Текст книги "Влюбленный халиф"
Автор книги: Шахразада
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Свиток двенадцатый
– Ну, так смотри же!
Мераб чувствовал себя настоящим волшебником – не дешевым ярмарочным шутом, нет, настоящим повелителем миров. Поистине, это было пьянящее, кружащее голову ощущение!
Он представил себе, как взрослый сын почтенной ханым, тоже именуемый Нур-ад-Дином, входит в дом после тяжкого дня, проведенного на шумном базаре…
Мать, и это было первое чудо, не ждала его прямо у калитки, прислушиваясь к шагам на улице. Более того, ее и вовсе не было во дворике. Зато на месте, где обычно стояла лаковая скамеечка, украшенная узором из цветущих маков, сейчас разлилась огромная лужа воды, а скамеечка, словно безумный кораблик, тихо покачивалась на ее поверхности…
«О Аллах всесильный, – пронеслось в голове Мераба, – почему именно кораблик? Должно быть, мысли о скором нашем отъезде все же не дают мне покоя. Однако что будет делать Нур-ад-Дин теперь, когда его мир неузнаваемо изменился?»
Удивило Нур-ад-Дина и то, что печка, обычно весело гудящая пламенем, сейчас тиха и холодна. Неужели матушка столь заболталась с приятельницами, что еще не вернулась домой? Но как же такое может быть?!
Словно подслушав эти недоуменные мысли сына, Мариам появилась прямо перед его носом. О нет, она не возникла ниоткуда, словно призрак. Просто юноша совсем забыл, что в доме есть подпол и что он глубок и хранит превеликое множество нужных хозяйке мелочей. Вот из этого люка и появилась уважаемая Мариам-ханым.
И тут Нур-ад-Дина ожидало второе чудо: его мать улыбалась. Более того, она сменила свое обычное темное строгое платье не более светлое и яркое, к тому же повязав узорчатую шаль необыкновенной красоты, которую его отец, уважаемый Абусамад, подарил жене незадолго до своей смерти.
– Мой мальчик, угомонись ненадолго. Не придумывай новые чудеса, пусть эти уважаемые люди разберутся с изменениями, что уже произошли в их жизни.
– Достойнейший маг, я ничего не выдумываю, более того, я всего лишь с интересом слежу за этими людьми. Ибо никому в целом мире не дано придумать то, что может происходить в жизни обычных людей… Ну, пусть не каждый день. Убедись сам.
– О, матушка, как ты хороша! – вырвалось у юноши. И Мариам поняла, что это чистая правда, ибо глаза сына светились такой радостью, какую невозможно изобразить даже самому талантливому лицедею.
Мариам улыбнулась этим словам Нур-ад-Дина и сказала:
– Ах, мой дорогой мальчик, сегодня произошли два удивительных события… Они вернули меня к жизни, они… Да ты и сам видишь, что они сделали с твоей престарелой матерью!
Нур-ад-Дин широко улыбнулся. О, сейчас ее, матушку, престарелой не назвал бы ни один безумец, ибо она выглядела собственной дочерью. Щеки горели румянцем, как у совсем юной девушки, глаза сияли изумительным теплым светом, а губы, яркие, словно подкрашенные кармином, весело улыбались.
– Ах, матушка, хотел бы я выглядеть столь же прекрасно, как ты!
– Ты мне льстишь, малыш. Идем, ужин ждет тебя. А пока ты будешь превращаться из скучного лавочника в моего любимого сыночка, я тебе расскажу обо всем.
Нур-ад-Дин вошел в гостевую комнату и поразился третьему за сегодняшний нескучный вечер чуду: стол был уставлен яствами столь обильно, будто есть собирался не один, пусть уставший и проголодавшийся юноша, а целое войско мамлюков, до того питавшееся в пустыне исключительно акридами и каплями росы.
– О Аллах всесильный, матушка! Что случилось?! Наш дом ждет какая-то большая радость? Или, о прости мне этот вопрос, я забыл о каком-то важном празднике?
Мариам рассмеялась.
– Ты не забыл ни о каком празднике, сын мой. А дом наш действительно посетила великая радость. Ибо наш сосед и добрый друг дома сегодня спас меня от огня, в котором я непременно сгорела бы, не оставив даже воспоминания.
– Я не понимаю, матушка, – жалобно проговорил Нур-ад-Дин. – Я не понимаю таких странных шуток…
И тогда Мариам, не скрывая от сына почти ничего, ну, кроме того разве, о чем ему знать вовсе не полагалось, рассказала, как она вернулась мыслями в далекое прошлое, как услышала прощальные слова Абусамада и как очнулась от ведра холодной воды.
– Почтенный мой тезка, должно быть, просто сошел с ума!
– О нет, мальчик, он просто испугался, что у нас пожар, вот и бросился на помощь. Вполне понятное и достойное мужчины поведение.
– Должно быть, так…
Со смехом рассказала Мариам и о том, как она спасла лепешки, и о том, как Нур-ад-Дин напросился на ужин. Ее сын, юный Нур-ад-Дин, удивлялся, слушая рассказ матери. Более того, он готов был уже оскорбиться за нее, но все простил почтенному купцу, еще раз взглянув в лицо Мариам, такое сияющее, помолодевшее, прекрасное.
– …Вот такой был у меня вечер, мой мальчик.
Нур-ад-Дин нежно улыбнулся матери.
– Я рад слышать такие вести, матушка. Ибо они куда лучше, чем то печальное молчание, каким ты встречала меня раньше.
Юноша склонился к руке матери и поцеловал ее. Обычай франков, о котором уже вспоминал Нур-ад-Дин, прижился, дабы хоть иногда радовать женщин, которым мужчины хотели оказать почести.
– А теперь, почтенный Алим, смотри, сейчас начнутся настоящие чудеса!
Мераб чуть прикрыл глаза – так ему легче было представить, что должно произойти дальше.
И чудо свершилось: слова на страницах книги на миг исчезли, а потом вновь появились. Но то были совсем другие слова и повествовали они совсем об ином.
Юный Нур-ад-Дин выпрямился и проговорил:
– Не годится такой прекрасной женщине самой таскать тяжелую посуду и мыть ее. Я помогу тебе, мамочка.
– Аллах всесильный! – вырвалось у Алима. У Алима, который давно уже не верил ни во что: ни в божественный промысел, ни в силы обычного человека, не верил даже в существование самого Иблиса Проклятого!
Но зрелище, представшее перед ним, было более чем необыкновенным: юноша, напевая, мыл чугунный котел, а его матушка, которой как раз и следовало бы этим заниматься, сидела рядом и любовалась усердием своего сына.
Миг – и все пропало. Остались лишь строки, которые повествовали о сыновней любви.
– Ты быстро учишься, друг мой, – сказал Алим. – Не могу даже представить, что ты заставишь делать дальше этих почтенных людей. Быть может, они у тебя взлетят в небеса, расправив полупрозрачные крылья, подобные крыльям летучих мышей?
– Нет, уважаемый, такого не будет, конечно. Ибо это уже не чудеса, а небывальщина. Я придумал кое-что совсем простое, но вместе с тем необыкновенное…
Стоял ясный полдень, когда почтенная Мариам решила, что пора уже возвращаться домой. Все утро она провела на базаре, слушая сплетни и делая вид, что выбирает овощи и зелень. Увы, день сегодня выдался скучным: никто никого не зарезал, не удавил и даже, о Аллах, бывают же такие зануды! не задушил голыми руками.
Должно быть, в эту ночь сотворилось какое-то великое колдовство и весь городок спал. Хотя, быть может, все дело было в том, что не появилась среди рыночной суеты самая главная и самая знающая среди всех посетительниц рынка уважаемая Суфия-ханым, чье имя не зря означает «мудрость».
Ибо те дни, когда почтенная Суфия появлялась среди покупателей, были более чем интересны для всего городка: его жители сразу узнавали обо всем, что творится за высокими дувалами и неприступными стенами городской знати. Удивительно, как почтенной кумушке удавалось быть в курсе всех дел! Но к этому давно уже привыкли, а день, когда она не отправлялась за покупками, называли днем скучным и пустым.
Итак, скучающая Мариам уже собралась уходить с рынка. Ее корзина была полна снеди и, о Аллах, как тяжела! Однако следовало подумать не только о вкусной еде, но и о здоровье. И потому почтенная матушка направила свои стопы в сторону лавок, где лекари всего мира – так, во всяком случае, считали они сами – продавали свои мази, притирания, травяные сборы и таинственные бальзамы, помогающие даже от таких удивительных заболеваний, как «печаль коленных суставов» и «мечты коротких волос».
К счастью, Мариам в столь удивительных препаратах не нуждалась. А потому, потратив всего несколько фельсов, купила вавилонские груши и смирненские фиги, ибо известно, что они обладают целебными свойствами, предупреждая разлитие желчи. Не забыла она и имбирь, ибо он и врачует, и взбадривает подобно прекраснейшему из напитков – великому кофе. Кроме того, добрый торговец предложил уважаемой ханым взять также молодые побеги ивы и сливового дерева: никогда не знаешь, когда потребуется успокоить компрессом боль в суставах. А разве есть что-то лучшее для правильных компрессов, чем молодые побеги ивы?
Мариам про себя усомнилась в этом утверждении. Но она была женщиной мудрой и потому никогда не отказывалась от того, что достается даром. Поблагодарив щедрого лекаря, почтенная Мариам направилась домой.
Неподалеку была расположена одна из лавок, что принадлежала некогда ее доброму Абусамаду и в которой теперь хозяйничал Нур-ад-Дин. Искушение показаться на глаза сыну, а вернее, посмотреть, как там ее мальчик, было весьма велико. Но у Мариам хватило твердости не свернуть в хорошо известные ряды. Вот показались уже и ворота… Как бы ни был шумен и велик базар, он уже позади.
– Ну что, добрый мой Алим, тебе еще не наскучили чудеса? – Мераб огляделся по сторонам.
Увы, неспящего мага не было видно, впрочем, как обычно. Однако Алим-невидимка преотлично видел, как плещется смех на дне глаз юноши.
– Чудеса наскучить не могут, – пробормотал маг, теряясь в догадках, чем еще может удивить его, всесильного мага, обычный мальчишка… Ну, почти обычный.
А Мераб, тот самый «обычный мальчишка», тем временем проговорил почти неслышно несколько слов, и застывшая на повороте уважаемая женщина вздрогнула, услышав:
– Почтенный Нур-ад-Дин столь болен, что ему не дожить даже до следующего Рамадана…
Солнце для уважаемой Мариам скрыла чернейшая из туч. Ей показалось даже, что исчез весь воздух, что лишь пыль и зной остались в мире. Ноги налились свинцовой тяжестью, а сердце заболело столь сильно, что из глаз женщины полились слезы.
Ничего не видя вокруг, шла Мариам домой. Руки сами распахнули калитку, сами разложили по кувшинам и ящикам припасы. И только после того, как холодная вода коснулась пылающего лица, достойная женщина пришла в себя.
– Как ты все же глупа, Мариам, – пробормотала она. – Ну сколько раз в своей жизни убеждалась ты в том, что базарные слухи – чистое вранье? Сколько раз ты сдуру верила россказням Хаят или Фатимы, Алмас или Наджмие. И каждый раз, приходя домой, убеждалась в том, что в них не больше правды, чем сладкого меда в разбитом старом кувшине. Что же сотворил Аллах великий с твоими мозгами теперь, глупая курица?
Суровая нотация самой себе подействовала, но все же сомнение осталось.
«Или речь шла о каком-то другом Нур-ад-Дине. Подумай сама, безмозглая, не может быть, что в городе только двое мужчин носят это, в общем, не такое и редкое имя…»
Увы, и это умозаключение не помогло. Мудрый внутренний голос, который временами куда умнее разума и к которому всегда прислушивалась почтенная Мариам, все время шептал: «Немедленно отправляйся к нему! Если он столь плох, как это утверждает молва, то он не будет прятаться от тебя в лавках. Он наверняка лежит дома, а его дочь, твоя тезка, Мариам, суетится у его ложа».
– А это здравая мысль, – пробормотала почтенная женщина, вновь закалывая шаль изящной брошью. – Надо не бежать к нему домой, а просто пройтись по его лавкам. Спорю на динар, что я найду его за несколько минут.
– Любопытно, – проговорил Алим, – что ты сказал ей?
– Всего несколько слов, уважаемый…
– И все? Но почему так всполошилась эта достойная женщина?
– Потому что она влюблена, маг. Должно быть, ты забыл, какой может быть женщина, когда ее сердце поет от любви.
– Быть может, мальчик, я и забыл. Но откуда тызнаешь об этом?
– Сотни и тысячи страниц толкуют о прекрасной и коварной любви на все лады. Я просто запомнил. Мне уже и самому интересно, что будет далее.
Так и осталось неясным, с кем именно собиралась поспорить почтенная Мариам. Но уже через несколько минут она вновь вернулась в шумные ряды базара, уверенно переходя от одной лавки, принадлежащей Нур-ад-Дину, к другой. Каково же было ее удивление, когда оказалось, что нигде его нет! Более того, всего одного осторожного вопроса хватило, чтоб узнать, что «уважаемый Нур-ад-Дин» сегодня вовсе не появлялся на базаре. Что было еще удивительнее, так это то, что с запиской к приказчику на базаре с утра появилась дочь хозяина Нур-ад-Дина, красавица Мариам.
Дальнейший рассказ одуревшего от жары приказчика Мариам-ханым слушать уже не стала. И без того было понятно, что с Нур-ад-Дином случилось какое-то несчастье.
– Быть может, он вчера простудился, спасая меня из огня. И теперь страдает дома, считая часы, которые остались ему до кончины…
О, обычно Мариам была вполне здравомыслящей женщиной. Быть может, она и посмеялась бы, увидев себя со стороны. Но сейчас тревога за дорогого ее сердцу человека сжигала душу, и потому разум молчал.
Мариам возвращалась куда более спорым шагом, чем шла на базар. Правильнее было бы сказать, что она почти бежала. А по дороге прикидывала, найдутся ли у нее дома все необходимые снадобья для того, чтобы излечить Нур-ад-Дина от любой мыслимой хвори, кроме, конечно, «печали коленного сустава» и «мечтаний коротких волос».
Решив, что дома она найдет почти все, Мариам начала собираться. Одной корзины ей показалось мало, и она вытащила вторую, более объемистую, хотяи более старую. Зато теперь можно было складывать отдельно мази и притирания, отдельно – травы и порошки.
– Мальчик мой, остановись! Ни слова больше!
– Увы, почтенный Алим, я был нем как рыба. Настоящую женщину, как всегда говорит моя матушка, не должно застать врасплох никакое бедствие! Должно быть, уважаемая Мариам из той же породы, и ее тоже не может застать врасплох ни болезнь, ни землетрясение, ни гнев небес.
Забив обе корзины до отказа, женщина решительно повязала шаль, закрыла за собой двери и отправилась к дому Нур-ад-Дина. Конечно, такое путешествие заняло совсем немного времени, ибо дома, как известно, стояли почти рядом. Поэтому всего через минуту, не растеряв решительности, Мариам уже стучала в калитку соседа.
– Тетя Мариам! – радостно воскликнула Мариам-младшая, дочь Нур-ад-Дина, который должен был страдать от никому не известных хворей.
– Да хранит тебя Аллах всесильный и всемилостивый, девочка! Как отец? Он сильно страдает?
– Отец? – озадаченно переспросила Мариам. – Страдает? Но почему он должен страдать?
Но Мариам не обратила на слова девушки никакого внимания. Она отдала корзину, что была полегче, своей тезке, а сама решительно направилась в комнаты.
– Тетя Мариам, – пыталась окликнуть ее девушка, – почему отец должен страдать?
– Малышка, когда люди больны, они страдают. Вот я и спрашиваю, так ли плох твой отец, как говорит об этом молва.
Сейчас Мариам-ханым была не соседкой, а лекарем. И потому некая отрешенность появилась на ее лице. Она прикидывала, с чего начать и куда послать Мариам, если ее усилия не принесут успеха.
– Мой отец болен? – Лица Мариам-младшей не покидало озадаченное выражение, и наконец Мариам-старшая обратила на это внимание.
– Конечно болен, болен жестоко. Добрые люди опасаются, что он не протянет и до следующего Рамадана.
– Кто, о прекраснейшая, не протянет до следующего Рамадана? – раздался сильный и звучный голос Нур-ад-Дина. Оказывается, Мариам-младшая привела свою почтенную тезку в гостевую комнату, где за щедро накрытым столом удобно расположился тот самый, смертельно больной купец Нур-ад-Дин.
– Ты, почтенный Нур-ад-Дин… – несколько неуверенно ответила Мариам-ханым.
Свиток – о нет, только не это! – тринадцатый
– Что ж, мой усердный Мераб, – удовольствие в голосе невидимого Алима звучало более чем отчетливо, – теперь тебе осталось придумать, как уважаемая ханым выберется из этого неловкого положения.
– Полагаю, незримый маг, что мне и придумывать ничего не придется, ибо уважаемая ханым не из тех женщин, которых просто смутить.
Незримый Алим в который уж раз за это утро удивился и тому, как легко Мераб смог привыкнуть к своему необыкновенному умению и к тому, с каким удовольствием юноша оживляет кем-то придуманный мир.
Мариам недоуменно осмотрелась по сторонам. Ничто в этих уютных покоях не напоминало приютстрадальца. Шелковые яркие подушки, накрытый низкий столик, еще один, на котором стояли шербет в высоком ярком кувшине и поднос с фруктами. Запах яств смешивался с ароматом стоящей в углу курильницы. Напротив Нур-ад-Дина сидел мужчина, удивительно на него похожий, но чуть моложе. Этот неизвестный тоже с немалым удивлением слушал почтенную ханым.
– Мне кажется, уважаемая, что это ты несколько нездорова, – мягко заметил Нур-ад-Дин.
– Я здорова! Я пришла излечить тебя от смертельной болезни, которая грозится уложить тебя в могилу меньше чем за год.
– Аллах всесильный, женщина! Да если я от чего-то и страдаю, так это от твоей воистину болезненной глупости! Вчера ты едва не загнала меня в могилу, спалив весь хлеб в доме, а сегодня прибежала врачевать меня от какой-то хвори.
– Я?! Спалила весь хлеб в доме? А кто вчера едва не утопил меня? Скажешь, что это был сам халиф багдадский?
– Я всего лишь пытался спасти тебя из огня.
– А я всего лишь хотела вылечить тебя.
Мариам испуганно переводила взгляд с отца на гостью, не решаясь вмешаться в их перепалку. Голоса Нур-ад-Дина и Мариам-ханым становились все громче и… И в этот миг заговорил второй мужчина, который доселе молчал в изумлении:
– Брат, прекрасная незнакомка! Не соблаговолите ли вы замолчать? – Видя, что его никто не слушает, он тоже закричал: – Замолчите! Оба!
От неожиданности Мариам действительно замолчала. От негодования замолчал и Нур-ад-Дин. Мгновение стояла тишина, а потом они оба гневно обрушились на обидчика:
– Да как ты посмел закричать на меня, глупец!
Два голоса, мужской и женский, слились в один. А тот, кто столь неучтиво прервал перепалку, лишь удовлетворенно рассмеялся.
Рассмеялся, о нет, расхохотался в голос и Мераб. Он наслаждался своими новыми ощущениями: так может почувствовать себя хозяин балагана с марионетками, который вдруг понял, что его куклы вовсе не вырезаны из дерева и украшены цветными лоскутами. О нет, в мгновение ока его куклы стали живыми людьми, а он, кукловод, теперь может более не делать ни одного движения, лишь любоваться тем, сколь причудливы судьбы героев им же самим созданного мира.
– …Вот поэтому я и остался сегодня дома. Ибо, согласись, прекраснейшая из женщин, что любые заботы меркнут по сравнению с приездом любимого младшего брата, которого я не видел более десяти лет!
Мариам кивнула. Увы, она была не просто опечалена, о нет. Душу ее грызла досада. «Я мечтала помочь ему, спасти его… А выставила себя на посмешище, словно девчонка! Какими глазами он будет смотреть на меня, глупую гусыню, поверившую даже не слухам, а лишь обрывку чьей-то фразы!»
Мариам пила шербет, почти не ощущая его вкуса и мысленно сокрушаясь все сильнее и сильнее. Нур-ад-Дин же, сидя напротив нее, воистину отдыхал душой. Он любовался ее прекрасным, столь любимым лицом и радовался тому, что эта женщина, еще недавно погруженная в печаль об ушедшем муже, возрождалась к жизни. И более того, она столь беспокоиласьза него, Нур-ад-Дина, что бросилась на помощь, ведомая лишь чьей-то глупой болтовней.
«Аллах всесильный! Ну почему же я, достойный мужчина, вдовец, человек умный и наблюдательный, до сего дня так и не разглядел, как она хороша?! Почему давно не понял, что она ищет моего общества так же, как я – ее? Почему еще вчера, лакомясь ее сладкими лепешками, не уразумел, что люблю ее, сильную, мудрую, одинокую?»
О, то были мысли, воистину переворачивающие все с ног на голову! Или, быть может, все ставящие с головы на ноги?
Мариам же испытывала совсем иные чувства. Вернее будет сказать, что чувства были такими же: она тайком мечтала о Нур-ад-Дине, но мудро сдерживалась, давая ему возможность сделать первый шаг. Если только он, о Аллах всесильный, сам этого захочет. Ибо почтенной вдове показать, что она грезит о каком-то мужчине… Это невозможно! Более того, это непристойно! Как тогда на эту воистину падшую женщину будут смотреть соседи?!
И вот теперь она, словно влюбленная кошка или малолетняя дурочка, бросилась сюда первой, показав, что одно лишь упоминание имени почтенного соседа способно ввергнуть ее в панику и заставить броситься на выручку…
О, Мариам еще долго могла бы себя мысленно грызть и укорять, но ароматный напиток в пиале закончился. «Пора бы и честь знать», – казалось, сказал ей, глупой гусыне, дом ее уважаемого соседа.
– Ох, юный колдун…
Если бы почтенный Алим был похож на обычного человека, если бы его мудрая голова покоилась на шее, а не на обсидиановом блюде, если бы у него вообще была голова, он бы непременно укоризненно покачал ею.
– Не отвлекай меня, маг, – пробормотал Мераб. Ему сейчас вовсе неинтересно было мнение невидимого советника. Он упражнял незримые мышцы разума. И эти упражнения его и забавляли, и пугали.
– Да, мой друг, – незримый Алим всегда знал, о чем думает юноша. – Сила воображения может стать оружием поистине страшным, и ни пушка, ни секира, ни боевой слон не сравнятся с нею.
– Аллах великий! Маг, помолчи! Иначе следующей моей жертвой станешь ты.
Алим умолк. Мераб же, видя затруднение достойной ханым, напряг все свое воображение, чтобы дать возможность уважаемой Мариам без особого урона для собственного достоинства покинуть дом почтенного купца Нур-ад-Дина.
И Мариам стала собираться. Она поправила шаль, проверяя, не съехал ли в пылу перебранки с волос тонкий газ, осмотрелась по сторонам, увидела, что корзины так и стоят посреди комнаты, и легко поднялась с подушек.
– Да пребудет вовеки над этим домом длань Аллаха всесильного и всемилостивого! Не стану тебе, почтенный Нур-ад-Дин, более мешать. Ибо ты воистину прав: встреча с братом после долгой разлуки столь сладка, что пренебрегать ею для общения с соседями недопустимо.
– Да пребудет и с тобой, добрая Мариам, его забота и щедрость! Мой дом – твой дом. Ты можешь приходить сюда во всякий день.
– Аллах всесильный, почтеннейший, ну почему ты сдержался?! – воскликнул Мераб. – Почему не остановил ее, единственную, которую сейчас хочешь видеть, а вовсе не брата, пусть появление его более чем отрадно для тебя?
Увы, могущество юноши было велико, однако все же не настолько, чтобы герои истории отвечали ему со страниц книги.
Мариам еще раз поклонилась и, взяв обе корзины в одну руку, попыталась гордо уйти. Конечно, это у нее не получилось, ибо она позаботилась о здоровье Нур-ад-Дина столь основательно, что корзины мог бы оторвать от пола лишь раб, который в одиночку носит паланкин богатого и толстого купца.
Мариам-младшая бросилась к ней на помощь со словами:
– Я помогу тебе, тетя Мариам!
– Спасибо, доченька, – едва слышно прошептала почтенная вдова, с трудом переживая очередное, как ей казалось, унижение.
Женщины вышли, закрылась и калитка в дувале. И лишь тогда младший брат Нур-ад-Дина, Шейх-ад-Дин, заметил:
– Ты счастливец, брат мой!
– Почему же?
– Потому что не каждому удается вызвать столь сильное чувство. И потом, она, твоя соседка, почтенная Мариам, диво как хороша!
– О да, брат мой, она воистину прекрасна! Но до сегодняшнего дня я, поверь, даже не подозревал, что она испытывает ко мне какие-то чувства. Ибо был уверен, что она по-прежнему думает лишь о своем муже, который умер почти четыре года назад.
– Так она тоже вдова? Выходит, вы просто созданы друг для друга!
Нур-ад-Дин никогда не задумывался о подобном. Но сейчас, посмотрев на все происходящее глазами своего брата, человека в этом деле постороннего, он понял, что Аллах всемилостивый всю жизнь хранил его, подарив ему прекрасную жену, замечательных друзей, позволил не беспокоиться о семье и доме больше обычного и дал после смерти жены возможность еще раз познать радость любви.
Достойный купец вернулся мыслями к событиям, что произошли вчера и сегодня, попытавшись понять, действительно ли прекрасные чувства толкали их с Мариам в объятия друг друга, или то были просто скука и печаль одиночества.
Порыв ветра отвлек Мераба. Он поднял глаза от страниц и заметил, что вместо ясного солнца над городом нависли черные тучи, предвещающие не просто проливной дождь, а настоящую бурю. Да, пора было прятаться под более надежную крышу, ибо гостеприимная беседка, столь любимая Мерабом, была всего лишь увита виноградом.
