Текст книги "Зов Предков (СИ)"

Автор книги: Skyrider

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

ЗОВ ПРЕДКОВ

Пролог. Точка отсчета.

«Возможно, никто и никогда не поверит тому, что я описал в этой рукописи. Возможно, мои записи никто и никогда не прочтет. Возможно также, что даже если и прочитают, то назовут меня сумасшедшим… Пусть! Как ученый, я, во всяком случае, убежден, что для истины нет преград, а потому если есть на свете некое Знание, которое является истинным, даже если 99,9% населения земного шара считает это Знание бредом сумасшедшего, то я убежден, что оно и тогда должно быть явлено миру во что бы то ни стало, хотя бы только для того, чтобы предупредить его об опасности, а уж как мир отнесется к нему – это остается целиком на его совести…»

Эта странная надпись, сделанная нервным, прыгающим, едва читаемым почерком на чистом титульном листе довольно толстой кипы распечаток – первое, что я увидел, внимательно осматривая письменный стол таинственно пропавшего сотрудника нашего института и моего бывшего университетского товарища.

Дело в том, что после того, как он неделю уже не появлялся на работе и не откликался на телефонные звонки, кафедра подняла тревогу. Но прежде чем беспокоить полицию, попросили сходить к нему на квартиру меня, как человека, который был ему ближе, чем все остальные.

Не могу сказать, что я был его другом. Строго говоря, у Кирилла вообще не было друзей. Он был всегда одинок, замкнут, особенно после скоропостижной гибели, с интервалом всего в несколько месяцев, его молодой жены и бабушки с дедушкой – единственных его близких родственников. Но мы друг друга знали давно, ещё с университетской скамьи, регулярно здоровались при встречах, с жаром обсуждали близкие нам обоим научные проблемы – наши интересы в области изучения народной мифологии, в целом, совпадали.

Кирилл всегда казался мне странным парнем. Проводил большую часть времени в библиотеках, читал. В выходные любил в одиночку ездить на природу, а летние каникулы – в этнографические экспедиции. Наверное, было бы лишним говорить о том, что он никогда не был женат.

Раскрывался он, как можно догадаться из сказанного выше, только в беседах на научные темы, точнее, на научные темы, близкие к его собственным изысканиям. Кирилл мог часами говорить, например, о значении мифологического образа «заложных покойников» для славянской фольклорной традиции, с пеной у рта доказывать абсолютное несходство образа «классической» западной русалки с рыбьим хвостом и её славянской тезки, или, наоборот, проводить далеко идущие параллели между славянской и кельтской мифологическими традициями. Он горел своими научными теориями, но – ничего кроме теорий выудить у него было невозможно. Когда беседа плавно переходило в русло личной жизни или, скажем, перескакивала на другие научные темы, он неизбежно терял к дальнейшему ходу разговора интерес, замыкался, уходил в себя, молчал.

Надо сказать, большую часть времени Кирилл работал в одиночестве, и у него в порядке вещей было не отвечать на звонки. Именно поэтому мы, его коллеги, и не сразу хватились его.

Дверь в квартиру Кирилла оказалась заперта. Однако, постучавшись к соседке-старушке, я, объяснив ей ситуацию, получил от неё дубликат ключей. Кирилл оставлял ей дубликат на случай, если прорвет трубу или случиться какое-нибудь другое бытовое ЧП, тем более, что он в последнее время часто уезжал и не ночевал дома. Меня же старушка хорошо знала и доверяла мне.

Как только я открыл двери, меня сразу обдал поток неприятного, пронизывающего до костей холодного ноябрьского ветра, беспрепятственно гулявшего по всей квартире. В зале я не обнаружил ничего примечательного, как и на кухне, если не считать полнейшей чистоты и порядка, резко контрастировавшего с весьма неуютным и совершенно неуместным сквозняком. Все было прибрано, все лежало на своем месте, никаких следов насилия (если бы имел место грабеж со взломом) я не обнаружил. А потому поспешил перейти к осмотру комнаты пропавшего.

Окна, раскрытые настежь, оказались именно там. Квартира находилась на девятом этаже, а потому вряд ли открытое окно могло наводить на какие-то подозрения насчет проникновения сюда посторонних лиц. Мысли о самоубийстве также пришлось сразу же отбросить. Если бы Кирилл покончил с собой, сразу бы сообщили по месту работы, и уж тем более сказала бы об этом его соседка. И тем не менее широко распахнутое окно – достаточно странная деталь в общей обстановке. Тем более, что, несмотря на то, что помещение было более чем хорошо проветрено, мне показалось, что я постоянно чувствовал еле ощутимое, пьянящее (от него даже слегка закружилась голова) благоухание, казалось, пропитавшее все вещи и предметы обстановки в комнате. Если не ошибаюсь, пахло яблоками. На подоконнике, письменном столе и даже на полу я обнаружил довольно высохших лепестков яблоневых цветов, как будто бы здесь осыпалась целая ветвь… Очень странная, надо сказать, находка для начала ноября!

Не обнаружив в комнате каких-либо следов насилия, я принялся аккуратно перебирать бумаги Кирилла на письменном столе. Я искал блокнот, записную книжку или что-то в этом роде. Компьютер оказался запаролен. Будучи занят этим делом, я почти сразу и наткнулся на рукопись со странной надписью. Она лежала на виду, у самого монитора, в компании с целой кипой книг по славянской этнографии и археологии.

Прочитав странное рукописное предисловие, содержание которого я огласил выше, я, недолго думая, перевернул страницу и начал читать уже распечатанный текст.

«Зовут меня Шадрин Кирилл, сегодня в полночь мне исполняется 30. По образованию я – историк, специализировался на изучении фольклора. Однако не фольклористика, как могут подумать те, что найдут в себе труд прочесть нижеследующую рукопись, привела меня к сделанным мною открытиям.

Дело в том, что я – сирота. Рос, сколько себя помню, в Москве, у бабушки с дедушкой по отцовской линии. Отец пропал без вести ещё тогда, когда я был младенцем. Об обстоятельствах его исчезновения так толком никто ничего и не узнал. Мать вроде бы по каким-то причинам была лишена родительских прав почти сразу же после моего рождения и проживала где-то в Сибири. О бабушке и дедушке с её стороны я тоже почти ничего не слыхал.

Я сообщаю возможному читателю моей рукописи эти, на первый взгляд, лишние подробности моей семейной генеалогии только потому, что это имеет прямое отношение к предмету, которому и посвящена та самая рукопись, к которой я и пишу это предисловие.

Рукопись эта представляет собой воспоминание о моей поездке, предпринятой в прошлом октябре в далекую Сибирь с целью поиска моей матери и вообще родственников по материнской линии. Совершенно естественным с моей стороны было стремление узнать хоть что-то о них, увидеться с матерью, от которой у меня не осталось даже фотографии, а тем более ввиду предстоящей свадьбы мне хотелось иметь возможность познакомить мою будущую жену с тещей.

Однако не путевые заметки и не сентиментальные подробности моей семейной жизни стали поводом для обнародования этой рукописи. Нет. Только к концу поездки, когда я столкнулся с явлениями, превосходящими всякий здравый смысл и нарушающими все каноны научной логики, а также когда я осознал, какую опасность они таят для человечества, – особенно сейчас, в эпоху полнейшего пренебрежения с его стороны не только религией, но и самой наукой – я принял тяжелое для себя решение вспомнить все обстоятельства моей поездки, описать их на страницах этой рукописи, чтобы предупредить человечество о грозящей ему опасности. И только закончив этот труд и поставив жирную точку в конце его, я почувствую себя, наконец, исполнившим свой долг и спокойно смогу уйти...

Специально для сотрудников полиции или для моих коллег (потому что кроме моих коллег да пары знакомых у меня не осталось ровным счетом никого на этом свете), которые будут меня искать, сообщаю: я не был убит, не покончил жизнь самоубийством и не был похищен. То, что произойдет буквально через пару часов со мной, не укладывается ни в одну статью Уголовного Кодекса ни одной из существующих стран мира. А потому спешу призвать как сотрудников полиции, так и коллег сэкономить свои драгоценные время и силы на моих бесплодных поисках и потратить их лучше на то, чтобы донести содержание моего последнего исследовательского труда до адресата.

P.S. Собственные мои имя и фамилия, имена и фамилии основных участников описанных ниже событий, а также названия населенных пунктов, улиц и топографических мест намеренно мною изменены. Не хочу, чтобы хоть кто-то отправлялся по моим следам, подвергая себя и других смертельной опасности. Надеюсь на ваше понимание. Кирилл Ш.».

Таковым было содержание второй (первой печатной) страницы рукописи.

Не нужно, наверное, говорить, что всю ночь, а затем и весь следующий день я провел за тщательным изучением рукописи. Затем, рассказав в самом общем виде о её содержании всем моим коллегам, я принял решение все же сообщить (за неимением других близких к нему лиц) в полицию об исчезновении Кирилла. Рукопись же его, после долгого и пристального изучения, я решил, по причинам, указанным ниже, опубликовать, как этого и хотел её автор.

Однако здесь я сразу же столкнулся с очень трудной проблемой. Издавать её как научное сочинение было невозможно по причине фантастичности всех описываемых там событий. Издавать же как мемуары – также невозможно, поскольку ни одно из указанных там имен и мест совершенно невозможно с чем-либо идентифицировать – во всяком случае мне этого сделать не удалось. Поэтому я решил опубликовать его как художественное сочинение и, поскольку у меня уже был опыт публикаций подобного рода, мне и выпал жребий проделать эту работу.

После некоторых размышлений, я разбил бессвязную (особенно во второй своей половине и в конце), написанную практически очевидно психически нездоровым человеком, рукопись на пять глав, по количеству дней, точнее, суток, в которые происходили главные события путешествия. Ибо в полночь 27 октября 2008 года Кирилл подъезжал к «Таежному», а уже в полночь на 31 октября на «Монолитах» произошли главные события.

Потом я постарался придать этим запискам как можно более вменяемую литературную форму – насколько позволяли мне мои скромные литературные способности – оставив, впрочем, элементы «мемуарности» – повествование от первого лица, а также строго выдержанную датировку событий и мест, в которых они происходили. В общем, я постарался свести свое вмешательство, как своего рода литературного редактора, к minimum minimorum: все действующие лица, вся топография, даже описания местности и содержание разговоров – все целиком авторское. Я лишь разнообразил язык, убрал все повторы (Кирилл почему-то имел свойство в рукописи по многу раз писать одно и тоже, может, боясь, что особо важные с его точки зрения места обойдут вниманием, но на практике это невероятно затрудняет чтение), а также сочинил диалоги, также из соображений максимального облегчения восприятия текста.

О чем остается сказать ещё?

Признаюсь честно. Я, как ученый, как и все мои коллеги, ни на йоту не поверил во все то, о чем было написано в рукописи. В то же время, ввиду того, что исчезновение Кирилла – это непреложный факт, факт, который и по сей день остается загадочным, несмотря на то, что вот уже полгода ведется расследование, а также потому, что всем нам, его коллегам, хотелось почтить память о Кирилле – выдающемся молодом ученом и просто хорошем, хотя и глубоко несчастном, человеке, скорее всего, ставшего жертвой сильного психического расстройства в результате понесенных им тяжелейших утрат, – мы решили во что бы то ни стало приложить все силы, чтобы издать его рукопись. А были ли описанные события правдой или фантазиями его больного рассудка – судить самому читателю.

Горюнов Ю. С., канд. ист. наук, доц., 29.04.2010 г.

27.10.08, Энск, Сибирь. Понедельник.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В ту ночь, 27 октября 2008 года, я проснулся ровно в 00:00. Странное и почти невероятное, что ни говори, совпадение! Но я могу поклясться, что проснулся я именно в это самое время, потому что сразу же, механически, взглянул на свои наручные электронные часы. Они показывали 00:00.

Сильный толчок тронувшегося поезда, от которого я едва не слетел с верхней боковой полки прямо на пол, пронзительный рев проносившегося на соседнем пути товарняка, ослепительный свет фар которого больно резанул мне по глазам – вот первые впечатления, которые сохранила моя память о начале того дня.

Я был весь мокрый от пота, хотя в вагоне было, мягко говоря, не жарко. Мне сильно хотелось пить. И ещё – было поразительно тихо. Этим мой вагон напоминал скорее заброшенное сельское кладбище, чем самый густонаселенный вид транспорта на земле. Осенью вообще мало кто ездит в поездах дальнего следования. В конце октября во всем плацкартном вагоне ехало буквально человек 10-12, и те спали уже. В моем купе – вообще никого.

Свесив ноги с полки, я некоторое время сидел неподвижно и никак не мог сообразить, что же собственно со мной произошло, хотя то, что со мной ЧТО-ТО произошло, я понимал отчетливо: что-то липкое, вязкое, леденяще холодное, как вынутая из каменного колодца змея, свило себе гнездо в глубинах моего сердца, наполняя его изнутри отвратительной жутью.

Нет, проснулся я явно не от толчка и не от пролетевшего стремглав шумного товарняка. Эти впечатления врезались в мою память позднее. Но отчего же тогда? Что было источником того гадкого послевкусия, которое я ощущал сейчас так отчетливо?

В голове хаотически замелькали и закружили, как мозаика калейдоскопа, обрывки различных воспоминаний. Остановить и собрать их в какую-то более или менее стройную картину представлялось совершенно невозможным. Я инстинктивно сжал виски потными ладонями – как будто это могло привести мысли в порядок! – и попытался вспомнить.

Мерный стук вагонных колес, молнии проносившихся искусственных огней, темные коробки вагонов и каких-то грязных домов за окном – все это порядком сбивало с мысли. Я решил, что меня может спасти только сигарета.

Спрыгнув с полки – сколько себя помню, в поезде я всегда любил спать на верхней боковой полке, чем изрядно удивлял всех своих попутчиков – и напялив на ноги тапочки, я отправился в тамбур. Там, кроме меня, смолил какой-то подвыпивший мужик с третьедневной щетиной на лице. Он сразу полез ко мне с развязной болтовней и я, помню, даже что-то механически ему отвечал, продолжая думать, как всегда, о своем.

Безрезультатно. Вспомнить ничего не удавалось. Тусклый и тяжелый свинцовый туман заполнил голову. В этом тумане безвозвратно утопала всякая порожденная моим уставшим мозгом мысль, и я уже было совсем отчаялся вспомнить хоть что-то, как вдруг, в результате очередного толчка, сигарета вывалилась у меня из рук и я с досады выругался. Мужик-попутчик тут же участливо вынул сигарету из своей пачки и протянул её мне.

В этот момент луч света от одного из фонарей упал на его лицо и на миг оно как бы просияло. Свет был достаточно ярок, он ослепил меня, а потому перед моим взором предстала жуткая картина: я не увидел на лице ни глаз, ни носа, ни губ, как будто это было не человеческое лицо, а диск луны…

И тут меня проняло! Я почувствовал что-то вроде электрического разряда в сердце и… Вспомнил! В одно мгновение я вспомнил то, что мне приснилось этой ночью и что я при пробуждении почти забыл! Смертельно-бледная юная девушка, – на окутанном какой-то легкой непроницаемой дымкой лице которой совершенно невозможно было разобрать ни глаз, ни носа, ни губ, – вся в чем-то тускло белом, напоминающем то ли ночную сорочку, то ли сарафан, бледные тонкие руки, одна из которых протянута ко мне с каким-то предметом, зажатом в ладони. Длинные черные цвета воронова крыла волосы, ниспадающие почти до пола, шевелятся как живые. Прямо над её головой, на темном беззвездном небе, восходит полная белесая, как лицо утопленника, луна, только какая-то совсем необычная, слишком уж крупная, чуть ли не в локоть в диаметре, а на заднем фоне, из-под хлопьев белесого тумана, виднеется темная сосновая роща и какой-то заброшенный всеми безлюдный город, по которому шныряют какие-то бесформенные тени. Потом в моем сознании один за другим начинают возникать такие-то странные образы: покрытые густым хвойным лесом сопки с огромными каменными монументами на них, у подножия которых видны отблески каких-то огней, слышен отдаленный шум барабанов, задающий ритм какой-то пляске, и звук свирелей, но пляшущих не видно, равно как не видно и источников огней. Призрачная музыка для призрачных плясок вокруг призрачных огней – первая мысль, которая озарила мое сознание тогда. Бред какой-то! Однако потом я все же, поддавшись какому-то немому приказу, взял из её ужасно холодных, почти ледяных, как у мертвеца, рук что-то твердое и гладкое. По всему моему телу пробежала волна гадливости и какой-то жути, будто взял я что-то невыразимо нечистое. От этого ощущения я, собственно говоря, и проснулся…

…Оттого, что меня кто-то бьет по щекам. Передо мной по-прежнему было лицо моего случайного собеседника. Я смущенно улыбнулся и отшутился тем, чего он от меня и ожидал. Дескать, немного хватил лишнего. Дружелюбно взял предложенную сигарету, подкурил и с наслаждением затянулся.

Когда беседа вновь вернулась в привычную колею, мой собеседник, как водится во всех подобных ситуациях, спросил, откуда и куда я еду. Я ответил, что еду из Москвы в Таежный, по семейным делам. Мужик выразительно присвистнул и постучал мне, несколько фамильярно, согнутым указательным пальцем по моей голове. Оказалось, что Таежный мы проехали минут десять назад.

Я выругался. Почему меня проводник не разбудил?!

Но попутчик успокоил меня: скоро мы должны были подъехать к Энску, оттуда автобус ходит в Таежный утром и вечером.

Через час мы с моим случайным знакомым уже стояли на пустом перроне Энска. Проводница что-то бессвязно пролепетала, что проспала, да «и вообще, пассажиры что – дети малые? Надо самим следить, когда и во сколько выходить! Бухать меньше надо!». Но я был не в обиде. В самом деле, мало ли что бывает?! Ведь и сам я хорош. Сколько ни ездил до сих пор в поездах, всегда точно следил за тем, когда будет моя станция. Да и вчера вовсе не собирался я спать. Лежал на верхней полке и думал. А потом – то ли стук колес да качка меня усыпили, то ли ещё что… Скажу только одно – давно я так крепко не спал, хотя и спиртного у меня не было вовсе.

Распрощавшись с моим попутчиком на вокзале, я решил скоротать время до автобуса, который должен был отъезжать в 7:00 в довольно приличном и чистом, но почти совершенно пустынном зале ожидания. Взял какую-то местную газету. Как всегда, начал читать с конца. Лениво просмотрел объявления. Бросилось в глаза, что в колонке «продаю» было много желающих продать недвижимость именно в Таежном, причем за какие-то совершенные копейки. Впрочем, упоминание о Таежном в энской областной газете меня только вдохновило. Хотелось узнать о нем побольше: все-таки, как-никак, родина моей матери, а я, к своему полнейшему стыду, почти ничего о нем не знаю, если не считать скупых сведений, почерпнутых второпях из википедии – населения столько-то, расположен там-то и проч. Затем я вяло пролистал третью полосу. Там говорилось о каком-то очередном полусумасшедшем вожде какой-то секты, засевшей в этом глухом краю. А вот вторая полоса меня изрядно заинтересовала. Там было размещено интервью с руководителем областного союза туристов, неким Звягиным Е. А. – довольно привлекательным широколицым и широкоплечим молодым человеком с длинной бородой лопатой, одетым с ног до головы в хаки. Поскольку я всегда интересовался всем, что связано с экспедициями, то с большим удовольствием прочитал материал от корки до корки. Оказывается, очередная экспедиция, которую организовывает Союз, будет к местной достопримечательности – «Монолитам».

При слове «монолиты» меня охватило спонтанное тревожное возбуждение. Что-то о сибирских «монолитах» я слышал и раньше: обрывки разговора с одним коллегой-археологом, кадры из телепередачи «Очевидное невероятное», просмотренной мельком перед сном, статья, кажется, в «Науке и жизни», несколько постов на форумах об одной, кажется, попавшей в какую-то неприятную историю туристической группе… Но все это так, мельком, между делом, без сосредоточения внимания… И при этом я никогда даже и не думал, что «Монолиты» располагаются рядом с Таежным…

– …Да, Вы правы, я полностью с Вами согласен. Заниматься туризмом в Энской области и не покорить «Монолиты» – это просто смешно. Наша группа объездила и Алтай, побывала и на Кавказе, сплавлялась по притокам Енисея и Лены, но в «Монолиты», которые находятся у нас, смешно сказать, в Таежном, считай под самым носом, мы пойдем впервые…

– …Да, причина, главным образом, состоит в том, что туда нас раньше не пускали…

– …Нет, ничего в этом странного нет, там действительно опасно, по крайней мере, для неподготовленного человека. К тому же там находят уникальные образцы флоры и фауны, занесенные в Красную книгу…

– …Нет, судьбы пропавшей группы Груздева опасаться на сегодняшний день не стоит. Как показало расследование, – думаю, Вы, журналисты, это знаете лучше, чем я, – причина их гибели достаточно очевидна и не имеет под собой никакого криминального подтекста. Группа нашего Союза, в отличие от группы Груздева, имеет высшую квалификацию не только по отечественной, но и по международной шкале. К тому же, мы отправимся не в конце декабря, а в конце октября, когда нет сильных снежных бурь и морозов, а погода, по прогнозам синоптиков, будет сухой и ясной, так что опасности не вижу никакой…»

Интервью со Звягиным я прочитал с жадностью умирающего с голоду, смакуя буквально каждую строчку, а после – пробежался ещё и ещё раз. В голове тут же сама собой образовалась устойчивая ассоциативная связь: монолиты – камни на лесистых сопках из моего сегодняшнего кошмарного сна. Пожалуй, ради встречи с этим человеком стоит повременить с поездкой в Таежный! Не долго думая, я сдал свой билет на автобус и взял на вечерний рейс. Не нужно, думаю, говорить о том, что как только я задремал на узком и жестком, ужасно неудобном сиденье в зале ожидания, мне снились опять эти чертовые монолиты!

Проснувшись уже утром, прямо скажем, далеко не в самом лучшем расположении духа, я, аккуратно сложив газету, сунул её в карман пиджака и, захватив свою сумку, двинулся в поисках закусочной. На привокзальной площади, мало чем отличающейся от подобных в других областных центрах, я обнаружил столовую, где заказал порцию пельменей с бульоном, пару кусков черного хлеба и рюмку водки. Водка, тошнотворная на вкус, неприятно обожгла горло, но привела мои мысли и настроение в полный порядок, и я стал думать, что же мне делать дальше.

В самом деле, как встретиться с незнакомым человеком в городе, который видишь в первый раз в своей жизни? Вот это задача, достойная Шерлока Холмса! – усмехнулся про себя я и решил, что наилучшим выходом из положения будет посещение местной центральной библиотеки – там уж точно сориентируют.

Случайный прохожий указал мне направление, и я решил не ждать троллейбуса, пошел пешком, на ходу «приговаривая» оставшуюся с дороги пачку сигарет.

Ранним утром улицы были практически пустынны. Дома и деревья были в достаточно приличном виде. С витрин магазинов, как и везде и повсюду, скалились худосочные блондинки и круглощекие младенцы. В общем, город был неплох, по крайней мере, если судить по главной улице, однако свинцово-серое октябрьское небо, промозглый холодный ветер, пробирающий прямо до костей, несмотря на куртку и шерстяной свитер, и косой отвратительный дождь в придачу портили все впечатление от прогулки. Поэтому теплое фойе областной библиотеки показалось мне просто землёй обетованной.

Библиотека располагалась в старинном трехэтажном особняке XIX века с массивным античным портиком и дорическими колоннами и довольно длинной лестницей, по соседству с площадью, кажется, революции и городским парком. Наверное, это было самое древнее и самое лучшее здание в историческом центре города.

Я достаточно быстро нашел зал периодики и представился сонной и худой как вобла с припухлыми от недосыпа глазами библиотекарше, впрочем, с достаточно миловидным лицом (его портил разве что остренький и немного крючковатый нос да короткая стрижка – терпеть не могу коротких стрижек!) спецкором из столицы. Для подобных целей я всегда возил с собой в экспедиции фальшивые «корочки» одной из авторитетных московских газет. Затем, не давая ей прийти в себя, я продемонстрировал и вырезку из своей «вокзальной» газеты.

– Ах, Звягин… – понимающе качнула головой она. – Да уж, конечно, конечно… Фигура у нас в области известная. Союз туристов располагается в Железнодорожном районе, на улице Рабочей 35. Это остановок 7 на трамвае отсюда…

Сердце мое радостно подпрыгнуло…

– …Н-о-о-о… Вряд ли вы его там застанете. Газета почти недельной давности. Насколько мне известно, они уехали в Таежный, кажется, как раз вчера. Поход начнется оттуда, как изменится погода…

…И, провалившись словно в оркестровую яму, затихло.

Впрочем, я не стал прилюдно ругаться или вообще каким бы то ни было образом выражать свою досаду. Наоборот, беседа с библиотекаршей пустынного ранним утром зала периодики показалась мне небезынтересным и небесполезным для моего дела занятием. После прочтения интервью со Звягиным тайна монолитов не менее, чем тайна моего происхождения захватила в меня.

– Интересно, а чем могли привлечь туристов, побывавших на Алтае и на Кавказе эти самые… «монолиты»? – начал я издалека.

– Как? Вы не знаете, что такое «Монолиты»?! – с видом величайшего удивления и даже возмущения воскликнула моя собеседница так, что я невольно почувствовал себя не в своей тарелке – как школьник, проявивший перед учителем свое глубочайшее невежество в области прописных истин, которые знать он просто обязан.

– Я же из Москвы, не местный… – поспешил напомнить я.

– А-а-а… Из Москвы-ы-ы… Простите… – хихикнула она. – Я так долго ими занимаюсь, что мне уже кажется, что о них знают уже по всей планете!

– «Монолиты», значит… А можно поподробнее?

– Можно… Чаю хотите?..

По лицу библиотекарши, представившейся Ниной Алексеевной, судя по состоянию безымянного пальца на правой руке не обремененной супружескими узами, я понял, что неизвестные мне доселе «Монолиты» – это её «конек». И совершенно не случайно. Оказалось, что она учится заочно на историческом факультете областного университета и пишет дипломную работу именно по «Монолитам», так что она – по её собственным словам – буквально «собаку на них съела».

– «Монолиты» – это наша местная знаменитость, расположенная примерно в ста километрах к западу от Энска, в глубокой тайге. К самым дальним из них вообще мало кто может добраться без помощи вертолетов.

В общем, «Монолиты» представляют из себя совокупность каменных моноблоков, – неясно, искусственного или естественного происхождения -, разбросанных по довольно большой территории, но, удивительным образом (если осмотреть весь заповедник с высоты птичьего полета) образующих два концентрических круга. Второй, так называемый Дальний Круг, составляют семь самых больших камней, стоящих на высоких, покрытых густой тайгой сопках. В центре Дальнего Круга у склонов самой высокой сопки можно найти лишь разбросанные камни. Это, как предполагают, остаток «восьмого» монолита. Есть версия, что «Монолиты» – это остаток мегалитической цивилизации, раскинувшей свидетельства своего местопребывания на всем просторе от Атлантики до Тихого Океана, и в этом смысле они родственны, например, британскому Стоунхенджу или бретонскому Карнаку, но веских доказательств их искусственного происхождения до сих пор не нашли… Да что я тут говорю? Вот, посмотрите! Как раз в прошлом году наш союз туристов подготовил небольшой самиздатовский альбомчик, там все и увидите…

Библиотекарша, возбужденно сверкая своими не лишенными некоторой прелести бледно-голубыми глазами, протянула мне иллюстрированный цветными фотографиями альбом, на котором крупными буквами было напечатано: «Монолиты»: чудо природы или памятник доисторической цивилизации?»

Сердце мое бешено забилось, голова слегка закружилась, ладони вспотели, сразу же, как я увидел первую фотографию.

Прямо перед моими глазами предстал могучий сланцевый моноблок, сплошь изрезанный, как морщинами, разного рода трещинами, выбоинами, наслоениями пород, образовывавших собой причудливые рельефы, по которым мог карабкаться любопытный скалолаз. Все это создавало иллюзию того, что скала состоит из множества наваленных друг на друга камней, каким-то невероятным образом спаянных друг с другом строительным раствором (хотя какие циклопические руки могли проделать ЭТО и какой раствор они должны были применить? – совершенно невозможно представить).

Неровные края монолита живо напомнили мне чем-то края грубых каменных изделий доисторического человека. А когда я рассмотрел изображение целиком, то мне показалось даже, что я вижу перед собой какого-то легендарного великана, окруженного войском карликов – именно такими по отношению к нему представлялись стройные ряды густо разросшихся вокруг сосен.

Весь облик каменной глыбы буквально дышал какой-то невероятной древностью, первобытностью, могуществом. Казалось, мощь, сокрытая в каменном сердце этого чудовища ещё в те времена, когда по земле ходили гигантские ящеры, до поры до времени лишь дремлет, но стоит ей пробудиться, стоит каменному великану как следует расправить свои могучие ссутуленные плечи – и ничто не сможет остановить эту дикую, первобытную силу природы.

Почему-то на память мне сразу пришла иллюстрация из «Руслана и Людмилы» – огромная голова циклопического богатыря в коническом шлеме, которая одним своим дыханием поднимает ураган, способный сбить коня могучего всадника в доспехах…

И ещё я вспомнил, что это был тот самый монолит, который я видел в своих снах: и сегодняшнем, и вчерашнем. Только тогда он выглядел таким размытым, призрачным, полускрытым от взора покрывалом какой-то серой слабо проницаемой дымки. В ночной темноте, освещенный лишь луной и звездами, он казался просто большой и массивной каменной глыбой, мало чем – кроме, пожалуй, лишь колоссальных размеров – отличавшейся от надгробного памятника. А здесь, на высококачественной цифровой фотографии, сделанной при свете дня, монолит предстал несколько в другом ракурсе.

Впрочем, монолиты были разные. Я лихорадочно перелистывал глянцевые страницы, буквально пожирая изображения, рассматривая в них каждую деталь.