Текст книги "Речь о пролитом молоке (СИ)"

Автор книги: Sgt. Muck

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– К пустой голове не прикладывают! – сообщил он, стараясь скрыть изумление. Винчестер, не оборачиваясь к нему, надел на голову дуршлаг и отдал честь второй раз. – Вот придурок, – непозволительно нежно пробормотал Кастиэль, не представляя, был ли у него вообще шанс не влюбиться в Дина. Был ли вообще у кого-нибудь шанс.

Кастиэль переодевался в комнате. Его рубашка уже высохла, и он склонялся к тому, чтобы снова ее надеть. Ему было так спокойнее. Даже без воспоминаний. Как будто рубашка несла какую-то часть отца, и Кастиэль ее подсознательно принимал, как самую необходимую. Он как раз стягивал джинсы, когда от дверного проема раздалось ехидное:

– Я не опоздал на шоу! – и получил джинсами, потому что Кастиэль откровенно устал от его замечаний, пусть они и были забавными. Он принялся рыться в коробках, пытаясь найти пижамные штаны, но терпел неудачу на протяжении пять минут.

– Ты что, пижаму ищешь? Не думай даже, – наконец среагировал Дин, в два огромных шага оказываясь рядом с ним и заводя руки за спину, не давая Кастиэлю даже шанса на то, чтобы что-нибудь найти. Кастиэль недовольно попытался вырваться, но Дин надежно обездвижил его собой. – Я ее в пенсионный фонд сдам.

– Пенсионный фонд не занимается сбором шмоток! – но спорить с Дином было бесполезно. Так он и потащил Кастиэля из комнаты в свою в одной лишь рубашке, не слушая его недовольного ворчания.

– Ради этого ужаса станет, – пообещал ему Дин. Кастиэль остановился на пороге его комнаты.

– Возьму и не пойду, – сообщил он гордо Дину. В тот момент он забыл печальный опыт утра, когда Дин его даже не спрашивал. Просто поднял на плечо, да и зашел в комнату, закрывая дверь. И тут даже попытки молотить спину никак не помогали.

– Возьму и донесу, – флегматично возразил Дин, опуская его на кровать. Он замер перед растрепанным и нахохлившемся, как воробей, Кастиэлем и постарался сдержать рвущееся наружу колкое замечание. Кастиэль притянул ноги к груди, тут же обнимая колени. – Сейчас внимание, я это скажу только один раз!

– Можно я тоже буду напоминать тебе про порядок только один раз? – с надеждой и очень скрытым страхом за возможные слова Дина перебил его Кастиэль.

– В этом доме ты имеешь право ходить только в этой рубашке. Все, я все сказал, – Кастиэль постарался кинуть в него подушку, раздираемый шутливым возмущением и стыдом за то, что у него и ноги не такие красивые, чтобы их демонстрировать. Слишком худой. Дин опрокинул его на спину вместе с подушкой.

– Я не все сказал, – заявил он Дину, несколько морщась под его весом. Дин приподнял брови, явно предлагая ему высказаться, однако его руки при этом совершенно мешали сбору слов из словарного запаса. Кастиэль постарался уйти от рук, что провели по обнаженным бедрам, потому что, честно говоря, у него не было сил сопротивляться, а он не хотел сделать ошибку, уже предупредя о ней. – Дин! – наконец отчаянно прошептал он, закусывая губу – ладони Винчестера совершенно точно не собирались останавливаться на одних лишь бедрах. – Пожалуйста. Ты сам обещал, – и закрыл глаза, понимая, что сил больше брать неоткуда – Дин прикусил кожу на его шее.

– Все, прекратил, – пробормотал недовольно Дин, действительно убирая руки. – Я задумался.

– Так это у тебя именно так и называется? – он перекатил Дина на спину, сам отстраняясь на безопасное расстояние. От этого момента все места прикосновений жгло, а сердце заходилось в повышенном ритме, но все было не так страшно. Он был едва ли возбужден физически. – Дин, я не знаю, почему именно…

– Тебе честно или как дебил из мыльной оперы? – деловито предложил ему Дин, садясь на кровати и стягивая футболку через голову. Кастиэль потратил всю волю на то, чтобы не смотреть на выступающие под кожей напряженные мышцы. Мазохист, не иначе. – Я решил приколоться. Поначалу. Ну знаешь, такие парни, которые на вид вроде бы наши, а на деле нет… Я решил, что ты такой. Решил подойти.

– И?

– А уйти не смог. Все, конец истории, – Дин метнул неизвестно откуда взявшийся бейсбольный мяч в выключатель но стене. Мгновенно наступивший сумрак на секунду дезориентировал Кастиэля. Он слышал по звукам, что Дин стягивает джинсы, а потом забирается под одеяло. Но он никак не мог заставить забраться под одеяло себя. – Ты спишь сидя?

– Тебе обязательно все время заполнить паузу? – Кастиэль отогнул одеяло на своей стороне и поднял подушку с пола, отряхнув ее. Ведь он хотел оказаться здесь, почему теперь этого желания нет? Он больше не сгорает, как подросток, от одного вида. Для этого всего лишь не нужно тратить первую ночь на секс? Может, он вообще ошибся.

– Нет, но вдруг ты передумал, – в тот момент, когда Кастиэль устроился на боку, Дин аккуратно поднял одеяло и передвинулся ближе к нему. Он не давил собой, не прижимался, а просто оказался рядом на том расстоянии, которое попросту невозможно угадать. Ни один человек бы не угадал расстояние комфорта для Кастиэля. – Можно мне…? – задал он совсем идиотский вопрос. Теперь это как какая-то комедия : парень, подобный Дину Винчестеру, спрашивает у парня, подобного Кастиэлю, можно ли ему его обнять на ночь. У них так всегда и будет? Неудобно и через пень-колоду? Кастиэль вздохнул и сам подался чуть назад, едва ли касаясь спиной груди Дина. Но рука Винчестера, что легла поперек живота Кастиэля, была, безусловно, самым опасным моментом. – Я тоже боюсь, – однако Кастиэль этого не слышал. Он боялся, что тело потребует свое.

Но вместо возмуждения Кастиэля накрыла усталость. Не было страхов, не было сомнений. Была одна усталость, потому что все остальное отгонял Дин Винчестер, который, кажется, ничего не имел против того, чтобы его защищать.

========== История седьмая. «Можешь ли ты представить, что прошел целый год?». ==========

Кастиэль крутился на стуле. Это, честно говоря, все, что ему оставалось делать на рабочем месте, потому что душным летом в его отделении все решили дружно не болеть. У него было всего лишь трое подопечных и скучающая пожилая сантитарка, с которой нельзя было поговорить. Он хотел почитать, однако было слишком душно. Поэтому ему только и оставалось, что погрузиться в воспоминания.

Однако затем он стремительно вспомнил, что очень давно не звонил Анне. Она осталась ему единственным другом из всех, с кем он учился и работал. Анна ушла с работы около шести месяцев назад – ровно тогда, когда срок беременности не позволил ей работать. Кастиэль узнал о ее беременности первым. Его разбудил звонок среди ночи – по счастью, в ту ночь они с Дином легли слишком рано, чтобы он был совсем невыпавшимся. Он провел час на кухне, слушая все страхи Анны по поводу ребенка и Майкла. Он слушал терпеливо все, что ей нужно было сказать, после чего сам взял слово. Ему хватило двадцати минут, чтобы успокоить ее. Он описал ей все: что она станет хорошей матерью, а Майкл, похоже, слишком сильно любит ее, чтобы из-за этого бросить. К тому же, это прежде всего счастье, сколько бы боли не пришлось терпеть. Он сказал ей тогда, что завидует. Она смеялась.

– Тебе стоило быть психологом, – Кастиэль тогда искренне испугался голоса Дина в пустой кухне.

– Извини, что разбудил, просто Анна… – Кастиэль искренне хотел извиниться. Тогда Дин отработал общественные часы и вкалывал в мастерской с утра до вечера, чтобы доказать, что он не придурок с улицы, а ценный работник. Кастиэль понимал его, как мог. Более того, ему самому пришлось найти себе дополнительную работу на те дни, когда он не был на дежурстве – денег всегда не хватало, особенно с козлом-начальником Дина. В те дни они просто работали, что было сил. В те дни отношения оставались на одном уровне. И Кастиэль старался, как мог – полгода прошло тогда с момента первого свидания. На свидания они больше не ходили, а на первый раз – полноценный раз, решились только несколько недель спустя. Без изощрений. Без пафосного выделения момента. Просто после какого-то кино, после ужина Кастиэль предложил первым. И даже тогда Дин спросил его, действительно ли после этого ничего не исчезнет.

Не исчезло.

– Анна? Я не разбудил? – спросил Кастиэль, когда Анна подняла трубку. Он был в родильном отделении этой же больницы, когда Анне позволили принимать гостей. Он собирался туда так долго, что Дин пошутил про свидание. Но на самом деле он просто боялся попросить пойти туда с ним. Как признание того, что он может вмешиваться в жизнь Кастиэля не только дома. Как признание перед единственным другом Кастиэля, что они вместе. Кастиэль согласился. И Анна была так же рада, как если бы Кастиэль пришел один.

– Издеваешься? Да этот бандит все будильники уделает, – устало, но с какой-то долей нежности проговорила Анна. Она тяжело отходила от родов, и в какой-то момент Кастиэль переживал за нее сильнее, чем за себя.

– Ты можешь представить, что прошел целый год? – спросил он Анну, стесняясь самого факта вопроса. Год, полный своих радостей и своих неудач. Год с тех пор, как умер отец, и Кастиэлю вскоре должно было исполниться двадцать. Год, как он последовал совету Анны. Год, как он встречался с Дином.

– Нет, Кас, не могу. Могу представить, что прошло шесть месяцев… Майкл, пожалуйста, проверь его, я по телефону… Извини, – вернулась она снова к трубке. – Мне иногда хочется позвонить, но я не знаю, о чем рассказать. А спросить… Кажется, я даже не знаю, о чем можно спросить.

– У меня все по-старому? – улыбнулся Кастиэль. Мимо прохромал пациент в ванную комнату, попросив ключ. – Знаешь, мне снова кажется, что так будет всегда. Работа в больнице, проблемы с деньгами, которые вечно быстро уходят, всегда будет Дин, который, кажется, и рядом, и очень далеко от меня. Я порой не знаю, кто я для него.

– Ты придумываешь, – авторитетно заявила ему Анна. Судя по звукам, она вышла на балкон. – Знаешь, я боялась, что он не станет заниматься ребенком. А он вместо этого… Иногда он смотрит на малыша, а я начинаю боятся, не любил ли он меня только из-за ребенка, которого я вынашивала.

– Фигню говоришь, – тут же ответил Кастиэль. Потом улыбнулся – Дин заражал его своей манерой говорить. – Он ни разу не сказал мне, что любит меня. Я, конечно, тоже, но все-таки вдруг в один день я приду домой, а его не будет? Он не из тех, кто сидит на месте. Он вообще ненавидит быть привязанным к одному месту. А тут я… Может, он меня вообще ненавидит.

– Было бы круто, если бы у нас не было времени придумывать себе всякую чушь. Год прошел, а твоего Дина не разу в полицию не забрали. По-моему, это показатель. Майкл, черт, оно же горячее, что ты… Извини, Кас, мне пора, – и Кастиэль отключил звонок задумчиво.

Они прошли тот этап, когда секс оказался не самым важным в отношениях. Сказать, что он боялся до смерти не подойти Дину и в этом – ничего не сказать. У него случилась настоящая паника. Из-за этой паники он не сразу ответил на привычные прикосновения. Но Дин понял без слов. Он подстроился. В ту же ночь он помог Кастиэлю победить страх. В ту же ночь он впервые ответил на вопрос Кастиэля о том, почему он его выбрал. Только слушая его голос и его признания – о том, почему он не смог пройти мимо Кастиэля, Кастиэль смог перестать бояться. Это был единственный раз, когда его пришлось уговаривать. Но Дин понял. Он всегда понимал.

Удовольствие от того, как Дин обращается с ним, от потребностей тела, которое получило то, чего хотело, от того, что это Дин рядом с ним, стоило всего и одновременно никогда не стоило бы отношений. Шуток и замечаний, понимания и споров из-за каких-то бытовых деталей. Даже то, что он порой стонал так громко, что соседи оглядывались на них на лестнице и перед почтовыми ящиками, никак не шло в сравнение с тем, что порой, в самое тяжелое дежурство, Дин иногда звонил ему и рассказывал что-нибудь смешное. А наутро всегда забирал, неважно, опаздывает он в мастерскую на работу или нет. Никакое прикосновение, даже самое умелое, не стоило простых объятий поздно вечером, когда у Дина не оставалось сил вообще, но он не позволял Кастиэлю даже и мысли допустить, что он не хочет. Просто нет сил. Никакое прикосновение языка к горячей коже возбужденного члена не шло в сравнение с простым поцелуем перед уходом на работу Дина. И даже если Кастиэль был со смены, он все равно сперва обязательно провожал его, а потом шел досыпать. И даже в выходные, когда Кастиэль заслуженно спал ночью, Дин все равно не мог уйти без этого.

Нет никакого умения подгадывать момент для поцелуев. Потому что эти моменты приходят сами, от взаимопонимания, что так легко рождается. Если бы они остановились на уровне отношений первых месяцев, Кастиэль бы никогда не узнал, что с партнерами на одну ночь Дин никогда не оставался до утра. Он никогда бы не узнал, что существуют вечера, в которые можно было бы просто поговорить.

Это в первые месяцы Кастиэль мог попросту не вставать с кровати. Даже если он просто шел мимо Дина из кухни в ванную, Дин все равно тормозил его, как будто без этого он бы просто умер. Кастиэль смеялся и поддавался, потому что это было забавно. Забавно постоянно ждать поцелуев и приставаний, по большей частью шутливых, а потом незаметно переходить в откровенно возбужденное состояние. После первого раза Кастиэль весь день предпочел не одеваться вообще, потому что Дину, похоже, было мало. Стоило ему встать и накинуть рубашку на плечи, чтобы сходить проверить почту – а они накопили на простенький компьютер, и Кастиэль со дня на день ждал результатов промежуточных экзаменов – или на кухню за соком, как за пять минут Дин оказывался рядом и все начиналось сначала. От поцелуев, от которых болели губы после, до слишком быстрого минета, иногда прямо в коридоре, чтобы Дину потом был шанс еще и донести Кастиэля обратно до кровати. В такие моменты Кастиэль ненавидел Дина за то, что тот так нагло упивается своим превосходством.

Но и это прошло.

Кастиэль засыпал за столом, когда его забудило жужжание мобильного телефона. Он лениво нажал на кнопку ответа, даже не посмотрев на экран.

– Привет, Кас, – просто поздоровался с ним Дин. И ровно в этот момент Кастиэлю показалось, что он может слушать это приветствие хоть всю жизнь. Он все равно будет знать, что в следующую секунду Дин скажет что-нибудь едкое, или смешное, или приятное – потому что Дин всегда разный. И угадывать его – настоящий интерес. – Я жду обещанной мне ролевой игры в доктора! – заявил он уверенно, как будто был в квартире.

– Могу взять домой клизму, – добродушно ответил Кастиэль. Испуганные отрицания привели его в отличное настроение. Минута молчания показалась самой уютной на свете.

– Я ненавижу твою работу, – проговорил Дин. – Когда тебя нет ночами. К этому трудно привыкнуть. Очень, – он загремел посудой, стремясь заглушить свое смущение.

– Дин, но это просто моя…

– Нет, ты послушай, потому что по телефону я скажу, а так нет, – и Кастиэль терпеливо замолчал. – И свою работу я тоже ненавижу. Но вчера они наконец-то подписали договор. Это не значит, что мне станет легче и нужно будет меньше работать, просто я теперь не на птичьих правах. Но стоило мне прийти домой… Короче, я очень давно тебя не видел.

– Всего лишь этим утром, Дин!

– Не так. Ты не понял… Тебя как парня, за которым я должен ухаживать. Потому что ты не просто так со мной рядом живешь. Из-за этой работы я месяцами вообще ничего не хотел, а сейчас… Черт, любой другой бы свинтил подальше, решив, что мне нет до него дела, но я…

– Я терпел даже склад твоих носков под диваном, я так просто не уйду, – постарался шуткой снизить смущение Дина Кастиэль, но это было трудно сделать, ведь чем больше говорил Дин, тем меньше переживаний оставалось в Кастиэле. Все, что его мучило последние месяцы, сейчас разрешилось именно так, в этом разговоре. В груди лишь остался настоящий огонь потребности уйти отсюда к чертовой матери, туда, к Дину. И даже не в постель. Просто хлопнуть по рукам, когда он хочет украсть тесто – а Кастиэль научился печь пироги ради него! – или заставить убраться, заперев этот пирог на ключ или просто послушать, как он будет жаловаться Сэму на Кастиэля. Он так привык к этому, что не мог себе представить, как будет после без Дина. Слишком привык. А отношения имеют два пути развития: или обрыв, или что-то серьезное. Но как долго им еще до этого решения?

– Спасибо, Кас. За то, что не ушел. За… Прости за тот раз, когда я… Черт, я был так зол, что я себя не…

– Все нормально, Дин, – это был зимний вечер, когда Дина отправили ремонтировать машину на холоде. Он был так зол, что только чудом сдержался там, в мастерской, но зато весь этот гнев, настоящая ярость, вылилась на Кастиэля. Он не ударил Кастиэля, но его слова были болезненны. В основном это касалось того, что Кастиэль зануда и хочет его привязать к себе. Дин этого не хочет. Не может. Он не такой. Он устал изображать примерного мальчика. Так что пусть он и Сэм идет в жопу. Он ушел тогда в бар. Но вернулся уже через десять минут. Не объяснив, не извинившись, но позволив отвести себя в ванную под горячий душ.

Все действительно было нормально. Кастиэль никогда не обманывался тем, что Дин станет ради него другим человеком. Он даже ждал этого взрыва. Не знал, почему Дин вернулся так быстро, но, по крайней мере, за это время он точно ни с кем не изменял. Хотя измена казалась меньшей из проблем. Кастиэль не все мог обеспечить Дину в списке потребностей, не обладал почти никакими талантами в постели, так что он понял бы, если бы Дин иногда начал ходить к кому-то еще. Просто все в жизни не бывает хорошо.

Он был удивлен, когда на следующее утро Кастиэля ждал завтрак, побитый собой же морально Дин Винчестер, машина до больницы, а следующим утром не только машина домой, но еще и дорогой и самый вкусный шоколад, который только можно было найти в городе. И, конечно, вообще все, что пожелает Кастиэль – от уборки квартиры (некачественной, но и на том спасибо) и даже совместная ванна, которую Дин обычно ненавидел.

– То, что я сказал , это все неправда. Знаешь, я обычно даже Сэму ни о чем таком не говорю, а сегодня рассказал обо всем, что было. Он все равно у меня единственный брат. Он посоветовал мне сказать не ему, а тебе. В общем, я скажу, но только один раз!

– Как всегда, – улыбнулся Кастиэль.

– Я срываюсь, потому что боюсь. То, что я говорю – это то, к чему я привык. И мне чертовски страшно от этого отходить, потому что я не знаю, что будет дальше. Но это не значит, что я этого не хочу, – Дин замолчал, вероятно, чувствуя себя уязвленным по полной программе. Он из тех, кто не любит говорить о своих чувствах. Кастиэль его в этом очень хорошо понимал и никогда бы не заставил пойти на это.

– Я ценю это, Дин, – сказал он просто, не зная, как теперь сдержать эту чертову любовь. Потому что она действительно в нем жила весь год и давала сил терпеть все, что его бесило в Дине Винчестере. Однако он действительно изменил Дина – тот убирался по мере сил без лишних напоминаний и всегда убирал продукты на место, после того раза, когда Кастиэль, вымотанный смертью сразу троих на отделении, просто снес со стола неубранную тарелку вместе со пакетом молока. Он даже не стал убирать. Просто ушел впервые в свою комнату и просто отключился. Дин говорил, что он не сидел под дверью всю ночь и вообще увидел только утром.

Дин самым наглым образом врал. Потому что ни одна тарелка и ни один пакет не оставался на столе больше никогда.

Но и Дин изменил Кастиэля. Порой Кастиэль случайно говорил то, что думает – и с такой уверенностью, что это скорее шло на пользу, чем во вред. Однажды он высказал врачу, что он устал поправлять его ошибки (и сказал это весьма красноречивыми словами), высказал дежурной медсестре, что она пойдет и вымоет за собой срач в процедурном кабинете. Он послал к черту какого-то наглого пациента, предлагавшему ему что-то там за деньги. Он не специально говорил матом, но когда, рассказывая Дину, случайно использовал эти слова, то понял, что ему на деле гораздо легче – весь гнев и все раздражение выходит. Дин улыбался так, словно это была его персональная победа.

И, конечно, он научил Кастиэля водить машину. Он починил к тому времени мотоцикл, таская с работы никому не нужные детали, и несмотря на демонстративный поиск седых волос Кастиэля, не отказался от него. Кастиэль ненавидел эту машину, так как боялся, что она угробит Дина. А без Дина Кастиэль вообще не представлял, что будет делать. Это как если бы отнять у человека способность взаимодействовать с миром. Он жил бы, но такой жизнью, что и представить страшно.

– И еще – оставишь машину на парковке. Я хочу тебе кое-что показать, – Кастиэль удивленно согласился. Наутро он, конечно, забыл об этом обещании. Он удивленно воззрился на Дина и его мотоцикл , припаркованный рядом с Импалой, которую Кастиэль водил так аккуратно, как только мог.

– Нет, – сразу же заявил Кастиэль, как только Дин протянул ему шлем.

– Я просто хочу тебе кое-что показать, – и он уговорил Кастиэля за каких-то пять минут (упомянув даже то, что всегда мечтал покататься так с Кастиэлем). Кастиэль, кроя мысленно его трехэтажными словами, крепко-накрепко вцепился в его пояс, прижимаясь грудью к спине и мечтая закрыть глаза. Дин сообщил ему едва слышно, что по приезду домой он отложит обед и вообще все дела, если Кастиэль не перестанет шевелить руками на поясе. Кастиэль мгновенно поднял руки на его грудную клетку, стискивая кожаную куртку.

– Дин, я боюсь, – признался он в последнюю минуту, когда Дин нажал на газ. Однако вместо скорости и страшного рева они услышали лишь ровный звук мощного мотора и увидели, что скорость не превышает двадцати миль в час. Изредка поднимая скорость до тридцати и выше, строго следуя знакам, Дин довез Кастиэля до самого дома. Лишь один раз, когда парень на другом мотоцикле заорал Дину, какого черта он насилует машину, Дин просто показал ему средний палец.

Только у дома Дин позволил Кастиэлю взглянуть на табличку вместо намеров, на которой было написано: «Моя жизнь дорога моему бойфренду». Он смотрел на эту табличку, не представляя, как не умереть от того, как внутри все перевернулось. Черт возьми, он готов решать будущее их отношений как никогда. Он не представлял, как можно пойти еще дальше, но как только узнал бы, пошел, потому что в тот момент он слишком сильно любил Дина Винчестера.

– Это было необязательно, – пробормотал Кастиэль, поднимаясь с Дином в лифте. Он заново посмотрел на Дина и как будто бы впервые заметил, что Дин изменился. Год пошел за три, и теперь Дин выглядел на двадцать пять вместо двадцати одного, что шло ему гораздо больше. Дин стал много спокойнее, хотя периодически у него включался режим внутреннего ребенка. И все это за какой-то год, что они провели вместе. Знать бы, какой датой считать этот год, да Дин вряд ли о ней помнит…

Когда Кастиэль зашел в квартиру, он ее не узнал. Они, конечно, разбирали коробки по мере отступления лени, однако теперь квартира преобразилась – всего за один день. В коридоре появились полки, на которых были расставлены книги Кастиэля и его отца. В комнате Кастиэля было огромное количество места и неизвестно откуда взявшаяся простенькая мебель. Однако он был удивлен, заметив,что и комод, и шкаф был пуст. Тогда он толкнул дверь в комнату Дина.

Которая, казалось, теперь будет их комнатой. Он удивленно смотрел на большой шкаф, в котором висела вся одежда и его, и Дина, и на работающий телевизор, и на все костюмы Кастиэля, что лежали в отдельном ящике рядом с халатами, которые нужны были когда-то для учебы. На неожиданно откуда появившиеся фотографии, которые они делали так редко, что забывали о них. И хотя они стояли не в рамочках, а были рассованы, где попало – между комодом и стеной, между стеклом и окантовкой небольшого серванта, в котором стояли все диски Дина. Это было больше похоже на то, что с этого дня кое-что все же изменится.

– Дин, кто тебя покусал? – только и спросил он Дина, но вместо ответа Дин кивнул на экран телевизора, под которым стоял включенный видеомагнитофон. И Кастиэль опустился на колени перед телевизором, понимая, что это запись камеры видеонаблюдения из магазина того дня, когда он впервые увидел Дина. Все, что случилось за этот год, неожиданно обрело свои размеры, и Кастиэль осознал, насколько это давно было. Он больше не носил футболок и джинс не по размеру. Он давно привел в порядок волосы и уж тем более смирился с тем, что отца не вернуть.

Тогда он посмотрел на дату в левом верхнем углу экрана – это было ровно год назад. Получалось, что Дин вспомнил дату их знакомства, а Кастиэль нет.

– Дин, – «Скажи это еще раз… Мое имя». Дин поднял на него взгляд, который как будто бы пытался скрыть страх быть неоцененным, но все это было невозможно не оценить. Тогда Кастиэль случайно увидел на обратной стороне двери свои старые рисунки, когда у него было время рисовать. Они были тщательно прикреплены как будто в один большой коллаж с надписями «Как рисует Кастиэль» и почему-то криво нарисованной уткой с подписью «Как рисует Дин». – Я не знаю, что сказать.

– Скажи, что не уйдешь просто потому, что я решил за тебя, что делать с вещами, – прикрыв один глаз, пробормотал Дин, наигрывая страх перед ответом. Кастиэлю захотелось метнуть в него подушкой так, как и в прошлом году. Теперь он, конечно, не вел себя, как ребенок, но иногда Дин специально выводил его, и они катались по ковру, стремясь выиграть честно и нечестно. Это не всегда заканчивалось решением, кто победил.

– Спасибо, что решил именно так, – он оставил сумку на стуле, неизвестно откуда принесенном и обнял Дина, подойдя к нему слишком быстро. Кастиэль не знал, сможет ли он отстраниться, чтобы сказать хоть что-нибудь еще, потому что он в тот момент был поражен в самое сердце. Об этом он, конечно, тоже не смог бы сказать.

– Еще скажи, что мной гордишься, прямо как Сэм, – простонал шутливо Дин, обнимая Кастиэля за талию.

– Но я горжусь, – упрямо возразил Кастиэль, отстраняясь и смотря ему в глаза. – За то, кем ты стал за этот год. И за то, что я был рядом все это время, – он не дал Дину сказать хоть что-нибудь, целуя его так отчаянно, как никогда прежде.

Половина пар с нормальной ориентаций не бывает настолько счастлива, несмотря на все проблемы, как он и Дин.

========== История восьмая. «Речь о пролитом молоке». ==========

Все началось с пролитого молока. Кастиэль точно не смог вспомнить, в какой момент это произошло. То был второй год их совместной жизни, однако последние месяцы Кастиэль начинал понимать, что все изменилось. И вот теперь, бросая свою сумку на пол, Кастиэль понял, что больше так продолжаться не может.

Он позвонил Анне, не став даже объяснять. Просто нужно уйти, чтобы больше ему не досаждать. Может быть, Дин не смог ему сказать сразу о том, что он уже не может жить с Кастиэлем, потому что это его предел. Он собрал все свои вещи и оттащил обратно в свою комнату, некоторые из них сразу забрал – все, что нужно для того, чтобы где-то переночевать. Анна согласилась – повезло, что в этот майский вечер Майкл уехал на неделю на какую-то конференцию. Она не скрывала, что ей нужна помощь с ребенком, а Кастиэль не скрывал того, что он на грани срыва.

Он закрыл дверь за собой и положил ключи под коврик. Наверное, найдет.

Дорога до Анны прошла как во сне. Он не взял Импалу, как больше не нуждался вообще ни в чем от Дина. Пока было трудно осознать, что все, вот он, тот самый конец отношениям, который случается со всеми. В конце концов, он был непозволительно счастлив – без всяких забот – почти год. И вот теперь это случилось тогда, когда он меньше всего был готов. Ему казалось, что Дин звонит и говорит ему, что любит, совершенно искренне, однако теперь до него дошло все, что случилось на самом деле. И вина в этом, конечно, пролитого молока.

Анна не сразу спросила его о том, что случилось. Она заварила чай еще до его прихода и теперь просто сидела рядом в маленькой гостиной, как тогда, в комнате санитаров. Но Кастиэлю больше не восемнадцать. Он по-прежнему работает медбратом и подрабатывает в избранные дни сиделкой на смену рядом с умирающим пожилым мужчиной. Но только теперь давние проблемы жилья и заработка казались ему смешными. Что толку, если главная проблема в том, что он одинок. Глупо, но несмотря на все, в чем он винил сейчас Дина, он все равно понимал, что Винчестера никто и никогда не заменит. Не сможет. Так сложилось, что за два года, даже если Винчестер не подходил ему, Кастиэль попросту подошел к нему сам. И результат был выше всяких ожиданий. Анна уже знала об этом. Последнее время они часто разговаривали об этом.

Анна говорила о том, что Майкл стал часто уезжать. Она призналась, что он даже не соглашается остаться на ночь, хотя она давно отошла от родов и прочих неприятностей. Кастиэль не смог предложить ни единого нормального варианта относительно такого поведения.

Кастиэль рассказал о том, как это начиналось. О пропаже Дина. Сперва он не звонил во время рабочего дня, затем переставал заезжать за Кастиэлем без предупреждения, а иногда, даже если заговаривал о чем-то, тут же себя обрывал. Самое ужасное, что Кастиэль действительно верил в его счастливый взгляд. Он простил брошенные ботинки посреди коридора, потому что у Дина как будто бы появилась новая работа (по крайней мере, Кастиэль видел увеличение дохода, но о работе не добился ни слова), простил то, что иногда Дин звонил с сообщением о том, что не появиться ночью – бессистемно, но все же звонил и сообщал. Но чем дальше, тем больше. Он перестал ходить с Кастиэлем в магазин. Он не починил Импалу, когда у нее что-то полетело, и Кастиэль снова ездил на транспорте. Он иногда отказывал Кастиэлю в близости, и это выводило Кастиэля из себя – он считал, что устраивает Дина таким, какой он есть. Он помнил то время, когда считал, что простит измену. Одну, вторую, – да, но не бесконечные. Не те, что уведут Дина от него. Он мог бы позвонить Сэму и спросить, но это было бы подло, потому что, очевидно, Сэм и так обо всем знал. Кто же это мог быть, раз он так притягивал Дина? Что в Кастиэле было не так?

– Кас, я не знаю, что сказать… Но почему сегодня?

– Сегодня он пролил молоко и не вытер стол, хотя прекрасно знает, что после смены я это ненавижу делать больше всего – убирать за ним. Это все. Он забыл все, чего мы достигли за это время. Я боюсь только, что это действительно прошло бесследно, – он посмотрел на темную улицу за окном. – Я ведь даже не смогу сказать ему, почему я ушел. У меня нет доказательств того, что он изменяет, я просто это чувствую. Да и не договаривались мы, что принадлежим друг другу. Я просто считал, что это нормально. Что у всех так, не нужно об этом говорить. А получилось, что у геев те же проблемы.