Текст книги "Сборник рассказов"
Автор книги: Shad
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Дождь
Капли дождя больно хлестали по лицу, а ботинки то и дело вязли в тягучей глине. Ветви размашистых деревьев цеплялись за промокшую и грязную одежду. Корни словно специально выползали как можно дальше из земли, и, запинаясь об них, Влад падал в столь негостеприимную слякоть.
Сейчас всё было против него. За спиной раздалась автоматная очередь. Стреляли явно в другую сторону, но это пока. Скоро они все равно догонят его. Бежать: бежать пока можно. И Влад бежал. У него была цель, своеобразный стимул. Все его сознание понимало, что стоит ему увидеть Её еще раз, и суровая реальность исчезнет, уступая место прекрасной фантазии. Когда ему было совсем трудно, когда все меньше и меньше слушающееся его тело падало в грязь, он произносил Её имя и восстанавливал в памяти Её образ. И тело, подзуживаемое сознанием, продолжало двигаться вперед.
Еще одна автоматная очередь, и срезанные пулями листья посыпались на Влада. Теперь стреляли явно в него: Что ж, уже недолго. Бежать: бежать не останавливаясь. Внезапно Влад почувствовал резкий толчок, мертвенный холод металла, пропарывающего плоть, и со стоном упал. Прямо перед ним был крутой скат вниз, в овраг. Загребая слякоть руками, он пополз вперед. Владу был страшно смотреть назад. Он не знал, чего он боялся больше: увидеть ствол, нацеленный прямо в него, или кровавый след, тянущийся следом.
Последний рывок – и тело Влада вместе с грязью и водой понесло ко дну оврага. Только оказавшись в относительной безопасности, он рискнул взглянуть на рану. Явно сработал снайпер, засевший где-то в листве. Пуля прошла навылет. Надо было перемотать кровоточащий бок, получить заражение ничего не стоило, но сейчас Влада беспокоило не это. Его сознание безостановочно рисовало Её образ, и это заставляло забывать о боли. Сделав небольшое усилие над собой и телом, Влад сел. Вот-вот должны показаться его преследователи. Интересно, догадаются ли они, где он скрывается.
Где-то вверху послышались голоса. Захлюпали тяжелые сапоги по вязкой глине. Нет – похоже, подумали, что он взял левее. Тем более, что они вряд ли знают, что его зацепил снайпер. Интересно, сможет ли он идти дальше? Цепляясь руками за стоящую рядом березу, Влад сделал попытку встать. Тело отозвалось сильной болью в боку. Рана кровоточила, и кровь, падая, смешивалась со слякотью. Благо, что на дне оврага достаточно деревьев. Хватаясь за них, чтобы не упасть. Влад двигался вперед. Теперь нужно выбраться из оврага. Сделав очередное усилие над телом, Влад стал карабкаться вверх. Это заняло у него довольно много времени. Комья грязи, и струи воды сбивали его с ног, заставляя тело падать вниз. И приходилось начинать все сначала. Наконец у него получилось выползти.
С трудом поднявшись на ноги – опять же не без помощи деревьев – Влад покачиваясь пошел вперед. Он чувствовал, что осталось немного, совсем немного. Вот уже и домик, в котором они договорились о встрече. Рывком Влад распахнул дверь и обессиленно упал на дощатый пол. Он не решался поднять и голову и посмотреть наверх, потому что он чувствовал Её присутствие.
Он лежал и наслаждался этим странным чувством. Его несло по волнам фантазий, он был в мире грез и иллюзий. Сухой щелчок передергиваемого затвора вывел его из сладкой дремы. Он поднял глаза, и первое, что увидел, была Она: прекрасная, совершенная, такая, какой и должна быть Богиня. Второе, что он увидел, был ствол пистолета. И этот ствол был направлен в его сторону. Из его горла вырвался непонимающий хрип и так же внезапно оборвался, когда Её палец нажал на курок. Голова с аккуратной, ровной дырочкой безжизненно опустилась. Тягучая теплая кровь стала заливать пол. Богиня осторожно обошла медленно разрастающуюся кровавую лужу и направилась к двери.
Но, прежде чем выйти, она взглянула в последний раз на безжизненное тело, и тень сладкой улыбки коснулась ее лица.
Дом
Интересно, что думают люди, когда видят нищего... Презрение, брезгливость, возможно – жалость. Я сижу на теплом асфальте, рядом с большим, современным жилым домом. Мои волосы сбиты в комья, должно быть, они еще грязнее, чем та улица, где я прошу подаяния. Свитер, который я ношу, давно выцвел и облез настолько, что нитки торчат в разные стороны, делая меня похожим на ежа. Брюки порваны на коленках – результат моей сегодняшней потасовки с местными бомжами, устроенной за право порыться в помойке первым. Грязные руки жадно хватают каждую монетку, которую жители дома, выходя или входя в подъезд, морщась кидают мне в железную чашку.
Я могу сидеть так очень долго, ведь самое интересное – это наблюдать... Вот мимо проходит женщина, ведя за руку ребенка. Мальчик, заметив меня, скромно примостившегося у кромки тротуара, жалобно просит у матери монетку, чтобы подать мне. Как трогательно. Женщина приостанавливается, засовывает руку в карман облезлых джинсов, шарит там рукой, потом картинно разводит руками, треплет мальчонку по голове и тащит упирающегося сына к подъезду.
Мимо меня проходит хорошо одетый молодой человек. В руках он сжимает черный дипломат. Даже не взглянув на меня, он медленно подходит к двери, не торопясь открывает ее и исчезает в недрах дома. У него свои заботы, и я для него лишь декорация, которая не будет значить ничего до тех пор, пока не появится возможность извлечь из нее какую-то выгоду. Что ж, я его понимаю.
Вечереет. Солнце медленно скрывается за горизонтом, и я начинаю замерзать. Хорошо, что сейчас лето.
Дверь подъезда открывается, и моему взору предстает новый образ. Парень, одетый в черную кожаную куртку. Его глаза горят ненавистью. Похоже, что он поссорился с подружкой или с родителями. Заприметив меня, он медленно, вразвалочку подходит и садится рядом. Прямо на асфальт. Он начинает говорить, и я чувствую запах перегара. Ему нужны мои деньги. Безо всякого сожаления я отдаю ему те гроши, что сумел собрать за день. Довольный, парень уходит. Я понимаю, что того, что он у меня забрал, ему вряд ли хватит даже на пачку плохих сигарет. Ему нужно было убедиться в собственной силе, а я был тем, кто как нельзя кстати подошел на эту роль.
Я смотрю на дом. Красивый, высокий, современный. Свет горит в окнах, и я даже могу различить силуэты. Люди заняты своими делами. На первом этаже я вижу семью, которая спокойно ужинает на кухне. Тремя окнами левее дети смотрят телевизор, а родители что-то бурно обсуждают в соседней комнате. Как это необычно – иметь семью...
Самое смешное, что для всех этих людей я ничего не значу. Если я сейчас подохну здесь, ни один из жителей дома даже не поперхнется своей пищей. Единственное, чем они будут наверняка озабочены – это трупом, который будет портить пейзаж и без того серого и убогого двора.
Уже совсем стемнело... и мне холодно. Я встаю, рывком скидываю грязный парик. Снимаю свитер и грязные брюки, превращаясь из бомжа в приличного человека в костюме и галстуке. Тряпочкой стираю грим с рук и лица. Достаю из кармана небольшой пульт и отхожу в глубь двора. Мгновение я прощаюсь с домом. Потом нажимаю на единственную кнопку на пульте и сажусь в машину. Завожу двигатель и выруливаю на автостраду.
Слышен взрыв. Огонь, потрескивая на летнем ветру, медленно пожирает дом....
Я всего лишь делаю свою работу. Возможно, только лишь с большим удовольствием, чем остальные.
Жизнь
Билл родился в понедельник, в 6:30 вечера.
Он был весь абсолютно правильный – его роды прошли без малейших намеков на осложенения, он имел хороший вес и рост.
Билл читал много умных и полезных книжек, которые ему давали родители. Он видел по телевизору многие вещи и понимал, что есть хорошо, а что плохо. Часто Билл советовался с родителями, и те ему охотно все разъясняли.
Когда он пошел в школу, ему наглядно показали, что есть хорошо, а что плохо. Билл четко уяснил, что такие явления, как ненависть, злость и война, очень плохие и их нужно избегать. Также он понял, что любовь, доброта и бескорыстие – краеугольные камни его жизни.
По воскресеньям Билла водили в церковь, где ему объясняли, что есть плохо, а что хорошо. Там он понял, как надо жить и к чему стремиться.
Он жил и радовался, что живет не зря. Он познавал мир, который был так чудесен.
По окончании школы Билл устроился на работу. Нельзя сказать, что он зарабатывал очень много, но на жизнь ему хватало с лихвой. Работал он добротно, и вскоре начальство, оценившее его по заслугом, предложило ему солидное повышение. Появились лишние деньги. Билл смог помогать своим родителям и понимал, что он все делает правильно.
Вскоре он встретил девушку, и они поженились. Их жизнь была слаженной, и между ними никогда не возникало конфликтов. Они купили квартиру и стали жить вместе.
Так Билл познал, что такое счастье. Уже через год совместной жизни он улыбался их малышу – мальчику, названному в честь него, и понимал, что он самый счастливый человек на свете.
Ему нравилось приходить домой с работы, целовать жену. Потом садиться за обеденный стол, и ужинать вместе с ней. Если им хотелось романтики, они выключали свет и ужинали при свечах.
Ребенок повзрослел, и Билл объяснил ему основные ценности жизни. Он воспитывал мальчика так же, как был воспитан сам, и искренне надеялся, что малыш будет похож на него.
Парень и вправду хорошо показал себя. В школе мальчик был отличником, и вскоре его фотография висела на доске почета.
Приходя с работы, Билл трепал его по голове и хвалил за успехи.
Через некоторое время мальчик закончил школу с отличием, и Биллу пришлось позаботиться о том, чтобы хорошо устроить его.
Парень работал с еще большим усердим, чем его отец, и Билл не мог нарадоваться на его успехи и повышения.
Так пришла старость...
Билл больше не ходил на работу: он тяжело заболел и вынужден был сидеть дома. Но жизнь нисколько не огорчала его. Рядом была любящая жена, и они частенько проводили время вместе, сидя у телевизора.
Их сын женился и переехал с женой в новую квартиру, но он не забыл о родителях и регулярно навещал их. Билл был по-прежнему счастлив.
Однажды, сидя у телевизора и обнимая свою жену, он подумал, что все-таки не зря прожил жизнь.
В понедельник, в 6:29 вечера, Билл умер.
Звезды
Илья сидел у открытого окна и смотрел на звезды. Ночь выдалась на удивление морозной, но разве это имеет значение, когда внутри лишь лед. Эти звезды, они были чем-то похожи на людей, – ярко светились, но на расстоянии оставались холодными. Зато, если приблизиться к ним, – сгоришь заживо.
Это чувство... словно стоишь на высоком холме, продуваемый ветрами со всех сторон. Ощущаешь себя открытой дверью, существом, поделившимся с миром частичкой себя, но не получившим взамен ничего кроме боли и страха.
Колючий осенний ветер треплет твою душу, а сердце, покрытое ледянной коркой, с каждым днем бьется все медленнее...
Капли крови на ночном небосводе. По капельке – на каждую звезду.
***
Илья открыл глаза. Потом встал и включил свет. Спать больше не хотелось, но до утра было еще очень далеко... Целая пропасть одиночества.
Илья посмотрел на часы и вздрогнул, – на миг ему показалось, что секундная стрелка движется в обратную сторону. Хотелось с кем-нибудь поговорить. Возможно, что Дима, работающий по ночам, – сейчас не спит.
–Алло, – заспанно буркнули в телефонной трубке.
–Привет, – тихо сказал Илья.
–Илюха? Совсем с ума сошел? Сколько времени знаешь?
–Знаю. Ты спишь?
–Нет, – голос Димы зазвучал немного бодрее, – но безумно хочу.
–Ладно... Извини.
–Подожди, что ты хотел? Опять у тебя депрессия, да?
–Нет... Просто хотелось поговорить.
–Рассказывай.
–Дима, на самом деле я просто хотел спросить... Вот представь, ты медленными шагами двигаешь в пропасть. Все глубже и глубже... Там, на самом дне – тебя ждет смерть, причем, наверняка мучительная. Но, пока идешь, – ты счастлив. Можно развернуться и двинутся наверх. Но там идет война. Не пройдет и минуты, как ты будешь убит. Скажи, что ты сделаешь в данной ситуации?
–Да, друг, замечательные у тебя мысли в три часа ночи. Ты не пробовал заняться чем-нибудь полезным, вместо того чтобы загружать голову всякими гадостями?
–Дима, ты ответь, ведь это важно, – со вздохом произнес Илья.
–Не знаю я. Понимаешь, не знаю. Ты ставишь меня в тупик своими странными вопросами. Почему ты не можешь сказать конкретно, что именно у тебя случилось? Зачем все эти пропасти, войны? Зачем проводить одному тебе понятные аннологии? Я действительно не знаю, что тебе сказать.
–Хорошо, – тихо сказал в трубку Илья, – извини за беспокойство.
***
Рабочий день закончился так же внезапно, как и начался. Илье хотелось оказаться дома как можно быстрее, поэтому он не стал дожидаться автобуса, а доехал на такси.
Уже подходя к двери, Илья понял, что ночь сегодня будет не из легких. Пока он открывал квартиру, – ключ трижды выскользнул из рук и упал на пол.
Его коллеги по работе часто говорили, что для счастья нужно не так уж и много. По-крайней мере, многие из них называли себя счастливыми. Илья часто задумывался о том, что же такое счастье. Внутренний мир представлялся ему большим количеством пробирочек, каждую из которых нужно заполнить водой. Пробирочка с этикеткой "личная жизнь", пробирочка "деньги"... Некоторые, заполнив две или три, – ощущают внутри себя гармонию. Но чем больше заполнял их Илья, тем сильнее он понимал, как много есть других пустых пробирочек, и насколько неисчислим объем каждой из них. Вот только заполнял он их не водой, а кровью.
***
Илья открыл глаза. Он явно ощущал присутсвие кого-то постороннего в своей комнате. Шкаф, стол, диван, – были на месте, а ночь молчала. Почему же он не оставил свет в коридоре...
Нужно встать, нужно обязательно встать. Вот только почему тело его не слушается. Голова словно прилипла к подушке, а рот – заклеен скотчем.
Стало страшно. Илья почувствовал, как начинает проваливаться куда-то, далеко, как можно дальше от этой комнаты и от этого мира...
Он закричал, – разрывая губами мерзкий скотч, отчего-то имеющий горький привкус... и открыл глаза.
Включил свет. Сон... просто сон, может несколько более реальный, нежели все остальные...
***
–Слушай, что ты думаешь об Илье? Тебе не кажется, что он стал несколько необычен в последнии дни? Постоянно молчит, отвечает на вопросы неохотно, а выглядит так, как будто на него свалилась какая-то большая проблема.
–Не обращай ты внимания, я знаю его очень давно... Он просто пытается привлечь к себе внимание.
–Может быть, у него и вправду какие-то неприятности?
–Не говори ерунды. У него все в порядке. Живет в отличных условиях, материально обеспечен... Подруга у него красивая, правда на практику в Англию уехала, но вернется же. Да и не думаю, что он из-за нее будет так сильно грустить. Захочет – найдет новую.
–Ну а может мучает его что-то?
–Что? Ну что его может мучать? Просто, это такая игра у него. В депрессию. Поиграет и дальше радоваться начнет.
***
Илья пришел домой поздно. Почему-то, сильно не хотелось уходить с работы. Стоит закрыть глаза, как вспыхивают, оживают миллионы звезд. И каждая из них – память...
Это действительно невозможно остановить. Шаг за шагом... Все дальше и дальше, глубже и глубже...
Но сегодня, – там, в пропасти наконец-то появилась маленькая дверь с надписью "Выход". Как же он не заметил ее раньше...
Илья набрал ванну теплой воды. Раздеваться не стал, – глупо... Несколько аккуратных движений... Оказывается, это действительно очень просто...
***
–Еще один самоубийца, уже четвертый за вечер...
–И в ванне вены себе вскрыл, как назло...
–Да, лучше б повесился, измажемся все в крови.
–Если бы повесился, мы бы в другом измазались, тоже приятного мало...
–Ладно, вытаскивай его.
–Черт, телефон звонит. Подойти?
–Подойди. Может кто из родных. Обрадуешь их.
–Алло
–Алло, кто это?
–А кого вам нужно?
–Мне нужен Илья. Это Дима, его друг, – голос в трубке был необычайно взволнованным.
–Илья... Скажем так, он сейчас не может подойти...
–Знаете, это очень важно. Передайте ему... Это действительно вопрос жизни и смерти. Я подумал, посоветовался со знающими людьми... Скажите, что я бы пошел наверх, уворачиваться от пуль.
Игра
Всю жизнь я любил и ценил Игру. Мне нравилось играть людьми, мыслями и словами. Но никогда не задумывался я над тем, какой тяжкий урон может нанести Игра, проведенная не по правилам.
Любая Игра всегда проходила для меня бесследно, какой бы авантюрной и коварной она ни была. Так было до сегодняшнего дня. Теперь правила изменились.
Впервые я начал проигрывать в Игру, начатую мной же, так тщательно спланированную и осуществленную.
Я стою и смотрю на свое отражение в зеркале.
– Что, друг, – ухмыляется оно, – не нравится, а?
Самое страшное – это то, что я уже не могу остановиться.
Игра, поначалу казавшаяся такой безобидной, обернулась лезвием ножа в мою сторону.
Покачиваясь из стороны в сторону, нож выбирал наиболее уязвимое место в моем теле, пока не понял, что это душа.
Отражению все равно, что со мной будет. Оно может ухмыляться, смеяться, хохотать над моей беспомощностью, но все что оно делает – это просто отворачивается.
– Какого черта! – хочется кричать мне, – Ты же видишь, что я не виноват! Помоги мне, ты ведь можешь помочь!
–Я не помогаю глупцам, – отвечает отражение, чуть повернув голову в мою сторону, – выбирайся сам.
Тогда я беру с тумбочки пистолет, вставляю обойму.
Привычным движением переправляю пулю в ствол.
Проигрывать тоже надо уметь.
Капля
Дул холодный северный ветер. Он заглянул в ее глаза.
– Ты будешь меня ждать?
– Буду, – тихо прошептала она, – Буду, – теперь уже чуть громче.
– Точно? – последовал второй вопрос.
– Да, – кивнула она, – Точно.
– Постарайся не забыть все то время, что мы были вместе, все эти волшебные минуты.
– Просто помни их, и я буду жить. Я вернусь. Скоро.
Девушка опустила голову.
– Не плачь, – улыбнулся он, – не стоит.
– Когда? – спросила она, – Когда ты вернешься?
– Важно не когда, важно как, детка. Скоро будет дождь. Дождь долгий, противный. Потом землю покроет снег. Такой белый-белый. И наблюдая, как тает снежинка у тебя на руке, как капелька дождя, оставляя мокрый след, скатывается по твоей щеке, вспоминай обо мне.
– Хорошо, – она снова кивнула.
К перрону, свистя, подошел поезд.
– Это твой, – тихонько сказала она.
– Да, – кивнул он.
– Не уходи, не надо, – шептала она ему.
– Я должен.
– Постой, возьми это, – она сняла со своего пальца серебряное кольцо. – Возьми, и тоже помни меня.
– Мы еще встретимся, – сказал он, до боли сжав ее руку. – Главное уметь ждать.
Он рывком вспрыгнул на ступеньку и исчез внутри вагона.
Перед тем как войти в свое купе, он вытащил из кармана маленький кожаный мешочек. Слегка подкинул его, пытаясь определить вес, потом развязал тесемку и положил туда кольцо. Серебряное.
"Сколько же их там... – подумал он, заглядывая внутрь, – Сотня, не меньше". Мешочек исчез в кармане. А за окном стояла она. И по щеке ее скатывалась капля. Капля, от которой остается соленый привкус. Она верила.
Клоун
– Мальчик, а, мальчик, хочешь леденец? – слышится за моей спиной. Реплика относится явно ко мне, но оборачиваться нет никакого желания. Я ненавижу этот голос и интонацию, с которой произносится эта фраза.
– Мальчик, а, мальчик, – существо не отстает. Оно догоняет меня и хлопает по плечу.
Я продолжаю упорно идти вперед и смотрю куда-то вдаль.
– Мальчик, – я слышу шепот у самого уха, – возьми леденец.
– Не хочу, – грубо отвечаю я.
Вдалеке видны дымящиеся трубы, наверное, там стоят заводы по изготовлению вот таких вот леденцов, которые мне сейчас предлагают. Странно, я никогда не пробовал эти леденцы, но знаю, что они липкие и противные на вкус.
– Эй, – голос существа звучит уже где-то в моем мозгу, – мальчик, ну попробуй. Просто обернись и возьми. Это так просто, всего лишь один леденец, один леденец – и мы отстанем от тебя. Навсегда.
"Отстанут навсегда", – как заманчиво и между тем неправдоподобно звучит эта фраза. А вдруг он не врет? Интересно, откуда у меня такое отвращение к этим леденцам, которые я реально ни разу и не пробовал. Липкие и противные? Ну и что, в конце-концов, это просто леденецы, не более того.
Приостанавливаюсь и не оборачиваясь спрашиваю,
– Говоришь, отстанете?
Существо чувствует, что я сломался. Во фразах, к которым они привыкли на протяжении уже семи лет моей сознательной жизни, наконец-то появилось что-то новое.
– Да, – завораживающе шепчет существо, – больше никто, я клянусь, никто из нас не будет приставать к тебе и просить о чем либо. Обернись, не бойся.
Медленно оборачиваюсь. На этот раз это клоун. Обычный клоун, из тех, которые выступают в цирке. Он фальшиво улыбается, а в руках его горсть разноцветных леденцов.
– Мальчик, выбирай любой, – обольстительно нашептывает клоун, – они все такие вкусные. Одного из них, всего лишь одного достаточно для того, чтобы мы навсегда потеряли интерес к тебе.
И чего я так волнуюсь? Подумаешь, съесть один, всего лишь один леденец. Я понимаю, будет противно, но ведь то, что они делают сейчас, намного противнее.
Клоун продолжает глупо улыбаться, но я понимаю, что он уже чувствует победу.
– Давай-ка обговорим условия сделки, – официальным тоном произношу я, и клоун радостно кивает головой.
– Говоришь, больше не будете меня преследовать? – мой вопрос содержит нотку недоверия.
– Никогда, – отвечает существо.
– И я больше не увижу вас?
– Обещаю, – голос существа спокоен, и мне хочется ему верить.
– Давай сюда свой леденец, – произношу я фразу, которую они ждали на протяжении всех семи лет.
Клоун протягивает мне один из леденцов, и я аккуратно облизываю его.
Мерзко и противно. Именно такого вкуса я и ждал.
Существо выжидательно следит за мной, и по мере того, как леденец все больше и больше растворяется и смешивается со слюной у меня во рту, его улыбка становится все шире и шире.
Наконец, от леденца остается только палочка, которую я с издевкой протягиваю клоуну.
– Доволен, сволочь?
– Да, да, абсолютно доволен. Теперь, я обещаю, никто из нас больше не будет доставать тебя. Теперь ты свободен, иди куда хочешь.
Я смотрю, как существо растворяется в воздухе и исчезает, а вместе с ним изчезают все мои страхи перед этими уродами. Почему я так упорно не хотел попробовать эту гадость раньше, а вместо этого мучился все семь лет? Наконец-то я свободен.
Я вытираю пот со лба и недоуменно смотрю на свою руку. Странно, откуда на ней взялась белая краска...
Лезу в карман за носовым платком, но натыкаюсь на что-то липкое.
Я знаю, что там, уже успел сообразить.
Впереди меня идет мальчик, наверное, он был бы мне ровесником...
Срываюсь с места, подбегаю к нему со спины, и ласково шепчу на ухо:
– Мальчик, а, мальчик, хочешь леденец?
Красный мустанг
Машину здорово тряхнуло, и Гарри случайно нажал на клаксон.
– Вот черт, – выругался Джонсон.
– Дорогой, тише, – шепнула жена, сидевшая рядом, – тебе нельзя нервничать. Забыл, что говорил доктор?
– Плевать я хотел на доктора, – бросил Гарри, прибавляя газа.
– Папа, – девочка, до этого молча следящая за происходящим, привстала с заднего сиденья, – давай остановимся. Мне плохо.
– Если бы мы просто ехали, я бы остановился, – ответил Гарри.
Сью, семилетняя девочка, задумалась. Им повезло. Они узнали первыми. Вещи были собраны и загружены за двадцать минут, и они как раз успевали выехать из пораженной зоны к рассвету. Если ничего не случится. Если...ничего...не случится.
Эта казалось бы простая фраза не давала покоя ни Гарри, крепкому телохранителю со стажем, ни его жене Мэрв, обычной домохозяйке, ни даже Сью, еще мало что повидавшей в жизни.
Атмосфера в машине была словно пронизана этими словами, держа в напряжении всех, кто находился внутри. Три человека. Три слова Если ничего не случится.
* * *
Вечерело. Солнце уже соприкоснулось с горизонтом, окрашивая облака в кроваво-красный цвет. Сью тихо дремала на заднем сиденье, подложив под голову один из пакетов. Машину тряхнуло, и тело девочки дернулось, прогоняя очередной кошмар.
– Гарри, давай остановимся, – с надеждой посмотрела на мужа Мэрв.
Джонсон неопределенно махнул головой, отвергая предложение жены, а возможно и просто отгоняя сладостно накатывающую дрему.
– Гарри, ты... ты меня слышишь? – Мэрв ласково положила свою руку ему на плечо.
– Слышу, но ты сама понимаешь, что я тебе отвечу, поэтому просто устройся поудобнее и спи, – нарочито грубо ответил Джонсон.
– Дорогой, чего ты боишься? Мы не встретили ни одной машины. Ни одной за восемь часом непрерывной езды.
Гарри взглянул на часы.
– Пока что мы успеваем. Если остановимся, то потеряем время.
– Ты думаешь, они... ну, те... – Мэрв показала рукой куда-то в сторону линии горизонта, – уже догадались?
– Конечно. Вопрос в другом: успеют ли они?
– А успеем ли мы?
– Естественно, – уверенно кивнул Гарри, – если ничего не случится. Если...ничего...не случится.
* * *
Наступило самое мерзкое для водителя время – сумерки. Гарри включил фары и чуть сбавил скорость. Дорога впереди него слилась в одну полоску, серую и бессмысленную. Никаких поворотов.
Прямая-прямая дорога. Дорога из ниоткуда в никуда, из смерти в жизнь, из ада в рай, из тьмы в свет. Как это ужасно – дорога без поворотов.
* * *
Внезапно проснулась Сью. За окнами была ночь, и темные, призрачно-унылые силуэты деревьев и кустарников проплывали мимо. Сью отличалась хорошей наблюдательностью и хорошо видела в темноте, за что ее часто прозывали "Кошка". Именно "Кошка" первой заметила красный мустанг, маячивший метрах в ста впереди от их машины. Судя по тому, как быстро сокращалось расстояние между ними, машина ехала навстречу. Потом его увидел и Гарри. Последней мустанг заметила Мэрв, которая тут же взглянула на мужа, до сих пор молчавшего. На ее губах застыл вопрос, ответа на который Гарри дать не мог. Он лишь чуть прибавил скорость и закрыл окно.
Потом нащупал маленькую бутылочку коньяка в нагрудном кармане, резким движением скрутил пробку и сделал два больших глотка. Для храбрости. Мустанг был уже совсем близко, миг – и он пронесся мимо машины Гарри. Водитель облегченно вздохнул. Но напрасно. В зеркало заднего вида Джонсон увидел, как мустанг развернулся и начал резко наращивать скорость. Между тем машина Гарри шла на том максимально возможном пределе, который может себе позволить водитель ночью. А мустанг был уже совсем близко.
– У него движок класса Б3-4Ц, – закусила губу Мэрв.
– Откуда ты знаешь? – с хрипотцой в голосе спросил Гарри.
– Видишь, у него на капоте серебрянная пластинка? Это ... ну ... в общем, черт его знает, как это называется, но такая хреновина стоит на всех машинах с движком Б3-4Ц.
– Тогда можно не убегать, – обреченно сказал Гарри.
Мустанг поравнялся с машиной. Миг – и мустанг был уже далеко впереди.
"Неужели пронесло?" – подумал Гарри, сам не веря в трезвость своих мыслей. И совершенно правильно. За скрывающим дорогу крутым поворотом стоял мустанг, нарочито перекрывая дальнейший путь. Идти на таран смысла не было, и Гарри остановился
Нащупал под сиденьем дробовик и, держа его за спиной, вылез из машины.
Сью удивленно захлопала глазенками, тогда как Мэрв воспринимала происходящее как кошмарный и оттого нереальный сон. Стоило ее мужу выйти, как обе двери мустанга синхронно распахнулись и из машины выбрались двое. Наверное, если бы они были мутантами, Гарри удивился бы меньше. Но они оказались обычными людьми. С обычными лицами. Лица как лица. Уставшие, измученные дорогой. Такое лицо, наверное, было сейчас и у Гарри. Покрепче сжав дробовик за спиной, Гарри шагнул в их сторону.
– Мистер Джонсон, – произнес один из них, – неужели вы думали, что сможете уйти безнаказанно?
– Вы хоть сознаете, что вы сделали? – в тон продолжил второй. – Вы фактически обрекли на смерть тысячи ни в чем не повинных людей. Через пару часов, когда рассветет, им уже ничто не поможет. Даже если они начнут убегать сейчас – они не успеют.
– Кто вы? – задал стандартный вопрос Гарри.
– Мы... это не важно. Важно то, что мы уже не успеем доехать туда. Мы уже опоздали. А вот вы успеете уехать.
– Успели бы, – поправил его первый.
– Успели бы, если бы не встретили нас, – принял поправку второй. Если бы вы сказали им, они бы тоже успели, понимаете?
– Нет! Тогда бы никто не успел. Началась бы паника. Затор на дороге. Давка. Я руководствовался прямыми инстинктами. Я спасал семью.
– Вы законченый эгоист, – с этими словами первый достал пистолет. – Вы знали, что туда можно добраться только по дороге, ровно как и оттуда. Вы знали, что туда нельзя послать вертолет, и все равно сбежали.
Пистолет дернулся, изрыгая огонек, и Гарри рухнул на землю. Как ни странно, он был еще жив.
– Пусть помучается, – сладко улыбнулся второй. – Пусть помучается так, как через пару часов будут мучаться оставленные им там.
Дробовик – страшное оружие. Достаточно одного выстрела в грудь, и тело превращается в кровавое месиво. Человек с пистолетом на секунду замер, а потом рухнул, не дергаясь, беззвучно. Смерть наступила мгновенно. Тому, который был без оружия, Гарри выстрелил в шею, лишая его головы. Даже раненный, Джонсон оставался великолепным стрелком. Из машины выскочила Мэрв, до этого боявшаяся даже пошевелиться.
– Дорогой, как ты? – запричитала она.
– Ты... молодец, что не вышла из машины раньше, – прошептал Гарри, – а я... я умру. Видишь, кровь моя совсем черная, значит, пробита печень. Мне осталось жить пять-десять минут. Заводи машину и уезжай. Ты как раз успеешь. Спаси себя и дочь.
– Хорошо, я поняла. Кто они были? – Мэрв кивнула в сторону трупов.
– Они... были... сволочи. Да, сволочи. Они...
– Прощай дорогой, – Мэрв на секунду примкнула к его губам, окаймленным кровью, а потом уехала.
А Гарри смотрел вслед удаляющейся машине и продолжал шептать: "сволочи...".
Пока не умер.
Крылья
Я парил красивой птицей в ночном небе. Я никуда не спешил. Я был по-настоящему счастлив. А знаете, почему я был счастлив? Потому что я был свободен.
Я ничего и никому не был должен. Меня не связывали с землей
тугие и порочные нити обещаний и обязанностей.
Все, чего я хотел – это быть самим собой. И никем больше.
И тут пришли Они.
Нагло и бесцеремонно вмешались в мой чистый и плавный полет.
– Смотрите, – говорили Они, – он еще смеет летать? Обрубить ему крылья и дело с концом!
Я сопротивлялся. Долго, упорно не хотел отдавать то единственное, чем я дорожил – свободу.
Но Они победили. В тяжелой и изнурительной схватке я лишился крыльев. Камнем рухнул я вниз на грешную землю.
–Что же вы сделали, люди, – хотелось кричать мне, – зачем вам мои крылья? Зачем вам моя свобода?
Но Они молчали. И тогда я пошел.
С трудом мне давался каждый шаг.
Медленно и с мучениями передвигал я ноги. Постепенно я начал привыкать. Конечно, мне здорово не хватало моих крыльев, но выхода не было. Так я научился ходить.
