Текст книги "Аура"

Автор книги: @snabzhenia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

@snabzhenia
Аура

Пролог

Меня не существует. То есть Я как бы есть, но меня как бы нет, потому что еще не родился. Нечто идеальное, что может проникать в любую материю, время и пространство. Туда, куда простому смертному не попасть, пока его часть не станет бессмертной и бесконечной, и не сольется с Нами в единое целое, полное безграничной энергии в кольце пустоты мироздания.

Наш мир – Эргон, и каждый его юнит (то есть «житель» на вашем языке) обладает шкалой джоулей, которую нельзя увидеть. Вообще забудьте о ваших примитивных органах чувств, поскольку, если вы постараетесь применить их здесь, то сгинете в бытие, что по местным правилам приравнивается к позору.

Если вы погрузились в мой остаточный мир, то это значит, что вы достигли достаточно высокого уровня понимания силы, чтобы ощущать ее на уровне сверхсознания.

Объясню еще проще, поскольку вы новички. В Эргоне каждый новый юнит стоит наравне с юнитами, чьи шкалы джоулей идентичны, и ваши земные «шкалы» (или как там вы их называете) уже достигли максимального уровня существования.

Для меня честь познакомиться с вами и передать часть нашего опыта после большого взрыва, который случится очень и очень скоро, поэтому желаю вам приятного познания в пространстве времени.

Кто Я?

Наш мир устроен так, что находится в вечном балансе и гармонии. Его нельзя увидеть или услышать, он идеален в самом идеальном смысле этого слова. У нас нет солнца, мы сами излучаем энергию, и эту энергию используем для самых внеземных целей. Будем использовать термин «энергия» в самом широком и бесконечном плане раньше, сейчас и потом.

Откуда мы ее берем? Уходит в небытие звезда – «рождается» юнит, подрывается жизнь – происходит опять же высвобождение юнита. Гаснет идея? Да, появляется юнит в самом эргонном его смысле.

Уходит ли сама энергия? Вы привыкли говорить, что у вас закончилась энергия на выполнение чего-либо, но, на самом деле, это не так: вам не хватает выносливости, поскольку устает оболочка. Энергия способна переходить от одного состояния в другое, из одной материи в другую, но никогда не исчезнет.

Можно ли обмениваться энергией? Да, но каждый юнит в Эргоне знает, что такой обмен – весьма интимный процесс. Он требует разрешения Мега-юнита, который контролирует великое равновесие. А вы передаете ее направо и налево, вверх и вниз и крадете безнаказанно. Вам дозволено порождать новую энергию без какого-либо разрешения и в таком количестве, какое захотите сами. Только из-за вас энергия разделилась на негативную и позитивную – низких и высоких вибраций соответственно. Если высвобождается низкочастотная, значит существо занегативилось – стало страшно, депрессивное настроение, зависть, обман и т.д.; если высокочастотная – поймали позитив: дружба, любовь, новый корм, свет и пр.

Простите, происходит сгорание, как у вас говорится, пятой точки (пятого элемента) и поэтому большая часть этого абзаца несет в себе небольшое скопление энергии. Можете ее приватизировать и направить в нужное русло.

Еще мне очень нравится ваше выражение: «Как жопой чуял». Несмотря на тот факт, что оно носит довольно-таки грубый и немного шуточный характер, оно ясно описывает то, как происходит коммуникация в нашем мире. Нет, не этим странным местом, откуда высвобождается энергия от переработанных продуктов питания, словно погаснувшие звезды в черной дыре на просторах вселенной, а на недоступном для людей сверхуровне, который познали братья ваши меньшие и бэби11
  С англ. Младенец


[Закрыть].

Кстати, задумывались ли вы когда-нибудь о том, почему у детей больше шансов видеть необычные вещи, придумывать миры и ходить по ним, словно вам по страницам каких-нибудь скучных книг, которые накачивают ваш мозг чужой информацией – подаренной энергией? Почему он видит материальное, будто другими глазами?

Ребенок на стадии социализации рискует потерять изначальный дар, который заложила в него природа и все чаще поддается искушению общества, чтобы начать деградировать на духовном уровне и превратиться во «взрослого». Новорожденный – это новая, чистая энергия, которая несет в себе только хорошее, пока не появится та энергия, которой без стыда и совести будут делиться с ним его создатели, а затем проявится на их чаде – та энергия, которую он сам будет транслировать на других. В конечном счете, произойдет расщепление шкалы на позитив и негатив, и только от создателей на первоначальной стадии будет зависеть, в какую сторону сместится «стрелка» на шкале относительно нуля у их творения.

Помните то, что закон накопления никто не отменял, и та накопленная будет идти в увеличенном объеме как комом, на кого-то или на что-то и вспять стрелку вернуть не получится, поскольку она останется в бессознательном.

«Все течет – все меняется», – так сказал ваш предок, поэтому всякая энергия нуждается в движении. Теперь понятно, почему вы не можете хранить ее в себе? Вы просто взорветесь, поскольку ваша оболочка не сможет выдержать такую мощь – взорветесь и высвободите энергию.

У нас нет «тела», мы чистая безграничная сила в бесконечности, разделенные тонкой гранью равновесия. Вокруг каждого юнита со скоростью света движутся частицы и имеют свой цвет и яркость. Интенсивность свечения зависит от силы вибраций, а цвет – от причины появления.

Юниты позитивных высоких вибраций притягиваются к таким же юнитам и делятся на семь уровней, в зависимости от причины появления: самая слабая частота от физического мира (в основном, результат базовых, низших потребностей) – красное свечение; эфирный мир – оранжевое (чувства, эмоции); виталический – желтое (самоутверждение); астральный – зеленый (сострадание, ответственность за кого-либо или что-либо; альтруизм; забота); ментальный – голубой (творчество, самовыражение); кармический – синий (рациональность, концентрация, видение) и духовный – фиолетовый (связь с идеальным). Идентичная ситуация с низкочастотными, только из-за большого количества черного цвета, свечение почти отсутствует. Самые сильные по вибрациям – самые редкие, поэтому мега-юнит держит их ближе к себе в постоянном контроле, что с одной стороны, что с другой относительно нуля. Чем слабее вибрация, тем дальше она отдаляется от центра, тем больше юнитов становится.

Моя шкала джоулей была на грани поглощения (это когда частота слишком низкая), и не знаю, как я появился, но решил узреть Эргон, и был с позором изгнан из него в трехмерное пространство – в ваш мир. Когда? Относительно. Как оказалось, я был первым, но не последним.

Начало времен

Я считал себя одиноким из-за отделения от Целого: скучал по Эргону и юнитам, как это сделали бы вы, если бы оказались отвергнутыми домом и семьей – все бы отдал ради возвращения. Блуждал по терре22
  земле


[Закрыть] и проливал соленые слезы, из моих уст доносились молящие звуки в никуда, а опавшие частицы тела разлетались в разные стороны от тяжелого быстрого дыхания, в такт рыхлению почвы неизведанными частями тела, которые уносили меня все дальше и дальше. Я не осмеливался открывать очи, пока не почувствовал ее – родную энергию, лишь немного отличающуюся от моей. Она была такой же слабой вибрации, но другого полюса – недоступная, неземная, положительная. Я никогда не мог позволить себе проникнуться ей из-за незримого барьера равновесия, но сейчас мы были сами по себе – единственные в своем роде юниты, брошенные в бытие и рожденные из ниоткуда. Никто не мог помешать мне дотронуться до этого идеального создания и подарить ей свою энергию. Вскоре Она открыла глаза и подарила мне свою.

Семена обмена были разбросаны в разных местах планеты, ибо летали мы, не ходили: последствием незнакомого мне чувства стали крылья, которые выросли за нашими спинами. Своей красотой Она зажгла светило в небесах, любовью породила живых существ и вскормила их молоком, прекрасными звуками наделила даром голоса и укрыла собою в час нарушившегося вселенного равновесия, отдавая последнюю энергию незримому защитному куполу. Так стали мы смертными, однако чувствовали энергию во всем, подпитывались ею и отдавали свою в ответ.

Больше всего на свете мы хотели стать единым целым, но как бы ни старались, тела не могли слиться воедино вовек – не могли мы более друг без друга.

Плоды нашей плотской любви стали расти, а о своей далекой Родине и Отце я позабыл, ибо сам стал родителем собственного творения.

Однажды в унисон, почувствовав забытую знакомую энергию, отправились мы в путь, чтобы узреть незнакомца. Она захотела помочь Ему, дотронулась, но Он возжелал Ее, и я не смог Его остановить, потеряв свою возлюбленную, мать моих детей навсегда. Кто Он? Забытый сон или мимолетное видение? Снова оказался я лишен частиц души и сердца, вырванных с корнем без жалости и сожаления. Поддавшись страданию, выплакал все слезы и, таким образом, создал идеальный сад, который на протяжении долгого времени вскармливал отпрысков; построил дом из бревен и развел первый огонь из сухих веток дерева, что отдало свою энергию для нашей жизни. Только тогда, когда подарил все, что мог, я начал странствовать в поисках своей возлюбленной, чтобы привести ее домой, в семью, оставив детей на попечение природы и судьбы.

Прошло много лет с тех пор, как я утратил надежду на ее возвращение, вернувшись в полном истощении и недуге. В один момент не досчитался я яблок и своей дочери, звал ее всеми оставшимися силами и нашел в объятиях человека с черным свечением в окружении чад, которые светились разными оттенками жизни, то был сын врага моего, и я убил его, пронзив яблочным колом его наполовину темное сердце, при этом не получив ожидаемого удовлетворения от сладкой мести. Потух свет вокруг его тела, потух свет в моих глазах и наступила пустая темнота, которая не принесла мне покоя. Меня не приняли в Эргоне и забрали последнюю энергию, чтобы поглотить ее раз и навсегда. Зовите меня Ничто.

ЧАСТЬ 1

Глава 1. Люмьен

– Люююмьеееен! Сколько можно тебя звать? – как обычно повторяла мама перед тем, как я только начинал собираться в школу.

В ее голосе слышались еле-заметные нотки раздражения и нетерпения. Выбрать из двух рубашек ту, которая бы подошла к моему настроению именно на тот момент, оказывалось непосильной задачей, особенно если мозг играл плохую шутку и подавал телу совсем не те команды, которые нужны были мне. Мы были не в ладах друг с другом, но я выступал дипломатом – постоянно говорил с ним, чтобы, наконец, найти компромисс. В наших переговорах всегда уступал я и поэтому, в моем же чреве, находил место в самом удаленном холодном углу, откуда меня не было бы слышно. А Главный тиранил и заставлял играть под злую дудку, заглушая все и вся, как диктатор, запрещая напрочь свободу действий и слова.

Если рыба гниет с головы, то мое недалекое будущее пахло смердятиной почти с самого рождения. Люди считали меня странным, избегали и посмеивались надо мной, потому что, как говорят родители, я уникальный. А люди всегда боятся того, чего не понимают из-за своих примитивных инстинктов. Когда-то давно персона по фамилии Маслоу создал пирамиду потребностей человека и, если опираться на его теорию, я соответствую ее середине, в отличие от посредственных ребят-одноклассников. Мне нравится учиться и работать над собой в свободное время, запираясь в комнате, где меня никто не ищет. Ну, как никто… Только мама, когда зовет в очередной раз в мир, полный деградации, несмотря на то, что он должен был быть миром прогресса.

– Угу, – отвечал я на странные вопросы однокашников и отворачивался, когда они старались поймать глазами мой взгляд. Так я играл в прятки, а ребята не пытались его искать: кидали грязное словцо и уходили, прихватив с собой мои школьные принадлежности. Каждый раз я ловил на себе их страшные белые зубы, но сразу выпускал из воображаемого плена, поскольку думал, что они не прочь полакомиться мной, несмотря на мои совсем не аппетитные костлявые данные. Частенько представлял, как жадно клацают слюнявой челюстью и играют в перетягивание моей туши, не подпуская к себе других особей. Я был особым сладостным сортом в их рационе энергетического питания. Только тогда, когда звенела мелодия из громкоговорителя, в кабинете становилось тихо и спокойно, все вещи резко возвращались по местам, а столы выравнивались строго по двум линиям. В долгих перерывах на занятия между этими тремя нотами меня никто не терзал.

Мне повезло оказаться в школе, как говорит мама. Очень немногие могут позволить себе образование, но я стал особенным только благодаря родителям, которые были в хороших отношениях с директором.

В группе было десять человек, каждый из которых знал свое место. Самые глупые сидели спереди, но училка почему-то их любила и разговаривала с ними о жизни за чашкой травяной настойки после уроков. Это справедливо? Мне говорили, что я умный, поэтому для меня выделили особый стульчик у окна подальше от всех остальных. Он был низкий, только мой и моей тени, которая пыталась сдвинуть меня каждый раз, когда выглядывало светило. Даже столкнул ее один раз. Упал сам.

Частенько смотрел на то, как птицы врезались в стекло и падали замертво, а сотрудники учреждения тут же подходили к ним и собирали урожай свежего мяса к обеду. Отвлекаясь на чужую увлекательную работу, я не замечал ни вопросов учителя, ни очередного собственного падения. Наказания я принимал как должное – поднимался и мыл полы плевками каждого находившегося в классе персонажа и собственной слюной, отрывая по частице ткани от только выстиранной свежей рубашки. К концу недели, как правило, от нее оставался только верх, прикрывающий мою грудь, и мое отражение в отполированной холодной плитке.

До последнего я не понимал, почему мой стул магическим образом вылетал из-под меня, словно живой, даже когда я старался не дышать, чтобы не шевелиться – все равно подставлял меня. Раз за разом я оказывался на полу и ругался на вещь под бурные овации и смех одногруппников. Конечно же, получал по заслугам, пока однажды не заметил тонкую, прозрачную привязанную нить, ведущую к руке одного из парней. Увидев мою реакцию, он показал кулак и жестом приказал молчать, стреляя в меня демоническими черными глазами, которые слились со зрачками и выдавали текст: «знай свое место». Я подчинился, но больше не падал. Пол становился все грязнее.

– Мам, мне не нравится женщина, которая преподает нам историю, она говорит, что мы все равны и корчит рожу при каждом моем слове, словно старая крыса, которая попалась в ловушку. Я же не как все!

– Да, ты уже это говорил.

– Это было давно.

– Это было только что, – с ноткой обыденного раздражения ответила мама.

– А двести сорок семь секунд – это давно или только что? Для меня это давно.

– Время – понятие относительное. Пусть для тебя будет давно, только не надо каждый раз считать секунды до моего ответа, прошу.

– Хорошо, мама. А в минутах?

– Ты сделал домашнее задание? – стоя у неготовой еды, спонтанно задала вопрос мамочка, и я растерялся. Она повторила вопрос и кинула в раковину лопатку для приготовления картошки, да так сильно, что я испугался, честное слово. Я не понимал, почему она так себя ведет и почему из ее глаз текут слезы, несмотря на то, что она судорожно улыбается. Я заметил легкую розовинку на ее руках и сравнил ее с поросенком, отчего та завизжала и убежала к себе в комнату.

Они милые, мне нравятся поросята. А вот отцу не нравятся, ему никто не нравится. Маму называет жирной и говорит, что уйдет от нее, если не будет похожа на актрису из его любимых короткометражных лент, где происходит любовь, как мне объясняли. Один раз я подсмотрел происходящее и открыл для себя новые непонятные чувства, которые закончились оплеухами и нескончаемыми уроками в выходные дни под бурные споры взрослых. Когда я попытался поговорить об этом со своими одноклассниками, они смеялись, просили повторить то, чему я научился в этих сериалах и записывали на пленку мою подготовку к проявлению «любви». Так я стал популярным. Маму даже вызывали к директору и просили автограф. Вот только я был горд, а она почему-то злостно грустила.

Вечером у нас должен был состояться разговор и думал, что она впервые похвалит меня за мои успехи в школе, но перед тем как выйти из комнаты, услышал очень громкие разговоры родителей. Раньше когда такое происходило, я залезал под теплый плед и мысленно проигрывал музыку из школы, чтобы все вернулось на круги своя, но в этот раз я почувствовал что-то очень темное. Я видел, как отец сжимал мамину шею, и та становилась все белее и белее от его грязных жирных рук. Они усиливали хватку с каждым хрюканьем и расширением его зрачков.

– Отпусти ее! – я без сомнений подлетел и толкнул его, как барашек головой, отчего тот потерял равновесие и грохнулся, ударившись виском об угол стола. Бездыханная туша истекала на полу, а бледная женщина склоняла свою спасенную шею и уже купалась в крови своего мужа.

– Что ты наделал, идиот!?

– Я спас тебя, мама!

Она покраснела, посмотрела убитыми глазами в мои и произнесла так хрипло и сипло, будто в ее горле не было воды уже месяц:

– Не называй меня мамой.

– Но ты же мама!

– Ты не мой ребенок! Я хочу, чтобы ты забрал свои вещи и свалил отсюда! Никогда не возвращайся, понял? Ты мне жизнь испортил! Ты самое хреновое, что было в моей жизни! Я столько мучилась с тобой, тратила еду, силы, нервы и все ради чего? Ради тебя, неблагодарная тупая скотина! Убирайся! Чтоб глаза мои тебя больше никогда не видели, понял? Проваливай к чертовой матери!

– Мама, – я заплакал и попытался прижаться к ее большой груди, но она меня оттолкнула со всей энергией, что была у нее в запасе. Я почувствовал все то, что она хотела этим передать и молча ушел, взглянув в последний раз на разбитое окно, в которое заглядывала похожая на сыр золотистая луна. Я бы поел сыр. Не ел уже четвертый день.

Глава 2. Тихо пойдешь, далеко окажешься

Лишь пепел найдёшь ты сухой,

Не останется и папиросин.

Жаль, что согрет не весной,

Жаль, что на сердце льет осень.

Маме не нравилось, когда я разговаривал, поэтому не буду этого делать. Впервые услышал, как издавало звуки сердце. Его будто терзали на части, и оно кричало, призывая на помощь. Я не знал, как до него добраться из своего темного уголка, но пытался, и поэтому шел с закрытыми глазами, выпуская из-под ресниц соленую воду. Становилось легче, но мозг сваливал меня вновь и вновь, чтобы подобрать драгоценные упавшие капли, которыми полевал осеннюю умирающую почву.

– Сынок, ты что делаешь?

Я замер и слился с мокрой растительностью под ногами. Не хотел видеть мертвеца вживую еще раз.

– Парень, ты кто?

Я осторожно посмотрел помутневшим взглядом на неизвестного, назвавшего меня сыном. Разве он мне отец?

– Послушай, я не смогу помочь тебе, если не скажешь кто ты и откуда. На дворе темно, очень много плохих людей.

Я наблюдал за вибрацией золотистых частичек света вокруг его одежды на фоне рассеивающихся фонарей в тумане и пытался поймать их взглядом, но они играли в прятки. Я захотел дотронуться до них, чтобы остановить, но попал в пар от губ незнакомца.

– Руки убери! Что ты за хрен такой! – перетаптывался с одного места на другое мужчина в кожаных расшнурованных ботинках.

В нем не было зла: скорее смешанные чувства с недоумением и совестью, борющихся с нотами отстраненности и равнодушия. Мне показалось, что он говорил со своим мозгом, только выиграл у него спор.

– Вставай, пойдем, не могу я оставить тебя тут, – и он протянул теплую руку, которую достал из потайных карманов длинной куртки.

Я шел быстро, потому что высокий, а он медленно, потому что низкий. Была заметна его усталость. На вид ему где-то 5+7 лет – гораздо старше моего уже обездвиженного отца. Этот человек был добрее и живее, пахло от него уютом и костром. Чтобы ему стало легче и удобнее, я пошел с согнутыми ногами. От неожиданности тот воскликнул:

– Да ты «от дождя»!

К удивлению, я услышал знакомое слово от незнакомого человека. Меня частенько так называли, и мама говорила, что это неплохо, потому что я единственный в своем роде. Скорее всего, он вспомнил меня. Я же популярный!

– Вы видели видео? – постарался выговорить я, но получилось что-то вроде хлюпанья языком в ротовой полости.

– А?

– Я популярный, – с улыбкой достал раздолбанный телефон и сунул экран «отцу» в лицо, чтобы тот посмотрел мои звездные мгновения.

– Я плохо вижу. Будь добр, перестань тыкать мне этим прибором в физиономию!

Снова буду молчать, чтобы человек не злился.

– Как тебя зовут, хоть? – улыбнулся мужчина и я понял, что он дал разрешение говорить.

– Люмьен.

– Как-как? – приблизился он ухом к моей голове, и мне стало неловко.

– Люмьен, – еще тише проговорил я, пряча голову в воротник свитера. Это мой любимый свитер, потому что пахнет чем-то родным, а осень нравится, потому что могу носить этот свитер, не снимая. Как красиво падают листья! Я упал.

– Люмьен, хм, – задумался дяденька и в очередной раз поднял меня, – это не похоже на имя, скорее фамилия. Вот меня зовут Жулиан, а фамилия – Порсье, – прокряхтел взрослый.

– Меня зовут Люмьен. Все меня так зовут.

– Я понял, но у человека должно быть имя, понимаешь?

– Понимаешь, да.

– И на кой ты мне такой свалился…

– Какой такой?

– Странненький.

– Я особенный.

– Да-да, особенный.

Мы шли слишком долго, и я решил узнать, почему.

– Прошло всего пять минут, малыш.

– Это много или мало?

– Аммм… Я думаю, что мало.

– Мама тоже так говорит, только говорит, что все относительно.

– А где она?

– Плачет, – и я начал непроизвольно хлюпать носом.

– Почему плачет?

– Потому что я спас ее. Она не хочет меня видеть, – я ущипнул себя очень больно, чтобы не плакать, но стало еще хуже.

– Очень странно.

– Я странный, да?

– Ты-то да, и ситуация не лучше. Но, как правило, у интересных людей интересная судьба.

После этого Жуль ничего не говорил, а только бросал необычные ругательства каждый раз, как наступал на грязь, и та разлеталась в разные стороны со смаком и хлюпаньем. Звучали выражения непосредственно и сильно – запомнил. Мы прошли мимо темного бульвара, и молча встали, чтобы понаблюдать за статуей какого-то мужчины. Как будто ждали его схождения с пьедестала – жуткое зрелище. Он будто застыл в вечном немом крике, пробивая колом насквозь мрачную вытянутую фигуру, похожую на него самого. Там же, позади, стояла прекрасная девушка.

– Это наш создатель – Ничто, а рядом Некто и Она.

– Они предки?

– Да, и мои, и каждого на нашей небольшой планете.

– Мне не нравилась учительница по истории, она говорила, что мы все равны, но это не так. Я особенный, вы тоже.

– Мы все равны перед создателями, перед законом.

– Вы говорите как училка, но вы мне нравитесь, в отличие от нее.

– Спасибо, сынок, ты тоже ничего. Ты особенный, в том числе, потому что ты не желаешь зла и видишь дальше своего носа, в отличие от многих других. Но что есть зло и что есть добро, тебе только предстоит познать.

Я впал в ступор. Как можно не видеть дальше своего носа? Попытался попробовать, но глаза начали болеть.

– Это образное высказывание, дурень. Да, у тебя есть особенности – отклонения, но они не мешают тебе развиваться. Главное, что ты не желаешь никому зла.

– Отклонения?

– Да. Болезнь твоя. Ты меня слышишь вообще?

– Я болею? – удивился я. Все мои органы работали нормально, и никогда ничего не болело, кроме одного до последнего момента, – У меня сердце кричит.

– Быстро бьется?

– Нет, оно будто сильно-сильно сжалось.

– А-а-а…Так бывает, когда сердце разбито.

– Оно же не может разбиться, оно мягкое и упругое! Я в школе проходил!

– Это выражение означает, что тебе кто-то причинил эмоциональную, душевную боль, и ты не можешь смириться с этим, переживаешь.

– Это я причинил боль.

– Кому?

– Своему отцу.

– Почему?

– Он хотел убить маму, и я толкнул его. Он ударился головой о стол, и пролилась кровь.

– О, Великие… Что ж ты сразу не сказал? – он отпрыгнул от меня, как ошпаренный.

– Я не хотел!

– Ты знаешь, что теперь тебя должны поймать и передать суду? А за поимку преступников можно получить награду? Нет, не знаешь? Если я тебя сдам, то получу награду, а если нет, то накажут и меня за укрытие тебя. Что делать будем? – Он пристально смотрел мне в глаза, и я решил, что нужно смотреть в ответ. Я попытался понять, в какой из них глядеть – они были абсолютно одинаковыми – зелеными с золотым обрамлением. Решил, что не буду видеть дальше его конопатого носа.

Мозг, не сейчас, прошу.

– Он говорит, что надо идти.

– Кто Он? – удивился знакомый.

Я постучал по голове пальцем и опустил глаза.

– Ясно. В общем, ты это, не держи на меня обиду, – он поспешно дал мне кусок хлеба и желтое яблоко, оглядываясь по сторонам. – Иди туда, куда зовет тебя сердце, а не мозг. Мы уже поняли, что с твоим дела не очень хороши, – он улыбнулся, – А сердце у тебя знает, что делать. Бывай.

– Вы не пойдете со мной?

– Нет, парень. Самостоятельный ты теперь.

– Мама тоже так говорит.

– Только не иди туда, где тебе не рады и не возвращайся туда, где тебя бросили.

– Даже к маме?

– Она же тебя бросила?

– Она сказала, чтоб я больше не приходил. И что я не ее сын.

– Тогда да, даже к маме.

– А к вам можно?

– Да что ж такое! Дальше ты сам по себе, я сам по себе. Нам не по пути.

– Вы же назвали меня сыном?

– Это просто выражение!

– А чей я сын?

Я проследил за рукой мужчины, которая показала в небо, а потом исчезла в темноту.