Текст книги "Во имя веры (СИ)"

Автор книги: Snejik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Я могу закрыть глаза, или просто погаси свет, – предложил Баки, уже забравшись под меховое одеяло, и Стив снова рассмеялся, стеснение, странное, даже неуместное, отпускало, отступало, и он спокойно скинул одежду и, загасив светильник, тоже забрался в кровать. Стив только сейчас отметил, что Баки безошибочно выбрал ту сторону, на которой всегда спал. Похоже, некоторые привычки было ничем не изжить.

Стив лежал в их общей кровати впервые с тех пор, как потерял Баки восемь лет назад и боялся к нему прикоснуться, хотя не улавливал никаких негативных эмоций. Он вообще улавливал только лишь спокойствие, умиротворение и некоторую озабоченность, или озадаченность, но дыхание Баки было спокойным, размеренным, словно он уже уснул, хотя Стив точно знал, что он не спит. Стиву очень хотелось обнять Баки, прижаться к нему, но он не стал, уверенный, что Баки сам обнимет его, когда будет готов.

Для паладинов не было никаких условий по поводу девственности, обетов безбрачия и прочей атрибутики, которую почему-то приписывают обителям некоторых богов, но Баки не торопил Стива, ждал чего-то, но чего, сам Стив не знал. А спрашивать стеснялся, да и, надо сказать, боялся узнать, что Баки просто его не хочет, вдруг считает, что его нареченный плох, но каждый раз убеждался, что кроме него Баки не видит никого вокруг.

Это случилось в день его шестнадцатилетия, который они проводили вдвоем в доме родителей Баки. Бабка Баки к тому времени уже померла, а родители не любили бывать в деревне, и весь дом был предоставлен им двоим.

Стив тогда уже собирался ложиться, потому что утром надо было возвращаться в обитель, когда Баки подошел и обнял его сзади, целуя в шею. Стив чувствовал его желание, предвкушение, но и какую-то настороженность. Сам он вспыхнул, словно сухая солома от одного осознания, что Баки наконец решился, что они будут вместе теперь уже так полно, как только возможно. Он развернулся в кольце его рук, приникая к губам, раскрываясь, отдавая всего себя воле своего нареченного.

– Стиви, если ты не… – зашептал Баки, целуя его в открывающиеся в вороте рубахи ключицы, не стремясь снять ее. Пока не стремясь.

– Я да, Баки. Да, – горячо прошептал Стив.

Их первый раз был незабываемым уже только потому, что был первым. Баки был нежен, предельно осторожен, страстен и оказался изобретательным, хотя Стив точно знал, что это впервые для них обоих. Стив слышал, что первый раз больно, но Баки вывернулся для Стива наизнанку, и тому не было больно, только хорошо, запредельно хорошо, казалось, он просто не выдержит, умрет от удовольствия, когда его нареченный брал его, шепча всякую нежную чушь, которую так любил.

Шли дни, и Баки все больше привыкал к связи, к Стиву, чаще прикасался, целовал, давал обнимать себя ночами, но ничего большего между ними пока не было. Это было узнавание друг друга заново, и Стиву приходилось мириться с этим, хотя он чувствовал, как в Баки все больше просыпается желание, а еще он становился веселее, но говорил все равно мало, и Стив понимал, что он просто не помнит тех историй, что часто рассказывал. Зато он помнил вещи, но не понимал, почему. Вспомнил, что неплохо готовил, но на кухне оказался бесполезен чуть меньше, чем совсем. Они ездили на рынок, где Баки помнил, где что продавалось, но не помнил продавцов.

Феи изрядно поглумились над его памятью, отобрав самое дорогое – память о людях и о себе. Они отобрали у Баки то, что делало его им, но даже это не могло исковеркать связь нареченных.

– Обними меня, – попросил Баки однажды вечером, спустя месяц после их неожиданной, но такой желанной встречи. Стив тут же подвинулся к нему, просунул одну руку под голову, а вторую уложил поперек груди, прижимая к своей груди.

– Конечно, любовь моя, – шепнул Стив на ухо, чувствуя, как в душе Баки разливается нежность, щемящая, тронутая печалью. – Все, что ты захочешь.

Стив чувствовал, что Баки хотел, но чего именно, понять не мог, потому что желание тесно переплеталось с чем-то грустным и тревожным, с какой-то неуверенностью, которую он никак не мог объяснить. Баки свернулся в его объятиях, прижался спиной к груди, а ягодицами к паху и, переплетя их ноги, замер, мерно дыша. Стив чувствовал, как Баки приятно просто лежать вот так, близко-близко, вжимаясь друг в друга. Знал, что ему нравилось ощущать тепло своего нареченного, и это дарило ему неимоверное наслаждение. Стив ощущал Баки всем собой и знал, что тот сейчас жмурится от удовольствия.

Получившему от фей способность управлять холодом, не мерзнущему, для Баки было истинным наслаждением чувствовать тепло Стива. Он как-то сказал ему об этом, и Стив старался дарить ему свое тепло так часто и полно, как только мог.

Они старались говорить о том, что их беспокоит, волнует или радует, но не всегда получалось, потому что на этот раз не мог высказаться не Стив, а Баки. От чего злился, и тогда температура в доме резко понижалась, несмотря на жарко растопленную печь.

На улице все холодало, и скоро зима должна была вступить в свои права, хотя по календарю была еще осень. И чем ближе подходили холода, тем страшнее было Стиву отпускать Баки куда-то одного, а он смеялся и говорил, что теперь холод и зима – его стихия, и Стиву нечего бояться. Но что-то подсказывало Стиву, что с наступлением поры холодов и снега что-то случится, а паладин был склонен доверять своему чутью, ведь оно было дано богом. Но пока все было хорошо. А однажды, по первому снегу Баки пошел за дровами и его не было так долго, что Стив весь извелся, не находил себе места, не мог приготовить ужин, хотя и чувствовал связь, соединяющую их души. Он чувствовал, как Баки радуется чему-то, как наяву видел, как тот жмурится на холодном солнце, но до темноты Баки не вернулся, и Стив уже собирался пойти его искать, потому что было невыносимо сидеть и ничего не делать, а чувство, что так уже было, просто сводило с ума, и он собрался, быстро накинул на плечи меховой плащ и уже собирался выйти за дверь, как в сени ввалился Баки со шлемом в руках и просто сияющий улыбкой, как когда-то давно, восемь далеких лет назад, когда он хотел чем-то обрадовать Стива. Стив еще успел подумать, что Баки не брал с собой шлема, уходя за дровами, но не успел ничего сказать, как тот протянул ему этот шлем, и удивлению Стива не было предела. Он ахнул, принимая подношение, неверяще глядя на содержимое защитного обмундирования. Шлем был полон крупной сочной земляники.

– Я люблю тебя, – тихо сказал Баки и нежно коснулся губами губ Стива.

Не выпустить подношение из рук, чтобы прижать к себе Баки оказалось делом непростым, потому что от его слов, от того, что он это наконец-то сказал, у Стива даже колени подогнулись, и устоял он только благодаря сильным рукам, обнявшим его.

– Я… Как?.. Откуда?.. Баки, боги, Баки! – у Стива не было слов, не было мыслей, кроме одной: наконец-то все снова будет как раньше, он дождался. Но червячок того, что Баки нужна его память, все равно грыз его, и Стив решил, что, раз первый снег уже выпал, он сможет найти зимних фей, но эти мысли были сейчас далеко. Сейчас его занимал только Баки, его Баки, снимающий с него плащ.

Баки взял ягоду из шлема и поднес ее к губам Стива. Тот машинально, не задумываясь, взял ее, целуя пальцы, и Баки повторил маневр. Они стояли в сенях, полуодетые, и Баки кормил Стива сладкой земляникой, пятнающей пальцы и губы красным.

А потом Стив словно опомнился, отмер от странного земляничного наваждения, отставил шлем на лавку, и начал яростно стаскивать одежду с себя и Баки.

Это было форменным сумасшествием, они словно слились воедино, так полно они ощущали эмоции друг друга, среди которых были только любовь и желание, чистое, ничем не замутненное. Они по любимой привычке Баки раскидывали одежду, отмечая ею свой путь от сеней до кровати, на которую повалились, целуясь, и поцелуи их были со вкусом земляники.

В доме было темно, только четвертинка низко висящей луны заглядывала в маленькое окошко, но им не мешала темнота. Они давно знали тела друг друга на ощупь, но сейчас заново изучали друг друга, а невозможность увидеть дарила новые ощущения.

Баки был почти собой: таким же страстным, нежным, уверенным. Он целовал Стива везде-везде, куда мог дотянуться. Касался губами шеи, ключиц, сосков, вырывая тихие стоны из горла Стива. Дыхание обоих тяжелело с каждой минутой, и Стив чувствовал, что Баки готов сорваться, да и сам он готов пойти на поводу у желания, потому что хотелось всего и сразу. Сначала быстро, как бывало у них после разлуки, а потом медленно, чувственно, долго, пока перед глазами не пойдет все яркими пятнами. Но Баки был другого мнения. Он спускался поцелуями все ниже и ниже, стараясь коснуться губами каждой пяди тела Стива. То переворачивал его на живот, чтобы выцеловать каждый позвонок, огладить сильную спину, зацеловав широкий разворот плеч, то, замерев губами на пояснице, переворачивал его, чтобы лизнуть в пупок, жарко выдохнув. Стив уже метался по кровати, комкая простыни, желая сам заласкать Баки, но тот, словно помнил что-то, или просто интуитивно знал, что делать, чтобы свести Стива с ума. И Стив сходил с ума уже от простых ласк, а потом почувствовал, как Баки взял его стоящую колом плоть, проводя рукой по всей длине, и вобрал в рот, облизывая, посасывая. Стив закричал от этой ласки, вцепляясь в волосы Баки, прижимая к себе, а тот только довольно заурчал, источая желание и счастье, которое смешивалось с желанием и счастьем Стива.

Баки протянул живую руку ко рту Стива, побуждая облизать пальцы, и тот стал облизывать и посасывать их, как если бы это была плоть Баки. Но он отобрал у него пальцы, и коснулся ими его входа, поглаживая, чуть-чуть, меньше чем на фалангу, проникая внутрь и снова выходя.

Стив изгибался, стонал и кричал от уверенных, точных ласк, словно Баки никогда и не забывал, как ему нравится, точно знал, как поцеловать, где нажать, как проникнуть, чтобы Стив метался и кричал, подаваясь на пальцы, прижимая голову к паху.

– Я хочу… – выдохнул Стив, вскрикнув на очередном точном касании, – тебя … тоже…

И Баки понял его, сдвинулся, и Стив подхватил его руками под ногу, притягивая к себе, вбирая его плоть, возбужденную, истекающую, в рот. Баки тут же задохнулся от уверенных ласк юркого языка, а Стив жарко выдохнул ему в пах, вырывая стон наслаждения.

Они ласкали друг друга, отдаваясь полностью, без остатка, погружаясь друг в друга, и не нужно было слов, они просто чувствовали желания друг друга, и Стив сильнее разводил ноги, давая Баки возможность проникать в него глубже, сам вылизывая его, посасывая его плоть. А потом просто потянул, выпуская, без слов давая понять, чего хочет, и Баки понял, переворачиваясь, ложась на Стива сверху, проникая в него. Стив задыхался, впуская в себя, понимая только сейчас, как соскучился по этому ощущению заполненности за это время, пока Баки не было рядом.

Он отдавался полно, выгибаясь, подставляясь под поцелуи, сминал плечи Баки, обнимал его, чтобы быть прижатым в ответ. Даже холодная железная рука нагрелась от их страсти и скользила по влажной коже, лаская. Баки страстно, жадно входил в Стива, а тот обхватил его руками и ногами, прижимая к себе, выгибаясь, подставляясь, побуждая двигаться быстрее. А потом изогнулся, перевернулся, оказываясь сверху на Баки, почувствовал, как тот сжал его ягодицы в ладонях, и задвигался сам, прогнувшись, даря наслаждение обоим.

Баки коротко гортанно стонал на каждом толчке, вскидывая бедра, и Стив чувствовал, как ему хорошо, как он счастлив, и это пьянило, обволакивало безграничной радостью от полного единения тел и душ. В комнате было жарко до невозможности от их соития, но обоим было так хорошо, что они не замечали этого. Стив последний раз резко двинулся, насаживаясь до конца, и стиснул рукой себя, не позволяя семени брызнуть далеко и запачкать его и Баки. Закричал, сжимаясь на Баки, сжимая его плоть собой, в себе, и он тоже кончил с каким-то жалобным стоном, прижав к себе Стива, целуя везде, куда мог дотянуться: щеки, губы, плечи, шею, обнимая, прижимая к себе, а потом бережно вышел, уложив Стива на бок, и прижался к нему, практически вдавливая в себя.

– Я так счастлив, – прошептал Баки куда-то в шею Стива, и тот чувствовал это, его счастье, которое переполняло, делало мир ярче, и даже ночь уже не казалась такой темной.

– Я тоже, – ответил он. – Но где ты нашел землянику? Уже же выпал снег.

– Могут у меня быть свои тайны? – засмеялся Баки, но потом все же ответил. – Я помог одной фее лета перебраться через озеро, за это она разбудила поляну с земляникой.

– Значит, не все феи злые и коварные? – оживился Стив, которому было очень интересно хоть что-то узнать о феях до того, как он к ним пойдем.

– Все, просто они тоже умеют быть благодарными. Тем более, что я уже одарен, да и взять с меня больше нечего, – пожал плечами Баки, переворачиваясь на спину и затягивая Стива на себя. – Феи не стремятся одарить. Они стремятся получить что-то для себя, а поделиться толикой силы им не сложно.

– И как ты помог ей перебраться через озеро? – Стив погладил Баки по груди, наслаждаясь ощущениями гладкой кожи под ладонью.

– Я его заморозил, – просто ответил Баки. – Не сильно, оно еще растает, но для феи хватило.

А потом Баки принес свечу и шлем с земляникой, и принялся кормить ею Стива так же руками по ягодке или две. Стив ел и смеялся, и целовал Баки, а все, что осталось, Баки просто заморозил прямо в шлеме, сказав, что он ему пока не нужен, так пусть побудет просто ведром.

– Но ты же не брал с собой шлема. Ты и плаща не брал, только топор и волокуши, – удивился Стив, когда они снова устроились в кровати без ягод, и Баки снова прижимался к нему под теплым одеялом, зачем-то выстудив комнату. Стив был не против, если Баки так нравится, ведь ему тоже не было холодно, его согревала вера, которая, он знал, скоро позовет его в дорогу, но сейчас можно было быть рядом, еще можно, потому что нельзя было оставить нареченного, когда ему плохо, и он в полном раздрае. Но сейчас уже можно, только совершенно не хотелось. А еще Стив решил, что завтра на рассвете пойдет искать фей, раз не все они столь коварны.

– Это Александр расщедрился, зачаровал мои доспехи и меч, чтобы я мог их призывать куда угодно, – в руках Баки материализовалась латная перчатка, как подтверждение его слов. По ней пробежали морозные искры. – Я уверен, что никогда не хотел быть паладином, да, думаю, у меня и не получилось бы. Но сейчас я воин лучше, чем восемь лет назад, и я хочу путешествовать с тобой. И пусть я буду драться не во имя веры, но за тебя, потому что один ты точно во что-нибудь вляпаешься. Вон, в меня вляпался.

– Но это я тебя оглушил, – напомнил Стив, хотя и понимал, что в искусстве боя он уступал Баки. Тогда ему просто повезло. Очень повезло.

– Потому что я почему-то не хотел тебя убивать, – признался ему Баки. – У меня была масса возможностей нанести последний удар, но я не мог. Бесился от этого, вот и пропустил пару твоих ударов.

– Потому что ты мой нареченный, а я – твой, – просто объяснил Стив, широко зевнув. – Мы бы не смогли друг друга убить.

– Спи, мой хороший, – Баки поцеловал его, погладил по плечу и спине. – Спи.

И Стив уснул, чтобы проснуться еще до зари. Баки никогда не любил рано вставать, и эта привычка осталась с ним сейчас, что было на руку Стиву. Он выбрался из крепких объятий так, что Баки даже не шелохнулся, ополоснулся в кухне ледяной водой, выстуженной Баки, как и все остальное, растопил печь, позавтракал, чем осталось с вечера и понял, что не может оставить Баки даже записки, потому что пергамента у них не было, а портить дубовую столешницу не хотелось. Решив, что до вечера он обязательно вернется, Стив собрался и отправился искать ведьмины круги, о которых знал только то, что это грибы, собравшиеся в круг.

Он понимал, что найти их в самом конце осени, когда уже выпал снег, будет тяжело, но надеялся, что двери в мир фей открыты круглый год, надо просто их найти. И он искал, медленно бредя по лесу, в котором снега выпало уже по щиколотку, искал хоть что-то похожее на круг, засыпанный снегом, но ничего не находил. Какая-то странная смесь радости и отчаяния захлестнула его, когда он уже думал повернуть домой, но внезапно увидел что-то красное, торчащее из-под снега. Он подошел, аккуратно смахивая снег руками, и увидел мухоморы, красные, яркие, с мясистыми белыми точками на остроконечных шляпках, и бледные, еле держащиеся на своих тонких ножках с юбочками, поганки, что собрались в большой круг. Что делать дальше Стив не представлял, поэтому просто ступил в этот круг, надеясь, что попадет к феям. Произошло ли что-то, он не знал, но простояв в круге минут пять, он вышел из него и в разочаровании от того, что ничего не вышло, уже собрался домой, когда на него налетела метель, да такая, какой не бывает в это время года. Но он продолжал идти, потому что понимал, что Баки ждет его, как когда-то он ждал его. И он обязан вернуться домой, бог Жизни ему поможет, Стив верил в это. Он шел и шел, но метель все не успокаивалась. А потом в метели послышались шепотки, голоса, смех, даже плач, его закружило, завьюжило на месте, так, что не сдвинуться.

– Человек… Человек… Человек… Человек… – на разные голоса за гомонила вьюга. – Что тут делает человек?

Стиву казалось, что он видит в мечущемся вокруг него снегу лица, тельца, крылышки.

– Давайте не отпускать его… Не отпускать… Завьюжить… Закружить… – бормотали, верещали, говорили и гомонили голоса, от чего у Стива начинала болеть голова.

– Нет, – послышался отчетливый голос.

– Нет?.. Нет?.. Нет?.. – разочарованно вопрошали гомонящие маленькие феи, которые стали почти видимыми, мелькали слюдяными крылышками, виднелись их маленькие тела в ледяных нарядах.

– Он пришел просить, – пояснил невидимый голос кого-то властного, старшего в этой толпе.

– Просить? Так проси! Проси! Проси! – загомонили вновь феи. – Проси Старшего, человек!

– Я пришел за памятью своего нареченного, – четко произнес Стив, хотя думал, что в вое ветра и мельтешении снега и маленьких крылатых созданий, его не услышат.

– Памятью? Памятью. Памятью? Памятью, – спрашивали и отвечали друг другу феи. – Нареченного! Нареченного! Нареченного! Нареченного!

От гомона и воя ветра Стив думал, что оглохнет, но внезапно наступила тишина, хотя метель никуда не делась, но она словно обтекала Стива, просто не давая ему двинуться с места, оставив на пятачке посреди леса.

– И что ты готов отдать за память нареченного? – вновь властно произнес голос.

– Все, что угодно, – бездумно ответил Стив, потому что не представлял, что может быть нужно феям. Но он действительно готов был на все, лишь бы память Баки вернулась к нему.

– Что угодно! Что угодно! Что угодно! Что угодно! – снова взорвались визгами маленькие феи, кружившие вокруг него вместе с метелью, теперь проявляясь все явственнее. – Он готов! Готов! Готов! Готов!

– И что же угодно мне, – голос явно издевательски размышлял. – паладин Жизни?

– Паладин? Паладин. Паладин? Паладин, – гомонили вокруг, все усиливая чувство опасности головную боль. – Жизни! Жизни! Жизни! Жизни!

Стиву казалось, что мелкие твари, по крайней мере те, что стояли на снегу, прыгали с каждым словом и хлопали в ладоши.

– Ты не спросишь, кто мой нареченный? – проявил чудеса сообразительности Стив, не представляя, как феи помнят каждого, кого завьюжили и закружили в своих лесах.

– Я знаю, кто твой нареченный, – ответил голос гневно, словно его обвинили в чем-то позорном.

– Он знает! Знает! Знает! Знает! – тут же поддержали мелкие феи.

– Молчать! – рявкнул голос и вокруг наступила тишина. – Значит, все, что угодно. Мне угодна твоя вера, паладин!

– Его вера! Вера! Вера! Вера! – взорвались восторгом феи, а Стив обомлел.

Он не представлял, что веру вообще можно забрать, уверенный, что это что-то присущее только ему, нечто эфемерное, что нельзя никак потрогать, но то, что есть у него, что у него на двоих с богом, ведь он верит и бог отвечает ему. И отдать веру, значит перечеркнуть всю свою жизнь, перестать быть тем, кто он есть. И Стив понял, что он готов умереть ради Баки, забыть себя, но не перестать быть собой, не предать, потому что отдать свою веру, значит предать ее, предать своего бога, а на это он был не готов пойти.

– Что ж, человек, – снова заговорил голос, а потом к нему вышел высокий мужчина в одеждах из снега и льда, с мертвенно-бледной кожей. – Приходи за памятью своего нареченного, когда будешь готов, а сейчас уходи, пока мы не пригласили тебя в гости.

– В гости! В гости! В гости! В гости! – опять заверещали феи, медленно пропадая, а метель все усиливалась, снег слепил, ветер норовил сбить с ног, но подталкивал, казалось, туда, где был ведьмин круг. Стива закружило, замело, завьюжил, а потом просто кинуло куда-то в снег, и все пропало.

Стив тяжело поднялся, почему-то уверенный, что он уже в своем мире, и глянул на небо, где солнце почти село. Он прикинул, что прошло не больше часа, как они говорили, только почему-то снегу было не по щиколотку, как он шел сюда, а сильно выше колена. Он подумал, что это намело той метелью, которой закружили его феи, и поспешил домой, где, он чувствовал, как ждал и волновался Баки.

Стив брел по глубокому снегу, понимая, что ходил зря, что не смог сделать для Баки всего, чего тот заслуживал, что, если бы отдал веру, возненавидел бы себя, а потом и Баки, хотя невозможно было ненавидеть нареченного, но ненависть и отвращение к себе отравили бы их отношения, и Стив бы просто тихо ушел однажды, потому что не смог бы так жить. И умереть был бы не в силах, потому что тогда сделал бы Баки еще больнее. Он не думал о том, что Баки не захотел бы отпускать его, что, будь у него память, он бы сделал для Стива все и даже больше, чтобы он снова смог жить как раньше. Но ничего не случилось, Стив не расстался со своей верой, хотя поверить всегда можно было и заново. Он уже кинулся было обратно, но почувствовал, как волнение Баки усиливалось, он словно метался, злился, и почему-то казалось, что он сейчас как зверь в клетке.

Стив спешил, как мог, но добрался до дому только поздним вечером, и сразу же увидел на крыльце Баки, который стоял босой, в одной рубахе и холщовых штанах. Стоял, глядя в темноту, точно зная, что сейчас он появится.

Стив спрыгнул со своего коня и побежал к Баки, который поймал его в свои объятия, но радость, счастье снова быть рядом были омрачены тревогой и злостью.

– Что? Что ты им отдал? – резко оторвав его от себя и встряхнув, спросил Баки. Кожа его была холодной, он явно стоял тут давно.

– Ничего, – обреченно ответил Стив, ему почему-то было стыдно за то, что ходил-ходил, да ничего не выходил.

– Боги, – Баки облегченно выдохнул, стискивая его в объятиях. – Значит, только месяц твоей жизни. Слава всем богам, только месяц, – бормотал он, затаскивая ничего не понимающего Стива в дом.

– Какой месяц, Баки, о чем ты? – спросил Стив, скидывая с себя плащ, и верхнюю одежду.

– Тебя не было месяц, – пояснил Баки, когда они прошли в кухню, где жарко топилась печь, и Баки выставил перед Стивом нехитрую снедь. – Стив, тебя не было целый месяц. Я думал, что сойду с ума, что они забрали у меня тебя насовсем. Сейчас уже декабрь, Стив. Тебя искал Николас, Фил, да тебя все искали, кому не лень, а я, как идиот, говорил, что не знаю, где ты. Люди стали думать, что я убил тебя и закопал где-нибудь. Или что ты отправился в поход против Александра один и сгинул. Кто-то говорил, что ты просто сбежал от меня. Феи. Как ты мог, Стив?

– Прости меня, – Стив подошел к нему и обнял, прижимая к себе, и Баки изогнулся, притискиваясь плотнее. – Прости. Они просили мою веру в обмен на твою память, и я не смог.

– О, Боги, – Баки посмотрел в глаза Стиву. – Какой ты идиот, даром, что паладин. Мне не нужна моя память, чтобы любить тебя, потому что я чувствую, что люблю. Десять лет с тобой, которых я не помню, это, конечно, большая потеря, но не такая, ради которой стоит ломать себя. Стив, я ждал тебя целый месяц.

И Стив почувствовал, как Баки пробирается ему под рубаху холодными, но такими желанными руками, и тоже почувствовал, как на него навалилось время разлуки, хотя для него и не прошло этого месяца, он чувствовал, как скучал Баки, и этого хватало, чтобы тоже страшно соскучиться. Он прижал Баки к стене, впиваясь в губы жадным поцелуем, почувствовал, как ему отвечают, как Баки потащил с него рубаху, и Стив тут же скинул ее, выпутав из рубахи самого Баки, он тут же сдернул с него штаны и опустился на колени, вбирая в рот уже восставшую плоть. Он чувствовал, как Баки хочет его, жаждет, как обе руки легли ему на голову, запутываясь пальцами в волосах. Баки застонал, подавшись бедрами, и Стив взял глубже, до самого горла, чувствуя, как Баки бессознательно тянет его за волосы, побуждая двигаться. Стив обхватил руками его бедра и принялся ласкать его ртом, слушая полузадушенные стоны. Он раздвинул ягодицы Баки ладонями, касаясь пальцами сжатого входа. Помня, что где-то под лавкой стоит бутылка с маслом, он попытался нашарить ее, не отрываясь от своего занятия, что-то громыхнуло, перевернулось, и в воздухе запахло льняным маслом, которое потекло по полу, но Стиву было все равно, он прост измазал в нем пальцы, снова касаясь ими входа Баки, проникая внутрь пачкая его маслом. Баки застонал, подаваясь назад, на его палец.

– Да, Стиви, – простонал он, не зная, как изогнуться, но Стив прижал его к стене, попытался зафиксировать, чтобы удобно ласкать и ртом, и пальцами, услышал глухой удар, наверное, головы, о стену и снова почти жалобный стон, когда он добавил второй палец.

Стив ласкал Баки, растягивал под себя, постанывая от удовольствия, вибрируя горлом, от чего Баки пытался насадить его еще сильнее, чтобы он уткнулся в темные курчавые волоски. Он сжимал его пальцы внутри себя, и Стиву уже не терпелось войти в него. Он выпустил изо рта член, вырывая у Баки жалобный стон негодования, вынул пальцы, поднялся и притянул к себе для поцелуя. Баки тут же откликнулся, прижался, а потом развязал его штаны, тоже стащил, огладив его, и Стив не выдержал, дернул Баки, сгребая со стола какие-то деревянные миски, ему было все равно. Посуда с глухим стуком посыпалась на пол, а Стив уложил Баки на стол, и тот успел приподнять бедра, прогнувшись, когда Стив вошел в него. Аккуратно, но жадно, быстро, словно это он ждал целый месяц, а не Баки, который приподнялся на руках, оборачиваясь, чтобы видеть Стива, который жадно вбивался в любимое тело, гладил руками по плечам, спине, склонялся, чтобы поцеловать в шею, поворачивал властно голову, чтобы впиться в губы. Было жарко, страстно, неимоверно хорошо, Стив брал и брал Баки, слушая его стоны, чувствуя, как тот сжимает его внутри себя, и это просто сводило с ума.

Они сливались воедино в этом страстном, скоропалительном соитии, эмоции, чувства, ощущения – все сливалось и делилось на двоих поровну. Стив кончил с громким криком, яростно лаская Баки рукой, и тот отстал от него всего на пару движений, заливая семенем себя, стол. Застонал протяжно, на одной ноте, и обмяк, прижатый к столу Стивом.

– А теперь баня, Стив. Потому что я почувствовал твое возвращение и… подсуетился, скажем так.

Стив был на все согласен. На баню, на ужин, только бы Баки был рядом. Для Стива не прошло и дня, а Баки жил в неведении целый месяц, окутанный разными слухами один хуже другого, и сейчас чувствовал себя очень виноватым, но чувствовал, что Баки не злится на него, и даже перестал тревожиться.

Они парились в бане, мылись, Баки требовал рассказать ему, как было у фей, и Стив рассказывал, хотя рассказывать особо было и нечего, только то, что от мелких галдящих фей у него начинала болеть голова. Баки рассмеялся, и сказал, что это что-то вроде нашей своры собак на охоте. И они играли с ним, и хорошо, что не заиграли до смерти, потому что не каждый может пережить метель фей.

– Я зол на тебя, – сказал Баки, когда они оказались в кровати, хотя Стив чувствовал, что тот совершенно не злится. – Ты оставил меня одного после ночи любви, и я чуть с ума не сошел, пытаясь понять, когда, куда и почему ты ушел. Я ведь не сразу понял, что тебя закружили феи, ведь связь не сразу слабеет, но потом пропадает совсем. Ты же тоже искал меня. Я ездил в обитель, искал тебя в лесу, даже нашел следы, но они никуда не привели, потому что просто оборвались у какого-то дерева.

– Я нашел ведьмин круг, – признался Стив, даже боясь представить, как Баки было плохо без него, потому что знал, как это – когда связь истончается и тебе кажется, что твой нареченный умер. И Стив подверг этому испытанию Баки сознательно, даже не подумав о том, как ему будет плохо. И никакие оправдания, что он не знал, не предполагал, не ведал, не были достойными внимания.

– О, так тебе даже открыли дверь. Тебе очень повезло, ты это понимаешь? – Баки поцеловал его, и Стив поплыл, прижимая его к себе.

– Да, – согласился Стив. – А еще мне повезло, что у меня есть ты.

Только сейчас Стив почувствовал, как вымотался за этот день, и почти сразу уснул у Баки на плече, убаюканный его мерным дыханием.

На следующий день они с самого утра убирались в кухне, на которой перевернули половину всего в порыве страсти. Смеялись, перешучиваясь и целуясь, когда услышали крики на улице.

– Я посмотрю, а ты пока оденься, – сказал Баки, поднимаясь и, как был, в домашних штанах и рубахе, босой, вышел на улицу, зачем-то прихватив из сеней ведро с водой.

На маленькой площади в центре деревни стоял, окруженный мертвецами, Александр. Люди в ужасе уже разбежались от него, даже не подумав прибежать к паладину Жизни.

– А вот и моя пропажа, – одними губами улыбнулся Александр. – Забирай свои вещи, и побыстрее, пока я не захотел превратить эту деревеньку в кладбище.

Стив успел надеть сапоги и схватить меч, когда выбежал на улицу и услышал этот разговор. Он уже хотел кинуться на врага ордена Жизни, но Баки жестом остановил его, не давая выйти вперед.

– Я никуда с тобой не пойду, – спокойно ответил Баки. Слишком спокойно. Стив чувствовал, как в нем просыпалась злость и тревога. – Я отслужил тебе положенный мне срок и даже больше.

– Ах, нареченные, – догадался Александр. – Ты и кто-то из живчиков? Иронично. Ведь ты столько их перебил.

– Когда служил тебе и по твоему приказу, – закончил за него Баки. – Уходи, пока я не захотел убить тебя.

– Сначала тебе придется убить моих слуг, – усмехнулся Александр. – А ты даже без меча. Хотя, наверное, этих слуг вы убьете. А остальных?