355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Швепса » Друг твоего разума (СИ) » Текст книги (страница 1)
Друг твоего разума (СИ)
  • Текст добавлен: 23 декабря 2022, 15:38

Текст книги "Друг твоего разума (СИ)"


Автор книги: Швепса



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Пролог ==========

2 июня 1998 г. Австралия.

Совы доставляли «Пророк» в Австралию с месячной задержкой. Сегодня Гермиона получила первую газету.

Дата выпуска – второе мая. День, когда война закончилась.

Она улыбалась самой себе с обложки, но на лице тяжёлым отпечатком лежала усталость. Гарри и Рон обнимали её за плечи, и они выглядели так, словно действительно позировали для колдографии.

Какая чушь.

С виду невозможно было догадаться, но они лишь помогали друг другу не упасть от полного истощения после бойни.

Гермиона не сразу заметила до боли знакомую фамилию в содержании. Но после она за считаные секунды пролистала газету до нужной страницы, начиная нестись взглядом по строкам в поиске нужной.

А потом она перестала дышать.

Одно предложение.

Ровно столько Скиттер отвела погибшей чистокровной семье. Самым мелким шрифтом из всех возможных. Словно это было лишь бесполезным примечанием к тексту.

А не чем-то, что вмиг разбило сердце Гермионы на миллиарды безобразных осколков.

«Семья Малфой при побеге с битвы была погребена под внезапно обрушившейся стеной Хогвартса».

Гермиона не видела, как он умер. Она не знала, что он погиб в день их победы, ведь в спешке покинула Хогвартс, чтобы вернуть память родителям.

Второго июня, спустя месяц, она позволила себе оплакать Драко. И несмотря на то, что находилась на другом континенте, плакала так тихо, чтобы никто и никогда не узнал о её запретных чувствах. Безответных и таких глупых.

С того дня Гермиона не притронулась ни к одной газете.

Ведь она улыбалась на развороте, когда любимый человек погиб на девятой странице. Непримечательной сноской. В левом нижнем углу. Отвергнутый всем миром.

========== Глава 1 ==========

1 декабря 2000 г. Лондон.

Счастье было совсем рядом, но дотянуться до него никак не получалось. Ты мчался к нему, старался изо всех сил, но в конечном итоге, даже если подобрался так близко, как только мог, на расстояние еле слышного выдоха, всё равно оставался ни с чем.

Гермиона не понаслышке знала, как это ощущается. Словно комок в горле или заноза под кожей, которую никак не удавалось вытащить. И она чесалась, не давала покоя. Заставляла каждое нервное окончание дрожать от напряжения. Но стоило начать ковырять и пытаться вытянуть её, становилось ещё больнее. Снова шла кровь, а чёртова заноза так и оставалась на месте.

У Гермионы ни черта не получалось добраться до счастья. Не получалось всё исправить.

– Нет-нет, милая. Эти бокалы на нижнюю полку.

Джин Грейнджер махнула рукой в нужном направлении, и Гермиона послушно кивнула, начиная переставлять сухую посуду. Она вслушивалась в плеск воды из крана, вдыхала аромат родного дома и старалась усмирить сердце, что тут же болезненно сжалось от услышанного.

Теперь мама всегда называла её «милая» или «дорогая». Но почти никогда по имени и уж тем более – дочкой. Как раньше. Так, как хотелось бы Гермионе.

Это причиняло боль. Такую тупую и саднящую. Где-то под мозжечком. Каждый раз напоминало о том, какую роль на самом деле она играла в жизни своих родителей. Роль милой и дорогой знакомой. Порой Гермионе казалось, что было бы куда лучше, если бы они звали её по фамилии. Так бы она начала чувствовать себя частью этой семьи. Хоть немного.

Мама, стоя у кухонной раковины, подала ей ещё одну вымытую тарелку, и Гермиона принялась вытирать её от воды вафельным полотенцем.

– Какие у тебя планы на вечер? – чуть улыбнувшись, спросила Джин.

– Не знаю, – Гермиона пожала плечами.

За последние два года её единственный план был неизменен – вернуть память родителям. Все остальные действия – лишь белый шум, не имеющий абсолютно никакого значения. Сон, еда, чтение книг, консультации колдомедиков, пара часов в компании родителей. И снова сон.

Да, Гермиона, как никогда, чувствовала, что всё её существование потеряло хоть толику смысла, но, еле слышно вздохнув, продолжила:

– Думаю сходить на ярмарку. Сегодня утром на площади поставили рождественскую ель. Пойдёте со мной?

Она оглянулась, тут же находя взглядом отца, сидящего в кресле с чашкой чая. Он наверняка слышал весь их разговор, но, как и всегда, не принимал в нём никакого участия, пока его ответ не становился необходимостью. Он был подчёркнуто вежлив с Гермионой и даже холоден, и это вынуждало сжиматься спазмом всё внутри неё. Как сейчас.

– Ох, – Джин махнула кистью, и капли воды улетели в оранжевую плитку на стене, – мы так наелись, что теперь осталось только посмотреть телевизор и лечь спать.

– Ужин был очень вкусный, мам.

Губы Джин тут же сжались в тонкую линию, а руки замерли. Она так крепко стиснула тарелку, что подушечки пальцев побелели.

Мама всегда так реагировала на все попытки Гермионы достучаться до неё. В мгновение ока выстраивала между ними чёртову стену толщиной с Атлантический океан. Не оставляла дочери ни шанса пробиться через неё.

Повисшее напряжение набатом стучало в висках, и Гермиона уже жалела, что снова подняла эту тему. Ещё одна неудачная попытка. Ещё один проигрыш и шаг назад. Уже… сотый или тысячный? Каждый день она стучалась в дверь и кричала, но ответом ей была лишь неизменная тишина.

И Гермиона сползала вниз, скользя кулаками по шершавому дереву, падала в пропасть. И раз за разом опускалась всё ниже. Словно сдавалась.

Это доводило до безумия. Заставляло чувствовать себя неполноценной. Но она понимала, что все эти мучения – это её вина. Потому что бросила родителей и уехала в Хогвартс. Так эгоистично наплевала на все последствия, с головой окунаясь в волшебный мир. Она должна была думать наперёд и отказаться от опасных приключений с друзьями. Не участвовать в войне. Должна была не забывать, что её родители совершенно беззащитны.

Ей было что терять. И она потеряла.

Гермиона потратила год, чтобы вернуть им память. Отчасти ей удалось: они вспомнили всё.

Всё, кроме того, что у них есть дочь.

Даже сами захотели вернуться в Лондон в свой старый дом. Но с тех пор прошло уже полтора года, а Гермиона так и осталась для них просто знакомой со странностями, что заглядывала в гости пару раз в неделю.

Гермиона тяжело вздохнула, отгоняя от себя сокрушающие мысли.

– Извини, – прошептала она, опуская взгляд вниз.

– Милая, мы же договорились больше не обсуждать это, – с натянутой мягкостью произнесла Джин, домывая тарелку.

– Да. Не знаю, что на меня нашло, – пробормотала Гермиона, качнув головой.

Мама закрыла вентиль крана и повернулась к Гермионе.

– Пожалуйста, постарайся понять. Единственное, что я точно знаю, так это то, что долгие годы мы пытались завести ребёнка. И у нас не вышло, – она поджала губы и положила ладонь на плечо Гермионы. – Я бы, конечно, очень хотела иметь такую замечательную дочку, как ты, – засмеялась Джин, стараясь перевести всю неловкую ситуацию в шутку, – но у нас с Этаном нет детей. И слышать такое… Это…

– Я понимаю, – остановила её Гермиона.

Джин кивнула и убрала руку, вновь улыбнувшись. И в этот раз улыбка была теплее, более настоящей, вынуждающей Гермиону ответить такой же, чтобы не расстраивать маму. Как бы больно сейчас ни было.

Нужно сменить тему разговора.

– Вспомнила что-то ещё? – спросила Гермиона, убирая последнюю тарелку в шкаф и закрывая его.

– Кстати, да!

Джин оперлась на кухонную тумбу и откинула голову назад. На её лице расцвела довольная улыбка, а глаза чуть прикрылись, словно перенося её сознание куда-то в прошлое. Так было всегда, когда она начинала делиться воспоминаниями. И Гермиона затаила дыхание в ожидании.

– Вчера мы с Этаном хотели отвезти ковёр из гостиной в химчистку. Там есть масляное пятно. Ты видела?

Глаза Гермионы расширились, и она судорожно вдохнула, чувствуя, что не может спокойно выдохнуть, пока мама не договорит.

– Наверное, где-то лет десять назад я несла масло на кухню, когда Этан ворвался в дом и начал кричать о том, что инвестор согласился помочь нам с открытием своей клиники.

Джин тихонько засмеялась, пока Гермиона в ступоре переводила взгляд с неё на отца. Пыталась понять, что всё это – не чья-то злая шутка.

– Я так перепугалась, что опрокинула флягу. А после мы решили не стирать пятно, а оставить его на память.

Гермиона вздрогнула и схватилась за столешницу, чувствуя, что вот-вот упадёт.

– Мы так радовались вчера, что тут же вытащили ковёр из багажника и постелили обратно. Представляешь?

Фальшивое воспоминание.

Это Гермиона несла масло. Это она испугалась, когда отец хлопнул дверью и закричал на весь дом.

Ещё одна фальшь. С течением времени её становилось всё больше. Словно разум родителей специально вычёркивал Гермиону, закручивал гайки так, чтобы их дочери больше никогда не нашлось в нём места.

– Дорогая, ты в порядке?

Гермиона пошатнулась, переводя опустошённый взгляд на маму.

– Да… да, – прошептала она, проводя рукой по волосам. – Мне, наверное, пора. Я загляну к вам завтра, хорошо?

Она наскоро распрощалась с родителями и, накинув на себя пальто и шарф, выбежала на улицу. Отошла подальше от дома и начала глубоко вдыхать в себя холодный декабрьский воздух. Пульс бил по ушам, а сердце заходилось спазмами, будто прямо сейчас сломает рёбра и вылетит наружу. Упадёт никчёмной безобразной мышцей на промёрзлый асфальт, отобрав у Гермионы последнюю надежду на то, что этот кошмар когда-нибудь закончится. Что в обозримом будущем у неё всё-таки появятся любящие родители.

Заметив тень отца в окне дома, Гермиона сделала ещё несколько рваных вздохов, крепко зажимая вздымающуюся грудь ладонью, и на негнущихся ногах зашагала вперёд. Куда-то к центру пригорода Хэмпстед. Наверное, на ярмарку, как и планировала. Сейчас она не была способна мыслить здраво.

Складывалось ощущение, что с каждым днём ей всё меньше и меньше рады в родном доме. Будто она надоедливая беспризорная оборванка, побирающаяся у их стола и пытающаяся навязать свои фантазии.

В детстве общение с родителями давалось ей так легко. Их вечера проходили весело и беззаботно, а вокруг царила атмосфера тепла и уюта. Теперь же они стали совсем другими людьми.

Чужими.

Неполноценными.

Как и она сама.

Вот только родители даже не осознавали этого. Их заметно раздражали её попытки заговорить о совместном прошлом. И они всё сильнее убеждали себя в том, что у них нет детей. Верили в ту фальшь, что заложила в их разум Гермиона, когда стирала память. А ей не доверяли. Особенно отец.

И Гермиона абсолютно не знала, как исправить то, что она натворила. Ведь с окончания войны прошло уже два с половиной года. Была ли у неё хоть призрачная надежда на успех? И что ей делать, как жить дальше, если ничего не выйдет?..

Ведь уже сейчас все её будни сводились лишь к регулярным визитам к родителям и чтению книг о вмешательствах в разум. Она никак не могла разобраться, почему родители вспомнили обо всей своей прошлой жизни, но так и не могли вернуть память о дочери. Поэтому Гермиона не позволяла другим мыслям даже прокрасться в свой разум, пока не разберётся с этой задачей. Пока не возродит свою жизнь из пепла, в который сама же её и обратила.

Она не помнила, как добралась до центральной площади. Стоило Гермионе оказаться там, как её взор пленили новогодние золотые шары, что украшали высокую ель. Она подошла к колючему дереву вплотную, поднимая голову и всматриваясь в это сверкающее великолепие.

Вот бы и её жизнь сверкала так же. Потому что сейчас Гермионе казалось, что она изо дня в день всё глубже утопала во мраке.

– Мне кажется или украшением этой ели занимался настоящий профессионал? – рядом раздался отдалённо знакомый мужской голос с еле заметной хрипотцой.

– Ага… – пробормотала Гермиона, даже не повернув голову и продолжив разглядывать вершину ели.

Она часто гуляла здесь в полном одиночестве, и оттого её постоянно втягивали в «светские» беседы ни о чём. Сперва ей нравилась такая доброжелательность местных жителей, но, когда фразы начали без устали повторяться, Гермионе стало не по себе. Словно она живёт в каком-то запрограммированном мире, где каждый день нужно обязательно дважды похвалить погоду и задать незнакомцу какой-нибудь вопрос, не забыв добавить «не так ли?» в конце.

Гермиону начали утомлять подобные разговоры. Они высасывали из неё остатки сил и напоминали о том, что в её жизни абсолютно ничего не меняется, что она лишь топчется на месте. И вот уже несколько месяцев она избегала такого общения, отвечая односложно и незаинтересованно.

Пусть лучше её примут за невежу-американку, чем изо дня в день ей придётся рассуждать о солнце, облаках или рождественских украшениях.

– Это какое-то чудо! – воскликнул всё тот же мужчина, продолжая стоять рядом и не желая избавлять Гермиону от своей компании. – Нет, ты только посмотри, как прекрасно золотые шары смотрятся на фоне зелёной ели. Кое-что напоминает, не так ли?

– Угу, – безэмоционально откликнулась Гермиона, думая о своём.

– Прямо как Гриффиндор и Слизерин, да?

– Ага, – на автомате согласилась она, но, как только до её разума дошёл смысл фразы, вздрогнула. – Что?..

Гермиона тут же вынырнула из своих мыслей и нахмурила брови, поворачивая голову к собеседнику. Её взгляд врезался в непозволительно яркие платиновые волосы и еле заметную улыбку на губах, что больше тянула на такую привычную ещё с детства самодовольную ухмылку, выводящую её из себя столько лет.

Гермиона застыла, не веря своим глазам. Они безбожно лгали ей, не иначе.

Это ведь невозможно!

Она раскрыла рот, но тут же захлопнула его, не сумев подобрать ни единого слова. Лишь пыталась вдохнуть побольше воздуха в лёгкие, но и этого у неё не получалось, и из горла вырвался предательский хрип. Гермиона до боли втиснула ногти в ладонь, всё ещё пытаясь убедить себя, что это не сон. Не злая шутка подсознания и не какое-то наваждение.

– Привет, Грейнджер, – медленно проговорил Малфой, держа руки в карманах чёрного пальто.

Почти так, словно и правда был рад увидеть её. Так, что фамилия Гермионы слетела с его уст неожиданно мягко.

Но изменившийся тон его голоса явно сигнализировал о том, что вся эта преувеличенная вежливость и восторгание елью были лишь игрой, чтобы привлечь её внимание.

Малфой был расслаблен. Спокойно смотрел на неё, пока слабый ветер колыхал пряди светлых волос, небрежно зачёсанных назад. Вот только Гермиона была уверена, что он прекрасно понимал, как сильно ошарашил её своим появлением. Иначе она никак не могла объяснить этого озорного блеска в серых радужках.

Но почему же никто не знал, что Драко выжил?.. Почему никто не рассказывал об этом Гермионе?

Глубоко вздохнув, она подавила судорожный всхлип, так и норовящий вырваться наружу.

– Малфой… ты… – зашептала Гермиона, но тут же зажала рот руками, начиная мотать головой.

– Я что?.. – он усмехнулся, проходясь взглядом по её растрёпанным волосам и задерживаясь на пальцах, плотно прижатых к лицу. – Мерлин, если бы я только знал, что ты так обрадуешься, поверь, я бы приехал гораздо раньше, – и снова это непривычное мягкое произношение с его уст, приправленное очевидным сарказмом.

И пусть на его губах играла лукавая улыбка, пусть ресницы опустились в укоризненном прищуре. Да, он подтрунивал над ней. Пускай.

Гермионе было это абсолютно неважно. Ведь Драко жив. Стоял перед ней. Прямо сейчас. Рядом с елью, которую, по его мнению, украсил настоящий профессионал.

Она опустила руки, приказывая пальцам перестать дрожать, и набрала в грудь побольше воздуха, неожиданно для себя находя его таким свежим и приятным. С древесными нотками и… немного цитруса – это уже от Малфоя. И пока она чувствовала именно такой аромат, ей хотелось жить. Начинать всё сначала из раза в раз, если в конечном итоге она сможет дышать именно так.

Гермиона растерянно улыбнулась и отвела глаза, понимая, что такое пристальное разглядывание лица Драко выглядело как минимум очень странно. Ведь откуда ему знать, какой ураган он устроил в её мыслях?

Ему неведомо, что сосуд, который по идее должен был вмещать в себя все эмоции и чувства Гермионы, сейчас трещал по швам, явно не справляясь со своей задачей. И уж тем более Малфой ни за что не должен догадаться, что тот слабый огонёк надежды, зародившийся ещё на третьем курсе и спрятанный за тысячами стен, что выстроило подсознание Гермионы в попытке не выдать свои безответные чувства, вновь затеплился в этот самый миг.

И теперь все ночи в Австралии, которые она ревела в подушку, стараясь забыть школьную любовь и смириться с потерей, казались ненапрасными.

Теперь мириться ни с чем не приходилось. И это хорошо.

Ведь Гермионе так и не удалось забыть.

– Откуда ты приехал? – тихо спросила она, утыкаясь носом в шарф, чтобы скрыть румянец на щеках.

Ведь это их первый разговор, который начался не с оскорблений. Не с этого привычного «С дороги, грязнокровка» или «Отвали, Малфой».

Гермионе было интересно, понимал ли он это? Придавал ли такое же значение, как она?

Хоть немного?..

– Я учусь во Франции, – Малфой пожал плечами. – Но ты ведь понимаешь, что тебе не стоит никому рассказывать о нашей встрече? – он понизил голос до полушёпота с еле различимой хрипотцой.

Гермиона с трудом расслышала его, но от такого тона по коже прошлась волна мурашек.

– Ты мог не подходить… – тихо пробормотала она, озвучивая свои мысли.

– В каком смысле?

Малфой нахмурился, а его плечи заметно напряглись.

– О, нет-нет! – Гермиона развернулась к нему и замахала руками, понимая, что её неправильно поняли. – В смысле… я бы даже не заметила тебя, если бы ты сам не подошёл и не заговорил со мной. Я не узнала бы, что ты не… – «умер» застряло где-то в гортани. – В общем, я к тому, что ты мог не подходить, тогда я бы не узнала никаких секретов.

Она резко замолчала, решив, что слишком много болтает для статуса «бывший враг».

– Но я же подошёл, – усмехнулся Малфой в ответ, чуть приподнимая бровь.

– Ага, – и Гермиона снова уткнулась в шарф, досадуя на свою идиотскую привычку краснеть. А ещё корила себя за то, что она просто не способна наплевать на чувство такта и спросить, почему же Малфой всё-таки решил подойти к ней. – Я никому не расскажу про тебя, – добавила Гермиона и замолкла.

На языке вертелись тысячи вопросов, но она сдерживала их один за другим, постепенно отходя от потрясения. Действительно, кто она такая, чтобы устраивать допрос. Она должна благодарить Мерлина лишь за то, что узнала спасительную правду. Что Драко в порядке и живёт счастливо, пусть и в другой стране.

Ей стоит сделать так же: продолжать жить свою жизнь и разбираться со своими проблемами, а не стоять тут и битый час рассматривать ёлку, словно она недалёкая дурочка, которая не знает, чем себя занять, лишь бы остаться в компании Малфоя и узнать о нём чуть больше. Попробовать хоть немного сблизиться.

– Ну давай уже, Грейнджер, – почти устало протянул Малфой.

– Что?

– Только слепой не заметит, что ты сейчас лопнешь от своего вездесущего любопытства. Поэтому давай, – он развёл руками, словно приглашая. – Спрашивай.

Гермиона вздёрнула подбородок, сжимая губы и намереваясь возразить. Наверное, по какой-то уже давно позабытой привычке. Ведь она всегда так делала в школе, когда Малфой её поддевал. Просто била в ответ. Когда-то напролом ответным оскорблением, а когда-то многозначительным молчанием вкупе со взглядом, полным презрения.

Так было значительно проще – не соглашаться с ним во всём, что бы он ни сказал. Ведь если пустить его слова внутрь, выскребать их приходилось долго. Ночью под балдахином, на который она бросала заглушающее, слезами в подушку и громкими истеричными проклятиями, бесполезными убеждениями, что она ничего не чувствует к заносчивому слизеринцу. Что ей вовсе не обидно.

Она раскрыла рот, собираясь выдать что-то вроде «Смотри, как бы ты не лопнул от своего самодовольства» или банальное «Тебе показалось, Малфой», но замерла.

К чему весь этот спектакль? Пусть она и чувствовала себя неуютно в его компании и абсолютно не знала, как себя вести, Гермиона всё равно понимала, что пререкаться впустую – очевиднейшая глупость. У неё нет на это ни сил, ни желания.

– Почему ты в Лондоне, а не в Уилтшире? – спросила она, начиная чувствовать себя увереннее и расслабляя кулаки, в которые, не заметив, сжала пальцы.

Малфой склонил голову к плечу, прищурившись. Словно ожидал совершенно другого вопроса и пытался нащупать двойное дно у озвученного.

Да и Гермиона не понимала, почему задала именно этот, казалось бы, такой незначительный и пустяковый. Наверное, ей было слишком страшно переходить к сути. Страшно задавать вопросы, на которые она не готова услышать честный ответ или получить молчание, которое бы значило то, что она переступила грань дозволенности.

– Малфой-мэнор под контролем Министерства, это опасно. Я предпочитаю, чтобы в Англии меня считали мёртвым, – наконец ответил Драко.

– Но зачем всё это? Я не понимаю, – покачала головой Гермиона.

– Чтобы не попасть в Азкабан, – Малфой говорил так, будто это самая очевидная вещь на свете.

Гермиона нахмурилась.

– Но ведь…

– Ты не можешь спорить с тем фактом, что на помилование всей семьи были крайне небольшие шансы, – он быстрым движением поправил воротник пальто, его пальцы были напряжены. Малфой словно пытался сдержать эмоции. – Так бывает, Грейнджер. Порой жизнь складывается не так, как мы хотим. В моём случае она и вовсе повернулась ко мне задницей. Но всё сложилось… приемлемо.

Гермиона тяжело сглотнула, чувствуя, сколько на самом деле боли кроется под этим «приемлемо». Она решила сменить тему.

– И что же тебя привело в Хэмпстед?

– Здесь живёт мой пациент, – Малфой растянул губы в очередной самодовольной улыбке, стоило ему заметить удивлённый взгляд Гермионы. – У меня зимняя практика в университете, я учусь на колдомедика. Специализируюсь на лечении разума.

– А почему твоя практика проходит не во Франции? – окончательно запуталась Гермиона.

Резкий порыв ветра заставил её отвлечься и начать ловить шарф, который совсем ослаб из-за неустанных попыток спрятать своё лицо в нём. И Гермиона забавно подпрыгнула, хватая тёплую материю, так и норовящую улететь прямо в еловые ветки.

Приглушённый смешок вернул её в реальность, и она поёжилась, как только поняла, что Малфой стал невольным свидетелем её грациозности.

– Может, зайдём внутрь?

Драко указал на небольшое кафе на углу площади, и Гермиона сразу же кивнула, неожиданно осознав, что на самом деле успела чертовски замёрзнуть. Пока они шли, она продолжала заваливать Малфоя вопросами об учёбе и специальности, потому что впервые услышала о существовании таковой.

В Англии подобных колдомедиков не было, это она знала наверняка.

Малфой рассказал, что излечивал последствия от магических вмешательств в сознание. Это могли быть как тёмные проклятия, так и Обливиэйт. Прямо как в её случае.

Судьба та ещё злодейка, если свела их вместе именно сейчас, когда она никак не могла вернуть память родителям. Но просить его о помощи было… слишком. Пусть она и питала к нему тёплые чувства, Драко всё время только и делал, что отравлял её жизнь. Вряд ли что-то изменилось, поэтому она не могла ему полностью довериться.

Но, с другой стороны, рассказать ему о произошедшем с родителями и просто попросить совета казалось Гермионе логичным. Особенно теперь, когда он вёл себя довольно дружелюбно. Она решила, что как минимум должна подумать об этом.

Малфой сел за самый дальний столик у окна и поднял руку, видимо ожидая официанта. Гермиона невольно рассмеялась: у него были слишком завышенные ожидания от уровня заведения.

– Подожди пару минут, – бросила она.

– Нет, я с тобой, – протянул Малфой, вставая со своего места.

Гермиона пожала плечами, и они вместе направились к стойке бариста. В меню к Рождеству был кофейный глинтвейн, и Гермиона задорно улыбнулась, указывая на него Драко.

– Кофе, – поморщился он в ответ. – Я будто и не уезжал из Франции.

Гермиона хмыкнула, понимая, что «офранцуживание» Малфоя, по всей видимости, закончилось крахом. Насколько она помнила, кофейный глинтвейн родом именно оттуда, поэтому ей показалось это отличной идеей, несмотря на ворчание Драко.

– Две порции глинтвейна, пожалуйста, – обратилась она к молодому парню за стойкой и протянула деньги.

До ушей вновь донеслось недовольное бурчание, но Гермиона не обращала на это внимания и спокойно вернулась к столику, внутренне отчего-то гордясь собой.

Малфой молчал, и она принялась осматривать рождественские украшения в заведении, особенно внимательно разглядывая огромные красные шары, подвешенные к потолку так, что они будто замерли в воздухе. Она всерьёз задумалась о том, что это сделали с помощью магии, но спустя минуту всё-таки увидела тонкую прозрачную леску.

После она перевела взгляд на окно и начала наблюдать за двумя детишками, что носились вокруг ели в центре площади, явно что-то очень громко крича. Как же ей хотелось быть такой же беззаботной. Не думать о всём ужасе, что царил в её жизни, и просто наслаждаться приближающимся праздником.

Малфой застучал пальцами по столу, всё-таки привлекая внимание Гермионы к своей явно скучающей персоне.

– А что ты делаешь в Хэмпстеде? – спросил он, демонстративно откидываясь на спинку стула поудобнее.

– Живу, – просто ответила Гермиона.

Малфой еле слышно фыркнул и отчего-то нахмурился.

– Ты последняя, кого я ожидал здесь увидеть.

– Это ещё почему? – Гермиона вскинула брови. – Ты не выглядел особо удивлённым.

– Ну же, Грейнджер. Сегодня пятница, конец рабочего дня. Ты должна быть где-то в Министерстве, выполняя самую занудную на свете работу, и потом пойти в бар со своими недоумками-друзьями, чтобы стыдить их за пьянство, понимаешь? Вот такую твою жизнь я могу легко представить, – он развёл руками, словно был разочарован, но Гермиона молчала. – А когда Грейнджер стоит на площади Хэмпстеда в полном одиночестве посреди рабочего дня и пялится на ёлку так, словно это единственное прекрасное, что есть в её жизни… это выглядит настолько несуразно, что даже я не смог остаться в стороне.

Гермиона тяжело сглотнула, не зная, что ответить на это. Опустила взгляд на колени и принялась заламывать пальцы, чтобы унять подкравшееся волнение.

Чёрт бы побрал Малфоя, потому что она тоже… Тоже представляла свою будущую жизнь так, как он описал. В менее пессимистичных красках, конечно. Но всё же.

Сейчас же она без работы, живёт на ежемесячное пособие от Министерства, почти не видится с друзьями. Да и в целом за эти два с половиной года Гермиона очень сильно отстранилась от магического Лондона. Всё резко стало неважным и таким надоевшим. Вся её жизнь полностью крутилась только вокруг её родителей.

– Поэтому я и спрашиваю, – продолжил Малфой. – Какого чёрта ты тут делаешь, Грейнджер?

И его вопрос резко приобрёл совершенно другой смысл. И самое печальное – Гермиона не знала на него ответа. Да, она здесь, чтобы вернуть память родителям. Но если задуматься, никто не вынуждал её отречься от всего остального: от работы, друзей, магии. Никто не запирал её в этом пригороде. Это её выбор, который она приняла совершенно неосознанно. Но именно это решение в корне изменило её жизнь, сделало её кем-то другим. Кем-то, кем она никогда не желала стать.

К их столику подошёл официант, ставя перед Гермионой огромную чашку, больше напоминающую супник.

– Двойная порция глинтвейна, – озвучил парень и тут же развернулся, быстрым шагом удаляясь к стойке.

Гермиона в ступоре уставилась на напиток, переводя взгляд с него на ухмыляющегося Малфоя.

– Эм… – замялась она, хлопая ресницами и чувствуя себя неудобно перед Драко. – Я попрошу поправить, – тихо произнесла она, начиная вставать.

– Не нужно, – махнул рукой Малфой. – Я всё равно не собирался пить эту адскую смесь. Лучше ответь на мой вопрос, Грейнджер.

Гермиона вздохнула, опускаясь обратно на стул, и приложила ладони к огромной чашке, согревая их. От напитка исходил приятный успокаивающий аромат. Кофе, корица, апельсин и ещё… кажется, мёд. Он успокаивал и расслаблял. Идеальное сочетание.

Подняв голову, Гермиона столкнулась с внимательным прищуром серых глаз. Драко всё ещё ожидал ответа на свой чертовски сложный вопрос. Вздохнув и сделав маленький глоток глинтвейна, Гермиона решилась рассказать Малфою о родителях. В любом случае ему это будет куда интереснее, чем её терзания о цели своего существования.

Она не вдавалась в подробности, а делилась лишь сухими фактами, словно озвучивала симптомы колдомедику на очередной консультации, которые с каждым разом всё больше становились похожими на визиты к психологу с целью успокоиться.

Драко внимательно слушал, изредка задавая уточняющие вопросы или качая головой. Пару раз он прикрывал глаза ладонью и прижимал пальцы к векам, разминая их, будто глубоко задумывался. Или проводил рукой по волосам, убирая их со лба и давая Гермионе увидеть напряжённые морщинки, пока он хмурился, вслушиваясь в её рассказ.

– За последние два месяца идёт только ухудшение. Все новые воспоминания – фальшивка, которую я заложила в их разум изначально, – закончила Гермиона и грустно улыбнулась. – Ну вот как-то так. Если вдруг ты знаешь какие-то специальные заклинания или зелья, то я вся внимание.

Сморгнув выступившую влагу, Гермиона вернулась к своему напитку, с трудом поднимая тяжёлую чашку с пинтой глинтвейна. Напиток чуть остыл и теперь стал ещё более сладким, чем до этого. Но всё ещё был прекрасным на вкус, таким согревающим и напоминающим что-то приятное из детства.

– Мне очень жаль, что ты столкнулась с подобным, – тихо проговорил Малфой, придвигаясь ближе к столу.

Гермиона кивнула, внутренне стараясь успокоиться, и просто ждала его мнения и мыслей, словно приговора. И то, что Малфой, который раньше так сильно ненавидел её, теперь произносил «мне жаль», её нисколько ни утешало.

– Заклинания и зелья тут вряд ли помогут, ты уже сделала всё необходимое.

Малфой водрузил локти на стол, собирая пальцы в замок, будто готовился к серьёзному разговору. Гермионе было страшно. Она до жути боялась того, что вылечить её родителей уже невозможно. Что прошло слишком много времени или она допустила какую-то критичную ошибку при стирании памяти. Что Малфой окончательно разрушит все её надежды. Второй раз. Но в этот раз ей будет куда больнее.

Она готова была начать молиться Мерлину прямо сейчас и просто надеяться на то, что вот такое его серьёзное и напряжённое лицо – это просто отголосок профессиональной деятельности, а не подготовка к сообщению ужасных новостей.

– Знаешь, за время обучения я понял, что человеческий разум – удивительная вещь. Он умеет защищаться не хуже Ордена в битве за Хогвартс, – усмехнулся Драко, заглядывая в её карие глаза. – И даже если шансы нулевые, разум сможет справиться… тем или иным способом. Например, он может стирать воспоминания или даже создавать новые – несуществующие в действительности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю