Текст книги "Лимский синдром: Поединок (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Тионг опустил глаза. Он тоже отлично знал – алкоголь и хорошая пирушка – вот и весь его досуг. Он потянулся к выключателю – различать в стремительно наступающих сумерках Райна было все труднее.

– Не включай, – тихим голосом попросил его двойник. Рука Тионга застыла в паре сантиметров от ночника.

– Но я ничего не вижу.

В ответ раздался щелчок зажигалки и язычок пламени, лизнув фитиль свечи, заставил метаться по комнате причудливые тени. Еще щелчок и вот на столе горит уже вторая свеча. Огонь играл в серебре столовых приборов и рождал искры в хрустальных бокалах, уже наполненных рубиновой жидкостью. Тионг с изумлением рассматривал всю эту сервировку, недоумевая, как же Райн сделал это, что он ничего не услышал.

Райн с минуту откровенно наслаждался недоумением, написанным на его лице, а потом сделал к нему два шага и, шутливо поклонившись, произнес низким завораживающим голосом:

– Позвольте пригласить вас на ужин, мой принц. Окажите честь и разделите скудную трапезу с одним из своих рабов.

Он выпрямился и протянул руку. С секунду Тионг смотрел на него широко распахнутыми глазами, а потом тихо фыркнул:

– Шут гороховый.

Райн улыбнулся. Но когда пальцы Тионга скользнули в его ладонь, улыбка исчезла с его лица, как по мановению волшебной палочки. Он сжал пальцы, словно боясь, что Тионг вырвется и убежит. Мгновение смотрел в его глаза, скрытые в тени, а потом потянул его за собой к столу. Тионг послушно пошел за ним, гадая, какая муха укусила его тюремщика. Но увидев на столе свои любимые суши, по которым уже успел здорово соскучиться, сразу забыл обо всех своих раздумьях. К тому же оказалось, что он успел сильно проголодаться, что, в принципе, было не удивительно – за весь день он съел только одно яблоко.

Райн только улыбался, глядя на то, с каким аппетитом Тионг отдает должное искусству повара. В эти минуты он уже не казался ему монстром и вообще не производил впечатление человека, которого нужно опасаться. Он был абсолютно расслаблен, покачивая в руках бокал, смотрел на огонек свечи.

– Почему ты ничего не пьешь? – Райн, наконец, обратил внимание на то, что бокал Тионга почти полон.

– Я не очень люблю вино, – уклончиво ответил тот, стараясь не обидеть человека, который был, как казалось, весьма неравнодушен к этому виду жидкости.

– Зря, – Райн откинул голову. – Оно придает сил и продлевает жизнь.

Тионг что-то хмыкнул, надеясь, что тот невнятный звук, который он издал, сойдет за согласие и сожаление. Райн кинул на него острый взгляд:

– Но я прошу тебя выпить со мной. Неужели ты мне откажешь? – его пальцы лениво поглаживали край бокала, но Тионгу показалось, что Райн еле сдерживается от того, чтобы не сжать с силой тонкий хрусталь.

Он молча взял свой бокал. Вино было чуть кисловатым и терпким. Он выпил все до последний капли, от души надеясь, что лицо у него не слишком сильно скривилось.

– Спасибо, я оценил твой мужественный поступок, – Райн криво усмехнулся. Он медленно встал. Его неторопливое движение было полно грации сытого хищника, и Тионг поймал себя на том, что откровенно пялится на него. От гибкого тела, обтянутого мягкой тканью веяло силой и еще чем-то. Райн закинул голову назад. Густые волосы рассыпались по плечам, а от его тихого стона удовольствия кожа Тионга покрылась мурашками. Вздрогнув, он поспешно отвел глаза, а потом и вовсе сбежал в тень, пересев в самое дальнее кресло. Райн же, казалось, вообще не заметил его поспешного бегства. Он стоял в круге света, закрыв глаза, словно над чем-то задумавшись. Кончик пальца рассеяно поглаживал губы. Тионг, как зачарованный, смотрел на медленные ритмичные движения. Ему казалось, что он медленно сходит с ума. Ему казалось, что это к его губам прикасаются длинные тонкие пальцы, это его рот опаляет горячее дыхание, и его шею щекочут длинные пряди. Он сморгнул и заставил себя отвести глаза. Знакомый жар разлился в теле. Нет. Все это… Странно. Почему он так реагирует? Соскучился по ласке? Может быть. Но Райн? Он снова взглянул на него и встретился с прямым, вопрошающим взглядом зеленых глаз, так похожих на его собственные. И почувствовал, что просто тонет в них. Дыхание пресеклось, а когда Райн медленно, дразняще провел рукой по своей груди, он и вовсе перестал дышать, следя глазами за ее движением. Он неосознанно облизал свои пересохшие губы, и Райн выдохнул:

– Вот ты и попался, милый.

Тионг медленно перевел взгляд на его лицо и вздрогнул. Пылающий огонь в глазах Райна заставил сердце испуганно сжаться. Никогда, нигде Тионг еще не видел такого огня. Это испугало его. Он встал с кресла, готовый сорваться и сбежать, и Райн сделал шаг ему навстречу. Тионг отступил. А потом еще раз и еще. Пока не уперся спиной в стену. Райн тоже прекратил наступать, застыв от него всего в паре маленьких шажков.

– Что тебе нужно? – голос предательски срывался и дрожал.

Но как оказалось, голос Райна мало отличался от его.

– А разве это не очевидно? – он криво усмехнулся. – И, по-моему, ты вовсе не против.

– Против, – Тионг сжал кулак, ногти впились в ладонь, и боль на минуту отрезвила его. То болезненное возбуждение, мучавшее его всего пару секунд назад, немного приутихло.

Райн хмыкнул и приблизился к нему вплотную. Костяшки пальцев пробежались по скуле Тионга. Щеки мгновенно запылали, вторя огню, разгоравшемуся у него внутри.

– Мой сладкий мальчик, – дрожащий голос Райна был полон непонятной нежности и ласки. И он мог бы успокоить, если бы в нем не было еще и отчаянной скрытой ненависти. – Как странно, правда? Ты сейчас стоишь передо мной и дрожишь. Тебе страшно, потому что ты не знаешь, что происходит. Но ты еще и хочешь большего. И это пугает тебя еще сильнее.

Тионг действительно дрожал. От того, что интенсивность чувств Райна зашкаливала за допустимую отметку, от того, что действительно хотел большего. Этих мягких прикосновений к свому телу. Этих нежных губ на своих губах. И эти желания, появившиеся так внезапно и проявившиеся так сильно, пугали. Он силился выплыть из того тумана, в который его медленно, но верно погружало осторожное поглаживание прохладных пальцев. Но что-то видимо отразилось в его глазах, потому что Райн, внимательно следивший за ним, вдруг недовольно выдохнул. А потом его рука зарылась в волосы , притягивая его голову ближе, еще ближе. И вот уже его губы накрывают рот Тионга, напрочь лишая того возможности о чем-то думать, кроме как об этом поцелуе. То нежный и легкий, то страстный и почти безумный – он лишал воли и просто сжигал. Чувствуя, что тонет, Тионг схватился за плечи Райна. Тот тихо застонал и оторвался от него:

– Боже…

Он чуть откинулся назад, наблюдая затуманенными глазами за Тионгом. А тот стоял, ошеломленно тряся головой. Его припухшие губы были ярко красного цвета, и их хотелось просто целовать и целовать. Райн закрыл глаза и выдохнул, беря себя в руки.

– Что… Что ты со мной сделал? – тихий напряженный голос заставил Райна поднять ресницы.

Он усмехнулся и заставил себя отойти на шаг назад.

– А с чего ты взял, что я с тобой что-то сделал? – Райн склонил голову к плечу, внимательно наблюдая за Тионгом.

Что ему сказать? Что все происходящее – не правильно? Что все слишком ярко и остро, и так просто не бывает?

– Я чувствую это.

Райн с секунду изумленно рассматривал его, а потом откинул голову и рассмеялся:

– И все? Ты просто чувствуешь?

– Этого достаточно.

– А почему бы тебе просто не признать, что ты меня хочешь?

– Исключено, – отрезал Тионг. – Это не так.

– Правда? – протянул Райн голосом, от которого у него все волоски на затылке приподнялись. – А по-моему, хочешь. Иначе как объяснить вот это?

Он резко придвинулся вперед, и его рука легла на пах Тионга. От мгновенно нахлынувших приятных ощущений тот напрягся и еле слышно застонал, откинув голову. К открывшейся шее тут же прильнули горячие губы, накрывая бьющуюся жилку. Пальцы с острыми ноготками впились в его плечи, причиняя боль.

– Хватит… – от искаженного голоса, льющегося в его ухо, Райн сжал руку, лежащую между ног Тионга, еще сильнее. Тот вскрикнул.

– Нет, милый, не хватит. Мне нравится, как ты кричишь, как стонешь, – горячий шепот Райна обжигал шею, посылая тысячу маленьких иголочек удовольствия по всему телу. – И пусть это – всего лишь действие маленькой дозы возбуждающего, сегодня ты будешь моим.

Глаза Тионг широко распахнулись в шоке. Он замер на секунду, а потом резким движением отбросил Райна от себя.

– Возбуждающего? – он с яростью смотрел на Райна, который откровенно любовался его видом – растрепанным, с горящими прекрасными глазами. – Ты опоил меня?!?

Райн улыбнулся:

– Конечно, радость моя.

– Но зачем? – его крик утонул в мягкой обивке стен.

Лицо Райна исказилось, губы раздвинулись в оскале:

– Просто захотелось с кем-нибудь трахнуться. На ближайшие пару километров ты – единственный, при мысли о сексе с которым меня не воротит. А возбуждающее… У меня нет желания ни бороться с тобой, ни уговаривать. Так что будь паинькой, ложись, раздвигай ножки и получи свое удовольствие.

Тионг с секунду смотрел на него, а потом молча оторвался от стены и пошел мимо него шатающейся походкой в сторону ванны.

– Прежде чем ты дойдешь до ванны, спешу тебе сообщить, что она закрыта. Так что если хочешь получить облегчение… – он развел руками в притворном сожалении.

Тионг остановился.

– Сволочь, – тихо простонал Тионг. Это чертово возбуждающее… Он чувствовал, как оно все больше захватывает в плен его тело. Мозг заполнили воспоминания о сильных и нежных прикосновениях губ Райна. – Какая же ты сволочь…

Он согнулся пополам, сжимая руками плечи в безуспешной попытке найти хоть какое-то облегчение своим мукам и сделать это так, чтобы не унизиться перед своим тюремщиком. Не доставить ему удовольствия наблюдать его беспомощность. Не попросить его… Он изо всех сил закусил губу, надеясь, что боль немного отрезвит его. Но это только ухудшило дело – боль отдалась во всем теле новыми вспышками желания. Он опять простонал, сжимая пальцы на плечах в попытке не дать им пуститься в путешествие по своему телу. Только не это. Не это.

– Бедный мальчик…

Тионг приподнял голову. В поле зрения оказались ноги Райна, одетые в щегольские туфли. Они были так близко… Мягкое прикосновение к волосам и ярость, затмившая на секунду белый свет, бросила его тело вперед и вверх. Кулак впечатался во что-то мягкое, и на секунду Тионга затопило мрачное удовлетворение. А потом он оказался лежащим лицом на полу. Но валялся он не долго. Ровно до того момента, когда сильные руки подняли его играючи, словно ребенка, и швырнули на постель. При приземлении он здорово стукнулся рукой о спинку и глухо зашипел от боли. Но тут же забыл о ней, когда тяжелое тело оседлало его бедра, и в ушах зазвенело от пощечины. А потом удары посыпались на него со всех сторон. Искаженное яростью лицо Райна, его горящие глаза, из которых текли слезы… И тут разбитые в кровь губы Тионга раздвинулись, и он рассмеялся. Он смеялся и смеялся, никак не реагируя ни на окрики Райна, ни на его удары. Только когда его губы накрыли чужие в жестком поцелуе, он замолчал. Райн словно пил его силу, пил его душу. Под его натиском Тионг чувствовал, как стремительно слабеет. И вместе с бессилием пришло безразличие. Он расслабился, отдавая себя на растерзание победителю. Что угодно, как угодно, только побыстрее бы все это закончилось.

Но Райн, похоже, тоже лишился всех своих сил. Закончив поцелуй, он оторвался и лег, закрыв глаза, рядом с лежащим пленником. С минуту полежал так, не шевелясь, а потом потянулся и осторожно обнял его, прижав к себе.

– Прости меня, малыш, – его судорожный вздох закончился всхлипом. – Прости. Я потерял голову. Я…

Он внезапно замолк, к чему-то прислушиваясь. За дверью была какая-то возня, шум. Райн медленно и осторожно освободил руки и встал. И, если раньше он напоминал просто опасного человека, то сейчас с постели встал хищник, готовый рвать и убивать, защищая свое. Он успел сделать всего несколько осторожных и тихих шагов к двери, когда она открылась. На пороге застыла чья-то черная тень, и Райн застыл.

Тионг, смотрящий на все это с полной апатией, едва нашел в себе силы удивиться произошедшим в Райне переменам. Все, что происходило в комнате – странная слабость Райна, его теплые объятия, слова – все проходило уже мимо его сознания. Только когда раздался скрип двери, он смог вынырнуть ненадолго из того тумана, в котором прибывал. Резкий, до боли знакомый голос ударил по ушам, заставив его поморщиться:

– Ты сошел с ума?! Что ты наделал?

А когда над ним возникло знакомое обеспокоенное лицо с серыми глазами, обрамленное длинными прядями иссиня-черных волос, он смог прошептать только одно слово, прежде чем провалиться в благословенное забытье, уносящее его из этого мира.

– Ты..

========== Главы 2-3 ==========

Когда-то он не верил, что за несколько секунд перед глазами человека может пройти вся его жизнь. Не верил, но сейчас, глядя в серые глаза, он видел не их. Он вспоминал все то, что привело его к этому моменту, в эту комнату.

Сколько раз его жизнь делала такие крутые повороты, что дух захватывало. Сколько раз его жизнь разбивалась на мелкие осколки, деля его путь на то, что было «до» и на то, что «после»?

Его 18 лет. Его жизнь еще цела, но уже дала трещину. Безумный возраст. Волна буйства гормонов уже прошла, ощущения уже чуть притупились, желания стали обретать более четкую форму. Он уже все попробовал, все познал. Возраст, не имеющий запретов и ограничений. Возраст, не знающий стыда. Секундный взгляд из-под длинных ресниц, пальцы, закованные в металл, сжимают микрофон. Летящие волосы и высокая фигура. Так мало, но этого оказалось достаточно, чтобы накрыть тенью его мысли. Если бы он знал, к чему приведет поход с друзьями на простой концерт. Воспоминание о возникшем вдруг ощущении при взгляде на освещенную светом прожекторов звезду, блистающую на сцене. Юрген… Он стал целой жизнью вдруг.

Двадцать лет. Первая рана, еще не рваная, но уже кровоточащая.

Это два года не могли не изменить его. И они изменили. Ушла подростковая неуверенность, пришел опыт, а с ним и странные, порой опасные, связи. Вот только все те же глаза, снившиеся по ночам с завидной регулярностью, не давали окончательно расстаться с тем восемнадцатилетним Райном, которым он был когда-то. И когда группа Юргена приехала на гастроли в Бухарест, он пришел на их концерт – убедиться, что все его сны – всего лишь сны. Что человек, стоящий у микрофона, не имеет над ним той власти, что была у него в снах Райна. За эти два года Райн узнал о нем все, что можно было узнать, имея под рукой Интернет с его возможностями. Но то, что он знал, сейчас не помогало ему. Наоборот, оно тянуло его ко дну со страшной силой. Тот образ, который он создал в своих мыслях, наложился на стоящую на сцене фигуру, порождая образ того человека, к ногам которого Райн положил свою жизнь и свое сердце.

Да, осознание того, что он просто любит того, кто сейчас стоит под взглядами тысяч глаз, было тем первым настоящим ударом, от которого его сердце разлетелось вдребезги. И не помогло знание того, что каждый стоящий сейчас рядом с ним тоже любит своего кумира. Для Райна Он не был кумиром – он просто был человеком, который мог сделать Райна счастливейшим существом на свете.

Жизнь и сердце – самый дорогой дар, который один человек может дать другому. И ОН принял этот дар.

Что это было – случайностью или знаком судьбы – он предпочитал не задумываться. Чья-то нетерпеливая рука, толкнувшая его, и вот он уже лежит, растянувшись на асфальте, под ногами своего кумира, сгорая от стыда и неловкости. А фанаты все напирают, в попытке отвоевать автограф, готовые запинать и затоптать. Но вот рядом с ним, сжавшимся в комочек и даже не пытающимся встать, раздается окрик на незнакомом языке. И толпа отступает. Чьи-то сильные руки бережно поднимают его, и Райн замирает, загипнотизированный прямым взглядом таких знакомых и так странно удивленных глаз.

– С тобой все в порядке? – еле уловимый акцент заставляет дрожать и лишает способности говорить. И потому Райн всего лишь кивает. На глаза падает челка, и он поднимает руку в попытке пригладить волосы. Глаза напротив чуть расширяются, следя за его ладонью. Райн тоже смотрит на свое запястье и недоумевает, откуда на его руке взялась красная краска.

– Ты поранился, – мягкий голос становится таким нежным, что Райну хочется плакать.

– Я не…

– Тебе надо обработать руку, как можно скорее. Пойдем, в машине есть аптечка.

Позже Райн тысячу раз задавал себе этот вопрос – зачем он пошел с ним? Как получилось так, что из двадцатилетнего, вполне уже взрослого человека, он превратился в маленького мальчика, готового пойти за любым, кто его пожалеет?

Как бы то ни было – он пошел за ним. Пошел, чтобы погибнуть, утонув в глазах Юргена. В серых глазах.

Из всего, что было дальше, в памяти Райна сохранилось только ощущение полета и безумного счастья. Он уже не помнил, где он был, что он делал, когда был рядом с ним. Время для него просто остановилось, его просто не стало. Минуты складывались в часы, часы – в сутки, а сутки – в недели и месяцы. Но не для него. Он позволил себе утонуть в своей любви, добровольно ослепив себя. Потому что только слепотой можно было объяснить то, что за все время, что они были вместе, Райн не заметил той тоски, что иногда появлялась во взгляде его любимого человека, той холодности и того странного синтеза ненависти и ожидания.

Но все когда-либо кончается. Так кончилась и его счастливая жизнь. Она разлетелась на осколки из-за одного телефонного звонка. И эта минута стала новой точкой отсчета.

Он ненавидел мобильники из-за их способности достать где угодно, из-за необходимости постоянно носить их при себе. Тот звонок раздался поздней ночью. Райн, обычно не реагирующий на мобильник своего любовника, на сей раз как-то странно насторожился. Может, все дело было в мелодии звонка. Раньше он такой не слышал. Щемящая, нежная, цепляющая – она будоражила и заставляла сердце заходиться в непонятной тоске.

Юрген вздрогнул и как-то весь сжался. А потом быстрым движением взял телефон с тумбочки, воровато оглянувшись на лежащего рядом Райна. Тот быстро закрыл глаза. Юрген осторожно вылез из постели и прошел в зал, не включив свет. Сердце Райна странно сжалось. Проклиная себя за свое любопытство, он на цыпочках прокрался к двери и замер, скрытый в ее тени. Вначале он услышал голос. Голос Юргена, изменившийся почти до неузнаваемости. Те интонации, что в нем появились… Мягкие, чуть тревожные и страстные. Это был голос влюбленного человека, разговаривающего со своим любимым. Точно таким же голосом сам Райн разговаривал с Юргеном. Но никогда, даже в моменты наивысшей страсти не слышал такого же у Юргена. До этой минуты.

Потом, когда первый шок прошел, Райн смог различить слова. Юрген говорил по-румынски. Но Райн, в тайне от него, уже который месяц изучал его, чтобы когда-нибудь рассказать ему о своей любви на его языке. Конечно, его познаний было недостаточно, чтобы понять все, но и того, что он понял, ему хватило, чтобы увидеть ту бездну, на краю которой он стоит. Та искренняя забота, что была в этих словах, та обеспокоенность за жизнь невидимого собеседника Юргена. И горечь, боль, бесконечная и уже привычная для Юргена, заставляющая Райна сжиматься в комочек все сильнее. Странная уверенность в том, что любовь Юргена безответна, что его, Райна, он никогда не будет любить ТАК.

– Что ты здесь делаешь? – голос Юргена был обеспокоенным. – Я разбудил тебя?

Почему он не услышал, как Юрген закончил разговор?

Райн, сидящий на полу перед дверью, поднял на него глаза:

– Да, ты разбудил меня.

Он сказал это по-румынски. Глаза Юргена расширились. Он присел перед Райном:

– Ты знаешь румынский?

Райн криво усмехнулся:

– Да, – а потом, чуть помолчав, задал свой вопрос: – Кто такой Тионг?

Юрген отшатнулся и отвел глаза:

– Мой… друг.

– Ты не умеешь врать, – тихо произнес Райн, снова переходя на английский. – Я чувствую твою ложь.

Юрген вскинул голову:

– И в чем же я, по-твоему, соврал?

Райн снова опустил глаза. А действительно, в чем? Он никогда не говорил ему, что любит его. Да, это так. Но он сделал его своим. Зная, что никогда не будет его любить, он просто воспользовался им…

– Ты дал мне надежду, хотя отлично знал, что мои мечты никогда не сбудутся. Ты затащил меня в свою постель, зная, как я к тебе отношусь. Ты обманул меня.

– Райн… – Юрген закусил губу, с изумлением смотря на него.

– Хватит. Давай закончим, – Райна начало трясти, он чувствовал себя больным. Он попытался подняться, но затекшие от долгого сидения в неудобной позе ноги, отказались его держать. Он покачнулся и упал прямо в объятия Юргена. Тот бережно подхватил его и перенес на кровать. На постели Райн свернулся в клубок, повернувшись спиной к Юргену.

– Райн… – позвал его тот и положил руку ему на плечо.

– Зачем тебе я? Ты любишь его… Любишь. Да, я знаю, что твоя любовь безнадежна. Но неужели тебе мало было тех фанаток, что вешаются тебе на шею? Зачем тебе я?

– Ты…

Райн повернулся, услышав странные нотки неуверенности в голосе Юргена. Тот смотрел куда-то за его спину, словно решая, стоит ли говорить Райну то, что собирался сказать.

– Зачем?

– Твои глаза… Это его глаза.

– Боже…

Райн почти услышал звон своего разбитого сердца. Как все просто. Всего лишь похожи глаза. Всего лишь.

– Я люблю его давно. Так давно, что уже не помню, когда все это началось. Но он всегда воспринимал меня только, как друга. И я знаю, что если откроюсь ему, то потеряю его. Совсем. Навсегда. Я уже почти привык к тому, что все мои мечты так и останутся только мечтами, что его глаза никогда не посмотрят на меня с любовью и обожанием. Пока однажды не увидел его глаза, смотрящие на меня, как на бога. Твои глаза, Райн. И я потерял голову. Ты должен понять меня. Все, о чем я мечтал до встречи с тобой – это его глаза, светящиеся при виде меня. Ты дал мне этот свет. Согласись, это был равноценный обмен. Ты был счастлив рядом со мной, я ни разу не дал тебе повода усомниться во мне. Я же был счастлив… Неважно. Мы оба занимались самообманом. И ты знал об этом, но не хотел в это верить.

Юрген встал и подошел к окну. Его силуэт заслонил от Райна свет луны. Вся его согбенная фигура излучала такое отчаяние, что Райн мгновенно позабыл о своих страданиях. Все равно он любил его. Любил вне зависимости от того, почему Юрген сделал именно так, решив воспользоваться его сомнительный схожестью с объектом своих грез. Он полюбил его до того, как оказался в его жизни. И сейчас его любовь нуждалась в сочувствии и понимании. Он встал и подошел к Юргену, осторожно обнял его за талию и прижал к своей груди.

– Неужели нет никаких шансов?

Юрген мотнул головой, и прядь его волос хлестнула по губам Райна.

– Он… что?..

– Дело не в этом, – Юрген всегда понимал его с полуслова. – Просто он никогда не смотрит на своих друзей как-то иначе. Друзья – это друзья. Любовники – это любовники.

Райн замолчал, зарывшись в жесткие волосы. Как же он его любит…

– Юрген, – голос внезапно пресекся. – Мы с тобой…

– Я знаю, что то, что я скажу тебе сейчас, будет жестоко, но я и так уже принес тебе боль и теперь должен расставить все по своим местам. Я не люблю тебя. Прости.

– Знаю, – голос Райна заполнила горечь. – Одних глаз недостаточно для любви.

– Недостаточно для любви… – пронеслось эхом по комнате.

Райн отпустил Юргена и отошел на шаг. Зажмурился, как перед прыжком в ледяную воду и произнес:

– Но я могу стать им для тебя.

Юрген резко развернулся к нему:

– Что?!

– Я могу стать им для тебя.

Райн приоткрыл глаза и отшатнулся от той дикой смеси безумной надежды и недоверия. Сердце уже устало кричать и теперь просто тихо ныло, изматывая тупой сверлящей болью.

– Как?

Райн отвел глаза, не в силах выдержать этот вопрошающий взгляд.

– У тебя наверняка есть его фотографии, покажи их мне.

Юрген с секунду изучающе смотрел на него, а потом молча исчез в тени комнаты. Через минуту он протянул Райну несколько фотографий. Райн осторожно взял их, отчего-то начавшими дрожать руками. Подошел поближе к окну и поднес их к глазам. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять – этого человека он ненавидит всеми фибрами своей души. Его лицо… играющее, изменяющееся, было, безусловно, красивым и до невозможности притягательным. То кокетливое, то чуть печальное, усталое и веселое – оно порождало дикую ненависть в сердце Райна. Особенно эти глаза… Тот же разрез, тот же цвет, только у Райна они были чуть темнее. Но вот взгляд… обещающий и предостерегающий одновременно. Взгляд человека, прекрасно осознающего свою силу и пользующегося ею в своих целях. Да, в этом взгляде можно утонуть. Но этот взгляд он никогда не сможет повторить.

Райн все смотрел и смотрел, что-то прикидывая про себя. Ведь от его шага будет зависеть вся его дальнейшая жизнь – если он ошибется… Теплое дыхание легкой лаской коснулось его шеи:

– Райн.

Юрген. Если он сделает этот шаг, то останется с ним. А он сможет, должен сделать его счастливым. Райн развернулся к нему лицом:

– Я могу стать его точной копией, – и, увидев расширившиеся в шоке глаза, заторопился. – Изменений понадобится не слишком много. Я так же высок, как и он, сбросить пару килограммов до его худобы – не проблема. А самое главное – глаза – у нас с ним почти идентичны. Все остальное можно изменить, сейчас пластическая хирургия творит чудеса.

– Ты… – голос Юргена дрожал. – Ты действительно этого хочешь?

Хороший вопрос. Хочет ли он стать полной копией человека, которого ненавидит? Безусловно, нет. А стать копией того, кого Юрген любит так давно и безответно? Да. Чтобы сделать его счастливым. В конце концов, сам себя он не видит, пока не смотрит в зеркало. Того, кем он станет, будет видеть Юрген. А он будет смотреть в его светящиеся глаза и убеждать себя, что они светятся для него, Райна. Двойной самообман. Но разве не этим они занимались все это время до этой ночи?

– Да. Хочу.

Юрген выдохнул и крепко, прижав его к себе, прошептал куда-то в шею:

– Спасибо тебе…

…Эти слова и стали той точкой отсчета, с которой началось его падение в эту пропасть. Тем самым первым шагом, который он сделал добровольно. И пусть все это было ради любви… Чем отплатила любовь за то, что он убил себя своими собственными руками?

Когда с него сняли бинты, он отказался смотреть на себя. Все время до операций Юрген был с ним. Заглядывал в глаза, украдкой прикасался к его руке. А Райну все время было смешно и хотелось сказать: «Не бойся, я не передумаю». Но он все время молчал. Молчал с того момента, когда врачи назначили день «Х». Он словно прощался сам с собой. И Юрген это чувствовал, а потому не приставал к нему с разговорами. Иногда в его глазах Райн замечал сожаление, но это проходило так быстро.

Но теперь Юргена рядом с ним не было – он уехал по срочному делу, оставив Райна один на один с его кошмаром. И сейчас, когда надо было оценить результаты работы врачей, единственного человека, который мог бы это сделать, как раз и не было. Пока Юрген отсутствовал, раны начали заживать и, судя по репликам врачей, синяки тоже. Потом, много позже, Райн понял, что Юрген просто не хотел видеть его в этот период – период кровоподтеков и отечности. Он просто испугался.

Они встретились в парке, куда Райна выгнали подышать свежим воздухом. Он неторопливо шел по дорожке, низко опустив голову, хотя отлично знал, что окружающим нет никакого дела до его нового лица. Он остановился только тогда, когда услышал взволнованный, пресекающийся голос:

– Тионг…

Райн медленно поднял голову, отросшие волосы скользнули по щеке. Прямо перед ним стоял Юрген. Его глаза… Горевшие почти безумным огнем, они были полны восхищения и чем-то еще. Недоверием, надеждой. Обидой. Райн криво усмехнулся – врачи поработали на славу. Юрген протянул руку и зарылся в его волосы, резко притянул к себе и впился в губы жестким поцелуем, плюнув на то, что их может кто-нибудь увидеть. Оторвавшись от него, Райн спросил прерывающимся голосом:

– Ты доволен?

Юрген, с жадностью всматривающийся в его лицо, провел подушечкой пальца по его губам:

– Да. Ты прекрасен…

А потом были ночи, полные такой страсти, о которой Райн даже не мог мечтать. Глаза Юргена горели, его пальцы ласкали, но Райн с каждым разом все острее чувствовал, что замерзает рядом с ним. Его прикосновения предназначались для другого. Его губы целовали того, чей копией он стал. Его любовь была чужой. Райн всего лишь украл ее. Одолжил. На время.

Расставание было кошмаром. Мучительное и изматывающее по своей продолжительности, оно длилось с того самого момента в парке. И хотя никто из них тогда не догадывался об этом, тот поцелуй был началом конца. Да, какое-то время они были счастливы. Но в глазах Юргена Райн все чаще видел сожаление и раскаяние. А еще обиду ребенка, которому пообещали чудо, а потом сказали, что в жизни чудес не бывает. Он ничего не говорил Райну, но тот чувствовал немой укор в его взгляде. И под этими обвиняющими глазами действительно чувствовал себя виноватым. За то, что не смог полностью стать тем, кого любил Юрген. За то, что у них были разные жесты, манера разговора. За то, что Райн не умел петь, хотя по признанию Юргена, голоса у них мало чем отличались. Все это и еще куча незначительных на первый взгляд мелочей, была той самой каплей, которая точит камень. Райн метался в попытке что-то изменить, но все его усилия пропадали даром. Он любил Юргена. И задал вопрос, который поставил логическую точку:

– Почему?

Что он хотел услышать в ответ? Что на самом деле все в порядке, просто у Райна разыгралось воображение? Какие-то доли секунды надежда еще жила в его сердце. А потом Юрген поднял на него свои глаза:

– Ты – не он. Ты – всего лишь копия. Плохая, посредственная копия. Всего лишь.

Это был последний раз, когда Райн видел Юргена в живую. После этих слов он просто развернулся и ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

И жизнь, которую ему удалось кое-как собрать из осколков, вновь разлетелась вдребезги. На сей раз окончательно.

Потому что тот, кем он стал после, жил другой жизнью, был другим и с тем прежним Райном имел только одно общее – имя.

Он бродил по улицам, думая, что отныне его удел – ненависть. Но возненавидеть Юргена он не смог. Ведь как ни крути, он сам во всем был виноват – идея пластической операции принадлежала ему. А то, что Юрген принял ее… Это не его вина.

В тот вечер он в первый раз в своей жизни напился до потери сознания. На следующий день единственное, что он помнил, когда открыл глаза – это имя. Юрген. Но перед глазами было другое лицо. Масленые глазки и тонкие губы – этот человек вызывал только брезгливость.