Текст книги "Ведьма из прошлого (СИ)"

Автор книги: Софья Эл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

По крайней мере, так считала она сама.

– Как здоровье вашей матери, дитя мое? – вкрадчиво спросил Норман, а Анна улыбнулась, выпрямляясь и находя взглядом Сибилл.

– Сейчас для нас хорошо просто то, что она до сих пор с нами, – сдержанно улыбнулась Анна, – спасибо за беспокойство, отец настоятель.

Сибилла перестала молиться. Сейчас она просто сидела, глядя перед собой, а на ее щеках при свете свечей блестели прозрачные полосы. Сердце Анны сжалось и она тяжело вздохнув, прислоняя ладонь к груди.

– Я молюсь за ее здоровье, дитя мое, – вкрадчиво произнес Норман и Анна замерла, сосредотачиваясь на каждом произнесенном им слове, – и каждый раз спрашиваю себя, что этим хочет сказать нам Господь?

В ушах Анны застучала кровь, заставляя давно забытые страхи всколыхнуться внутри. Сцепив руки в замок, Анна посмотрела прямо в глаза Нормана.

– Я не считаю возможным даже размышлять об этом, отец настоятель. Лишь благодарю Господа, что дарить мне и Сибилл еще один день рядом с нашей матерью, – максимально точно подбирая слова, отчеканила Анна.

Норман вздохнул, отводя взгляд куда-то в сторону, но от этого напряжение лишь усилилось.

– Странно, Анна, – едва слышно прошелестел он, а Анна судорожно сглотнула, – ведь я всегда считал, что твой грех не уныние, а гордыня.

Ладони Анны похолодели, но она послала Норману сдержанную улыбку, контролируя каждое движение на окаменевшем лице.

– Я думаю, что моих грехов гораздо больше, чем просто два, отец настоятель. Поэтому я исправно посещаю церковь и хожу на исповеди, каждый раз искренне моля о прощении. Так же, как мой отец и моя сестра. Мы живем не богато, но всегда рады поддержать дом Господень. Но да, сегодня у меня на душе тяжело.

– Возможно от того, что придерживаясь таких строгих правил, вы не позволяете исповедоваться своей матери, Анна? – Норман продолжал смотреть куда-то вбок, а я нервно облизнула губы, тут же беря себя в руки.

Разговор принимал очень худой оборот. Потерев платком кончик носа, Анна изобразила разочарованный выдох надеясь, что все еще играет правдоподобно.

– Она боится, – слабым шепотом проговорила я прекрасно видя, как ловит каждый звук Норман, – боиться, что ее исповедь будет означать ее уход. Да, мы грешны, отец настоятель, очень грешны, что малодушно придерживаемся воли умирающего, но пока все мы не готовы. Мы все еще молимся за ее выздоровление, тем более, что прогнозы были весьма неутешительными еще год назад, а уже прошло очень много времени.

Норман задумчиво покивал, расправляя полы рясы.

– Конечно я понимаю, дитя мое, кто же не поймет. Несмотря на то, что я глас Божий, я еще и человек, что любит и сочувствует ближнему своему. Вы же не откажете мне в просьбе увидеть вашу матушку, Идонею? Помочь облегчить ей душу, если она сама того пожелает, поддержать ее разговором о жизни вечной, ради которой стоит отпускать земное.

Скулы свело от того, как сильно Анна сжала зубы, в попытках не выпустить рвущийся наружу рык. Норману что-то было нужно. Вряд ли он пропитался духом святой инквизиции, нет. Он и без того, проведя все детство с ними, прекрасно слышал и разговоры про фей, да и воду матери Анны из ключа пил. Нет, ему нужны были факты для чего-то, но не для костра.

Послушно склонив голову, Анна снова подняла лицо с застывшей на губах покорной улыбкой.

– Это честь для нас, отец настоятель. Как я могу противится тому, что дарует сам Господь?

– Вот и хорошо, – развел руками Норман, осторожно подхватывая ее под локоть, – помолитесь со мной, Анна?

– Конечно, отец настоятель, – выдохнула Анна, читая вшитые в подсознание строки молитвы.

Но сами ее мысли в этот момент судорожно перебирали банки под половицей в поисках верного решения.

Казнь

Из-за ливня, что стоял стеной, я даже не понял, где нахожусь. В первую секунду меня это испугало. Знающие люди в деревне говорили, что те, кто болен душой, часто не могут вспомнить, что делали минуту назад. Смахнув с лица влажные капли, я поплотнее прижал к себе жену, закутанную с головой в дорожный плащ. Она крупно дрожала, но твердо стояла на ногах, смело глядя вперед.

За шумом дождя скрывалась тишина. Это было странно, ведь обычно толпа всегда гудела от нетерпения. По-крайней мере я так думал. Раньше я никогда не присутствовал на казни.

Площадь была не то, чтобы переполнена. Горожане и деревенские, кто по большей части пришли на зрелище, а не из-за личности самой ведьмы. Они тихонько шептались, удовлетворяя свое любопытство. Кто-то просто проходил мимо и решил остаться, а теперь волновался, что не успеет в лавку пряностей до ее закрытия, хотя сам лавочник стоял неподалеку, лениво препираясь с помощницей. Кто-то боязно оглядывался, вжимая голову в плечи от каждого красного плаща, появившегося на горизонте. Каждый в общем-то ждал прямого действия.

Палач с помощниками суетились возле дров, пытаясь сохранить их в сухости, а я задумчиво посмотрел на небо. Может этот ливень и не спроста? Неделю стояла ясная погода, до сегодняшнего дня. Так может все происходит не правильно?

Я не хотел быть здесь. В отличие от большинства присутствующих, я пришел не развлекаться. Я ждал чуда. И за это ощущение предвкушения неправильного, неправедного, не угодного Господу, мне хотелось провалиться под землю. Потому что я надеялся, что в последний момент она просто исчезнет. Избежит чудовищного наказания.

Но я не имел права не явиться сюда. Не мог просто остаться в стороне. Не после того, что сделал с ней.

Сам воздух переменился вокруг, а небо переломила молния. Котта прилипла между лопаток, а я врос в землю не в силах повернуть голову. Я лишь наблюдал, как, подобно стае гончих, учуявших добычу, люди синхронно вытянули шеи, разглядывая то, что происходило у меня за спиной. Несмотря на дождь, было видно, как сверкают их глаза. Те, кто пониже, искали опору, на которую можно было взобраться. Дети же залезали друг другу на плечи, поочередно меняясь, а где-то в задних рядах даже завязалась потасовка. Я размышлял, зачем понадобилось вести ее через толпу – это же риск. Огромный риск, на которой пошла инквизиция, чтобы каждый получше мог разглядеть ведьму.

Лед сковал внутренности, когда кто-то справа от меня, повис у меня на рукаве, вынуждая развернуться. Потому что я не мог больше делать вид, что меня просто здесь нет. Мой взгляд приклеился к босым стопам, что выглядывали из-под длинной серой робы. Запекшаяся кровь струйками осталась на грязных щиколотках, густо собравшись сразу под железными кандалами.

Похоже я отшатнулся, раз чьи-то руки вцепились в меня, в попытках не допустить падения. Толпа взбесилась. Все сейчас напирали на меня так, что каким-то неведомым образом уже через секунду я стоял в первом ряде прямо на пути ведьмы. В попытках избежать зрелища, я уцепился за ее сопровождение.

Семь инквизиторов вели одну хрупкую девушку. Пальцы свело до болезненной судороги в руке. Да, они действительно устроили из этого преставление. Словно мало было просто костра. В попытках найти поддержку, пытаясь зацепиться хоть за что-то, чтобы убедить себя в правильности происходящего, я метался взглядом от одного инквизитора к другому, но ничего не мог найти под непроницаемой маской. В них не было ни торжества, ни святой веры. Они были похожи на безжизненные трупы, что просто шли вперед, как марионетки, движимые лишь умелыми пальцами кукловода.

Дыхание перехватило, как бывало после долгого утомительного бега. В этот момент, несмотря на то, что сознание билось в панике, я уставился в глаза ведьме. Это было не подвластно мне – просто только так мог дышать в тот момент. Корчась в агонии вины и сходя с ума от бездействия, но дышать.

Она шла вперед уверенно. Расправив плечи, словно ее ноги и руки не сковывали кандалы, высоко подняв голову и смело глядя вперед. В изумрудных глазах плескалось безумие, что оттеняло фиолетовые гематомы на ее распухшем лице. На какое-то мгновение мне показалось, что у нее все под контролем. Оно длилось вечность, но я вдруг поймал себя на том, что улыбаюсь.

Пока она не споткнулась. Повиснув на вмиг натянувшихся цепях, она захрипела, утрачивая свое лицо, и забилась в панике. Один из инквизиторов свалился следом, а я дернулся вперед.

– Стой, блаженный! – шикнул какой-то крепкий мужик, железной хваткой вцепившись мне в плечо, – Тоже туда хочешь?

И я словно очнулся. Ведьму подняли на ноги, но она вела себя уже отнюдь не тихо. Истинная личина выбралась поверх избитого, но когда-то хорошо знакомого лица. Она сыпала проклятиями во все стороны, пока один инквизитор не впихнул ей в рот кляп, что вошел с треском ее зубов. Всклокоченная, взбешенная, постаревшая на пару десятков лет, она шипела и плелась вперед, уже больше ничем не напоминаю ту Анну, что я когда-то знал.

– Марк, – чей-то голос явно обращался ко мне, но я огляделся, не понимая, откуда идет звук.

И почему Марк? На это имя что-то отзывалось внутри. Может, я знал какого-то Марка?

Ливень вновь усилился, практически стирая лица людей, но я лишь шагнул ближе, пытаясь разглядеть происходящее.

– Марк, хватит, – что-то мелькнуло перед глазами, словно из капель дождя собрался какой-то силуэт, но и его я не мог разглядеть, – просыпайся.

Знакомый голос. Я наконец-то его узнал. Когда-то этот голос принадлежал Анне. Той самой ведьме, что сейчас была так близко к месту казни, что по коже носились мурашки. Невозможно представить, что человек так мог измениться.

– Не нужно дальше, – голова резко закружилась и я закрыл ладонью глаза, – возвращайся.

Мир вокруг поплыл. Я попытался ухватиться за ближайшего стоящего ко мне человека, но он словно растаял под пальцами и я упал…

… На пол в кабинете, больно стукнувшись головой. Парапсихолог, забившись в угол, судорожно листал страницы огромной книги, что была перевернута вверх ногами. Прохладная ладонь опустилась мне на лоб и я облегченно вздохнул.

– Ты в порядке? – спросила Анна, неизвестно откуда взявшаяся здесь.

Пожалуйста

Франция, Нёшательский феод, деревня Домреми

30 мая 1436 года

В доме воняло смертью. Нет, не тем ее запахом, что появлялся вместе с горькой утратой, когда тело покойного едва покинула жизнь. Это был устойчивый, давно обосновавшийся здесь флер стоящей на пороге старухи с косой. Для обычного обитателя дома он был не ощутим. Все, что чувствовали Вигмар и Сибилла – смесь ароматов шалфея и лаванды. Она тоже стала тошнотворной. А вот глаза Анны с каждым днем слезились все сильнее от резкого и тяжелого запаха совсем не цветочного происхождения.

Возможно из-за этого, да еще и из-за разговора с настоятелем, Анна отвлеклась и замерла на пороге, пока радостная Сибилла пробежала в дом. Конечно, в обычные дни она не допускала такой ошибки. Всегда вставала до первых петухов, ложилась последней, чтобы никто в доме не мог узнать тяжесть ноши, лежащей на ее плечах.

– Мамочка? – недоуменный голос Сибиллы прошелся по сознанию Анны ледяным дождем, – А ты почему встала?

Позабыв о верхней одежде, Анна бегом бросилась туда, откуда доносился голос сестры. Сердце ее билось так сильно, что казалось его стук слышно было в самом Руане.

– Сибилл, в комнату! – крикнула она, дергая сестру за плечи и вставая между ней и матерью, что осталась за ее спиной.

– Мама встала! – радостно подпрыгнула Сибилла, а Анна оттолкнула ее, не позволяя себе обернуться, – Ты чего?

Воздух сперло в легких Анны, а перед глазами замелькали пятна. Невидимый обруч сковал ее шею, стремительно затягиваясь. Силы быстро покидали молодую ведьму, утекая сквозь маленькую точку между ее лопаток, на которую сейчас был направлен взгляд Идонеи.

– Она очень больна, Сибилл, – резко махнув рукой, Анна рассыпала сбор трав перед собой, наводя морок и тут же упала на колени, хватаясь за шею, но радуясь, что Сибилл уже этого не видит, – иди!

Сибилла застыла на минуту, часто моргая. Словно что-то изменилось в выражении лица сестры, но тут же исчезло. Анна стояла, как и всегда, обеспокоенная и серьезная, но с блеском улыбки в глазах. Видимо Сибилле просто показалось. Да и мама в тени комнаты выглядела сначала как-то странно, но скорее всего с ней просто сыграл злую шутку солнечный день, стоявший на улице.

“Анна тоже рада, просто боится меня обнадеживать”, – мудро заключила Сибилла и, послав еще одну улыбку маме, вприпрыжку отправилась в комнату.

– Ave Maria, – прохрипела Анна, ощущая ставшую привычной горечь на языке.

Но большего не потребовалось. Идонея зашипела, отпрыгивая назад. Вцепившись пальцами в стену, она оттолкнулась от пола и, перевернувшись через голову, тут же уперлась пятками в потолок. Согнув колени, она так и висела вниз головой, забившись в угол.

Анна откашлялась и поднялась на ноги. Головокружение не отступало, поэтому она шла медленно, пока цветные пятна не успокоились перед глазами. Щедро зачерпнув мелиссы из хитрого кармана-вкладыша, что девушка соорудила для каждого своего наряда, она раскрыла ладонь и дунула прямо в перекошенное лицо Идонеи.

Идонея нахмурилась, глубоко вдыхая заговоренную травяную пыль. Недоумение в безумном черном взгляде тут же сменилось растерянностью, а следом искра разума заблестела вместе с первобытным ужасом. Несколько раз моргнув, Идонея потеряла сознание и повалилась бы на пол, не подхвати ее под подмышки пошатнувшаяся Анна.

– Тише, тише, – приговаривала Анна, затягивая безвольное тело матери в комнату, – вот и все прошло, ну, все уже хорошо.

– Анна? – слабый голос матери тут же заставил сердце девушки сжаться от переполняющей его жалости, – Анна, что случилось?

– Все хорошо, – шептала Анна, привычным движением поправляя подушки и быстро проверяя, на месте ли все обереги, – тебе приснился кошмар, надо поспать.

Идонея закашлялась, а Анна зачернула в кружку отвар, поднеся к губам матери. Идонея перехватила напиток, делая маленький глоток, но Анна настойчиво держала донышко указательным пальцем, безапелляционно требуя выпить все. Точно. Один оберег съехал, когда Идонея ворочалась. Тот самый, что должен был держать ее сон крепким и беспробудным. Засушенная веточка ландыша, что спряталась между страниц старенькой библии, сейчас валялась на полу, растолченная перелетом книги.

“Никак мы с тобой не подружимся”, – вздохнула про себя Анна, подобрав с пола книгу и прислушавшись к своим ощущениям.

Ничего. Обычное прикосновение к переплету. Облегченный вздох вылетел из легких Анны и она улыбнулась.

“Хотя, кто знает”, подумала Анна, осторожно устраивая библию под подушкой матери.

– Что это? – вдруг спросила Идонея, вглядываясь в осадок на дне кружке, – Что ты мне даешь?

Анна еле удержалась, чтобы не рвануть кружку на себя. Наигранно небрежно пожав плечами, она отмахнулась, но не в силах была произнести и слова. Мысли метались. Соврать напрямую матери она не могла, а от правды вдруг у нее самой волосы встали дыбом. Ее взгляд заметался в поисках подсказки, но в следующую секунду Анну словно пронзила молния, лишая остатков самообладания.

– Что здесь происходит, Анна? – голос отца был не так страшен, как его взгляд.

Анна видела в его расширившихся от ужаса зрачках лишь одно. Каким-то неведомым образом он видел все от начала и до конца. Руки тут же затряслись. Вцепившись в подол, Анна инстинктивно пыталась прикрыть свой тайник, но как это обычно и бывает, именно в этот момент травы, склянки, записки и мелкие обереги повалились из прохудившегося, видимо пока она тащила мать, кармана.

– Нет, – побелевшими губами прошептала Идонея и тут же вцепилась в одеяло так, что хрустнули костяшки пальцев, – нет, пожалуйста.

Хранитель

– Анна? – твердо спросил Вигмар голосом, не терпящим оправданием, и она сдалась.

Посмотрев в глаза матери, Анна прошептала одними губами: “Прости”. И сжала пальцы в кулак. Идонея, что было подалась вперед, в тот же миг замерла, и словно мешок, что потерял свое содержимое, свалилась на кровать.

– Я все объясню, – облизнув губы, прошептала Анна, судорожно собирая свои склянки.

Весь ее запас, работа целого года, была практически уничтожена одной оплошностью. Она не могла этого допустить. Не должна была. Но ее отец не был бы им, не умей он справляться с ведьмами. Вигмар был абсолютно обычным человек, но и без всякой магии внушал уважение. Именно его внутренняя сила помогла Вигмару столько лет быть не просто мужем или отцом, не надсмотрщиком, а настоящей опорой. Анна знала, что если отец на ее стороне – все будет хорошо. Она была уверена в этом так же, как в том, что завтра солнце взойдет. Но, несмотря на это, пальцы ее тряслись, а в уголках глаз затаилась влага, которую ведьма не могла себе позволить.

Отец доверял ей. Даже когда ему было странно, что Идонея до сих пор жива. Когда вкус чая казался необычным, а под глазами Анны залегли круги. Он ей доверял больше, чем себе самому. Анна знала, что Вигмар сомневался, но никогда и мысли не допускал, что его дочь может оказаться такой. Нет, не ведьмой. Об этом он прекрасно знал и так. Предательницей. Той, кто под его носом будет совершать то, что и вообразить нельзя.

Единственный человек, рядом с которым Анна ощущала себя защищенной, сейчас смотрел на нее так, что мороз пробегал по коже, проникая куда-то в глубинные слои. В какой-то момент Анне даже показалось, что ломит кости. Да, она могла делать то, что недоступно обычным людям. Но она не могла смотреть в глаза отцу, доверие которого предала.

– Все же ты не смогла подавить, – Вигмар кивнул на безвольно лежащую Идонею, а взгляд его заледенел скрывая истинные чувства. Лишь играющие на щеках желваки могли намекнуть о настоящем эмоциональном состоянии отца Анны, – Господи, да я даже об этом не просил тебя, Анна. За что ты так с нами?

– Я пыталась помочь, – твердо проговорила Анна, глотая слова, что на малую долю, но все же были пропитаны горечью лжи, – я не могла не попробовать, отец. Не могла оставить ее.

Вигмар в чувствах шагнул вперед, но быстро опомнился остановившись. Его ладонь тут же устремилась в волосы, сжимая их с такой силой, что на лбу Вигмара можно было заметить морщины. Анна прикрыла глаза рукой, опускаясь на кровать. Все тайное рано или поздно становится явью. Она знала об этом. Ее отец очень много лет жил с ведьмой. Глупо полагать, что человек, что когда-то давно был инквизитор, не отличит светлую помощь от черной магии. Анна заплатила цену.

Она должна была ее заплатить.

Очень удобное оправдание. Свалить свои амбиции на желание спасти мать. Ведь Анна прекрасно понимала, что делает. Знала, в какой момент “спасти” перешло в “удержать”. Насильно, не так, как должно быть. Заживлять тело, что давно уже должно разлагаться в земле, порождая новую жизнь. Привязывать разум, которому уготован вечный покой. Питать клуб черной магии, то ее убил, лишь бы лживая жизнь все еще теплилась там, внутри.

Идонея не могла так сделать. А у Анны получилось даже без особых побочных эффектов. Бог все еще слышал ее слова. Да, вряд ли он был в восторге, но слышал же? Позволял говорить. А Анна… Ну что Анна? Она просто хотела помочь…

Потому что чувство эгоизма и страх боли не позволял отпустить ту душу, что давно не принадлежала этому Миру.

Слезы катились по щекам Анны, пока она пыталась подобрать слова. Вся уверенность в том, что она поступает правильно, испарялась с каждым рваным шагом Вигмара. сейчас ей просто хотелось провалиться под землю и больше никогда не видеть отца таким.

– Анна, – Вигмар резко сел на кровать, отчего Анна даже отшатнулась, но отец быстро коснулся ее щек своими ладонями, – дочка, поговори со мной.

Анна встретилась взглядом с отцом и тут же задохнулась в нахлынувших на ее эмоциях. Все сомнения и оправдания ушли на задний план. Она переступила черту. Ту самую, что будет теперь мучать ее. Сейчас это было ясно, как никогда.

– Она бы умерла в тот день, – Анна судорожно облизнула губы и зажмурилась, размазывая слезы, что тут же стекали вниз, утопая в ладонях Вигмара, – год назад. Она бы умерла, отец. Я все подготовила, как и положено, тогда. Перед тем как уйти из дома. Я была готова, правда, – не в силах больше говорить, Анна всхлипнула и бросилась на шею отцу, вжимаясь носом в его грудь.

Все будет хорошо. Ничего не поправимого не произошло. Ее отец поможет. Он всегда находил решение и найдет снова. Да, черта – это начало конца. Но он точно что-то придумает. Анна прижалась сильнее, пытаясь пропитаться чувством спокойствия. Она искала ту силу и опору, что была ей хорошо знакома.

Но ослабевшее тело матери, что так и мелькало перед боковым зрением, больно ужалило сомнением. Анна знала, что это не она это думает, но уже нельзя исправить. Она пустила эти щупальца в свою жизнь.

– Ты же помнишь, как мама рассказывала тебе? – поглаживая волосы Анны, спросил Вигмар, пряча судорожный вздох, что образовал в его сердце огромную зияющую дыру, – Когда на землю ступил первый человек, оказался он хрупок и не готов к испытаниям, что предстали перед ним. Но при этом силен волей и разумом. Испокон веков и были силы светлые, что должны были поддерживать и помогать всему живому. От их прикосновений…

– … Расцветали цветы, а дыхание жизни приходило в самые забытые места, – онемевшими губами продолжила Анна, глотая горькие слезы, – могли они сам воздух использовать во благо, а темное оборачивать светлым. В год, когда рождалось больше светлых – силы у каждой было меньше, а когда совсем мало оставалось хранительниц жизненных тайн – больше. Они должны были удерживать баланс и помогать человеку созданному. Подобно ему, сотворены они были по образу и подобию, но прикосновения их не только теплом отдавались. Сама жизнь текла по их венам, даруя силу могущественную, соизмеримую ответственности их, – Анна запнулась, а Вигмар поудобнее перехватил дочь, усаживая на коленях.

Наверное то, что он мог жить рядом с могущественной ведьмой, на самом деле не имело никакого секрета. Он просто любил их. Свою жену и дочь. И воспринимал их так. Когда у них что-то получалось – радовался. Нет – расстраивался. Если для кого-то были важны оценки детей, то для него и радостно было, когда Идонея показывала первый приготовленный Анной отвар. Да, они были не такие, как все, но для него – самые обычные. Они были его семьей. И сейчас его семье, как никогда, нужна защита, которую на себя пыталась взвалить совсем юная девушка, допустив катастрофическую ошибку.

Вигмар чувствовал, что пальцы Анны скользят по его шеи из-за пробившего его пота, но не дернулся. Это не должно иметь значения. Если он уверен – значит Анна почувствует это. Не примет это за волнение, а поймет, что просто жарко. Ей нужна была опора.

Его критичною ошибкой стало безучастие. Вигмар чуть собственными руками не убил свою старшую дочь. Важнее этого ничего не могло быть сейчас.

– Но и тьма не могла оставить этого без ответа, – неумолимо начал Вигмар, а Анна кивнула, не пытаясь даже открыть рот, – но не было сил у нее на создание. Тьма была хитра – как и всегда, она поступила хитро и подло. Любой светлый поступок с изменением мотивации и переусердствованием она с легкостью превращала в грех: утоление чувства голода – в чревоугодие, любовь – в страсть, желание защитить – в убийство, веру в себя и свои силы – в гордыню. И в этот раз она решила поступить так же. Стоило только светлому хранителю перейти черту, что никто не видел и не знал, но мог почувствовать, поняв, насколько сильно это пошатнет баланс, как он получал яд тьмы. И был выход у светлого: или через мучения и страдания сопротивляться яду, отказавшись от всей свои силы и живя, как обычный человек, или питать требующий новой и новой силы потребитель светлой энергии хранителя. Черная магия множила черную магию, лишая рассудка и ощущения реальности, превращая светлых хранителей – в темных. Так и появилось противостояние сил света и тьмы, ведь объем сил всегда одинаков и делится на всех живущих ныне хранитель, будь они нынешними или уже темными.

Анна закивала, осторожно отстранившись от отца.

– Ты же понимаешь, что должна сделать?

Анна кивнула, сжав в кулак кругленький оберег, что валялся около ее ноги.

– Мама была отравлена слишком сильно. Я просто питала разросшуюся тьму внутри нее, поддерживая жизнь, – моргнула Анна, пытаясь отойти от главного, но тут же прикусила язык, – я отпущу ее. Прямо сейчас перестану питать, так что тебе лучше с ней попрощаться, – Анна сглотнула собравшийся ком и подскочила на ноги, давясь слезами, – напоследок мне придется немного потрудиться, Норман хотел ее исповеди, так что прости, отец, но сегодня тьма получит свое. Но я обещаю – больше такого не будет.

Убийца.

Парапсихолог, отойдя от первого шока, то и дело бросал любопытный взгляд на Анну, но та словно и не замечала. “Доктор”, несомненно, уже полностью забыл о своем “пациенте”. Осторожно усевшись на краешек стула, она сложила руки на коленях, всей позой своей выражая смирение. Удерживая завернутый в полотенце лед на переносице, я шмыгал носом, стараясь погрузиться в реальность.

Может быть я все же сошел с ума?

– А как вы? – начал было парапсихолог, с открытым ртом разглядывая Анну, но тут же осекся, комкая в руках свою визитку, – Меня зовут Вениамин Карлович, я специалист по реинкарнации. С легкостью могу рассказать о вашей прошлой жизни…

На лицо Анны опустилась тень. Уголки ее губ опустились, а горло нервно дернулось. Подняв руку, Анна растерла шею и поморщилась.

– Я и сама могу, – грустно прошептала она, сжимая в пальцах какой-то камень.

Почему он привлек мое внимание? Неровный и шершавый, он слегка блестел, когда Анна поворачивала его.

– Простите мое любопытство, – не смог все же сдержать себя парапсихолог, что за свое имя тут же прочно засел в моей голове, как “Веня”, – вы же та, ммм, девушка, которую Марк Алексеевич думает, что убил в прошлой жизни?

Он не дожидается ответа. Подскакивает со своего места, и начинает быстро распахивать двери новомодных панелей в стиле “минимализм”. На пол сыплются книги, одна за одной, со стуком раскрываясь.

– Это же невероятно, – периодически восклицает он, а Анна мельком смотрит на меня и снова утыкается взглядом в пол, – уникально!

Веня слишком увлечен и кажется совсем перестал замечать нас. Это ощущается на каком-то ментальном уровне. Мы словно остались вдвоем. Неловкая тишина повисла в воздухе, не давая собраться с мыслями.

И все же один вопрос снова и снова выплывал на поверхность, не давая покоя.

– Зачем ты вытащила меня? – решаюсь я, убирая уже начавшее промокать полотенце.

Я не понимаю, как это возможно. За несколько дней я видел эту девушку множество раз и каждый – она разная. Кардинально не похожая сама на себя. Реальность словно раздваивается с того дня, как я встретил Анну. Все, что было правдой до того момента вдруг подверглось сомнению. Все, что произошло после – похоже на один сплошной обман, но понять, где ложь, а где истина я просто не могу.

Я не понимаю, кто передо мной.

– Там дальше ничего интересного, – еле выжимает из себя Анна, а камень из ее рук вываливается. Она отвлекается, воспользовавшись заминкой. Нагнувшись, она тянется к закатившемуся под стул камню, а я чувствую, как руки охватывает дрожь.

– Ты мне врешь, – констатирую факт я, и прежде, чем пальцы Анны касаются камня, хватаю ее за плечо, – не трожь ничего и смотри мне в глаза!

Анна дергается и разворачивается. Ее взгляд мечется от предмета к предмету а щеки стремительно бледнеют.

– Я сказала тебе правду, – твердо произносит Анна, смело встречаясь со мной взглядом, – после прошлого видения ты испугался. Что было бы с тобой, останься ты там до конца? – она щурится, а я опираюсь локтями на колени и прячу лицо в ладони.

– Я не верю тебе. Не понимаю, как верить, – я выпрямляюсь, прямо глядя на Анну, – я не знаю, какая Анна настоящая, а какая – нет.

Кончик носа Анны дернулся, а пальцы сжались в кулаки. Слова застряли у меня в горле, потому что в следующую секунду глаза Анны влажно заблестели. Она часто моргает и судорожно тянут воздух, но красные пятна по ее лицу и шеи говорят больше слов. И все же она вздыхает и крепко жмуриться, готовясь к прыжку.

Я точно не хочу слышать то, что она скажет прямо сейчас. Я готов спрыгнуть с места и зажать ее рот рукой, когда ее взгляд встречается с моим. Но не делаю этого.

– Я тоже не знаю, Марк, – ее нижняя губа задрожала, а из уголка глаза выкатилась влажная капля, немым приговором заскользил вниз по ее щеке, – я понятия не имею, кто я такая.

Шелест страниц послужил прекрасным поводом отвести взгляд. Железный кулак скребется где-то в желудке, но я стараюсь не обращать на него внимания. Это тоже может быть частью игры. Я видел ведьму, и эта ведьма – Анна. И как бы я не хотел проникнуться очарованием и жалостью к напротив сидящей девушке, я не имел права забывать об этом.

Она собралась убить человека.

Почему в тот момент это не резало мне слух? Может потому что все мы привыкли считать, что убийца – это некто ужасный и недостойный жизни? Когда Анна рассказывала все в самом начале, передо мной складывался образ несправедливого сурового инквизитора, что был настоящим садистом и обожал мучить людей. Я был уверен, что Анна стала просто жертвой несправедливого суда, но откуда такая уверенность? Где было написано, что она не губила скот, не убивала маленьких детей? Почему я сразу же оправдал ее?

Ну уж о том, что сейчас это может быть хоть полугодовалый ребенок, я не думал и подавно.

Как и о том, что тот, кто убьет убийцу сам станет таким же.

И ведь это принесла мне не ведьма в видениях, а хрупкая Анна с заплаканными глазами.

– Все не то! – снова в сердцах вскрикнул Веня, отбрасывая новую книгу, а Анна поднялась на ноги.

– Я пойду, – вздохнула Анна, а я дернулся, привлекая ее внимание.

– Нам надо поговорить, – решительно произнес я, заталкивая подальше все сомнения, – я кое-кого нашел, но прежде, чем что-то тебе расскажу, ты честно ответишь на мои вопросы.

Небезосновательно

Анна поежилась, неловко переступая с ноги на ногу. Ее мягкие тапки быстро впитали в себя влагу, и ей наверняка было холодно. Укол вины неприятно отдавался в груди. Нужно было разобраться во всем как можно скорее, но говорить в кабинете парапсихолога не хотелось. Хватит с Вени приключений на сегодня с головой. Хотя погруженный в свои мысли, он похоже и не заметил нашего ухода. Осмотревшись, я потянул девушку за локоть прямо под знак “курение запрещено”, где было сухо.

– Как ты здесь оказалась? – спросил я в лоб, а Анна устало выдохнула, – Нет, я не о способе. Как ты поняла, что нужна помощь?

Я все еще не был уверен в формулировке. Анна либо действительно помогла мне, либо помешала увидеть что-то. что я должен был. Ведь если задуматься, в прошлый раз она вытянула меня из сна. На первый взгляд, тогда ее порыв был понятен – она очнулась, я в ожогах. Но все не так просто. Ведьма во сне ничего не говорила о том, что хочет меня убить. Та Анна, с которой я предпочел бы никогда больше не встречаться, тоже просила помощи, а значит ничего угрожать мне в тот момент и не могло.