Текст книги "Мгновения любви (СИ)"

Автор книги: Sиничка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Словно почувствовав желание Оксаны, Ковальчук отстранился от неё и перекатился на спину, словно давая Оксане рассмотреть себя.

Она отчаянно стеснялась, но всё же никак не могла отказать себе в удовлетворении терзавшего её интереса. Оксана медленно приподнялась на локтях, а затем и вовсе села, не отводя взгляда от обнажённого красивого мужчины.

Его возбуждённый член, слегка загибаясь, гордо смотрел вверх. Оксана почувствовала, как кровь прилила к её лицу, а в горле пересохло. Ковальчук, наблюдая за ней из-под полуопущенных ресниц, чуть улыбнулся и произнёс:

– Можешь потрогать, не бойся. – Он взял в свою широкую ладонь руку Зябликовой и положил её маленькую ладошку на свой член.

С интересом исследователя, продолжая чувствовать, как пышут жаром её щёки, Оксана провела пальцами по крепкой плоти, которая чуть подрагивала от прикосновений.

– Смелей, обхвати целиком, – подбодрил её Алексей. Было видно, что он контролирует себя, не давая волю желаниям.

Памятуя о том, что лёгкие прикосновения щекочут, Зябликова уверенно обхватила пальцами член. Она ласкала возбуждённый орган, проводя по нему вверх и вниз, наблюдая за тем, как скользила крайняя плоть, обнажая головку. Ковальчук шумно дышал, а когда Оксана посмотрела на него, то с удовольствием отметила, как подрагивают его длинные ресницы и чуть подёргиваются губы.

– Большой? – вдруг тихо и хрипло спросил мужчина, приподнимаясь и глядя на вошедшую в раж Оксану.

– Мне не с чем сравнивать, – пожала плечами уже почти освоившаяся Зябликова. – Но, наверное, средний.

– Ну спасибо, – усмехнулся Ковальчук, садясь и, освобождаясь от ласкающих его пальцев Оксаны. – Давай теперь я. – Он провёл ладонью по влажным волосам Зябликовой, очертил кончиком пальца контур её приоткрытых губ, а затем поцеловал её.

Продолжая ласкать, Алексей опустил Оксану на спину, мягко, но настойчиво разводя её ноги в стороны. Она не успела сделать вздох, а рука мужчины уже легла на её лобок, спускаясь ниже, раскрывая её и массируя набухающий клитор. Сладкое напряжение пронзило её, заставляя то сжимать бёдра, то расслаблять. Она посмотрела на сосредоточенное лицо Алексея, который, не прекращая ласки, осторожно ввёл в неё палец. Необычное ощущение.

– Не больно? – заботливо спросил мужчина, чуть ускоряя темп движения и вводя в неё второй палец.

– Нет, – покачала головой Оксана, комкая в пальцах простынь и тихо постанывая.

Вместо ответа Ковальчук протянул руку и взял с тумбочки запакованный презерватив. Оксана, сосредоточившаяся на своих чувствах, пропустила процесс надевания, но с лёгкой дрожью ощутила, как её коснулся Алексей, нанося прохладный лубрикант.

В следующее мгновение она почувствовала, как головка члена упёрлась в её промежность, а тяжёлое мужское тело нависло сверху. Ей было боязно, но отступать она не привыкла. Оксана кивнула Алексею и закрыла глаза.

Было не то что бы больно, но непривычное, распирающее чувство наполненности не давало до конца расслабиться. В первые секунды Оксана с трудом подавила желание отпихнуть от себя мужчину и прекратить всё это, но успокаивающие нежные поцелуи Лёши свели на нет порыв. Больно стало, когда он начал двигаться: сперва – неспешно и плавно, давая ей привыкнуть, а затем всё быстрей, не прекращая при этом целовать её. Оксана, не желая отставать, старалась двигаться в такт Лёше и расслабиться. Получалось с переменным успехом, но неприятно не было, впрочем, особо приятно тоже. Зябликова получала гораздо больше удовольствия от поглаживаний и поцелуев Ковальчука.

Глубокое часто дыхание Алексея заглушало лёгкие постанывания самой Оксаны, а его тело внезапно напряглось, а движения усилились и ускорились. Он резко рванулся вверх, заставляя Зябликову удивиться гримасе, исказившей её лицо, а затем расслабленно опустился прямо на неё, вдавливая всем весом в кровать. Прислушиваясь к себе, Оксана почувствовала, как внутри неё несколько раз дёрнулся член мужчины. Значит всё.

Немного отдохнув, Ковальчук приподнялся на локтях и посмотрел прямо в глаза Оксаны. По его лицу струились капельки пота.

– Тебе хорошо? – осторожно спросил он, словно боясь услышать ответ.

– Да, – прошептала Оксана. – Сейчас – да.

========== 11. Подушка ==========

Комментарий к 11. Подушка

Жанры: Занавесочная история.

Упоминаются Нехлюдова и Мейер ― персонажи из драббла “37. Наташа”.

Усталость, ненависть и боль,

Безумья темный страх…

Ты держишь целый ад земной

Как небо, на плечах!

(с) Ария. Там высоко.

– Максим, ты идёшь? ― Олеся остановилась в дверном проёме лаборатории, рассеянно перебирая лямку наброшенного на одно плечо рюкзака. ― Уже почти семь, Центр скоро закроют.

– Я ещё немного поработаю, ― ответил Максим, не отрываясь от своих выращиваемых на питательных средах культурах микроорганизмов. ― Ты иди.

Ларионов тянул время, потому что ему было стыдно признаваться практикантке, что идти-то ему, собственно, некуда. Две недели назад он расстался со своей девушкой, с которой прожил вместе три года, за которые успел пройти огонь, воду и медные трубы. Бесконечные ночные вписки, сборища малоприятных шумных гостей, которые могли начать играть на гитаре в три часа ночи, а также огромное количество домашних животных за короткое время сумели вытянуть из Максима все силы. Он уже и не любил Милену, но ему было сложно поменять что-то, оставить её одну, самому оторваться от привычной жизни.

Но когда Милена в очередной раз вернулась под вечер домой и принесла с собой клетку с огромным старым ара, который, едва с его жилища сдёрнули плотную накидку, начал орать так, что уши заложило, Ларионов не выдержал. Не слушая обеспокоенных вопросов, а затем и воплей Милены, он быстро собрал в дорожную сумку свои немногочисленные вещи, прихватил со стола ноутбук, и вышел во тьму, оставив на тумбочке ключи и деньги на квартиру за ближайший месяц.

Ночь он провёл, гуляя по набережной. Максим неспешно проходил вдоль перилл бетонных ограждений, а потом и вовсе спустился вниз по винтовой лестнице к тёмным водам реки. Так он и встретил рассвет, подняв воротник куртки и прижимая к себе сумку с вещами. На экране смартфона высвечивались бесчисленные пропущенные звонки от Милены, но ему теперь было на это наплевать. Любовь была где-то там, далеко, но она прошла, оставив в сердце Ларионова лишь лёгкий налёт печали и усталости. Сидя на лавочке на берегу реки и глядя на то, как розовые и жёлтые смазанные следы восходящего солнца начинают проступать на тёмно-синем небе, Максим думал о том, чего он, в сущности, добился за это время.

Ему было всего тридцать два года, но он уже был почти весь седой, а на затылке и лбу начала обозначаться лысина. Живя в бешеном ритме, разрываясь между исследовательским Центром, институтом и домом, он часто не успевал приготовить себе нормальный обед, поэтому питался всякой ерундой, естественно, набирая вес. Не сильно, но всё-таки. Но поделать с этим ничего не мог, точнее, не хотел, предпочитая не замечать проблему.

Теперь же, оставшись наедине с самим собой на целую прохладную июньскую ночь, Ларионов решил, что надо что-то делать. И прежде всего, искать квартиру.

Пару дней он прожил у своего друга, а затем, не желая доставлять неудобства Валере и его жене, перебрался на работу. Широкий диван, располагавшийся в комнате отдыха за лабораторией, отлично подошёл ему. Было бы ещё лучше, всякий раз думал Максим, укладываясь спать, если бы у него была подушка. Большая мягкая подушка, под которую можно было бы засунуть вытянутую руку. Да и диван мог бы быть подлиней ― высокий Ларионов постоянно спал с поджатыми ногами.

Так прошла неделя. Коллеги, если и замечали, что он задерживается на работе допоздна, никак при нём этого не комментировали. Он всегда был немногословным, вспоминал, анализируя своё поведение, Максим. Сдержанный, тихий, скромный и исполнительный ― паршивее качеств для мужчины не придумаешь. Да, к его уму относились с уважением, но никто из коллег и практикантов, казалось, не воспринимал его всерьёз. Никто, кроме Олеси.

Олеся Ильяшенко пришла к ним год назад на практику, да так и осталась работать на полставки, совмещая учёбу и работу. Она была смешливой, милой и доброй, но, в отличие от незаметного, предпочитавшего сдержанные тона Ларионова, была очень яркой. Её короткие волосы до плеч были выкрашены в изумительный красно-рыжий цвет, но одежду она предпочитала простую: майки, джинсы, кофты, изредка лёгкие платья.

Сегодня Олеся была одета в клетчатую рубашку поверх белой майки с дурацким рисунком, плотные джинсы с высокой талией и стоптанные, выцветшие кеды. Счастливые кеды, как она говорила, обувая их, как только сходил снег и снимая с первыми снегопадами. Она так и стояла в дверях, задумчиво теребя пальцами плетёную ленточку на шее, старательно делая вид, что её совершенно ничего не интересует.

– Ну что ты стоишь? ― наконец, произнёс Максим, сжалившийся над Олесей, которая уже полчаса подпирала стену, даже не заглядывая в смартфон. ― Присела бы.

– Я и так целый день сидела, ― возразила Олеся, спуская с плеча рюкзак и подходя ближе. ― А так получается неплохая зарядка. ― Она выразительно посмотрел на Ларионова, покачиваясь на носках. ― Тебе, кстати, она бы не помешала.

– Я знаю, ― ответил Максим, закрывая термостат с пробами. ― Чего ты ждёшь?

– Тебя, ― прямо ответила Олеся. ― Как будто я не знаю, что ты ночуешь на работе! ― Она усмехнулась, проводя пальцами по волосам и зачёсывая пряди на сторону. ― Ты поругался с Миленой? ― Её пронзительные тёмные глаза буквально прожигали его.

– Откуда ты всё знаешь? ― задал риторический вопрос Максим, расстёгивая рабочий халат. ― Не то, что бы поругался… мы расстались.

– Сочувствую, ― осторожно, словно прощупывая почву, произнесла Олеся. ― Тебе, наверное, грустно.

– Нет, ― почти не соврал Ларионов. ― Просто спать неудобно. ― Он улыбнулся, желая разрядить неудобный момент.

– Если хочешь, ― начала Олеся, вдруг чуть покраснев, к удивлению Максима, ― можешь переночевать у меня.

– А ты разве не с родителями живёшь? ― Ларионов забыл эту часть биографии Ильяшенко.

– Вообще-то я не местная, ― не глядя на него, ответила Олеся, перебрасывая рюкзак из руки в руку. ― Но у меня тут жила бабушка. Это её квартира. Так ты пойдёшь? ― Она подняла глаза на Ларионова. Её щёки буквально пылали румянцем, который в сочетании с яркими волосами и тёмно-алой помадой давал потрясающий эффект.

– Если тебя это не слишком стеснит, ― немного замялся Максим, ― то пошли.

Ему было одновременно неловко и совестно обременять Олесю своим присутствием, но в тоже время мучительно хотелось поспать, вытянув, наконец, ноги. Ларионов быстро повесил халат на вешалку, подхватил стоящую за столом сумку с вещами, как вдруг остановился и спросил:

– А у тебя есть вторая подушка?

– Что?.. ― растерялась, было, Олеся. ― А, подушка… Нет, второй у меня нет. Но ведь её можно купить! ― Она чуть улыбнулась. ― Если поторопимся, то успеем до закрытия текстильного магазина. Он через дорогу практически.

– Тогда пошли скорей, ― улыбнулся Максим, надевая куртку.

– Теперь засобирался, ― с иронией в голосе произнесла Олеся, закидывая за плечи рюкзак. ― А то ломался как девчонка! ― Она слегка пихнула проходившего мимо неё Ларионова в бок.

Когда они вышли на улицу, было ещё достаточно светло, но тени уже начали залегать между домов, а фары машин горели ярче. В воздухе чувствовалась вечерняя прохлада, хотя в целом было довольно тепло. Олеся достала из кармана футляр и вытащила из него изогнутые очки в чёрной пластиковой оправе, которые она надевала во время работы, а теперь, как оказалось, и на улице.

– Это чтобы номера маршруток видеть, ― ответила на невысказанный вопрос Максима Ильяшенко. ― Пошли быстрей. ― И она, схватив его за руку, потащила за собой к пешеходному переходу.

У неё были нежные и поразительно горячие руки. Когда маленькая ладонь Олеси легла в его руку, Максим почувствовал странное волнение, как будто его слегка ударило током. Он посмотрел на стоящую рядом с ним Олесю, которая ростом едва доставала ему до плеча. Как они, должно быть, выглядят со стороны? Как хорошие друзья? Пара? Ларионов вдруг понял, что до сих пор держит её за руку, но высвобождать ладонь у него, как он вдруг понял, не было ни малейшего желания.

«Захочет, сама отпустит», ― решил он.

Действительно, Олеся вскоре аккуратно начала вытаскивать свою ладонь, как будто ей стало неловко.

– Извини, ― произнесла она, когда они перешли дорогу. ― Наверное, это было несколько двусмысленно.

– Всё в порядке, ― ответил Ларионов, глядя сверху вниз на вновь покрасневшую Олесю. ― Пошли за подушкой! ― Теперь уже он взял её за руку, и они зашли в текстильный магазин.

Максим выбирал подушку долго, деловито ощупывая и комкая их в руках. Ему не нравились синтетические наполнители, а хорошие перьевые стоили дорого. Он неспешно переходил от одного стеллажа к другому, читая ценники и состав. Порядком измаявшаяся Олеся ходила за ним по пятам, время от времени что-то недовольно бормоча себе под нос.

Наконец, Максим остановил свой выбор на довольно большой, высокой подушке светло-зелёного цвета. Помяв её и так, и эдак, он решил, что на первое время сгодится.

– Я выбрал, пошли на кассу. ― Он осторожно тронул за плечо Олесю, которая, чтобы убить время, отрешённо разглядывала ценники на комплекты европейского постельного белья.

– Да ты что, ― усмехнулась, закатив глаза, Ильяшенко. ― А я уже подумала, что ты решил остаться ночевать здесь. И кровать выставочная имеется, ― она засмеялась, уворачиваясь от несильного удара подушкой, которым её наградил Максим.

Ларионов ехал в маршрутке, прижимая к себе подушку и выслушивая замечательные истории Олеси, которые она рассказывала вполголоса, изредка еле сдерживая распиравший его смех ― повествовать Олеся умела великолепно.

– Это всё слухи, конечно, ― продолжала прерванный рассказ Ильяшенко, когда они вышли из транспорта и направились по дворам к её дому, ― но очень даже похоже на правду, что Нехлюдова и Мейер вместе. Вместе, Максим! ― Она обогнала его и, идя спиной вперёд и поминутно оборачиваясь, проговорила: ― Тридцать семь лет ― легко и непринуждённо. А ты говоришь, что я ― малявка! А она моя одногруппница.

– Ты всё равно малявка, ― по-доброму улыбнулся Ларионов. ― Тебе всего-то двадцать один год.

– А ты прямо взрослый, умудрённый годами человек с благородными сединами, ― пошутила Олеся и тут же замолчала, сообразив, что сказала глупость. ― Извини.

– Ничего, ― отмахнулся Максим, слегка, однако, задетый замечанием Олеси. ― Это от нервов.

Дальше они шли молча, ступая по узким заасфальтированным дорожкам, ведущим к подъезду Олеси. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, они с неудовольствием обнаружили, что лампочка в коридоре погасла. Пока Ларионов светил Олесе фонариком на телефоне, она разбиралась с ключами и, шёпотом ругаясь, открывала заедающий замок. Наконец, железка поддалась, и они зашли в квартиру.

Максим и Олеся стояли в полутёмном коридорчике, освещаемом только приглушённым светом, проникающим в помещение сквозь плотные закрытые шторы на окнах. Максим аккуратно поставил сумку на пол и положил сверху подушку. Он наклонился всего на несколько секунд, а когда выпрямился, Олеся вдруг оказалась рядом. Он даже почувствовал её горячее дыхание на своём лице, а её широко открытые глаза за стёклами очков показались ему удивительно красивыми, а губы такими манящими.

Прозвучал, казалось, один удар сердца, а Максим уже целовал Олесю. Она от неожиданности охнула и даже попыталась отстраниться, но в следующую секунду сама притянула к себе Ларионова. Она буквально впилась в его губы, раскрывая свои навстречу, соприкасаясь своим языком с его.

Чувствуя возникшую дрожь в руках и охватившее его возбуждение, Максим крепче прижал к себе внезапно податливую и обмякшую Олесю, сердце которой, он это чувствовал, готово было выпрыгнуть из груди.

– Что ты делаешь? ― прошептал Ларионов, отстраняя от себя Олесю и жадно глядя на её раскрасневшееся лицо, взлохмаченные волосы и смазанную помаду.

– Это всё ты, ― Олеся снова прильнула к нему, запуская руки под его куртку и стаскивая её с него. ― Ты, Ларионов. ― И её губы снова прильнули к его губам.

Не прекращая целовать и ласкать Олесю, Максим прижал её к стене, сам освобождаясь от одежды и помогая раздеться ей. В ушах гудела кровь, член стоял, как железный, а в голове пульсировала мысль о том, что желаннее Олеси для него никого не было ― теперь он чётко это понял. Милена, сорок кошек, пробирки с бактериями, всё это исчезло, безжалостно стираемое красным вихрем, имя которому Олеся Ильяшенко.

Когда они добрались до не заправленного раскладного дивана, Олеся была уже на половину голой, а на Максиме остались только джинсы с расстёгнутым ремнём. Ильяшенко сама опустилась на диван, увлекая за собой Ларионова.

– У меня нет презика, ― хрипло, уже почти не контролируя себя, прошептал Максим, отрываясь от влажных припухших от поцелуев губ Олеси.

– Терять-то нечего, ― она слабо улыбнулась ему, помогая освободиться от джинсов. ― Ты всегда можешь воспользоваться дедовским методом. ― И она запустила руку ему в трусы.

На небе уже показались крупные яркие звёзды, когда Максим и Олеся, взмокшие и уставшие, оторвались друг от друга. Ларионов, лёжа на спине и восстанавливая дыхание, нежно и рассеянно проводил пальцами по прохладному плечу Ильяшенко.

– Я люблю тебя, ― прошептала Олеся, положив голову на грудь Максима и нежно проводя ладонью по его руке, продолжавшей неспешно гладить её. ― Давно люблю.

– Я знаю, ― ответил Максим, целуя её в висок. ― Знаю.

========== 16. Встреча ==========

Комментарий к 16. Встреча

Жанры: Юмор.

Рейтинг: PG-13.

Громова и Ильин ― персонажи из работы «Тайга, спирт и сигареты», но без мистики и мифических существ.

– На сегодня всё, можете быть свободны, ― завершила лекцию для студентов пятого курса естественнонаучного факультета по направлению геология доктор биологических наук Маргарита Алексеевна Громова слегка осипшим от долгого разговора голосом.

Женщина горячо молила бога, чтобы у молодых людей, потянувшихся к выходу из аудитории, не оказалось вопросов по теме лекции, но студенты, осоловевшие к концу четвёртой пары, с радостью повалили в коридор. За пару минут аудитория освободилась от людей, и Рита, глубоко вздохнув и щедро отхлебнув воды из стоявшей на столе бутылки, выключила оборудование и, закрыв дверь, направилась в курилку.

Она приехала в этот университет три дня назад, чтобы прочитать курс расширенных лекций по геологии и географии, а также оценить уровень знаний студентов, которые готовились поступать в аспирантуру в её Институт. Сегодня Громова отвела четыре пары подряд и понимала, что если она сейчас не покурит, то прощай голос, который был ей жизненно необходим до конца недели.

Перебирая в пальцах пачку сигарет «Marlboro», которую она только что вытащила из сумки, и не в силах уже больше сдерживаться, Рита, громко стуча каблуками по кафельному полу коридора, быстрым шагом направилась в препараторскую, откуда доносился гудящий звук вытяжки. Время от времени в этой комнатке на пару минут исчезали преподаватели рядом расположенной кафедры, из чего женщина сделала вывод, что именно тут у них курилка.

Взявшись за дверную ручку, Рита потянула её на себя, но дверь не поддалась, и тогда Громова, не намеренная искать другое помещение, с силой дёрнула дверь на себя. Та резко распахнулась, заставив Риту покачнуться и одновременно удивлённо воскликнуть:

– Ты?!

За дверью, мирно покуривая свои любимые крепкие сигареты, стоял Вадим Ильин, который, обернувшись на звук, с немалым изумлением посмотрел на Громову из-под густых бровей.

– Я, ― ответил мужчина, отодвигаясь и давая пройти не сводящей с него настороженного взгляда карих глаз Рите, которая, оказавшись внутри, захлопнула за собой дверь и, опёршись спиной о высокий шкаф с пробирками и препаратами, вытащила из пачки сигарету.

Она на секунду замешкалась, ища зажигалку, как вдруг услышала щелчок ― Вадим подал ей свою. Рита закурила и, набрав в лёгкие побольше ядовитого терпкого дыма, выпустила его в сторону мужчины.

― Так и будем молчать? ― выразительно посмотрев на Ильина, спросила Маргарита. ― Я вижу, что ты меня ещё помнишь. ― Она стряхнула пепел в маленькую пепельницу. ― Как дела-то у тебя? ― С каждой затяжкой её голос становился всё уверенней, хрипота исчезала.

– Также, ― со вздохом ответил Вадим, наклоняясь к пепельнице, отчего край рукава его пиджака скользяще задел предплечье Риты. ― Как у меня могут быть дела? ― Он невесело усмехнулся, выпрямляясь и как бы случайно касаясь тыльной стороны ладони руки Громовой.

Маленький невинный жест, а по телу женщины уже прошла лёгкая волна возбуждения. Она даже задышала чаще, что поспешила скрыть за очередным глотком дыма. Это в командировке они занимались любовью, где только хотели, и запирались от студентов в бане, а здесь, в городе, всё было иначе.

Город вообще меняет людей, это Рита заметила уже давно, с самой своей первой выездной практики четырнадцать лет назад. В полях, в тесном коллективе, один на один с природой, в людях открывались спрятанные до поры до времени качества. Кто-то выдерживал испытание, кто-то нет, но с каждого человека, знакомого Громовой и там, и там, хозяин леса срывал маску, которую человек, осознанно или нет, носил в обычной жизни. Громова любила этот срыв покровов, а сейчас, глядя на Вадима, она понимала, что в городе тот, в кого она влюбилась так горячо и страстно, до потери пульса, в общем-то, не является красавцем-мужчиной.

Его лёгкая полнота, которая в тайге скрадывалась широким камуфляжным костюмом, теперь выделялась, неряшливость, незаметная на природе, отчётливо бросалась в глаза, а отросшие пепельного цвета волосы падали неровными прядями на высокий лоб. На Вадиме был чёрный пиджак и светло-синяя рубашка, которая придавала его глазам особенно насыщенный оттенок. Он даже выглядел старше, чем Рите казалось раньше. Теперь она ясно видела сеточки морщин, пересекавшие его щёки, и «гусиные лапки» в уголках глаз. Было понятно, что ему не то что хорошо за сорок, но даже больше пятидесяти.

Ильин спокойно выдержал оценивающий взгляд Маргариты и, докурив и затушив сигарету, проговорил:

– Что смотришь? Не на что тут любоваться. ― В его голосе звучало лёгкое раздражение, словно он прекрасно понимал, какое производит впечатление.

– Я просто смотрю, ― миролюбиво ответила Рита, поправляя воротник-бант своей светлой блузки и переступая с ноги на ногу, отчего разрез на её юбке соблазнительно колыхнулся. ― Бог дал мне глаза, вот я ими и пользуюсь.

– Бога нет, ― упрямо произнёс Вадим, но Громова видела, что его глаза улыбаются, а голос потеплел.

– Какие будут ваши доказательства? ― засмеялась Рита, протягивая руку и застёгивая верхнюю пуговицу рубашки Ильина.

Вместо ответа мужчина перехватил руку Маргариты и притянул к себе женщину, целуя её мягкие рыжие кудри.

– Я скучал по тебе, Рита, ― тихо прошептал Вадим в волосы Громовой, но она всё равно его услышала и, чуть отстранившись и упираясь ладонями ему в грудь, спросила:

– Вадим, а сколько тебе лет, собственно говоря?

– Много. Сорок девять. А тебе? ― Внимательные светлые глаза Ильина буквально пронизывали Риту.

– Тридцать три ― возраст Иисуса Христа, ― улыбнулась Рита, неспешно проводя пальцами по воротнику рубашки мужчины. ― Почему не звонил мне?

– Если бы ты оставила номер телефона, позвонил бы, ― укоризненно ответил Вадим, прижимая Риту к себе. ― А то ты же резко уехала, ни ответа, ни привета, даже не попрощалась! Прилёг, называется, поспать днём.

– Ты бы ещё больше в карты играл, вообще бы пропустил даже мой приезд, ― проказливо засмеялась Рита, целуя Вадима в губы.

В этот момент дверь курилки внезапно распахнулась, и высокий студенческий голос произнёс:

– Вадим Сергеевич, вы заняты? Что за… Извините…

Рита и Вадим, не сговариваясь, резко повернулись в сторону залившегося невольной краской паренька, который так и стоял в дверном проёме с приоткрытым от удивления ртом. Не думал, наверное, что увидит своего старого преподавателя в объятиях красивой женщины.

– Да, занят, зайди позже! ― Вадим протянул руку и захлопнул дверь перед носом незадачливого студента. ― Наглые студенты, ходят и ходят, ― пробурчал Ильин, возвращаясь к Рите. ― Так на чём мы остановились? ― Мужчина скользнул оценивающим взглядом по фигуре Громовой.

– На этом, ― тихо ответила женщина, притягивая к себе Ильина и впиваясь в его губы страстным поцелуем.

Замок на двери курилки многозначительно щёлкнул, закрытый изнутри.

========== 42. Разговоры ==========

Комментарий к 42. Разговоры

Рейтинг: PG-13.

То, чего так опасалась Стелла последние два месяца, всё-таки произошло. Рябинину удалось подкараулить её в пустынном коридоре института, когда девушка возвращалась домой после репетиции концерта. Было уже почти девять часов вечера, и она чуть не уронила на пол сумку, когда Марк Петрович окликнул её, выбежав навстречу Стелле из пустого кабинета.

– Стелла! Стелла, постой, ― заговорил Рябинин, суетливо махая руками и мелкими шагами приближаясь к настороженной девушке. ― Также нельзя, Стелла! ― Он сделал попытку схватить её за руку, но Ларина ловко увернулась, резко отбросив от себя руки мужчины.

– Марк Петрович, я вам русским языком сказала, уже не один раз: всё кончено. Не было у нас никаких отношений, ― раздражённо, стараясь не выдать охватившую её тревогу, ответила Стелла. ― Дайте пройти! ― Она попыталась обогнуть его, но Рябинин преградил ей дорогу и, умоляюще глядя, быстро заговорил:

– Что я сделал не так, Стеллочка? Разве тебе было плохо со мной?

За последние месяцы он изменился, как отметила про себя Стелла, не в лучшую сторону: стал ещё более суетливым и нудным, да к тому же, казалось, постарел лет на десять. Ларина брезгливо отметила мешки под его глазами, обвисшую кожу на шее, желтоватые зубы. Стелле стало смешно и противно от того, что она испытывала чувства к этому человеку. Принято считать, что возраст красит мужчину, так же как и благородные седины, но, видимо, это было справедливо не ко всем. По крайней мере, Рябинина возраст точно не украшал.

– Господи боже, да что вам от меня надо-то, а? ― Стеллу обуревали разные чувства, но ни одно из них не радовало её. Лишь слабая надежда на то, что Рябинин провалится сквозь пол и избавит её от необходимости в который раз объяснять ему очевидное.

– Я просто хочу знать, неужели это всё? ― Голос Рябинина прыгал на невероятно высоких нотах, временами срываясь на визг. ― Ты же говорила, что я тебе нравлюсь. Ты такая хорошая, Стеллочка, я влюбился в тебя, как мальчишка! ― Он попытался улыбнуться, и Ларину передёрнуло от отвращения.

– Это уже ваши проблемы, не может быть такого, ― уверенно, стараясь завладеть разговором, возразила Стелла. ― И хватит уже меня преследовать. Вы же преподаватель, а я студентка, что подумаю люди? ― решила воззвать к общественной сознательности Рябинина девушка.

– Мне всё равно, что подумают люди, ― пылко, словно в любовном романе, произнёс мужчина. ― Стелла, за что? ― Теперь уже он пытался давить на жалость.

– Идите к чёрту, ― устало махнула рукой Ларина. ― Ладно, что вы хотели мне сказать?

Она решила, что чем быстрее Рябинин выговорится, тем скорее сама Стелла освободится от скучной и раздражающей необходимости выслушивать признания старого влюблённого дурака, который, на свою беду, очаровался молодостью и синими глазами Лариной.

– Пойдём в кабинет, ― оживившись, быстро заговорил мужчина, пропуская впереди себя Стеллу, которая, скрепя сердце, позволила увести себя в кабинет, где увернулась от мокрого поцелуя и, скрестив руки на груди, спросила:

– И что теперь? ― Ей не терпелось уйти, оставив Марка Петровича наедине с его тараканами.

Рябинин тем временем, мелко тряся головой и дёргаясь, полез в облезлый портфель с бумагами, откуда, к вящему негодованию Стеллы, извлёк конверт с некоторым количеством тысячных купюр.

– Уберите деньги, не позорьте меня! ― яростно прошипела Ларина, делая шаг назад. ― Я что, по-вашему, проститутка? ― Её голос охрип до опасного предела, за которым обычно следовала нецензурная брань.

– Стелла, что ты такое говоришь? ― своим раздражающим голосом затараторил Рябинин. ― Я просто хотел, чтобы ты ни в чём не нуждалась. Я могу заработать кучу денег! Могу стать миллионером! ― Идиот, он перешёл все границы, принимая её за дурочку, которую можно купить обещанием золотых гор.

Этого Стелла уже не вынесла и заговорила, чётко и хлёстко:

– Значится так, Марк Петрович. Засуньте себе свои деньги в то место, которым вы думаете. ― Она понимала, что нехорошо и невежливо так говорить с взрослым мужчиной, преподавателем, но он сам нарвался. ― Мне не нужны ни вы, ни ваши деньги, оставьте их себе, скоро пенсия. ― Злые слова, но что поделать. ― И не звоните мне больше, не караульте в коридорах, не пишите и не лезьте в мою жизнь, каким бы то ни было образом. Нет никакого «мы», его просто не могло быть. Мне восемнадцать, вам шестьдесят. Простая арифметическая операция вычитания даёт сорок два года разницы. Это не пять, ни десять и даже не двадцать. Между нами пропасть в целую эпоху, у нас разные взгляды на жизнь, ценности… да всё разное! То, что я вам говорила о симпатии и любви не более чем глупая детская влюблённость. И всё. Так что дайте пройти и больше не беспокойте меня. Ясно? ― У Стеллы даже пересохло в горле, но она сказала всё, что думала, и выжидающе посмотрела на покрывшегося испариной Рябинина.

– Я всё понял. ― Это было сказано таким тоном, будто Ларина клялась ему в вечной любви, и они прожили вместе четверть века. ― Больше я тебя не побеспокою. ― Не хватало ему ещё спрятать лицо в ладони и начать восклицать «о, жестокий мир!». ― Можешь идти. ― Рябинин выглядел обиженным. Он отошёл к окну и уставился в темноту улицы.

– Отлично!

Стелла, облегчённо выдохнув, выскользнула из кабинета, быстро преодолела коридор и, пройдя турникет, оказалась на улице, где с наслаждением вдохнула тёплый летний воздух. Что-то ей подсказывало, что именно в этот момент Марк Петрович Рябинин навсегда исчез из её жизни.