Текст книги "Аура"

Автор книги: @snabzhenia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 3. Холод собачий

Из моего рта шел пар, и я представлял себя огнедышащим драконом, который извергал пламя, чтобы согреть воздух. Подносил красные ладони к губам и проверял, живы ли они, слегка оттягивая и пощипывая. Я рассчитывал скорость ветра по плывущим облакам в черном небе, как ни с того, ни с сего из-за кирпичного забора выскочило существо, похожее на собаку (я не был в этом уверен, больше походило на тень). Она чуть не сбила меня с ног, и я, взглянув вслед взлетающей грязи и выругавшись новыми словами, не заметил свору других, больших, которые неслись с грозным лаем. Они смели меня, как ненужное препятствие и заглушили брань. Я честно хотел развернуться и пойти в другую сторону, но сердце сжалось и заставило подняться, чтобы выдвинуться навстречу приключениям.

– Зачем ты хочешь, чтобы я побежал за ними? Мозг против. Хотя… Мне же посоветовали слушать тебя!

Я начал преследование, но эти твари успели куда-то скрыться. Где-то далеко доносилось рычание и храбрый писклявый лай, на который я и нацелился. Летел с помутневшими глазами, словно стрела, а сердце кричало все сильнее и сильнее, ни на минуту не останавливаясь. Я же говорил, что минута – это долго!

На огромной темной стене виднелась зловещая тень, перед которой стоял маленький черный комочек, растопыривший всю свою шерсть, чтобы казаться грознее. Его окружили собаки раз в десять больше его самого. Они захлебывались в своих же слюнях и, откашлявшись, орали, прям как отец на мать, брызжа слюной. Я решил, что если обездвижил его, большого и толстого «кабана», то уж с собаками разберусь и подавно. Как же я ошибался.

Я зарычал на этих тварей, пнул одну со всей дури, и в тот же миг оказался во власти раздирающей боли от клыков и когтей. Я успел заслонить маленькую тень, которая скулила от страха и неожиданности и почувствовал, как сердце успокаивалось. Мозг что-то пытался сказать, но даже он по чуть-чуть лишался сил и готов был к смирению. Я перестал двигаться и отбиваться, псы отступили. Что произошло? Начал ощущать теплую слизь от языка Тени: было противно и приятно одновременно. Маленький дрожащий «друг» выполз из-под меня и как-то умудрился стащить кусок хлеба напоследок.

– Ты живой? – раздалось из неоткуда в воздухе.

Я не мог пошевелиться, даже если бы хотел.

– Кто-нибудь! Помогите!

Я услышал голоса, которые звали меня с собой в мир, полный тепла и света и был на полушаге к нему, однако вспомнил, что Тени рядом нет, и что он точно без меня пропадет.

– Мне нужна Тень, – проговорил я, и постепенно свет удалялся все дальше и дальше от моего носа, становилось мерзостно. Ощущал людей рядом и не чувствовал нового друга. – Тень, дайте Тень! – глаза были мокрыми.

– Какую тень? Мы и так закрыли все окна и приглушили свет.

– Мой друг – Тень: черный, маленький.

– А! Он о собаке, сейчас! – зазвучал голос, который только что звал меня с собой. Он не был похож на те, что я слышал раньше, но понял, что от него мой мозг впадает в гипноз, а сердцу становится тепло и приятно. Я попытался найти источник прекрасного звука и приоткрыл глаза. Передо мной сидел совсем несимпатичный мужчина.

– Это вы?

– Мы знакомы? – Я услышал низкий грудной бас и выдохнул. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату влетела прекрасная светловолосая девочка с Тенью в объятиях. Он тут же выпрыгнул из ее рук и вскочил на мои раны, отчего мне стало очень неприятно. Конечно, виду я не подал, да и мне было не до боли. Сердце трепетало от интересных ощущений, рассматривая белокурые локоны и короткое васильковое платье выше колен. Мозг отключился полностью.

– Тень? Так это твоя собака ворует моих цыплят? – грозно навис надо мной мужчина.

– Да, то есть нет, он не воровал. Я не видел. Не мой пес. Хотя… теперь, может и мой, – язык заплетался.

– Говори четко! Ты врешь? Знаешь, во сколько обошлись мне эти куры? Они приносят продукты питания! Знаешь, как тяжело сейчас людям?

– Знаешь.

– Отец, прекрати! – мои глаза вспыхнули. Она. Я еле проглотил слюни и старался запомнить ее, как снежинку, которая в любой момент могла растаять.

– У тебя хватило ума вступить в бой с моими сторожевыми, ради спасения этой шавки? Сюда смотри! Я с тобой говорю!

– Я-я нашел эту собаку и спас от отвратительных тварей!

– Отец, прошу!

Он тыкнул в меня пальцем и грубо произнес:

– Ты знаешь, по гроб обязан моей дочери, которая в столь поздний час увидела происходящее. К тебе, милочка, я еще вернусь! Именно она разбудила всех и молила о том, чтобы тебе зашили раны, хотя я мог этого и не делать. Знаешь, кто я? – он поднял тонкий подбородок, его руки были по рукав в крови. – Я врач, черт возьми! Тебе очень и очень повезло оказаться в нужное время, в нужном месте. Только-только я вернулся с дежурства и, буквально через несколько часов, обнаруживаю окровавленного парня, прямо у себя под носом.

Мне было стыдно.

– Как тебя зовут? Откуда ты? – аккуратно присела рядом девочка. Я побоялся, что она внезапно растворится от моего горячего дыхания и поэтому сразу же отсел подальше.

– Ты видишь, он неблагодарный мерзавец и вор, – выплевывал слова мужик и покидал покрасневшие инструменты на стол.

– Нет, он хороший, я уверена.

Я почувствовал тепло, исходящее от ее улыбки, но больше всего меня грели ее слова, все поплыло:

– Меня зовут Люмьен.

– Отец! У него жар! Он теряет сознание! Сделай что-нибудь, прошу!

– Ты знаешь, что значат эти слова, Аделаида? Я-то сделаю все возможное, чтобы он остался жив, это мой долг. А готова ли ты взять ответственность за человека, которого ты вылечить будешь не в состоянии? Он человек «дождя», дорогая, станет обузой для нас.

«Мы в ответе за тех, кого приручили»33
  цитата из сказки «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери.


[Закрыть] – в унисон вздохнули люди, и это было последнее, что я услышал перед наступлением темноты.

В моих ногах укутался маленький комочек счастья.

Глава 4.

Океан – слезы планеты.

Трудно молчать, когда есть, о чем плакать.

– Сын мой?

– Отец?

Я оказался на берегу моря, воды которого переливались пятьюдесятью оттенками серого. Оно бушевало и с силой выталкивало мусор и трупы его обитателей из самых глубин – из самого сердца. В нем была невероятная мощь и безграничная энергия, которая наполняла меня изнутри и заглушала монолог мозга.

– Ты видишь?

– Да, отец.

– Ты слушаешь?

– Да, отец.

– А теперь научись слышать.

– Как?

– Поговори с сердцем.

Внезапно я оказался как будто бы в другом мире. Меня перенесли туда, где играют и плачут, не понятно от чего, дети, а мужчины и женщины ни в чем себе не отказывают и живут припеваючи, жалуясь на лишний вес и неудобную мебель. Они питаются, чтобы потом сгонять жир, лакают горячительные напитки, после которых становится плохо, и поедают медикаменты, от которых нет толка. Столы ломятся от еды и диковинных напитков, поля засеяны невиданным количеством культур. Вода льется через край, полки магазинов переполнены виданными и невиданными вкусностями, которые не доступны для нашего мира. Это рай: животные гуляют по лесу, птицы кричат в небесах, города переполнены шумом и жизнью – все гудит, не стоит на месте и радует мое нутро. Увидел, как искусственно производят энергию, детей, органы, еду и даже интеллект. Я не спеша погулял по самым крупным городам и даже подсмотрел самую удивительную и непонятную любовь, и никто меня не видел. Или Ничто видел? Карнавалы и праздники каждый день, необычные наряды, обычаи и еще говорят на разных языках! Как они понимают друг друга? Огоньки, которые взрываются в воздухе, а потом падают неизвестно куда…

Начал чувствовать, что из меня выкачивают силы, сжигают их и используют для различных целей. Во рту жутко пересохло от недостатка кислорода, и я прильнул к земле, чтобы услышать, как она задыхается и умирает. Убивали ее детей: деревья и братьев меньших, ради непонятных бумажек, которыми высокоразвитые приматы кичились друг перед другом, обменивались ими, а переработанной древесиной подтирались и выкидывали, как низшие отходы. Природу подмяли под себя. Все заросло мусором и прогнившим мозгом. Кто-нибудь может остановить это? Я не хочу такое терпеть – слишком больно!

Я видел войны, как устраиваются митинги на улице, как люди бунтуют, пытаясь спасти планету ради совести, а кто-то ради хорошей жизни. Создали кино, даже про эти проблемы, а массы смотрят документальные и апокалиптические фильмы, словно сказки на ночь – невыносимое кощунство. Я прошел мимо газет и журналов, заглянул в тетради писак:

Я слушаю ветер Парижа

И чувствую слезы Вероны;

Наблюдаю за Берном престижным

И Лондоном оборонным.

Мне нравится запах росы

И дрожь от полярной стужи,

Но скоро и эта краса

Станет совсем не нужной.

Времена управляющих миром

Наступают планете на пятки,

Трясут накопленным жиром

И устраивают беспорядки.

Лихорадит мать – Землю давно:

Трясет и не может напиться.

И если настанет темно,

То пришло время сердцу разбиться.

Однако никому не было подвластно подчинить массовый интеллект, даже при создании искусственного.

Я испугался. Наступила тишина, а затем паника. Люди плакали, просили друг у друга прощение и признавались в любви. Это как, без языка тела? Завизжали сирены, люди бежали вниз, все глубже и глубже – в тень. Кстати о Тени, где он? Я искал своего друга и не мог найти, начал метаться из стороны в сторону, словно бешеный маятник. Почему-то энергия, что шла от людей, очень сильно врезалась в меня и делала больно сердцу, будто тысячи заостренных бумерангов царапали нежные ткани и возвращались на круги своя. Ни с того ни с сего увидел в воздухе большой взрыв, напоминающий гриб, затем их стало много, и я почувствовал, как наполняюсь небывалой силой, просто внеземной! Я готов был взорваться, и сделал это без малейшей тени сопротивления, выпустив на свободу убийственный свет.

Я прищурился. Выяснилось, что снова оказался в мире Ничто, и он заговорил со мной, как с сыном. Ветер то и дело жестко давал пощечину морю, а море срывалось на камни и выплескивало весь свой накопленный негатив на все то, что вставало у него на пути. Было жутко и холодно. Свирепствовал гром, тучное тяжелое небо разрывало на множество частей от вспышек молний, а одна проворная попала в единственное растущее наполовину живое дерево, которое моментально окрасилось из коричнево-зеленого в огненный и будто взывало о помощи.

– Кто Я? – я задавался этим вопросом всю жизнь, но ответа так и не дождался, сейчас также его не последовало. Не было ничего, кроме звучания моего сердца и битвы всех четырех стихий.

Я вспомнил урок истории от Жулиана и еще раз проанализировал прошлое: до того, как Ничто убил сына Некто, он был чем-то или кем-то. Вполне возможно, что был Кто-то и был Некто. Вероятно, что он убил сына другого себя и сгинул в небытие, став Ничем. Но другая часть, темная, осталась?

– И породил новый уровень человечества, – ответил дряхлым басом Ничто. Ощущалось, что он хотел создать впечатление сурового мужика. Слишком много было наигранности, как на празднике для детей (из другого мира), посвященному деду с белой бородой и шубой до пят. Сплошные театральные «Хо-хо» да «Ох-ох».

– Ага! Ты здесь, и ты все слышишь! Я так и знал! Но у тебя же были дети? От твоей части?

– Я нигде. И да, родились сын и дочь. День и ночь. Свет и тень. Труд и лень. Вещь и хрень. А ты думал, я на вашем языке базарить не умею? Пока есть Великое равновесие, все офигенно, а когда одна часть перевешивает другую – рождается Хаос – полный пиз…

– Пожалуйста, не надо.

– Почему?

– Ну, не идет Вам такой язык, Вы старый, Вам много лет. Как-то странно слышать такое от вас.

– Время – понятие относительное, как и умение слышать, кстати. Каждый слышит ровно то, что хочет услышать, и не обращает внимания на то, что нужно знать.

Волоски на теле встали дыбом, и на этот раз молния попала в меня.

Глава 5. Нужно отвечать

Очень много в мире сложностей,

Не уйдёшь лишь от кончин.

Пойми, желание – миллион возможностей,

Нежелание – миллион причин.

Я почувствовал внезапно подкравшийся свет, который беспощадно начал раздражать мои, и без того чувствительные, глаза. Они оказались во власти засохших камушков слезной соли и пыли, пытаясь расклеить длинные пушистые ресницы, что не особо удавалось, а мне доставляло адский дискомфорт. Я медленно пошевелил конечностями и проверил их на наличие перебоев: вроде все работает, как надо. Пощипывание и покалывание кожи напомнило мне о том, что я здесь и сейчас, а не где-то там. Половину из того, что я видел во сне, не помню, да и вряд ли вспомню. Самое главное, что, если я проснулся и что-то болит, означает одно – я жив.

Доносились пение птичек, кудахтанье кур, а из приоткрытого окна веяли легкие ноты скошенной травы, навоза и цветов. Пахло ранним октябрьским утром, а петух уже трубил во все горло, стараясь отругать солнце за столь ранний восход.

Активно растирая глаза и прищуриваясь, лениво поднялся с теплой кровати и, свесив ноги, пошаркал длинными ступнями по шерстяному овечьему ковру, перебирая каждую ворсинку пальцами ног, а затем впился в него когтями и запрокинул голову. Постарался размять шею и суставы, отчего те по очереди застрекотали, словно кузнечики в девственном поле; прогнул спину, словно кот, и от этого всего получил небывалое наслаждение. Хотелось не отпускать эти минуты спокойствия и чувства безопасности, но… Залаяли собаки, и я инстинктивно с полпрыжка вскочил на кровать. Источника звука не было видно, поэтому моментально пробило в дрожь. Откуда их ожидать? Я в панике водил распахнутые настежь глаза по прохладной влажной комнате и вздрогнул, замер как статуя и не мог пошевелиться. В такое оцепенение я впадал, разве что, когда смотрел в глаза однокласснику, выжидая его реакции за то, что я вывел его на чистую воду после последнего падения.

– Так-так, наш пациент, кажется, на поправке, это хорошо. С добрым утром, – мужчина в домашнем халате поставил поднос с чаем и яичницей на прикроватный комод и подошел ко мне, чтобы проверить лоб. – Нагнись, дылда, а лучше сядь и не нервируй меня.

Он несколько минут тщательно осматривал меня, в его глазах читалось сомнение, будто ожидал подвоха.

– Думаете, у меня жар?

– Нет, не сегодня. Мы целых три дня боролись с твоей температурой, пока ты был в отключке.

– Вас много?

– Нет, нас не много. Я и моя дочь, – он погрустнел. – После смерти Дианы нас стало мало.

– Почему ее не стало?

– Я смотрю, тактично держать язык за зубами тебя не научили, – он встал и хотел было уйти, но увидел, как я истекаю слюнями, пытаясь утрамбовать язык во рту. Мне на долю секунды показалось, что его уголки губ слегка приподнялись. Он выдохнул и все же продолжил: – Ее унесла неизлечимая болезнь, перед смертью я пообещал ей, что буду помогать людям быть здоровыми. Пока что у меня это получается и надеюсь, что ты не станешь единственным плачевным звеном в ухудшении статистики.

– Мама не любит, когда я говорю.

– Не удивительно, – хмыкнул доктор и продолжил уже вдумчиво, – Постой, а где твоя мама? Надо связаться с ней, чтобы она тебя забрала, – он начал копаться в кармане, чтобы найти приспособление, – У нее ведь есть связной аппарат?

– Она меня выгнала и сказала, чтобы я больше не приходил. А мужик на улице сказал не возвращаться туда, где мне не рады. Она не будет рада моему возвращению.

– Странно, очень странно… – Доктор ходил туда-сюда и о чем-то размышлял, почесывая козлиную бородку. Он не держал осанку и делал размашистые шаги, будто летал над полом. На темно-русой голове кучерявилось несколько локонов, но предательски светились две залысины. Их особенно было видно, когда он подходил к окну. Мой отец был лысым полностью, но, в отличие от доктора, толстым и злым. Его руки вечно были слизкими и мокрыми, а изо рта пахло тухлятиной, даже после умывания. А этот был сухой, и руки были сухие и теплые, пахло от него сеном и собачьей шерстью.

– Поешь, Люмьен, силы тебе пригодятся. Да-да, это яйца тех самых кур, что утащила твоя шавка, припоминаешь?

– Его зовут не Шавка, а Тень, – пробубнил я, уплетая еду за обе щеки. Как оказалось, я был голоден.

– Могу предложить соевое мясо, но мы его храним в подвале на крайний случай. Наши неприкасаемые запасы, как говорится.

– Нет, ничего, я наелся, сэр. Спасибо, я хочу поговорить с Тенью.

– Они на улице, – он задернул штору. Где-то там доносились радостный писклявый лай и смех Аделаиды. Он долго собирался с мыслями, а затем застенчиво покряхтел, – Ты можешь пожить у нас какое-то время, если тебе некуда больше идти, – и вышел из огромной светлой комнаты, чтобы я, шокированный, смог переодеться и привести себя, наконец, в порядок.

Решил подойти поближе к воздуху и долго наблюдал за тем, как «свет» и Тень играют в догонялки. Прямо из-за белых хлопковых штор я успел подсмотреть счастливую улыбку на лучезарном лице и тут же упал на пол, по чуть-чуть отползая на коленках от места разоблачения. Она улыбнулась мне или от радости? Сердце готово было сделать сальто наружу, честное слово. Со мной такое в первый раз, но безумно понравилось такое ощущать.

«Люби себя, не изменяй себе и будь в балансе с самим собой» – было наклеено на зеркале у раковины, и я почувствовал какой-то эмоциональный подъем, отчего мне захотелось дотронуться до надписи и поцеловать ее. Оказалось, не так приятно, как я себе это представлял: первый поцелуй должен был случиться по-другому, по-особенному. В отражении был мальчик, но себя я в нем не узнавал: уставшие верхние веки утяжеляли взгляд, отчего он становился стеклянным и тупым. Разглядывая небольшую щетинку на лице, мне почему-то захотелось поиграть с ней ладонями – проводил сверху-вниз и снизу-вверх так, чтобы микро-волоски щекотали мою кожу и даже слегка царапали. Почему-то я снова оказался близко к своим глазам, но в отличие от нескольких лет тому назад, они приобрели синеватый оттенок. Челка предательски отказывалась зализываться на один бок, поэтому топорщилась, как гребешок у петуха.

Вода была больше холодной, чем теплой и стоял ограничитель на использование, поэтому я постарался вымыться как можно быстрее и побежать к своим новым друзьям на прогулку. Я накинул чистую девчачью футболку на себя и надел спортивные штаны доктора, которые он любезно одолжил из личного гардероба с несколькими вещами. Где мой рюкзак? Несколько раз чуть не упал на лужице от принятия процедур, но удержался, отчего почувствовал себя гордым и уверенным в себе.

Я спустился по лестнице в холл, где сидел доктор и читал журналы.

– Скажите, вы видели мой рюкзак?

– Нет, парень, я не видел рюкзака при тебе. Скорее всего, ты его оставил, когда дрался, а мы его не увидели в темноте.

Я вышел на улицу и вдохнул аромат увядавшей природы. Моя теплая кофта была безжалостно растерзана животными, а из кроссовок проглядывался большой палец. Видно, ему жарко в обществе других пальцев или он не такой, как все. Мне стало радостно за него, а он дернулся в ответ и стал танцевать чаще. Я оглядел двор, лужайку, затем окинул взглядом дом при дневном свете. Он не был большим, но для двух людей казался необычайно огромным.

– Люмьен! – просвистело мимо ушей, – Люмьен! Ты слышишь? – Почувствовал я знакомый приятный голос и моя кожа покрылась пупырышками, которые я стал разглаживать. Тень прыгал и лаял от счастья, и я не удержался, чтобы взять его на руки и заглянуть в его темные глаза. Он начал дергаться и вырываться, но несколько раз лизнул меня в нос перед тем, как оказаться на земле. Рукой я вытер слюни, и хотел было протянуть Аделаиде ладонь, чтобы сказать «Спасибо», но она скорчила лицо и одним пальцем опустила мою руку на место. Он ее прикосновения я зарядился, будто батарейка в телефоне, и был готов бегать и играть вместе с ними, но девочка сказала, что ей пора идти на дойку и собирать яйца.

– У вас есть рогатая лошадь?

– Корова! – Рассмеялась Аделаида. – Кстати, это единственная корова в нашем секторе. Очень повезло, что наши предки держали ее предков, поэтому о ней следует заботиться, как следует. Люди, которые ведут книги вымирающих видов, давно интересуются нашими животными и считают, что они принадлежат всем – обществу, но мы с папой не согласны. Людям запрещено заходить на чужие участки, потому что из-за этого может разразиться война. Так что, никто сюда не сунется, кроме таких наглых песиков, конечно, и мальчиков, которые оказались тут чисто случайно, ага. Наши охранники добры к хозяевам, но научены на охрану и защиту дома и его обитателей от недоброжелателей, поэтому и погнались за воришкой, чтобы разобраться с ним и принести трофей, как положено.

– А кто их учит убивать?

– Отец занимается их воспитанием, но, как по мне, чересчур жестоко. Его кредо по жизни: «Боится, значит, уважает», что меня выбешивает. Живое существо – это не машина и не робот, поэтому да, всегда сложнее найти правильный подход и легче наказать. Но будет ли уважение? В какой-то момент собаки просто перестали реагировать на боль, им было все равно и «уважение», почему интересно, испарилось. Они продолжали не слушаться. Как по мне, уважение – это не про боль и не про унижение. Да, можно создать дискомфорт, но это не боль. Уважение – это результат правильного подхода, знаний, понимания, это чувство удовлетворения для обеих сторон, но только тогда, когда уважаешь сам и заинтересован в партнёрстве, а не в радикальном диктаторстве.

Она даже говорила и думала идеально. Мне хотелось, чтобы она не останавливалась никогда-никогда, и я готов молчать всю жизнь, только чтобы ни в коем случае не перебить ее. Знаете, как кошки, когда лягут на вас и вам настолько приятно и тепло, что вы боитесь пошевелиться, чтобы она не ушла, даже если вам куда-то надо – будете терпеть. У нас была кошка, но недолго, пришлось обменять ее ради выживания на более полезные вещи, например, на напитки из забродивших фруктов и ягод. Вот тут было то же самое, она уютно поселилась в моих ушах. А в прочем, пусть там и сидит, пока не надоест.

– Почему ты молчишь?

– Мне не нравится говорить, мне нравится слушать.

– Ты странный, – она улыбнулась на этом слове и с интересом заглядывала мне в глаза, а они убегали от нее куда подальше, стараясь сосредоточиться больше на ощущениях, нежели на красивой картинке.

– Я особенный.

– И скромный, должно быть. Тебе не очень подходит моя футболка., даже если ты думаешь, что ее не видно из-под старого истерзанного тряпья.

– Я пойду искать свою футболку.

– А я пойду заниматься делами, до скорого! Хоть на этот раз не попади в передряги! Если что, кричи! – она вприпрыжку попятилась назад и помахала мне, а я долго стоял, наблюдая вслед ее кудрявым белокурым локонам, после чего неспешно пошел по отпечатанным на земле ступням на выход с территории прямо в дикую уличную среду.

Я шел, вспоминая угол, где все началось. Тень скакал от счастья вокруг моих ног, будто хотел их запутать. Я не выдержал и взял его на руки, а он снова начал извиваться и урчать от нетерпения, чтоб его… Отпустил, он ломанулся от меня в сторону высокого ограждения, прямо к мусорным бакам и инстинктивно начал копаться в них, чтобы удовлетворить голод. Я вспомнил, что поел, а вот пса, интересно, кто-нибудь кормил? Надеюсь, что Аделаида позаботилась о нем, как ее отец обо мне. Я попытался отогнать Тень от объедков, но он с довольной моськой только и делал, что удирал от меня и думал, что это смешно. Я опрокинул взгляд на грунт. Красные пятна. Да, именно здесь на меня напали эти слюнявые твари. Огляделся по сторонам, но рюкзака не нашел. Интересно, куда он подевался?

– Классная футболка, чел, – раздалось за моей спиной. Я медленно обернулся и увидел черноволосого парня с моим рюкзаком в руках. Он как-то странно недружелюбно улыбался, отчего мне стало жутковато.

– Эт-тоо м-мой рюкзак, отдай, пожалуйста, т-там м-моя од-дежда, – мой мозг снова начал устанавливать свои порядки и выставлять меня не в выгодном свете, путая мой язык и заставляя челюсть трястись из-за того, что ему просто захотелось показать себя главнее меня.

– Да? Неужели? Я его нашел, значит, он мой!

Так вот почему отец Иды решил, что это моя собака. Потому что я его нашел! До этого он не был моим.

– Он не был твоим до этого! – я взмолился и почувствовал, как нос щекочется от обиды.

– А пес? Он твой, нюня? – он показал пальцем на Тень и агрессивно посмотрел на меня.

– П-пес мой.

– А он не был твоим до этого, так ведь? – Тень заскулил и забился за бак. – Черный, ко мне! – Он шлепнул по ноге.

– Это твой пес? – опустил я глаза и все понял.

– А чей еще, идиот? Ты знаешь, сколько я искал его после налета?

– После налета?

– Да, после налета, – он передразнил меня и еще раз шлепнул по ноге ладонью, но после безуспешных попыток, решил перейти в наступление.

– Не трогай его! – я понял, что пацан хочет сделать, и потянул его за куртку, но этот баран оттолкнул меня, как пушинку и я повалился на землю. Все болячки дали о себе знать моментально. Он кинул мне мой рюкзак и велел убираться прочь, но я встал, оседлал его, как бычка и не отпускал, несмотря на многочисленные удары рук и головы. Он много ругался и кричал, пока не услышал шаги. И я отпустил врага.

Тень привел отца Аделаиды.

– Люмьен, так ты благодаришь меня за доброту и гостеприимство?

– Сэр, он хочет забрать Тень, говорит, что это его пес.

Мужчина так строго посмотрел на черноволосого растрепанного паренька, что тот сделал испуганное лицо и попытался дать деру, но я схватил его и гордо передал на короткий поводок отцу Иды. Тот взял его за шкирку, и мы отправились домой. Если бы у меня был хвост, то я бы им завилял.

– Сейчас сюда прибудут либерты, и я передам тебя им. Они знают, что делать с такими, как ты. На кого ты работаешь? – Тень начал тявкать со всей своей грубостью, которую смог найти у себя в запасах.

Парень опустил глаза и пробубнил:

– Я ни на кого не работаю.

– Не лги мне и смотри в глаза. Я знаю, что, таких как ты, используют для воровства. Ты обучил свою собаку красть кур и яйца, а за них дают хорошие привилегии. Я слышал об одной подпольной организации, которая разводит скотину и управляет сектором, но никак не думал, что они опустятся так низко, заставляя детей воровать ради обещаний лучшей жизни. Ты же в курсе, да, что рано или поздно тебе бы все равно от них ничего не досталось?

– Они не врут.

– Значит, все-таки, работаешь и мои догадки верны. Твоя собака была там, и, скорее всего, у нее получится отвести меня и либертов прямо в сердце вашей нелегальной группировки. Я видел, как ты шнырял по моей территории, но не видел лица. Твое поведение выдало тебя, им следовало бы обучать новичков лучше. А ты меня узнал сразу, значит долгое время шпионил за мной, моей семьей и домом.

– Если эта чертова непослушная псина предаст своих, то я убью ее, – плюнул в Тень парень и мне захотелось его ударить.

– Не стоит, Люмьен, он свое еще получит, а тебе руки марать не стоит, тем более перед приездом сотрудников правосудия. Кстати, вот и они.

За окном послышался цокот копыт и хлюпанье по сырой земле от тяжелой обуви мужчин в форме. Они привязали животных и зашли в дом.

– Добрый день, офицеры, полюбуйтесь, один из юнитов ячейки раскрыт, благодаря этому храброму мальчику и этой маленькой шавке.

– Тени.

– Его зовут Черный, идиот, – выругался пацан.

– Боюсь, что мы будем вынуждены конфисковать собаку и приговорить ее к службе, Жан. – так вот как его зовут!

– Жан, сэр, не забирайте собаку, прошу, – пропищал я от сжимавшегося сердца.

– Прошу, друг, оставь псину мальчишке, она мне кур задолжала, пусть нам пользу приносит.

– Это моя собака! Вы не имеете права! – не унимался черный.

– Вообще-то, мы и есть право, дружок. Боюсь, что в том месте, куда тебя отведут, у тебя не будет возможности содержать питомца. Вставай, пойдем, ты арестован.

Руки парня сковали наручниками, а затем повели на выход. Черноволосый очень долго сопротивлялся и бросал грязные ругательства в мой адрес, а также Жану и, конечно, собаке, которая преспокойно лежала у моих ног и зевала.

– Подожди, а вы нашли того убийцу?

– Нет, женщина говорит, что это был несчастный случай, но их ребенка до сих пор нет. Точнее приемного сына. О биологических родителях ничего не известно. Если что-то будет, сообщу.

– Спасибо, офицеры, – он с улыбкой проводил мужчин за дверь и не закрыл ее, пока они не покинули территорию, а затем посмотрел на меня и строго сказал: «ну, что, рассказывай».

Я чуть не сходил в туалет на этом самом месте, честное слово.

– Можно я сначала отойду ненадолго?

Он облизнул губы, вытер их рукой и указал на лестницу, не посмотрев на нее:

– Быстро!

Так быстро в туалет я еще не ходил и на этот раз даже не пробовал струей смывать пылинки. Я чувствовал, что Жан не сильно печален или расстроен, я ощущал любопытство и немного жалость, поэтому не переживал, а сердце, наоборот, радовалось. Он любезно заварил чай и указал на мягкий старый диван, чтобы я приземлился. Пока я разглядывал чаинки и кусочки фруктов, Жан смотрел на меня, не моргая и ничего не говорил. Наверное, ждал, когда начну я.

– Он напал на маму, – сквозь слезы начал я. – Она ему не нравилась, он не любил ее, бил, гулял и называл ее некрасивой. Он ее душил, она краснела, а потом белела от недостатка кислорода, но я успел толкнуть его со всей дури. Он был пьяный, шатался и ушатался об угол стола. Я не хотел причинять боль, я хотел, чтобы он не убил маму, потому что она мне нравится. Она выгнала меня и сказала не возвращаться, потому что я не ее сын, – на колени прыгнул Тень и уткнулся носом в мой живот, а затем начал ловить зубами руки.

– Они усыновили тебя официально?

– Были какие-то бумаги, но я не знаю, насколько они правдивые.

– Что ты имеешь в виду?

– При устройстве в школу, меня не хотели брать без каких-то бумажек, и мама попросила кого-то их «нарисовать».

– Понятно. Если хочешь, можешь жить с нами. Тут не так много еды и воды, но, я думаю, что ты сможешь помочь нам по хозяйству, и мы быстро раскрутимся. Честно говоря, не хватает мужских рук тут, – он огляделся, я тоже. – Наверное, в коровнике, скоро придет. Ну, или можешь прогуляться до туда и по-тихоньку вникать в нашу жизнь, что скажешь? – он слегка улыбнулся, из глаз ушла тень строгости. Он смотрел на меня, как на сына и похлебывал горячий напиток, скрестив ноги.

– Я буду рад Сэр, для меня большая честь, Сэр – глаза загорелись, и я быстро допил чай, чтобы побежать к Аделаиде, но вслед услышал одно:

– Только имей в виду, мою дочь не трогать и даже не смотри в ее сторону, ты понял?

– Вообще не смотреть? – погрустнел я.

– Это образное выражение. Надеюсь, ты меня понял.

– А, вы имеете в виду не любить?

– Ее любят все.

Я удивился. Она не была похожа на девочку, которую любят все подряд, во всяком случае, никакого намека даже не было. Я не представляю, чтобы кто-то любился с ней, она была слишком чиста для этого.