Текст книги "Самый темный день в году (СИ)"

Автор книги: Смолка Сентябрьская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Топливные баки, господин, – никогда Игер не слышал в голосе Диммы такого напряжения. Ворон славился выдержкой. – Топливо хранится при определённых градусах, давлении и прочем. «Акуна» подвела, скоро рванёт. И на каре туда не подобраться, ограждения мешают.

Почему он, свергая Колло, мысли не допускал о трухлявом, древнем, как исчезнувшие города Европы, хозяйстве? Частный космопорт, без резервов и нормального снабжения, перевалочный пункт пиратства, контрабанды и незаконной эмиграции, отслужившая срок станция, и за всем этим дерьмом – люди. Тысячи людей, и они замерзают, а самые умные знают про топливо и ждут взрыва.

Игер поёрзал на сидении, поморщился. Боль и усталость ничего сейчас не значили, в нём кипела радость, хотя Сайдор, вероятно, назвал бы его состояние гормональным кризисом.

– Я поднимусь на башню и запущу систему, – Димма говорил спокойно, лишь подрагивали пальцы, сжатые на рукоятках управления, – ты мне поможешь, господин.

– Замолчи, Близнецов ради! – В задницу документацию, Игер и без неё сообразил, что необходимо сделать и чем это грозит. – Не лезь в герои.

– Мой сын наполовину человек, – Димма обернулся к нему, с вызовом задрал подбородок, – он замерзает в сраной школе, и баки вот-вот разнесут Клёт.

– Ну да, и детки твоего дружка-человека, – съязвил Игер, – мы можем бросить хренов Клёт хоть сейчас. В машину поместимся, к утру будем на Штормовых островах, там новая станция, никаких взрывов.

Техники задохнулись, влипли в сидения, у кургузого дядьки по виску поползла препротивная капля. Димма молчал, закусив губу, и кар сбился с курса, нырнув в белёсое облако.

– Знаешь, в клане нам твердили, что дети общие, – наконец негромко пробормотал Ворон и выровнял машину, – на Домерге до меня не доходило, зато здесь дошло. На Клёте, из-за Пауля. Мы не дома, Игер Спана, и я себя не стыжусь. И тебе не советую.

Мёртвые башни «Акуны» подпирали аспидно-чёрное небо, ломали строй далёких равнодушных огоньков и немного напоминали отцовский замок Айторе, пусть и рисунок созвездий был другим, и строения невысокими. Игер передёрнулся от сравнения и первым ступил в сугробы. К кару, загребая ногами снег, двинулась целая толпа. Толстый крикливый владелец космопорта, техники, бесполезные доброхоты, и конечно, психованный инженер. Пауль Хейг походил на сосульку, дрожал, пытаясь спрятать кулаки в короткие рукава рваной кофты, на веках набрякли синяки, из носа текло, но глаза сияли по-прежнему. Задорной, упёртой яростью.

– Я тебя в третий раз одеваю, – Игер впихнул в покрасневшие от холода руки куртку, – предупреждаю: не вздумай орать.

Инженер кивнул, без звука напялил куртку и вдруг коснулся кобуры на поясе. Правильно он взял Бёфа с собой и ещё в пути приказал держать местных под прицелом.

– Что, пристрелишь меня, если не полезу? – осведомился Игер, с удивлением подметив пар от дыхания. – Не проще ли забрать детей и уехать с нами?

– Пошёл ты, Спана, – огрызнулся инженер, – я сам полезу, да толку от меня немного. Наверху гораздо холодней, и потом, когда систему включат, будет секунда на то, чтобы дожать рычаг и убраться. Изоляция перемёрзла, током наверняка шарахнет. Но удирать я не собираюсь. Жил на Клёте и умру с ним.

Димма стоял рядом и колебался. Игер наблюдал за обоими с отстранённым любопытством, прикидывая, до чего докатятся Ворон и его дружок. Он уже решил: в каре, а скорее всего, на базе, пока ладони Бёфа оглаживали грудь и живот и с каждым толчком в тело бил разряд, какой «Акуне» и не снился. Хватить сидеть пришибленным насекомым под метлой, рыдать над ошибками и потерями, хватит! Пора дать пинка и Сиду Леттере, и своей вине. Клёт, спасённый им Клёт, прекрасно поможет на старте, отец бы одобрил.

– Не поеду, – отрубил Димма, – возьми в кар Юргена, господин, и мотай отсюда.

– До чего вы предсказуемы, парни, – пропел Игер и протянул руку к напирающей, голосящей толпе: – Разойтись! Убирайтесь все, кроме техников! Бёф, Димма, гоните их прочь.

Владелец космопорта упирался, валился в снег, пытаясь уцепиться за опоры станции, но его уволокли Бёф с Паулем. Надо отдать инженеру должное, он сообразил быстрее Диммы. Ворон глазел на него, точно на выкатившееся из-за туч солнце, а Игер отобрал перчатки у техника, закрепил на бёдрах и поясе обвязку из ремней, похлопал себя по коленям.

– Во мне кровь берилловая, Дим, – Игер подмигнул прислужнику, земные ужимки иногда кстати, – ты там, наверху, загнёшься, а я управлюсь.

Инженер вернулся, остановился около, закашлялся надрывно и долго вытирал рот. Потом протянул футляр с инструментами, принялся было объяснять, но Игер оборвал.

– Я читал документы «Акуны» однажды, вполне достаточно, – он закрепил футляр на поясном ремне, заправил свитер в штаны, – не всю память пропил.

Они улыбнулись кисло, будто покойнику, а он, верно, тысячи лет не чувствовал себя настолько живым. Игер успел забыть летящее счастье движений, когда тело подчиняется абсолютно и между тобой и целью не встанет ничто. То, что они с Сидом натворили, изуродовало его, исковеркало, и сейчас болезнь отступала, возвращая ему самого себя.

– Вот что, вы оба. Есть дело. – Прежний Игер Спана, сын Алари, наследник Берилла, обошёлся бы без просьб, но и просить было не за кого. – У меня ребёнок в интернате, недалеко от Рошшуар.

Инженера шатнуло, Димма отвёл глаза. Догадывался, ящер хитрый. Игер взял Ворона за запястье, прижал к собственному, психотехника отозвалась ликующей дрожью.

– В данных номер и код счёта, на нём мои деньги. – Ночь морозная, ясная, идеально для подвигов и признаний. – Не слезу с башни, переведёте на счёт Радека Айторе. Он не спросит от кого – маленький и со мной не знаком.

– Ребёнок? Ребёнок, ты сказал? – инженер, понятно, тут же завёлся. – Не навещал, не привозил сюда… как так можно, если ты его выносил?

– Я его не вынашивал, – Игер перекинул смотанные ремни через плечо, – не торчите под опорами, идиоты.

Лестница уходила вверх, к платформе, за которой начинался крутой подъем, уже без всяких ступенек, только скобы, ненадёжные, обледеневшие. Игер невольно коснулся ремней, при удаче он на них повиснет, не повезёт – снимут обгоревший труп.

По лестнице он поднялся быстро, взобрался на платформу, посмотрел на погребённое в сугробах побережье. Ни единого проблеска света, утробно дышит близкое море, набирая мощь для бега наперегонки со льдом. Внизу белели запрокинутые лица: Бёф, другие Рыси, Димма, Пауль, здешние никчёмные создания, ради которых он тащится под звёздный покров. Мои парни, мой Клёт. Точнее, станет его, основой новой партии. И он не будет по-плебейски врать, сочиняя сказки о возвращении на Домерге, разве совсем чуть-чуть. Лицемерить отлично удавалось Сиду, а он потребует от «двух А» расширения прав белых и домергиан, гарантий и, дубинку Бёфа им в глотку, ответа за выкрутасы с климатом. С иска Cоюзу и начнёт. Игер присвистнул, передразнивая ветер, и поставил ботинок на первую скобу.

****

Пока Клёт отбивали у стужи, Олив раздобыла стол, и теперь на нём спал Масик в компании младшего сына торговки Лайлы. Стены школы дырявы, словно решето, по полу нещадно дует, с потолка капает, в углах намёрз лёд, но это ничего. Напряжение в сети восстановилось, отогреемся. Пауль дёрнулся, вспомнив, как истошно закричал Масик, когда вырубился свет, как застыло в груди от понимания – они обречены. Взрыв в хранилищах топлива неминуем, оставалось хватать, кого сможешь, и бежать, и ведь далеко не убежишь.

Между прочим, Лайла и другие, посланные на поиски обогревателей в посёлке у рудника, до сих пор не вернулись. Нужно предупредить Спану. Он глотнёт чего-нибудь горячего, посидит немного и пойдёт на мороз. Пауль опустился на край стола, заткнул рот кулаком, заглушая кашель. Горло болело, колотил озноб, но остальные, кажется, не простудились. Лукас и Юрген спали на матрасе из водорослей, обнявшись, будто братья, Масик причмокивал и посапывал, Олив, до бровей закутанная в материнский платок, дремала у стены. Димма развалился прямо на полу, сунув под голову скомканный, насквозь мокрый комбинезон. На домергианине короткие, до колен, штаны, рубаха, какие носят стражники, ворот расстёгнут – дрыхнуть полуголым при минус тридцати снаружи мог лишь бог, ну или чёрт, без разницы. Расу господ создавали для покорения космоса, колонизации открытых планет, и счастье, высшее счастье мира в том, что штампованные красавцы всё же были людьми.

Пауль налил соевого концентрата из канистры, поставил кружку на обогреватель, присел около Диммы на корточки. Хлопали двери, хныкали дети, ругался не желавший уходить из тепла на улицу рудокоп, через комнату что-то орали друг другу собиравшиеся на дежурство, за хлипкой стенкой грохотали двигатели застрявших в сугробах машин, а его спасённое чужаками семейство видело сны. Пауль протянул руку, коснулся ключей щеки Диммы, провёл пальцем по крыльям породистого носа. Он хотел сказать: «Спасибо, что не бросил нас в аду, спасибо, что ты вообще существуешь и выбрал меня, нас выбрал, чужак, инопланетник, и если то была не любовь, то её вовсе изобрели дураки». Сказать, пусть спящему, потому как наяву подобного не произносят, по крайней мере, на побережье Клёт. Кашель продрал его до пустого желудка, и Пауль обессилено хлопнулся на грязный пол.

– Что, моя смена? – Димма проснулся сразу, будто по внутренней команде. – Ты чего?

– Кашляю, – соврал Пауль и потёр слипшиеся ресницы. – Спана велел тебя разбудить. Он думает обшарить на каре и по земле береговую линию, наверняка есть те, кому сюда не добраться.

– Ну, это уже чересчур, – возмутился домергианин. Он сел, придирчиво оглядел замурзанного Юргена и принялся натягивать комбинезон. – Нас только пятеро, да Бёф в придачу, остальные снаружи долго не выдерживают. Всех здешних не вытащишь.

Пауль решил позже разобраться с мотивами вдруг переменившегося домергианского начальника. Если спаситель поднимет плату за ток, они пободаются, а пока Спана волок их разношерстное сборище за шиворот, и ему никто не смел возражать. Юрген завозился на матрасе, приоткрыл глаза, но отец махнул ему рукой, приказывая не вставать, и мальчишка вновь забрался под одну из пожертвованных Спаной курток.

– Жаль, твой сын не… – Пауль подыскивал слова, – не такой, как ты. Он мёрзнет, и в темноте плохо видел.

– Юр полукровка, – пожал плечами ничуть не расстроенный Димма, – кое-какие рефлексы у него в норме, на Земле большего не требуется.

– Судя по последним дням, очень даже требуется, – вздохнул Пауль, – в море лёд, урожай погиб. Будет голод.

– Не плачь, – домергианин прихватил его за ворот свитера, притянул к себе, тронул губами скулу, отстранился медленно. – Я правильно делаю? Странный обычай, только вирусы разносить.

Пауль приметил в усмешке лукавство и не стал говорить, что, согласно клётским воззрениям, двое мужчин публично не обжимаются. Поганые условности едва не разрушили ему жизнь, убили Алекса и его жену, и не пошли бы они подальше, вместе с полусотней других запретов. Он наклонился к Димме, шепнул: «Правильно!» – и поцеловал всерьёз, вталкивая язык, слизывая вкус чёртовой лимонной водки, сигарет и дыма. Нету у него вирусов, простудился, вот и всё.

Прерваться заставил кашель и громкий хлопок двери. Наследное высочество влетел в створки, точно ураган, рассыпая снежные хлопья и искры звенящей, клокочущей силы. Игер Спана был хорош, должно быть, он становился таким на операциях, потому-то наёмники повиновались ему слепо. По пятам спешила свита: проворный азиат Изуро, собравший половину их обогревателей; седые громилы Рыси, с видистой наизготовку – стоило наставить страшное оружие на здешних, и торговцы-скупердяи покорно делились добром; новенький Бёф, со шрамом от уха до уха, прибившийся уже в метели. Спана поднял руку в белых бинтах, и свита разлетелась по школе, расталкивая людей, прыгая между спящими.

– Возьмём в кар обогреватель и одеяла. И пару добровольцев.

Спана не спрашивал позволения, он распоряжался. Свитер спереди расцвёл подпалинами, разодранные в кровь ладони стягивали повязки, лоб перечёркивала ссадина, но Пауль отчего-то не сомневался, что домергианский принц без проблем вновь влезет на башню или дьяволу в пасть. Три часа назад половина Клёта, замерев, не чуя смертного мороза, следила за тем, как двигается, цепляясь за скобы, уязвимая, такая крошечная, если смотреть снизу, фигурка. Спана добрался до защитной системы на верхушке, прикрепил ремни, отбросил загремевший в падении инструмент и прилип к промёрзшему коробу с датчиками. Человек, думал Пауль, всего-навсего плоть и воля, а на башне холод не даст вздохнуть и вопьётся в тело убийственный разряд вернувшегося напряжения. «Берилловые – сами электроника, ты уж поверь, они ею нашпигованы», – шептал Димма, успокаивая его или себя, а Пауль считал секунды, иглами вкручивающиеся в кожу. Призрачная голубая дуга мелькнула и пропала, техники завопили хором, приветствуя ожившие датчики, башня изрыгнула сноп жёлтых звёзд, в мешанине ничего нельзя было разглядеть, и через мгновение они неслись к качающемуся на ремнях Игеру. Тот был без сознания, волосы и лицо почернели, сыпались обгорелые лохмотья одежды, пульс затих. Пауль, надевая на домергианина кислородную маску, пытался представить мальчика, такого маленького, что и не спросит про деньги, этого Радека Айторе. Чепуха, Игер сейчас очнётся!

«Человек бы подох, – нервно хохотал владелец космопорта, – инопланетников нам Великая Мать послала». Игер поперхнулся кашлем, сорвал с себя маску и обругал их: «С «Акуной» возитесь, не со мной!» Спана сидел в снегу, вытирался рукавом, только гарь сильней размазывая, и за его спиной светился окнами Клёт.

– Димма, вставай, поедешь по берегу, – Спана будто подзарядился от станции, никому передохнуть не позволит, – я по воздуху, навещу космопорт и рудник, пусть поделятся горючим и жратвой.

Он подошёл к ним, прихватил с обогревателя кружку соевой жижи, выхлестал за глоток. Чеканно правильное лицо алело возбуждением, густо синие глаза обжигали, манили и принуждали. Попробуй не подчинись – спалит.

– Прости, инженер, – Спана поставил кружку, – другую бурду сваришь. Ты остаёшься здесь и Бёфа, пожалуй, возьми для охраны, чтоб торгаши на обогреватели не позарились.

Здоровяк Бёф коротко поклонился, напоказ греющимся мужикам в рванье тряхнул оружием и отступил к стене. Искромсанная физиономия была на диво довольной.

– Я прикинул, парни, – Спана упёр забинтованный кулак в бок, ему явно не терпелось сорваться и понестись быстрее бури, – скоро мне станет некогда возиться с Клётом, уеду в Сарассан. Ты, инженер, отлично тут развернёшься – в должности управляющего. «Акуна», больница, школа, чего ещё? Разумеется, доходы упадут, шкуру спущу, в остальном – поступай, как знаешь.

Пауль попытался привстать, бухнулся обратно, открыл рот – и закрыл. Всё, что он мог ответить, для детских ушей не годилось, а Олив и Юрген уже проснулись. Димма, словно не слишком-то и удивившись, сосредоточенно застегивал комбинезон и чхать хотел на выходки своего господина.

– Молчи, – предостерёг сиятельный принц, – найду администратора в помощь, ты же в деньгах не разбираешься. Зато сброд тебя слушается.

– Не забыл, Спана, что я, по выражению сброда, говномес и отребье? – Пауль с трудом встал, придерживая гудящие от усталости рёбра. – Ни лавки у меня, ни промысла, дом развалюха и трое приёмных детей.

– Не понял, – домергианин щёлкнул пальцами, – а… дикарские предрассудки! Ничего, поупираются и примут управляющего с любовником в нагрузку. Мои парни им, в случае нужды, доходчиво растолкуют. Димма, прекращай веселье, солнце встаёт.

– Солнце сегодня не встанет, – Димма поправил кобуру, улыбнулся вкрадчиво, – вижу, господин, с Бёфом я не промахнулся.

Спана перешагнул обогреватель, откинул закрывающее окно одеяло – жуткая мгла уходила, сменяясь сизой пеленой, что и рассветом не назовёшь. Самый тёмный день в году продолжался.

– Так топай, отрабатывай взятку Бёфа, – принц в свитере и армейских ботинках хохотнул непонятно, развернулся всем телом – и Пауля обдало горьким, смутно дразнящим теплом, – мне лентяи не нужны. Инженер, идём, персоналу представлю.

****

Кофейно-сливочный, плосконосый и губастый чиновник был карикатурой на «два А», из тех, что показывали менторы на уроках межпланетной дипломатии. Менторы, впрочем, говорили: расовая помесь сметлива, шустра и в средствах не разборчива. Игер давно убедился в истинности менторских наставлений на опыте, цветные умели устраиваться, а явившийся на Клёт чиновник сразу завилял хвостом.

За поджарой задницей чиновника маячили стражники, шёл пар от мощного блестящего новенькой краской кара, на котором и прибыла делегация Афро-Азиатского Союза. Кругом столпились клётские, будущие избиратели, родителей их растак. Приходилось надрываться для сотни недоумков, и Игер старался.

– У нас погибло одиннадцать человек, – он подпустил в голос страдания. Пауль Хейг, вот кто пригодился бы, Игер земной пафос ещё не освоил, но без него политиком не станешь. Местным надо бить на чувства, иначе не подействует. – Из них две женщины и ребёнок. Пятилетняя девочка замёрзла насмерть, ты, сытый скот!

Про «сытых скотов» он наслушался вдоволь: так обзывали и «два А», пересидевших кризис в уюте, и домергиан, ясное дело, шёпотом. Некоторые приходили благодарить, одна старушенция руки ему целовала, клялась, что за спасённую в школе внучку до гроба будет ему бесплатно стирать бельё. Бёф, проводив её, разворчался, мол, перестроим базу, купим бытовой агрегат, сунуть бельё в машину он сам сподобится. С Бёфом они скоротали последние ночи холодов и утрики, и ночи те выдались бурными. Бёф и давал так же лихо, как брал, попробуй выкини, с его «ерундовинами». Течка, в отличие от зимы посреди лета, вернётся.

– Афро-Азиатский Союз не несёт ответственности за климатический кризис. – По роже чиновника, равнодушным узким глазам было видать: Клёт не первая остановка делегации, и везде он оправдывается. – Каприз природы, господин Спана. Мы прилетели помочь. Медикаменты, обогреватели…

Толпа ахнула, зашумела, будто море в давешний шторм, и взорвалась ругательствами. Прыткий инженер, ныне управляющий «Акуны», описался б от восторга: болото зашевелилось, возмутилось и жаждало отстаивать права. Прилети кар «двух А» неделю назад, чинушу пришлось бы защищать с оружием. Сейчас прибрежные жители несколько угомонились – стужа спала, море сбрасывало ледяную корку, на рыночной площади таяли под солнцем сугробы, «Акуна» без перебоев снабжала дома током. Игер топнул ботинком в лужу, полетели брызги, испачкав чиновничью куртку. Правда в том, что сбеги отсюда домергиане, и трупов набралась бы гора, прочее – мелочи и столь любимые Паулем эмоции. Войны без жертв не бывает, но эту войну они почти выиграли. Осталось убедить каждого торгаша, фермера и рыбака в его, Игера Спаны, способности воевать за Клёт долго, плодотворно и в залах парламента Сарассана и Роша.

– Вы несёте прямую ответственность. Кризис устроили «два А», и доказательства я найду, не извольте беспокоиться, – Игер знаком велел Бёфу и Димме подойти ближе. – Выгружайте барахло, зря, что ли, притащились? Ребята, проследите за гостями.

У него язык до трещин истрепался, к тому же с доказательствами придётся повозиться. Добыть анализы, сделать тесты на наличие той химической дряни, которую распыляли климатологи. Ничего, в столицах наверняка копают под правительство, приятели в верхах у него имеются, треть клиентов и партнёров вхожи в кабинеты с эмблемами власти. А ещё он установит слежку за Сидом и вытянет его контакт, проболтавшийся про искусственность холодов. Чиновник хмуро поджал толстые губы, и Игер добавил под гневное гудение толпы:

– Вы виновны и ответите! – кажется, с пафосом нельзя перебрать. – Люди, мы их накажем! Союз заплатит сполна.

Заплатит в прямом смысле, деньги Клёту понравятся. Игер состряпал выражение из тех, что заставляли совет клана боготворить Алари Спану, в военном приветствии приложил забинтованные пальцы к виску. Чиновник кричал ему вслед, добрые поселяне неистовствовали, а Игер неторопливо направился к информаторию. Наверное, он неплохо сыграл, хотя у Сида игра на публику получалась виртуозно. Прислужнику Ястребу всегда не хватало внимания, вот и выделывался.

Коммуникатор они починили вчера, когда восстановилась связь, поправили покосившуюся под снегом пластиковую дверь. Игер включил картинку, и рой красных значков ринулся на него, норовя выцарапать глаза. Их потеряли, сочли погибшими, партнёры и клиенты трезвонили наперебой, но Игер отклонил все вызовы, кроме одного.

Сид Леттера шёл по каменному туннелю, утреннее солнце било в витражи, серебрило стальную ткань костюма, рисовало искристый венец над выбеленными волосами. Походка Ястреба была танцующей, стремительной, не шаг – полёт, точно в день их первой встречи. Горечь плеснула в рот, скрутило настоящей физической болью, неисправимым ощущением потери. Игер убрал изображение, встал, нагнулся над коммуникатором. Вообразил, что траха с наёмником, безликим и ненужным, будет достаточно? Чтобы очнуться, забыть и тащиться дальше по лазурной планетке, тратить свою проклятую молодость не на нытьё и выпивку, нужно нечто большее. Заменить голову, например, с корнем вырвать память. Сид в почти таком же костюме, только цветов Ртути, цветов врага, стоит на коленях посреди огромного зала и трясёт умирающую женщину. Сид в окровавленном комбинезоне, волосы слиплись бурым, отталкивает его, и ястребиный клёкот вонзается в уши. Сид, голый до пояса, поднимает ребёнка, сморщенный лобик тычется в золотисто-смуглую грудь, туда, где пот оставил солёные бороздки. Сид Леттера, я видеть тебя не могу.

И вмиг барахтанья кажутся нелепыми, и Клёт, и Димма с приблудным инженером, и политика с её песочными замками из вранья и трепотни, и попытки выпрямиться во весь рост, перестать блуждать в прошлом. Земное солнце скалится за окном, отогревает застывший берег, взламывает тонкий лёд, добирается до синих пучин; клятвы нарушены, ему никогда не вернуться домой. Он будет смотреть на этот могучий слепяще-яркий шарик до смерти, если раньше умом не тронется, и станет всё равно, что за звезда горит в вышине. Сайдор, мудрец в медицинской шапочке, сказал бы, что у него опять гормоны шалят.

– Игер! – голос из сарассанской далёкой улицы сочился злостью, едва уловимым отчаяньем. – Игер?!

Он откликнулся, потянулся к больному и желанному, старательно забываемому, но не забытому, поволокся, как на верёвке. Вновь сдаваясь, переступая клятвы, восстановил картинку. Сид предупредил о кризисе – чуть меньше предубеждения, и те одиннадцать человек расхаживали б сейчас по Клёту живыми и здоровыми.

Ястреб молчал, лишь горло содрогалось от беззвучного клёкота. Напряглись мускулы у рта, взметнулась рука в тугом браслете-линкоме, дорогущем, с переливчатыми камушками. Сид коснулся его лица через тысячи километров морей, снегов и песков, и Игер подался вперёд.

– Я собирался за тобой, – Леттера сглотнул, рокочущий на грани слышимости клёкот исчез. Странная манера ястребиной линии, когда-то швырявшая Игера в горячий блаженный бред. – Выкапывать из-под льдин. Почему ты не принимал сообщения?

– Связь оборвало. – Смотри на свою беду, в глаза смотри. Не переломишь сегодня, не выйдет никогда, так и проторчишь на Клёте, пока мозги от водки и наркоты не расплавятся. – Неужели политик, партийный босс намеревался посетить Европу? Чего ради?

– Ещё не босс, – Сид сдержанно постучал по усыпанному драгоценностями линкому, – завтра регистрируем партию. Не обольщайся, Спана. Мне совсем не хочется выплачивать взнос в интернат в печальном одиночестве.

Язвительный тон вернул к настоящему. Только затем, чтобы врезать крылатому гордецу, и стоит затевать возню с партией. Забава, способ не затянуть петлю, не разрядить однажды видисту в себя… интересно, можно ли застрелиться из оружия, настроенного на чувства владельца? Игер едва не ляпнул Сиду про возникшую во тьме и морозе идею, но вовремя заткнулся. Он с клётскими парнями и партией-соперником свалится поборнику возвращения домой на перекрашенную башку, вот тогда побеседуем.

– Радек…

– Интернат в порядке, – Сид покосился на бетонную стенку, из которой выбралась навязчивая городская реклама, – власти Роша запускали защитные зонды, циклон их мало потрепал. У вас, наверное, нервы дыбом?

Игер засмеялся, припомнив присказку, пытаясь не расплыться вроде земного солнца. Он сказал Димме и Паулю о сыне, да Леттера б его пристукнул, а ведь ребятам можно верить абсолютно, не то что прирождённому лгуну. Взнос за Радека и впрямь велик, за три с лишним года они выплатили основную часть, то-то бы Сид взъярился, узнав о безвременной кончине собрата по долговой кабале.

– Скоро у тебя нервы встанут дыбом, – пообещал Игер. Услуга за услугу, он возвращает предупреждение, и не его вина, если у Ястреба умишка не хватит сообразить. – И кое у кого ещё в Сарассане. Не расслабляйся.

Сид потешно насторожился, запустил пятерню в высоко зачёсанные волосы, как всегда делал от волнения, передумал портить причёску, уставился с вызовом.

– Пустые угрозы, – он постучал по линкому, готовясь прервать связь, – не отморозил зад – и прекрасно, болтать мне некогда. Следи за новостями, принц Клётский, штопай шубу и любуйся на меня в парламенте.

Изображение пропало, Игер сел наконец на стул, откинулся на влажную спинку, нащупал флягу на бедре. Под окном завизжали, загоготали, детишки носились по рыхлому снегу, на ходу изобретая развлечение, для европейской ребятни неведомое. Мокрый ком ударил в стекло, стёк вниз, размазывая чистейший, прозрачный узор неба. В темени метели, на верхушке «Акуны» было проще, яркие лучи будят тьму в нём самом. Игер отхлебнул крепкой отвратительно пахнущей жидкости. Лимонную водку извели на обогрев, Димма разыскал ему ядрёную замену, но напиваться он не станет. Лучше придумает, как заставить принца в бриллиантах кланяться принцу в дырявой шубе.