Текст книги "Лимский синдром: Поединок (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Откуда ты, прелестное дитя? – губы мужчины раздвинулись в улыбке, которая больше напоминала оскал. Его глаза ощупывали тело Райна так, словно он был абсолютно голым. Ивонн был первым, кто попался на его лицо, о котором он уже забыл. И Ивонн стал тем, у кого Райн нашел свой приют, тем, кто научил его не ценить человеческую жизнь. Он был тем, кто помог взрастить ту ненависть, что теперь наполняла его дни. Ивонн был единственным, кто знал историю Райна, всю, до конца.

И он был первым, рядом с кем Райн смог почувствовать себя богом.

Когда, в какую минуту родился этот план в его голове, он не смог бы сказать. Просто в один момент ненависть к самому себе достигла высшей точки и потребовала выхода. И мир изменился. Или это просто он изменился? А может в его крови растворилось то черное чувство, что он носил в своем сердце, став его частью? Просто однажды, взглянув на себя в зеркало, он понял – еще не все потеряно. Еще можно все изменить.

И началась работа, безумная, бешеная. Компьютер плавился, голова гудела, а в глазах был песок. Сотни и сотни фотографий – интернетовских, концертных, сделанных тайком Ивонном, пошедшим за его безумной идеей. Потом пришел черед видео. Все это изучалось, запоминалось, копировалось и потом повторялось перед зеркалом. Зеленоглазый Тионг стал на время центром Вселенной. И когда Райн почувствовал, что он пропитал все его существо, что он уже полон им, что знает о нем больше, чем он сам – пришла пора активных действий.

Вот только тот Райн, которым он стал, уже почти забыл, зачем все это затеял – слишком огромной была та пропасть, что появилась между тем Райном из прошлого, почти кричащего от боли, и тем Райном из настоящего, в распоряжении которого осталось только одно чувство – ненависть. Слишком сильно он изменился. Стал жестким, жестоким. Стал человеком, который добровольно отказался сам от себя во второй раз. На сей раз – окончательно. Можно изменить лицо еще раз, можно вывести татуировки, но изуродованную душу уже не излечишь. Он не перестал быть самим собой, он просто изменил себя. И он сможет изменить себя еще раз, если это потребуется, но стать прежним… Никогда.

А любовь? Любовь осталась там, в той жизни. В этой место было только для ненависти. Глубокой, жгучей.

О да, план был прост в своей идее. Всего лишь повторить сказку о принце и нищем. Всего лишь. За одним маленьким исключением – принц не отправится погулять на свободе, он попадет в плен к нищему. Сладостные моменты мести. Сколько ночей Райн тешил себя придумыванием разных пакостей тому, чье лицо носил, сколько сладостных минут он провел за этим милым занятием. Превратить его жизнь в ад, сломать. Но даже не это было целью, как понял потом Райн. Все лежало намного, намного глубже.

Его бывший любовник хочет получить Тионга? Что ж, он его получит. В своей способности соблазнить кого угодно Райн уже убедился, спасибо Тионгу за его лицо и невольные уроки. К тому же Юрген вряд ли будет сопротивляться. Он галопом помчится на призывный взгляд. Вот только вместо Тионга его встретит Райн. А потом, позже, он раскроется перед Юргеном. Всего лишь копия? Ха. Но потом Райн решил, что не будет раскрываться – так будет даже интереснее. Просто сотворить какую-нибудь гадость, на которые он стал мастак, от имени Тионга и оставить Юргена в неведении. И пусть мучается неизвестностью.

Райн продумал все – даже то, как будет выпутываться из всего этого. Чего проще – перевести денежки, заработанные Тионгом на какой-нибудь счет, предварительно хорошенько рассорив всех и вся, и оставить двойника потом разгребать все это дерьмо. Заодно и посмотреть, как он с этим справится. Да еще и сорвав при этом пару концертов. И запоров запись альбома. Да мало ли найдется вещей, тихий саботаж которых будет способен довести его двойничка до приступа?

Поездить для тренировки по Европе, давая концерты под именем группы, – идея Ивонна. Он настаивал на этом, аргументируя, что так Райн приобретет больше уверенности, да и они заодно проверят его схожесть. Райн долго отнекивался, а потом согласился: это был хороший шанс заработать денег, проверить самого себя и хорошо потрепать нервы Тионгу. Этот план удался просто блестяще. Вот только Райн немного просчитался, решив, что Тионг не захочет рассказывать общественности о фальшивой группе. Хотя если посмотреть на все это с другой стороны, это было им даже на руку. Объявив всему миру о них, группа успокоилась и потеряла бдительность. Что только и надо было Райну.

Похищение действительно прошло без сучка и задоринки, как все, за что брался Ивонн. И Райн, наконец, стоял перед тем, кого ненавидел больше всего на свете. Это было странное чувство – видеть свое отражение, как в зеркале и чувствовать его дыхание. Видеть и знать, что он – не ты. Его кожа, светящаяся в полумраке комнаты, его спутанные волосы, лежащие на плечах. И его глаза. Яркие, чуть шальные, с искрой страха, но безумно красивые. Что толку отрицать очевидное. НЕ ЕГО глаза. Да – похожи, но не более того. И как Юрген мог решить, что у него – его глаза? Наверное, никогда по-настоящему не смотрел в эти зеленые омуты. Так, как смотрел Райн.

А потом начался кошмар. Для всех – для Тионга, для Райна. Только Ивонна, казалось, не коснулся этот бред. Даже Марек, здоровенный детина, которого откуда-то притащил Ивонн, почувствовал на себе магию присутствия их пленника. Это была загадка, которую Райн никак не мог разгадать. Что было такого в Тионге, что здоровые мужики, убийцы и прожигатели жизни, охранявшие дом, неосознанно старались поменьше шуметь, чтобы не потревожить ненароком своего пленника? Но это влияние Райн чувствовал на себе. И чем дальше, тем больше. И невозможность это предотвратить приводила его в бешенство. Уколы, резкие слова – он старался всеми силами превратить жизнь Тионга в ад. Но мучая его, он мучился сам. И это было только половина проблемы.

Второй половиной проблемы было окружение Тионга, в котором он вращался вместо него. Все эти глаза, смотрящие на него с обожанием и преклонением. На него самого никто никогда так не смотрел! Даже когда у него появилось это чужое лицо. Только откровенно раздевающие взгляды. Для того, чтобы люди научились принимать его всерьез, ему пришлось стать жестким, очень жестким.

Странно, но даже в этом они были похожи с Тионгом. Тот его ломающий взгляд он помнил до сих пор. А потом Райн сорвался. Сорвался, когда понял, что безумно хочет этого самодовольного ублюдка. Что он попал в те же сети, что и Юрген. Но в его случае это было почти безумием – хотеть почти самого себя. Это был полный бред. Но с каждым своим новым приходом Райн чувствовал, что ему нравится эта разновидность сумасшествия. Ему хотелось, чтобы эти губы улыбались ему с теплотой, а не кривились в отвращении, но делал все, чтобы вызвать в своем пленнике неприязнь еще большую. Эта драка на полу, когда он чуть не сломал ему руки… Тионг даже не догадывается, насколько Райн тогда близко стоял к краю пропасти – его запах, кружащий голову, растрепавшие по полу волосы, лихорадочный румянец на бледной коже. Его стон. Боже, он был таким желанным в тот момент, таким…

Те синяки, что он оставил на его запястьях, испугали Райна. Его, который считал человеческую жизнь ничем – они испугали его. Руки Тионга, такие тонкие, такие… И синяки – свидетельство интенсивности желания Райна. Когда он увидел их на следующий день, его словно замкнуло. Он шел к Тионгу, как в тумане. Нежное прикосновение губ к запястьям. Бархатистость кожи сводит с ума. Тихий вздох изумления и Райн приходит в себя. От ярости выступают слезы: он поддался непростительным эмоциям. И Тионг увидел, каким слабым он может быть. Тихий, но короткий приказ Ивонн принял, не задав ни одного вопроса. Но смотреть, как выполняются его указания, Райн не смог. Видно, еще не все огрубело в его сердце. Но Тионг должен понять, КТО здесь хозяин.

Сколько продолжался этот бред? Райн не знал. День – ночь, ночь – день. Для него сутки делились на то время, когда он был с Тионгом и когда был вместо него. И Ивонн, сообщивший, что Марек хочет увезти их пленника. И бешенство, застившее глаза Райна, и его приказ, отданный не дрогнувшим голосом: убить. Чтобы все знали: Тионг – ЕГО пленник. И никто, никогда не притронется к нему пальцем. Никто не посмеет отнять его. Никто. Ни отчаянный крик Тионга, ни его обморок – ничто не сможет изменить такого положения вещей. В этой игре есть только двое игроков – он и Тионг.

А потом был фестиваль. И Брэндон. Невозможное, подвижное, словно ртуть, существо, в чьих глазах Райн увидел себя богом. Нет, не себя. Тионга. А потом снова что-то изменилось, и Райн оказался в его объятиях. Странное ощущение неправильности не оставляло его все время, пока они были вместе. И только потом, гораздо позже, он понял, где ошибся. Взгляд Рэна был точной копией взгляда Юргена, когда тот смотрел на него, видя в нем другого. Понял, и его прошиб холодный пот – Рэн обо всем догадался. И эта ночь была лишь проверкой. И он, Райн, ее не прошел. Рэн с Тионгом никогда не были близки. Никогда. Черт знает почему, но Тионг, никогда не отличавшийся разборчивостью, своего главного поклонника как-то упустил из виду. А дальше… Дальше повторился тот же кошмар, который он однажды уже пережил. Рэн, сопливый мальчишка, одному Богу известно, каким образом раскусивший его, заявил, что Райн – всего лишь бледное подобие. Плохая копия. Это было последней каплей, после которой в Райне что-то надломилось. И домой вернулся он уже не тем, что уезжал. Ощущение неумолимо приближающейся развязки все чаще настигало его. Но он не собирался сдаваться. Только не сейчас, когда он видит в ЕГО глазах тень улыбки. И пусть это всего лишь его воображение, она там есть. Где-то в глубине.

Но всему рано или поздно приходит конец. Даже самообладанию Райна. Его страсть, достигшая своего предела, больше не могла умещаться в нем. Его желание, сжигавшее его не хуже адского пламени, просто сводило с ума, погружая мозг в туман…

Глаза Тионга, горящие желанием, его губы, сладкие до не возможности. Его отчаяние, его злость… Было так приятно чувствовать свою власть над ним. Если не думать о том, что Тионг обладает властью гораздо большей. Ведь это Райн напоил его возбуждающим. Вот только Райн недооценил неприязни Тионга к себе и тот короткий, но меткий удар был для него полной неожиданностью. Как и то бешенство, которое он вызвал. Уничтожить, растоптать. Того, кто вызывал в нем чувства, с которыми он уже почти распрощался. Чувства, которым он поклялся больше никогда не поддаваться. Где та ненависть, что питала его все это время? Где та ярость, что не давала ему останавливаться? Она ушла, оставив вместо себя что-то другое. Что-то, что заставляло его замерзшую душу оживать. Что-то, что он не был готов принять… Прости, малыш. Стон, почти слезы раскаяния. Прости за боль… Я… Что за шум? Кто там?

Глава третья

– Ты сошел с ума?! Что ты наделал? – Юрген стоял на пороге комнаты, обводя ее почти безумным взглядом. Когда его глаза наткнулись на постель и на лежащем на ней Тионге, он только судорожно вздохнул. Райн перевел взгляд туда же. Да, есть, отчего испугаться. Тионг лежал, не шевелясь, и безучастно смотрел в потолок. По лицу размазана кровь, опухшие губы искусаны, а пальцы судорожно сжимают простынь. Разорванная рубашка валяется на полу рядом с кроватью. Юрген с секунду разглядывал все это, а потом кинулся к Тионгу. Тот поднял на него мутные глаза, губы чуть шевельнулись, и по комнате прокатился тихий шепот на выдохе:

– Ты… – а потом его глаза закрылись, и он впал в забытье. Юрген протянул руку, чтобы отвести упавшую на его глаза прядь волос.

– Не смей к нему прикасаться, – прошелестел по комнате глухой голос, и холод коснулся его затылка. Юрген замер с протянутой рукой, не смея пошевелиться. – Вот и умница. А теперь отойди от него.

Отойти? Сейчас?

– Ему нужна помощь, – Юрген осторожно мотнул головой. Дуло пистолета скользнуло по волосам, вызвав неприятные ощущения.

– Здесь есть кому оказать помощь и без тебя. Отойди.

– Нет, – Юрген упрямо сжал губы.

Дуло соскользнуло с головы Юргена. Теперь хищный глазок смотрел прямо в лоб лежащего в беспамятстве Тионга:

– Отойди.

– Ты не посмеешь, – глаза Юргена в страхе следили за черным стволом.

– Он – здесь.

Юрген медленно разогнулся и сделал шаг в сторону. Проследил, как исчезает из поля зрения пистолет, и только потом развернулся лицом к Райну:

– Ты соображаешь, что творишь? – серые глаза полыхали яростью и страхом.

– Этот вопрос ты должен был задать гораздо раньше, – Райн усмехнулся, не сводя пристальных глаз с Юргена и все еще держа его под прицелом. – Догадываешься когда?

Юрген вздрогнул. Это не правильно, все не правильно. Райн, неужели это он? Не может быть. Куда делся тот восторженный и влюбленный мальчик, который смотрел на него горящими глазами? Это существо не было им. Сейчас перед ним стоял хищник – опасный, готовый на все. И его идентичность с Тионгом только прибавляла ему остроты и завершала образ. Но как? Как этот мальчик смог превратиться из тряпки, которой он был, в это существо, держащее его на мушке? Как он смог провернуть все это? Стать Тионгом. Ради чего? Что это – месть? Юрген поежился, вспоминая то время, когда они еще были вместе. «Я могу стать им для тебя». Райн предложил, а он согласился. Не это ли имел в виду Райн? Ведь он мог это остановить, не дать ему сделать это с собой. Мог. Но не сделал. Да, это отличный повод для мести. Но вот кому он мстит? Ему или Тионгу? Юрген скосил глаза на постель. Тионгу. За то, что у него его лицо, за то, что Юрген любит его. За все.

– Но ведь он ни в чем не виноват!

Райн поморщился:

– Я сам разберусь. Как ты узнал?

Но Юрген молчал. Райн с секунду разглядывал его со странным удивлением, а потом фыркнул:

– Можешь молчать, я и так знаю, кто навел тебя. Рэн.

Юрген вскинул глаза:

– Откуда?

– Он единственный, кто дал себе труд подумать над несуразностями. А он всегда был мальчиком умным.

– Но, – Юрген все еще ничего не понимал, – если ты знал, что он догадался, почему не сбежал, не…

– Но так ведь гораздо интереснее, ты не находишь? – Райн мило улыбнулся, склонив голову набок, и Юрген сжал кулаки. Этот жест, эта интонация, эта улыбка – все это принадлежало Тионгу.

– Это не твое, – его голос упал до шепота от закипавшего в нем бешенства. – Все это не твое. Это ЕГО улыбка, ЕГО жест. Не смей…

– ТЫ хотел, чтобы я стал им. Ты говорил, что я – всего лишь жалкая копия. Теперь я стал им. Так чем ты не доволен?

Райн все еще улыбался, и на время желание стереть эту ухмылку с его губ хорошим ударом, затмило все.

– Это ты сделал меня монстром, Юрген. Все это, – Райн обвел комнату глазами, – твоих рук дело.

– Не смей так говорить! – Юрген сорвался на крик, не в силах выдержать терзаний так некстати проснувшейся совести.

Когда отзвучал последний звук, они услышали скрип открывающейся двери. Райн оглянулся всего лишь на секунду, чтобы отдать приказ вошедшему Ивонну, но этого мгновения Юргену вполне хватило, чтобы сгруппировавшись, прыгнуть вперед. И еще доля секунды, чтобы выбитый пистолет полетел на пол. А потом они сами покатились по полу, рыча и царапаясь, как два обезумевших зверя. Ярость придавала им сил, каждый из них защищал свое, и был готов биться насмерть. Но…

Случайный взгляд, и Райн замер. Там, в глубине комнаты, стоял Ивонн. В его руках тускло светился ствол выбитого пистолета. Он поднял руку, и Райн дико закричал:

– Нет!!

Одним движением отбросил Юргена от себя. Одним движением сорвался с места. И когда палец спустил курок, пуля, вылетевшая из ствола, поцеловала грудь Райна, а не лоб Тионга. Он успел. Успел… Зеленые глаза удивленно распахнулись, и Райн увидел в них свое отражение. Он слабо улыбнулся и, уже соскальзывая в темноту, прошептал:

– Прости меня, малыш. Я слишком поздно понял, как сильно люблю тебя…

========== Эпилог ==========

– Как ты мог?

Тихий шепот разговора, тихий шум кондиционера. И знакомый запах лекарств. Райн с трудом разлепил ресницы и тут же опять сомкнул их. Слишком ярок был свет для его отвыкших глаз. Но те двое, стоящие у окна, не видели, что он пришел в себя. Их голоса, чуть приглушенные, были отлично слышны Райну. Похоже, эти двое вели давний разговор.

– Как ты мог?

От этого голоса в груди Райна разлилось приятное тепло.

– Я просто потерял голову.

О, а этот голос бросает в дрожь.

– Как бы ты не потерял голову, ты не должен был позволять ему делать это.

– Это было его желанием.

– Тебе достаточно было сказать «нет» и всего этого просто бы не было.

– Я…

– Ты даже не представляешь, на что ты его обрек.

– Почему ты не хочешь меня понять? Даже он понял.

– Он любил тебя, а ты воспользовался этим.

– Ты пользуешься этим каждый день своей жизни.

– Ты отнял у этого мальчика жизнь!! Ты просто убил его! Ради своей цели ты растоптал его собственное «Я». А потом, когда у него не получилось стать мной, ты просто выбросил его, как надоевшую игрушку!

– Тионг…

– Я ненавижу тебя.

– А я люблю тебя. И всегда любил.

– О, Боже… Это не любовь, Юрген. Я не знаю, что это. Но это – не любовь. Нельзя заменить того, кого любишь тем, кто на него похож.

– Тионг…

– Уходи.

– Тионг!

– Уходи!!!

Эхо, раскатившееся по комнате, странно подействовало на Райна. Веки, и без того налитые свинцом, стали совсем неподъемными. Он тихо чему-то улыбнулся и погрузился обратно в темноту.

Странное пробуждение. Последнее, что он запомнил – это больничная палата и яростный разговор. А до этого была бесконечная боль в груди. И зеленые глаза, смотрящие на него из темноты. Райн пошевелился, но боли не было. Только странная усталость. И чей-то прямой, тяжелый взгляд. Райн резко распахнул глаза и замер. Эти портьеры, этот расписной потолок… Это же комната в поместье! Он резко сел в кровати и застыл. Прямо перед ним сидел его недавний пленник. Только, похоже, теперь они поменялись местами. Райн обреченно закрыл глаза. Доигрался. Теперь он – пленник. Что Тионг с ним сделает? А какая теперь разница, ему уже все равно. Он осторожно открыл глаза. Тионг улыбался. И в этой улыбке было столько нежности, что сердце Райна забилось где-то в горле. Ради такой улыбки он готов умереть прямо здесь и сейчас. Он улыбнулся в ответ. Чуть застенчиво и печально.

– Я рад тебя видеть, – тихий голос согрел душу. – Настоящим.

Райн вздрогнул. Настоящим? А… как это? Какой он – настоящий? Холод разлился по телу. Кто он? Что он здесь делает? И почему…

– Тш-ш-ш, тихо, – тонкие пальцы взяли его за подбородок и подняли его голову вверх. – Ты испуган и растерян. Я понимаю.

Райн задрожал:

– Почему? Почему ты здесь после всего, что я с тобой сделал?

Брови Тионга взметнулись вверх в удивлении, а потом он тихо рассмеялся:

– Именно потому, что все понимаю. И не виню тебя ни чем, – он тихо фыркнул. – К тому же, окажись я на твоем месте, еще неизвестно, чтобы я выкинул.

– Тионг…

Но все слова замерли у него на языке, когда мягкие, сладкие и такие желанные губы накрыли его рот. Не любовь, не страсть. Прощение. А когда оторвались, то говорить уже не хотелось, да и забыл он все, что хотел сказать, когда теплое тело осторожно, чтобы не потревожить еще не зажившую рану, прижалось к его телу. Нежность и ласка, терпение и забота, окружившие его со всех сторон – и вот он плачет, содрогаясь от рыданий. Сильные руки крепко прижимают его к рельефной груди, и теплое дыхание согревает висок. Тионг молчит, и за это Райн ему благодарен.