Текст книги "Кофе с корицей (СИ)"

Автор книги: Septerra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Когда Баки появляется в дверях, и Роджерс оборачивается, у него все мысли вылетают из головы. На самом деле даже воздух становится вдруг тяжелым и вязким, застревает в горле, не желая проскальзывать в легкие и насыщать кровь кислородом. Он медленно скользит взглядом по широким плечам, груди, рельефному торсу до ремня джинсов с провокационно низкой посадкой и понимает, что на самом деле у него совершенно паршивая фантазия – ни один его сон не идет в сравнение с тем, что до сего момента было скрыто под форменной черной рубашкой официанта Джеймса Барнса.

А потом Стив замечает еще кое-что, и к отказавшим легким прибавляется остановившееся сердце. За свою службу в полиции Роджерсу не раз доводилось видеть огнестрельные и ножевые ранения, всевозможные повреждения и ожоги… То, что он видит сейчас, ему видеть не приходилось. Всю левую руку Джеймса, от кисти до плеча покрывают шрамы. Они светлыми нитями вьются по коже, оплетая мышцы каким-то странным узором. В них определенно есть закономерность, и именно это наводит на мысль, что это результат не несчастного случая, а чья-то безумная работа. Слова Ребекки обжигают сознание пониманием, и он почти упускает момент, когда улыбка на лице Джеймса сменяется настороженостью, и тут же решает: будь, что будет. К счастью, их разделяет всего несколько шагов – Стив успевает преодолеть расстояние до того, как становится поздно.

От кожи Джеймса веет теплом и терпко пахнет гелем для душа. Влажные волосы облепляют плечи, и с некоторых прядей до сих пор иногда стекают прозрачные капли. Стив заворожено следит взглядом за одной из них – как она скользит по смуглой коже, на мгновение задерживается на тонком лучистом шраме, проскальзывает ниже по груди, почти касаясь темного соска, и исчезает между кубиков пресса… Внизу живота тянет от накатывающего возбуждения, но он с трудом сглатывает и заставляет себя поднять взгляд.

– До этого момента я думал, что подарки принято разворачивать самому, – выдыхает он.

– Имей совесть, ты месяц ходил в нашу кофейню и даже не попытался познакомиться, – ухмыляется Джеймс и нетерпеливо дергает бровью. – Но я тебе кое-что оставил.

Его хочется сжать в объятиях, повалить на ковер прямо тут, заставить захлебываться стонами и кричать от наслаждения… Стив глубоко вздыхает, берет Джеймса за подбородок и заглядывает в глаза цвета расплавленного серебра:

– Уверен?

Джеймс прерывисто вздыхает. Длинные темные ресницы мелко дрожат, но голос звучит твердо:

– Как никогда, – он заметно подается ближе и быстро облизывает губы. – Ты случаем не коп или просто любишь устраивать допросы?

– А если и коп, это проблема? – улыбается его догадке Стив и медленно проводит подушечкой большого пальца по мягкой нижней губе Джеймса, чувствуя кожей горячее дыхание.

– Нет, но тогда ты должен будешь как-нибудь прихватить с работы наручники, – в голосе столько желания, что Стив перестает сдерживаться и, наконец, привлекает его к себе.

Поцелуй выходит жадным и резким – почти на грани грубости. Джеймс вновь кусается, цепляется за плечи Роджерса и хрипло стонет. Стив запускает пальцы ему в волосы и заставляет запрокинуть голову, вылизывает шею от ключицы до уха и прихватывает губами мочку с той самой рубиновой сережкой – холод и соленый привкус металла щекочут язык. Джеймс что-то невнятно выстанывает и заходится дрожью, когда дорожка поцелуев проходит по испещренному шрамами плечу. Стив поднимает голову и ловит шальной взгляд, проводит ладонями по лихорадочно вздымающейся груди, спускается по бокам до поясницы и сжимает упругую задницу. Барнс нетерпеливо вздыхает, прижимаясь теснее, – Стив бедром чувствует его возбуждение. Руки Джеймса проскальзывают ему под футболку, и Роджерс отстраняется, позволяя снять с себя мешающий предмет одежды.

– Тихо… – улыбается он, коротко целует призывно приоткрытые губы. – Пойдем в спальню.

Джеймс кивает, только вот перестать целоваться оказывается слишком сложно для обоих – в итоге в дверь они вваливаются единым клубком, но в последний момент Роджерс толкает партнера на кровать, и Джеймс падает спиной на мягкие простыни, прикусывает нижнюю губу и демонстративно выгибается. У Стива трясутся руки, когда он спешно избавляется от остатков одежды, выуживает из тумбочки тюбик смазки и презерватив, а затем, наконец, устраивается рядом. Они оба возбуждены до предела, и Барнс не выдерживает первым.

– Хочу тебя, – шепчет он, тяжело дыша и вновь облизывая покрасневшие от поцелуев губы.

– Скоро… – сбивчиво обещает Роджерс и вновь приникает губами к его телу, жадно покрывая каждый миллиметр влажными поцелуями, желая насладиться вкусом теплой кожи как можно больше, спускаясь все ниже, он обводит языком кубики пресса, плоский живот и выступающие тазовые косточки, попутно расстегивая пояс джинсов, и почти не удивляется, обнаружив, что под ними нет белья. От возбуждения темнеет в глазах, когда он обхватывает член Барнса ладонью и вслед за этим обводит языком головку, слизывая солоноватую смазку.

– Господи… Стив… – стонет Джеймс и непроизвольно дергает бедрами, когда Роджерс обхватывает его губами, берет глубоко и с усилием проходится по всей длине, не обращая внимания на легкий дискомфорт. Когда над твоей головой так отчаянно вздыхают и всхлипывают от удовольствия, все остальное кажется сущей мелочью, и он самозабвенно ласкает, целует и облизывает упругую плоть, проводя языком по выступающим венкам. Он настолько увлекается, что спохватывается только, когда Джеймс уже на грани. Прерывается, стягивая до конца мешающие джинсы, и отстраняется на мгновение, чтобы полюбоваться открывшимся зрелищем.

– Ты просто потрясающий, – искренне говорит он, и румянец на щеках Джеймса вспыхивает еще ярче, а на губах расцветает совершенно шальная улыбка; он приглашающе разводит стройные ноги, у Стива от возбуждения немеет низ живота, и он вынужден напомнить себе, что нельзя торопиться.

Он тянется за смазкой, разогревая ее в ладонях, и устраивается меж разведенных в стороны коленей. Джеймс все-таки вздрагивает, когда пальцы Роджерса в первый раз проходятся между его ягодиц.

– Если что-то пойдет не так, скажи, – просит Стив; ответом ему служит недовольный вздох и нетерпеливое движение бедрами.

Он склоняется и вновь начинает целовать живот и бедра Джеймса, отвлекая от неприятных ощущений и медленно готовя партнера. Первый палец проскальзывает легко, но на втором Барнс коротко шипит, но быстро вновь расслабляется. Когда Стив пускает в ход третий палец, Джеймс уже стонет в голос и начинает двигаться навстречу.

– Да трахни меня уже, – наконец, нетерпеливо рычит он, и Роджерс понимает, что и сам больше не в состоянии терпеть.

Он успевает только натянуть презерватив, когда Джеймс буквально обвивает его руками и ногами, притягивая к себе. Стив подхватывает его под талию и, наконец, погружается в столь желанное тело. Ему требуется вся имеющаяся сила воли и еще немного, чтобы не сорваться и сделать все медленно. Барнс широко распахивает глаза, упираясь невидящим взглядом куда-то в потолок, и они стонут в унисон.

Дальнейшее сплетается в круговерть чувств и ощущений. Обжигающих, терпких и почти невыносимых. Выдержки Стива все-таки хватает ненадолго, и вскоре он уже сильно и резко вбивается в податливое тело, но к этому моменту Джеймс уже способен только царапать его плечи, вскрикивать от особо острого удовольствия и почти непрерывно стонать. Он вновь срывается первым, сжимается и кончает, не прикасаясь к себе руками. Его надрывное и сладкое: «Стииииив…» – настигает Роджерса в момент, когда тот уже тоже балансирует на грани, и разом отправляет в совершенно ослепительный оргазм.

Первое, что видит Стив, когда к нему возвращается возможность соображать и действовать, – алый блеск на полированной грани рубиновой сережки-звездочки. Он с минуту любуется ей, а потом глубоко вздыхает и осторожно отстраняется. Джеймс подает признаки жизни недовольным ворчанием, но сам открывает глаза, только когда Стив успевает уже избавиться от презерватива и вытереть его живот краем простыни.

– Спасибо… – он моргает и потом зевает. – Покурить бы… И позвонить Бекке…

– Успеешь еще, – успокаивает его Роджерс и укладывается рядом, сдвигая Джеймса на край кровати; Барнс тут же отвоевывает территорию обратно и устраивает голову ему на плечо. Стиву остается только обнять его, и прежде чем закрыть глаза, он прижимается губами к все еще немного влажным волосам. – Это был самый потрясающий секс в моей жизни.

– В моей, кажется, тоже… – сонно откликается Джеймс, но Стив чувствует его улыбку.

========== Часть 3 ==========

Когда Стив приходит на работу, насвистывая под нос Jingle Bells и периодически пытаясь натянуть воротник джемпера на свежий засос на шее, Сэм начинает ржать как последняя гиена, о чем Роджерс ему незамедлительно сообщает. Впрочем, он не злится, а, наоборот, безмятежно улыбается, пребывая в уверенности, что ничто ему не сможет испортить настроение этим утром.

Песенка привязывается, когда он проходит мимо торгового центра по дороге на работу, а засосом, естественно, его награждает утром Джеймс, с выдержкой и точностью опытного снайпера дожидающийся, когда Стив полностью оденется, а потом выбирающий место, которое точно не спрятать под одеждой. Роджерс охает от неожиданности, а Баки лишь невинно сверкает бессовестным взглядом, а затем прижимает Роджерса к ближайшей стене и предлагает: «Ну давай, скажи, что жалеешь, что связался со мной…» – таким тоном, что Стив осознает: еще пара таких фраз, и он кончит как подросток, впервые увидевший женскую грудь. В голове взрывается ворох мыслей примерно одного содержания – позвонить на работу и сказать, что случилось землетрясение, наводнение, цунами, нашествие саранчи, торнадо… да, что угодно, но прийти он сегодня не сможет.

В итоге, правда, здравый смысл все-таки берет верх, и из дома они выходят почти без опоздания, а когда прощаются на знакомом перекрестке, Стив с мстительным удовлетворением целомудренно целует Джеймса в лоб, за счет разницы в росте игнорируя подставленные губы. Он вновь улыбается, вспоминая выражения лица Баки в этот момент, и вздрагивает, когда Уилсон хлопает в ладоши и на весь отдел восклицает:

– Нет, вы только посмотрите на нашего капитана. Кое-кому сегодня ночью точно перепало.

– Завидуй молча, – беззлобно огрызается Стив и швыряет в напарника скомканным листом бумаги.

На столе его ждет пухлая папка с приклеенным розовым стикером, на котором аккуратным почерком выведено: «Так бы и сказал, что тебя интересует это дело. Зачем было усложнять?». Завершается послание грустным смайликом, и Стиву сначала становится стыдно, а лишь потом он понимает, что это работа Шэрон, которую он вчера просил помочь с информацией по Барнсу. Он с минуту раздумывает, не просмотреть ли ее сразу, но потом решает все-таки заняться сначала насущными делами – Фьюри на него и так зуб точит, а сердить начальство себе дороже. Только разобравшись с рапортом, просмотрев результаты заказанных накануне лабораторных исследований и психологической экспертизы одного косящего под психа придурка, он вспоминает о папке и, откинувшись в кресле, заглядывает под типовую архивную корочку. Дело пестрит фотографиями не особенно приятных трупов и протоколами допросов и освидетельствований. Листов через пятнадцать Стив перестает понимать, какое это имеет отношение к его запросу и думает, что Шэрон, видимо, что-то перепутала. Он бегло просматривает отчеты коронеров и фотографии жертв – судя по всему, работа настоящего психопата. Некоторые тела изуродованы до неузнаваемости, другие – лишь частично изрезаны. Стив пробегается взглядом по схемам нанесения порезов, и вдруг в груди начинает ворочаться неприятное чувство узнавания…

Он быстро возвращается в начало и просматривает протокол следствия. Взгляд цепляется за фамилию «Шмидт». Кажется, он точно недавно где-то ее слышал, только вот где…

– Сэм? – окликает он напарника и, дождавшись, пока друг поднимет голову, спрашивает. – Я не от тебя о Шмидте слышал?

– Добро пожаловать в реальный мир, – Уилсон закатывает глаза и скрещивает руки на груди. – Чего это вдруг тебя заинтересовал этот урод?

Неприятное предчувствие становится сильнее, Стив напряженно выпрямляется, опираясь предплечьями на стол, и коротко просит:

– Расскажи.

Сэм вопросительно выгибает бровь, но, кажется, соображает, что не стоит пока вдаваться в подробности.

– Да я сам не знаю толком, – он хмыкает. – Пару лет назад объявился псих… Похитил и порезал несколько человек на смерть. Потом прокололся на каком-то парнишке. Тот оказался не просто живучим, так еще и из какой-то известной семейки, так что там полстраны вверх дном перевернули…

– Странно, что я об этом не слышал, – хмурится Стив и вновь задумчиво перелистывает папку с делом. – И чем кончилось?

– Не наш уровень, вроде ФБР работало, – отмахивается Уилсон. – Да ничем… Псих этот, Шмидт как раз, умным оказался, и дело свое делал чисто, да еще и адвоката нашел хорошего. Вот буквально позавчера его вроде как отмазали окончательно.

– Ты же сказал, что там был выживший?

– Ну да, только, если не ошибаюсь, парнишка от пережитого с катушек слетел или что-то типа того… – Сэм внезапно осекается. – Эй, Стив, с тобой все нормально?

Не в порядке. Совсем не в порядке, но Роджерс все-таки находит в себе силы неопределенно махнуть рукой. Горло сжимает болезненным спазмом, когда его взгляд падает на фото, до которого он не успел долистать раньше. Стив никогда не считал себя брезгливым – на службе случалось всякое, – но сейчас его непроизвольно начинает мутить. Он бы хотел, пожалуй, никогда этого не видеть, да только чудес не бывает. Точнее, свой лимит чудес он уже, кажется, выбрал.

– Ты его знаешь что ли? – Стив вздрагивает и только сейчас замечает, что Уилсон успел подойти и посмотреть на фото; Сэм вытягивает из папки одни из листов и зачитывает. – «Джеймс Бьюкенен Барнс»… А, ну точно ж. Золотой мальчик.

– Кто? – рассеянно поднимает на него взгляд Стив.

– Погугли, ископаемое, – фыркает Сэм. – Ты мне расскажешь, чего случилось?

– Уилсон, зайди ко мне! – раздается с другого конца голос Фьюри.

– Потом, – пользуется возможностью Роджерс и спроваживает напарника.

Ему надо собраться с мыслями. Просто необходимо. Он на несколько секунд прикрывает глаза, надавив пальцами на переносицу, и глубоко вздыхает, но скверное предчувствие не уходит. Больше всего Стив сейчас жалеет, что забыл взять у Баки номер телефона, а ему просто необходимо услышать голос Джеймса. Удостовериться, что все в порядке. Подумав, он вбивает в базу название и адрес кофейни и набирает высветившийся номер. Почему-то с каждым гудком сердце бьется все тяжелее и, когда, наконец, трубку на том конце снимают, замирает вовсе.

– Кофейня No Winter, слушаю вас, – отвечает Ребекка.

Стив до побелевших костяшек сжимает подлокотник кресла.

– Я слушаю вас, говорите, пожалуйста, – вежливо повторяет девушка.

– Бекка, это Стив, – Роджерс, наконец, справляется с внезапным приступом паники. – Можешь дать трубку Джеймсу?

Возникает пауза. Стив слышит прерывистое дыхание на другом конце провода, и уже знает, что услышит.

– Он разве не с тобой?.. – глухо отзывается Ребекка; в ее голосе звучат панические нотки.

– Нет, – Стив мысленно приказывает себе успокоиться, возможно, Баки просто решил погулять или еще что-то… – Позвони ему. Я скоро приеду.

Он швыряет трубку, вскакивает и бросается на улицу. У крыльца как раз стоит патрульная машина Бартона. Роджерс с ним в неплохих отношениях – вполне достаточных, чтобы попросить подбросить. Клинт, конечно же, возводит глаза к потолку и тяжко вздыхает, но соглашается подвезти и даже понятливо не задает вопросов. Ехать всего минут 15, но это время, кажется, Стиву вечностью. Он то и дело нервно переплетает пальцы, дергает ремень безопасности, поминутно смотрит на часы и ругается сквозь зубы, когда очередной светофор мигает красным. Кажется, что сам город против того, чтобы он добрался до места. Вскоре даже Клинт замечает его состояние и советует, пока машина стоит на очередном светофоре:

– Не знаю, чего у тебя случилось, но тебе бы не помешало успокоиться. Отвлекись на что-нибудь.

Стив смутно представляет, на что можно отвлечься в такой ситуации, а потом вспоминает брошенную вскользь рекомендацию Уилсона и достает смартфон – по уставу полиции у каждого сотрудника должен быть постоянный доступ в интернет и возможность выйти на связь. Роджерс редко пользуется этими благами цивилизации – он недолюбливает компьютеры и все современные приборы, предпочитая действовать по старинке, но во всем бывают исключения и, повозившись с минуту, он открывает поисковик и вбивает запрос: «Джеймс Бьюкенен Барнс». Через пару секунд экран обновляется, и Стиву становится не по себе. Не нужно быть гением, чтобы понять: большинство выпавших ссылок – пресса настолько желтая, что даже противно. Броские заголовки мозолят глаза: «Крах Барнсов – наследник вновь позорит семью», «Скандал недели: плейбой и самый завидный жених Америки ДжейБи Барнс предпочитает мужчин», «Как я попала в постель “золотого мальчика”», «Единственному наследнику наплевать на свою империю» и так далее и тому подобное. Стиву кажется, что его с размаху окунули в дерьмо. Отвратительно, но он заставляет себя дочитать до конца страницы, хотя так и не может поверить. Он даже надеется, что речь просто про однофамильца, однако стоит переключиться на поиск по картинкам, как сомнения рассеиваются. Это, безусловно, тот же самый Джеймс Барнс – только молодой, холеный, с равнодушно-презрительным взглядом и циничной улыбкой человека, привыкшего получать от жизни все. Стив просматривает фото и чувствует себя мазохистом. Судя по всему, Баки вел, мягко говоря, разгульный образ жизни. Пожалуй, это и объясняет, что Роджерс о нем даже не слышал – светская хроника всегда была последним, за чем он следил. Богачи и власть имущие – все те, кто считает себя выше других, кто швыряется деньгами и живет только развлечениями, Стиву они всегда были глубоко неприятны. Сам он лишь раз коснулся этого мира, во время непродолжительных отношений со Старком, и сохранил воспоминания о том, что даже лучшие люди, родившиеся с серебряной ложкой во рту, никогда не смогут понять тех, кому в жизни повезло меньше, чем им. А тот Джеймс Барнс, каким его знал интернет, явно относился к худшей породе – избалованные мальчишки, считающие себя хозяевами мира. Меньше всего Стиву хотелось бы быть одним из его трофеев. Меньше всего, он хотел бы вообще связываться с таким человеком…

Стив отводит глаза от экрана и вспоминает прошедший вечер – замерзший парень, ждущий его на улице, с такой надеждой и радостью смотрящий снизу вверх. Баки, доверчиво и решительно подаривший себя, – как такое вообще возможно?

– Приехали, – вырывает его из раздумий голос Клинта, и Стив вздрагивает. – Тебя подождать?

– Если не торопишься, – уже вылезая из машины, отвечает Роджерс.

– Покатаюсь по кварталу, – кивает Бартон и уезжает.

Маленькая кофейня выглядит, как всегда приветливо – оплетенная золотистыми огоньками витрина, аккуратная вывеска с витиеватыми серебряными буквами и уютный запах кофе, который чувствуется даже на улице. Только вот на двери висит табличка «Закрыто», несмотря на разгар дня, и это лучше всего подсказывает Стиву, что надеяться бесполезно. Он входит, и сидящая около стойки Ребекка вскакивает на ноги и бросается к нему.

– Не дозвонилась? – все-таки уточняет Роджерс.

Бекка вглядывается в его лицо и отрицательно качает головой. Стив проходит к ближайшему столику и садится. Коротко кивает на место напротив, и Ребекка тоже послушно опускается на стул, нервно теребя в пальцах длинную прядь рыжих волос. Стив на мгновение смотрит ей за спину на безмятежно подмигивающую огнями елочку на стойке. Три дня до Рождества. Проклятый праздник…

– Итак, – Стив сцепляет пальцы в замок и напоминает себе, что он полицейский; это помогает, действительно помогает, сосредоточиться и успокоиться. – Во-первых, Джеймс Бьюкенен Барнс, – он замечает, как Бекка нервно дергается. – Во-вторых, Иоганн Шмидт. В-третьих, ты сама. Я видел досье, у ДжейБи Барнса не было сестры. Да и вообще родственников, поэтому, если ты не призрак и не ангел-хранитель, то лучше тебе быть со мной откровенной.

Ребекка поджимает губы и напряженно о чем-то задумывается, а потом вздыхает и кивает:

– Твоя взяла, капитан полиции Нью-Йорка Стивен Роджерс, – приходит черед Стива вздернуть бровь. – Не удивляйся, я навела о тебе справки, как только стало понятно, что Баки к тебе не равнодушен.

– Уговорила, я передумал, – кивает капитан. – Давай начнем сразу с третьего пункта. Ребекка?

– Это не настоящее имя, как ты уже догадался, – девушка задумчиво постукивает по столу ногтем. – Кто такой Баки на самом деле, ты уже выяснил. А меня зовут Наташа. Я его опекун и в некотором роде телохранитель.

– Нянечка для избалованного богача? – хмыкает Стив; получается как-то непрофессионально обидчиво, и Наташа обжигает его взглядом.

– Не смей так говорить, – она почти шипит как разъяренная кошка. – Ты совсем не знаешь Баки. Он всегда был хорошим парнем, просто… Не всегда отдавал себе отчет в том, что делает.

– Зато журналисты хорошо в его делах разбирались, – упрямо гнет свое Роджерс, и Наташа вдруг расслабляется и, протянув руку, касается его запястья кончиками пальцев:

– Стив, он действительно очень изменился, поверь мне. Я знаю его практически с детства, мы выросли вместе. То, что он пережил…

С улицы доносятся шаги, и они оба одновременно разворачиваются к двери, руководствуясь одной надеждой на двоих, но это лишь какой-то случайный посетитель. Человек замечает табличку, разворачивается и уходит. Роджерс вновь смотрит на Наташу. Он очень хочет ей верить, всей душой хочет, но получается пока с трудом.

– Я хочу знать все, от начала до конца, – наконец, говорит он.

История, которую рассказывает Наташа, кажется более похожей на сюжет какой-то мыльной оперы или бульварного романчика. Богатая корпорация, единственный наследник-сирота, недобросовестные конкуренты. Пока достигший совершеннолетия и получивший, наконец, право распоряжаться собственным состоянием Джеймс развлекался и наслаждался жизнью, компанию расшатывали изнутри, а, когда спохватились, было уже почти поздно. А потом ДжейБи вдруг пропал – не вернулся с одной из вечеринок, хотя все были уверены, что он отправился домой. Поднялся шум, привлекли ФБР и поставили полицию на уши. А потом вдруг пришла наводка, где его искать. Источник информации не смогли обнаружить, но Джеймса успели спасти, а Иоганна Шмидта, садиста и маньяка, который угрожал его жизни, повязали. В протоколах задержания фигурировала информация о том, что Шмидт при аресте не сопротивлялся, но якобы сказал, что Барнса ему продали и что дело должно быть закончено, однако впоследствии все отрицал. Баки поместили в больницу: почти год он находился в коме. Его признали недееспособным и списали со счетов, – то, что он вообще в итоге выкарабкался, врачи сочли за чудо. Однако к этому моменту совет акционеров уже разделил компанию на части, и даже если бы Баки решил претендовать на остатки своего состояния, это было бы практически бессмысленно. В любом случае, особенно такую возможность никто и не рассматривал – Джеймс не помнил, кто он, ничего не знал о своем прошлом и том, что с ним произошло. Курс реабилитации занял еще полгода – он заново учился жить, и на это ушла большая часть назначенного ему пособия. Доктор Беннер, курирующий процесс лечения, посоветовал Наташе, – единственной, кто действительно был заинтересован в том, чтобы Джеймс поправился, – назваться его родственником – Баки был нужен кто-то родной и близкий. Так появилась Ребекка. И вместе с тем же доктором Беннером было решено потратить остатки денег, и большую часть сбережений Наташи, на обустройство и открытие кофейни – места, где Баки мог бы чувствовать себя в безопасности.

– Он действительно изменился за это время… А когда мы перебрались сюда, у него даже приступы почти прекратились, – заканчивает свой рассказ Наташа и прерывисто вздыхает.

– Приступы? – хмурится Стив.

– Остаточное явление… – пожимает плечами девушка. – Психологическая травма. Когда Баки волнуется или же вспоминает что-то, он иногда впадает в пограничное состояние, перестает воспринимать реальность. Я боялась, что это могло случиться, когда он был с тобой…

– Нет, все было хорошо, – откликается Роджерс, и его губы дергаются в подобии грустной улыбки; все было более чем хорошо, так, что лучше просто не бывает.

– Стив… – Наташа вдруг вскидывает голову, и ее взгляд становится умоляющим. – Ты нужен ему.

– Мы знакомы три дня, – напоминает Роджерс и устало трет лоб.

– На самом деле уже месяц… Он каждый день ждал твоего прихода так, будто нет и не может быть ничего важнее. Я уже и не надеялась увидеть его таким… Боже, Стив, неужели ты ничего не замечал? Два идиота… – девушка вдруг всхлипывает и зажимает себе рот рукой, сдерживая рыдания. – Господи, что же теперь делать…

Стив действительно чувствует себя идиотом – непроходимым и беспросветным. Идиотом и еще эгоистом, который не замечает того, что у него прямо под носом. Идиотом, погрязшим в серости и обыденности жизни настолько, что не заметил случившегося чуда. Упустил, не почувствовал, не сохранил. Стив не верит во вторые шансы, но в то же время – это его единственная надежда.

Когда он встает, Наташа вскидывает взгляд блестящих от слез глаз, и Стив легко треплет ее по плечу:

– Успокойся. Я найду его. Обязательно найду. Обещаю.

========== Часть 4 ==========

Стив не спит третьи сутки. У него мелко дрожат руки, а от постоянного кофе глухо стучит в висках. Наконец, от очередной чашки его просто выворачивает наизнанку, и он еле успевает добежать до туалета, а потом минут десять стоит над раковиной и пытается отдышаться. Затем выпрямляется, вытирает губы ладонью и внимательно разглядывает собственное отражение – покрасневшие воспаленные глаза, усталый взгляд, двухдневная щетина. Зрелище удручает, но максимум, который он может себе позволить, это обтереть лицо и шею ледяной водой. Он еще успеет отдохнуть, когда найдет Баки.

Стив просто не может позволить себе расслабиться. Ему постоянно кажется, что время утекает сквозь пальцы, что любая минута промедления может привести к непоправимому. Несколько раз его уже накрывало приступами паники, но пока он справляется. За эти дни он успел перевернуть вверх дном весь Нью-Йорк: наорал на Фьюри, заставив поднять по тревоге их округ и парочку соседних, надавил на все свои связи и контакты, собранные за время службы, даже позвонил Старку и, выслушав о себе порцию познавательной информации, попросил о помощи. Он почти переселился в участок – возвращаться домой после всего, что там произошло, оказалось совершенно невыносимо.

– Стив, ты бы отдохнул, – всего один раз рискует предложить Сэм, но в ответ Роджерс лишь резко дергает подбородком, даже не поднимая взгляд от очередных сводок.

Иногда приходит Наташа – приносит кофе, какую-нибудь еду и просит прощения. Первое Стив вливает в себя, не глядя, второе иногда ест, не чувствуя вкуса, на третье пока не обращает внимания. Наташа считает, что не уследила за Баки, что это ее промах. Стив полагает это своей виной – потом они еще успеют разобраться с этим вопросом. Потом.

В канун Рождества его усилия, наконец, приносят плоды. Сочельник: в участке уже никого, кроме невезучих дежурных и Наташи, которая только пришла с очередным стаканчиком кофе и ланч-боксом. Стив как раз ловит себя на мысли, что ему уже противен даже запах пищи, от которого сразу начинает мутить, когда приходит сообщение с адресом. Через минуту он уже выскакивает из участка. Наташа, сообразившая в чем дело, бежит за ним.

Машина несется по улицам, игнорируя любые знаки и светофоры. Их заносит на поворотах, и не будь Бартон таким умелым водителем, дело могло бы закончиться катастрофой. Но им везет – в первую очередь с тем, что у Клинта сегодня тоже дежурство. Вопреки всему, чем ближе они к цели, тем спокойнее становится Стив, как будто что-то нашептывает ему: в этот раз след не ложный. Он успевает по пути вызвать группу быстрого реагирования, однако на место они приезжают первыми. Роджерс знает этот бедный район – тут обожает ютиться всякая шваль, а убивают, насилуют и грабят каждый день. Такие крысиные гнезда есть в каждом городе, но именно сейчас Стива интересует один-единственный дом – обшарпанная двухэтажка, судя по темным провалам разбитых окон, хотя бы частично заброшенная. Откуда-то из подворотни доносится жалкая пародия на рождественский гимн. Стив морщится, приказывает Клинту дожидаться оперативников и идет внутрь.

Расхлябанная дверь, на удивление, открывается без скрипа. Табельный пистолет удобно лежит в ладони, и Стив быстро оглядывается, замечает лестницу вниз и спускается в подвал. Он бесшумно пересекает коридор, толкает плечом очередную дверь и вскидывает пистолет. Пусть до этого он видел Иоганна Шмидта только на фото из следственных протоколов – этого вполне достаточно, чтобы узнать.

– Отойди от него, – Стив бросает взгляд на привязанного к наклонному столу Баки и сжимает пистолет так, что пластиковая рукоять скрипит. – Немедленно!

Мужчина, стоящий по другую сторону стола, поднимает голову. У него широкое скуластое лицо, высокий лоб с залысинами и безумный взгляд.

– Не мешай, я почти закончил, – он внезапно дергает головой и скалится.

Стив замечает у него в руках небольшой нож:

– Отойди от него!

Лезвие скользит по груди Джеймса – раздается глухой болезненный стон. Роджерс дважды плавно нажимает на курок. Руки не дрожат – одна пуля попадает точно в сердце, вторая – в череп. У Стива еще хватает сил, чтобы развязать ремни, подхватить тело Баки – на пол они сползают вместе, – и нащупать пульс, а потом весь мир будто проваливается в вату. Появление ударной группы Роджерс воспринимает как в тумане. Он слышит голос Наташи, обещающей присмотреть за Баки, с трудом опознает в людях, которые забирают Джеймса из его рук, бригаду скорой помощи, потом его о чем-то спрашивают и куда-то ведут. Он не сопротивляется, когда командир оперативников Рамлоу защелкивает у него на запястьях наручники и скороговоркой зачитывает права, а в себя приходит уже только в участке и почти сразу восстанавливает в памяти произошедшее.

Около одиночки, в которой он себя обнаруживает, сидит Бартон. Стив использует свое право на звонок, чтобы связаться с больницей и узнает у дежурной, что «состояние сегодня поступившего Джеймса Барнса стабильно, и он вне опасности». Клинт забирает телефон, а потом неловко и виновато пожимает плечами: