода! Моя девочка! Как тебя приложили! Машину тащит в боковой занос, зад трясет, противный стон тормозной системы, клац, клац… Стараюсь удержать руль, не съехать в кювет, так как там обрыв – въезд на мост! Ещё, ещё, девочка моя, потерпи, сейчас! Ба-бах! Всё, вырвало шаровые! Левая часть проседает, скрежет по асфальту, машину разворачивает, носом упираемся в дорожную ограду моста. Хаммер с визгом, с заносом, с хищным оскалом выкручивает вокруг нас, пролетая вперед, дергаясь, останавливается от нас метров шестьдесят, уже на съезде с моста.

– Не хуй сидеть! Водила! – орёт мне Петерис. – Грохнут!

Он резко отворачивает козырёк надо мной, хапает пару доков, жмёт на застёжку моего ремня безопасности и толкает к выходу. Мы снаружи. Парень бежит к борту моста, засовывая мой паспорт в задний карман джинсов.

– За мной! Живо! – орёт он, не оглядываясь. Почему меня несёт за ним? Страх! Так как дверцы хаммера тоже открываются! Ёпт! Во что я вляпался? Как же моя машинка? Как же моя развеселая жизнь? К хуям всё катится! Петерис лихо перекидывает ноги через перила, разворачивается ко мне. Я рядом!

– Руку! – требует он, но я гордо перепрыгиваю борт сам, мы на краю! Ёпт! Высота приличная, но вода мутная, значит, глубоко! Фффить! Рядом пролетело! Это опять стреляют? Петер вцепился в рукав моего спортивного костюма. Фффить! Хочу жить! Очень хочу! Прыгаем! А-а-ап…

Комментарий к – 1 –

========== – 2 – ==========

Несмотря на жаркое лето, вода обожгла холодом. Хоп! И глухо! Вокруг только бульки, обрывки тины. Вижу Петера, он, раскинув руки, повис в толще воды. Уходим ниже, ниже… Но соображаю, что нужно плыть туда, по течению, под мост. Хватаюсь за сумку Петера, парящую в водной мути, тяну за собой, как бурлак баржу. Почему он не двигается? Толкаю за куртку вверх! Уф-ф-ф! Свет, шум, кислород ударяют так, что больно, отфыркиваю донную мглу. Разворачиваю Петера лицом кверху, стучу в спину, что есть мочи, уходя под воду с головой. Парень дёргается, кашляет, начинает барахтаться, цепляться за мои плечи. А-ап! Ещё воздуха и под воду! Отталкиваюсь от водной гущи, влеку за собой этого латышского петушка! Будь он неладен! А парень как-то неловко гребет, как будто лениво, не особо старается! Да ещё замечаю, что вода совсем грязной стала, с одной стороны аж коричневые разводы.

Выныриваю. Воздуха! Вниз! Толкаюсь и тяну Петера дальше. Нас увлекает по руслу дальше, за мост. Вновь выныриваю, оглядываюсь. На мосту трое. Один машет рукой, показывая на нас, другой с оружием, пистолет. Ффиють! Совсем рядом брызгает пуля! Я опять вниз. Петерис тоже. Отталкиваясь от меня, старается скрыться под водой, но его куртка всё равно отличная мишень! Как бы не убили парня! Прямо передо мной черта от свинца ко дну. Косорукие! К счастью.

К счастью, что и течение быстрое, вода быстро несет нас дальше и дальше! Уже совсем вынырнул, лег на спину, отдыхаю, отдавшись на милость бегу воды. Петер недалеко от меня. Героическое выражение лица у него стёрлось. Видно, что мокрые волосы мешают, залепляют глаза и рот, дышать ему трудно, кожа бледная, но молчит, не охает, не скулит. Плыли долго. Потом Петер сдавленно выкрикнул:

– Там стремина, надо на берег!

И я послушно взял курс за ним. Выбраться оказалось сложнее, чем не утонуть. Здесь течение только мешало. Дно склизкое, устоять невозможно, цепляем друг друга: он меня за руки, за олимпийку, я его за сумку, за волосы. Хватаемся за осоку, что вылезла у берега, тащим тела на твердую землю, буквально ползем. Падаем. Лежим, издыхая. Тут я и рассмотрел, в чем проблема латышского красавца: серые джинсы на левом бедре заплыли коричнево-красным цветом. Он ранен! Надо в больницу! А как это сделать? Ни телефона, ни тачки, ни бэтмена рядом не наблюдаю! Мысль о серебристой шкоде, оставшейся беспомощно и обиженно стоять носом в железный край моста, вывела меня из состояния шока.

– Бляа-а-адь! Блядь! Какого хуя ты упал на мою голову! Откуда ты взялся, такой гламурный? Гадство! Машина – всё, что у меня есть! Я пахал на неё два года! Это всё, что у меня есть! Понимаешь? – ору я лежащему рядом телу, наплевав на его мучения из-за простреленного бедра.

– А у меня жизнь – это всё, что есть, – хрипло отвечает Петер. – Не вой! Будем живы, верну тебе железяку!

– Будем живы? – дёргаюсь я в его сторону. – Это ещё не всё? В нас ещё кто-то стрелять собирается?

– А ты как думал! Эти же! Сейчас прискачут сюда! Надо драть, – морщась, парень садится, прихватывает руками тело возле раны. – Собаки у них нет, поэтому надо хотя бы от берега подальше отойти, здесь в два счёта найдут!

– И как ты будешь драть? – истерично интересуюсь я.

– Ты меня потащишь!

– Ни хрена себе! Ты мне кто? Сын? Друг? Невеста?

– Выбирай сам, мне по хуй, как ты меня назовешь!

– Может, ты преступник, а эти хорошие люди тебя обезвредить хотят?

– Ага! И тебя такого непричемного заодно!

Петер открывает молнию сумки, осторожно переворачивает и, придерживая нутро, выливает водицу. Достает леопардовый платочек, быстро, пальцами «причесывает» волосы, сворачивает их в узелок, сверху обтягивает голову платком, как банданой. Потом парень подгибает здоровую ногу и тяжело, с мученической гримасой на лице, поднимается.

– Ты можешь, конечно, остаться! Но не думаю, что они будут разбираться, ху ис ху. Надо торопиться…

Блин, он прав, конечно! Да и неужели я его оставлю? Раненого? Это как-то подло! Выясним позже, что он за фрукт. Да и машина, действительно, менее ценна, чем жизнь. Даже если это не моя жизнь.

Поднимаюсь, кроссовки весело хлюпают речной водой. Мой козырный финфлеровский спортивный костюмчик мышиного цвета с синими вставками выглядит, мягко говоря, печально. Подхожу к Петерису, обхватываю его через спину, тот закидывает мне руку на шею:

– Ну… Погнали! – стараюсь я взять бодрый тон. – Нет ничего романтичнее погони!

– Ага! Бронепоезд «Петропавловск» отправляется к чертям собачьим! – так же бодрясь, подхватывает этот поганец, из-за которого вся эта хуйня заварилась. Мы двинулись вглубь леса, по папоротникам. Из-за такой растительности вероятность, что преследователи обнаружат путь нашего отступления, резко возрастала, так как за нами, действительно, как за бронепоездом или танком, оставалась проломленная дорога. Если быть внимательным, заметить можно. Минут пять мы уверенно шли, с трудом переваливая через упавшие деревья. Петер молчал, сжав зубы, расширив ноздри. Шли довольно-таки быстро, но с каждым новым шагом, с каждой новой прогалиной или бревном Петер заваливался сильнее, дыхание стало тяжёлым. Лицо моего нечаянного знакомца приобрело землистый оттенок. Глаза помутнели. Пальцы всё крепче, все отчаяннее вцеплялись в мою шею. Ему нестерпимо больно.

– Петер! Надо остановиться! Если ты брякнешься без сознания, я не смогу тебя утащить!

– Ещё немного, ещё дальше и перетянем, … посмотрим… пф-ф-ф!

– Герой ебаный! – отрываю его от себя. Подставляю спину: – Садись! Так будет быстрее! Осторожнее!

Петер без кривляний устраивается у меня на закорках. Правую ногу я крепко обхватываю рукой, а вот левую – осторожно придерживаю за колено. Не очень удобно! Парень провисает слева, это утяжеляет шаг. Но ему тоже больно: удерживать простреленную мышцу в напряжении – не сахар! Тем не менее мы двинулись и двинулись намного быстрее, не бегом, конечно, но скорость хорошая. Я вспомнил, как в армии марш-броски на двадцать с грузом ходил, как к соревнованиям готовились, таская друг друга по дорожкам высокогорной базы. Отвлечься! Не думать, не анализировать, не фантазировать! Раз, два, раз, два… Нужно углубиться в работу мышц и нервов. Раз, два, раз, два… Автоматически, не жалея себя, не хныча, не ворча. Правильно ставить ногу, чуть пригнувшись, дышать: нос-рот, нос-рот… Если гнать всякие мысли о жизни, о машине, об этом парне, о так неудачно начавшемся отпуске, если сосредоточиться на шаге, на движении, на дыхании, то будет легче, эффективнее… Часто пропускал царапающие по лицу ветки. В тени деревьев повылезали комары да мошки, и я для них был легкой добычей: руки заняты, лицо потное, разгорячённое. Петер стал этих летающих тварей от меня отгонять, поглаживая правой рукой мне лоб, щёки, шею. Думаю, что мы так с пару километров прошагали.

– Тпррр! – командует ездок. – Падаем здесь! Коняшка в мыле, всадник в скуке, требует привала!

Эти слова нисколько не обидели меня. Я действительно устал, в мыле. Отпустил его прямо посреди леса, не выходя на опушки, на просеки, на полянки, чтобы оставаться в тени, под прикрытием кустов и папоротников. Несмотря на то, что день клонится к завершению, жара еще не спала. Сам падаю на землю, приваливаюсь к берёзовому боку. Так и просидел бы… пару лет! Ноги ноют, давно их так не напрягал. А в голове пусто, гулко бьётся единственная мысль: «Это со мной происходит?»

Глаза закрыл. Блаженство. Вокруг царственный лес с какой-то своей тайной жизнью: шептание крон, стрекотание крылатой живности, щекотание кожи травинками и паутиной. Наверное, где-то и рассудочные животные бегают, подсматривают за чудными людишками, которые решились на безумную прогулку по их дому. Слышу: «Тсш-ш-ш…». Открываю глаза, а Петер со спущенными джинсами сидит и влажными салфетками из моего автомобиля протирает рану на бедре. Бросились в глаза диковинные плавки героя – это стринги? Капец! Серебристая тряпочка обхватывает только само орудие, стыдно даже смотреть. А Петеру ни хрена не стыдно, он морщится, шипит от боли, но не стонет, не жалуется.

– И что там у тебя? – спрашиваю я.

– По касательной, кость не задета. До свадьбы заживет!

– Да, но если не зашить, то может залихорадить! Заражение опять же! Да и заживать будет долго, действительно, до свадьбы.

– Ничего… Как-нибудь перетерплю!

Петер вновь роется в сумке и достает оттуда маленькую фляжку. Раскручивает пробочку. Вбирает побольше воздуха и плескает маленькую порцию прозрачной жидкости на рану. Он тут же закрывает левой рукой лоб и глаза, закусывает нижнюю губу. Представляю, как ему больно, ибо запахло водкой. Петер задышал ртом часто и громко. Ползу к нему, забираю салфетки из его рук, промакиваю вокруг раны. Мягко толкаю парня на спину, чтобы лёг. Сам оглядываюсь. Ага! Вон просвет! Встаю, хотя ноги ещё гудят, пробираюсь на полянку. Есть! Срываю верхушки белёсых жёлтеньких цветочков полыни и синенькие мелкие соцветия вербены, бегу к Петеру, запихиваю зелунуху в рот, слегка зажёвываю, сминаю зубами так, чтобы сок мог истекать. Выплевываю горькую кашицу в ладонь и прикладываю прямо на длинную рану ноги Петера. Тот вдруг вцепился мне в волосы. Больно ему! Поверх травок положил предпоследнюю влажную салфетку и велел раненому снимать бандану. Конечно, платок маловат, но два раза обернуть и потуже затянуть хватило. Теперь надо подождать, когда травки антисептические и обезболивающие начнут действовать. Надо полежать. Решаюсь и прикладываюсь к ценной фляжке, делаю большой глоток водки, закрываю, убираю обратно, в петенькину сумку. Мимоходом замечаю, что в сумке есть запаянный темный пакет, мой нож, связка ключей, шоколадка-сникерс, расчёска, длинное тельце плейера с воткнутой ниткой наушников, какой-то тюбик, маленькая коробочка, ну и презервативы, кофе, зажигалка. Вытаскиваю зажигалку в презервативе, разворачиваю, кладу на место, которое обогревает луч солнца, пусть сохнет, так надежнее. Ложусь на землю, под папоротники рядом с Петерисом. Надо отдохнуть. Лежим на спинах, грязные, мокрые, злые, смотрим в небо через лиственный купол.

– Друг мой! – завожу я беседу. – Не хочешь ли ты мне рассказать предысторию этого милого положения, в котором мы сейчас пребываем? Согласись, резонный вопрос?

– Резо-о-онный! Но ответы на некоторые вопросы не знать безопаснее…

– Что уж может быть опаснее ещё? Колись давай! Беглец!

– С чего начать?

– С начала. Кто ты на самом деле?

– Я же вроде представился. Зовут меня Петерис Мелис, урожденный города Рига, но гражданства Расейского. Учился здесь, в питерском универе, тогда же и начал работать в модельном агентстве, а где агентство там и служба эскорта. Э-эй! Не надо нос воротить! Деньги сами по себе почему-то мне в карман не хотели идти, а устроиться в приличное место невозможно со специальностью «психология-конфликтология». Да и ходить на нудную работу, отсиживая заднее место, не моё!

– М-м-м… Лучше заднее место не отсиживать, а подставлять, – не удержался я.

– Это типа ты сейчас презрение демонстрируешь? Ну-ну… Ты просто в этом ничего не смыслишь! Пока! А я неплохо жил какое-то время… Работы моделью было всегда больше, нежели интимной службы. Много фотографировали. В клипе одной профурсетки снялся. Однако аппетиты приходят во время еды, да и деньги понадобились вдруг. Однажды предложили мне заработать за интим-услуги намного больше, чем обычно. Намного больше. Настолько, что этого хватит, чтобы завязать с этим ремеслом. В общем, есть один крутой дядька. Он, с одной стороны, депутат, а с другой стороны, типичный бандюган. Держит всякий махровый бизнес в Питере, под ним бордели половины города. При этом рьяно лоббирует все эти идеи о запрете гомосексуализма. Короче, мужик везде преуспел: и в законах, и в преступлениях. Некто решил свалить нашего пострела. Вышли на меня. Люди серьёзные, авторитетные. Пообещали не только деньги, но и защиту, хотя честно заявили, что из города придётся потом уехать, сказали, что помогут. Что надо было сделать? Меня показывают этому хрену, я вытанцовываю перед ним, у того текут слюни. И они текут! Он покупает меня, везёт к себе. Я удовлетворяю все его примитивные желания, распаляю на непримитивную кроличью похоть. Депутат доволен и лоснится, делает мне всякие милые признания, закатывает глаза и прочее и прочее. Но он не знает, что я все это снимал. Мои заказчики снабдили меня нужной аппаратурой. Самое сложное было уйти из этого дома с записью. Дядька – не дурак, служба безопасности тоже: телефон проверяют, а другую аппаратуру просто не допускают. Как я ушёл – не буду тебе рассказывать, но способ вынести маленький телефончик у меня есть. Но я думаю, что после моего ухода служба безопасности этого Хабарова обнаружила записывающее устройство. Обнаружила слишком быстро, я не успел уехать в город. Ну и вот… мы здесь.

– Это ты в машине с телефона запись компромата высылал заказчикам?

– Совершенно верно!

– А Хабаров – тот самый скандалист, что устроил акцию «Белые ночи без голубых»?

– Наверное! Не слежу за городскими новостями…

– Хабаров гонится, чтобы забрать запись, но уже поздно. Он это знает, как думаешь?

– Думаю, что ещё не знает.

– Если он тебя находит, ты даже запись отдать не сможешь! Телефон-то выкинул! За фига?

– Чтобы не отследили. Мы так с заказчиком договорились.

– Что же сейчас делать? Нужно к твоим заказчикам обращаться за помощью. Они же обещали.

– Не парься! Главное, добраться до города. Плохо, что с тобой так получилось. Ну… Скажешь правду, что ты тут не причём. И не говори, что историю с компроматом знаешь…

– Мда… Ну у тебя и жизнь!

– Не хуже, чем у тебя! Тебе даже вспомнить будет нечего через двадцать лет своей преснятины!

– Да уж, жопу не продавал! Вспомнить нече… – бах, получаю в кадык ребром ладони. Ёоу! Сгибает пополам, больно так, что глаза из орбит вылазят! Дыхание перехватило, хрип, сип, даже кашлять не могу! Рот беззвучно открывается и закрывается, муть в голове, из глаз слёзы поползли. Блядь, я подыхаю! На дне горла адский кол вбит, руки непроизвольно к шее дернулись, чтобы этот кол вытащить. Но руки кто-то перехватывает и толкает меня навзничь, стучит по груди, потом что-то на губах образовалось, и тёплый воздух раздвигает горло… Пф-ф-ф… Смог выдохнуть, состояние полуобморочное. Чувствую, как уже холодный воздух попадает в лёгкие, как жизнь возвращается в кровь кислородной энергией. Состояние близкое к счастью, жив… Но двигаться почему-то трудно.

Ещё через некоторое время совершенно пришёл в себя, глаза открыл. Прямо передо мной фиалковые глаза с насмешливым прищуром. Прямо в меня пряный запах. Прямо на мне голоногое тело лежит почти полностью. Светлые волосы, что свисают сосульками, щекочут мои скулы. Осознаю весь этот комплексный набор на себе, и бешенство охватывает меня снизу доверху. Рычу, сжимаю парня за плечи, переворачиваю его, кидаю свою тушу на его тельце. Я в ярости:

– Ах ты, пидор гребаный! Сопляк! Ты? Меня?

– Похоже, сейчас ты меня! – весело заявляет Петер, хотя замечаю сквозь залитые гневом зенки, что парню как-то невесело: сжал челюсти и подбородок затрясся мелкой дрожью. Ах, да! У него же нога простреляна! Поспешно слезаю с него. Петер шумно выдыхает, а я шумно ругаюсь:

– Ты офонарел? Я тебя на себе пру! А ты! Я же тебя, клопа, за это убить могу! Ты не соображаешь?

– Я тоже могу. Надеюсь, ты это понял. Но не гунди, таких планов пока не было, хотя если сильнее ударить, то щитовидный хрящ сломать можно запросто, забудешь, как дышать. А я так… легонько… и даже удовольствие успел получить!