Текст книги "Другая"

Автор книги: Sonadora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

8.

По прибытию в нежинский дом к Дорошенко Лидия застала там неожиданное оживление.

– О, душечка Лидди, как хорошо, что ты приехала, – Натали искренне обрадовалась приезду подруги.

– Вчера вернулся из Парижа Николя, сегодня устроил встречу с друзьями, здесь так весело!

– Я рада буду его увидеть.

– Думаю, не только его присутствие тебя порадует, – загадочно улыбнулась Натали, провожая подругу в гостиную.

Среди находившихся там молодых людей сразу бросился в глаза высокий и стройный молодой человек в офицерском мундире. Волнистые волосы его обрамляли лицо, а улыбка оказалась такой знакомой…

– Алеша… Косач… – полувопросительно, полуутвердительно, произнесла одними губами Лидия. – Как же он изменился за то время, что мы не виделись!

Действительно, с полгода назад к Дорошенко заезжал почти мальчишка, по подростковому нескладный и угловатый, сейчас же перед ней стоял широкоплечий молодой мужчина. Лидия смущённо опустила глаза, не желая выдавать нахлынувшие эмоции.

Святочные гадания… Алеша… Ее суженый. Померкнувший было за последними событиями, его образ вновь заиграл самыми яркими красками.

– Посмотрите, кого я к Вам привела… Мадмуазель Лидия Шеффер, – голос Натали звучал как сквозь вату, Лидди стояла совершенно оглушенная.

Но, перехватив взгляд серых глаз своего давнего объекта обожания, девушка почему-то вдруг вспомнила другие глаза – того самого таинственного спасителя… Как ни странно, это воспоминание отрезвило ее, позволив взять себя в руки. И вот она уже мило улыбалась молодым людям, узнавая среди них и других своих соседей – Григория Червинского с весёлыми чертиками в глазах, его приятеля – улыбчивого Кадошникова, и конечно, галантного Николя Дорошенко. Ее словно бы отпустило – не осталось и следа от потребности неотрывно следовать за Алексеем взглядом, ловить его даже самую мимолётную, адресованную не ей, улыбку, чувствовать, как сердце рвется из груди, болезненно сжимаясь от равнодушия своего кумира. Сейчас она отчётливо поняла, что это немое полудетское обожание безвозвратно осталось в прошлом. Интерес к Алексею перестал быть таким явным.

И неожиданно – именно такая новая Лидия, со своей холодной отстраненностью, лёгкой полуулыбкой и непоказным равнодушием – вызвала гораздо больший интерес у объекта своих воздыханий. Теперь уже Алексей стремился подойти поближе к своей давней знакомой, перехватить ее повзрослевший взгляд, понять, что с ней произошло, чем вызвано ее непонятное безразличие. Стандартные слова соболезнования об отце, которых девушка в последнее время наслушалась более чем достаточно, не затронули ее душу. Оказалось, его собственный отец за эти дни немного поправился, именно поэтому Алексей смог уехать из дома повидаться с приятелем.

Вечер прошел незаметно, молодые люди много танцевали и смеялись, рассказывали друг другу потешные истории о своей жизни во время учебы. В какой то момент Лидия, слушая их, даже почувствовала себя прежней беззаботной девчонкой, как раньше на таких же встречах, но это длилось недолго – она прекрасно понимала, что уже завтра на нее свалятся проблемы, далёкие от таких ещё детских забот своих ровесников из их общей компании.

*****

Как ни странно, желание Алексея проводить ее до экипажа, ранее заставившее бы сердце Лидии выскочить из груди от счастья, теперь вызвало у нее только мимолетную улыбку:

– Ну, если Вы настаиваете, хорошо, а то уже совсем поздно, и мне пора.

Целуя на прощание руку Лидии, Алеша вдруг порывисто притянул девушку к себе со словами:

– Если Вы захотите с кем-то поделиться, я готов помочь, – и жаркие губы парня, на миг прижавшиеся к ее губам, окунули было ее в прежнюю страсть.

Но тут же, опомнившись, Лидия сдержанно поблагодарила Алексея, и приказала Захару быстрее ехать домой. Это походило на бегство Лидии от себя самой, ещё не до конца понимавшей, что же с ней теперь происходит.

9.

Дни пролетали за днями, дел в имении Шефферов всегда хватало, за ними не оставалось времени размениваться на эмоции…

С какой то равнодушной отстранённостью Лидия съездила на опознание своих беглых крепостных, безошибочно указав на Назара беспалого и второго крестьянина, отца Матрёны, весь вид их был жалок и безобразен, от былой самоуверенности не осталось и следа. Через неделю пришло известие о том, что эти двое повешены по приговору суда, остальные отправлены на каторгу.

Не задумываясь, юная панночка распорядилась отправить на каторгу родителей и малолетних сестер Назара, живших в ее Шеферовке. Ее не тронули их слезы и мольбы – сердце словно окаменело.

Вообще, после гибели отца, отношение Лидии к крепостным сильно изменилось в худшую сторону – она могла ни за что взьяриться и наорать на любого, делая исключение разве что для Захара и управляющего Карла Рихардовича, в каждом крестьянине видя если не врага, то уж точно потенциального недоброжелателя.

Несколько раз в имении появлялся Алеша Косач, и они ездили кататься верхом. Лидия немного опасалась этих встреч, не зная, как относиться к пылкости благородного молодого человека и своему изменившемуся к нему чувству. Общаться с ним теперь было приятно и… спокойно, ее уже не бросало в жар от каждого адресованного ей взгляда.

"Наверное, это нормально, так и должно быть," – решила наконец для себя девушка. Его поцелуи будили в ней страсть, Лидия отвечала на его порыв, но, большого труда удержать себя в рамках дозволенного для нее не составляло.

Участившиеся приезды Алексея не стали тайной для их соседей, в кулуарах нежинской знати уже начались шепотки о скорой свадьбе Шеффер и Косача-младшего.

В разговоре с Лидди Алексей как то упомянул, что в последнее время киевскими офицерами ведётся все больше речей о предстоящей русско-турецкой войне.

"Скорее всего, молодые офицеры тоже туда попадут," – говорил Косач, и в голосе его не было страха, напротив, только безудержная смелость.

"Важно только знать, что тебя ждут дома те, кого любишь", – с явным намеком проговорил Алексей, и Лидди, улыбнувшись, ответила, что "действительно достойного человека можно ждать и всю жизнь"…

Потом все завертелось в круговерти повседневных забот, дело шло к осени, в имении вовсю шла уборка урожая, и исчезновение Алексея из поля ее зрения на несколько недель сильно не удивило. К тому же до имения Шеффер доходили слухи, что глава семейства Федор Васильевич Косач снова занемог.

Тем неожиданнее было полученное однажды утром приглашение Натали поговорить за чашкой кофе о девичьем… Делиться сердечными секретами и раньше было особо не в характере Лидочки, она уже успела позабыть, когда в последний раз секретничала на эти темы со своей закадычный подружкой. Разве что в пансионе, все о том же Алеше Косаче.

– Знаешь, я хотела тебе сказать,– робкая Наталья начала издалека. – Я помню твое отношение к Косачу, а в последнее время появилось много слухов о вашей свадьбе.

– Люди пустое болтают, – не сдержалась Лидди. – Поверь, ты бы такое узнала от меня.

– Но я узнала другое… Мне кажется, и тебе следует это знать. Читай, – перед глазами Лидии лег на стол белый лист бумаги, исписанный безукоризненным почерком Алексея Косача. В нем было красиво зарифмованное объяснение в любви… к ней, к Натали.

– Спасибо тебе, но ты напрасно думала, что меня это взволнует, – даже улыбка вышла у Лидии не такой уж притворной. – Это была детская влюбленность, а всё проходит. Если ты будешь с ним счастливой…

– Ах, душечка Лидди, как ты могла такое подумать! Я не влюблена в Косача, и никогда о нем не думала, ты это знаешь.

Лидия сдержанно поблагодарила подругу, в который раз подумав, как же прав был отец, когда говорил о людской неискренности…

"Никому нельзя доверять, и это единственный способ не столкнуться в жизни с предательством".

Оставаться в уезде после всего произошедшего не было сил… Дела в имении шли хорошо, сомневаться в надёжности управляющего Карла Рихардовича оснований вроде не было и, когда с курьером прибыло письмо из университета Сорбонны, колебаний у Лидии больше не осталось. Она засобиралась в дальнюю дорогу.

10.

В который раз Лидия принимается писать письмо, и в который раз исписанный лист летит в корзину, к куче таких же… Малодушно закрадывается мысль – уехать так, не написав Алеше ни слова, тем более его самого не было видно уже больше двух недель, а тут это его письмо к Натали…

"В конце концов, почему он сам совсем ничего не написал ей за это время?"

Опять оказалась не нужной тому, кого судьба, казалось, предначертала для нее, но теперь ещё горький вкус предательства ощущался на губах, узнавших его поцелуи.

Слеза сбегает по щеке, а на бумагу ложатся ровные строки: "Алеша! Если Вы это читаете, значит – меня уже нет в Нежине, я уезжаю далеко и надолго, но и там со мной останутся те счастливые минуты, что мы провели вместе, за них я Вам навеки благодарна. Желаю всяческих успехов и счастья с той, кого Вы действительно полюбите. С искренним отношением к Вам, Лидия Шефер"…

Письмо отнесет в имение Косачей верный ей Захар уже после ее отъезда.

++++++++++++

Алексей непонимающе уставился на доставленный с утренней деловой почтой конверт с таким знакомой подписью «Шеффер».

Последние недели выдались тяжелыми для него, пожалуй, самыми тяжёлыми за несколько лет. Отец совсем слег, по словам приглашенных докторов, за которыми Алексей несколько раз сам ездил в Киев, счёт шел уже на дни, надежды на благополучный исход таяли, а вместе с ними катастрофически таяли и финансы семейства Косач, лечение оказалось не дешёвым. Мать, Софья Станиславовна, категорически не могла и не умела заниматься хозяйственными делами, к тому же на ней были младшие Вася с Марианной, а тут ещё заявил об уходе отцовский управляющий. Уборка урожая была в самом разгаре, и Алексею целыми днями приходилось самому разъезжать по имению, пытаясь контролировать все и сразу. А тут ещё, как всегда неожиданно, подошли к окончанию каникулы – совсем скоро надо было возвращаться в Киев в училище, предстоял последний год учебы.

Все это совсем не оставляло времени на личные дела, хотя он не переставал думать о Лидии. Его всегда притягивали в женщинах загадки, а в ней они следовали просто одна за другой. Он мимолётно помнил ее с момента знакомства, три года назад, это святочное гадание, устроенное у Дорошенко, и пронзительный, не детский взгляд юной Лидочки. Слушая добродушные подтрунивания своего закадычного друга Николя про самую завидную невесту уезда по деньгам ее папочки, он тогда ощутил только протест и возмущение. Откровенные взгляды и немного наивные попытки юной панночки обратить на себя внимание после этого ещё больше раздражали. Их встречи за эти годы можно было пересчитать по пальцам.

И тут вдруг – этот летний вечер у Дорошенко в честь приезда Николя. Он с трудом узнал ту, на которую раньше не обращал внимания, настолько она изменилась, вернее – изменились ее глаза, но ведь недаром их зовут зеркалом души. Перед ним стояла уже не трепещущая под его взглядом девочка-подросток, это была взрослая, умудренная жизненным опытом женщина, равнодушно-холодная, словно снежная королева, и блуждающая по ее губам лёгкая полуулыбка словно подчеркивала, что она лишь наполовину здесь, а сама словно витает в одной ей известном таинственном мире… И разгадать эту окружающую ее тайну показалось для Косача важным, настолько важным, что все, бывшее до этого, уже как бы не считалось.

Но, чем дальше – тем этих загадок становилось больше. Лидия вроде как отвечала на его чувство, но что-то все равно было в ней не так, постоянно чувствовалась некая отстраненность и недосказанность. "Надежды полусвет, желаний полутон" – невольно пришло в голову Алексея где то раннее услышанное. Но, когда казалось, что она сейчас откроет ему свою душу, на него свалились все эти проблемы. И апофеозом стало вот это письмо.

Кажется, он ее окончательно потерял.

*****

В это время возмущенный до предела Николай Дорошенко гневно смотрел на свою младшую сестру, сжимая в руках тот самый злополучный лист бумаги, который Натали всего несколько дней назад дала прочесть своей давней подруге Лидочке Шеффер.

– Ты откуда это взяла? Из моего письменного стола? Кто тебе разрешил так делать?

Наталья смущённо опустила голову.

– Да, прости, этот лист выбился из папки, лежавшей на твоём столе, я не смогла удержаться.

– Это был сюрприз… на твои именины. Мой друг Алексей Косач умеет действительно красиво писать стихи, и я попросил его сделать для тебя посвящение, в подарок.

– Так это… было написано по твоей просьбе?

– Да, я же сказал, это сюрприз для тебя на день именин! Был. Надеюсь, этого никто больше не видел?

Натали отрицательно замотала головой, в ужасе понимая, что же она натворила… Об отъезде подруги во Францию она уже знала.

"Ничего… – подумалось ей. – Я все напишу Лидии в письме. Напишу и все объясню"…

11.

Алексей Косач был вне себя. Неужели бывает, чтобы все беды сваливались на голову вот так, одновременно? И почему это оказалась его голова?

На днях состоялись похороны его отца, Федора Васильевича Косача, которому так и не смогли помочь ни врачи, ни дорогостоящие лекарства. Мать который день была не в себе, восьмилетняя сестра Марианна уже хорошо понимала, что произошло, а маленький братишка Вася, видя всеобщее подавленное состояние, постоянно плакал.

Теперь Алексею предстояло самому заниматься продажей нового урожая, не надеясь в этом вопросе ни на мать, ни тем более на нечистых на руку управляющих. Денежные запасы их семьи стремительно приближались к нулю. На днях предстояло возвращение в Киев.

А в сердце занозой сидела мысль о Лидии, он не понимал ее мотивов, побудивших написать это странное, прощальное письмо.

"Почему я не нашел времени повидаться с ней??? Тогда, наверняка все бы было иначе"…

Не сильно прояснил ситуацию и разговор по душам с другом детства Николя, единственное, что он смог рассказать – Лидия уехала учиться в Сорбонну, на днях туда выезжал и сам Николя, которому предстоял последний год учебы.

Горячность натуры Алеши требовала немедленных действий, но, пересчитав имеющиеся в семье деньги, мысли о поездке во Францию вместе с другом пришлось отбросить, к тому же это означало бы оставить мать наедине со всеми проблемами и грозило отчислением из офицерского училища, а этого он допустить сейчас никак не мог. Он написал длинное пылкое письмо, в каждой строчке которого заверял Лидию в своей вечной любви и в том, что обязательно дождется ее возвращения, взяв с Николя обещание при первой же возможности передать его адресату.

*****

Николай покидал Россию, держа путь в Париж, где ещё год ему предстояло "грызть гранит науки". Отец Александр Васильевич Дорошенко намекнул ему, что уже подыскал для него неплохое место по окончании его учебы – адъютантом у киевского вице-губернатора, что открывало для него очень широкие перспективы, поэтому настрой у молодого человека был весьма приподнятым.

"Наконец то получится вырваться из этого провинциального болота, какая же здесь скука после ставшего уже привычным за несколько лет учебы Парижа!"

В дорожной сумке Николая было два письма, оба адресованных Лидии Шеффер, одно из них отдал Алексей, второе вчера сунула ему в руки сестрёнка Натали, буквально требуя передать его как можно скорее, говоря о какой-то особой важности.

За окошком экипажа мелькали поля, залитые первыми осенними дождями. Хлеб с них давно убрали, и осиротевший голый их вид навевал молодому человеку невесёлые мысли… Мысли эти были о его закадычном приятеле, Алешке Косаче.

«Ну почему кто-то получает все и сразу, не прилагая усилий? Почему, стоило им где то появиться вместе, как все женщины, словно по команде, не сводят глаз именно с его друга – высокого широкоплечего красавца, и никому из них уже не интересна "глубина твоей души", твой ум и проницательность, тебя на его фоне просто не замечают»…

Не стала исключением и юная Лидочка Шеффер после тех святочных гаданий. Холодная красота наследницы соседнего имения не могла не впечатлить и Николая, но максимум, чего он мог добиться в общении с ней – вежливо-отстраненной улыбки. А уж после встречи Лидии с Алексеем его шансы вообще свелись к нулю.

С тех пор Николя, зная отвращение друга к одной только мысли о женитьбе на "денежном мешке", ни разу не упускал возможности поддеть Алёшу тем, как тому повезло "зацепить" самую богатую невесту уезда… Видя, как злится от этих слов его приятель, он постепенно исподволь подводил его к тому, что отвращение должна вызывать сама мысль о возможности женитьбы на "купчихе Шеффер".

"Все ее ценности измеряются в ассигнациях", – любил повторять он, пренебрежительно усмехаясь.

И ведь действительно, до последнего времени Николаю удавалось поддерживать у Алексея это мнение, но, как оказалось, только до очередной встречи этой парочки в доме его отца. Теперь простодушный Алексей в разговорах с приятелем не скрывал своей влюбленности ("очередной", как невольно думалось Николаю), и этот поспешный отъезд Шеффер, больше похожий на бегство, наводил на определенные мысли.

Почему то вспомнилось растерянное лицо сестренки Натали, когда он нашел у нее предназначавшееся в подарок письмо со стихами Косача. Его наивная сестра явно приняла написанные там в свой адрес признания за чистую монету, и ведь вполне могла поделиться этими мыслями… с близкой подругой. С ней. И тут же – Николай увидел перед собой просительный взгляд Натали, протягивающий ему срочное письмо для подруги.

Глупцом молодой Дорошенко никогда не был, и в его голове все резко встало на свои места. Нет, он явно не будет спешить передавать Лидии эти письма, пусть подождут, когда-нибудь, потом, когда само все утрясется.

Мало ли в Париже найдется для него занятий, никак не связанных с провинциалкой Лидочкой Шеффер – у местных папиков полно симпатичных дочек…

12.

Осенний дождь и промозглая сырость… Который день одна и та же картина за окном, капли дождя сбегают по стеклу без остановки, будто горькие слезы. Слезы, выплаканные Лидией ещё в первые недели после ее приезда в Париж.

"Увидеть Париж и умереть"…

Да, пожалуй, такие мысли посещали ее тогда. И вид из окна на знаменитые Елисейские поля давно не радовал. Хотелось сидеть вот так, поджав под себя ноги и закутавшись в плед, у пышущего жаром камина, с книгой по французской цивилистике, пить горячий глинтвейн и ни о чем постороннем не думать… Пускай останутся только мысли об учебе и делах.

Впрочем, получалось это далеко не всегда. Однажды, садясь в экипаж в Латинском квартале, она почувствовала что-то неладное. Обернувшись, встретилась взглядом с ярко-синими глазами молодого скромно одетого незнакомца, стоявшего у витрины и с явным интересом наблюдавшего за ней.

От нахлынувших воспоминаний словно обдало жаром. Жуткая ночь, лес, умирающий отец, разбойники и такой же пронзительный взгляд…

"Нет, скорее всего, он просто похож, но как же сильно…" – подумала девушка, глядя вслед поспешно удаляющемуся мужчине.

В ту ночь Лидди не спалось – во сне ее вновь и вновь преследовал этот таинственный незнакомец.

"Этого не может быть, как он мог бы оказаться здесь, за тысячи верст от родных мест? – в который раз задавала себе девушка один и тот же вопрос, но ответа на него у нее не было.

Чужой язык, чужие люди, огромный после Нежина чужой город… Если с языком дело обстояло ещё более-менее, упорные занятия французским почти все лето позволили вспомнить изучавшееся "спустя рукава" в гимназии и пансионе и неплохо понимать окружающих, то вот с самим окружением… Лидия так и не стала своей в развесёлой студенческой компании, не сблизившись ни с кем из сокурсников – правоведов. Немногочисленные девушки сторонились ее, считая высокомерной, молодые люди, пару раз попытавшись зацепить неразговорчивую панночку сомнительными комплиментами и убедившись, что весёлому балагурству и транжирству она предпочитает проводить время за учебой, вскоре оставили ее в покое.

Из дома исправно приходили денежные переводы от управляющего имением Карла Рихардовича, позволявшие ей оплачивать приличное жилье и прислугу, но сам старик писал молодой хозяйке мало и скупо. По его письмам и присылаемых отчётам выходило, что дома все в порядке.

Тем более удивило пришедшее вслед за этим письмо от Захара, в котором тот сообщал, что старый управляющий серьезно заболел, его постоянно беспокоит удушливый кашель с кровью, и силы у него уже далеко не те, что прежде.

Никаких новостей от соседей из Нежинского уезда не было, и Лидия, поразмыслив, решила – кроме как домой, никому сама писать не будет– к чему бередить едва начавшую заживать рану? Забыть, все забыть, пусть время постепенно залечивает душевную боль вдали от тех, кто был тебе близок и дорог. Их образы, такие яркие и светлые вначале, постепенно тускнели, стираясь из памяти, и сердцу казалось уже не так больно при мысли об Алеше, об отце, обо всех…

13.

В этот субботний вечер в Нежине в доме Дорошенко в ожидании Александра Васильевича томился в гостиной Алексей Косач. Несмотря на непогоду, приехав на неделю домой из Киева, он был вынужден навестить соседей и теперь терпеливо дожидался хозяина дома, по самому прозаичному – денежному поводу. Денег, вырученных за проданный урожай, катастрофически не хватало даже на текущие расходы по имению, Софья Станиславовна сама не заметила, как они оказались полностью потрачены, а вести дела с к собственной выгоде ни у нее, ни у простодушного Алексея никак не получалось.

Если бы рядом был его приятель Николай, Алексей, без сомнения, обратился бы за помощью к нему, но тот после отъезда в Париж словно в воду канул – писем от него пока не было. Ничего не было и от Лидии. Алексей заезжал в ее имение в Шеферовку в надежде получить адрес хозяйки в Париже, но так и не смог добиться встречи с управляющим, который из-за болезни никого не принимал, по словам встретившего молодого офицера неприветливого здорового детины, которого, кажется, звали Захар, когда-то передавшего ему то самое прощальное письмо, никто больше адреса ее не знает.

Алексей за своими грустными мыслями не заметил, как в гостиную спустилась Натали. Вскочил, приветствуя ее:

– Доброго вечера, Наталья Александровна.

– И вам, Алексей Федорович. ПапА сегодня задерживается по делам, Вы ведь к нему?

– Да, я по делу. Наталья Александровна, подскажите, пожалуйста, может, Вам писала из Парижа ваша подруга Лидия Ивановна? У Вас есть ее адрес?

– Увы, нет. На днях пришло пару строк от Николя, он пишет, что у него все хорошо, но подробностями нас не балует. Наверное, и ему, и Лидди есть чем там заняться. Ах, как бы я хотела увидеть Париж…

– Всенепременнейше увидите, у Вас точно все впереди.

Наталья видела, как искренне расстроен Алексей, и ей захотелось хоть как то его поддержать.

– Обожаю говорить по французски. А какие у них романсы! Хотите послушать? – неожиданно предложила она.

– С превеликим удовольствием. Натали мягко подошла к роялю, грациозно села за него.

Полившаяся с ее пальцев грустная и одновременно светлая мелодия была так созвучна невеселому настроению Алексея. Проникновенным, чистым голосом девушка пела о любви. От этой песни хотелось одновременно парить в небесах и горько рыдать, настолько она затрагивала самые тонкие струны его души.

– Великолепно, Наталья Александровна, это просто великолепно! – искренне восхитился Алексей.

– Благодарю Вас… А Вы знаете, Алексей Федорович – у нас в следующее воскресенье состоится вечер романсов, я тоже буду там петь. Вы ведь придёте?

– Да, безусловно, в выходные я приеду из Киева.

В тот вечер Алексей Косач уезжал от Дорошенко не только с векселем на нужную ему сумму от Александра Васильевича, но и с непонятным волнением в душе от песен его дочери Натали.

14.

В Париже все настойчивей заявляла о своих правах зима, но не привычная русская зима с морозом и сугробами снега, нет, здешняя зима была более мягкой, легкий снежок едва припорошивал парижские улицы, но частым гостем был холодный порывистый ветер.

Кутаясь в меховую накидку, Лидди спешила как можно скорее добраться из дома до экипажа, опаздывая на учебу. От сильного порыва ветра дверь парадного распахнулась, и она едва не сбила с ног молодого человека…

– Раrdonnez-moi, – смущённо извинилась Лидия, но, столкнувшись с ним взглядом, опешила – перед ней стоял все тот же синеглазый незнакомец.

– Ничего не могу с собой поделать – все время хочется ещё раз Вас увидеть, – ответил молодой человек по французски.

Судя по говору, этот язык был для него родным.

– Вы следили за мной? – девушка хотела возмутиться, но ей неожиданно сделалось весело. – Вы рисковали быть сильно травмированным.

– Когда травмировано сердце, остальное уже не так важно… Меня зовут Андре, я – художник. Стоило мне только один раз Вас увидеть, как я понял, что мне не имеет смысла жить, если я не напишу Ваш портрет, – слова его звучали так эмоционально, что Лидия смягчилась.

– Что ж, звучит заманчиво… – Так я могу надеяться на то, что Вы согласитесь мне позировать?

– Знаете, Андре, сейчас я очень спешу на занятия, но… Давайте поговорим об этом вечером? Приходите сюда в семь.

Лидия ехала в экипаже, и чувствовала, как впервые с момента приезда в Париж у нее становится теплее на сердце. Незнакомец оказался совершенно не тем, за кого она его принимала, но, что ни делается – все к лучшему.

*****

Вечером того же дня Лидди и ее новый знакомый сидели в маленькой кофейне. Андре галантно целовал красавице руки, засыпал комплиментами, называя ее северной королевой… Как ни странно, общаться с ним оказалось легко и непринужденно, и она, особо не упираясь, согласилась позировать художнику для написания ее портрета.

В маленькой, но светлой мастерской, расположенной на чердаке старого дома на Момартре, царил настоящий художественный беспорядок – везде были разложены законченные, полузаконченные и едва начатые работы.

Вот Андре повернул к ней холст, и Лидия ахнула – с него смотрели ее собственные глаза, и сколько же в них было вселенской грусти!..

– Я написал это, когда впервые Вас увидел, этот образ холодной королевы преследовал меня, – Лидия не могла не улыбнуться на эти слова, – тогда меня восхитила эта печаль, а теперь я понимаю, что радостной и счастливой королева выглядит гораздо лучше. Я готов все сделать, чтобы она чаще улыбалась…

Она сама не поняла, как минуты, которые собиралась изначально провести в его мастерской, незаметно превратились в часы. Время словно останавливалось здесь, под гипнотическим взглядом ярко-синих глаз.

Молодой художник Андре как то незаметно стал частым гостем в ее доме, его попытки заботиться о ней казались Лидди такими трогательными и милыми. Он приносил ещё теплые круассаны к завтраку, с которыми они вместе пили кофе. Молодые люди теперь часто гуляли вместе по Елисейским полям, по Монмартру, поднимались на колокольню знаменитого Нотр-Дама. Наконец то Лидди почувствовала романтику этого великолепного города, который недаром называют городом любви.

Она покупала его работы одну за другой, и стоило ли удивляться, что одним портретом дело не закончилось. Да и сами портреты становились все более смелыми по содержанию, обычно целомудренной Лидии вскоре почему-то уже не казалось зазорным позировать художнику в откровенных нарядах, и это пробуждало в ней неведомые ранее смелые фантазии, и кто знает, насколько они были близки к исполнению… Нравы жителей французской столицы однозначно были на порядок свободнее, чем на родине.

Одновременно как то сам по себе "оттаял" характер всегда такой замкнутой, холодной девушки – теперь она не отказывалась повеселиться с однокурсниками, часто посещала здешние балы, театры, не на шутку заинтересовалась местной модой, причёсками, даже, следуя ей, курила сигареты с изящным дамским мундштуком, а в студенческой компании все чаще слышали ее мелодичный смех.

15.

Алексей Косач провожал Натали Дорошенко в киевский пансион после рождественского бала, устроенного в офицерском училище. Кружась с ней в танце, он видел восхищенные взгляды своих друзей, направленные на его изящную спутницу, напоминавшую в своем розовом платье огромную тропическую бабочку, случайно оказавшуюся в бальном зале.

Удивительно, как он столько времени умудрялся не замечать, насколько красива и обворожительна эта девушка. Все чаще он ловил себя на том, что невольно думает о ней, видя перед собой прекрасные точеные черты ее лица, слыша ее глубокий нежный голос. Он готов был говорить с ней бесконечно, танцевать с ней и только с ней на всех балах, куда они вместе попадали.

Образ той, другой, теперь далёкой, как мечта, как то незаметно стирался из памяти, порой ему казалось, что Лидии по настоящему и не было никогда в его жизни, а то, что было – всего лишь выдумано им самим.

"Она меня никогда не любила, – приходил к неутешительному выводу Алеша. – Иначе никогда бы так со мной не поступила, не уехала бы, не попытавшись даже увидеться и объясниться"…

Сердечная боль, такая невыносимая на первых порах, теперь едва напоминала о себе. Все свое нынешнее свободное время Алексей посвящал Натали, и незаметно для него эта чистая наивная девушка покорила его пылкое сердце. И теперь он писал для нее романтические стихи уже без всякой просьбы друга, просто повинуясь порывам своей увлеченной души.

16.

В Париже расцветали каштаны, их нежно-розовые соцветия напоминали дорогое кружево на дамских нарядах, уносимое от лёгкого дуновения свежего ветра…

Лидия любовалась этими каштанами, похорошевшим в сочно-зеленой майской листве Парижем, полной грудью вдыхала свежий весенний воздух, наслаждаясь весной и собственным ощущением счастья. Она позволила этому прекрасному городу влиться в свое сердце, как до этого впустила туда синеглазого Андре.

Сегодня сдан последний экзамен, закончивший напряжённые недели учебы, она успешно закончила год, перейдя на следующий курс, и вечером девушка хотела отметить это событие в компании своего творческого друга. Сегодня она опять будет позировать ему, ловя на себе его восхищённые взгляды, и улыбаться только ему одному. Их художественные сеансы теперь все чаще проходили у нее дома, и рисованием дело не ограничивалось…

Лидия все больше задумывалась о том, как удивительно, что именно здесь, вдали от родины, она наконец нашла свое настоящее синеглазое счастье. Но строить какие-то дальнейшие планы в отношении Андре она пока не решалась.

Еще ее эйфорию омрачала задержка с переводом денег из Нежина. Привыкнув каждый месяц в определенный день получать перевод немаленькой суммы, с немецкой педантичностью отправляемой Карлом Рихардовичем, Лидия привыкла не отказывать себе в удовольствиях в виде новых модных нарядов, драгоценностей, дорогих рестораций, куда ходила вместе с Андре, недешевых марок шампанского… Немалые суммы уходили и на покупку картин Андре, изображавших ее же во всевозможных видах, при этом Лидия чувствовала себя меценатом и ценителем прекрасного, неизменно приводя в восхищение своего друга.