Текст книги "Забери меня с собой...(СИ)"
Автор книги: Severlika
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Он звал меня, слегка встряхивая, мне казалось, что я падаю куда-то и задыхаюсь. А потом все внезапно кончилось, и я ощутил, что теплые, мягкие губы прижались к моим.
Секунду я был поражен так, что буквально одеревенел, а потом мои глаза закрылись от облегчения.
Это было похоже на освобождение от Круцио, когда не важно, что с тобой делают, лишь бы все не повторялось вновь.
Мы сидели на полу между рядами парт и котлов, Снейп держал меня крепко и как-то даже судорожно. Его глаза были близко-близко, так что я даже мог разглядеть оттенки черного в его радужке.
Он немного отстранился, поднял голову после того, как поцеловал меня, и произнес с чувством:
– Черт бы вас побрал, Поттер. И угораздило же вас влюбиться в меня именно сейчас!
Любовь…
Внезапно мне все стало понятно, а потом я осознал, насколько влип.
***
Ритуал Крови использовался в средние века, чтобы создавать крепкие браки между малознакомыми между собой людьми. В те времена родители, стремясь сохранить чистоту крови, не слишком спрашивали своих отпрысков о том, нравится им их избранник, или нет. Нужно было выживать и сохранять магию внутри семьи. Поэтому возник особый Ритуал, связывающий супругов таким образом, чтобы создать благодатную почву для любви друг другу. Он не действовал, как Амортенция, не создавал искусственного влечения. Ритуал лишь вынуждал молодых проводить все время рядом друг с другом, и если взаимные чувства так и не возникали – заклинание распадалось.
Но существовало одно условие. Если один из супругов был влюблен до проведения ритуала, то магия возводила его чувства в квадрат, многократно усиливала их до тех пор, пока другой супруг не влюблялся ответно. Если этого не происходило, то магия грозила смертельным исходом. Поэтому такое заклинание никогда не накладывали на влюбленных людей.
Все это я прочитал в книге по Кровной Магии не далее, как час назад, и до меня мгновенно дошло, что то чувство, которое зародилось из уважения и из многочасовых размышлений об этом человеке, меня и сгубило.
Магия лучше меня знала, что происходит в моем сердце и привязала меня к Снейпу еще до того, как я успел осознать свое влечение к нему, неразрывно, вплоть до моей смерти. А в том, что я умру – я не сомневался. Ведь для того, чтобы Ритуал сошел на нет, требуется ответное чувство.
– Лучше бы я стал оборотнем, – тихо проговорил я, глядя в отрешенное лицо Снейпа.
Он вздохнул и посадил меня у стены рядом с собой. Так мы и сидели: я, влюбленный на свою погибель, и он, коривший себя за то, что натворил.
Вспоминая сейчас те времена, я улыбаюсь. Как мы оба переживали! Я впервые видел Снейпа, утратившего свой неприступный вид и явно растерянного, не знающего, что делать. Но, конечно, такое состояние профессора не могло продолжаться долго.
Северус сказал, что нам ничего не остается, кроме как поведать обо всем директору. Моя отработка в его кабинете затянулась до нельзя, и уже возникали вопросы, а теперь придется находиться вместе неразрывно. Ведь мне нужен был физический контакт.
Если бы мне кто-то сказал, что меня будут излечивать прикосновения Снейпа, я бы долго смеялся. А вот теперь было вообще не до смеха.
Я долго смотрел в его лицо, а потом произнес то, что нам обоим лезло в голову, но ни он ни я не решались высказать это вслух.
– А что дальше, профессор? Ведь придет время, и ваши прикосновения перестанут мне помогать. Мне ведь … нужно будет больше?
Снейп остановил свой взгляд на моем лице, изучая его, пытаясь высмотреть в нем какую-то определенную эмоцию. Возможно, он искал там отвращение подобной перспективе, но я ничего подобного не чувствовал.
Даже если магия – она не на пустом месте. И то, что я чувствовал к этому человеку теперь, было лишь вопросом времени, многих лет, душевных метаний. А что до того, что мы оба – мужчины, так это меня вообще никогда не волновало. Любовь не спрашивает с людей такие мелочи, как принадлежность их к разным полам. «Так даже легче, – понял я, терпеливо ожидая ответа».
– Вероятно, вы правы. – Тихо, но четко и как-то обреченно…
Северус, все еще сидя у стены, потер лоб усталым жестом. Мне внезапно стало его жаль. Он ведь спасал меня в очередной раз. Кто же мог подумать, что Поттер вдруг начнет испытывать нежные чувства к Снейпу? Как такое возможно было предугадать?
– Тогда, может лучше сразу? Зачем дожидаться, когда я забьюсь в припадке посреди Большого Зала, или упаду головой в котел на вашем уроке?
Я старался шутить. У меня плохо выходило, но, наверное, Северус оценил тогда мои попытки обставить все проще.
Он несколько минут смотрел на меня со странным выражением в глазах. Мне показалось, что я видел отражение какой-то давней боли, пережитой и обдуманной, разобранной по секундам на мельчайшие частицы. Словно бы в его жизни уже была прекрасная и трагическая история, давшая толчок к нынешнему его существованию. Конечно, тогда я еще не знал, насколько тесно это все связано со мной…
Снейп обвел меня взглядом, а я терпеливо ждал. И он и я прекрасно знали, что у нас нет другого выхода. Но когда я думал о том, что этот человек вынужден будет касаться меня в определенном смысле без желания и, возможно, даже с отвращением, мне становилось горько. Должно быть, часть этой горечи отразилась на моем лице, потому что Северус неожиданно проговорил:
– Не бойся. Тебе не будет неприятно.
Он трактовал мое выражение лица в другом смысле, и я, не отрывая от него взгляда, слегка наклонился вперед. До тех пор, пока между нашими лицами не осталось чуть пространства.
– А вам?
Все правильно. У меня есть оправдание – я его люблю. А он? Я даже не знал, допустимы ли для него такие отношения?
Как выяснилось, волновался я зря.
Все прошло так, как я не мог себе и представить. Я навсегда запомнил эту ночь. Я помню её в таких деталях, что могу рассказать все по минутам, каждый жест, каждое прошептанное во тьму слово, каждый вскрик и каждый тревожный вопрос.
В жизни человека есть лишь несколько столь же значимых моментов, когда то, что осталось за твоими плечами, уходит в прошлое, а впереди – новый путь, и открывает его тебе другой человек. Можно перечесть по пальцам такие виражи судьбы, а у меня он был лишь один. Та ночь, когда я узнал такого Северуса Снейпа, каким его никто не мог даже представить.
У моего Северуса нежные руки и чуткие, пугливые пальцы. У него мягкий, успокаивающий голос и красивое, беломраморное тело, его зимнему имени под стать. У моего Северуса темный взгляд, наполненный желанием и негой, и тревогой, и ночными тенями, колеблющимися в неровном свете от пламени камина.
Полумрак выстилал комнату темным бархатом. Нас обнимала тишина, теплый воздух окутывал переплетения тел надежным защитником от холода. И только тихий мерный скрип деревянной кровати под высоким поднятым пологом был свидетелем того, что происходило этой ночью.
Мои торопливые, неумелые движения, судорожные объятия. Его почти неслышное: «Не бойся, Гарри».
Я не боялся. С ним ничего мне было не страшно. И трудно было представить себе ночи прекраснее…
На утро я проснулся рядом с Северусом и долго разглядывал его. Я перебирал в памяти ключевые моменты и мне было все равно, что это натворила магия. Даже если и так, то, что было – самое лучшее событие в моей жизни.
Черные глаза открылись медленно. Я видел, что сон покидал его неохотно. Должно быть, он тоже ощущал эту дивную истому во всем теле, когда хочется сладко потянуться, подкатиться под бок своего избранника и уснуть. Но часы беспощадно показывали шесть утра, и если мы хотели сохранить все в тайне, то мне пора было уходить.
***
Наши отношения поменялись разительно с той ночи. Своеобразно «подзарядившись», я перестал ощущать недомогания, и плохое самочувствие исчезло на целую неделю. Однако я так привык приходить в подземелья по всякому поводу, что сам не понял, когда Снейп перестал меня оттуда гнать. Кажется, он смирился с моим существованием в его жизни. И не только смирился, еще он иногда был мне рад. По-своему, по-снейповски, с ворчаниями и препираниями, но я научился различать, когда профессор сердится по-настоящему, а когда – напускно.
Я начал замечать, что меня оберегают в прямом смысле этого слова. Снейп взял за меня ответственность. Он чувствовал вину за то, что наложил это заклинание, а потом и, как он выразился однажды, растлил шестнадцатилетнего подростка. На это я широко ухмыльнулся, и пошутил, что в таком случае, он полностью в моих руках. Шутить я не умел, и мне пришлось полчаса потом извиняться за свои слова.
Постепенно совместные завтраки превратились в традицию. Каждую ночь я у Северуса не оставался, но такое случалось все чаще и чаще. Я врал друзьям, что возобновил занятия окклюменцией. Я врал Дамблдору, который вызывал меня к себе «на чай» и расспрашивал о моем самочувствии и вдруг изменившемся характере. Я готов был, как лев, охранять нашу тайну.
И да, я очертя голову, безумно, до конца своих дней был влюблен в Северуса Снейпа.
Постепенно из его жестов и прикосновений ушла скованность, постепенно они наполнились настоящей чувственностью, нежностью. Из его глаз временами уходила ночная темень, тени прошлого, обступающие его со всех сторон, расступались, когда я оказывался рядом. Мне уютно молчалось в его обществе, а он выделил для меня второе кресло и место на своем столе – я иногда притаскивал к нему в кабинет свои книги и садился читать рядом с ним.
Однажды Северус рассказал мне, что для него это время было самым спокойным, несмотря на то, что над нами по-прежнему нависал Волан-де-Морт, война стучалась в двери и темные времена были не за горами. Но в ту комнату с деревянной кроватью, теплым пуховым одеялом, темно-зеленым пологом и стрекочущим камином было не прорваться этим демонам. Северус часто называл меня тогда Огнем.
– Ты мой Огонек, Гарри, – говорил он, лаская меня и то и дело опуская голову, чтобы поцеловать мои подставленные, алые губы.
Почему именно «Огонь», я понял не сразу. Я был огнем, у которого могла отогреться его озябшая душа, и когда эта мысль пришла мне в голову впервые, я не мог вымолвить ни слова. Только смотрел на него, спящего рядом, и чувствовал, как растет и ширится в груди мощное, огромное, бессмертное, бесценное…
Воистину, это было самое искреннее и витиеватое признание, которое только могло выйти из уст Северуса Снейпа. И еще такие изречения были абсолютно ему несвойственны, а от этого становились для меня милыми, дорогими и очень трогательными.
Именно тогда я догадался, что заклинание рассеялось. Моя жизнь была вне опасности. А это значило, что ответное чувство зародилось.
И я был так счастлив этим фактом, что готов был взлететь. Снейпу понадобилось некоторое время, чтобы признаться в этом себе.
Дело было сделано, и магия здесь почти ни при чем.
***
Все, как и много лет назад, испортила Трелони.
Драко Малфой опять залез в Выручай-комнату, да еще и выдворил оттуда Сивиллу, которая прятала бутылки с хересом. И если бы я тогда не оказался рядом, я так и не узнал бы о том, кто именно донес Волан-де-Морту о пророчестве.
Имя Снейпа ударило меня почти физически. Я сполз по стене и долгое время не мог подняться на ноги. Не может этого быть! Почему именно сейчас? Почему именно он?!
Растолкав толпу младшекурсников, которые торчали у его кабинета, ожидая урока, я ворвался в аудиторию.
Снейп резанул зарвавшегося студента взглядом, но потом увидел, что это я.
– Гарри? Что случилось?
Запыхавшись, весь встрепанный, мокрый от пота, я подошел к нему и перегнулся через стол.
– Это ты? Отвечай мне, это ты подслушал пророчество Трелони много лет назад, и рассказал о нем Волан-де-Морту?
Из его лица будто ушла вся краска в одно короткое мгновение. Взгляд заледенел и потух.
– Откуда тебе известно об этом?
– Какая разница! – закричал я, – ты представляешь, что ты сделал? Ты навел на них Темного Лорда! Это ты оставил меня сиротой. Ты их убил!
Снейп дернулся так, будто я его ударил и на мгновение закрыл глаза. Я же грохнул двумя кулаками о стол так, что гулкое эхо прокатилось по кабинету, отскочив от стен, развернулся резко, и выскочил за дверь.
Это был конец наших отношений. Я был в этом абсолютно уверен. Больше я не пришел ни разу, пока был в Хогвартсе, а потом Снейп убил Дамблдора.
Для меня это был такой шок, что я погнался за ним, за своим бывшим любимым человеком через весь замок, чтобы просто выкрикнуть ему в лицо, насколько я его презираю. Любовь в моем сердце превратилась в ненависть так же быстро, как некогда прошла этот же путь в обратном направлении. Но из моей погони так ничего и не вышло, кроме позора и переполненной чаши боли в моей душе.
По дороге в Лондон, сидя в тесном купе в окружении подавленных и молчаливых друзей, я оплакивал в душе свое чувство. Нестерпимо болело что-то в груди, должно быть на том месте, где раньше был Снейп, теперь зияла открытая рана.
За те несколько дней, которые я провел в доме своих дяди и тети, Петунья решила, что я тронулся рассудком. Я никак не реагировал на её распоряжения относительно домашних дел, на её ругань и угрозы, на её расспросы – хотя на этом месте мой мозг выдал слабое удивление. Я лежал в своей комнате, а когда не лежал, то бродил кругами по соседним улицам.
Снейп появился рядом с моим домом ночью в первый день июля. Я подскочил, услышав хлопок трансгрессии и выхватил палочку. Но когда я увидел знакомую фигуру в черном одеянии на крыльце теткиного дома, на меня напал ступор.
Я бегом кинулся вниз, позабыв, что от такого грохота по лестнице могут проснуться родственники, распахнул дверь и замер на пороге.
– Войди в дом.
Снейп слегка подтолкнул меня обратно в коридор и зашел сам, притворив за собой дверь.
– Какого черта ты тут делаешь? – начал было я, но меня тут же схватили в охапку, прижали к стене и поцеловали почти грубо и яростно.
К тому времени, когда я поймал все свои разлетевшиеся, как испуганные воробьи, мысли, Северус меня уже отпустил.
– У меня мало времени. Я и так еле вырвался. Вот, возьми это – он сунул мне в руку маленький флакончик, внутри которого серебрились несколько магических нитей, – просмотри эти воспоминания и уничтожь сразу же.
Я открыл рот, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, но Снейп прижал палец к моим губам.
– Некогда, Огонек, некогда. Не верь никому, кроме своих друзей, держись Хагрида, не удивляйся грядущему нападению. Когда будешь в Норе, собери вещи сразу и убегай. Я найду тебя, когда придет время. Обещаю.
Он сделал паузу, чтобы наградить меня еще одним поцелуем и потом стремительно вышел из дома. Снаружи послышался короткий хлопок.
***
Смысл всех этих наставлений пришел ко мне много позже, когда на нас напали Пожиратели, и я сел именно к Хагриду, чтобы меня не вычислили. Когда мы с Роном и Гермионой вынуждены были сбежать со свадьбы Билла и Флер и поселиться сначала в особняке Блэков, а потом и вовсе в палатке в лесу.
Прошло много времени, которое я не могу назвать никак иначе, кроме как самым мрачным и страшным промежутком моей жизни, который был наполнен тревогами, смертельным риском, отчаянием и бесконечными загадками.
Северус действительно нашел нас, когда вывел меня своим патронусом к озеру с мечом. К этому моменту я уже видел воспоминания в Норе, (мистер Уизли приносил специально для меня Омут Памяти из министерства) и знал все, что на самом деле произошло в жизни этого человека. Почему он так поступал с самого начала.
Заметив Снейпа среди голых черных стволов деревьев, я так обрадовался, что мне даже в голову не пришло – а вдруг это и не он вовсе, а какой-нибудь Пожиратель в его обличье? Я влетел к нему в руки так рьяно, что он покачнулся.
– Тише, тише, у нас мало времени, Огонек. – прошептал Северус в мои волосы.
А руки противоречили словам, сжимая меня крепко, до боли, до слез. Я прижался к нему, спрятал свою вихрастую голову у него на груди, и он тихонько прошептал:
– Тебе не помешало бы побриться.
А потом быстро поцеловал меня.
Справа от нас хрустнула ветка. Я не успел понять, как оказался у него за плечом, а он уже выставил перед собой палочку, в полной готовности меня защищать.
– Не стреляйте! – послышался знакомый голос из темноты, – это я, Рон.
Снейп не торопился опускать палочку и велел мне проверить правда ли это мой друг, покинувший нас с Гермионой недавно. Я задал пару вопросов, один из которых касался оборотного зелья, сваренного на втором курсе, и Снейп выразительно приподнял брови.
Но лицо Рона, наблюдавшего, как я целуюсь с человеком, которого, вообще-то, должен люто ненавидеть, не поддавалось классификации. Я оставил объяснения на потом. Слишком дороги и ценны для меня были мгновения, проведенные с Северусом.
– Будь осторожен. Теперь ты знаешь все. Волан-де-Морт постарается тебя убить как можно быстрее.
Я только кивал. Я буду жить хотя бы для того, чтобы еще раз его увидеть. Черта с два безносому ублюдку удастся убить во мне жизнь, когда я так люблю Северуса теперь…
Пришлось рассказать Рону и Гермионе о нашей связи. У моего друга был такой вид, что я даже предложил ему заклинание Забвения, но он отказался.
Гермиона не была так уж удивлена.
– Я знала, Гарри, что ты с кем-то встречаешься…
– Но СНЕЙП?! Господи, друг, что, в Хогвартсе больше никого более подходящего не оказалось?! – заорал Рон на всю округу.
Я умолчал о том, что на самом деле наша связь возникла не на пустом месте, и что во всем было виновато древнее заклятие. Все-таки, я обещал Северусу не открывать эту тайну.
А потом все закрутилось со страшной скоростью.
Плен, побег из Малфой-Менора, гибель Добби, министерство, дракон и, наконец, Хогвартс.
Всю битву я боялся, что Снейпа кто-нибудь убьет. Какое-то шальное заклинание прилетит в него из-за угла, и я лишусь единственного человека, который дороже мне всего мира. Но я никак не ожидал, что Волан-де-Морт пожелает убить его лично из-за куска дерева.
По чистой случайности я оказался тогда в том сарае для лодок, и Гермиона даже попыталась меня схватить за руку, когда я рванулся вперед, чтобы не допустить гибель Снейпа.
Невесть откуда взялись мои силы, когда я со всей дури налетел на Темного Лорда и повалил его на землю. Надо мной тут же взвилась Нагайна, но Снейп, выпустив в неё несколько бесполезных проклятий, отвлек исполинскую змею на себя. В сарай вбежали Рон и Гермиона, со вскинутыми палочками, и я смертельно испугался за них, но Снейп схватил обоих и успел трансгрессировать.
Я остался с Волан-де-Мортом один на один, и то, что предсказано сбылось. Темный Лорд убил своего главного врага.
Я не забуду еще одно событие моей жизни.
Во время финальной битвы, когда я открыл тайну Бузинной палочки Волан-де-Морту, Северус стоял ровно позади меня. Рядом с ним находились Рон с Гермионой, профессор МакГонагалл, все Уизли, мои бывшие однокурсники, люди, которые защищали меня все это время.
Меня подстегивало и придавало сил осознание того, что я не одинок. А вот Волан-де-Морта предали все его сторонники, когда торопливо трансгрессировали в хаотичном порядке, увидев, что Мальчик снова выжил.
Заклятие Аввады полетело в меня зеленым росчерком. Я едва успел вскинуть собственную палочку и пустить навстречу свой Экспеллиармус.
Вспышка была такой силы, что яркие лучи взрезали полумрак угасающей ночи, и сквозь витражные окна Большого Зала полились разноцветные лучи в предрассветный туман.
Тело второго темного волшебника плашмя упало на пол без движения. А я покачнулся. От удара головой о каменный пол меня спасла чья-то подставленная ладонь. Надо мной склонился Северус. В глазах его я видел что-то сродни гордости, они сияли, и смотрели на меня так, как никогда до этого.
– Я победил. Я смог…
Он кивнул, слегка улыбаясь.
Почему-то все вокруг словно замерли, и никто не подошел к нам. Впрочем, мне не было никакого дела ни до кого, кроме моего Северуса.
В уплывающем сознании отпечатался взгляд черных глаз и едва слышное:
– Отдохни, Огонек. Теперь можно и отдохнуть…
***
Поднимаю веки. Взгляд упирается в белый потолок стерильной белой больничной палаты. Комната маленькая, вмещает в себя лишь кровать, на которой я лежу, тумбочку и небольшой столик. На тумбе стоит ваза, а в ней – цветы, белые розы, слегка увядшие по краям лепестков.
Приподнимая голову, я чувствую легкую боль в шее, будто я долго лежал в одном положении, и все мышцы затекли. Рядом со мной на стульях примостились Рон и Гермиона. Оба дремали.
Негромко кашляю, чтобы привлечь их внимание, и друзья так резко вздрагивают, будто у них над ухом раздался удар гонга.
– О Мерлин, Гарри!
Гермиона подлетает к моей кровати с радостной улыбкой и хватает меня за руку. В её глазах слезы. Рон убегает куда-то в коридор. Наверное, чтобы позвать врачей.
– Ты очнулся, хвала Всевышнему, – вздыхает Гермиона и крепко меня обнимает.
Я искренне обнимаю её в ответ.
В комнату входит Рон вместе с доктором. Целитель начинает меня осматривать. Почему-то спрашивает, хорошо ли я слышу и вижу, проводит какие-то манипуляции, водит надо мной палочкой. Мое легкое головокружение, когда я лежал, усиливается, стоило мне сесть на кровати. И еще мне очень не нравится то, что мои ноги двигаются с трудом. Что же все-таки произошло?
– Сколько времени прошло со дня Битвы? – спрашиваю я, когда врач выходит из палаты, и мы остаемся втроем.
Рон сочувственно глядит на меня некоторое время, прежде чем ответить:
– Два месяца. Сейчас уже начало августа, Гарри.
– Два месяца?..
Неужели так много? Мне кажется, что я уснул всего на несколько часов. Теперь понятно, почему мышцы плохо слушаются.
– А где Северус? – спрашиваю я, поправляя сбившееся одеяло, и поднимаю голову от установившейся тишины.
При первом взгляде на друзей мне становится понятно, что что-то случилось, и мое сердце пропускает удар.
– Что с ним? Не молчите!
Гермиона и Рон пораженно смотрят друг на друга, а потом подруга говорит осторожно:
– Так ведь, Гарри, он погиб. Разве ты не помнишь?
Секунду я не могу вымолвить ни слова. Как погиб? Когда? Я ведь помню, что остался только Волан-де-Морт, и я сразил его. Кто мог убить моего Северуса?
– Как он мог погибнуть? – одеревеневшим голосом осведомляюсь я.
В голове мгновенно мутнеет, и руки, на которые я опирался на кровати, слабеют и подгибаются.
Рон тут же бросается ко мне, но я смотрю только на девушку.
– Что случилось, Мерлина ради, Гермиона, не молчи!
Она кажется ошеломленной и испуганной, но все же произносит дрожащим голосом, и то что она говорит, заставляет меня сначала нахмуриться, а потом усомниться в её адекватности.
– Снейпа убила Нагайна в сарае для лодок. Мы же были там, Гарри, ты не можешь этого не помнить. Волан-де-Морт думал, что Бузинная палочка принадлежит ему и убил его при помощи своей змеи. Его похоронили с честью, как и всех защитников Хогвартса спустя двое суток после Битвы.
Я теряю дар речи, и, наверное, останавливается мой взгляд, потому что я не вижу ничего, кроме серой мути перед глазами.
Рон стискивает мою ладонь, силится вернуть меня обратно в реальность. Через секунду ему это удается.
– Что ты такое говоришь, Гермиона? Северус остался жив, я оттолкнул от него Волан-де-Морта…
Теперь уже у моих дорогих друзей вытягиваются лица и на них отражается такое недоумение, что они не знают, что сказать. Я напоминаю им о последних событиях, и понимаю, что они абсолютно не знают моей интерпретации Битвы. Гермиона и Рон ошеломленно молчат, а я, наконец, срываюсь в крик:
– Да что вы, смеетесь надо мной что ли? Если так, то это хреновая шутка! Где Северус, я вас спрашиваю?!
У Гермионы на глазах слезы, Рон инстинктивно привлекает её к себе и смотрит на меня огромными от ужаса глазами.
Мне срочно нужно поговорить с кем-то кроме своих друзей, чтобы мне все объяснили толком, а то я уже считаю их сумасшедшими.
Спустя некоторое время в палату входит мистер Уизли и Кингсли. У последнего на груди приколот орден Мерлина первой степени и под мантией видны регалии министра магии.
– Поздравляю, – сухо проговариваю я, кивком указывая на алую ленту, перекинутую через плечо.
Я повторяю свой вопрос ему. Самому министру. И получаю тот же ответ: погиб, похоронен с почестями.
Наконец, я начинаю злиться. И злость мою гасит только целитель, который появляется ровно в тот момент, когда я нацеливаю свою палочку на всех по очереди, кто находится в моей палате.
– Опустите палочку, мистер Поттер, – спокойно произносит он, присаживаясь на край моей постели, – во время вашей комы мы отмечали крайнюю активность вашего мозга, поэтому возможно предположить, что вам снились сны, которые обычно посещают небезнадежных больных, находящихся в клинической смерти. Я смею предположить, что те события, которые произошли в вашей жизни недавно, настолько потрясли вас, что ваше сознание нарисовало свой вариант событий, чтобы оградить вас от страданий и обеспечить легкое выздоровление. Такие «сны» чрезвычайно реалистичны, и, как правило, пациенты верят в них некоторое время, пока отходят от комы.
Я слушаю целителя не перебивая, а потом отворачивают от всех к стене. Мне необходимо время, чтобы вернуть себе способность мыслить, дышать и чувствовать что-то еще, помимо накатывающего беспощадного отчаяния.
– Оставьте меня.
***
Ветер этим утром рвет на небе белоснежные облака свирепо и рьяно, словно дикий зверь свою добычу. Упруго пружинит под стопой мягкая земля, с мелкой порослью темной летней травы, готовящейся к осени. Мой легкий шарф гриффиндорской расцветки уносится прочь, подхваченный порывом. Жаль что и мою печаль ничто не может унести так же…
Прохожу почти неслышно мимо рядов серых надгробий. Меня отпустили из больницы неделю назад, но прийти сюда я решился только сейчас.
Мне понадобилось много времени, чтобы поверить в то, что мне рассказали мои друзья. В тот, другой вариант реальности, который был на самом деле. Я до сих пор спрашиваю у них что из моих воспоминаний правда, а что – плод моего воображения.
Безошибочно нахожу одинокую могилу. Она сиротливо выглядывает из земли, и на ней нет цветов, посланий, подношений, как на других.
Северус Снейп жил одиноким и умер одиноким.
Долго смотрю на надпись на сером камне, а потом опускаюсь на колени, и горячие слезы бегут по моим щекам.
Что мне делать? Как справиться с этой всепоглощающей болью, которая съедает меня изнутри заживо. Все мои сны полны ярких видений из моей «той» жизни, и я охотно бы снова впал в кому, только бы быть рядом с тобой. Мне все равно, что все это лишь грезы. Мои чувства – они настоящие. Мои глупые, никому ненужные чувства, к человеку, который никогда их не знал…
Провожу пальцами по выбитым буквам твоего имени, и закрываю глаза.
– Забери и меня с собою, Северус…
Будет когда-нибудь легче?
В моем воображении возникают ночные глаза, смотрящие ласково. Он глядел на меня так редко, и какими ценными были эти мгновения!
Снейп оборачивается, уголки его губ чуть приподнимаются в намеке на улыбку, а мантия колышется от рьяного ветра:
– Все пройдет, Огонечек. У тебя все будет хорошо.
Открываю глаза, и видение исчезает.
– Если ты мне обещаешь, – произношу тихо, и поднимаю взгляд в небеса.
8.08.2018.
